Текст книги "Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад"

Автор книги: Фридрих Клингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

4

Они ехали по большой дороге и, не доезжая нескольких сот шагов до города, увидели виселицу, на которой был повешен стройный, красивый юноша. Фауст поднял глаза. Свежий вечерний ветерок слегка покачивал труп и развевал светлые волосы, падавшие на лицо мертвеца. Фауст хорошо разглядел красоту юноши, залился слезами и воскликнул с дрожью в голосе:

– Бедный юноша, во цвете лет ты повешен на этой проклятой перекладине! Что же ты совершил, если человеческий суд вынес тебе, совсем еще мальчику, такой жестокий приговор?

Д ь я в о л (серьезно и торжественно): Фауст, это дело твоих рук.

Ф а у с т: Моих рук?

Д ь я в о л: Да, твоих. Посмотри на него внимательнее – это твой старший сын!

Фауст взглянул на мертвеца, узнал в нем своего сына и рухнул наземь.

Д ь я в о л: Ты уже обессилел? Этак ты быстро лишишь и меня плодов моего труда, ибо эти плоды заключаются лишь в твоем горе. Рыдай, вой, близится час, когда я сорву пелену с твоих глаз! Слушай! Одним дыханием я смету тот запутанный лабиринт, из которого ты не находил выхода, освещу пути нравственного мира и покажу тебе, сколь противоестественны твои попытки обойти их. От меня, дьявола, ты узнаешь, что червь, подобный тебе, не вправе подвергать своему суду зло и мстить за него, мешая тем самым вращению колес огромного, точно работающего механизма. Я покажу тебе, какие это приносит плоды. Постепенно я перечислю их все, чтобы тяжесть каждого твоего греха, каждого твоего безумного поступка камнем легла на твою душу. Помнишь юношу, которого я должен был по твоему требованию вытащить из воды в день вашего отъезда из Майнца? Тогда я предупреждал тебя, но ты захотел следовать велению сердца. Узнай же теперь, что из этого получилось! Если бы ты дал тому злодею утонуть, твой сын не кончил бы свою жизнь на Этом позорном столбе. Человек, ради которого ты дерзко нарушил законы судьбы, вскоре после твоего отъезда сблизился с твоей молодой женой, которую ты покинул. Его пленили не столько ее молодость и красота, сколько щедро оставленное нами золото. Он легко завоевал сердце покинутой, быстро сумел покорить ее, и она отдала ему все, что имела. Твой отец не хотел примириться с новыми порядками в доме, и молодой человек бил и истязал старика до тех пор, пока тот не нашел убежище в доме для престарелых бедняков. Там он на днях умер от горя, которое ты причинил ему и всей семье. После его смерти твой сын набросился на этого молодого человека с упреками. Тогда тот и его выгнал из дому. Стыдясь просить милостыню, юноша скитался в лесах, долго боролся с муками голода и наконец, чтобы хоть немного утолить их, решился украсть несколько грошей с тарелки для пожертвований в одной из церквей этого города. Но сделал он это так неловко, что его поймали. Премудрый магистр, снисходя к молодости преступника, приговорил его только к повешению, хотя твой сын со слезами на глазах уверял своих судей, что уже четыре дня ничего, кроме травы, не ел. Твоя дочь живет во Франкфурте и добывает себе пропитание, продавая свою юность и красоту всякому, кто согласен платить. Твой второй сын служит у прелата, который проделывает с юношами то же самое, что недавно папа хотел проделать со мной и за что он назначил столь низкую плату в тарифе грехов. Молодой человек, которого я спас, отнял у твоей жены все, что у нее было. Твой друг, спасенный нами от нищеты, отказал твоему старому отцу в помощи и прогнал твоих детей, когда они прибежали к нему, умоляя дать им хлеба. Теперь я покажу тебе твою семью, чтобы ты своими глазами увидел, во что она превратилась по твоей вине, а потом я приведу тебя сюда обратно и рассчитаюсь с тобой. Ты умрешь смертью, какая еще не была уделом ни одного из сынов земли. Я буду терзать твою трепещущую душу, пока ты не превратишься в окаменевшее олицетворение отчаяния.

5

Дьявол схватил рыдающего Фауста, полетел с ним в Майнц и показал ему его жену и двоих младших детей, которые в лохмотьях сидели у ворот францисканского монастыря, надеясь получить омерзительные объедки монашеского ужина. Когда женщина увидела Фауста, она крикнула, обращаясь к детям:

– Боже мой! Фауст! Ваш отец!

Затем она закрыла глаза руками и лишилась чувств. Дети подбежали к отцу и, прося с плачем хлеба, вцепились в него.

Ф а у с т: Дьявол, распоряжайся моей судьбой! Пусть она будет ужаснее всего, что может выдержать человеческое сердце, но дай что-нибудь этим несчастным, спаси их от позора и голода!

Д ь я в о л: Я расхитил для тебя все сокровища земли, а ты растратил их на наслаждения, не думая об этих несчастных. Убедись теперь в своем безумии. Вот что ты наделал! Их судьба – тоже дело твоих рук, и твое голодное, нищее и жалкое потомство будет из поколения в поколение передавать посеянное тобою горе. Ты произвел на свет детей, – почему же ты не захотел быть им отцом? Почему ты искал счастья там, где еще ни один смертный его не нашел? Взгляни на них еще раз и следуй за мной. В аду ты когда-нибудь увидишь их вновь. Там они будут проклинать тебя за наследство, которым они обязаны только тебе одному.

Он оторвал Фауста от плачущих. Жена хотела обнять колени Фауста и молить его о милосердии, и Фауст уже склонился к несчастной, но дьявол в эту минуту схватил его и снова поставил перед виселицей в Вормсе.

6

Черная ночь спустилась на землю. Фауст стоял, объятый ужасом, и смотрел на своего несчастного сына. Безумие жгло его мозг, и он воскликнул голосом, в котором звучала мука отчаяния:

– Дьявол, позволь мне похоронить этого несчастного, а потом лиши меня жизни, и я спущусь в ад, где уже не увижу ни одного человека во плоти! Я узнал людей, они противны мне, мне противна их судьба, противны весь мир и самая жизнь. Доброе деяние навлекло на мою голову несказанное горе. Надеюсь, что хоть дурные дела приносят кому-нибудь счастье. Так оно и должно быть в этом безумном, непонятном хаосе земли! Прочь отсюда! Я хочу стать жителем преисподней. Я устал от света, в сравнении с которым адский мрак, быть может, ясен, как день.

Д ь я в о л: Не спеши, Фауст! Я сказал тебе, что когда-нибудь ты сам захочешь расторгнуть наш союз, и вот настал миг, когда ты это сделал. Настал долгожданный час мщения! Я отнимаю у тебя волшебный жезл и обвожу вокруг тебя тесный круг, который скует тебя. Стоя в нем, ты будешь слушать меня, рыдая и трепеща. Я извлеку из тьмы все ужасные последствия твоих деяний, и ты будешь медленно умирать от отчаяния. О, я ликую – я победил тебя!

Глупец! Ты говоришь, что узнал человека? Где? Как и когда? Задумывался ли ты хоть раз над его природой? Изучал ты ее, пытался установить, какие чужеродные свойства человек прибавил к своей сущности, что он в ней нарушил, что испортил? Уяснил ли ты себе, что исходит из человеческого сердца и что идет от исковерканного воображения? Сравнивал ли ты потребности и пороки, исходящие из природы человека, с теми, которые его злая воля привила ему искусственно? Наблюдал ли ты человека в его естественном состоянии, когда на каждом непритворном его движении лежит отпечаток его внутреннего состояния? Ты принял маску, которую человек надевает^{105} на себя в обществе, за естественные черты лица, и ты познал лишь того человека, которого испортило воображение и которому вы поклоняетесь как идолу. Ты познал человека, обреченного на гибель его общественным положением, званием, богатством, властью и знаниями. Ты хотел доказать мне, как высоко стоит нравственное достоинство человека, и для этого таскал меня по широкой дороге порока. Ты повел меня ко дворам всевластных душегубов: трусливого тирана во Франции, узурпатора в Англии! Почему проходили мы мимо дворов добрых и справедливых государей – отцов своих народов? Неужели я, дьявол, которого ты хотел учить, должен был тебе их показывать? Тебя привлекал властный зов сильных мира сего, тебя влекла широкая арена деятельности, тебя одолевали гордость и сластолюбие, и поэтому ты видел только этих извергов и их клевретов, распутных женщин и попов, которые превращают религию в орудие властолюбия и корысти! Удостоил ли ты хоть одним взглядом тех, кто стонет под тяжким игом жизни, терпеливо несет ее бремя и утешает себя надеждой на будущее? Искал ли ты добродетельного друга людей, благородного мудреца, деятельного и честного отца семейства в их одиноких жилищах? Сделал ли ты хоть одну серьезную попытку найти настоящего человека? Но где тебе, самому испорченному, найти неиспорченного, – ты уже не способен заметить его! Гордо прошел ты мимо хижины скромного бедняка, который не знает даже названий ваших противоестественных пороков, который в поте лица зарабатывает свой хлеб, любовно деля его с женой и детьми, и на смертном одре радуется, что честно прошел свой тяжкий жизненный путь. Если бы ты постучался в эту хижину, ты, правда, не нашел бы там своего пошлого идеала утонченной доблести и героизма, порожденного вашими пороками и гордыней, но ты увидел бы там человека, который своим тихим смирением и мужественным самоотречением, незаметно для других, проявляет больше душевной силы и добродетели, чем любой из ваших героев, прославивших себя в кровавой битве или в двуличном правительстве. Не будь этих героев, не будь у вас попов и философов, Фауст, поверь, врата ада быстро закрылись бы. Разве ты можешь сказать, что знаешь человека, когда ты искал его только на ристалище пороков и наслаждений? А знаешь ли ты самого себя? Дай мне глубже проникнуть в твою душу, подобно буре я раздую жар, пылающий у тебя в груди. Если бы у меня была тысяча человеческих языков, если бы я продержал тебя в этом магическом круге много лет, то и тогда у меня не хватило бы времени рассказать тебе о всех последствиях твоих дел и дерзаний. Нить несчастий, сплетенная твоей рукой, протянется сквозь столетия, и будущие поколения когда-нибудь проклянут самое свое существование за то, что ты в часы безумия удовлетворял свои прихоти и брал на себя роль судьи и мстителя. Смотри, дерзкий, какое значение приобретают ваши поступки, которые вам, слепцам, кажутся столь незначительными. Кто из вас может сказать: «Время сотрет следы моего существования»? Знаешь ли ты, что такое время и существование, что значат эти слова? Разве капля, падающая в океан, не увеличивает количества воды в нем? И ты, не знающий, где начало, середина и конец, схватил своей отважной рукой цепь судьбы и пытался разгрызть ее звенья, зная, что их ковала Вечность! Теперь я срываю с твоих глаз завесу и наполняю твой мозг отчаянием!

Фауст закрыл глаза руками, – червь безумного страдания грыз его сердце.

Д ь я в о л: Узнай же итог своей жизни, пожни то, что посеял! Вспомни при этом, что я не исполнил ни одного из твоих преступных поручений, не предупредив тебя о последствиях. Вынужденный тобою, я как будто нарушил законы судеб, а на самом деле я, дьявол, стою здесь перед тобою, ни в чем не повинный, ибо все это были деяния, которых требовало твое собственное сердце.

Помнишь ли ты монахиню Клару? Помнишь сладострастную ночь, проведенную в ее келье? Конечно, помнишь, ибо она доставила тебе слишком большое наслаждение, чтобы ты мог ее забыть. Так узнай же, что было дальше! Вскоре после нашего отъезда умер архиепископ, ее друг и покровитель. Клара родила ребенка и вызвала этим к себе всеобщее отвращение. Вместе с новорожденным она была брошена в тюрьму и обречена на голодную смерть. В отчаянии Клара бросилась на ребенка, твоей и своей кровью утолила голод и продлила свои ужасные муки настолько, насколько ей хватило этой противоестественной пищи. Чем провинилась Клара, которая даже не понимала своего преступления, которая даже не знала виновника своего позора и своей ужасной смерти? Подумай о последствиях одной-единственной минуты сладострастия, – думай и трепещи! Разве не ты способствовал изуверству, осудившему ее? Разве ад должен отвечать за преступление, которое совершил ты? Они умертвили твой плод, считая его порождением сатаны, и своим поступком ты надолго извратил понятия этого народа. Ты стонешь? Погоди! Я покажу тебе еще большие ужасы.

Правда, с князем-епископом тебе больше повезло. Он велел похоронить Ганса Рупрехта и щедро одарил его семью. В результате моего волшебного представления он потерял весь свой жир и стал одним из самых добрых и снисходительных государей. Но, установив свои новые порядки, он до того распустил подданных, что они быстро превратились в толпу мошенников, пьяниц и лентяев, разбойников и беспутных гуляк. Чтобы снова сделать из них достойных людей, теперешнему епископу пришлось стать их палачом, разрушить и предать казни сотни семей, дабы остальные, устрашенные этим примером, вновь подчинились гражданским порядкам. Целая троица пьяниц и чревоугодников не заставила бы этот народ так страдать, как он страдает теперь под властью тех лиц, которым новый государь в силу необходимости должен был вручить меч правосудия и отмщения.

Доктор Робертус, известный поборник свободы, человек, близкий тебе по духу, с самой юности был уже врагом министра, которого он ненавидел за его незаурядные способности. Источником независимости суждений доктора Робертуса были зависть и ревность; если бы министр придерживался иных взглядов и ратовал бы за свободу, то Робертус охотно стал бы сторонником самого непримиримого деспотизма, ибо его жестокое и дикое сердце только для того и было создано. На самом деле честным человеком был министр, Робертус был чудовищем, готовым испепелить весь мир, лишь бы только насытить свое безмерное честолюбие, что ему отчасти и удалось. Выполняя твое повеление, я был вынужден спасти его и снабдить большой суммой денег. Так узнай же, на что он потратил эти деньги, и радуйся последствиям своего поступка. Он использовал предоставленную ему свободу и тот безумный восторг, который вызвало в умах народа его исчезновение, и поднял с помощью твоего золота ужасное восстание. Он вооружил крестьян, которые стали убивать дворян и принялись опустошать всю страну. Благородный министр пал жертвой его мести. Робертус, твой поборник свободы, затеял эту злосчастную крестьянскую войну, которая постепенно распространится по всей Германии и опустошит ее. Всюду кровопролития, убийства, грабежи и святотатство, а твой благородный герой стоит во главе безумной толпы, грозящей превратить Германию в кладбище. Вырвав этого безумца из рук правосудия, ты поистине преуспел в уничтожении ненавистных нам людей; сам сатана не придумал бы лучшего средства. Пожинай плоды посеянного тобой горя!

Вернемся теперь к тому двору немецкого государя, где ты был так скор и смел в отмщении за поруганную добродетель и попранную справедливость. Этот государь и его любимец были лицемерами, но их действия способствовали счастью народа, потому что у обоих хватало ума понять, что довольство подданных выгодно для правителей. Зачем жаждущему знать, что источник, чистая вода которого утоляет его жажду, берет свое начало в горных недрах, пропитанных ядом? С него достаточно того, что он без вреда для себя может охладить жар своего тела. Тебе этот лицемер не понравился, потому что не соответствовал твоим высоким требованиям, которые ты по вполне понятным соображениям хотел навязать и мне. И, следуя твоему приказанию, я был вынужден уничтожить его своим появлением. На престол вступил его несовершеннолетний сын. Опекуны малолетнего государя принялись угнетать и притеснять народ, который был некогда счастлив под властью лицемера. Они развратили сердце и ум будущего правителя и всячески способствовали тому, чтобы он истощил свое тело распутством. Теперь, став уже взрослым, он остался игрушкой в их руках, а они продолжают деспотически властвовать над ним и над народом. Если бы ты не заставил меня убить отца, он воспитал бы сына согласно своим принципам, развивал бы его способности и сделал бы из него человека, достойного стать во главе народа. Многие тысячи людей, которые стонут теперь под игом трусливого, коварного сластолюбца и в горе которых повинен ты, были бы самыми счастливыми подданными в Германии. На радость аду, ты, отомстив одному-единственному человеку, обездолил целый народ. Пусть же падут на твою голову плоды твоего деяния, их слезы, их отчаяние и кровавые последствия их будущего возмущения! Гордись своим строгим судом!

Безумец, по твоему велению я должен был сжечь замок жестокого графа вместе со всеми, кто в нем находился, вместе с его женой и грудным младенцем. А чем провинились эти несчастные? Для меня это был миг блаженства! Ты виноват в том, что на груди матери младенец превратился в пепел. Ты виноват в том, что граф напал на владельца соседнего замка, подозревая его в поджоге, и предал огню его владения, а его самого убил. Междоусобица, вызванная моим вмешательством, бушует в той части Германии и поныне. Уже тысячи людей погибли от меча взаимной мести, и борьба не прекратится до тех пор, пока обе стороны не обессилят и не уничтожат друг друга окончательно. Это сделал ты, червь, валявшийся на ложе сладострастия, прибегнувший к помощи ада, чтобы утолить свои чувственные желания, ты, мститель за попранную справедливость. Стенай, вой! Я извлеку из мрака еще немало ужасов!

Дочь скупца во Франции, которую ты обесчестил и в груди которой ты зажег тем самым жажду греха, вскоре после того стала любовницей короля. Она обрела над ним полную власть и, для того чтобы он не мешал ей забавляться с новым любовником, заставила его предпринять безумный поход на Италию. Этим она навлекла на свою страну такие бедствия, что будущие правительства долго не смогут с ними справиться. Цвет французского народа, юноши, герои Франции гниют в итальянской земле, а король позорно вернулся с пустыми руками.

Что бы ты ни делал, ты всюду сеял семя несчастья, и оно будет расти и плодиться во веки веков.

Надеюсь, теперь тебе будут понятны слова, которые я произнес, когда разрушал дом, где работали анатомы. Я сказал тебе, что подобно тому, как они режут живое человеческое тело, чтобы насильственно проникнуть в сокровенные тайны природы, ты, пользуясь подвластной мне силой разрушения, безумствуешь в мире нравственном. Тогда ты не обратил внимания на мои слова. Так вдумайся в них теперь. Эти люди заслужили смерть под развалинами своего застенка, но за что же погибли ни в чем не повинные жители нижнего этажа? Ведь они даже не подозревали об ужасах, которые творились над их головами! Почему же они-то должны были погибнуть? Почему эта добрая, счастливая семья должна была стать жертвой твоей поспешной мести? Судья и мститель, об этом ты не подумал! Так подумай теперь обо всех последствиях своего безумия, окинь их мысленным взором и пади ниц перед ужасом увиденного. Не говорил ли я тебе, что человек более скор в своих суждениях и в отмщении, чем дьявол в свершении зла?

По твоему желанию я отравил ядом сладострастия сердце небесной Ангелики, которая была украшением человечества и всего земного мира. В диком опьянении ты насладился ею, а несчастная даже не знала, что с нею произошло. Трепещи, сейчас ты узнаешь последствия. Эта Ангелика… Я, дьявол, радующийся греху и разрушению, готов сочувствовать ей, когда подумаю об ее смерти. Она бежала из страны, и стыд заставил ее скрыть от всех состояние, в котором она оказалась по твоей вине. В страшных муках, одна, без всякой помощи, она родила ребенка. Он вышел из лона обессиленной женщины и умер, как только попал на этот свет. Ее же, несчастную жертву твоей минутной страсти, бросили в тюрьму и казнили, как детоубийцу. Если бы ты видел Ангелику в последнюю минуту ее жизни, если бы ты видел, как ее чистая кровь обагрила белое одеяние…

Фауст открыл неподвижные глаза и взглянул на небо.

Д ь я в о л: Оно не слышит тебя! Гордись мыслью, что ты пережил мгновение, в сравнении с которым все преступления дьяволов показались бы ничтожными, если бы приговор над ними не был уже произнесен! Отзвуки его еще слышны в мрачных просторах вечности. Я говорю о том мгновении, когда ты попытался заставить меня снять завесу, скрывающую от вас предвечного.

Ангел, который ведет список ваших грехов, задрожал на своем лучезарном седалище и, отвратив лицо, вычеркнул имя твое из Книги Жизни.

Ф а у с т (вскочив): Да будешь ты проклят! Пусть буду проклят и я! Будь проклят час моего рождения и тот, кто родил меня, будь проклята грудь, которая меня кормила!

Д ь я в о л: О, радостное мгновение! Великолепная награда за мои труды! Ад радуется твоим проклятиям и ждет еще более ужасных! Безумец, разве ты не был создан свободным? Разве ты, подобно всем живущим во плоти, не испытывал, не носил в своей груди стремления к добру так же, как и ко злу? Почему ты дерзостно вышел из колеи, которая была тебе предназначена? Зачем ты отважился испытать свои силы на том и против того, кто недоступен? Зачем ты хотел состязаться и спорить с тем, кого ты не можешь ни постигнуть, ни представить себе? Зачем гордость тянула вверх растение, которое должно ползти по земле? Он создал тебя таким, что ты стоял даже выше дьявола, а не только выше земных животных. Он дал тебе способность различать добро и зло. Твоя воля была свободна, тебе был доступен свободный выбор. Это мы, дьяволы, рабы зла и железной необходимости, лишенные права выбирать, лишенные воли, осужденные самой вечностью, мы можем желать только зла. Мы – орудия вашего наказания и вашей мести. А вы, цари вселенной, вы свободны, вы сами хозяева своей судьбы, и вы сами ее решаете, будущее принадлежит вам, потому что вы создаете его своими деяниями. За эти преимущества мы вас ненавидим и ликуем, когда безумие или порок лишают вас силы. Наше счастье состоит в том, что вы сами отбрасываете свои преимущества, злоупотребляете способностью к добру, которой наделил вас предвечный. Если среди вас и является мудрец и во имя вашего же блага указывает вам путь, вы сразу же губите его дело в тот самый миг, как только оно возникает. Злоупотребление своими моральными и физическими силами составляет длинную цепь, которая на веки веков должна сковать человеческий род. Ничто вам не доставляет большей радости, чем уничтожение того, что другие создали для вашего счастья и спасения. Так религия, наука и управление государством превращаются в ваших руках и в вашем представлении в безумие, извращение и тиранию. И ты тоже способствовал этому всеми силами. Только в ограниченности, Фауст, заключается ваше счастье. Если бы ты остался тем, чем ты был, если бы тщеславие, гордость, сластолюбие и безумие не вырвали тебя из счастливой ограниченной сферы, в которой ты родился, ты спокойно занимался бы своим ремеслом, кормил бы жену и детей, и процветала бы твоя семья, которая теперь оказалась среди грязных отбросов человечества. Ты тихо скончался бы в своей постели, оплакиваемый родными, и пример твой стал бы путеводной звездой на тернистом жизненном пути твоих потомков.

Ф а у с т: О! Нет большей муки для осужденных, чем слушать дьявола, проповедующего им покаяние.

Д ь я в о л: Не смешно ли, что вы доводите нас до этого? Несчастный! Но если бы голос истины и покаяния гремел даже с небесной высоты, вы все равно не слушали бы его.

Ф а у с т: Задуши меня, но не мучь болтовней, которая раздирает мне сердце, не убеждая ума. Лей свой яд, – ты ведь хочешь, чтобы я глотал его постепенно, капля за каплей. Твои суждения так чудовищны, что они уже не оказывают на меня действия. Смотри, глаза мои неподвижны и сухи; называй мое отупение отчаянием, но я могу еще смеяться над ним, и ум мой еще борется с болезненным волнением сердца. Только вот этот повешенный и те, кого я сейчас видел, тяжким бременем лежат на моей совести и давят на мою все еще бунтующую силу. Мой сын повешен здесь за праведный поступок! И за праведные дела моя семья должна влачить жалкое существование в нищете и плодить поколения подлых грешников! Что видел я в мире, кроме убийств, отравлений и гнусностей? Разве не везде видел я праведника униженным, а злодея – счастливым и награжденным?

Д ь я в о л: Весьма возможно. Но это только доказывает, чего вы, люди, стоите. Что ты хвастаешься передо мной своими праведными делами? Что дает тебе право приписывать их себе? Только то, что ты приказывал мне выполнять твои желания? Едва ли это стоило тебе большого труда! Чтобы действительно свершить благородный поступок, ты должен был сам броситься в воду и спасти юношу, рискуя собственной жизнью. Это я имел ввиду, когда сказал тебе: «Вероятно, ты не умеешь плавать». Я спас его, выбросил на берег и исчез. А тебя он узнал бы, и благодарность сделала бы его не губителем твоей семьи, а ее защитником и покровителем.

Ф а у с т: Мучить меня, дьявол, ты можешь, но сомнений моих ты по тупоумию своему разрешить не способен или не можешь просто от злости. Никогда еще не ранили они моего сердца больше, чем в этот час, когда я вижу весь ужас и своей прожитой жизни и своего будущего. Разве человеческая жизнь не сплошное переплетение страданий, пороков, муки, лицемерия, противоречий и лживой добродетели? Какой смысл имеют слова «свобода», «свободный выбор», «воля» и хваленая способность различать добро и зло, если страсти заглушают слабый рассудок, как бушующее море заглушает голос кормчего, корабль которого летит на утес? Зачем зло? Откуда оно? Так захотел предвечный. Может ли человек вырвать семя зла из сердец огромной массы людей или даже только из своего собственного сердца, если бог с умыслом посеял это семя в человеческом сердце? Теперь я еще сильнее ненавижу весь мир, каждого человека, себя самого. Зачем мне, рожденному для страданий, дана жажда счастья? Зачем рожденному для мрака дано желание увидеть свет? Откуда берется у раба стремление к свободе? Откуда у червяка появляется желание летать? Откуда у человека эта неудержимая сила воображения, неустанно рождающая смелые желания, дерзкие искания и мысли? Свободный человек! Даже в эту минуту отчаяния я могу еще злобно смеяться над этими бессмысленными словами. Да, я знаю, что значит жаждать свободы, потому-то я и стою в этом проклятом круге. Разве может быть свободен тот, чьи плечи от колыбели и до самой могилы давит железное ярмо необходимости? Право, если предвечный и обмотал это ярмо войлоком, как обматывают ярмо пашущего вола, то сделал он это не из жалости к нашим плечам, а для того только, чтобы мы до конца вспахали тяжкую борозду жизни и свалились без сил у самой цели. Он уже может наслаждаться моими стонами, я прошел весь путь. Уничтожь плоть, облекающую мою темную, измученную сомнениями душу, заставь ее забыть о том, что она сделала мое тело грешным, и я стану таким же, как вы, и буду жить только одним желанием творить зло. О, прекрасный мир, в котором слепого, угнетенного человека учат мудрости только муки его собственного сердца, горестные вопли несчастных, победные гимны тиранов и общее опустошение и разрушение, мир, в котором он не видит ничего, кроме неодолимой тирании, сразу же призывающей его к ответу, если только он отваживается роптать вслух! Ах, дьявол, разрежь мою грудь и запиши кипящей кровью моего сердца вон на той черной туче прекрасную теодицею^{106}, которую ты только что мне читал. Пусть какой-нибудь философ ее перепишет и дурачит ею людей. Разве предвечный не прославляет себя в разрушении, разве он не создает только ради разрушения? Пусть же кровь моя дымится на его ужасном алтаре, подобно крови жертвенного животного, убитого безумием во славу идола! О, если б я мог схватить свою кровь и швырнуть ее в темное небо, чтобы она пылала там, как пылает теперь в моих жилах, и вопияла у его престола!

Надрывный гимн отчаяния, которого ты ожидал, пришелся бы тебе куда более по вкусу, чем эти слова. Не так ли, дьявол? Плохо еще знаешь ты человека! Кто же правит небом, если такой червь, как я, с твоей дьявольской помощью мог так исковеркать его творение? Где же тут справедливость? Зачем же должен был родиться такой Фауст, так жить, так чувствовать и мыслить, если он принес несчастье тысячам людей? Почему мои способности и страсти оказались более пригодными для злодейств, чем для высоких целей? Если эти свойства заложены в моей природе, значит на то была воля создателя. Мои заблуждения были угодны ему, – иначе он подчинил бы меня нравственным законам, столь же непреложным, как физические. Сними чары, приковывающие меня к этому кругу, я не убегу от тебя, – если бы я даже мог бежать, все равно я остался бы, ибо муки ада не могут быть ужаснее того, что я испытываю сейчас.

Д ь я в о л: Фауст, меня радует твоя отвага. Твои слова я слушаю еще охотнее, чем дикие вопли отчаяния. Гордись тем, что ты довел силу своего гения до безумия и богохульства; за это тебя ожидают муки ада. Я устал от твоей болтовни и от земли. Пора двинуться в путь. Роль твоя здесь сыграна, тебя ожидает другая, которой не будет конца. Выйди из круга и похорони несчастного. Потом я схвачу тебя, стащу твое трепещущее, ослабевшее тело с души, как стаскивают кожу с угря, и разбросаю его клочки по окружающим полям – на страх и отвращение тем, кто пройдет мимо.