Текст книги "Модельный дом"
Автор книги: Фридрих Незнанский
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Глава 12
Проконсультировавшись у специалистов, что такое современное модельное агентство, которые росли по всей России, словно грибы после благодатного дождя, и уже представляя, какую «подкладку» могло скрывать агентство «Прима», Голованов «въезжал» в беспокойное хозяйство госпожи Глушко.
Недавний евроремонт и капитальная перелицовка второго этажа некогда административного здания сделали свое дело, и теперь буквально каждый метр полезной площади дышал располагающим комфортом и в то же время деловой направленностью. Что и говорить, Валентина Ивановна обладала не только определенным вкусом, но, ко всему прочему, и деловой хваткой организатора производства и администратора. Как говорится, подобную бы хватку да в нужное русло, цены бы не было человеку. Знать бы только, кто спонсирует ее детище, да из каких-таких прибылей она платит налоги за аренду. Насколько можно было догадаться, рублей, евро и долларов на все это уходило немерено, а отдача от модельного бизнеса была пока мизерной. По крайней мере, именно так могло показаться со стороны.
Впечатляющий просмотровый зал, посреди которого возвышался подиум, бар со столь же впечатляющим набором изысканных вин, коньяка, шампанского, виски, джина и прочей гадости, при одном только виде которой можно было подавиться слюной, примерочная и раздевалки для моделей, комфортная «гостевая» и столь же богатые комнаты отдыха, где, судя по всему, особо привилегированные гости могли пообщаться с девушками, полностью оборудованное фотоателье, в котором царствовал некий Эдик, сорокалетний фотомастер, видимо, близкий друг хозяйки агентства, лицо и истерично-писклявый голос которого выдавали его порочные наклонности.
Замыкал второй этаж небольшой блок из трех комнат, две из которых были заставлены театральными декорациями, а в третьей хранилась киноаппаратура.
– Киношная, – как пояснила сопровождающая Голованова непонятного возраста девица-комендант, призванная следить за чистотой и порядком во вверенном ей хозяйстве.
– Оксана, – представила ее хозяйка «Примы» и добавила, усмехнувшись: – Прошу любить и жаловать, однако не советую домогаться. В недалеком прошлом чемпионка каких-то там игр по дзюдо, а ныне моя надежда и опора.
Зардевшаяся до корней коротко остриженных волос, Оксана кивнула, и Голованов невольно представил, как она кидает через бедро неудачника-воздыхателя или делает «огнетушитель» несчастному любителю «клубнички», свечой ставя его на голову, который по своей дурости позарился на ее формы.
Под гвардейца деланная, Оксана могла сделать вливание любому и каждому, не говоря уж о затюканных постоянным недоеданием моделях, и Валентина Ивановна Глушко, видимо, не зря платила ей деньги, провернув московскую регистрацию, а возможно, и постоянную прописку. Мягкий говор и еще какие-то неуловимые детали выдавали в ней уроженку юга Украины.
Ознакомительная экскурсия закончилась показом комнаты охранников. Три стола, с установленными на них мониторами, три вращающихся полу-кресла и явно скучающий молодой мужик в черной форме, сидевший перед монитором, на котором то и дело менялась «картинка» по внешнему периметру здания.
Что и говорить, служба в «Приме» была поставлена правильно, и единственное, чего пока не мог понять Голованов, почему хозяйка столь образцового агентства рассталась с прежним начальником службы собственной безопасности, который, как можно было догадываться, стоял у истоков ее создания?
И еще одно. Почему на это место хозяйка «Примы» не выдвигает кого-нибудь из проверенных охранников, а берет человека со стороны, правда, с надежной рекомендацией?
О Чистильщике он старался пока что не думать, придя к выводу, что это человек со стороны. Держать в штате киллера подобного ранга просто не имело смысла, хотя поначалу Турецкий решил, что именно он, Чистильщик, и является начальником службы безопасности модельного агентства «Примы». К тому же, на особые размышления не оставалось времени. Видимо, проверяя рекомендованного ей человека на вшивость, хозяйка «Примы» использовала его на самых разных поручениях, и это тоже устраивало Голованова. По крайней мере, на первых порах, пока он вживался в свою роль.
Она поручила ему сопровождать группу моделей на какое-то «мероприятие» в шикарном особняке на Рублевке, изюминкой которого должен был стать показ мод «пляжный сезон 2008», и он, кажется, не ударил лицом в грязь, довольно профессионально справившись со своей задачей. По крайней мере, никого из девчонок не изнасиловали, не затащили на ночь в постель, хотя поползновения к этому вроде бы были, и когда закончилось «арендованное» заказчиком показа время, они погрузились в десятиместный «мерседес» с тонированными стеклами, и водитель вырулил на Рублевское шоссе.
Из семи моделей, которые участвовали в показе, только трое были москвичками, остальные жили на съемной жилплощади, и всех их надо было развезти по адресам.
По правилам, установленным Валентиной Ивановной, моделям запрещалось прикладываться к спиртному во время показа, однако не возбранялось уже после подиума пригубить фужер-другой шампанского, и девочки не упустили этого момента.
В просторном салоне «мерседеса» не стихал заливистый смех, кто-то рассказывал то ли какой-то анекдот, то ли случай из собственной жизни, прикорнувший на пассажирском сиденье Голованов уже мечтал о горячем душе и кровати, как вдруг кто-то из девчонок произнес негромко:
– Девочки, мы тут смеемся, а ведь сорок дней как Стаськи с нами нету.
В полуосвещенном салоне мгновенно наступила тишина и слышно было, как проносятся встречные машины.
– Господи, как же мы могли забыть-то? – отозвался чей-то простуженный голосок.
– Да, такая девчонка была! По крайней мере, никогда никому никакой пакости не сделала.
– Оттого, видимо, и сгинула, будто в ночи растворилась. Ни слуху ни духу о ней.
– И что, действительно никаких следов?
– Какое там! – отмахнулся голос с хрипотцой. – Исчезла – и все тут.
– Так может, все-таки она к родным уехала?
– А откуда у нее родные-то? – с угрюмой ноткой в голосе заметила одна из девушек. – Она же ведь круглая сирота. И все, чего она добилась… – И стала рассказывать, как пыталась разыскать ее.
– Разговорчики! – оборвал, наконец, моделей молчавший до этого водитель. – Расскажу хозяйке, она вам быстренько язычки пообрежет.
– Да ладно тебе, Макарыч, – попыталась было усовестить водилу все та же модель с хриплым голосом. – Нам ведь тоже не все равно, что могло с ней случиться. Был человек – и нету. Как в прорубь провалился.
– Это ты с Валентиной Ивановной об этом поговори, – посоветовал ей Макарыч, – а пока что сиди, да посапывай в тряпочку.
Он покосился на Голованова, которого уже держал за своего будущего начальника, и негромко добавил:
– По крайней мере, чтобы в моем присутствии об этом больше не говорили.
– Ну и хмырь же ты, Макарыч! – заметил кто-то. – Помрешь вот, не дай бог, конечно, и на твоей могилке кто-нибудь попытается доброе слово сказать, а им тоже рот заткнут, как ты нам затыкаешь. Представляешь, каково тебе будет?
Салон «мерседеса» потонул в грохоте смеха, и только Макарыч молчал угрюмо, кося глазом на кемарившего Голованова.
Намотавшись за день и обозначив себя в роли чабана среди молоденьких «овечек», которые вроде бы и сами не прочь угодить в пасть богатенького рублевского волка, он полудремал-полубодрствовал, откинувшись спиной на мягкую спинку сиденья, и вслушивался в приглушенные голоса, доносившиеся из салона. Приструненные Макарычем, девчонки едва слышно переговаривались между собой, переходя порой на шепот, и надо было быть профессиональным акустиком, чтобы разобрать, о чем они толкуют между собой. Единственное, что порой улавливал Голованов, так это слово «Стаська». И это не могло не наводить на определенные размышления.
Домой Голованов приехал уже совершенно разбитый и решил, что утро вечера мудренее – надо было проанализировать прошедший день, проведенный им в многослойном хозяйстве «мадам Глушко», – завалился спать.
Утром проснулся совершенно нормальным человеком, по крайней мере, отдохнувшим, и, чтобы сбить с себя остатки вчерашней суеты, забрался под душ и минут пять массировал покрасневшую кожу, переключая воду то на горячую, то на обжигающе холодную струю.
Из ванной комнаты вышел окончательно посвежевшим человеком, способным работать и думать, но, главное, логически мыслить и принимать правильные решения.
Сварил кофе в медной турке, которую когда-то привез из Афганистана, и уже вдыхая на кухне головокружительный запах молотого кофе, пожалел, что не может позволить себе пару глотков коньяку. Еще неизвестно, как поведет себя привередливая хозяйка «Примы», если вдруг почувствует от него запах спиртного.
Впрочем, сваренный им кофе взбадривал мозги и без коньяка.
Итак, подиум на Рублевке. Точнее говоря, закамуфлированное театрализованное представление с участием еще не оперившихся полуобнаженных красоток, в котором, в общем-то, не было ничего криминального. И отправляя его сопровождающим, многоопытная хозяйка «Примы», видимо, уже знала, или, по крайней мере, догадывалась о чистоте заявленного показа. Грубо говоря, это была элементарная обкатка, а, возможно, и проверка на вшивость, после которой уже должно последовать нечто более серьезное. Знать бы только, что.
Отпив глоток исходящего дурманящим запахом кофе, Голованов с силой помассировал виски и откинулся на спинку «уголка». Закрыл глаза, прокручивая в памяти «пленку» в общем-то рядового, наверное, выезда, и еще раз убедившись, что никакой оплошности с его стороны допущено не было, сделал «стоп-кадр» на том моменте, когда они уже возвращались в Москву.
Не очень-то разговорчивый и хмурый, как старый сыч, Макарыч, полуосвещенный салон «мерседеса», воспоминания уже расслабившихся моделей. И вдруг… – «Девочки, мы тут смеемся, а ведь сорок дней как Стаськи с нами нету».
Уже почти закемаривший на переднем пассажирском сиденье, он даже не обратил бы на эти слова внимания, если бы не мгновенно наступившая тишина в салоне. И тут же: «Господи, как же мы могли забыть-то?»
Потом еще какие-то слова, заставившие его уже более внимательно прислушаться к обрывочным репликам девчонок, и наконец главное: «Оттого, видимо, и сгинула, будто в ночи растворилась. Ни слуха, ни духа о ней». – «И что, действительно никаких следов?» – «Какое там! Исчезла – и все тут».
Но, пожалуй, более всего его поразила реакция молчавшего до этого Макарыча, который, судя по всему, был чуть ли не доверенным лицом Глушко и знал или догадывался о чем-то таком, о чем не позволено было даже говорить вслух: «Разговорчики! Расскажу хозяйке, она вам быстренько язычки пообрежет».
Восстанавливая в памяти этот момент, Голованов вспомнил, как при этих словах на него покосился Макарыч, однако он продолжал «кемарить», откинувшись на спинку сиденья.
Судя по реакции Макарыча, это было не простое исчезновение юной модели, не разрыв контракта с «Примой», но он тогда еще не придал этому должного значения, и сделал охотничью стойку только утром, когда прочистились мозги от наносного слоя информации, и можно было «очистить зерна от плевел».
Итак, неизвестно куда сгинувшая модель, которую знавшие ее девчонки называли Стаськой.
Стаська. То есть, Станислава или что-нибудь в этом роде. Можно предположить, что по глаза наевшись модельным агентством пани Глушко, точнее говоря, ее теневой стороной, о которой пока ничего не известно, она оборвала все концы…
Воспроизведя в памяти все то, что он услышал в салоне «мерседеса», Голованов уже понимал, что эта его версия с бегством юной и, видимо, вполне приличной по своим человеческим качествам модели, всего лишь стремление выдать желаемое за действительное. В данном случае, это попытка избежать версии, которая вытекала из логики происшедшего.
За всем этим скрывалось что-то очень темное, о чем даже говорить нельзя было вслух, и Голованов еще раз прокрутил в памяти ночной разговор в салоне «мерседеса». Он уже понимал, что исчезновение неизвестной пока что Стаськи, хоть и призрачная пока что, но все-таки зацепка, которой нельзя пренебрегать.
– Стаська… сорок дней…
Он поднялся, достал из шкафчика початую бутылку коньяка, обреченно вздохнул, будто шел на явно раскрываемое преступление, и буквально нацедил в чашечку с кофе несколько капель ароматно, дурманящей жидкости.
Теперь уже, кажется, его мозг ожил окончательно, и он потянулся за лежавшим на столе мобильником.
Турецкий, казалось, ждал его звонка, по крайней мере, тут же спросил, как живется-можется охранникам в таком малиннике, как модельное агентство. И когда Голованов рассказал о поездке с выводком юных моделей на Рублевку, Турецкий какое-то время молчал, видимо, препарируя информацию, затем то ли спросил, то ли точку поставил на самому себе заданном вопросе:
– Значит, говоришь, все модели криминального возраста?
К криминальному возрасту, надо понимать, он относил еще не достигших совершеннолетия девчонок, за половую связь с которыми можно было поплатиться свободой.
– Ну-у, не совсем, конечно, криминального, – вынужден был подтвердить Голованов, – но считай, что очень близко.
– Это уже кое-что, – подытожил Турецкий. – По крайней мере, в МУРе тоже нацелены на это. Что еще?
– А еще… – И Голованов рассказал о разговоре в салоне «мерседеса», на который тут же сделал охотничью стойку Турецкий.
– Значит, говоришь, Стаська и сорок дней?
– Да, судя по всему, Станислава.
– А фамилия?
– Не знаю. Однако девчонки вспомнили, что она круглая сирота, детдомовка, и по ней даже спохватиться некому было, не то, чтобы искать.
– А как же в таком случае ее хватились?
– Точно, конечно, сказать не могу, но из того, что довелось услышать… Наверное, девчонки узнали от ее подруги. Короче, эта самая Стася квартиру снимала, и когда не появилась дома сначала один день, а потом другой, подруга ее забила в колокола.
– Что, надо было платить за очередной месяц, а у нее денег не было?
– Не знаю, возможно, что и так. Но факт тот, что подруга пришла в милицию с заявлением об исчезновении Стаи, а потом уже стала названивать в «Приму» и тем подругам Стаси, телефоны которых нашли в ее записной книжке.
– И?...
– Говорю же, та как в воду канула. И модели, кто более-менее знали ее, считают, что девчонка погибла.
– Или убили.
– Возможно, так.
Закончив разговаривать с Турецким и пообещав созвониться «ближе к ночи», Голованов включил мобильник и с тоской во взгляде покосился на коньячную бутылку. Тяжело вздохнул и чтобы не соблазняться более, поставил ее обратно в шкафчик.
Надо было собираться на работу.
Глава 13
Часы показывали одиннадцать – время, когда начальник МУРа завершал в своем кабинете утренний «разбор полетов», и Турецкий, успевший проанализировать то, что ему рассказал Голованов, набрал номер его телефона.
– Доброе утро, Владимир Михайлович. Турецкий беспокоит.
– Какое там к черту доброе? – пробурчал в трубку Яковлев. – То одно не клеится, то другое не вяжется. Вот и приходится крутиться, как блохе на сковороде, не зная, с какой стороны тебя начнут поджаривать.
Он замолчал было, тяжело вздохнув, однако тут же, опережая сочувствие Турецкого, произнес:
– Ну, чего там у тебя? Колись. Опять какие-нибудь проблемы или, может, вышел на убийцу?
– Считай, что и то и другое, – хмыкнул Турецкий, уже привыкший к брюзжанию генерала.
– Даже так? – с ноткой недоверия в голосе протянул Яковлев. – В таком случае, ближе к теме.
– Но сначала просьба.
– Давай.
– Сорок дней назад или около того в одно из отделений милиции поступило заявление об исчезновении модели по имени Станислава, или же очень близкого к этому звучанию. По крайней мере, кто знал эту девушку, называли ее Стасей, и имеют все основания считать, что ее уже давно нет в живых.
– Так. И что требуется от меня?
– На этот раз немногое. Уточнить, что за отделение милиции приняло это заявление и кто заявитель.
– Модель, насколько я догадываюсь, манекенщица? – уточнил Яковлев.
– Она самая.
– В таком случае жди. Сам-то я сейчас в министерство уезжаю и когда вернусь неизвестно, так что тебе моя секретарша позвонит. – Хмыкнул в трубку и добавил с грустью в голосе: – Если, конечно, это заявление зафиксировали, а не выбросили в мусорную корзину.
– Спасибо, Михалыч. Век буду благодарен.
– На том свете угольками рассчитаемся.
К великому изумлению Турецкого, заявление Анны Кладовой, поступившее в отделение милиции Юго-Западного округа, в корзину не выбросили, и уже через час Александр Борисович записывал данные заявительницы. Адрес, городской телефон и мобильник. Поблагодарил секретаршу за оказанную услугу, пообещав килограмм «Мишек», Как только будет на Петровке, и тут же перезвонил Кладовой.
– Аня? Вас беспокоит некий Турецкий Александр Борисович. Не буду вдаваться в подробности, рассказывая, кто я и что я, все мои документы вы увидите при встрече, скажу сейчас одно. Я занимаюсь расследованием факта исчезновения вашей подруги Стаси Кукушкиной и мне непременно нужно встретиться с вами.
– Что… вы ее нашли, Стаську?
– Пока что нет, но если вы нам поможете, найдем.
– Хорошо, – без особого размышления, согласилась Анна. – Мне, наверное, надо будет куда-то подъехать?
– Возможно, но это чуть позже, в любое, удобное для вас время. А пока что я сам хотел бы подъехать к вам. Вы живете все в той же квартире, что жили со Стасей?
– Да, конечно. Хоть и дороговато для одной, но приходится выкручиваться.
– В таком случае, я подъеду к вам? Хотелось бы посмотреть, чем и как жила Стася. Надеюсь, ее вещи все еще на месте?
– Господи, да кому же я их отдам?
Когда Турецкий входил в подъезд девятиэтажного дома в «спальном» районе Москвы, он думал, что беседовать придется с угловатой девицей, еще не оперившейся после окончания школы, однако дверь открыла эффектная, уверенная в себе молодая женщина, в которой невозможно было признать вчерашнюю липецкую школьницу, решившуюся покорить Москву. И по тому, насколько естественно она двигалась по квартире, как качнула бедрами, приглашая его в комнату, Турецкий догадался, что здесь тоже не обошлось без «кузницы моделей», то есть детской школы при крупном доме моделей или столь же крупном модельном агентстве, что закончила, судя по всему, и исчезнувшая Стася Кукушкина. В таких школах преподаватели строят свою работу не столько на том, чтобы научить ребенка качать на подиуме бедрами, сколько оставаться естественными, красиво и органично при этом двигаясь. Они строят свою работу не столько на организации показов модной одежды, сколько на постановках шоу. В программу обучения входят дефиле, хореография с занятиями у станка и на пуантах, актерское мастерство. И как итог…
Мужчины любят женщин, умеющих подать себя. И если даже у такой модели не сложится вдруг с модельным бизнесом, при желании она всегда найдет приличного мужа.
Пройдя в комнату, где из всей мебели было только два стареньких дивана, телевизор, выцветший платяной шкаф, журнальный столик да единственное, столь же потерто-древнее, как и шкаф, кресло подле него, Турецкий не мог не спросить: «Почем нынче подобные хоромы?»
– Двадцать, – вздохнула Аня.
– Тысяч, естественно?
– Да, конечно. Причем, нам со Стаськой еще повезло с хозяевами. Такие же квартиры уже по двадцать пять сдают и больше.
– Круто! – посочувствовал Александр Борисович. – Это сколько же надо получать, чтобы проплачивать подобное жилье?
Аня только плечами пожала на это и тут же предложила чаю.
– Не откажусь, – согласился Турецкий. – Тем более, что у меня скопилась куча вопросов, а вам, насколько я догадываюсь, есть что рассказать про Стасю. Кстати, вы наверное были подругами?
– Да как вам сказать?.. – задумалась Аня. – Не очень-то подругами – у Стаськи была очень высокая планка дружбы, но вдвоем в одной квартире уживались.
В ее голосе зазвучала откровенная грусть, и Турецкий не мог не спросить:
– Вы познакомились уже здесь, в Москве?
– Отчего же в Москве? – поджала губки Аня. – Мы обе липецкие, из одного детдома. Да и школу одну закончили, при липецком доме моделей.
Александр Борисович согласно кивнул. Это объясняло в какой-то мере ее настойчивость в поиске подруги. Связи детдомовских девчонок более прочные, нежели обычных школьниц, и Аню Кладову могли спросить за Стасю. Куда, мол, та могла подеваться, и почему не забила во все колокола, когда девушка вдруг исчезла, словно испарилась?
Видимо, заранее приготовившись к приходу следователя, Аня загодя заварила чай, принесла из кухни чашки с блюдцами и тарелочку с печеньем.
– Угощайтесь. Стаська тоже любила чай вечерами дуть. Мы иногда чуть ли не по чайнику с ней выпивали.
– Спасибо, – поблагодарил Турецкий. – В таком случае, за мной должок. В следующий раз обязательно с тортом приду. Кстати, вы какой торт любите?
– Всякий и разный, лишь бы не очень калорийный. – Она обреченно вздохнула и вдруг засмеялась каким-то, еще совершенно детским смехом. – Стаська как-то раз с очень больших денег тортище огромный купила, бисквитный, а нам нельзя-я-я. Так вот мы сидели с ней у этого торта, по крошечному кусочку отщипывали, лишь бы его вкусом насладиться, и мечтали о том, что как только уйдем из модельного бизнеса, первое, что сделаем, приедем в Липецк, закатимся с машиной самых вкусных тортов в детский дом и будем пировать там, пока все не насытятся. Смешно? – уже без улыбки на лице, спросила Аня.
– Не очень.
– Пожалуй, – согласилась с Турецким Аня. – Но именно в этом была Стаська. Стремилась к чему-то идеально светлому и красивому, не забывая при этом детский дом. И когда вдруг появлялись большие деньги…
Аня замолчала и, виновато улыбнувшись, отерла ладошкой скатившуюся по щеке слезинку. Судя по всему, она уже давно похоронила свою подругу.
– Кукушкина – это настоящая фамилия Стаси? – спросил Турецкий. – Я имею в виду, это фамилия ее родителей?
– Каких там родителей! – отмахнулась Аня. – Ее, как и меня тоже, подбросили к порогу нашего детдома. Прямо новорожденными. И это просто везуха какая-то, что мы обе сразу не загнулись. Вот и дали одной чисто детдомовскую фамилию – Кукушкина, а мне, словно в насмешку над жизнью, – Кладова, мол, клад нашли.
Прихлебнув из чашечки глоток чая, Аня вздохнула и на ее лице застыла виноватая улыбка.
– Хотя, если честно говорить, это ее Кладовой должны были записать, а меня Кукушкиной. Она столько денег на детдом перевела, да и вещами тоже помогала…
– И часто она приносила большие деньги? – заинтересовался Турецкий.
Аня утвердительно кивнула.
– В общем-то, да. Хотя в то же время… Что такое большие деньги? Это для нас они были большими, а для тех моделей, которые украшают обложки журналов, это так… на карманные расходы.
– Да, конечно, – согласился с ней Турецкий, думая о том, что по данным налоговиков, зарплата моделей самых престижных московских агентов, с которой они платят налоги, колеблется от шестисот рублей до пяти тысяч в месяц. То есть, крохи по нынешним меркам. И в то же время эти же агентства размещаются в отдельных зданиях в самом центре города, где цены на недвижимость просто аховые. От двух тысяч долларов при аренде, и до десяти тысяч при покупке. Стася работала на модельное агентство госпожи Глушко, в общем-то, довольно средненькое по шкале столичных агентств, к тому же сама Валентина Ивановна не отличалась особой щедростью, и чтобы при подобном раскладе у восемнадцатилетней провинциалки не переводились вполне приличные деньги…
Это была информация для размышления.
– Аня, вы позволите мне называть вас на «ты»? – попросил Александр Борисович. – Только не подумайте, что это фамильярность, просто так удобней будет. И мне, и вам, насколько я догадываюсь.
– Да, конечно. Я уж и сама хотела вам об этом сказать.
– В таком случае, вопрос. Ты тоже работаешь на «Приму»?
– Нет, боже упаси! – передернула плечиками Аня.
– Что так? – удивился Александр Борисович. – Сама ведь сказала, что в «Приме» деньги и прочее.
– Зато хозяйка стерва! И даже Стаська, на что уж терпеливой была, порывалась от нее уйти, да только та уговаривала ее всякий раз, обещая золотые горы.
Она замолчала и негромко добавила:
– К тому же я уже закрепилась в доме моделей у Зайцева и искать от добра добро…
Хозяйка стерва, и в то же время Кукушкина продолжала работать на ее агентство…
Почему? Деньги? Или еще что-то?
«Судя по всему, – размышлял Турецкий, – у Стаси появился богатый поклонник, возможно, даже любовник, который и спонсировал ее деньгами. Возможно такое? Вполне. Тем более, что многие модельные агентства специализируются именно на сводничестве, точнее говоря, на продаже своих моделей богатенькой клиентуре, за счет чего и существуют, проплачивая сумасшедшие деньги за аренду помещений под свои офисы. Более всего в таких агентствах котируются молоденькие провинциалки, и Кукушкина, как никто другой, подходила для этой цели. Мало того, что провинциалка, так вдобавок ко всему и круглая сирота, выросшая в липецком детдоме.
Откусив кусочек печенья и запив его глотком чая, Александр Борисович поставил чашечку на стол и более чем внимательно посмотрел на Аню.
– Вы хотите что-то спросить? – с детской непосредственностью произнесла она.
– Да.
– Так в чем дело, спрашивайте.
– У вас были доверительные отношения со Стасей?
– Конечно! Иначе мы не смогли бы жить вместе.
– Да, конечно. Но, в таком случае, вы должны были бы знать… у нее был любовник? Я имею в виду не парня, с которым она бы встречалась, а именно любовника. Возможно, весьма богатого человека.
Аня, как на полоумного, смотрела на Турецкого.
– Господи, да о чем вы говорите? – возмутилась она. – Какой любовник?! Стаська была белой вороной среди нас, совершенно чистой девчонкой… Она даже по-настоящему ни в кого никогда не влюблялась, и когда уже по-настоящему вошла в модельный бизнес, где через постель приходит половина успеха, ее кое-кто просто за дуру считал.
– В таком случае, откуда у нее такие деньги? Насколько мне известно, на подиуме много не заработаешь, а любовника, который бы ее содержал, у нее не было.
Аня полоснула по лицу Турецкого испытующевопросительным взглядом.
– Вы думаете, что гибель Стаськи…
– Пока что ее исчезновение.
– Да, конечно, исчезновение, но…
– Аня! – повысил голос Александр Борисович.
Она сморгнула, и Турецкий вдруг увидел, что перед ним сидит еще совершенный ребенок, семнадцатилетняя девчонка, которая чего-то боится, чего-то недоговаривает.
– Тебе что, угрожали? Заставили молчать? – догадался Александр Борисович.
Она угрюмо кивнула.
– Но кто? Когда?
И снова стремительный взгляд скользнул по лицу Турецкого, на этот раз какой-то беспомощный, просящий защиты.
– Ну же, Аня!
– Я не знаю, кто, но это было еще в самом начале, когда исчезла Стаська, и я сначала позвонила в ее агентство, а потом написала заявление в милицию.
– И что?
– Да, в общем-то, ничего особенного, просто мне позвонили по телефону и предупредили, что если я не хочу остаться уродом, и чтобы мне не облили лицо кислотой… в общем, чтобы я не совала свой нос куда не положено и забыла про Стаську. Она, мол, уехала в другую страну, живет с богатым человеком и очень счастлива.
– И?..
– Я испугалась, – призналась Аня. – И я уже знала, что ни в какую другую страну Стаська не уехала, не могла уехать.
– Почему?
– Ну, во-первых, надо было знать Стаську, а во-вторых… В общем, она никогда не расставалась с серебряным крестиком, который был у нее на шее, когда ее нашли на пороге детдома, и снимала его только в тех случаях, оставляя дома, когда уезжала на подиум.
– И он сейчас здесь? У вас?
Аня кивнула.
– А этот телефонный звонок… мужчина звонил или женщина?
– Мужчина. Причем голос какой-то очень грубый и как бы картавый немного.
– Ты могла бы его узнать?
– Господи, конечно!
– И все-таки, – вернулся к своему вопросу Турецкий. – У нее мог появиться любовник или хотя бы поклонник, который добивался ее расположения?
– Да, – кивком подтвердила Аня. – Правда, не любовник в том смысле, в каком это принято говорить, а какой-то очень влиятельный поклонник, который буквально изводил ее своими приглашениями, и Стаська, чтобы хоть как-то избавиться от него, вынуждена была принимать то эти деньги, то дорогие подарки, которыми он буквально заваливал ее. А один раз даже предложил купить ей квартиру с машиной в придачу, но Стаська сказала, что не готова сейчас к такому подарку.
– Короче говоря, отвертелась?
– Да.
– А она не говорила, что это за поклонник, где он ее увидел, и прочее такое?
– Увидел он ее на подиуме и, видать, влюбился раз и навсегда, Стаська хоть и не отличалась особой красотой, но в ней было что-то такое, такой шарм, что мужчины и особенно те, кому за сорок, тут же западали на нее.
Аня замолчала, нахмурив лобик.
– А вот насчет всего остального… Она ведь к тому же скрытная была, не очень-то свои тайны разбалтывала. Я только и знаю то, что этот ее поклонник каким-то очень влиятельным человеком был, к тому же очень богатым и буквально с ума сходил, когда по нескольку дней кряду не видел Стаську.
– Это она так говорила?
– Да. И еще говорила, что он достал ее своими подарками и деньгами.
– То есть, приставаниями?
– Да, пожалуй. Она даже как-то хотела в Липецк вернуться, лишь бы избавиться от него, но потом раздумала.
– Решила, что он достанет ее и там?
– Наверное.
Это уже был хоть и призрачный, но все-таки след.
– Аня, дорогая, – теперь в голосе Турецкого преобладали просящие нотки, припомни, пожалуйста, может все-таки она хоть имя его назвала?
– Вроде бы как Серафим, или что-то в этом роде, – не очень уверенно сказала Аня. – Она как-то приехала домой, взвинченная вся такая, сбросила туфли у порога и говорит: «Представляешь, Анютка, я – Станислава, а он Серафим. Вот хохма была бы».
– А этот человек, назовем его Серафимом, он звонил когда-нибудь Стасе?
– Да, конечно, но чаще всего по мобильнику. И только когда он был выключен или батарейки там сели, по городскому телефону.
– А после того, как исчезла Стася?
– Не знаю, – пожала плечами Аня. – Мобильник-то при ней остался.
– Я имею в виду городской телефон.
И вновь пожатие плечами, на этот раз неуверенное.
– Точно, конечно, сказать не могу, но… но вроде бы нет.
Пытаясь выжать из Ани максимум информации, Турецкий задал еще с десяток вопросов, однако, понимая, что ничего существенного уже добиться не сможет, попросил разрешения покопаться в личных вещах Стаси, в надежде, что хоть что-нибудь сможет навести его на след убийцы, и когда прощался, хлопнул себя ладонью по лбу:
– Господи, чуть не забыл! У Стаси были какие-нибудь яркие приметы, которые помогли бы в ее поиске?
– Так я же дала вам ее фотографию.
Александр Борисович вынужден был развести руками.