Текст книги "Русская народно-бытовая медицина"

Автор книги: Г. Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Говоря об этих видах порчи, как о внушении, мы не можем не отметить, что чуткая и непосредственная душа народа уловила то влияние духа на дух и тот цикл явлений, который до сих пор отвергались наукой и только в самое последнее время начали укладываться в рамки «внушения» (Брайд, Шарко, Льэбо, Бернгейм)[48]48
  Не говоря об оккультизме, течении, очень распространенном во Франции и поддерживаемом такими научными представителями, как Ш. Ришэ (физиолог и психолог) и Фламмарион, уже «внушением», как точно установленной научной системой, без особенной натяжки, может быть объяснена некоторая часть далее таких явлений, которые приписываются народной верой взгляду и сглазу. В настоящее время признается особый вид внушения без сна, достигаемый посредством фиксации глаз и называемый Гиршем состоянием бодрствования с повышенной внушаемостью (Captivation). Вне всяких сомнений стоит также парализующее действие взгляда крупных змей и хищных животных на животных меньшей величины и такое же действие на животных взгляда укротителей зверей (очарование). D-r Loewenfeld. «Der Hyphotismus». Wiebaden. 1901.
  По сообщению Лафонтена, такое оцепенение может иногда кончаться даже смертельным параличом: взятая в руки жаба издыхает в несколько минут, под влиянием устремленного на нее упорного и пронизывающего взгляда. Сh Lafontaine. «L’art de magnetiser». Paris. 1886.


[Закрыть].

При этого замечательным является соответствие между указанием Шарко и его школы относительно значения личности экспериментатора при гипнотическом, внушении и той верой, которая связывается народом с порчей: снять ее может только тот же колдун, который причинил порчу, или же колдун, гораздо более сильнейший.

Без сомнения, в народном учении о порче, грубые предрассудки и суеверия должны быть отделены от того, что составляет факты верного наблюдения. С этой стороны, народные верования в порчу представляют широкое и благодарное поле для исследования со стороны земских врачей. Эти исследования представят интерес не только в бытовом отношении, но они выработают и те своеобразные методы, которые должны быть положены в основу лечения этих видов заболеваний[49]49
  Земские врачи, мало индивидуализируя, с народной точки зрения, подобного рода заболевания, применяют к ним почти исключительно лекарственную терапию. Лишь в самое последнее время начинают появляться попытки такой индивидуализации, с применением приемов лечебного внушения. «Порча, кликуши и бесноватые, как явления русской народной жизни». Д-ра мед. Н. В. Краинскаго, с предисловием академика В. М. Бехтерева. 1900 г.


[Закрыть].

Не разрешая вопроса о порче во всей полноте, его значения и ограничиваясь объективной задачей изображения воззрений народа на порчу, лишь только как на одну из болезнетворных причин, мы, с чисто бытовой точки зрения, отметим в чем, по понятиям народа, заключается специфичность той силы, при посредстве которой производится порча, или, что одно и то же, внушение. Порча есть не только сознательный акт и выражение злой воли человека, но почти всегда есть результат проявления дьявольской силы: злой человек, причиняющий порчу, есть только фактор этой последней силы. Таким образом, тому несомненному влиянию, которое, при известных условиях один человек в состоянии оказывать на другого и которое подтверждается целым рядом фактов народного наблюдения, народ придал демонологический характер, отдав этим дань тому мировоззрению во власти которого он находился и находится до настоящего времени.

Передача болезней и действие не одухотворенных причин

Помимо порчи, болезнь можно иногда получить через передачу ее кем-нибудь другим, через «подброс» и «относ». Таким образом передаются, напр., бородавки, насморк, лихорадка, собачья старость, или седун (английская болезнь). Эта передача совершается или через какие-нибудь наговоренные предметы, которые бросаются на дороге, меже и т. п., или через платье, снятое с больного и где-нибудь оставленное. Во всех этих случаях болезнь переходит на того, кто поднимет или возьмет эти предметы[50]50
  Способы, которыми передаются болезни, более подробно будут указаны в отделе «Суеверные средства лечения». В основе, этого верования, без сомнения, лежит подмеченный народом факт распространения некоторых болезней, инфекционного характера, через вещи, бывшие в соприкосновении с больным.


[Закрыть].

Вот почему поднять какую-нибудь вещь на меже или на перекрестке крестьяне всегда опасаются. Поднявший должен отнести вещь на прежнее место и там три раза плюнуть на сторону (Масальск. у. Калужск. г., Чембарск. у. Пензенск. г.). За несоблюдение необходимой осторожности в таких случаях можно жестоко поплатиться.

«– Еду я однажды, – рассказывает крестьянка С-ва, – гляжу, узелочек… Я, вестимо, бабье дело, и подняла. Поглядела: рубаха, крест, пояс, щепочка и угольки. Положила в сани, еду. На возвратном пути нагоняю старуху Мышину, прозвище ей такое, посадила ее и рассказала про находку. Старый-то человек не то, што мы, глупые, как ахнет, руками-то всплеснет, да и закричит – «неси скорей туда, где подняла: это, баба, на дурное!» Отнесла, но с той поры я не баба стала: тоска, еды лишилась, ни дети, ни двор не милы. С год мучилась, пока на человека не попала, который наговорил и снял. А другая наша сельчанка яйцо у колодца подняла и с той же поры на голоса зачала кричать, дотоль кричала, поколь на тот свет не пошла» (Карачевск. у. Орлов, г.).

В других случаях виновником болезни является сам больной: некоторые сыпи, напр., ветреница, или летучий огонь (herpes labialis) происходят от «подуму» и человек заболевает ими, глядя на больного с другой сыпью. Иногда, впрочем, сыпь привязывается и с ветру (Череповец., у. Новг. г.).

Вообще, область таинственного в деле происхождения болезней чрезвычайно велика и разнообразна.

Болезни часто могут вызывать и неодухотворенные причины и иногда они так пусты и ничтожны, что, кажется, если не та, то другая болезнь сторожит каждый шаг и каждое неосторожное действие крестьянина. Обнаруживается полная скудость разумных взглядов на причины заболеваемости и открывается широкое господство суеверий. В Новгородской г. существует у детей болезнь «щетинка», «щекотун». Причина этой болезни в высшей степени проста: если беременная женщина толкнет случайно или нарочно поросенка, то родившийся младенец заболевает щетинкой, т. е. будет плакать дни и ночи, не давая никому покоя, от раздражения щетинками, которые появляются на поверхности его тела. Интересен способ распознавания этой болезни, необходимый для целей ее лечения. Для определения, точно ли у ребенка щетинка, мать треть своею щекою о спинку дитяти, или же, взяв его на печь, «выстрекивает» молоко на спинку ребенка и начинает поглаживать ладонью. Если у ребенка точно щетинка, то сначала появляются на спине, будто бы, черные точечки, а затем и волосики.

Интересна также болезнь, известная в Орловской губ. под названием «круги». Круги – сыпи, имеющие круговидное расположение, появляются непременно и всякий раз у тех, кто переходит через каталища – места, где катались лошади, всегда обозначаемые очертаниями нескольких кругов. Чтобы не заболеть кругами, орловские крестьяне избегают переходить такие каталища или, в предупреждение заболевания, плюют три, а то и девять раз на землю.

«– Ты, стало быть, ослеп, што шел прямо на каталище? – журит один мужик другого – я думаю, можно рассмотреть. Если уж ты не рассматриваешь, где ходишь, то, когда пройдешь по каталищу, обратись назад и 9 раз плюнь, тада ничаво не будет. Лошадиное каталище еще можно вылечить у знахарки, а, помилуй Бог, ступить на собачье каталище, вот, тада, узнаешь: все тело будет в кругах, што нельзя будет ни сесть, ни лечь, а выговором собачье каталище не возьмешь: не берёт!».

Подобным же образом происходить письяк (ячмень). Причина этой болезни – собака, пёс: если человек ест что-нибудь и не даст собаке, которая глядит ему в глаза, то непременно сядет письяк (Орловск., Новгородск., Вологодск. и др. гг.). Кто съест кусок хлеба, мяса или обгложет кость, предназначенную собаке, у того под мышками появятся «сучьи сиськи»[51]51
  Воспаление подмышечных лимфатических желез (Юхновск. у. Смоленск, г.).


[Закрыть]. Если через ребячью пеленку перебежит собака, в ребенка «увяжется сушец», или собачья старость[52]52
  Рахит.


[Закрыть].

Вообще, многим непонятным, отступающим от нормы явлениям дается чисто суеверное объяснение: родится ребенок с обмотанной во круг шеи несколько раз пуповиной, значить, мать, когда была беременна, мотала нитки на святках, по вечерам; идут роды медленно и затягиваются на больший промежуток времени, чем следует, значит, она, будучи беременной, оступалась, переходила через оглобли или перешагнула через помело (Болховск. у. Орловск. г., Яранск. у. Вятск. г., Макарьевск. у. Костромск. г.).

Едва ли есть какая-либо надобность разбирать и проводить разницу между действительными причинами заболеваний деревни и теми воображаемыми, как их представляет себе народ: разница между ними так же велика, как между голой и неприглядной действительностью и самой крайней, несбыточной фантазией.

Если взять эти последние причины в том виде, как они вырисовываются народными воззрениями, и исключить три действительно болезнетворных фактора, допускаемых народом – простуду, тяжелую работу и старость, присоединив сюда и дурную кровищу, в представлении о которой видны зачатки кое-каких физиологических и рациональных понятий, то окажется, что вся остальная народная теория о причинах возникновения болезней почти сплошь обоснована на суевериях.

Сравнивая первую группу этих воззрений со второй, чисто и всецело суеверной, мы увидим, что последняя заключает в себе гораздо больше определенности, глубже исчерпывает предмет и является не только более обширной, но и более детально разработанной. Суеверные воззрения народа часто обнимают собою и касаются таких мелочей, что, будь они направлены в разумную сторону, они не свидетельствовали бы только о бесплодной пытливости ума, а делали бы большую честь народной наблюдательности.

Все эти воззрения стары, как стар народ, и ни время, ни новизна некоторых условий народной жизни не могли сделать их более разумными. Мы будем иметь потом возможность показать, что земская медицина, несмотря на краткость своего существования сравнительно с тысячелетней жизнью народа, оказала на него неоспоримое влияние, изменив взгляды на лечение, больницы, и некоторые заразные болезни, но она не повлияла на выработку народом общих разумных воззрений на здоровье, требующих для своего образования всегда и больше времени и опыта, и большей суммы и определенности тех подготовительных понятий, из которых формируются общие. Вот почему все те воззрения народа на заболеваемость, которые с известным правом можно отнести к разряду рациональных в разумных, почти так же древни, как и чисто суеверные, слишком односторонни и бедны, и обнаруживают до нельзя малую наблюдательность народа относительно всего того, что фактически касается его здоровья. Нельзя не удивляться тому обстоятельству, что лишь в виде исключений встречаются указания, свидетельствующая о сознании народом чистоты, как фактора здоровья и как хотя бы до известной степени сложившегося гигиенического понятия. Если это понятие и существует у народа, то скорее, как религиозное: известно, что наш крестьянин чистится и моется почти исключительно перед праздниками. Слишком мало также указаний, которые бы говорили о сознании и значении для здоровья неудобоваримой пищи и недоброкачественной воды и которые бы связывали появление желудочно-кишечных расстройств с этими факторами здоровья. Такого сознания почти нет, как по отношению к взрослым, так и детям, и причины непомерно высокой детской смертности великорусских губерний, как мы видели это выше, лежат именно в отсутствии такого сознания.

Желудочно-кишечные заболевания как детей, так и взрослых, крестьянин припишет чему угодно – простуде, пупу, грызи, порче и т. п., но только не свяжет их ни с пищей, ни с питьем и разве только при массовых заболеваниях, напр., при холере, когда связь употребления воды с развитием болезни становится ясной до очевидности, решит, что воду «не иначе, как отравляют», и подчас припишет эту отраву докторам.

Уже одно это нелепое убеждение, значительно распространенное, указывает, насколько далеко стоит наш народ от истинного понимания значения для здоровья вредных свойств воды: свойства эти вода может, по его понятиям, приобретать только путем намеренного внесения в нее отравы, яда.

Таким образом, у народа отсутствуют одни из самых элементарных понятий о здоровье, они не привились ни школой, ни институтом земской медицины и не выработались наблюдением.

Глава II. Знахарство

Почва знахарства в современной деревне. – Лечебные приемы знахарей. – Знахарская диагностика. – Виды знахарей-заговорщиков. – Значение заговорной терапии знахарей. – Зависимость лечебных приемов знахарей от народных воззрений на болезни. – Знахари-лекари и их специализация. – Знахари-шарлатаны. Почва знахарства в современной деревне

Века, в течение которых народ, в деле врачевания, был предоставлен самому себе, и весьма слабое развитие среди него истинных понятий о сущности заболеваний создали, настолько прочные условия для процветания знахарства, что знахарь, этот единственный врачеватель народа, почти до самого последнего времени, нередко и в настоящее время представляет из себя в деревне силу, с которой приходится считаться.

Хотя земская медицина, за время своего 35-летнего существования, нанесла знахарству тяжелый удар, но этот удар лишь пробил, а не разрушил той стены, которая, в силу вековых условий, должна отделять научную медицину от народа: 35 лет слишком небольшой срок для того, чтобы народ, в течение этого промежутка времени, мог коренным. образом изменить свой взгляд на существо и причины болезней и отрешиться от тех способов врачевания, которые он выработал в течете целого ряда веков.

Медицина – не всемогуща и в лучшем случае она могла бы функционировать и приносить свои плоды среди народа в такой же мере, как среди наших образованных и обеспеченных классов. Но самые лучшие стремления убежденных и преданных делу земских врачей всегда разбивались о трудность, а иногда и прямую невозможность, во многих случаях, применить научную медицину к практике деревенской действительности. Многие условия, среди которых приходится работать деревенскому врачу, действительно неодолимы: врач очень часто должен лечить желудочно-кишечные заболевания при полном отсутствии какой бы то ни было возможности для крестьянина соблюдать хотя бы самую элементарную диету; он должен лечить массу накожных болезней, разного рода нагноительные процессы, раны, язвы и пр., при грязи, которой покрыто тело, пропитана одежда и которой полна изба крестьянина; при той же обстановки и часто в избе, переполненной, сверх членов семьи, еще четвероногими жильцами, врач должен нередко вести борьбу с инфекционными заболеваниями, разного рода тифами, скарлатиной, дифтеритом и т. п. Громадность расстояний, с которой должен считаться врач, случайность и мимолетность появления его у крестьянина, или крестьянина у него, и невозможность постоянного наблюдения за постепенным ходом болезни деревенских пациентов увеличивают трудность положения врача. Если к этому прибавить, что крестьянин, по всему складу своих понятий о существе болезней, стоит далеко от рациональной медицины и что он, в большинстве случаев, и не придает значения для здоровья ни чистоте, ни пище, ни питью, что, в силу роковых и трудно устранимых условий, он будет, напр., пить воду из колодца, зараженную испражнениями заболевшего брюшным тифом его соседа или родственника из одной с ним семьи, – нужна совокупность благоприятных моментов и случайностей для того, чтобы, при подобных условиях, какая-либо начавшаяся эпидемия не имела распространения, какой-нибудь отдельный больной выздоровел или получил облегчение. На такой почве создается, с одной стороны, очень много условий для развития скептического отношения народа к медицине, а с другой – развивается не разумное доверие народа к врачу, а во многих случаях лишь простая вера во врача, такая же вера, какую прежде питал крестьянин к знахарю, так как оценить и понять, отчего получился успех лечения в одном случае, и отчего бесплодным осталось лечение в другом, он не в состоянии.

Выздоровел больной – и во врача создается вера, умер или не получил больной облегчения – и вера во врача пропадает.

Что же удивительного в том, если при подобных условиях наш крестьянин, по старой, протоптанной дорожки, идет нередко к своему старинному знакомому – знахарю, верить в которого он привык гораздо раньше, чем во врача?

Поэтому многие напрасно думают, что знахарство уже совсем отжило свое время, не имеет под собою почвы и, как система и профессия, не существует.

Знахарство – старое предание, но для многих мест нашего отечества оно все еще ново и ему приходится верить и теперь[53]53
  Этой веры в знахарство, судя по успехам Гачковского, барона Вревского и в последнее время Бадмаева в Петербурге, не лишена известная часть даже нашего образованного общества.


[Закрыть].

Обращение крестьянина к знахарю, с его точки зрения, во многих случаях, совершенно логично и последовательно. Раз известное заболевание произошло не по той или иной физической причине, а случилось от вмешательства нечистой силы, порчи, напуска по сердцам, глаза, слова и т. п., то и средства лечения должны соответствовать причинам заболевания и должны быть им равносильны: эта вера народа в существование каких-то таинственных сил, прекращающих болезни, есть лишь следствие его веры в такие же силы, которые производят болезни.

В основе этой веры и в существе знахарства лежит, таким образом, своего рода принцип: «similia simillibus curantur»[54]54
  Подобное излечивается подобным (лат.). (Прим. ред).


[Закрыть].

Помимо этих основных условий, существуют и некоторые другие, частичные причины, поддерживающие знахарство в народе. Говоря о них, один из сотрудников, г-н Сахаров[55]55
  Болховск. у. Орловск. г.


[Закрыть], обращает внимание на следующую сторону вопроса: «если, – говорит он, – знахари и не достигают прямой цели помочь больному, то они разными механическими действиями, употребляемыми при заговорах – поглаживаниями, постукиваниями и нашептываниями значительно успокаивают нервы больного. Известная обстановка и таинственность, запах каких-то трав, окуриванье – все это, так или иначе, действует на психическую сторону больного, и в особенности крестьянина, верующего и в силу чорта, и могущество колдуна. Достаточно больному крестьянину небольшого подъема духа, чтобы улучшение состояния болезни было приписано таинственной воле чародея. Многие деревенские знахари, начав свою профессию шарлатанством, настолько убедились в своей силе и вошли в роль, что даже под клятвой говорят, что они что-то знают. Естественно, что такая самоуверенность знахаря передается и больному. Как одно и то же лекарство, но прописанное различными докторами, способно оказать большую пользу в том случае, когда оно назначено доктором, внушающим к себе больше доверия, так и простая вода способна оказать чудеса при вере в знахаря.

Успех знахарей и бабок, – продолжает далее он, – я еще объясняю тем, что крестьяне очень любят поговорить про свою болезнь или, как они выражаются, – отвести душу». Между тем, врачи часто обрывают их на полуслове, не дав высказаться. Уходя от врача с лекарством, но в скверном настроении духа, крестьяне думают: «вот, путем и не расспросил меня, а тоже лекарство дал; должно больше, чтобы отвязаться». Если же при этом дано еще и безвкусное лекарство, тогда вера в доктора потеряна уже окончательно: «дал воды». Другое дело у знахарки. Знахарка постарается уверить его в большой пользе от ее лекарства и приведет много случаев исцеления при помощи его. От знахарки крестьянин возвращается в хорошем расположении духа, да притом и лекарство ее очень горько и имеет цвет, что, по мнению крестьян, очень важно. Это не то, что у доктора, лекарство которого и бесцветно, и безвкусно, да и порция почтенна у знахарки: по целой кружке пить приказала, а доктор только по ложке. «Вот снадобье, – говорил мне один сифилитик-крестьянин, лечившийся у знахарки, – как выпьешь – небо с овчинку покажется, так вомарёк и водит, места себе не найдешь, а доктор что? Даёт так, что ни то, ни се». Лекарство врача состояло из йодистого калия, а лекарство знахарки – из сулемы, квасцов и купороса».

Нельзя не согласиться с г. Сахаровым в том, что взаимного понимания гораздо больше между знахарем и крестьянином, чем между последним и врачом. Как бы ни был хорош врач и как бы сердечно не относился к крестьянину, он отдален от него и своим строем понятий, и всем складом жизни; он хоть и не чиновник, и не барин, все же для крестьянина чужой человек, не свой брат, как знахарь.

Заставляют крестьянина обращаться к знахарю и другие побуждения. Известно, что наш крестьянин, по натуре большой практик, очень не любит лежать в болезни, работает до последней возможности и, заболев, ищет средств вылечиться как можно скорее. Не имея даже приблизительного понятия о ходе физиологических процессов, и крепко веря, что против каждой болезни существует свое особенное лекарство, которое действует чуть ли не магически, и надо только уметь найти его, он часто идет к знахарю, в погоне за таким средством.

Г-жа С – ва[56]56
  Орловск. г. и у.


[Закрыть] сообщает об одном типичном случае, где лечение больной, получившей тяжелые ожоги, из рук врача и г-жи С., делавшей больной перевязки, перешло к знахарке. Больная стала уже поправляться и успех лечения признавался и самой больной и ее семейными, но все они были недовольны медленностью лечения и стали поговаривать, что если все тем же пользовать больную, так она, пожалуй, и через месяц не выздоровеет.

«– Есть другие средства, что скорее помогают, – заявляют они.

– Какие же это средства?

– Да мы того не знаем, а да бают, что ожог скорее проходит коли его другим чем полечить. Вон, в Салтыках есть женщина: она хошь и не очень старая, а знает всякие средства, от всяких болестей, а от ожогов человек пятнадцать уж пользовала.

– Ну, хоть она и знает всякие средства, а все не больше доктора.

– Ни, матушка! Доктора-то больше над больными валандаются. Коли их слушать, так и сама-то заморишься, за больными ходючи, да и снадобья-то их не больно способно потреблять.

«Приехав на другой день, – продолжает рассказчица, – я нашла в хате больной нестарую еще бабу с хитрым лицом; она что-то старательно терла и месила в грязной, сальной черепушке».

– Ну, что Матрёна, как себя чувствуешь?

– Слава Тебе Создателю, матушка, много легче стало.

– Теперь, сударыня, – вмешалась дочь больной, Дунька, – мы скоро и совсем вылечим мать. Вот, салтыковская бабочка пришла, берется за семь дней все раны заживить.

На все доводы, что менять лекарство, которое, очевидно, помогает, на неизвестное, не следует, мне отвечали уверенно, что бабка вылечит гораздо скорее.

– Ну, а если мать помрёт? – спрашиваю я.

– Как можно, матушка, да разве она, бабка-то, неведомо чем лечить? Ведь мы же видим, какое она снадобье делает: вот, взяла семь яиц, да сварила их круто-прекруто, вынула из них желтки да поставила их топить, а кады вытопится из них масло, всыпать в него порошок и будет этою мазью ожоги мазать.

– А порошок-то какой?

– Вестимо, целебный.

– Да из чего он сделан-то?

– Известно, из трав.

– Да из каких трав-то?

– И чего вы сумлеваетесь? – вмешивается сама лекарка: – рази я какая неизвестная? Меня все тута знают: уж не одного, этта, я вылечила, а уж коли где, обгорят, то завсегда за мной посылают. Вот, за прошлый год у нас, мальчонка обгорел, так даже до кости где пригорело, и то я его лечила, и много ему полегчало.

Я снова пыталась уговорить Дуньку не слушаться советов бабки, убеждала также Матрёну, но она качала только головой и приговаривала:

– Ох-! матушка, их воля. Что хотят, то пусть и делают, а мне, калеке, что же гуторить?

За нее стала возражать старая бабка, тётка больной, пользующаяся не только в семье, но и во всей деревне большим авторитетом. Ее маленькие глаза злобно смотрели на меня из-под надвинутого на лоб чёрного платка, скрюченные корявые руки чуть не касались моего лица, когда она жестикулировала, беззубый, шамкающий рот, ее брызгами слюны, издавал хриплые, прерывающиеся звуки.

– Чего это ты, сударыня, так на нашу лекарку-то напустилась? – заговорила она, – кажись, не зла она нам желает. Мы, ведь, не хулим ваших докторов, говорим только, что они над больными долго валандаются. Оно, конечно, господам-то хорошо по пуховикам нежиться, а нам работать надо: вот и выходить, что наша лекарка нам скорее потрафит, коли в семь дён бабу подымет».

Настоять на своем не было возможности и сотрудница предпочла удалиться.

Через пять дней Дунька приносит забытые у них ножницы.

«– Ну, что Матрена?

– Померла, сударыня, вчерась схоронили.

– Ну, вот, видишь, не говорила ли я, что бабка ее уморить?

– Ни, сударыня, да разве же бабка тут при чём?

– Как же не причем, когда мать поправляться стала да и умерла от лекарских снадобий?

– Как усеж от снадобий? От них-то у матери раны позатянуло, а потом изнутри что-то стало краснеть да утечь, да потом точно гнить, дух от всей пошел такой нехороший.

– Да это у ней от вашего лечения Антонов огонь сделался.

– Огонь, огонь, матушка, это точно, только он изнутра шёл, бабка говорит – перед кончиной всегда так-то бываит. Ну, вестимо, против всяких лихих болестей она снадобья знает, а противу часа смертного она не вольна, потому он – от Господа».

Самым интересным в рассказанном эпизоде; является то, что, в конце концов, не вышло ни малейшего недоразумения между знахаркой и домашними умершей больной, чего, наверно, не случилось бы, если бы лечение перешло, наоборот, от знахарки к врачу: такова сила обоюдного понимания.

Наконец, в известном ряде случаев крестьянин идёт к знахарю по необходимости, будучи лишен возможности получить другую, более разумную помощь. Такое безвыходное положение крестьянина всего лучше выражается пословицей: «нечего на зубы положить, так имёшь ворожить»[57]57
  Относительно того, что в исключительных, случаях обращение к знахарям и вера в них могут основываться и на некоторых действительных их знаниях, Анненков, весьма добросовестный и беспристрастный исследователь народной медицины, говорит следующее: «Сомневаться в невежестве знахарей нет никакой возможности, но нельзя также отрицать и того, что между нашими простолюдинами могли образоваться такие субъекты, которые, отличаются врожденной любознательностью, обладая должной степенью наблюдательности и имея случай соприкасаться с людьми, знающими врачебные свойства растений, могли ознакомиться с пользой их в медицине. Присоединим к этому чудесные, целебные силы многих растений и мы окончательно убедимся, что могли существовать случаи удачного врачевания, укрепившие первоначально веру в знахарей и удержавшие ее исторически впоследствии».


[Закрыть].

Лечебные приемы знахарей

Знахари, прежде всего – специалисты по части заговоров. Хотя знание заговоров на те или другие, более простые случаи жизни, довольно распространено среди народа и знанием их, особенно из лиц женского пола, обладают многие опытные и достаточно пожившие на свете люди и не носящие громкого названия знахарей, но репертуаром заговоров на все случаи жизни и уменьем разобраться в применении их к более сложным заболеваниям владеют только настоящие знахари и знахарки, бабы-угадки, лечейки, ведуньи, шептухи и ворожеи.

Замечателен остаток седой старины в некоторых местах Новгородской г., где лекарство называется «вешти, вешетинье», а само слово лечиться заменяется словом ворожиться: «уж чем, чем не ворожился, – жалуется заболевший мужик, – а Господь не прощает грехов, не дает здоровья».

Контингент профессиональных знахарей составляется большею частью из ловких бобылей и бобылок, которые занимаются этим ремеслом иногда из нужды, имея в некоторых случаях хороший заработок и получая вознаграждение деньгами или натурой, иногда же делаются такими по своего рода признанно. Это – почти всегда люди почтенного возраста: ведь старость, своею опытностью, всегда внушает больше доверия. Редко знахарь обладает заговорами от всех болезней, большею же частью знахарем избирается какая-нибудь одна заговорная специальность, благодаря которой он особенно становится известным в округе – одни превосходно заговаривают зубы и головную боль, другие – кровь, третьи – от укуса змеи и пр.

Наиболее частым и необходимейшим элементом при всех заговорах и знахарских манипуляциях является вода. Будучи наговорена, она получает чудодейственную силу и способность снимать всякую болезнь. Для того – следует ее дать внутрь, а снаружи вспрыснуть, «умыть» больного – операция, которая совершается особыми специалистками этого дела, «умывальницами», и до сих пор еще имеющимися почти в каждой деревне. Лечебное значение такой воды еще более увеличивается, если «спустить» ее с креста или иконы, иначе говоря, облить их этой водой и собрать потом в подставленную чашку. Можно, впрочем, сообщить воде целебную силу и другими способами. Для этого следует «пропустить» воду через дверную скобу и, кстати, самое умывание больного произвести в таком случае на пороги избы (Масальск. у. Калужск. г., Судогод. у. Владим. г., Чембарск. у. Пензенской г.). Необыкновенные свойства воде можно сообщить также, опустив в нее комок глины, камешек или кремень, иногда самый обыкновенный, а иногда принесенный с Афона или Гроба Господня. Но всего лучше действует та наговорная вода, в которой была окунута «громовая стрела»[58]58
  Сплавленный ударом молнии песок (Даль).


[Закрыть], одна из тех таинственных стрел, которыми стреляет с неба в чертей Бог, во время грозы (Зубцовский у. Тверск. г.). Хотя в отдельных местностях такие стрелы понимаются различно, но в знахарской заговорной гидротерапии они ценятся вполне одинаково. Там, где это – простые лучинки с дерева, в которое ударила молния, для умывания больного их берется 9 штук. Знахарка зажигает такие «стрелы» и, набрав в рот воды, брыжжет через них на больного с такой силой, что лучинки тушатся (Зарайск. у. Рязанск. г.).

В виду редкости таких предметов, всего чаще заменяюсь их простые угольки из печи. Стоит только уголек, с наговором, опустить в стакан с водой – это уже будет вода с совсем другими свойствами[59]59
  Вероятно, вера в целебные свойства углей явилась результатом веры в целебные свойства огня, распространенной среди всех первобытных народов.


[Закрыть]. Вот как «спускает с уголька» воду орловская знахарка. А – на. Придя в дом больного полечить от глазу, она стелет на столь скатерть, ставить чашку с водою и кладет три уголька, а у икон зажигает чисто-четверговую свечу[60]60
  Свеча, с которой стоят в церкви, на Страстной неделе, во время чтения 12 евангелий.


[Закрыть]. Сделав эти приготовления и прочитав заговор, знахарка берет в руку один уголек, другою обмывает его в воде, потом то же делает со вторым в с третьим угольком и этой водой поит больного.

Несколько других приемов с углями придерживается саратовская знахарка П – ва. Всякий, кто тянется, зевает и чувствует себя изломанным, идет к ней лечиться от глазу. Знахарка нажжет в печке углей, зачерпнет ковш непитой воды и, читая заговор, кидает в него приготовленные угли. Если они потонуть, то она говорить, что больному «подбилось с глазу». Водой этой П – ва умывает больного, а оставшуюся воду, с угольями выливает под пятку двери (д. Осиповка, Балашовскаго у.).

Иногда для увеличения силы действия, к уголькам присоединяется хлеб, соль и др. предметы. При посредстве такого комбинированного способа производится (в Нижнеломовском и Керенском уу. Пензен. г.) умывальницами «смывание глаза». Старуха-знахарка берет небольшую чашку, наполняет водою и сыплет в нее несколько соли. Затем, перекрестившись, подходить к печке, берет из гарнушки горячий уголь, опускает его в воду и начинает, смотря в печку, что-то нашептывать. При этом сама, подергивая плечами и раскачиваясь, сильно и часто зевает, отплевывается в стороны и приговаривает: «тьфу, тьфу, пропасть, Ишь ты, окаянный, ишь ты, негодный, ну, и глаз! на-ко, кормилец, выпей, да перекрестись, перекрестись прежде», – наставляет она больного. Затем, дав три глотка воды, умывальница опрыскивает ему голову, лицо и шею, руки и ноги, спину и грудь: «ну, теперь усни, голубчик, постой, я тебя одну, вот так, покрепче», – говорит старуха, укутывая больного с головой.

Несколько иначе снимается специалистками этого дела «переполох» (испуг). Знахарка берет лучину, щепает спичек, зажигает их и опускает в чашку с водой. Потом идет к тому месту, где, по предположениям, случился переполох, и там говорит: «двенадцать недугов, двенадцать переполохов, денные, полуденные, ношные, полунощные, во имя Отца, и Сына, и св. Духа, аминь». Воду дает больному выпить.

При «криксе» ворожея берет блюдо с водой, шейный крест, два угля и, держа на руках ребенка, нашептывает воду и молится, ломая угли и опуская их на блюдо с водой. После этого погружает туда крестик и этой водой спрыскивает ребенка (Инсарск., Городищ, и Чембарск. уу. Пензенск. г.).

Довольно своеобразный прием применяется знахарями при лечении от «обурочения» (Никольский у. Вологодск. г.). Секрет здесь заключается в том, чтобы получить воду, черпая ее, бураком, не против, а вниз по течению реки. Зачерпнув и придерживая края бурака руками, знахарь наклоняется над ним и читает молитву. Наговоренной водой поит и умывает больного, спускает «капелек десяток за пазуху, на сердце», а затем велит немного соснуть.

Другим общим приемом знахарской терапии является «прикалывание» больного. Оно применяется значительно реже, чем умывание и совершается при помощи каких-нибудь остроконечных предметов – иголки, гвоздя, лучинки и т. п., а иногда шейного креста. Подобно тому, как при первом способе производится «смывание» болезни, здесь, при посредстве уколов больного места, достигается ее изгнание.