Текст книги "Последний маршал"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Вдруг ей показалось, что за ней приехала милиция, что сейчас там идет перестрелка и скоро ее освободят. Она вскочила и подбежала к двери и стояла, прислушиваясь к голосам и звукам, доносящимся снизу, пока не поняла, что никакой милиции не было, и даже выстрела, пожалуй, не было, а она приняла за выстрел грохот упавшего кресла.

Татьяна вернулась на кровать и просидела, прижавшись к стенке, очень долго. Отупевшая от снотворного голова не хотела думать, а подсовывала ей вместо мыслей похожие на галлюцинации образы-картинки. Вдруг ее напугали кошки, вылезшие, как ягуары, откуда-то из-под крыши, в щель в потолке, возле дымохода, и спрыгнувшие прямо на нее. В нормальном своем состоянии Татьяна бы обязательно взвизгнула, но теперь она продолжала сидеть молча и неподвижно, чем и вызвала доверие к себе со стороны этих мелких хищниц. Они улеглись рядом с ней и замурлыкали.

Татьяна слышала, как пришел и уселся возле двери ее надсмотрщик, а потом вдруг зажегся свет, ослепивший ее на мгновение, и она различила стоящего на пороге невысокого плотного человечка в дорогом, но мятом и запятнанном костюме. Из-под расстегнутого пиджака выглядывала толстая золотая цепь на волосатой груди.

– Выспалась? – спросил человек неопределенным тоном.

Татьяна не уловила в его голосе ни угрозы, ни доброжелательности и промолчала.

Лапшин прикрыл за собой дверь и уселся в ногах кровати, потому что больше сесть ему было не на что: вся обстановка комнатки ограничивалась только этим объектом меблировки. Татьяна отодвинулась от него в противоположный конец кровати, подобрала под себя ноги, как черепаха, уходящая в свой панцирь.

– Что-нибудь надо? – спросил человек.

Теперь в его голосе слышалось желание поболтать.

– Что вы хотите со мной сделать? – спросила Таня, имея в виду не столько человечка, сколько тех, кто его послал.

Эдик объяснил в двух словах, что ничего плохого – пока, подумал он, – ей не сделают, и повторил свой вопрос, добавив:

– Хозяин просил о тебе позаботиться.

– Я хочу в туалет, – призналась Таня.

– Пошли, я тебя отведу.

Туалет типа «скворечник» стоял на улице, на противоположном конце участка Безрукого, и Лапшин задумался: от дороги участок отделяет не забор, а изгородь в две жердины, через нее и годовалый ребенок перескочит. Вдруг она задумала сбежать?

– Иди в парник, – решил Эдик.

– А наручники? Снимите с меня наручники, я не убегу.

– Зачем?

– Ну, я же не могу в них… раздеться!

Лапшин напрягся. Черт ее знает, может, она – чемпион по айкидо и, едва он снимет с нее манжеты, она ему шею свернет так профессионально, как какому-нибудь Сидору.

– Не надо снимать. Я сам тебе помогу, – сказал он, заталкивая ее в парник.

Шарахнулась перепуганная внезапным вторжением на ее территорию черная дворняжка, спавшая на тюфяке между помидорами.

– Нет, не надо! Я лучше сама!

– Да не дергайся ты, я ничего не сделаю.

– Не трогайте! – взмолилась Таня.

Он толкнул ее лицом вниз на вонючий собачий тюфяк. Она замолчала. Эдик знал, что она будет молчать, такие интеллигентки молчат от стыда, как овечки, и только думают, чтобы их в этот момент никто не увидел.

Татьяне казалось, что изнасилование нельзя забыть за целую жизнь, но пройдет пять лет, и она сможет думать о нем спокойно, как о страшной сцене, увиденной в кино. Единственным следствием останется бессмысленное в общем-то отвращение к собакам, возникшее у нее с той ночи.

Той ночью черная дворняга не убежала, а уселась напротив них, глядя с немым любопытством на дела человеков.

Вернувшись в дом, Лапшин бросил обмякшую и оглушенную женщину на кровать в мансардочке, вышел и зуботычиной поставил на ноги Малька, спавшего сном праведника. Эдику хотелось найти и пристрелить того черного кобеля, но собака предусмотрительно смылась.

Ночь подходила к концу, оставалось только раздеться и лечь спать. Лежа на кушетке, Лапшин слышал, как наверху Малек со звонким деревянным стуком крутит нунчаки.

2

К обеду приехал хозяин.

Таня была деморализована полностью. «Что же это происходит с нашей семьей? – спрашивала она себя постоянно. – Папа, Володя и вот теперь – я… Что же происходит, Господи, дай ответ!»

Она уже совершенно не ориентировалась во времени. Ей казалось, что она находится в этой незнакомой местности тысячу томительных лет, что она родилась здесь, что она никогда не жила другой жизнью, что все, что она помнит о той, прошлой жизни, – всего лишь красивый сон-сказка. На самом же деле ничего этого не было, она только придумала себе всю ту красоту, она всегда была такая романтичная…

Это наказание мне, вдруг с полной ясностью пришла ей в голову простая мысль. За Толика, за Володю, за Турецкого и еще за многих мужчин, которые любили ее, но которых никогда не любила она – так, как должна любить Женщина с большой буквы. Никогда она не отдавалась яростно, без остатка – никому. И вот оно, наказание. Этот скот дал ей ясно понять, что это значит – когда любят без любви.

«Господи, я все поняла, – забормотала вдруг она, – я все поняла, правда, Господи, я поняла и приняла твои уроки. Пощади меня, Господи, сжалься, выпусти в ту, прошлую жизнь, которую я так не ценила и которую я теперь буду холить и лелеять до самого ее конца. Я изменюсь, Господи, я стану любить людей, я буду любить их без остатка, я все сделаю, – только верни мне мою жизнь…»

Лицо ее было залито слезами, и она не сразу поняла, кто это вырос перед ней: фигура и лицо подошедшего расплывались во влажных глазах.

– Эй! – услышала она знакомый грубый голос. – Вставай! Быстро!

Она рукавом утерла лицо и, продолжая тихонько всхлипывать, поднялась с кушетки.

– Зовут тебя там, – буркнул ее вчерашний мучитель. – Скажешь про вчерашнее хоть слово – убью. Поняла? Тебя спрашивают, сучка!

– Поняла, – торопливо ответила ему Таня. – Поняла, правда. Честное слово!

Эдик хмыкнул.

– Ну, смотри, – с угрозой протянул он. – А то вчерашнее раем тебе покажется.

Его не удивила такая покорность женщины, которую он вчера изнасиловал. Все они такие, мокросучки, пока на мужика не наткнутся нормального. Пусть кочевряжатся. Это у них до первого хорошего втыка. Он снял с нее наручники.

– Иди, – толкнул он ее легонько в спину.

– Иду, – покорно повторяла Таня. – Только не бейте меня, пожалуйста.

Эдик снова хмыкнул.

«Вот так надо с ними, – думала Таня, – только так: покорно, жалостно, с любовью. Они тоже люди, они просто не знают об этом или забыли. А Господь специально ее сюда и направил, чтобы именно она заставила их вспомнить, что они – люди. Именно так, и никак иначе».

Лапшин привел ее в небольшую, но довольно уютно обставленную комнату. Здесь в огромном кресле сидел мужчина лет пятидесяти и с любопытством поглядывал на Татьяну. Когда она вошла в комнату, он не встал, а так и остался сидеть в своем кресле. В руках он держал длинную трость.

Одним движением руки он отослал Эдика и, когда тот уже закрывал дверь, вдруг сказал ему:

– Побеспокойся о том, чтобы никто нам не мешал.

Эдик ухмыльнулся:

– Кто тут может помешать? – и закрыл дверь.

Мужчина снизу вверх смотрел на Таню, которая стояла перед ним как школьница перед учителем.

– Сделай два шага вперед, – жестким голосом вдруг приказал мужчина.

Она выполнила приказание и оказалась в метре от него. Он протянул вперед трость и медленно задрал ей юбку, внимательно разглядывая ее ноги. Ноги были красивыми.

– Как тут с тобой обращались? – спросил он.

Она молчала, не зная, как отвечать. Ей и пожаловаться хотелось, и в то же время она помнила угрозу этого страшного человека, который привел ее сюда.

– Что же ты молчишь?

Кажется, она нашла правильное выражение.

– Меня тут… любили, – с едва заметной горечью ответила она. Брови мужчины медленно поползли вверх.

– Да-а? – протянул он с удивлением. – Ну что ж. Мне нравится, что ты так смиренно принимаешь то, что с тобой случилось.

– Почему это со мной случилось? – вырвалось вдруг у нее. – За что?

– Почему? – повторил он вслед за ней. – Это сложно. Так случилось. На твоем месте могла оказаться любая. Если бы она была… Хотя… Об этом в следующий раз. Пока тебе не надо знать большего.

Говоря это, он все время держал ее подол высоко задранным. И почувствовал, как желание вдруг стало бешеным. Он давно не встречал такой покорности, такого отчаянного, всепоглощающего послушания. Перед ним стояла самая настоящая рабыня. Таких он представлял себе в частые минуты самоудовлетворения.

– Сними это, – охрипшим и осевшим вдруг голосом приказал он. – Все снимай!

Не говоря ни слова, Таня разделась. Она стояла перед ним голая, безвольно опустив руки и глядя прямо перед собой.

– Встань на колени! – приказал он.

Она встала, как он приказал, все так же глядя куда-то в одну точку.

– Ползи сюда.

Она подползла к нему, и он сунул ей в лицо ноги, обутые в туфли из дорогой кожи.

– Почисти.

Подошвы от туфель находились в миллиметре от ее лица. Она все еще не понимала, чего от нее хотят.

– Почисти! – приказал он опять, повысив голос. – Языком! Ну!

Да. Она заслужила это. Это ее наказание. Она должна быть наказана. Она сделает это.

Она высунула язык и дотронулась им до подошвы. От наслаждения мужчина прикрыл глаза. Именно об этом он мечтал в своих грезах. Теперь он достиг этого наяву. И ведь он еще не сделал всего того, что хотел. Но он сделает. Он все сделает. И они все будут у его ног. Все! Все они будут его рабами и целовать его ноги, вот как эта… Как же хорошо, как хорошо!!!

Несколько пылинок скрипнули на ее зубах. Грязь. Что такое? Почему она дышит пылью? Почему ей так плохо? Что это прямо перед ее глазами? Обувь. Почему она лижет эту грязную подошву? Что с ней?!

Таня отвела голову и посмотрела на того, кто сидел в кресле. Мужчина закрыл глаза и постанывал от неведомого ей наслаждения.

Она быстро окинула себя взглядом. Впервые за много последних часов глаза ее приняли осмысленное выражение. Голая. По-че-му?! Кто эта сволочь?!

Все эти мысли промелькнули в ее голове в мгновение ока. А когда она вспомнила, как оказалась здесь, как привел ее тот… тот, который вчера… она вспомнила все: и поведение мужчины, бесцеремонно поднимавшего ей юбку, и свою нелепую покорность, – и черная муть поднялась с глубин души, ослепила Таню.

Она не завизжала, не закричала от отвращения в голос. Молча, не издав ни звука, она бросилась на мужчину – так молча сторожевой пес бросается на врага.

Мужчина запрокинул голову и наслаждался собственными видениями. Голова его лежала на спинке кресла, а шея выделялась огромным кадыком. К этой шее, к этому кадыку, и устремилась Таня.

Она вцепилась в горло врага с удесятеренной силой разъяренной и униженной женщины. Даже если бы сейчас сотня мужчин кинулась бы оттаскивать ее от этого несчастного, ничего бы у них не получилось. Хватка ее была смертельной.

Ошеломленный мужчина пытался сопротивляться, позвать на помощь, но горло его было крепко перехвачено в первый же миг. Он пытался встать, сбросить с себя тело этой неистовой тигрицы, но единственное, на что его хватало, – это только беспомощно размахивать ногами из стороны в сторону, пучить глаза и высовывать язык. Атака Татьяны была стремительной, неожиданной, сильной и неотвратимой. Перед тем как окончательно покинуть этот мир, мужчина последний раз увидел, быть может, самое сладостное видение в своей жизни и затих, испуская дух.

Скончался.

Таня тяжело дышала, с трудом приходя в себя. Рассудок полностью к ней вернулся. Она не мучилась угрызениями совести, ей было абсолютно не жалко этого человека. Он заслужил свою смерть. Она вспомнила свои недавние монологи, обращенные к Господу, и подивилась сама себе. Какой же надо быть дурой, чтобы размышлять таким образом! Но – нет худа без добра. Кто знает, смогла бы она голыми руками задушить мужчину в расцвете сил, если бы не это временное помутнение разума. А теперь она могла нормально соображать.

Да, теперь она могла спокойно рассуждать. Сначала одежда. Как это она могла так безропотно раздеться?! Ладно. Потом об этом порассуждаем.

Этот маньяк приказал своему холую, чтобы им никто не мешал. Очень хорошо, просто замечательно. Значит, у нее есть время, чтобы оглядеться и пораскинуть мозгами. Но сначала нужно…

Конечно! Посмотрим, что может находиться в карманах такого мужчины. Так, карман. Бумажник. Богатый мужчина. Был. Визитки. Ага. Васильев Олег Константинович. Ого! Администрация Президента. Начальник управления. Свихнулся мужик на власти и кончил плохо. Посмотрим, что в брюках, откинем полу пиджака… Вот это да. Пистолет под мышкой! Стрелять меня когда-то Володя учил. Всех теперь перестреляю! Пусть судят. А это что? Господи, что это?! О Господи!!! Быть не может!

Таня села прямо на пол у ног убитого и расплакалась. Плакала она тихо-тихо, стараясь не привлекать к себе внимания. Ей нужно было еще очень много сделать. И никто ей не должен помешать.

В руках она держала сотовый телефон покойного. В сущности, ничего странного нет в том, что один из шефов администрации Президента имеет сотовый телефон и таскает его с собой. Но как же это вовремя.

Таня набрала телефон Турецкого, она помнила его очень хорошо. Трубку сняла Лиля Федотова.

– Алло! Генеральная прокуратура, следственная часть, кабинет Турецкого.

– Можно Турецкого? – очень тихо сказала в трубку Таня.

Помимо всего прочего сотовые телефоны хороши еще тем, что в них можно шептать – и все равно слышимость будет отличная.

– А его нет, – сказала Лиля. – С кем я разговариваю?

– Это Таня Зеркалова.

– Таня?! – вскрикнула Лиля. – Вы где?! Мы вас везде ищем!

– Меня похитили, – горячо зашептала в трубку Таня. – Я случайно звоню. Они не знают…

На принятие решения Лиле понадобилась всего одна секунда, но именно она оказалась решающей.

– Срочно наберите номер два-ноль-нолъ-шесть-два-шесть-семь, – быстро проговорила Федотова. – Повторите.

– Два-ноль-ноль-шесть-два-шесть-семь, – повторила Зеркалова.

– Правильно! Набирайте!

Таня поспешно стала нажимать на кнопки. Скорей, молила она про себя. Скорей!

– Грязнов! – услышала она незнакомый голос.

Кто это? Но Лиля сказала набрать этот номер. И Таня рискнула.

– Это Таня Зеркалова, – сказала она.

– Где вы? – Голос Грязнова был четок. Тане сразу стало легче.

Лиля знала, к кому ее отсылала.

– Не знаю, – прошептала Таня. – Меня похитили.

– У меня высветился номер телефона, по которому вы звоните. Это что, сотовый? Семерка…

– Да. – Таня знала, что номера сотовых телефонов обычно начинаются с семерки.

– Можете сказать, хотя бы приблизительно, где вы находитесь?

– Какой-то дачный поселок, – пробормотала Таня. – Когда вы приедете?

– Мы должны знать, где вы находитесь.

– Но я не знаю! – в отчаянии простонала Таня и вдруг насторожилась: у двери послышался шорох.

Она сняла пистолет с предохранителя и подошла к двери. Кто-то явно прислушивался к тому, что происходит в комнате. И она решилась.

– Подождите, – шепнула она в трубку и постучала в дверь. – Эй, откройте! Мужчине плохо.

Дверь отворилась, и в комнату вошел Эдик. Он мельком взглянул на Таню, которая с покорным видом стояла около двери, и направился в сторону Васильева. Глаза того были выпучены, язык выпал изо рта.

– Что за черт?.. – пробормотал он.

– Руки вверх! – услышал он у себя за спиной твердый женский голос.

Обернувшись, Лапшин увидел прямо перед собой Татьяну, которая уверенно держала пистолет. Ствол глядел на него, на Эдика.

– Ты… – с трудом проговорил Эдик. Глаза его медленно выходили из орбит. – Ты что… Я же тебя…

– Стоять! – Таня была спокойна, и это больше всего изумляло Лапшина. – Где мы находимся?

При этом телефон она держала свободной рукой у левого уха.

Лапшин пришел в ярость.

– Да ты… – начал он, и вдруг, перебивая его, в комнате раздался выстрел.

Лапшин обалдело уставился на покойного Васильева. У того оказалась простреленной голова.

– Следующий – твой! – сообщила ему хладнокровно Таня. – Где мы? У кого?! Чей это дом?! Ну?!

– Абрамово, – пробормотал Эдик. – Село Абрамово. Безрукого дом.

– Вы слышали? – спросила в трубку Татьяна. – Это – Абрамово. Дом какого-то Безрукова.

– Это вы стреляли? – ошеломленно спросил ее Грязнов. – Вы что, вооружены?!

– Да.

– Ничего себе! – восхитился Грязнов. – Сможете продержать их до нашего приезда?

– Постараюсь.

– Мы будем на месте самое большее через час.

– Жду!

Грязнов отключился. Теперь оставалось ждать. Ну что ж. Шансы хорошие. У нее в заложниках главарь, и она никого в эту комнату не пустит в течение часа. Вот только надо накрепко закрыть дверь.

Таня протянула руку к двери и в это время получила два сильнейших удара нунчаками: один по руке с пистолетом и второй – по плечу. Когда Цой ворвался внутрь, она уже валялась без сознания.

Глава 19
СХВАТКА

1

На Аничкина было тяжело смотреть. Он уже знал, что Таня пропала, и был готов предполагать самое худшее.

– Ты пойми! – старался он обратить меня в свою веру. – Если бы я сейчас по-прежнему находился там, в Лефортове, она была бы дома. Из-за меня все это!

– Давай-ка прикинем, – предложил я ему. – Похожа Таня на человека, который может вдруг ни с того ни с сего взять и потеряться?

Он как-то странно на меня посмотрел, но вынужден был признать:

– Нет. Вроде не похожа.

– Если бы с ней случился несчастный случай, мы бы уже знали об этом, – сказал я. – Давай предположим самое вероятное: ее похитили. После того как мы исчезли. Сразу повинюсь, что виноват: о своей жене вспомнил, а о твоей – нет. Но подумай: что они хотят? Чтобы ты выполз из подполья. Значит, близка развязка. Очень скоро мы начнем действовать. И я сделаю все, чтобы с Таней ничего не случилось.

Он тяжело дышал: видимо, волнение достигло предела.

– Пойми, у них – агония, – убеждал я его. – Они чувствуют, что проиграли, и их арест – вопрос нескольких часов, даже не дней. Они проиграли партию с тобой и сейчас стараются использовать последнюю возможность, чтобы добраться до тебя.

– Это ты пойми! – заорал он, хватая меня за лацканы пиджака. – Мы здесь с тобой восхищаемся: ах, какие мы великие профессионалы! А не сделали самого главного – не могли позаботиться о Татьяне, когда именно об этом, о ней то есть, нужно было подумать в первую очередь!

На крылечке запищал сотовый телефон, выданный нам Меркуловым, – уж и не знаю, где он его раздобыл.

– Саша! – я узнал голос Грязнова. – Она в Абрамове. Только что звонила. У какого-то Безрукова!

– Что?! – воскликнул я. – Тут ехать пятнадцать минут!

– Не вздумай! – предупредил он. – Мы уже выезжаем. Сейчас самое главное – Аничкин! А за нее не беспокойся. Она вооружена и держит ситуацию под контролем.

– То есть как вооружена? – переспросил я. – Откуда у нее оружие?

– Сиди и не высовывайся! – еще раз предупредил меня Грязнов и отключился.

– Черт! – выругался я, тупо уставясь на трубку.

И, встретившись взглядом с Аничкиным, еще раз выругался – теперь уже про себя. Он обо всем догадался.

– Это про кого вы сейчас говорили? – тихо спросил он у меня. – Это кто – вооружен?

– Володя… – попытался я его остановить.

Тщетно.

– Это вы про Таню говорили, да? – спокойно улыбаясь, спрашивал он меня. – До нее здесь пятнадцать минут езды? Да, Саша?

Я сдался. Врать ему было выше моих сил, да я бы и не смог. Он бы мне просто не поверил.

– Да, – сказал я.

– И где же она? – продолжал свой тихий допрос Аничкин.

Внутренне я махнул рукой. Что я ему – сторож?

– В Абрамове. – Больше тянуть время я не мог.

– Абрамово, – повторил Аничкин. – Действительно – пятнадцать минут. Даже меньше, если постараться. Турецкий!

– Что?

– А что мы тут делаем? – все еще тихо спросил он меня и вдруг заорал: – В машину! Быстро! Заводи!!!

И бросился в дом – за оружием.

Я тоже кинулся – в машину. Не пускать его нельзя, отпускать одного – тем более.

Придется совершать различные подвиги. Кто бы знал, как они мне надоели…

2

Они привязали Таню к стулу. Та все еще пребывала без сознания, и Эдик вдруг забеспокоился. Его предупредили, что с головы этой женщины не должен упасть ни один волосок. Что она нужна для конкретных целей. Правда, суть этих целей ему не раскрыли. Да ему и наплевать – лишь бы платили. А если он и позволил себе побаловаться немного с этой бабенкой, то ничего страшного, по его понятиям, не произошло. Стоять у ручья и не напиться – это все лохи придумали. А он никогда не был лохом.

К тому же эта баба убила хозяина. Вот уж никогда не сказал бы, что у нее могло хватить сил на такое. Ни одна его женщина на подобное не была способна. Просто молодец эта баба. Просто черт знает что такое.

Сразу после того как Малек вырубил Татьяну, Эдик, не затрудняя себя словами благодарности Цою, который, по существу, спас их обоих, бросился к телефону, который выпал из рук женщины. Вот и второй сотовый, мелькнуло у него в голове, если чего-то очень хочешь, это всегда к тебе придет неведомыми путями.

Он набрал номер, который его заставили выучить так, чтобы от зубов отскакивало, но которым пользоваться строго приказали лишь в самом крайнем, экстраординарном случае. Он не сомневался, что сейчас именно тот случай.

Откликнулись в трубке почти сразу. Ровный голос молодого мужчины произнес одно слово, но было понятно, что хозяин такого голоса привык повелевать.

– Говорите.

И Эдик заговорил – точнее, заорал:

– Это Эдик! Она замочила его! Она завалила хозяина! Мы сваливаем отсюда!

Голос в трубке спокойно проговорил:

– Женщина убила хозяина? Так?

– Я же говорю! – продолжал орать Эдик. – Она задушила его, как Дездемона задушила черномазого! Она вызвала ментов! Короче, мы сваливаем!

– Спокойно! – Голос повысился на самую малость, но и ее хватило, чтобы Эдик моментально заткнулся, – так убедительно прозвучал этот завораживающий голос.

– Что? – вымолвил Эдик, тупо глядя, как Малек перетаскивает тело Татьяны к стулу, сажает обмякшую женщину и достает из кармана бечевку. Эдик машинально подивился: откуда у корейца в кармане веревка? Чего только эти узкоглазые с собой не таскают!

– Как она сообщила ментам, где вы находитесь? – спрашивал тем временем его голос.

– По телефону! Она задушила его и завладела его сотовым телефоном. – Эдик непонятно почему вдруг почувствовал себя спокойным.

– Хорошо! – так же невозмутимо продолжал спокойный собеседник. – Вы нейтрализовали ее?

– Чего? – переспросил Эдик.

– Что вы с ней сделали?

– Что сделали? Да вырубили, конечно. Она до сих пор в отключке.

– Свяжите ее, – приказал мужчина. – И смотрите, чтоб ни один волос не упал с ее головы.

– Не понял, – сказал Эдик. – Я же сказал, что она звонила ментам! Сейчас сюда уже мчится целая свора легавых! Вы что, не понимаете?!

Он снова орал.

– Молчать! – гаркнул мужчина, и Эдик смолк. – Сообщение еще ничего не значит. Мы перехватим эту группу, не беспокойтесь.

– И что нам делать – сторожить ее? – попробовал съехидничать Эдик.

– Что делали до этого, то и делайте. Только следите за тем, чтобы она вас там сама не завалила.

– Ха! – неуверенно пробормотал Лапшин. – Хотел бы я посмотреть, как это у нее получится.

– Продолжайте делать свое дело, – сказал голос и отключил связь.

– Сука! – выругался Лапшин.

Он подошел к Цою и помог ему связать Татьяну. Малек с удивлением покосился на своего шефа: с чего это он вдруг решил помогать? Обычно он не делает того, что могут сделать его подручные.

Эдик нервничал. «Делайте свое дело!» А если те не сумеют перехватить по дороге ментов? Если не получится? Кому отдуваться за всех?

«Нет, перехватят, – неожиданно подумал вдруг он, – эти люди серьезные. Менты им в подметки не годятся». Эдику как-то предоставилась возможность увидеть их работу. «Серьезные люди, – снова подумал он, – перехватят».

И тут же возразил самому себе: именно потому, что люди серьезные, они могут и не перехватывать ментов, а просто сдать его, Эдика Лапшина, со всеми потрохами доблестным стражам порядка. Конечно, они всегда его подставят. И как раз потому, что являются самыми настоящими профессионалами, покруче любых деловых…

Может, он пешка в их игре, хоть и высокооплачиваемая? Но тогда что может остановить их, если Эдик Лапшин свое отыграл? Ничто их не остановит, они и не считают потери, тем более когда речь идет о таких личностях, как Лапшин. И было бы странно, если бы все было по-другому.

Но зачем им его подставлять? Зачем вообще было тогда разводить весь этот сыр-бор с женщиной? Хотя ему не стоило бы задумываться над смыслом того, что до этих пор поручали новые хозяева.

«Спокойно, Эдик, – сказал он сам себе. – Подумай и реши, что ты намерен делать. Могут тебя подставить? Могут. Но могут и не подставить. И теперь подумай о том, чтостанет с тобой, если они с тобой играют честно, а ты с ними – нет? Они найдут тебя везде, и тогда ты сам себе не позавидуешь. Они тебя в порошок сотрут. Так что сиди и не рыпайся, Эдуард Лапшин».

«Делай свое дело!»

– Суки! – безадресно выругался Лапшин. – Чтоб вас ишак всю дорогу трахал!

3

Недоразумение разрешилось довольно быстро. В другое время я бы посмеялся над этими причудами родительного падежа, когда слова «Безрукого» и «Безрукова» звучат совершенно идентично. Велик и могуч русский язык, но иногда подкладывает порядочным людям солидную свинью. Однако, повторяю, все обошлось. Знающие люди на окраине дачного поселка все объяснили. Еще хорошо, что во всем поселке не оказалось настоящего Безрукова. Представляю себе его обалдевшую физиономию, когда два вооруженных мужика ворвались бы к нему, нарушив законный отдых и с требованиями немедленно освободить неведомую тому женщину.

К искомой даче мы не стали подъезжать вплотную. Оставив машину метров за сто до нужного места, мы пробрались к ней, стараясь выглядеть при этом прогуливающимися дачниками. Только одно обстоятельство могло бы сослужить нам плохую службу. Если бы Таня неожиданно нас увидела, она могла бы ненароком привлечь к нам нежелательное внимание. Я не знал, каким образом ей удалось дозвониться до Грязнова, но не был уверен, что она в состоянии в течение долгого времени контролировать целую уголовную банду. Как оказалось далее, я был прав, что, в сущности, неудивительно.

Но сейчас не об этом.

– Кыца-кыца-кыца, – услышали мы блаженный голос и поняли, что пришли. Женщина, рассказавшая нам об этом Безруком, оказалась весьма наблюдательна и точна в формулировках.

Безрукий ходил по двору и кормил свою живность. На нас он вообще не обратил внимания. Мы принадлежали к виду двуногих животных, а из таковых, судя по всему, его интересовали только петухи и куры.

Мы тоже не стали заострять на себе внимание. Пусть занимается своим делом, а мы займемся своим. Во всяком случае, попробуем.

Аничкин был настроен решительно. В эту минуту он напоминал мне былинного богатыря, вознамерившегося спасти свою любимую из рук злобных разбойников. Твердыми, уверенными шагами он поднялся по ступенькам крыльца и постучал в дверь костяшками пальцев.

– Эй, хозяйка! – позвал он совершенно естественно. – Попить не найдется?

Что значит школа, с невольным уважением подумал я. Какое удивительное хладнокровие!

Однако открывать нам не торопились. Внутри что-то зашевелилось, что-то неслышное. Если бы не мой достаточно тренированный слух, я бы вообще ничего не услышал. Глянув на Аничкина, я понял, что он тоже что-то слышит. Он еще более подобрался, если это вообще было возможно в ту минуту.

Дверь открылась, и на пороге встал небольшого росточка мужчина с узкими глазами. Он вопросительно уставился на нас, а под мышкой у него были зажаты нунчаки.

– Попить есть? – заискивающе спросил у него полковник ФСБ Владимир Аничкин.

То ли японец, то ли кореец, то ли просто киргиз отрицательно покачал головой и сделал движение, намереваясь закрыть дверь. Володя тут же подставил в щель ногу, не давая двери захлопнуться.

На лице нашего узкоглазого оппонента мелькнуло смешанное выражение удивления и раздражения. Он взмахнул нунчаками, но Аничкин нырнул под него, перехватил локоть, что-то там такое сделал, отчего вдруг обладатель нунчаков взмыл в воздух и всем телом шмякнулся на ступени крыльца. В один миг я оказался около него, чтобы доделать начатое моим товарищем. Но это оказалось излишним.

Раздражение на лице поверженного противника исчезло. Осталось только безграничное удивление. Это была его последняя эмоция в жизни.

Он был мертв.

Я поднял глаза на Аничкина.

– Ты свернул ему шею, – сообщил я ему.

– Он первый начал, – ответил Володя, и мысленно я ему поаплодировал. Хороший ответ.

И, как пишут в детективных романах, мы обнажили наши пистолеты и ворвались в дом.

Нельзя сказать, что дом был необъятных размеров, но в нашем положении и две комнаты – много. Дойдя до места, где жилплощадь раздваивалась, мы разделились с Володей и пошли в разные стороны.

Лучше бы я пошел с ним…

Я осмотрел всего одну комнату, когда услышал выстрел и одновременно с ним – два вскрика, мужской и женский. Сломя голову я бросился на звук выстрела, но уже в следующее мгновение заставил себя умерить прыть. Если все нормально, то ничего страшного не произойдет, можно и опоздать на одну-две минуты. А если… там что-то плохо, тем более не стоит обнаруживать свое присутствие.

Я оказался прав, но хвалить себя за предусмотрительность мне было недосуг. Точнее, я просто не подумал об этом. Я думал о том, что все пошло прахом, что все наши старания оказались мыльным пузырем, что меня надо судить и расстрелять за преступное отношение к своим служебным обязанностям, что напрасно я отпустил Аничкина одного в эту сторону дома и что лучше было бы, если на его месте оказался я. Потому что то, что я увидел, было хуже всякого кошмарного сна.

Дверь в какую-то комнату была распахнута настежь, а за порогом, в коридоре, лежал навзничь полковник Аничкин.

Тот, кто спас Россию от атомного взрыва, был мертв.

Я затаился и врос в стену. Мне отчетливо были слышны чьи-то всхлипывания, и я даже думать не стал, кто бы это мог быть: естественно, Зеркалова. И еще были слышны шаги. Они отдавались в моем затылке гулкой нечастой дробью, и насчитал я их тысяч восемь, хотя на самом деле их было, конечно, только восемь.

Я осторожно придвинулся поближе к двери и стал ждать…

Шаги были осторожными, и через какое-то время в коридоре на уровне моего лица стал вдруг появляться пистолет. Что-то вроде этого я и ждал. Поэтому не скажу, чтобы появление стало для меня неожиданностью.

У вас может сложиться впечатление, что пистолет появлялся больше одной секунды. На самом деле я рассказываю об этом так, как сам тогда воспринимал действительность. Счет на самом деле шел на доли секунды.

На тысячные доли, полагаю.

Когда наконец рука появилась в поле моего зрения, я перехватил ее, дернул на себя и в сторону и изо всех сил ударил по локтевому сгибу. Рука, скорее всего, сломалась пополам, потому что более отвратительного хруста, смешанного с таким диким ревом, я не слышал в своей жизни ни до, ни после. Но акцентировать свое внимание на этом я не стал и в следующее мгновение ворвался в комнату. Точнее – прыгнул и стремительно покатился в угол, выставив оружие перед собой, чтобы поразить любого, кто вздумал бы в меня стрелять.