Текст книги "Модельный дом"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава 9

А поутру они проснулись…

Отчего-то вспомнив эту фразу, которой можно было бы заковычить любую приличную пьянку, особенно когда водку запиваешь пивом и наоборот, Агеев, с трудом продрав глаза, убедился, что он все-таки лежит на диване, а не на полу довольно просторной комнаты, единственным украшением которой был телевизор «Сони», видимо, сохранившийся здесь еще со старых, добрых времен, прислушался к бряцанью посуды, доносившемуся из кухни.

– Ох же, мать твою!.. – выругался он, отдирая голову от клочковатой подушки и спуская ноги с дивана.

Однако, как бы он не материл себя, но факт «задушевной» пьянки оставался фактом, и он подивился здоровью и выносливости Ткачева. Выпил, пожалуй, даже больше его, а вот, поди ж ты, – уже колготится на кухне.

Сунул ноги в разношенные шлепанцы, от чистого сердца предоставленные гостю хозяином однокомнатной квартиры, и, держась за голову, вышел на кухню.

– О, явление Христа народу, – обрадовался уже явно опохмеленный Ткачев. – А я уж подумал, что не проснешься никогда.

И закатился радостным смешком.

– Кому смех, а кому слезы, простонал Агеев. – Кстати, что сейчас – утро или вечер?

– Ну, ты даешь, брателло! – уставился на гостя Ткачев. – Конечно, утро. Я уже и за пойлом успел сбегать, и зажевать кое-чего приготовил. Давай, располагайся к столу.

– Умыться бы сначала…

– Так кто ж тебе мешает? Полотенце в ванной, на крючке висит.

Ополоснув лицо холодной водой и прополоскав рот, отчего вроде бы сразу полегчало, Агеев прикрыл за собой дверь ванной и невольно удивился расторопности бывшего следователя прокуратуры. На столе, застланном вполне приличной клеенкой, уже стояла сковорода с яичницей, на тарелочке лежал аккуратно нарезанный хлеб, а посередке в окружении четырех бутылок жигулевского пива красовалась бутылка уже знакомой паленой водки из магазина напротив.

– Ну ты даешь, брателло! – в тон хозяину квартиры похвалил его Агеев. – Прямо не стол, а ресторан на Ривьере.

– Ну, на Ривьере, положим, мы не были, – скромно заметил Ткачев, – а вот насчет всего остального… короче, хорошему гостю в этом доме всегда рады.

– Спасибо. За мной не пропадет.

– Догадываюсь, можешь не утруждаться. И без того вчера выставился по полной программе.

…Сразу же за первой выпили по второй, скромно ткнув вилками в сковороду с яичницей, открыли по бутылке пива, и когда немного отпустило, Агеев не очень-то весело пробормотал:

– Еще по одной – и все, завязываю.

– Чего так? – вскинулся явно поплывший Ткачев.

– Пойду сдаваться.

– Жене, что ли?

– Ну!

– Так ты же ей вчера звонил.

– И чего? – уставился на хозяина квартиры Агеев. – Чего говорил-то?

– То, что есть, то и говорил, – пожал плечами Ткачев. – Встретил, мол, по старой работе следователя, и решили отметить это дело. Так что, твоя Ирина в курсе всех событий и последних новостей.

– А она… она-то чего?

– Да ничего особенного, вполне достойной женщиной оказалась. Когда ты передал мне трубку, она попросила меня не отпускать тебя до утра, как говорится, от греха подальше, что и было исполнено.

Агеев покосился на хозяина квартиры и удивленно качнул головой.

– Надо же!.. Обычно она такой крик поднимает, что не приведи господь, а тут…

– Умная женщина, – подсластил пилюлю Ткачев. – Знает, видать, где можно тебе остаться, а откуда и домой гнать надо.

И снова разлил по полной.

Когда уже совсем захорошело, была допита бутылка, и душа бывшего следователя прокуратуры требовала продолжения банкета, Агеев откинулся на спинку стула и с неподдельной тоской в голосе произнес:

– Помню, когда еще пахал в ментуре…

– А я… я не очень-то вспоминаю те времена.

– Чего так? – удивился Агеев. – Прокуратура! Белая кость. У вас и работенка почище нашей была, да и возможностей побольше.

– Может, и так, – без особого энтузиазма в голосе поддержал его Ткачев, но я как залудил по-черному, так и…

И он безнадежно махнул рукой.

– Неужто только за это выгнали? У нас порой так попивали, что аж стены дрожали, да и то ничего.

– У нас тоже попивали неплохо, – вздохнул Ткачев, но…

– Что, кому-то дорожку перебежал?

– Если бы. Подставили, как щенка беспородного, а тут как раз очередная смена власти, ну и пошло-поехало. Надо же было на ком-то отыграться.

– Что, попал под каток борьбы за чистоту кадров? – со знанием уточнил Агеев.

– Считай, что так.

– Расскажешь? Или, может, секрет?

– Какой там на хрен секрет! Одевайся, по пути в магазин расскажу.

– А, может, стопорнем? – резонно заметил, Агеев. Денег-то мне не жалко, но…

– Что? Завестись боишься?

– Я-то не заведусь, а вот ты-то как?

– Будь спок! – обнадеживающе произнес Ткачев. – У меня еще, считай, двое суток впереди.

Не заезжая домой, чтобы хоть немного привести себя в порядок, Агеев сразу же поехал в район Сандуновских бань, где в цокольном этаже располагался офис «Глории», и этого невозможно было не оценить, хоть и встречен был понимающими ухмылками.

В затасканной камуфляжной форме, изрядно помятый, с подпухшим лицом и набрякшими мешками под глазами, он представлял собой классический образец мало-помалу опускающегося отставника, который и хотел бы жить «как люди», да водка не позволяла.

– Филя, да ты ли это? – всплеснула руками Ирина Генриховна. – А я-то думала, что ты дурку ломаешь, когда надумал позвонить мне.

Турецкий только хмыкнул на это понимающе, но заключительный вердикт поставил Голованов. Окинув друга оценивающие взглядом, он понимающе кивнул и, едва сдерживая смех, поднял большой палец.

– Станиславский отдыхает.

– Вас в мою шкуру, – буркнул Агеев и почти упал в кресло. – Вообще-то за подобную работу в нормальных конторах молоко дают, как за вредное производство, но я согласен и на кофе.

– А ежели чайку? С сахаром да лимончиком? – предложил Турецкий. – Оттягивает.

– Да хоть динамит с тротилом, лишь бы трубы загасить.

– Что, неужто так нажрались? – посочувствовал ему Голованов.

– Не то слово!

– Так, может, того… коньячку или водочки стопарик?

– Да пошел бы ты!.. – окрысился на Голованова Агеев. – Я теперь на эту гадость год смотреть не буду.

– И то хорошо, – засмеялась Ирина Генриховна. – Считай, на пользу все пошло.

Позволив Агееву насладиться крепко заваренным чаем с лимончиком, в который ушлый и мудрый как змей Турецкий все-таки плеснул двадцать грамм коньяка, поболтали еще о том о сем, и когда у Филиппа наконец-то появился в глазах привычный блеск, Ирина Генриховна негромко произнесла:

– А теперь колись, «муженек» ты мой ненаглядный. Да чтобы все по порядку. Судя по твоему телефонному звонку ночью, тебе есть что рассказать?

Попросив еще стакан чая и «двадцать капель поверх», Агеев вкратце пересказал момент знакомства с Ткачевым, который то начинал раскрываться понемногу, то опять замыкался в себе, словно устрица в створках. Оттого и приходилось «гробить свое здоровье», чтобы поддерживать его до ночи в «требуемом подпитии».

– Это как, в «требуемом»? – попросила уточнить Ирина Генриховна.

– Чтобы и пьян был и мог еще говорить, но при этом не засыпал, – пояснил Голованов. – И это, я вам скажу, высший пилотаж.

– И как? – с язвинкой в голосе поинтересовалась она. – Судя по телефонному звонку…

Агеев покаянно склонил голову.

– Как говорится, и на старуху бывает проруха. Каюсь, не смог рассчитать своих сил. Да и кто бы мог подумать, что он пьет как лошадь.

– Школа! – покосившись на Турецкого и подняв палец, многозначительно произнесла Ирина Генриховна. Районной прокуратуре, конечно, далековато до той же городской или Генеральной, но чего не отнять, того не отнять.

Молча проглотив пилюлю, Турецкий кивнул Агееву:

– Ладно, насчет его способностей все ясно. Оттого из резервной прокуратуры и поперли. К делу переходи.

– Сейчас и до дела дойдем, – успокоил Турецкого Агеев. – Дойдем. Только вот насчет того, за что мужика из прокуратуры поперли… Я тоже поначалу так думал, но оказалось, что все гораздо сложнее. Хотя. Может, ты в чем-то и прав.

– Не тяни!

– Вот и я говорю, – отхлебнув глоток «задиристого» чая, – произнес Агеев. – Гораздо все сложнее. Короче говоря, подставили Ткачева, и подстава была на профессиональном уровне. Он тогда вел довольно интересное уголовное дело по факту гибели помощника депутата Государственной Думы Мытникова и…

– Это тот Мытников, который то ли сам поскользнулся на улице и ударился головой об асфальт, то ли его кастетом приложили? – припомнил Турецкий.

– Так точно, он самый. И когда Ткачев копнул дело Мытникова поглубже, то выяснилось, что помощник депутата был постоянным клиентом массажного салона «Зося», где обслуживали далеко не каждого клиента, а только избранных, и явно не довольный чем-то Мытников пообещал упечь владелицу салона за решетку.

– То есть, этот конфликт мог стать довольно серьезным поводом для того, чтобы заставить Мытникова замолчать?

– Совершенно верно. Ткачев выдвинул эту версию в качестве рабочей и стал исподволь копать «Зоею», так его сразу же предупредили по телефону, что этот салон приютил в своих объятиях немало влиятельных особ государственного масштаба, и если он не хочет на свою задницу неприятностей, то лучше будет, если он все спустит на тормозах, а смерть непутевого помощника депутата так и останется несчастным случаем.

– И он?..

– Да! Обиделся, что его кто-то смеет держать за дешевого, продажного щенка, и стал работать по «Зосе», набирая довольно пикантный материал. А для этого, как сами догадываетесь, надо было не столько вызывать «массажисток» на допросы, все равно они ничего бы не сказали, сколько попытаться прощупать криминальную глубину салона.

– И он решил посетить его на правах лучшего друга, то есть раскаявшегося следователя? – высказал предположение Голованов.

– Не знаю, – признался Агеев. – По крайней мере, сам Ткачев не заострял на этом внимания, а расспрашивать его, как сам догадываешься…

Агеев отхлебнул еще один глоток исходящего коньячными парами чая, отер выступившие на лбу крупинки пота.

– Короче говоря, Ткачев утверждает, что хозяева «Зоси» заподозрили что-то неладное и решили попросту убрать слишком уж навязчивого следака. И когда он в очередной раз нарисовался в салоне, его пригласил в свою каморку человек, который отвечал за службу безопасности. Предложил выпить, и вот тут-то…

– Наш следак не смог ему отказать.

– Да он и не мог ему отказать, – заступился за Ткачева Агеев. – Не мог. Иначе бы вся его игра пошла коту под хвост.

– Ладно, не заводись. Что дальше?

– А дальше все очень просто. Проснулся в милиции, в камере, без денег и без удостоверения в кармане. Голова трещала от боли, да и во рту что в хлеву.

– Не позавидуешь мужику, – хмыкнул Голованов. – Как говорится, ситуация.

– Вот и я о том же. Короче говоря, то ли на прокурора надавил кто-то, то ли еще что, но его в тот же день вызвали на «большой ковер» и безо всякого выходного пособия…

– Дали под зад, – завершил рассказ Турецкий, которому за время его следственной практики приходилось не единожды копаться в подобных делах.

В комнате зависло молчание, которое нарушила Ирина Генриховна:

– Хорошо, пусть все будет так, как рассказал Агееву Ткачев, и его рассказ мы принимаем на веру. В таком случае, у меня вопрос. Как пропавшее удостоверение Ткачева могло попасть к человеку, который…

– То есть, к Чистильщику, – уточнил Турецкий.

– Я уже думал об этом, – отозвался Агеев, и вывод напрашивается один. Человек, подсыпавший в рюмку Ткачева какой-то дряни, и наш Чистильщик как-то завязаны между собой и копать надо именно в этом направлении.

– А если пропажа удостоверения всего лишь случайная накладка, и кто-то совершенно посторонний почистил карманы Ткачева, когда тот, в задницу пьяный, заснул на улице? – усомнился Голованов.

– Исключено, – сказал, словно отрезал, Агеев. – Ты, Сева, знаешь сколько я могу выпить и не сломаться при этом. Так вот, наш Ткачев даже меня переплюнул. И он никак не мог вырубиться по дороге домой. Это я тебе гарантирую.

– В таком случае, надо копать «Зосю», – подытожил Турецкий. – Глядишь, действительно выйдем на лже-Ткачева. Кстати, сам-то он не пробовал разобраться в этом деле?

Словно винясь за собутыльника, с которым он провел едва ли не сутки, Агеев развел руками.

– Как же, попробовал, да слишком поздно спохватился. Он тогда чуть ли не на месяц запил, а когда оклемался малость, то от «Зоси» даже следа не осталось. А в том помещении, что этот салон занимал на Ленинградском проспекте, теперь размещается ювелирный магазин.

– Хреновато. Был, кажется, кончик, да и тот ускользнул, – подытожил Голованов, но его успокоил Турецкий:

– «Зося», если таковой бордель в действительности существовал, не заштатная ночлежка для проституток, найдем. Главное, чтобы наш друг Ткачев не выдал желаемое за действительное.

Он повернулся к Агееву.

– Филя, под твою ответственность… Как думаешь, Ткачев не наврал? Не придумал этот рассказ?

Агеев отрицательно качнул головой.

– Не похоже. По крайней мере, лично я ему поверил.

– В таком случае, звоню на Петровку…

Оперативная информация по «массажному салону» «Зося», предоставленная по личному распоряжению начальника МУРа, генерала Яковлева, заставила Турецкого сделать охотничью стойку.

Не дожидаясь развала уголовного дела по факту гибели помощника депутата Госдумы Мытникова, теневые хозяева «Зоси» предпочли за лучшее свернуть свой бизнес, однако след директрисы массажного салона не затерялся. Не прошло и полгода, как на Юго-Западе Москвы было открыто модельное агентство «Прима», которое возглавляла все та же Валентина Ивановна Глушко.

Раскаявшаяся грешница? Возможно. Если бы не одно «но».

В авторской заявке Игоря Фокина, которую Ирине Генриховне показал ответственный секретарь «Шока» Новиков, упоминалась все та же Валентина Ивановна Глушко, директор модельного агентства «Прима». И если все это свести воедино, включая сначала попытку убийства журналиста, а затем и убийство, – Турецкий уже не сомневался, что смерть Фокина была насильственной, – выстраивалась цепочка, разорвать которую силами одной лишь «Глории» не представлялось возможным. С этим вынужден был согласиться и Голованов, когда Александр Борисович выложил ему весь расклад.

– И что предлагаешь? – оценив сложившуюся ситуацию, поинтересовался Голованов. – Передать это дело в прокуратуру? Но ведь ты же сам догадываешься, чем все это может закончиться.

– Зачем же сразу в прокуратуру? – вынужден был проглотить пилюлю Турецкий. – Мы ведь и МУР можем задействовать.

– Думаешь, Яковлев пойдет на это?

– По крайней мере, в помощи не откажет.

Когда Турецкий сказал, что начальник МУРа в помощи не откажет, он даже предполагать не мог, что сразу же после его звонка Яковлев затребует оперативную разработку «Зоси», из-за которой под ним в свое время едва не затрещало генеральское кресло, и, тщательно изучив довольно пухлую подшивку наружного наблюдения, спрячет серенькую папочку на тесемочках в свой сейф. Кое-кто из российской политической элиты многое дал бы, чтобы заполучить эту простенькую папочку в руки. И когда Турецкий, уже за чашкой кофе, пересказал генералу суть проблемы, с которой столкнулась «Глория», Владимир Михайлович уже догадывался, на каком поле решила поиграть бывшая владелица «Зоси».

Предложив Турецкому рюмочку коньяку, от которой Александр Борисович нашел в себе силы отказаться, прошел к столу, поднял телефонную трубку.

– Трутнев? Зайди ко мне.

Вернулся к журнальному столику, негромко пояснил:

– Майор Трутнев. Толковый опер и не менее приличный человек. По крайней мере, так бы хотелось думать. До того момента, как нам приказали забыть про этот паскудный массажный салон, занимался его разработкой, и, пожалуй, никто лучше его не сможет помочь твоему Голованову.

– А сам бы не хотел продолжить его разработку?

– Хотел бы, – не очень-то весело произнес Яковлев. – Да только, как сам знаешь, не все можется, что хочется. И до того момента, пока прокуратура не возбудит уголовное дело относительно госпожи Глушко, я могу оставаться только в позиции пассивного созерцателя, да еще, пожалуй, накопителя информации. Впрочем, мне ли тебе все это говорить? Сам не хуже меня знаешь, что нам можно, а чего нельзя.

Помолчал и зло добавил:

– До чего же паскудное слово – нель-зя-а-а…

Когда в дверном проеме застыла моложавая спортивная фигура Трутнева, хозяин кабинета представил ему своего гостя и попросил Турецкого вкратце рассказать о деле, которое вывело «Глорию» на «Зоею». Наконец, Турецкий замолчал, закончив свой рассказ, и повернулся лицом к Трутневу:

– Ну что, майор, врубаешься, надеюсь, в суть проблемы?

Утвердительный кивок головой и четкое: «Так точно, товарищ генерал!»

– Хорошо отвечаешь, толково, – хмыкнул Яковлев. – Непременно будешь полковником. Но пока что слушай дальше. Александр Борисович предлагает провести оперативную разработку «Примы» своими собственными силами. А для этого…

Заметив недоверчивую гримасу на лице майора и уже готовое сорваться с губ возражение, остановил его движением руки.

– Не спеши с выводами, майор. Я тебе еще не все сказал и поэтому вынужден буду просветить тебя, неуча. Мой старый товарищ и друг, которому ты имеешь счастье оказать услугу, не просто сотрудник лучшего на Москве агентства, он, вдобавок ко всему, в недалеком прошлом старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры России, и он разрабатывал и прокручивал такие оперативные разработки, какие вам, молодняку, даже не приснятся. И поэтому ты должен будешь сделать все, чтобы помочь его человеку внедриться в ближайшее окружение госпожи Глушко. Теперь врубаешься, надеюсь?

– Так точно!

– Вот и хорошо. Тем более, что этим самым он и нам поможет. Насколько мне известно, у тебя есть какой-то выход на людей Глушко?

– Ну-у, не без этого, конечно, – покосившись на Турецкого, скромно произнес Трутнев.

– В таком случае, тебе и карты в руки. Запрягай!

Однако Трутнев не поспешал «запрягать». И в чем-то он был полностью прав.

– Товарищ генерал, но ведь это… это внедрение. И я несу ответственность за этого человека. На подобный шаг не каждый профессионал согласится, а тут…

Турецкий с тоской в глазах посмотрел на майора.

– Сынок… Ты когда-нибудь слышал про спецназ Главного разведуправления Генштаба Минобороны России? Так вот, майор запаса Голованов проворачивал такие операции, что тебе подобное никогда и не приснится.

Глава 10

Возможная слежка, о которой предупреждал жену Турецкий, не заставила себя ждать, и едва Ирина Генриховна покинула парковочное место напротив «Глории», как тут же следом за ней тронулся невзрачный, темно-синего окраса «Опель».

Еще не до конца сообразив, что именно заставило ее насторожиться, она переключила скорость и, уже влившись в монотонно гудящий поток, скосила глаза на зеркальце.

«Опель» двигался следом за ней, отделенный тремя иномарками.

Впрочем, и этот факт сам По себе еще ни о чем не говорил, однако встревоженная память уже прокручивала в обратном направлении «киноленту» прошедшего дня, пытаясь нащупать точку отсчета этой ее тревоги, как вдруг прозвучало обрывистое: «Стоп!»

Еще днем, когда она парковалась у «Глории», она словно споткнулась глазами об этот же «опель», с мордатым парнем на правом пассажирском сиденье. Он угощал водителя пирожками из огромного пакета, а в другой руке держал пластиковый «пузырь» – то ли с пивом, то ли с минеральной водой.

Картинка, привычная для оперов из службы внешнего наблюдения, и совершенно нетипичная для измотанных вечными пробками законопослушных москвичей.

В сознании заскреблись тревожные коготки, и все-таки в худшее не хотелось верить.

Переключив скорость и едва не подрезав светло-серый «мерседес», она мотнулась было в образовавшийся промежуток соседнего ряда, надеясь в душе, что «опель» как двигался в левом ряду, так и прошлепает дальше, однако ее надеждам не суждено было сбыться.

Почти незаметный в общем потоке машин, «опель» перестроился в правый ряд и, словно привязанный на фиксированный поводок, следовал за ней. И это уже не могло быть случайностью.

– Господи, этого еще не хватало!

Уже не в силах оторваться глазами от зеркальца и понимая, что все это к добру не приведет, – чем ближе к Садовому кольцу, тем все насыщенней становился поток машин и можно было совершенно запросто въехать в задний бампер впереди идущей тачки, Ирина Генриховна вдруг поняла, что ее нервы выходят из-под контроля, и если она не возьмет себя в руки…

Впрочем, об этом она не думала. Видимо, сработал защитный рефлекс, и мозги уже сами по себе просчитывали наихудшие варианты того, что могло с ней случиться по дороге к дому. А то что люди, пустившие по ее следу этот «опель», шутить не любят и времени попросту не теряют, в этом она уже могла убедиться не единожды.

Нападение с попыткой убийства на Игоря Фокина, взлом его квартиры, когда Марина была в театре, «посещение» редакции, граничащее с откровенной наглостью, и, в конце концов, убийство журналиста – в том, что Фокин умер не своей смертью, в «Глории» уже никто не сомневался, и теперь… Это уже была «тенденция».

Зачистка «поля» шла по высшему разряду, без оглядок на возможные последствия, и теперь, судя по всему, заказчикам этого дела требовалось обрубить последние концы, которые могли бы пролить свет на истинное положение вещей. И «концом» этим было агентство «Глория», точнее говоря, она – Ирина Генриховна Турецкая, засветившаяся в редакции «Шока».

Ее охватило паническое состояние, и она сглотнула подступивший к горлу комок.

Потемнело в глазах, и она судорожно вцепилась в руль, чувствуя, как дрожат руки, и понимая, что она со-вер-шен-но ни-че-го не может с собой поделать.

В какую-то секунду подумала о том, не «вписаться» ли в задок тянувшегося впереди нее «форда» – по логике вещей подобное ДТП, видимо, не просчитывалось водителем «опеля», и это помогло бы ей избавиться от преследователей, но она тут же отбросила эту мысль, как кощунственную.

«Впрочем, кощунственную ли? – подумала она, сморщившись в гримасе.

Теперь уже мозги работали в лихорадочно-рваном режиме, и она даже не заметила, как вписалась в ревуще-загазованный поток Садового кольца.

На какое-то время потеряла из вида тянувшийся за ней темно-синий «опель» и уж было вздохнула свободно, как вдруг его надвигающийся передок снова появился в зеркальце, и Ирина Генриховна почувствовала, как ее пробирает пот.

– Сволочь! Какая сволочь!

Понимая, что у нее в запасе небольшое ДТП, за которое, конечно, придется расплачиваться из личного кармана, она сжала губы и почти силой заставила себя успокоиться. Или хотя бы попытаться взять себя в руки.

Всмотрелась в зеркальце.

«Опель» все так же тащился за ней с дистанцией в две машины, прикрываясь ими, как щитком. Однако в какой-то момент его попытался обойти забрызганный грязью «жигуленок», и он, чтобы избежать столкновения, взял резко вправо. Образовалось «окно», и этого времени хватило, чтобы она смогла рассмотреть своего преследователя.

Молодое широкоскулое лицо славянской национальности. Вроде бы, ничего особенного, на чем можно было бы зацепиться глазами. Но главное, на что она не могла не обратить внимания, водитель был один, без своего напарника, с которым он пожирал пирожки, припарковавшись неподалеку от цокольного этажа дома, в котором находился офис «Глории». И уже тот факт, что водила остался один, без напарника, немного успокоил ее.

Теперь уже она могла рассуждать более спокойно и даже проанализировать создавшуюся ситуацию.

Первое, что пришло на ум, вернуться в «Глорию», но это ровным счетом ничего не давало. Ее Александр Борисович вместе с Головановым еще днем уехали на Петровку, Плетнев с Агеевым тоже были в «разгоне», а она оставалась в офисе за дежурную. К тому же этот финт показал бы, что она засекла слежку, а именно этого не надо было делать. Это был хоть и опасный, но все-таки шанс поиграть с Чистильщиком в кошки-мышки. Ирина Генриховна уже не сомневалась, что водила в «опеле» – человек Чистильщика.

«Но в таком случае?..» – пыталась рассуждать она сама с собой.

В голову ничего толкового не приходило, и она, понимая, что без помощи «своего Турецкого» не сможет расшнуровать ситуацию, достала из сумочки мобильник.

– Тут такое дело… – откашлявшись, произнесла Ирина Генриховна, услышав голос мужа.

– Что, случилось чего? – моментально отреагировал Турецкий.

– Ну-у, в общем-то, пока что ничего страшного, – Ирина Генриховна старалась оставаться предельно спокойной, однако ее голос, видимо, выдавал ее состояние.

– Ира, не тяни!

– Да я и не тяну! – в конце концов, сорвалась она. – Просто я еще и сама не уверена в том, что говорю. Короче, за мной от самой «Глории» увязался темно-синий «опель» и тащится теперь за мной по Садовому кольцу.

Она замолчала, представляя в эту секунду лицо мужа, который не понаслышке знал, ЧЕМ заканчиваются подобные слежки, молчал и Турецкий. Наконец произнес на выдохе:

– А ты… ты не ошиблась, случаем?

– Если бы… – усмехнулась Ирина Генриховна. – Я их еще у офиса засекла.

Молчание, и наконец уже с нескрываемой тревогой в голосе:

– Сколько их… в «опеле»?

– Сейчас один, скуластый такой молодой парень, но днем он был с напарником.

Турецкий, видимо, еще в чем-то сомневался, возможно, не хотел верить в худшее.

– Думаешь, что это люди Чистильщика?

– Да! – сорвалась в крик Ирина Генриховна. – Больше некому!

– Ты того, успокойся…

– Да я и без того спокойна.

– Тогда слушай сюда. То, что этот мордатый сейчас один – это хорошо, значит они просто отследить тебя хотят, и сейчас их нельзя вспугивать, можно дров наломать. Но и подставляться нельзя. Так что будь умницей и постарайся не нервничать. Подъезжай сейчас к дому Плетнева, паркуйся так, как будто ты там живешь и поднимайся в подъезд. Плетнев будет знать, что делать. Я подъеду позже.

Ирина Генриховна утвердительно кивнула, будто в этот момент ее мог видеть Турецкий, однако не удержалась и как-то очень тихо произнесла:

– А ты… ты не мог бы меня встретить?

– Господи, родная ты моя! Не бойся.

Даже не дослушав Турецкого, но уже сообразив, ЧТО может грозить его жене, Плетнев тут же выдал свое предположение:

– А может, проще будет перехватить этого орла? Пока ты будешь добираться до моего дома, возьму его за жабры и…

– Проще – не всегда хорошо, – осадил его Турецкий.

– Но ведь расколется гаденыш, – настаивал Плетнев. – До самой задницы заставлю расколоться. И тогда мы этого сучьего Чистильщика вместе с заказчиком…

– А если не расколется? И если этот жучок упрется в то, что он знать ничего не знает, а эта «психопатка» просто спутала его с кем-то? Тем более, мол, что днем он мотал на своем «опеле» по Москве, а не отсвечивал у Сандуновских бань, как утверждает эта бабенка. И что тогда?

– Но ведь мы-то с тобой знаем, ГДЕ он был днем и за кем увязался вечером! – не отступал Плетнев. – И после коротенькой обработки…

– А вот про это забудь! – уже более резким окриком осадил Антона Турецкий! – Не хватало еще, чтобы мы наших клиентов раскаленными утюгами пытали.

– Зачем же утюг? – пробурчал в трубку явно обиженный Антон. – Я и без утюга любую информацию из этих гадов выбью.

– Даже не сомневаюсь в этом, – успокоил его Александр Борисович. – Но только в другой раз. А пока что, будь добр, сделай то, что я тебя прошу.

Окна квартиры выходили во двор, и можно было без всякого риска отследить действия «хвоста» не выходя из дома, однако, наученный горьким опытом, когда далеко не все складывалось так, как можно было предполагать, Плетнев предупредил Ирину Генриховну, что будет ждать ее на скамейке у детской площадки, и за десять минут до того момента, когда она должна была въехать во двор, спустился вниз. Поздоровался с консьержкой и, предупредив ее, что к нему вскоре должна подняться «эффектная, красивая» женщина, вышел во двор.

Закатное солнце уже отсвечивало в окнах соседнего дома, на детской площадке, под строгим наблюдением своих бабушек и молодых мам, играла малышня, и такая истома разливалась вокруг, что даже представить трудно было, что какой-то гаденыш в «опеле» может покуситься в такой вечер на жизнь боготворимой тобой женщины. А Ирину он действительно боготворил, хотя и вынужден был скрывать это не только от Турецкого, но и от того же Голованова с Агеевым.

Присел на угол свободной скамейки и представил, как бы он выглядел со стороны.

Ничего подозрительного. Молодой дед или же папаша-переросток, которому жена поручила посмотреть за ребенком.

К его ногам подкатился мяч, за которым поспешал пятилетний пацан, и Антон подтолкнул его в сторону мальчишки. Видимо, вконец озверевший от своей бабушки, которая только и делала, что покрикивала на него, мальчишка мгновенно переключил свое внимание на огромного, как индийский слон, незнакомца, приглашая его поиграть в мяч, но в этот момент из-за дома вырулила ухоженная «ласточка» Ирины Генриховны, и Плетнев вынужден был только руками развести, потрепав мальчишку по вихрастой голове. Мол, не обессудь, друг, в другой раз обязательно поиграем.

Вписав машину в свободное пространство под окнами дома, Ирина Генриховна окинула взглядом освещенный закатным солнцем двор, и не очень-то поспешая, ступила ногой на землю.

Оглянулась, не появился ли в торце дома примелькавшийся темно-синий «опель», но его почему-то не было, и она, все так же не торопясь, достала с заднего сиденья свою куртку, которую в случае непогоды возила с собой, проверила «бардачок» и только после этого с силой хлопнула дверцей.

Уже с некоторой растерянностью покосилась на торец дома, не понимая, что именно заставило хозяина «опеля» задержаться, и в этот момент появился он сам, без машины. Мордатый, крепко сложенный и, видимо, весьма уверенный в себе и в своих способностях.

Остановился, прикуривая, и было видно, как он из-под руки высматривает пространство двора, забитого разномастными иномарками и отечественными «Жигулями».

В какой-то момент, видимо, заметил уже идущий к подъезду «объект», проводив Турецкую долгим взглядом, но даже шага не сделал, чтобы нагнать ее в том же подъезде или в дверях.

Судя по всему, Чистильщик и его команда еще не решили до конца, как поступить с «Глорией», и это позволяло Турецкому сделать опережающий ход.