Текст книги "Пророк"

Автор книги: Фрэнк Перетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 38 страниц)

Как тихо! Доводилось ли ему когда-нибудь в жизни слышать такую тишину?

– Баррет, ты страшно эксцентричный тип, ты знаешь это? С противоположной стороны стола стоял Бен Оливер. Как долго он простоял там?

– Привет, Бен.

Бен положил локти на стол напротив кресла Бинга Дингэма. Несколько секунд он просто стоял так и смотрел на Джона изучающим взглядом.

– Значит, Тина выбросила сюжет?

– Он вышел в пятичасовом, но из семичасового она его выбросила.

– Ты не смог конкурировать с носорогом.

– Боюсь, что так.

Бен иронически рассмеялся и витиевато выругался.

– Да, я знаю... Мне следовало бы быть здесь. Но не буду врать, Джон... Я просто решительно не хотел этого. Это означало бы неприятности такого рода, которые мне не нравятся и больше совершенно не нужны. – Он с отвращением фыркнул. – В любом случае, мое присутствие мало что могло изменить. Ты злоупотребляешь своим влиянием здесь, тебя обвиняют в необъективности, ты это знаешь?

– Весьма польщен.

Потом наступило молчание – молчание зловещее. Наконец Джон нарушил его:

– Так что, Бен, мне выходить завтра на работу? Бен на мгновение опустил глаза, а потом поднял взгляд на Джона.

– Ну... Лорен Харрис просмотрел твой контракт с телекомпанией. Там говорится, что мы не можем уволить тебя, но контракт позволяет нам назначить тебя на другую должность.

Джон ожидал этого.

– Э-э... кем? Репортером?

– Да... легкие репортажи. Квартеты парикмахеров, соревнования по поеданию устриц и бегу в мешках, в таком духе. Конечно, это означает меньше рабочих часов. Будешь работать неполный день.

Джон откинулся на спинку кресла и тихо рассмеялся. Подобные предложения делались здесь и раньше – обычно репортерам, которые на следующий день не выходили на работу.

Бен тоже вынужденно рассмеялся. Он понимал, что никого не обманывает.

– Ты же знаешь, как это делается, Джон. Лорен Харрис принуждает тебя уволиться по собственному желанию. Таким образом мы убиваем нашего козла отпущения, и нам не приходится выплачивать ему выходное пособие. Отличный ход!

– Я могу подумать день-два?

– Ну да, конечно!

Еще несколько мгновений печального молчания. Джон собрал страницы сценария.

– Бен...

– Да.

– Вы... вы понимаете, что я сделал сегодня? Вы понимаете, почему я сделал это?

Бен взглянул на Джона проницательными глазами, которые ничего не упускали.

– По той же причине, по какой тебя... переводят на другую должность. Ты плохой гражданин Страны Болтунов, ты больше не веришь в этот вздор. – Он посмотрел на фанерный задник студии с панорамой города, фальшивыми мониторами и сине-зеленым узором. – Думаю... Думаю, Лорен боится, что в один из ближайших дней ты окончательно спятишь и начнешь кричать: «Мы все время лгали вам! Город за моей спиной ненастоящий – он просто нарисован там, вы слышите меня?»

– Мама, а король-то голый... Бен прижал палец к губам.

– Т-с-с-с! Ты хочешь, чтобы нас обоих уволили? Джон невольно рассмеялся. Бен все понял. Бен подошел ближе и опустился в кресло Эли.

– Но позволь мне сказать одну вещь, Джон, – просто на память. Я наблюдал за твоим выступлением сейчас, когда здесь никого больше не было. Ты все сделал хорошо. Собственно говоря, я думаю, это лучшее, что ты делал когда-либо. – В глазах Бена заплясали веселые огоньки. – Ты не уложился в отведенное время почти на тридцать секунд, но ты все сделал хорошо.

– Я верил в то, что говорю. Это была правда.

Бен кивнул. А потом добавил со всей искренностью:

– Джон... ты поступил правильно.

Вилли Феррини только что вернулся в город и с удовольствием смотрел один из рекламных роликов Хирама Слэйтера, сидя перед большим телевизором в заведении Клэнси, когда Хендерсон отозвал его в сторону на пару слов – далеко в сторону, если честно, к самому полицейскому участку.

Безусловно, Вилли не отличался благородством. Он думал единственно о своих собственных интересах, и ни о чьих более.

– Послушайте, вам ни к чему разговаривать со мной. Поговорите с главным с Мартином Дэвином. Это он нанял меня, чтобы... э-э-э...

– Чтобы что? – спросил Хендерсон, нетерпеливо расхаживая по той же самой комнате для допросов, где он тряс Хови Метцгера.

– Забрать пленку у Эда Лэйка, а потом у старика Баррета.

– Он приказывал убить Баррета?

Вилли помотал головой и жестом отверг вопрос.

– Послушайте, он просто велел достать пленку любой ценой. Он хотел получить ее обратно. Сказал не возвращаться без нее, и именно это я передал Тэду и Хови.

– Ты говоришь, конечно же, о том сомом Мартине Дэвине – главе администрации губернатора?

Вилли понравилась внушительность слов. Он улыбнулся и кивнул.

Хендерсон распорядился:

– Скажи «да» вслух, для записи.

Вилли вспомнил, что его признание записывается на пленку,

– Ах да... Да.

Телефон в квартире Джона прозвонил два раза, а потом включился автоответчик с сообщением, которое Джон записал сразу по возвращении домой. «Здравствуйте, это Джон. Надеюсь, вы не обидитесь, если я не отвечу вам прямо сейчас. Со мной все в порядке, но я... в общем, мне нужно немного побыть одному. Может, мы с вами свяжемся завтра, хорошо? Оставьте ваше сообщение сразу после сигнала».

– Привет, – раздался знакомый, встревоженный голос. – Это Лесли. Я видела пятичасовой и семичасовой выпуски, и могу лишь догадываться, что там произошло. Послушай, Джон, держись и помни, что все мы с тобой. Я хочу обсудить с тобой случившееся, как только ты будешь готов к разговору, так что позвони мне.

Джон сидел в кресле за обеденным столом, глядя на город, который расцветал яркими огнями по мере сгущения ночной тьмы. С новостями было покончено. Он объяснил Маме и Карлу, как сильно нуждается в одиночестве сегодня, и они все поняли. Теперь Джон мог пережить все чувства, которые хотел, и понять их смысл. Он мог даже плакать.

Раздался еще один звонок.

– Привет, Джон. Это Сузан – ты знаешь, оператор аппаратной. Слушай, я никогда этого не делала раньше – ну, не высовывалась почем зря, но сейчас... я просто хочу сказать, мне страшно жаль, что твой сюжет выбросили. Эта история со Слэйтером... вряд ли она просто забудется. Ты действительно открыл что-то важное и должен гордиться собой. И... гм... ну, в общем, пожалуй, это все, что я хотела сказать. Надеюсь увидеться с тобой вскоре. До свидания.

Джон оценил звонок Сузан. Когда-нибудь эти ободрзющие слова проложат путь к его сердцу сквозь облако печали и помогут ему. Когда-нибудь.

Но сегодня – тихо, неподвижно и глядя на вечерний город – Джон мог лишь оплакивать его.

Совсем как Папа. Еще звонок.

– Привет, Джон. Это Аарон Харт. Послушайте, мы все смотрели телевизор сегодня вечером, и вы выступили здорово. Я не буду докучать вам разговорами, пока вы не будете готовы, но вам будет интересно узнать, что Брюверы собираются начать судебный процесс против клиники и им будут помогать...м-м... Рэйчел Франклин, Шэннон Дюплиес и Синди Дэнфорт. Так или иначе, как только у вас появится возможность, нам нужно будет свести воедино всю информацию и посмотреть, что у нас есть, – но только когда вы будете готовы, идет? Не расстраивайтесь, не падайте духом и... придет время, все услышат о вас. Пока.

Джон протянул руку и выключил звонок телефона и убрал звук автоответчика. Потом он сидел в тишине, наедине с самим собой.

Отчаяние. Вот с чем он боролся сейчас.

«Аарон... ну чего вы добьетесь, в самом деле? Если вы закроете одну клинику, где-нибудь мгновенно появится другая; снесете одну клинику, люди просто построят другую. Проблема заключается не в клинике, а во всех тех заблудших, потерянных душах, которые плачут там, за окнами. Все они должны получить ответ – каждое сердце, каждая боль, каждое негодование, каждая рана, нуждающаяся в исцелении, каждая нечистая совесть, нуждающаяся в очищении. Для этого потребуется чудо!

А сегодня... чего хорошего сделал я, на самом деле? Что изменилось? Да и слушал ли меня хотя бы кто-нибудь?»

На столе лежала Библия Джона. Он открыл ее на 3-й Книге Царств, главе 19, в которой пророк Илия прячется в пещере и взывает к Богу: «Возревновал я о Господе, Боге Саваофе; ибо сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили жертвенники Твои, и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее». Джон прочитал стих несколько раз, сидя в одиночестве при неярком свете лампы. Слова Илии точно передавали нынешние его чувства.

– Вот, Господи, все кончилось, так, может, Ты скажешь мне теперь, зачем все это было.

Джон не услышал ответа. И никакое видение не явилось ему.

Он указал рукой на ночной город и снова заплакал.

– Господи Боже, о чем и зачем они кричат? Почему Ты позволил мне слышать их? Чем я могу помочь им?

Джон выпрямился в кресле, напряженно всматриваясь в город, надеясь поймать мысль, испытать озарение, получить ответ от Бога – лишь бы его страдания обрели смысл.

Но Господь хранил молчание.

– Господи... что с нами стало?

Это был последний вопрос. Джон еще секунду-другую вслушивался, а потом, не в силах больше плакать, сокрушенный духом, он откинулся на спинку кресла, – не зная, что еще говорить, думать, делать и на что надеяться, – и закрыл глаза, отгораживаясь от всего этого беспомощного мира. И так он сидел неизвестно сколько времени.

Джон вздрогнул и открыл глаза. Он не знал почему, просто что-то словно толкнуло его – так легкий шорох, вспышка света, глухой стук или писк пробуждают спящего человека, который не понимает толком, что потревожило его сон.

Первое, что Джон заметил, был узор линолеума на полу в гостиной. В этом не было ничего необычного – разве что он видел узор очень отчетливо, хотя совсем недавно в гостиной царил полумрак.

Свет? Да. Свет, которого раньше не было.

Джон сидел и зачарованно наблюдал за тем, как свет становится все ярче, расслаивается на нежно дрожащие лучи, стирает тени, неуклонно набирает мощь, интенсивность и наконец ложится длинным ослепительным прямоугольником на полу гостиной.

Свет лился из спальни через открытую дверь.

Не может быть. Это явно не был свет лампы. Он больше походил на сверкание бриллиантов или полированного серебра, но при этом был мягким, теплым, ласкающим глаз – с легкой примесью золота, которое, казалось, играло в сияющем потоке мириадами крохотных искорок.

Джон впервые пошевелился и только тогда почувствовал свое тело, ощутил свой вес и размеры. Он поднялся на ноги. Да, на ноги, вполне материальные ноги, стоящие на вполне материальном полу вполне материальной квартиры. Он действительно находился здесь, и это был не сон.

Свет достиг предела яркости и больше не усиливался, но лился ровным, мощным потоком из спальни, освещая почти всю квартиру. Медленно, осторожно Джон двинулся к двери спальни, ожидая увидеть там нечто, но не представлгя, что именно. Может, ангела? Библия рассказывала о подобных случаях, и в детстве он слышал истории о подобных явлениях от праведников в церкви.

Бог? Джон на миг застыл на месте. Если это окажется купина неопалимая, то он ни в коей мере не чувствовал себя Моисеем.

Но страха он не испытывал. Только благоговейный трепет – и страшное любопытство. Он сделал еще один шаг, потом другой.

Теперь он мог видеть свою кровать с ярко освещенным покрывалом.

Потом подушки, аккуратно лежащие в изголовье.

И там был он.

Ягненок.

Любовь и радость наполнили Джона – словно поток теплого масла прокатился по телу с головы до самых ног. Он расслабился и улыбнулся, прислонясь плечом к косяку и глядя на маленькое существо, которое лежало, подогнув ноги под безупречно белое тело, и смотрело на него кроткими, золотистыми глазами, помаргивая шелковыми ресницами.

Ягненок! Они встречались раньше, когда Джону было десять лет. И сейчас, стоя в благоговении и жадно впитывая видение, Джон в мельчайших подробностях вспомнил образ, явившийся ему в детстве, – белая шерсть, сияюще-белая; чуткие, вздрагивающие уши; добрые, кроткие глаза и замечательное спокойствие. Ягненок выглядел точно, как раньше – во всем до последней мелочи.

– Привет... – осмелился сказать Джон, но очень мягко – из страха спугнуть гостя.

Ягненок чутко поднял голову и ответил на приветствие взглядом.

– Э-э-э... да... сколько лет, сколько зим. Я очень рад снова видеть тебя.

Он решился войти в комнату и медленно, осторожно приблизился к ягненку, вытянув вперед руку.

Ягненок поднялся на ноги, блеснули крохотные черные копытца, оставлгя еле заметные вмятины на одеяле; он сделал несколько шагов к Джону.

Джон неслышно засмеялся и погладил носик ягненка. Малыш ничего не боялся.

Потом Джону пришло в голову угостить гостя чем-нибудь в знак дружбы – или верности.

– Мм... морковка. Ты хочешь морковку? Ягненок никак не отреагировал на предложение. Джон попятился к двери, тихо говоря:

– Сейчас... сейчас я принесу тебе что-нибудь, хорошо? Я ведь должен проявить гостеприимство, правда?

Он бросился на кухню и включил свет.

Потом принялся шарить в холодильнике в поисках морковки.

– Вот! – воскликнул он. – Вот, держи!

О! Он резко остановился и умолк.

Напряженно замерев на месте, ягненок стоял у стеклянной двери балкона и смотрел на город.

Внезапно морковка стала ненужной и неуместной. Джон положил ее на стол и присоединился к ягненку, опустившись на колени рядом с ним и устремив взгляд на ночной город.

Они долго стояли там, просто вслушиваясь. Потом ягненок поднял на Джона встревоженные глаза.

Джон кивнул.

– Да, я тоже слышу их. – Он снова посмотрел на город, и ягненок проследил за его взглядом. – Я слышу их тоже.

В ту ночь, впервые за последний месяц с лишним, Джон спал спокойно, а в ногах постели лежал свернувшийся клубочком ягненок, охраняя его сон.

35

На следующий день Джон Баррет на работу не вышел, и это мало кого удивило. Вместо него по отделу расхаживал Уолт Брюкнер, знакомясь с сотрудниками, работающими в дневную смену, и привыкая к новому распорядку дня. В вестибюле студии рабочий техник аккуратно открепил зажимы с огромной, ярко освещенной цветной фотографии Джона Баррета, ведущего программы новостей, и снял ее со стены, удалив из собрания других известных имен и лиц.

На улицах, проспектах и автострадах города рабочие начали срывать плакаты с лицом Джона Баррета с рекламных щитов, бросая длинные неровные ленты в кузова стоящих внизу грузовиков.

В городском автотранспортном парке снимали с бортов автобусов постеры с Барретом и Даунс, освобождая место для новых постеров, которые должны были поступить со дня надень – постеров с изображением Эли Даунс и Уолта Брюкнера. Старые постеры, туго свернутые в трубку, выбрасывались в мусорные баки.

Весь тот день на Шестом канале крутили новые броские рекламные ролики. Впечатляющие образы новой команды ведущих Шестого канала – в составе Брюкнера и Даунс – мелькали на телеэкранах, дыша честностью и прозорливостью.

К концу дня Джон Баррет – мужественный, проницательный, достойный доверия, объективный и всегда находящийся в курсе последних событий телеведущий незаметно исчезнет из мира массовой культуры, а через несколько недель полностью улетучится из общественного сознания.

Джон Баррет – возвышенный, недосягаемый и безупречно-совершенный – все еще смотрел с высоты честными глазами из-под потолка дедушкиной мастерской, когда Карл установил стремянку прямо под ним, поднялся по ступенькам и снял портрет. Нарисованное лицо не изменило своего сурово-честного выражения, когда совершило спуск по стремянке, и в глазах портрета не отразилось никакого чувства, когда Карл разбил молотком деревянную раму и аккуратно сложил холст вчетверо. Когда сложенный холст и деревянная рама были церемонно препровождены в контейнер для мусора, нарисованный Джон Баррет уже не видел света дня, но, свернутый внутрь, оставался в темноте, чтобы никогда больше не явиться ни чьему взору.

Карл закрыл контейнер крышкой, закрепил ее эластичной лентой, а потом, обратив лицо к Небу и воздев руки, испустил торжествующий вопль, который разнесся, вероятно, по всей округе.

Мама Баррет высунулась из задней двери дома.

– Карл! В чем дело?..

Увидев внука, стоящего возле контейнера с мусором, и заметив радостное выражение его лица, она сложила два и два и удалилась обратно в дом, позволив себе тоже тихое торжествующее восклицание.

Губернатор Хирам Слэйтер не терял времени. Едва войдя в офис, он приказал мисс Роудс:

– Быстро Мартина Дэвина сюда, сию минуту, живо, никаких отговорок!

Мисс Роудс раскрыла рот, изумленная тоном губернатора, но выполнила приказ незамедлительно, схватив трубку телефона.

Слэйтер прошел в свой кабинет и сразу снял пиджак и бросил на глубокий, обитый кожей диван. Сейчас он поговорит с Мартином Дэвином и заставит его выложить все как на духу – или Дэвин вылетит отсюда сегодня же, сию же минуту! Сначала пролитый кофе, потом синие кроссовки, а теперь... да, все, что пророк вчера сказал о Дэвине, имело смысл. Пленка со звонком в «службу спасения»! Конечно. Для Баррета и Олбрайт это был бы самый простой и быстрый способ выйти на Шэннон Дюплиес. Именно с пленки все могло начаться. С пленки, которую Мартин Дэвин должен был уничтожить. Но уничтожил ли? Уничтожил ли? Губернатор нажал кнопку внутренней связи.

– Мисс Роудс! Вы говорили с Дэвином?

– Сэр... – Голос мисс Роудс звучал неуверенно. – Мистер Дэвин говорит, что сейчас занят с посетителями и не может прийти.

Губернатор отказался принять это оправдание, потом решил все-таки принять, но потом снова передумал. Он сам позвонил в офис Дэвина. Ответила секретарша.

– Это губернатор! Я хочу поговорить...

По селектору раздался громкий голос мисс Роудс:

– Господин губернатор, мистер Дэвин уже пришел. Губернатор бросил трубку, прерывая разговор с секретаршей Дэвина, и тут же открылась дверь, и в кабинет вошел Мартин Дэвин в сопровождении двух мужчин. Это еще больше встревожило губернатора.

– Дэвин, нам нужно немедленно поговорить. – Он взглянул на двух посетителей. – Джентльмены, вы позволите нам?

– Гм... господин губернатор, – сказал Дэвин. – Это люди из полицейского управления. Разрешите представить вам детектива Роберта Хендерсона и его напарника, детектива Клэя Оукли.

Никто не выказал желания обменяться рукопожатием. Два детектива лишь кивнули губернатору, а он ответил:

– Джентльмены...

Дэвин пояснил:

– Господин губернатор, уверен, вам будет интересно узнать, что эти два джентльмена пришли взять меня под стражу. Это не укладывалось в голове. Это было просто чересчур.

– Под стражу? Что значит под стражу?

– Они... э-э... они арестовали меня.

Один из немногих раз в своей жизни Хирам Слэйтер не смог найти нужных слов. Он просто стоял с отвисшей, дрожащей челюстью, растерянно переводя взгляд с одного лица на другое, не зная, на чем остановить его.

Дэвин решил перед уходом уладить кое-какие вопросы.

– Вилма Бентхофф получила новые результаты опроса, она представит их вам после полудня. Вы по-прежнему сохраняете хорошие позиции – по-прежнему опережаете Уилсона. Роуэн и Хартли готовят новый блок рекламы на телевидении и радио. Мм... я велел им оставаться в пределах досягаемости на случай, если вы захотите внести какие-то поправки. Они свяжутся с вами сегодня или завтра.

Но конечно, губернатор хотел поговорить вовсе не об этом.

– Мартин! Тебя арестовали по... какому обвинению? Дэвин на миг задумался, потом ответил откровенно.

– О... соучастие в убийстве, заговор с целью убийства... в общем, все связано с убийством.

– Что? О чем ты говоришь? Дэвин поднял руку.

– Господин губернатор, я не могу обсуждать это... уверен, вы понимаете. Потом добавил: – Но, возможно, я могу сказать одно... Помните вчерашний визит сумасшедшего пророка – младшего? Он сказал правду. – Дэвин позволил себе насмешливо усмехнуться. – Видите, чем оборачивается ложь? – Дэвин снова взглянул на полицейских. – Что ж, джентльмены, пойдемте.

Губернатор, оглушенный и потрясенный, мог лишь стоять и смотреть, как Оукли вынимает из кармана наручники.

Хендерcон решил проявить милосердие:

– Давай подождем, пока не выйдем отсюда.

Оукли пожал плечами и спрятал наручники.

Потом Хендерсон сказал губернатору:

– Был рад встретиться с вами, сэр. Да... если позволите, я дам вам маленький совет... Вам стоит найти хорошего адвоката, сэр, срочно.

Хендерсон кивнул, и все трое покинули кабинет, прошли мимо стола мисс Роудс и зашагали по длинному, украшенному холлу к лифтам.

Губернатор, с побелевшим от ужаса лицом, дошел до массивных дубовых дверей, чтобы проводить взглядом трех уходящих мужчин. Этого не может быть.

Что вообще происходит? Он посмотрел на мисс Роудс, но она ответила ему лишь самым бессмысленным, самым недоуменным взглядом.

– Прикажете... позвонить адвокату или как? – спросила она.

– Позвоните Роуэну и Хартли... и Вилме Бентхофф... да, и Клайду Джонсону, моему адвокату. – Он увидел, как открылась дверь лифта. Дэвин и двое полицейских вошли в лифт, а кто-то вышел из лифта в холл.

О нет. Эшли... Миссис Хирам Слэйтер. Он не ожидал ее. Впрочем, он не ожидал ничем из всего, что случилось, хотя уже начинал думать, что мог бы и предвидеть нечто подобное. Когда Эшли вошла в кабинет мужа, он стоял у большого окна, глядя на купол Капитолия.

– Хирам, извини, что я без предупреждения, но... боюсь, нам надо поговорить.

Он медленно отвернулся от окна, сознание собственного поражения и капитуляции только-только начало проступать в выражении его лица. Внезапно он констатировал факт, не дав жене раскрыть рот:

– Хэйли беременна.

Теперь настала очередь миссис Слэйтер застыть от изумления.

– Откуда... откуда ты знаешь?

Слэйтер опустил взгляд на толстый ярко-синий конверт, вспомнив вчерашние предсказания пророка.

– Сегодня среда.

Утром того дня Бен Оливер позвонил Лесли. Большое сражение закончилось, сказал он, и страсти постепенно стихают. Если она готова вернуться и не разжигать их снова, то добро пожаловать.

Что ж... она постарается быть пай – девочкой, но Лесли знала: это будет нелегко. К девяти часам она явилась в отдел, готовая получить задание, готовая принять участие в традиционном утреннем совещании у стола Эрики Джонсон. На летучке присутствовала Тина Льюис, но они ни разу не посмотрели друг на друга и не обратились друг к другу ни единым словом. Было совершенно ясно, что обе они получили выговор от Бена.

Сегодняшняя сводка происшествий выглядела вполне обычно. В районе порта произошел пожар, и нужно было сделать репортаж по свежим следам; компания «Бенсон Дайнэмикс» по-прежнему раздавала извещения об увольнениях; мэр города назначил специального следователя для поиска лиц, ответственных за некачественное покрытие нового тротуара на рыночной площади. Лесли поручили сделать репортаж о некачественном тротуаре – задание относительно тихое, легкое и безопасное.

По окончании совещания Лесли прошла к своему столу, чтобы собрать нужные для работы вещи и подождать оператора. Она постоянно думала о Джоне. Она не видела его и не разговаривала с ним с позавчерашнего дня, и до смерти хотела узнать, как он, что делает и что собирается делать. Слишком много вопросов остались нерешенными, и эта мысль сводила ее с ума.

Кто-то остановился возле ее стола. Лесли подняла глаза.

Это была Тина.

– Привет.

Будь пай – девочкой, Лесли!

– Гм... привет, Тина. Как дела?

Как только Лесли задала этот вопрос, Тина опустила взгляд, и Лесли поняла, что старой вражде пришел конец. Былой огонь в глазах Тины потух. Она казалась совершенно подавленной. Вероятно, после утреннего совещания случилось что-то ужасное.

– Тина? Вы нормально себя чувствуете? Тина снова подняла голову, глубоко вздохнула и тихо сказала:

– Я... в общем, я надеюсь, что теперь я немного поумнела, достаточно поумнела, чтобы сказать тебе... мне очень жаль. – Она напряженно искала слова, чтобы объяснить свое заявление. – Я не... ну, я не отказываюсь от своих взглядов на вещи. Но я пытаюсь видеть вещи более точно, видеть полную картину. – Неудачная попытка объясниться расстроила ее. – Мне еще о многом надо подумать, но... позволь мне сказать одно. Вы с Джоном были правы – в некоторых отношениях. В некоторых отношениях вы были совершенно правы, вы безошибочно следовали голосу чувств – и теперь я понимаю это.

– Что ж... спасибо.

– В любом случае... хорошо, что ты снова с нами. – И с этими словами Тина повернулась и торопливо ушла.

Лесли откинулась на спинку кресла, медленно расплываясь в улыбке, округляя глаза от удивления.

– Ну... и что ты на это скажешь?

Что такое случилось с Тиной? Что вообще здесь творится? Ого! А это что? Бен Оливер и Эрика Джонсон ворвались в отдел и бросились к столу Эрики и начали просматривать список сегодняшних заданий.

– Лесли! – Эрика поманила ее пальцем.

Ого! Должно быть, сейчас она узнает ответ. Лесли подошла, стараясь принять немного заговорщический вид, отвечающий полу таинственному поведению Бена и Эрики.

Эрика взглянула на Бена, и тот взял слово:

– Мы даем тебе другое задание. – Он дотронулся до руки Лесли. – Только спокойно. Я не хочу, чтобы весь отдел встал на уши, по крайней мере, не все сразу. – Потом он сообщил новость: – Только что арестован Мартин Дэвин – по обвинению в убийстве.

Лесли попыталась сохранить спокойствие, но сердце ее бешено заколотилось, а когда она заговорила, то голос ее едва не срывался на визг.

– А... а Джон знает?

Бен сам еще не пришел в себя.

– Если тебя интересует мое мнение, то я думаю, он всегда знал. Именно он позвонил только что. Лесли легко уловила связь.

– Вы имеете в виду... убийство...

– Жертва – отец Джона. – Бен коротко фыркнул. – Я знал, что сюжет, над которым вы двое работали, приведет к чему-то. Теперь мы имеем сенсацию, которая на многие месяцы взбудоражит весь штат.

Лесли схватила трубку ближайшего телефона. Бен стремительно протянул руку, останавливая ее.

– Бен! Я должна поговорить с Джоном! Он силой развернул Лесли к себе и в упор посмотрел ей в глаза.

– Лесли, ты возьмешь оператора, поедешь в полицейский участок, выяснишь все подробности, а потом свяжешься с офисом губернатора и узнаешь, что они могут сказать по этому делу, а потом свяжешься со всеми людьми, которые могут что-то знать – уверен, с некоторыми главными свидетелями ты знакома, так ведь? Людей, близких к жертве, людей, близких к семье губернатора, людей, имеющих какие-то предположения относительно возможных мотивов убийства? А? Лесли яростно закивала.

– Да! Да, сэр, Бен – да! – Она чувствовал себя, как скаковая лошадь, роющая копытом землю перед закрытой калиткой на старте.

Бен продолжал крепко держать ее за руку и смотреть ей в глаза, требуя внимания.

– Этот сюжет твой, Олбрайт. Ты его заработала. Теперь не завали его.

Он отпустил Лесли, и она бросилась к своему столу, прямо к телефону.

Телефон зазвонил, как только она подошла.

– Привет, Лесли, это детектив Хендерсон. Я в полицейском управлении, и у меня есть для вас новости...

– Да! – крикнула она, не в силах сдерживать голос. – Вы арестовали Мартина Дэвина!

Несколько репортеров за своими столами обернулись к ней.

– О черт... – простонал Бен. – Ну, сейчас начнется! Хендерсон страшно удивился.

– Надо же, худые вести не лежат на месте...

– Я выезжаю сию минуту! – сказала Лесли.

– 0'кей. У меня куча информации для вас, так что прихватите камеру.

– Спасибо. До скорого.

Лесли позвонила Джону домой, но никто не поднял трубку. Она оставила лихорадочное сообщение на автоответчике. Она позвонила Маме Баррет.

– Алло?

– Мама Баррет, это Лесли! Мама была возбуждена.

– О Лесли! Ты уже слышала?

– Про Мартина Дэвина?

– Да! Мне Джон сказал! Я все еще не могу прийти в себя!

– Это невероятно! Просто невероятно! Я должна поговорить с Джоном!

Мама заговорила чуть спокойнее.

– О... его здесь нет.

– А вы знаете, где он?

– Ну... да, но...

– Где? Я должна поговорить с ним! Как он узнал? Что ему известно?

– Детектив Хендерсон позвонил ему сегодня утром, а потом Джон позвонил Бену Оливеру на студию. Послушай, Лесли, я передам, что ты звонила, и, конечно, он свяжется с тобой.

– Так где же он?

– О... – Мама немножко расстроилась. – Мне следовало предвидеть, что с этим возникнут проблемы. Я обещала Джону никому не говорить.

– Что?

– Они с Карлом ушли в одно место, и больше я ничего не могу сказать. Но они должны скоро вернуться.

Услышав эти слова, Лесли осеклась. Она начала понимать.

– О... хорошо. Тогда... гм... передайте ему, что я... – Она чувствовала, что энергия так и кипит в ней. – Передайте ему, что я снова занимаюсь новостями. Бен дал сюжет мне!

– О, золотко, как здорово!

– И передайте, чтобы он не волновался! Мама рассмеялась.

– Непременно.

Старый Папин пикап затормозил на усыпанном галькой берегу всего в нескольких ярдах от края воды. Дверцы со скрипом открылись, и два рыбака в теплых куртках и сапогах вышли из машины, готовые бросить вызов морской стихии.

На самом деле это было небольшое озеро посередине парка, но дух увлекательного приключения все равно витал в воздухе.

Джон, в теплой вязаной шапочке, залез в кузов грузовичка и откинул в сторону брезент.

– Ну что, девочка, сейчас начнется твое первое плавание. Карл помог стащить брезент с маленькой шлюпки.

– Нам еще нужно дать ей какое-то название. Типа «Непобедимая» или...

– «Непробиваемая...»

– Ага, точно. «Непроницаемая». «Непотопляемая».

– Ну, сейчас мы это выясним, верно?

Карл прыгнул в кузов и взялся за нос лодки, а Джон ухватился за корму – и без особых хлопот суденышко оказалось наполовину в воде, готовое отчалить.

Джон несколько мгновений постоял, наслаждаясь видом лодки в ее естественном окружении. Маленькие волны плескались о борта, и пока вода не просачивалась внутрь.

Он обнял Карла за плечи.

– Ты хорошо поработал, сынок. Карл тоже обнял отца.

– И ты.

Они погрузили в шлюпку весла, спортивную сумку со своим обедом, а потом бросили монетку: кому первому грести. Выиграл Карл.

Маленькая лодка легко разрезала гладь воды, приводимая в движение сильными, размеренными гребками. Они плыли к противоположному берегу озера, отец и сын, смеясь от радости и весело разговаривая. Их голоса разносились далеко над спокойной поверхностью озера.

– Значит... – слышался голос Карла, – дедушкина сестра Элис вышла замуж за Роберта... а потом его брат Роджер женился на Дорис...

– Нет, – поправил Джон. – Роджер женился на Мэри.

– Ах да, да... Мэри.

– И у них родилось четверо детей – Линда, Дебби, Бобби и Джейсон.

– И Дебби вышла замуж.

– Линда вышла замуж – за Барта.

– Барт. Я его видел?

– Это парень, стриженный ежиком.

– Нет, я его не видел.

Неторопливо текло время. Они доплыли до противоположного берега озера, потом повернули обратно и сделали крюк, чтобы обогнуть маленький островок, населенный утками.

– Чем ты будешь заниматься теперь? – спросил Карл.

– Возможно, пойду работать фельетонистом, – ответил Джон. – У меня есть знакомые в «Джорнал», которые когда-то звали меня туда.