Текст книги "Последний маршал"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Вы не волнуйтесь, – успокаивала ее Лиля. – Это просто формальность. Всего этого просто требует следственная процедура.

Когда официальная часть допроса закончилась, Лиля гладко и естественно перешла на неофициальный тон и согласилась на вторую порцию чая.

– Вы не пьете чай с сахаром из-за фигуры? – наугад спросила она и попала в точку: Зеркалова стала говорить о своем муже.

– Нет, это Володя пьет с сахарином. Он мой муж. У него диабет, без инсулиновой зависимости, слава Богу, но все-таки… Я за него так боюсь, – механически добавила Татьяна, скорее в ответ на собственные мысли.

– Да, я в курсе всего того, что случилось с вашим мужем, – тактично вставила Лиля. – Я же член следственной бригады, которую возглавляет Александр Борисович.

Через пять минут ей удалось вытряхнуть из Зеркаловой главное: чего она хочет? Она хотела получить свидание с мужем в следственном изоляторе. Этого свидания ей не удавалось добиться ни с чьей помощью.

Уходя, Лиля знала, что делать.

– Я вам очень сочувствую, – сказала она на прощанье. – Ничего не хочу обещать заранее, но постараюсь вам помочь. Может быть, мне удастся получить для вас разрешение на свидание, но только никому-никому не говорите, что я обещала вам помочь, а то у меня могут быть большие неприятности.

Зеркалова поклялась ей, что будет нема как рыба.

Лиля знала, что в положении Зеркаловой человек хватается за соломинку и верит в чудеса. Свое обещание она и не думала выполнять, то есть оно было так же нереально, как если бы Лиля обещала устроить Зеркаловой аудиенцию у английской королевы Елизаветы. Но Татьяна этого не понимала и верила ей, этого достаточно. Значит, если Лиля позвонит ей и скажет. «Бросайте все, немедленно поезжайте в Лефортово!» – в любой день и в любой час Татьяна помчится туда, куда скажет Лиля, не раздумывая.

…Несколько дней прошло в хлопотах по «расчистке местности». Лиля подбирала приличное место на прибалтийском курорте в Литве или в Латвии (но лучше в Литве, там к русским не так болезненно относятся) и заодно искала, кто бы мог устроить Зеркаловой разовый пропуск в Лефортово. Что касается жены Турецкого, то Лиля как-то невзначай обмолвилась о Прибалтике. Александр Борисович поддержал тему, сообщив, что вот и его Ирина раньше частенько навещала свою тетку в Прибалтике. А теперь вот сорвалось, как это ни обидно, что-то у тетки случилось, проблемы какие-то. А жаль, Ирине с девочкой сейчас бы в самый раз отдохнуть перед родами. Лиля поняла, что попала в точку.

Через знакомых Лиле наконец удалось найти одно солидное литовское агентство, предлагающее отдых и лечение. Лиля съездила к ним на Таганскую, посмотрела рекламные буклеты, поговорила с менеджером и в конце концов остановила свой выбор на Паланге. Стоимость путевки на десять дней, проживание в четырехзвездочном пансионате, четырехразовое питание – примерно сто семьдесят долларов. Эту сумму, как она думала, Турецкий сможет потянуть. Зато: одноместный номер для матери и ребенка, санаторный режим, кругом сосны и дюны, для детей – бассейн с подогревом и площадка для игр… Именно то, что нужно женщине в положении и с ребенком на руках. Пусть себе прогуливается по небольшой, открыточной Паланге и водит ребенка на экскурсии в Музей янтаря смотреть допотопных жуков, замаринованных в смоле.

Теперь нужно было тактично напомнить о недавнем разговоре Турецкому. Лиля долго – три дня! – выжидала подходящего момента.

– Ну и куда же вы решили отправить жену на отдых? – спросила она как о чем-то само собой разумеющемся, когда у Турецкого было настроение получше.

Александр не понял сразу, о чем речь. И только огорченно махнул рукой. Трудно сейчас стало, да и дорого все…

– Не такое уж это дорогое удовольствие, – возразила Лиля в ответ на эти полуобъяснения-полуоправдания. – Моя сестра, к примеру, в этом году ездила с ребенком в Палангу… – далее последовало жизнеописание несуществующей сестры и племянника в Паланге, почерпнутое из рекламного буклета. – Признайтесь, вы просто не хотите пожертвовать своим горячим обедом и ужином! – закончила она свою предвыборную речь. – По-моему, это просто эгоизм. На вашу жену тяжело смотреть.

Турецкий опешил от такой наглости. Он хотел прикрикнуть на зарвавшуюся нахальную следовательшу и сказать ей что-нибудь вроде того, что не суй нос в чужие дела, а занимайся собой… Но проснувшаяся совесть строго заявила, что девчонка-то, в общем, права.

Все эти отговорки: «Некуда ехать, не осталось хороших курортов» или «Ирине в ее положении лучше быть дома, рядом с мужем» – всего лишь отговорки для успокоения совести. Чем это, интересно, Ирине лучше от того, что она дома, рядом с мужем? Она и видит-то своего мужа только ночью. Можно подумать, он сильно помогает ей тем, что храпит под боком. Неужели он действительно такой эгоист, что боится остаться без опеки и заботы?

В тот же вечер, вернувшись с работы, Турецкий для очистки совести заговорил с женой о различных несуществующих сослуживцах, отправлявших своих беременных жен отдыхать в санатории и пансионаты.

– И тебе, наверное, осточертела Москва? – спросил он, надеясь, что благоразумная жена сама придумает тысячу и один веский довод, почему не может или не хочет уехать из Москвы отдыхать.

Однако Ирина, крошившая редиску на салат, ответила совершенно иначе:

– Надоела! Смертельно надоела! Ты даже не представляешь, как она мне надоела!

Слова жены окончательно убедили Турецкого в том, что он – законченный эгоист и маринует несчастную Ирину в пыльной, душной, экологически грязной Москве, движимый самыми низкими чувствами.

«Хватит! – решил он. – Так больше продолжаться не может! Уже до чего дошло – сослуживцы за спиной шушукаются и обсуждают, как я мордую жену…»

Ко всему прочему примешивалось еще подленькое чувство вины за этот случайный и ненужный роман с Таней Зеркаловой.

Словом, к утру Турецкий окончательно созрел и, явившись на работу, первым делом буркнул в сторону Лили:

– Э-э-э… вот что… Вы не помните, в какой санаторий ездила ваша сестра? Я тут прикинул…

И через несколько минут он уже записывал инструкции о том, куда следует обратиться за путевкой. Затем Лиля снова яркими красками расписала прелести отдыха в пансионате матери и ребенка в Паланге и убедила Турецкого в том, что сто пятьдесят долларов – это, в конце концов, по нашим временам просто смешные деньги.

Устранение жены стало делом времени и должно было решиться в ближайшие несколько дней. Теперь Лиля могла полностью переключиться на устранение Зеркаловой, которая почти каждый день встречалась с Турецким и буквально свободной минуты ему не оставляла. Но ничего, Лиля уже знала, как с ней управиться.

Достать Зеркаловой пропуск в Лефортовский изолятор оказалось делом сложным, для этого Лиле пришлось пустить в ход одну-две из старых своих отмычек – бывших поклонников, которые ради нее могли пойти на многое. Оставалось только запастись терпением и ждать отъезда жены Турецкого, а пока слегка разогревать его интерес к своей особе. Что Лиле и удавалось сделать настолько изящно, что, с одной стороны, никому и в голову бы не пришло, что она заигрывает со своим шефом, а с другой стороны, Турецкий все чаще и охотнее подвозил ее вечерами до «Парка культуры», и они все дольше просиживали в машине, обсуждая рабочие проблемы, прежде чем распрощаться друг с другом. Самый злобный сплетник не мог бы сказать, что Лиля своего шефа, грубо говоря, снимает, а между тем Турецкий сам не мог понять, отчего чувствовал порой, что испытывает желание схватить и прижать к себе эту нахальную девицу, которая смотрит на него так, будто сообщает: «Ну разве я виновата, что родилась красавицей?..»

Глава 15
ЗИГЗАГИ

1

Первое, что сделал генерал Петров, – отослал всех своих сотрудников. Лукашука в том числе. И мы остались с ним наедине. Не скажу, чтобы мне очень нравилась его компания. Но чего только не стерпишь ради пользы дела!

Некоторое время он не поднимал глаз и только барабанил пальцами по столу, как бы наблюдая за собственными ногтями. Мне даже показалось, что он забыл о моем существовании и увлеченно занимается любимым делом.

– Простите, – так и сказал я ему, – вы не слишком заняты? Может быть, я в следующий раз загляну?

Он поднял на меня глаза. Не знаю, я ли подвиг его, но он показался вполне созревшим для разговора.

– Ну? – произнес он.

Начало, надо сказать, не оригинальное. Так начинают, когда хотят, чтобы начинал другой.

– Что? – сказал я.

– Что скажете? – смотрел он на меня.

Я пожал плечами.

– А что я могу сказать? Сидит человек в тюрьме практически ни за что. Любой с ума сойдет.

Он вскинул брови.

– Вы считаете рассказанное им выдумкой? – удивился он.

Я тоже как бы удивился.

– А разве к этому можно относиться как-то иначе? – Я изо всех сил старался, чтобы мое недоумение выглядело как можно натуральнее. – Какие-то бомбы, какое-то предательство. Он думает, что он мессия.

Между прочим, так оно и было, но это – именно между прочим.

Генерал еще некоторое время помолчал, а потом усмехнулся и покачал головой:

– Не пойдет, Александр Борисович.

– Не пойдет? – переспросил я. – А что – не пойдет?

– Вот это самое, – туманно ответил он и пояснил: – Разговор такой не пойдет. Мы же с вами серьезные люди, правда? Вот и давайте говорить серьезно.

– Давайте, – с готовностью согласился я.

Он кивнул.

– Итак, – снова начал он, но уже более решительно, – вы, очевидно, поняли, что Аничкин действительно спрятал где-то очень опасный груз? Не так ли?

– Неужели? – поразился я.

Он с размаха опустил на стол свой огромный кулак. Стекло на столе треснуло, часы на стене пискнули, а я вздрогнул. Интересно, бьет ли он своих подчиненных?

– Хватит! – сердито заговорил он. – Давайте говорить по существу.

Не люблю, когда на меня кричат, пусть даже это генералы. Хватит с меня Меркулова.

– Может быть, я пойду? – сказал я. – У вас, кажется, плохое настроение.

И начал тихо-тихо приподниматься.

– Ладно уж… Не уходите! – остановил он меня. – Послушайте, Турецкий, я навел тут о вас справки, так что вы меня не обманете.

– Да? – только и сказал я.

– Да! – Он жестко смотрел на меня. – Так вот. Работник вы способный, к делу своему относитесь довольно профессионально, но вот в личной жизни вы далеко не образец для подражания.

– У каждого свои недостатки, – пробормотал я. – Все мы человеки, так сказать.

– Честно говоря, я не рекомендовал бы вас своей дочери, – упрямо продолжал он. Чего он хочет? Кто же так вербует в свои ряды? – Не нравится мне ваше поведение с женщинами.

– У вас есть дочь? – вежливо поинтересовался я.

Мне показалось, что он вдруг чего-то испугался. Наверное, я слишком заинтересованно его спросил.

– Так вот! – сердито сказал он. – Вы, надеюсь, понимаете, что скомпрометировать вас – дело одной минуты?

– Вы хотите собрать по поводу моего поведения партсобрание? Послушайте, Григорий Иванович, вы только что говорили мне, что я профессионал. Неужели вы думаете, что я не понимаю, куда вы клоните? Неужели вы всерьез полагаете, что меня можно запугать и взять на туфту вроде аморального поведения? Вы хотите мне что-то предложить, так валяйте, предлагайте, что вы кровь портите и себе и людям?

– А с чего это вы взяли, что я хочу вам что-то предложить? – недоверчиво посмотрел он на меня.

– А тут гадать особенно не надо, – ухмыльнулся я. – Раз вы не убили меня сразу после свидания с Аничкиным, несмотря на все ваши тайны, которые в результате этого рандеву мне открылись, значит, вы хотите, чтобы я вам в чем-то помог. В конце концов, мы делаем одно дело, мы охраняем закон, хоть и находимся в разных ведомствах.

Осторожней, Турецкий, не перегибай палку. Как бы она тебя по хребту не ударила. Но впечатление было произведено, я это видел.

Петрову явно понравилось то, что я сказал. Вся штука была в том, что я медленно подготавливал его к мысли, что Турецкий способен на предательство и не прочь отхватить свое при дележе возможного пирога.

– Что вы знаете о Стратегическом управлении? – неожиданно спросил меня генерал.

Вот оно, началось. Ну, Турецкий, перекрестись мысленно – и в бой.

Глядя генералу в глаза, я медленно ответил, выделяя чуть ли не каждое слово:

– Я знаю, что Стратегическое управление – это организация людей, которая озабочена судьбой страны. Я не знаю, есть ли в этой организации устав, но мне кажется, что это солидная организация со своей жесткой иерархией и, очевидно, дисциплиной. Стратегическое управление активно участвует в общественно-политической жизни страны. Люди, которые входят в нее, считают, что за ними – будущее.

Все время, пока я говорил эту фашистскую бредятину, он смотрел мне в глаза, а я – ему. Так мы и сидели, как два человека, которые затеяли смертельную игру и знали, что делали, а слова были только сопроводительным материалом.

Все так же не сводя с меня глаз, он спросил:

– А вы как думаете?

Я был готов к этому вопросу.

– Обычно – головой, – ответил я.

Строго говоря, я рисковал. Генерал вполне мог обладать настолько развитым чувством юмора, чтобы догадаться, что, противопоставляя себя членам Стратегического управления, я как бы намекаю, что они, члены, думают, в отличие от меня, не головой, а совсем другим местом. Да и что с них, членов, взять? Но он не догадался. И правильно. Человек с развитым чувством юмора не может стать генералом.

– Вы согласны с тем, что управление заботится о будущем страны? – требовал от меня генерал ответа.

Нельзя же быть таким настырным.

– По-своему – да, – осторожно ответил я.

Он кивнул. Вроде его удовлетворил такой ответ.

– Как бы вы отреагировали, – снова взялся он за свое, – если бы мы с вами стали сотрудничать?

– Кто это – мы? – невинно смотрел я на генерала.

Пусть попыжится. Пусть не будет никаких недомолвок. Пусть колется.

– Стратегическое управление, – спокойно ответил мне генерал Петров.

Еще немного, и ты, Турецкий, добьешься своего.

– Каким же вы видите наше сотрудничество? – недоверчиво ухмыляясь, спросил я.

Впервые за все это время он улыбнулся. К тому же и вздохнул с плохо скрываемым облегчением.

– Я знаю, что вы расследуете несколько убийств, которые были совершены в последние дни. Речь идет о высокопоставленных людях.

Я изобразил недоумение:

– Откуда вы это знаете?!

Он даже отвечать не стал, только небрежно отмахнулся – не задавай, мол, глупых вопросов, мальчик.

– Так вот, – продолжил он. – Я скажу вам, кто убил Смирнова.

– Вот так просто, да? – вырвалось у меня.

– Да, – спокойно кивнул он. – Причем это не подставка, а действительный исполнитель. Убийц остальных я вам дать не могу – просто не знаю их. Можете сами их искать, а можете доказать, что это тоже сделал тот самый человек, на которого я вам укажу. Как хотите.

– А что я должен сделать? – спросил я наконец. – В смысле взамен?

– Я скажу, не торопитесь, – ответил мне Петров. – Но прежде чем мы договоримся, скажу еще кое-что: вы не пожалеете, Александр Борисович, если свяжете свою жизнь с деятельностью нашей солидной и авторитетной организации. Тогда вы многого добьетесь. Хорошие работники, профессионалы, нам всегда нужны, а мы, в свою очередь, подумаем о вашем будущем. Что скажете?

– Ура, – пожал я плечами, – наконец-то хоть кто-то будет думать о моем будущем.

Он снова улыбнулся:

– Итак, я, пожалуй, начну говорить о том, чего мы хотим от вас, Александр Борисович.

– Слушаю.

– Представьте себе Аничкина на свободе, – сказал он наконец вожделенные слова, и сердце мое запело, готовое выскочить из груди.

Он, видимо, заметил мои вспыхнувшие глаза, но, слава Богу, понял все по-своему.

– Не торопитесь, – предупредительно поднял он руку. – Никто просто так не собирается выпускать Аничкина. Это было бы в высшей степени глупо. Есть иные варианты…

Уйми свои эмоции, Турецкий. Веди себя прилично, пусть люди радуются, что раскусили тебя. Доставь генералу эту радость, что тебе стоит?

Я снова сделался глуповатым.

– А как же быть? – спросил я. – Ведь обвинения не предъявлено. Знает он, похоже, много. И держать его в любой момент под рукой было бы, конечно, замечательно. Для следствия. Но вот опять же и жена его, Таня, просила… Мне бы хотелось выполнить ее просьбу. Надо бы как-то освободить человека…

– Да уж, – усмехнулся генерал, и я был неприятно поражен: как давно они за мной следят?

– Но вот каким же образом Аничкин может оказаться на свободе? – спросил я. – Разве что сбежит из Лефортова?

Нормально, Турецкий! Человек, организующий побег, не станет первым об этом заговаривать. Осталось совсем немного. Чуть-чуть. Вот сейчас этот долбаный генерал откроет рот и скажет то, ради чего я и затеял всю эту мутотень.

Генерал открыл рот и сказал:

– Вот именно. Именно это я вам и предлагаю.

Что и требовалось доказать. Гремите, фанфары, славу Турецкому!

Я потрясенно уставился на генерала:

– Вы хотите организовать побег Аничкина?!

Не переигрывай, Турецкий.

– Нет, – покачал он головой. – Побег ему организуете вы. А мы только поможем.

– Но почему – я?! – Демонстрируя изумление, я прекрасно знал ответ.

– Потому что нам он не поверит, – отвечал Петров. – Он опытный чекист и сразу заподозрит неладное. Если к нему подойдет кто-то из нас или любой посторонний, он почувствует ловушку. И откажется. А вы сможете его убедить, потому что вы как раз в первую очередь заинтересованы в том, чтобы он был на свободе. И он это поймет. И есть шанс, что поверит вам.

– Не знаю, не знаю, – качал я головой. – Слишком рискованно.

Генерал нетерпеливо затарабанил пальцами по столу.

– Никакого риска нет, – раздраженно заявил он. – Детали уточним, и вы сами можете убедиться, что в нашей организации работают люди неглупые.

– Да я и не сомневался, – пробормотал я будто в смятении, – но… как-то…

– Что-то я не пойму, – внимательно изучал меня Петров, – по моим данным, вы довольно решительный следователь. А тут мы предлагаем вам такую помощь. А вы трусите. В чем дело, господин Турецкий?

Я даже похолодел внутренне при мысли, что он поймет сейчас, что я просто разыгрываю комедию. В конце концов, он кадровый разведчик и вполне может понять, что я блефую…

Я вскинул голову, надменно посмотрел на генерала и оскорбленным голосом проговорил:

– Что вы себе позволяете, господин генерал?!

– Ну слава Богу! – облегченно вздохнул он. – А то я видел перед собой мальчика, а не мужа. Ну так что, Александр Борисович? Согласны?

– Согласен.

– И замечательно, – сказал он. – А теперь обговорим детали.

– Минуточку, – поднял я руку. – Мы забыли кое-какую другую деталь.

– Да? – недоуменно уставился он на меня. – И какую же, позвольте полюбопытствовать?

– Вы обещали мне отдать убийцу Смирнова.

– Ах это, – улыбнулся он. – Не порите горячку, Турецкий. Раскроете вы это дело в лучшем виде, уверяю вас. Но прежде – Аничкин. Сейчас это – самое важное.

2

Президент победил, но не так, как хотелось его самым большим почитателям.

Лидер коммунистов отстал совсем ненамного, и второго тура не избежать. Представляю, какая теперь свистопляска начнется по телевидению и в газетах.

Ирину нужно срочно отправлять, и пусть Лиля Федотова мне в этом помогает. Она же обещала помочь достать путевку в Прибалтику. И чем скорее, тем лучше.

До операции с Аничкиным осталось два дня. Все рассчитано мною правильно.

Генерал Петров и его коллеги из Стратегического управления думают, конечно, что повесили мне на уши высококлассную лапшу. Они считают, что я поверил каждому слову генерала. Пусть так считают и дальше.

Их план понятен: как только вы, господин Турецкий, вместе с Аничкиным окажетесь в открытом пространстве, они сначала проследят, куда бросится Владимир, чтобы извлечь свои грозные чемоданы. Но, скорее всего, он этого не сделает, а Петров со товарищи это не могут не понимать. Чего же они хотят? Там, в Лефортове, у них возникнут проблемы, ежели они станут его пытать. А вне Лефортова – кто же им может помешать? Для начала на глазах у Аничкина они помучают, а потом и пристрелят доверчивого придурка Турецкого, чем продемонстрируют мятежному полковнику серьезность своих намерений. Все очень просто.

Я-то знаю, что меня ожидает. Поэтому за эти два дня я должен позаботиться об Ирине с Ниночкой, написать завещание, а также выпить на прощание с Меркуловым и Грязновым, рассказав им в деталях о предложении генерала Петрова. А может, и рапорт еще придется сочинить. Это как начальство прикажет…

Тот, кто предупрежден, тот – вооружен. Генерал Петров и не подозревает, что я ясно представляю, о чем он думает.

…Сборы проходили в суете и спешке. Отъезд Ирины с Ниночкой превратился в катастрофу вселенского масштаба, размеров которой Турецкий и представить не мог. Он мотался по городу, делая срочные и необходимые покупки, в то время как Ирина впрок стирала его одежду и закупала продукты, чтобы он в ее отсутствие не голодал и ни в чем не нуждался. Каждые полчаса Ирина бросала на пол какую-нибудь вещь, которую держала в руках, и объявляла, что она никуда не едет, потому что не может бросить Сашу одного в такой тяжелый для него период. После этого заявления Ниночка подымала рев и кричала, что хочет на море…

Послушавшись советов Лили, покупать билеты на поезд Турецкий не стал, а договорился насчет служебной «Волги». Чтобы добраться до Паланги за одни сутки, в день отъезда все поднялись чуть свет, в половине пятого утра. В пять пришла «Волга». Сонную и поэтому равнодушную ко всему происходящему Ниночку уложили на заднее сиденье, чемодан и сумку с вещами – в багажник. Ирина, уже захваченная предвкушением путешествия, уселась на переднее сиденье рядом с шофером и поставила под ноги корзинку с бутербродами на дорогу.

– Саша, только ты, пожалуйста, не голодай, – в пятый раз напоминала она мужу. – Как только приеду, сразу позвоню тебе.

Турецкий поцеловал ее на прощанье, приказал ни на минуту не отстегивать ремень безопасности и захлопнул дверцу.

«Волга» тронулась и покатилась вдоль безлюдной в этот ранний час набережной. Ирина махала ему рукой, пока машина не исчезла из виду.

В то же утро Татьяне Зеркаловой позвонили домой и сообщили, что ей позволили встретиться с мужем. Лиля не стала звонить ей сама, чтобы лишний раз не выпячивать свое участие в этом деле, а попросила позвонить того самого человека, который и выписал Зеркаловой пропуск. Конечно же это был гебешный генерал, занимающий большое положение в ФСБ. Ошалевшая от неожиданности Татьяна, не дожидаясь назначенного часа, помчалась в Лефортово.

В это время Лиля приводила себя в порядок перед решающим свиданием с Александром. Ничего особенного для того, чтобы хорошо выглядеть, ей делать не нужно было: она не принадлежала к тем женщинам, которые занимаются собой только по случаю и по три месяца не смотрят на себя в зеркало. Лиля была в полном порядке каждый день, но, как говорится, нет предела совершенству, и никому не помешает лишний час провести в салоне красоты на Арбате.

О том, где состоится долгожданное свидание, она тоже подумала заранее. Все складывалось очень удачно: Гречка, когда-то учительница, а ныне просто ее подруга, уехала в Германию делать выставку и оставила на попечение Лили свою квартирку и свою собаку. Лучшего места и представить невозможно.

На работу Лиля решила прийти в обычном платье. Для соблазнения Александра у нее имелся запасной ход. Турецкий явился на работу мрачный и не выспавшийся. Предусмотрительно прихваченный Лилей термос с кофе и горячие бутерброды в герметичной кюветке оказались более чем кстати: утром Турецкий не позавтракал дома. Пока он, злой как черт, уписывал за рабочим столом бутерброды, его горестно ссутуленная фигура могла служить моделью для какого-нибудь художника-соцреалиста, пишущего картину под названием «Жена ушла!». Когда Лиля ему об этом сказала, он только мрачно посмотрел на нее, обиженный таким бессердечным отношением к своей потере.

Но, перекусив и выпив кофе, Турецкий почувствовал себя бодрым и полным жизни, и перспектива холостяцкого одиночества в течение ближайших десяти дней не показалась ему такой уж печальной, а, наоборот, даже сулила кое-какие выгоды.

Он позвонил Тане, чтобы договориться встретиться сегодня после обеда, но Зеркаловой почему-то не было дома.

Лиля подошла к его столу и налила себе кофе из термоса.

– Где вы успели загореть? – спросил вдруг Александр, глядя на ее загорелые руки и плечи. – Лето только началось, а вы уже вся как шоколад.

Лиля невозмутимо ответила:

– Солярий… Но я вообще от природы смуглая. Моя бабушка по отцу была татаркой со смешной фамилией Тыртых… Знаете что?

– Что? – эхом отозвался он.

– Вам лучше поехать домой и выспаться. У вас очень усталый вид.

«Она права!» – подумал Турецкий, которого, как всякого нормального человека после плотного завтрака, стало клонить в сон.

– Вы правы. – Он встал из-за стола и потянулся. – Поеду домой.

Он решил съездить к Зеркаловой – возвращаться в пустую, разгромленную поспешными сборами квартиру не хотелось.

– Если будут спрашивать…

– А я тоже сейчас ухожу, – перебила его Лиля, мило пожав плечами.

– А вы тоже? Ну конечно, когда начальства нет, зачем на работе сидеть выслуживаться? – иронично сказал Турецкий.

– На самом деле я рассчитывала, что вы меня подвезете.

Лиля взяла со стола свою сумочку. Турецкий вдруг удержал ее за руку, притянул к себе и чмокнул в щеку. Лиля не сопротивлялась, но при первой же возможности выскользнула у него из рук.

– Ключи не забудьте, – сказала она улыбаясь и вышла из кабинета.

Существует целый арсенал способов, как заманить мужчину на свою территорию.

– Поднимемся ко мне, выпьем кофе? – Это лобовая атака.

Другой вариант:

– У меня кран течет на кухне, ты не посмотришь? – Годится для супермена с отверткой в руках.

Еще один:

– Ты, я слышала, ищешь второй том Конфуция, издание Академии наук 1962 года? У меня дома как раз есть то, что ты ищешь. Приходи сегодня после одиннадцати вечера.

Можно выплеснуть на брюки мужчине томатный сок и пригласить к себе переодеться. Можно притвориться, что потеряла ключи от квартиры, и попросить своего рыцаря выломать дверь. Можно сломать ногу (понарошку), чтобы у него появилась возможность донести вас на руках до кровати…

Лиля никогда не повторяла одну и ту же фразу двум разным мужчинам: к каждому у нее был индивидуальный подход. Когда она усаживалась в «Жигули» Турецкого, то еще не знала, что ему скажет, и полагалась на вдохновение.

– Вы не могли бы поехать через Смоленскую? – попросила она по дороге. – Мне нужно забрать у подруги таксу.

– У вас есть такса? – удивился Турецкий.

– А что вас так удивляет?

– Может, перейдем наконец на «ты»? Я уже устал от грамматических упражнений; «вы», «вам», «вас»…

– Я ждала, когда предложит старший по званию, – улыбнулась Лиля. – А чем тебе такса не нравится?

– Если бы я вас… тебя… тьфу ты, совсем уже мозги отказываются соображать! Если бы я тебя представлял с собакой, то не с сосиской на поводке, а как минимум с датским догом, а лучше с тигром на цепочке.

– В самом деле? – повела плечами Лиля. – Я выгляжу такой грозной?

– Не прибедняйся, сама это отлично знаешь!

– Знаю, – не стала запираться она. – И сосиска на поводке действительно не моя, а моей подруги.

– Удивительно! – сказал Александр, когда она замолчала. – Ты не назвала ни имени подруги, ни зачем она отдает тебе собаку и на сколько – это удивительно. Девяносто девять женщин из ста проболтались бы хотя бы по одному пункту.

Он сам не понимал, раздражает его эта девушка или, наоборот, нравится. Она заводила его – это точно. Он меньше на дорогу смотрел, чем на нее.

– Теперь налево, – объяснила Лиля, высунувшись в открытую форточку и высматривая номера на домах. – Улица Плющиха, дальше, до конца… Стоп. Вот ее дом. А вы что, разве не хотите со мной подняться? – спросила она, выходя из машины.

Турецкий с неохотой выполз из-за руля. Он по опыту знал, что когда сходятся две подруги, да еще когда снаряжают в дорогу любимого питомца, то лучше это дело пережидать не в машине, а за стаканом чего-нибудь холодного. К тому же его выжидающий вид должен стимулировать подруг к ускоренным сборам.

– Ладно, посмотрим на твою таинственную подругу, – кивнул он, поднимаясь следом за Лилей на второй этаж.

Она ничего не ответила, открыла своими ключами бронированную дверь и пропустила Александра в прихожую.

Турецкий вошел и присвистнул, оглядывая квартирку от пола до потолка.

– Ты проходи, проходи, – подтолкнула его легонечко Лиля. – Не бойся за свою репутацию честного следователя. Здесь живет художница.

– Художница? – Турецкий пожал плечами. – Бывают же чудеса на свете! Знаешь, у меня о художниках несколько другое представление… Почему-то все мои знакомые художники… В общем, все они доходяги и живут почему-то в конурах с интерьером из пустых бутылок и грязных холстов. А твоя подруга что, нарисовала «Джоконду»?

Лиля рассмеялась.

– Сейчас увидишь, – пообещала она. – Присаживайся пока здесь, – она кивнула на кожаный диванчик у стены. – Я поищу Ваксу. Она, наверное, забилась под кровать и боится выходить.

– Такса Вакса, – пробормотал Турецкий, усаживаясь на диван и чувствуя себя в этой квартире так хорошо, что с места не сдвинулся бы.

Однокомнатная квартира Гречки была отремонтирована (хотя точнее было сказать – отреставрирована) так, что казалась безразмерной. Все лишние стены выброшены, кухня и коридор совмещены в одну большую гостиную со светлыми, цвета слоновой кости, стенами. Кроме кожаного дивана, здесь помещался обеденный стол, телевизор, дерево в глиняном горшке бочечного размера. Сбоку неприметно вписывалась итальянская комбинированная плита, совмещавшая в себе холодильник и кухонную мойку. Стол от кухонного гарнитура с мраморной столешницей с успехом приспособили под рабочий, на нем стоял компьютер и лежали необходимые для работы предметы, смысл и назначение которых были Турецкому не ясны.

Из гостиной раздвижная дверь вела в единственную комнату – спальню. Лиля ушла в ту комнату и закрыла за собой дверь.

– Располагайся и не обращай на меня внимания! – крикнула она из спальни. – Там слева от тебя, под мойкой, холодильник, сам себе налей что хочешь, сок или пиво…

– А где же подруга? – спросил Александр.

– Не бойся, она в Германии. Никто сюда не ворвется, вся квартира полностью наша…

Пока она там неизвестно чем занималась, Турецкий налил себе ледяного пива и, взяв со стола трубку радиотелефона, набрал номер Тани.

«Если она дома, то встану и уеду, – подумал он, слушая длинные гудки зуммера, – а если никто не возьмет трубку…» Татьяна не подошла к телефону. В это время она стояла у ворот Лефортова, нервно перебирая в памяти все то, о чем хотела сказать мужу при встрече.

– Дрожит как кролик! – сказала Лиля, появляясь на пороге спальни с таксой на руках.