Текст книги "Возлюби соседа своего"

Автор книги: Френсис Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Глава XIII

На следующий день она проснулась от поцелуя Шеа, и это было прекрасно. Но он тут же сказал:

– Пора подниматься. Через полчаса будет светло.

И это вовсе не показалось ей прекрасным. Она осталась в постели. До нее доносились запахи кофе и бекона – это означало, что он уже приготовил завтрак и наполнил для рыбалки термос.

– Ты вчера рыбачил дважды, – напомнила она ему. Она сделала последнюю попытку удержать его: прижала его руки к своей груди. – Давай проведем этот день здесь. Пусть это будет пикник в постели.

Он потерся с ее шею щетинистой щекой.

– Позже, – сказал он.

– Никакой романтики в том, чтобы целоваться с наждачной бумагой, я не вижу, – обиделась она.

– Вчера ты сама сказала, что ничего не имеешь против того, чтобы я не брился.

– Это было вчера. А сегодня ты уже стал как колючий куст.

– Как? Ты не считаешь это восхитительным? Ну-ка, проверим. – Одним движением он сбросил с нее одеяло и потерся щекой о внутреннюю сторону ее бедер. Она дала себе слово молчать, но не смогла сдержать чувств.

– Ну и как? – промурлыкал он.

– Перестань. Я ничего не ощущаю, – солгала она.

Он перешел повыше, и ей пришлось закусить угол подушки, чтобы не застонать от наслаждения.

– Вот видишь? Меня не обманешь, Нелл. Я уже слишком хорошо тебя знаю. – Он рывком поднял ее на ноги. – Давай одевайся.

Этим утром все повторилось так же, как и вчера. Шеа отплыл к острову, там они сжевали сэндвичи, а тем временем встало солнце.

Неожиданно удочка Шеа согнулась дугой.

– Есть! – закричал Шеа, разматывая катушку. – Бог мой! Я зацепил самого Пройдоху! – И леска, просвистев в воздухе, показала вдалеке от лодки огромную черную спину, поднявшуюся из воды в веере брызг.

– Сейчас я поймаю его. Не волнуйся, он от нас не уйдет, – заверил он Нелл, которая нисколько и не сомневалась, что Шеа сильнее какой-то четырехкилограммовой рыбины. После томительного поочередного разматывания и сматывания лески, которые, казалось Нелл, уже длились часами, рыбина показалась уже возле борта лодки. – Хватай сачок! – закричал вдруг Шеа. – Его надо выловить!

Он подтянул рыбу еще поближе, и Нелл попыталась поддеть ее сачком, но рыба была сильной и билась отчаянно.

– Ближе, Шеа. Подводи его ближе.

– Зацепляй! Зацепляй, черт побери! Сначала хвост!

Нелл наклонилась за борт насколько могла, зацепившись ногой за сиденье; но тут рыбина метнулась в сторону и залезла под корягу; натянув леску, резко дернула удочку; Шеа потерял равновесие, схватился за Нелл, и…

– Нет! – закричала Нелл, но было поздно, они вдвоем упали в воду.

Нелл поднялась на ноги, смеясь и выжимая волосы: глубина была всего по пояс. Шеа встал напротив нее, красный от ярости. С полей его шляпы стекала вода.

– Что ты наделала! Ты упустила мою добычу!

– Но это ты потерял равновесие и уронил меня, – едва сдерживая смех, сказала Нелл. Она хихикнула: – Милый, успокойся, ведь это всего только рыба.

Его тело неловко дернулось, и Нелл поняла, что он в ярости пытался топнуть в воде ногой. На шее у него вздулись вены; на него было страшно глядеть.

– Всего только рыба! Как я мог так сглупить, чтобы взять на рыбалку женщину?!

– Я – не «женщина», я – Нелл!

– Знаю, знаю. Я хорошо тебя знаю. У тебя на лице написано вечное неудовольствие. Неудовольствие по поводу холодной воды, по поводу пиявок, еды, раннего подъема – я еще удивляюсь, как ты не потребовала, чтобы я вымыл с мылом всю лодку и обрызгал ее дезодорантом!

Нелл удивилась. Она не ожидала, что он настолько наблюдателен. Она, однако, хорошо поняла, что когда он в такой ярости, с ним лучше не спорить: он не станет слушать никаких доводов. Нелл молча залезла в лодку. Шеа последовал за ней, с грустью взглянув на пустую леску. Надвинув шляпу на глаза, он начал энергично грести в сторону их берега, в такт взмахам весел приговаривая:

– Женщины!… Рыбалка!.. Никогда не смешивай!.. Женщины! Рыбалка!.. Никогда не смешивай!

– Это же не конец света! – наконец проговорила Нелл, выведенная из терпения его риторикой. – Поймаешь эту рыбину в другой раз.

Он выразительно взглянул на нее и молча продолжал грести.

– Неужто ты глупее этой самой рыбы с мозгами мельче вишневой косточки? Что ты мучаешь себя всей этой нарочитой первобытностью?

Он причалил лодку, с холодной вежливостью помог ей выйти и молча пошел к коттеджу.

– Разве нельзя ловить рыбу в более комфортабельном месте?

Он перешагнул порог и молча начал сбрасывать с себя одежду.

– И что плохого, я не понимаю, в отапливаемом коттедже на таком же вот озере, с камином, который не дымит, и нормальной ванной с горячей водой?

Мокрая одежда так и осталась лежать, сваленная в кучу на полу. Из-под нее побежали ручейки, делая еще более грязным усыпанный песком пол. Шеа натянул сухие штаны и рубашку, схватил свитер и направился к двери.

– Послушай, Шеа, – вдогонку говорила ему Нелл. – Я, конечно, могу умываться водой, которая отдает ржавчиной. Я даже могу дважды в день есть рыбу и картошку. Но моя душа не принимает этой нарочитости, этой дурацкой буколической простоты. Ты, очевидно, исповедуешь какую-то рыбью религию. Стараешься снискать любовь какого-то рыбьего бога, прозябая здесь в грязи и по два дня не бреясь? Ты полагаешь, твой рыбий бог откажет в милостях, если ты будешь по утрам мыться в горячем душе и спать по ночам в теплой удобной постели?

Прислонившись к притолоке, Шеа с убийственным снисхождением слушал ее излияния.

– Ты окончила?

Нелл, выдохшись, кивнула.

– Я вернусь после захода солнца. – Он ушел.

Нелл поставила на огонь чайник. Пока она закипал, она соскабливала противомоскитную мазь. Теперь она остыла, переоделась и уже сожалела о сказанном.

Если это так важно для него, думала она, эта мальчишеская игра в бойскаута, тогда пусть играет в нее один. Она даже была уверена, что он предпочтет одиночество здесь, в лесу, уик-энду с нею, Марго и Рули. Ведь он даже не постарался сделать снисходительный вид по отношению к ним. Отчего же она должна восторгаться рыбной ловлей, если ей это неприятно? То, что они любят друг друга, отнюдь не означает, что они должны разделять друг с другом всё. Любовь – это не жизнь бок о бок, как у сиамских близнецов. Ему, возможно, даже будет приятно ее заявление, что она никогда больше не станет вмешиваться в его рыбьи дела. Да, пожалуй, это она ему и скажет, когда он вернется.

Тут она почувствовала, что голодна. В буфете обещанные запасы состояли опять же из консервов картофеля и бобов. Ломтик бекона, полбулки хлеба и пиво. Вот и все. Она вспомнила о машине. Можно съездить в город. Там должен быть ресторан, где предложат хоть что-нибудь кроме рыбы. Она захлопнула дверь холодильника, отыскала ключи от машины и представила себе мясо. Блюдо ароматного мяса и зеленый салат.

Включив мотор, она взглянула на небо. До заката оставалось часа два. Она остановится у Мортона и спросит направление до города.

Как только она остановила машину и выключила мотор, в дверях показался человек, отчаянно махавший руками.

– Я — Мортон, – поспешно представился он. – Ваша фамилия – Карлтон? Вы – подруга Шеа, правильно?

Нелл вышла из машины, ничего не понимая.

– Да, моя фамилия Карлтон. – Второй вопрос она обошла молчанием.

– Вас вызывают по телефону. – Он пошел обратно в дом, Нелл последовала за ним.

Где она и с кем, знала только Люси. Нелл не могла представить, зачем Люси понадобилось звонить так срочно. Мортон указал на телефон и вышел.

На другом конце провода послышалось всхлипывание.

– Нелл Карлтон слушает.

– Слава богу, я тебя поймала, – плача, Люси. – Ах, Нелл, я не представляю, что делать. Сначала я решила подождать до завтра… но потом… я подумала… ты одна там с этим типом, и я должна… должна тебе сказать.

– Люси! Сначала успокойся: ты в истерике. Теперь глубоко вдохни. Вот так. Постарайся изложить все по порядку и спокойно.

– Сегодня прямо ко мне на квартиру пришла Дульси.

– Дульси? С чего бы это?

– Она сказала, что уходит. О, Нелл! – Люси разразилась слезами.

– Люси, прекрати! Объясни толком. Почему она уходит? Ведь до гала целых три недели.

Люси высморкалась.

– Она сказала, что нарушает договор – с кем договор, не сказала – но она не может не признаться нам перед уходом, что она работает по зданию журнала и собирает о нас материал. Я так и не сказала ей, что мы все знали – честное слово, Нелл.

– Так почему же она уходит сейчас, перед гала-представлением?

– Так надо для печати. Они готовят этот материал за неделю, он выйдет в воскресенье накануне гала, восьмого сентября.

Нелл решилась на самое страшное;

– Она сказала тебе, на кого работает?

– Да. «Чикаго Джорнэл». – Голосок Люси был тоненьким и несчастным.

У Нелл перехватило дыхание. Она присела на стул, хватая ртом воздух, тупо глядя на коллекцию миниатюрных березовых каноэ, выстроившихся на камине. Она насчитала семь, и готова была запомнить каждую на всю оставшуюся жизнь: так они врезались в ее память.

– А сказала тебе Дульси, почему она нарушила условия договора и в во всем призналась?

– Она сказала, что действительно почувствовала себя частью Гэллэрда и признательна нам с тобой за чудесную рабочую атмосферу. Нелл, ты сказала, что поедешь с ним. Мне не надо было звонить?

– Нет, Люси, не волнуйся: чем раньше я узнаю правду, тем лучше для меня. Увидимся завтра.

Нелл, повесив трубку, еще долго сидела, пересчитывая каноэ. Она замерзла до лязга зубов. Сообщение Люси было точкой в этой истории. Но она надеялась – а в последнее время была уверена – что Шеа не замешан в этом. Она бы поспорила на свою собственную жизнь. И, похоже, она ее проспорила.

Она ехала в город по указанной Мортоном дороге, но есть ей уже расхотелось. Пожалуй, она не сможет проглотить ни кусочка.

Приехав, она заказала овощной суп и чай. К ее удивлению, суп она съела с удовольствием, и ей полегчало: она согрелась.

Боже, какая она наивная дурочка, думала Нелл теперь, вспоминая ту дождливую ночь в машине, когда она рассказывала ему о себе. Теперь, вне сомнения, все это окажется в газете – и еще много всякого вранья. Постой-ка: что он сказал тогда наутро? Что-то вроде: «Никогда не влюбляйся в меня – я не могу допустить, чтобы ты страдала». Теперь становится понятно, что он имел в виду. А вчера… вчера он сказал: «Что бы ни случилось, я всегда буду тебя любить». Значит, он уже знал о Дульси.

Да, пришла расплата. Она была пешкой в чужой игре. Но ко всему еще она была и добычей – важной добычей; добычей, которая дает сведения. Ее использовали, и мысль об этом привела ее в ярость. Она пила чай и решала, что делать дальше. И она решила.

Она поедет обратно и дождется Шеа. Она скажет ему, что шарада разгадана. Теперь все конечно. Злость хотя и заглушала боль, но лишь немного. Ей понадобится много злости, чтобы пройти через это.

Когда Нелл подъехала к коттеджу, Шеа уже пришел. Она не замечала времени и не осознавала, который может быть теперь час. Камин дымил, а Шеа ел из жаровни рыбу с картофелем. Он услышал звук мотора и вышел встретить ее.

Прежде чем она успела что-нибудь сказать, он уже обнял ее и уткнулся лицом ей в плечо. Нелл почувствовала скручивавшую ее боль. Он прошептал:

– Прости. Это было ошибкой: подумать, что тебе здесь понравится. Где ты была?

Нелл оттолкнула его:

– Мне надо было обдумать кое-что, Шеа. – Она сделала глоток воздуху и – как в воду бросилась. – Скажи, Шеа, ты ведь известен в журналистских кругах как большой мастер расследований и разоблачений?

– Пожалуй, так можно было сказать… много лет тому назад. – Он отвернулся. – Тогда, когда я еще работал репортером. Репутации трудно умирают.

– И ты сказал как-то, что Гэллэрд отдает предпочтение «Трибюн» перед твоей газетой – поэтому ты веришь в возможность отмщения.

– Разве я говорил такое?

– Кто такая Дульси Смолл?

От его лица отлила вся кровь.

– Как ты узнала?

Он повернулся и пошел в комнату, чтобы подложить бревно в камин.

– Днем я разговаривала по телефону с Люси. – Нелл шла за ним. – Похоже, что твоя агентша оценила благородство наших методов. Но зато теперь она ушла от нас. С почти готовой статьей. Так кто такая Дульси Смолл и что будет в этой статье?

Шеа облокотился на камни и разговаривал с Нелл через плечо:

– Я не могу сказать тебе этого, Нелл.

– Отчего же?

– Прости, но это информация, не подлежащая разглашению.

– Ты что, держишь там за спиной список шифров и кодов?

– Нелл, я не имею права компрометировать другое издание.

– Другое? Разве она работает не на тебя?

– Нет.

– Ну что ж, очень правдоподобно.

Шеа не глядел на нее:

– Поверь, я даже ничего не знал о Смолл вплоть до той пятницы, когда прилетел из Нью-Йорка.

Нелл горько рассмеялась. Он принимает ее за дурочку!

– Может быть, ты станешь уверять, что начал встречаться со мной не для того, чтобы собрать информацию, а с какой-то другой целью? Хватит, Шеа, я не идиотка.

Он покачал головой, но промолчал.

– Я не могу, конечно, пожаловаться, что ты не предупреждал меня.

Предупреждали и другие: Смит, который сказал, что ты опасен. Он еще добавил тогда, что в тебе больше колец, чем в змее. А ведь он твой друг. Гарри сказал, что ты сделал свою репутацию журналиста на расследованиях. И…

Шеа резко обернулся:

– Гарри? Кто такой Гарри?

– Мой приятель из «Таймс». Ты настолько падок на лесть и так уверен в своих кельтских чарах, что теряешь ощущение реальности. Я, кажется, догадываюсь, что означают твои инициалы: Секретный Фанат Шеа.

– Фанат не может хранить секреты.

– Мне все равно. – Выдохшаяся, опустошенная, Нелл села в кресло.

Шеа налил себе бокал тоника и уселся в другое кресло. Он залпом выпил его и поставил на пол.

– Нелл, я всю эту поездку старался отыскать какую-нибудь уловку, чтобы рассказать тебе о Дульси Смолл, и не смог. Журналистский кодекс чести не позволяет мне этого сделать. Да, я понимал и понимаю, что для тебя страшный удар – выяснить, что твои подчиненные работают против тебя, что те, которым ты доверяла…

Как же он слеп, думала Нелл. Он не понимает до сих пор, что дело не в Дульси, а в нем!

– Беспокоиться о моем доверии Дульси тебе не было нужды. Я все это знала более месяца назад. И я… я начала встречаться с тобой не потому, что ты так очаровал меня, а потому, что это было требование Одри. – Как только она произнесла последние слова, она сразу же пожалела о них. У него было такое выражение лица, будто она дала ему пощечину.

– Значит… это было что-то вроде задачи «залезть в шкуру врага»? – медленно, с усилием проговорил он.

– Да, что-то вроде. Но это было только частью плана.

– А почему я должен был попасться на вашу удочку? Вам было известно, что Смолл работала на «Джорнэл»?

– Нам не было это известно доподлинно. Именно это мы и хотели выяснить.

– Значит, ты свое собственное расследование проводила в постели?

– Шеа! Шеа, подожди!

Его глаза сверкнули голубым огнем:

– Черт побери всех баб! Это ты — агентша и шпионка. Это ты вытягивала из меня информацию, не гнушаясь методами. Может быть, во мне говорит сейчас неприязнь к другому социальному кругу, но там, где ты вращаешься, нет и не может быть понятия о чести. А в журналистский кодекс чести я верю твердо и следую ему.

– Ложь и дутое самомнение! Если ты так привержен понятию чести, то как ты мог обмануть меня? Если все так, как ты говоришь, ты должен был изыскать возможность предупредить меня в ту же пятницу, когда узнал о Смолл. Скорее всего, вся эта затея с рыбой и удочками была частью того же большого обмана – как только ты понял, что скоро все всплывет на поверхность.

– История еще не закончена. У нас есть возможность во всем разобраться. – Лицо его горело.

– Ха! – Она тряхнула головой.

Шеа отвернулся:

– Я пойду спать.

– Прямо сейчас? Но я еще не закончила разговор.

– Ты наговорила гораздо больше того, чем планировала, я полагаю.

И он ушел в спальню.

Нелл переоделась и скользнула в скрипящую холодную постель. Шеа уже спал или же лежал, не оборачиваясь к ней. Нелл молча лежала на спине, глядя в покрытый паутиной потолок, стараясь заглушить боль разочарования и отчаяния.

Это была, пожалуй, самая ужасная ночь в ее жизни.

Следующим утром они все в том же обоюдном молчании встали, оделись и поехали в аэропорт. Нелл не стала даже завтракать.

В половине девятого утра Нелл уже блаженствовала в горячей ванне. Она вытянула руку, чтобы намылить ее, и… ахнула. В панике Нелл взглянула на свои ноги и, оставляя на полу лужи воды, выскочила из ванной, чтобы обозреть себя всю в длинном зеркале. Так и есть: она вся, с головы до пят, была покрыта ярко-красными пятнами.

Глава XIV

Вся намазанная мазью, Нелл лежала дома на кровати без одеяла и без белья, потому что даже прикосновение простыни к осыпанному лихорадкой телу было болезненно.

Нелл позвонила по телефону диагносту и получала заключение о контактом дерматите от антимоскитной мази. Доктор после ряда вопросов предположил, что мазь попала на ее тело с рук, когда она смывала ее в озере. Фармацевтическая фирма доставила ей на дом тьму тюбиков с мазями и пузырьки с антигистаминными препаратами.

Нелл спросила у диагноста, не заразна ли болезнь. По правде говоря, ей очень хотелось бы в отместку заразить кое-кого.

– Это абсолютно не заразно, – разочаровал ее врач. – Но вам надо сохранять спокойствие и хорошее настроение. Продолжительность таких дерматозов возрастает от стрессовых ситуаций. Обычно же они длятся от двадцати четырех до сорока восьми часов.

Нелл в отчаянии сжала зубы. Сохранять хорошее настроение в данной ситуации было так же сложно, как и не чесаться.

Позвонила Одри и дала совет:

– Смешай в миксере двенадцать авокадо с тремя лимонами, намажься этой смесью, а потом прими холодную ванну. Это очень успокаивает. У нас все в порядке. Сиди себе в ванне и не волнуйся. Мы ждем твоего выздоровления.

Звонок Люси придал новый толчок ее нервозности. Коллекция была отправлена из Нью-Йорка, но так и не появилась в О'Харе. Запрошенные авиаслужбы Нью-Йорка и Чикаго не смогли сообщить ничего вразумительного, хотя неохотно пообещали проверить факт отправки. Пол после нескольких часов переговоров в повышенном тоне впал в полную истерику и заперся в своем офисе. Нелл провела у телефонной трубки час, пытаясь его успокоить.

Почему, думала она с горечью, именно я должна всех успокаивать? Почему именно она изображает то плечо, на которое можно опереться? А на кого опираться ей самой? Как ей не хватает надежного друга, которому можно поплакаться о всех неудачах и проблемах. Где Шеа с его магией? Где его чудесные, теплые и успокаивающие руки? Она еще раз с болью все вспомнила и беззвучно заплакала.

Слезы смывали слой мази на лице, текли по щекам; она намазывалась вновь и снова плакала.

В пятом часу она позвонила Люси:

– Есть какие-нибудь новости? Одри уже все известно?

– Нет, мы с Полом храним происшествие в строжайшей тайне. В курсе только мы трое. И пока у Пола хватит ума помалкивать, никто не узнает. Час назад он ушел, сказав, что хочет выпить. Думается, от него будет мало проку.

Нелл вздохнула:

– Почему мужчины всегда так беспомощны, когда требуется решимость?

– Не знаю. Но теперь, по крайней мере, авиалиния признала, что документы на груз существуют, и они в порядке, а груз утерян по их вине. Они считают, что это произошло где-то после отправки из Ла-Гардии. Слушай, Нелл, ведь если они не найдут груз или даже найдут его, но с опозданием, это будет конец нам обеим, так?

– Большего мы сделать не в силах. Мы готовили гала, и мы сделали все, что смогли. Теперь остается только ждать, как повернутся события, а я не очень-то терпелива. Я позвоню тебе завтра.

Она плохо спала той ночью: ее мучили кошмары. Ей снова и снова снился их последний разговор с Шеа, будто одна-единственная без конца повторяющаяся сцена из фильма. Каждый раз сцена заканчивалась словами Шеа: «Ты сказала гораздо больше, чем планировала, я полагаю».

Дрожащая, усталая и несчастная, она приняла чуть теплую ванну и в сотый раз осмотрела себя в зеркале. Лихорадка чуть спала, и зуд прекратился. Она вновь покрыла себя мазью, выпила апельсинового соку и пошла в комнату, где между лапами Оскара безмятежно спали Марго и Руди.

Нелл почесала Оскара между ушами и сказала ему:

– И все же я люблю его. Я люблю его и не знаю, что мне делать. Умная женщина не обрушила бы на своего любимого столько обвинений, даже если бы считала, что он и вправду виноват. Вот так, Марго. Я – не умная женщина. О, господи, как же я тоскую по нему!

Она ходила и ходила по комнатам: от кухни до входной двери, оттуда до кушетки и обратно, стараясь заглушить тоску. Потом она почувствовала усталость и улеглась на кушетке, откуда могла хотя бы видеть Марго и Руди. Веки ее отяжелели; она услышала музыку, беспечный говор толпы и мелодичный звон посуды. Это было гала-представление в полном разгаре. Зрители возбужденно вертелись на стульях, стараясь первыми разглядеть манекенщиц, идущих по подиуму в платьях и костюмах Милли. Вот музыка зазвучала громче, публика еще более оживилась, и появились первые три модели.

Они были… совершенно нагие. Все смеялись и показывали на Нелл. Разъяренная Одри сорвалась со своего места, с другой стороны к ней присоединилась Люси, и они обе подбежали к ней и схватили с двух сторон. Одри скрутила ей руки, Люси перехватила лодыжки; Нелл страшно закричала, когда поняла, что они тянут ее к краю крыши, на которой происходит гала-показ. Она брыкалась и упиралась, но они подхватили ее и бросили вниз. Ветром ей обожгло глаза, сорвало одежду; ветер выл у нее в ушах. Она летела в полнейшей тьме, все быстрее и быстрее…

Нелл очнулась, дрожа и онемев от страха. Она не могла вздохнуть, сердце ее бешено колотилось. Она была в руках Шеа, его голос звал и успокаивал ее.

Только теперь она смогла вздохнуть.

– Это только сон, – снова и снова повторял его голос. – Это только сон. Теперь все будет в порядке. Все будет хорошо. Это всего лишь сон.

Она осмелилась открыть глаза:

– П-почему ты здесь? Как ты узнал?..

Он пригладил ее волосы и нежно посмотрел на нее:

– Бедная моя… Я услышал, как ты кричишь. Помнишь: у нас одна вентиляция… Снилось что-то ужасное?

Нелл содрогнулась:

– Совершенно ужасное.

– Расскажи мне, если хочешь.

Ей отчаянно захотелось рассказать ему, но не было сил.

– Потом, может быть.

Он прижал ее голову к своей груди. Сердце его билось так же часто, как и ее собственное.

– Ты меня очень напугала. Я думал, на тебя напали. – Он бросил взгляд на собак, все так же спокойно посапывавших в тени Оскара. – Твои стражи не слишком надежны.

– Я знаю они безнадежны. – Она поцеловала его в щеку. Щека была колкой.

Не буду обращать внимания, решила она, хотя было похоже, что он не брился с пятницы. Это снова возродит пререкания, а лежать в его объятиях так уютно и надежно.

– Я решил отращивать бороду, – провозгласил Шеа.

– С чего бы это?

– Ненавижу бритье. Как и все, впрочем. Ты не возражаешь?

Она провела пальцами по его щекам:

– А когда борода вырастет, она будет такая же кудрявая, как поросль на твоей груди?

Он кивнул:

– Тебе бы это понравилось?

– Да, – промурлыкала она, потершись щекой о его грудь. – Знаешь, есть такая французская пословица: «Целовать мужчину без усов – все равно что есть без соли».

– А я знал, что тебе это понравится. – Он в явном восторге поцеловал ее. – Нелл, что с тобой? Ты горькая на вкус! Что такое ты с собой сделала?

– Это мазь. Знаменитое средство твоего друга оказалось для меня страшнейшим аллергеном. У меня ужасная сыпь.

Он потянулся рукой к выключателю.

– Дай-ка я погляжу.

– Не здесь. Я не хочу будить собак. Они сейчас же сорвутся с места. – Она повела его в ванную, включила свет и расстегнула рубашку. – Гляди, что ты сделал со мной. Тебе не стыдно?

Она ждала его реакции. На его лице ничего не отразилось.

Он внимательно осмотрел ее тело, проведя по нему руками до пят:

– Прости, дорогая, но никакой сыпи я не вижу.

Нелл побежала к зеркалу.

– Ты прав, она прошла!

– Теперь ты видишь? Это я излечил тебя. Наложением любящих рук. – Он опять хотел было поцеловать ее, но остановился. – Смой, пожалуйста, эту гадость, чтобы я мог…

– Мог что?

– Провести профилактическое лечение. – Он коснулся губами ее губ. – Давай я помою тебя?

– Ну нет, – засмеялась Нелл, отталкивая его. – Однажды муж одной моей подруги пытался сделать это и ударился о душ так сильно, что потерял сознание. Будь другом, постели нам свежую простыню: прежняя вся в этой гадкой мази.

Смывая с себя мазь под душем, Нелл счастливо напевала. Немного погодя мы серьезно поговорим, утешала себя она. Но не сейчас. Сейчас ей не хватит решимости.

Она застала Шеа уже в свежей постели с бокалом бренди на курчаво-полосатой груди. Вид у него был пиратский.

Нелл переставила бокал на ночной столик. Его свежий загар был теперь медного цвета и оканчивался как раз на том месте груди, где начинались завитки черных волос. Она нежно провела по этой линии пальцами и поцеловала ее.

– Не двигайся, – приказал Шеа. – Я хочу смотреть на тебя. Ты знаешь, что в тебе наиболее выигрышно смотрится?

– Что, милый? – Она поцеловала кончик его носа, который уже начал шелушиться.

– Изящество твоего тела. – Он погладил ее, как гладят кошку.

Она выгнулась под его руками:

– Но это ты делаешь меня такой изящной.

– Ты носишь свою восхитительную кожу так же непринужденно и естественно, как какой-нибудь зверь из джунглей. В тебе собрана вся грация… – Он задумался, подбирая сравнение, а тем временем ласково мял ее попку, – я знаю, это звучит затасканно, но ты похожа…

– На кого я похожа? – уточнила Нелл, взъерошивая ему волосы.

—… На пантеру. Великолепную золотистую пантеру.

– Разве бывают белые пантеры? – Она поцеловала его плечо.

– Ты одна, уникальная.

Он целовал ее шею, и его губы были мягки и нежны, а борода обжигающе-колюча.

Она поняла, что это неожиданное сочетание ощущений ее восхищает.

– Твой секрет – в том, как ты отдаешься, – продолжал он. – Большинство женщин только берут, но ты не такая.

– Мне больше нравится отдаваться тебе. – Она поцеловала колючую щеку.

– Тогда я возьму сначала вот это, – он захватил ладонями ее груди. И не было еще на свете столь податливых пленников. Тепло его рук, как тепло солнца, разлилось по всему ее телу.

– Я так изголодался по тебе, – прошептал он, пожирая губами ее грудь.

Она задрожала от нарастающей волны страсти внутри нее. Тепло его солнца пронизало каждый ее сосуд, каждый краешек ее тела. Еще и еще желая его поцелуев, она схватила руками его голову, притянула к своим губам; ее соски ощутили прикосновение густых курчавых волос его груди, и она застонала от этого ощущения.

Теперь он пожирал губами ее рот, скользя телом по ее телу, посылая ей надежды и обещания того, что главная победа над ней будет одержана впереди.

И, когда она уже готова была попросить пощады, он оставил ее губы и начал целовать шею, плечи, ключицы, вновь и вновь поддерживая в ней пламя неугасимого желания. Он вознес ее на ту высоту страсти, которой она еще не знала. Она отдавала себя так полно и без остатка, что, казалось, не было в ней ни единой клеточки, что не принадлежала ему. Она стала новым существом, полностью его творением. Он был везде – и вне ее тела, и в нем. Она пила его животворящую силу, пока в ней что-то не взорвалось разноцветными огнями, и космос поглотил ее; гудел в ушах космический ветер, кружились и исчезали перед глазами планеты, множились сияющие луны, сгорали метеориты. Ей казалось, она уже умерла.

Когда Нелл открыла глаза, Шеа вновь держал на груди одной рукой бокал бренди. Другой – он обнимал ее, прильнувшую к его плечу. Голова ее вздымалась в такт бренди от его дыхания. Нелл вздохнула с ощущением счастья.

– Вечно несут всякую чушь о вращении Земли, – проговорила она сонно. – Я это ты раскручиваешь солнце и звезды.

Шеа порывисто обнял ее, и бренди опасно накренился.

– Я люблю тебе, – сказал он, нежно касаясь губами ее лба.

– Я верю тебе, и сама не знаю почему. Я вела себя как последняя дура, принуждая тебя отвечать на вопросы, на которые ты ответить не можешь. – Она чертила пальцем на его груди. – Моя интуиция подсказывала с самого начала, что ты не можешь быть замешан в истории с Дульси. Но я была так напугана и в таком отчаянии…

– По-моему, сейчас как раз время рассказать мне, чем это ты так напугана. Что тебе снилось, когда ты закричала? – Спрашивая, он так успокаивающе, нежно поглаживал ее по спине, что она чувствовала себя защищенной от всех бед.

– Мне снился гала-показ. Все было в порядке – сначала. Потом… манекенщицы вышли на подиум… абсолютно нагие. Тут все начали смеяться и указывать на меня. Одри и Люси кинулись ко мне, схватили и бросили с крыши. – Ее вновь кинуло в дрожь при воспоминании.

– Ну, ладно, – сказал он. – Выпей-ка вот это – тебе станет легче. И давай начнем наш разговор с начала. Стала бы ты встречаться со мной, если бы не Одри?

Горячий поток бренди встряхнул ее, но дыхание перехватило.

– Все это была непрерывная череда событий. Как раз после первой нашей встречи моя секретарша нашла кассету с признанием Дульси, что она внедрена в Гэллэрд как секретная журналистка. Поэтому нам все было известно почти с начала. Мы не знали, правда, на какое издание она работает. Я боялась я… я боялась тебя, мой милый, потому что поняла с первой нашей встречи здесь, что ты меня покорил.

– Вот чему мужское ухо всегда внемлет с удовольствием! – Он звучно поцеловал ее.

– Одри жаждала уволить Дульси со скандалом, но мне хотелось, чтобы Дульси иначе показала свои когти и клыки – я хотела, что бы она заговорила. Когда мы с Одри обсудили детали, она поставила условие, чтобы я поддерживала отношения с тобой. Если она оставляет Дульси, то я шпионю за тобой.

– В таком случае – благослови Господь ее хитрость. Если бы она знала, что она сделала для меня! Ну, а теперь ты у меня в руках. И нет ничего в этом мире, что бы я держал в руках с таким удовольствием. – Он игриво сжал в ладонях ее груди. – Но ты была уверена, что я заманиваю тебя в ловушку?

– Иногда – да. А когда дела в Гэллэрде пошли крахом…

– Крахом? Какие дела?

– Все пошло крахом, что только могло. При авиапересылке пропала коллекция Милли. И это послужит мукой на мельницу Дульси. Если теперь она выставит в невыгодном свете Гэллэрд или покажет всем мою некомпетентность, то Одри выгонит меня. И Люси тоже попадет под ее гнев. Ах, Шеа, я не знаю, что делать. Я положила столько сил, я так волновалась за успех этого гала, что упустила некоторые, важные мелочи.

– Почему ты не рассказала мне все это сразу?

– Потому что думала, что ты имеешь отношение к Дульси. Но зато какое облегчение для меня, что я сказала тебе это сейчас.

Он отпил из бокала:

– Нелл, – мягким, глубоким голосом начал он, – я понимаю, что тебе этого не хотелось бы, но представь теперь, что все, чего ты боишься, случилось. И Одри выгнала тебя. Что тогда?