Текст книги "Пророк"
Автор книги: Фрэнк Перетти
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)
– Ты понимаешь, что другие студии непрерывно прилагают все усилия, чтобы оттеснить нас с этого места?
– Да, сэр.
– Ты понимаешь, что наша студия смогла зарабатывать такие деньги на рекламе только потому, что занимает ведущее положение?
– Да, сэр.
– Мы зарабатываем деньги для студии, Джон. И когда студия делает деньги, мы делаем деньги. Мы не особо наживаемся, мы не уйдем на пенсию богатыми, но мы делаем хороший бизнес. Мы поставляем людям информацию так, как им нравится, и они смотрят наш канал. Короче... – Он бросил на пол еще один ворох старых папок, бумаг, журналов и писем. – Хочу довести до твоего сведения две вещи, ни одну из которых ты не вправе обсуждать за пределами этого кабинета. Первое: я только что вернулся со встречи с генеральным директором и советом директоров студии; они чувствуют себя обязанными и исполнены решимости остаться на первом месте. Именно поэтому они выработали новый план работы и составили новый бюджет, чтобы привести его в исполнение. Мы расширяем выпуск, выходящий в пять тридцать, до часа и будем начинать впять, что означает больше репортажей и сообщений, а следовательно, больше работы для тебя, а следовательно, больше известности и, конечно же, больше денег.
Само собой, Джон был приятно удивлен.
– Что ж, это очень интересно...
– Пока не радуйся. Они планируют широкие рекламные кампании с тобой и Эли Даунс в качестве центральных персонажей. Афиши, плакаты, рекламные ролики. Они говорили также о создании новой съемочной площадки для телешоу, новый проект.
– Ого.
– А теперь подожди и послушай, что я хочу сказать. – Бен обернулся к стеллажу за спиной, несколько мгновений задумчиво разглядывал старый календарь компании по производству магнитной ленты, потом сорвал его и бросил на пол. – Джон, мы здесь хорошо делаем свою работу, и, думаю, у нас одна из лучших команд телеведущих в нашей области. Но вы с Эли стоите в первом ряду. Наша студия ассоциируется у телезрителей именно с вами. Люди настраивают телевизоры на наш канал, чтобы увидеть вас. – Бен положил локти на стол – теперь там освободилось достаточно свободного места для этого-и испытующе взглянул на Джона. – Поэтому, Джон, мне надо знать одну вещь. У тебя с головой все в порядке?
– Что?
Бен махнул рукой.
– Нет-нет, проехали – я снимаю свой вопрос. Позволь мне сказать тебе следующее – и на этом закончим: мы ставим на тебя кучу денег, доверяем тебе нашу репутацию, зрительский интерес и доходы, и все потому, что ты хорошо работаешь. И у меня нет сомнений в том, что ты сможешь вести игру за нашу команду – игру до победного конца, чтобы все мы вышли победителями. Глядя на тебя, люди должны видеть умного, хладнокровного, выдержанного парня – того самого парня, которого каждый вечер видят по телевизору, которому доверяют, который должен стать лицом Шестого канала.
– Именно такого парня они и видят сейчас, Бен. – Джон ничуть в этом не сомневался.
– Безусловно. Конечно. Но просто скажи мне, Джон...Скажи, я могу быть уверен, что так будет продолжаться и в будущем?
– Конечно! Мне даже странно, что вы задаете такой вопрос. Бон подался вперед и изучающе посмотрел на Джона, приподняв одну бровь.
– Итак, те люди... те самые телезрители будут видеть человека, от которого смогут ждать освещения событий в сдержанной, объективной и спокойной манере?
– Конечно!
– И не будут видеть человека, который вычитывает из сценария вопросы, там отсутствующие... или слышит голоса, взывающие к нему по ночам... или бежит спасать людей, не нуждающихся в спасении?
Тина Льюис, подумал Джон. Раш Торранс. Может, даже Бенни – оператор, приезжавший по вызову Джона в тот вечер. Они рассказали о нем.
– Значит, вы разговаривали с Тиной. О случае с Беном и говорить не стоит. А та ошибка с вопросом в сценарии – просто недоразумение.
– А голоса, зовущие в ночи?
Джон лихорадочно соображал. Потом небрежно пожал плечами.
– Думаю, дети шутили. Пожалуй, я был слишком взвинчен в тот вечер, отчаянно хотел сделать сенсационный репортаж. Послушайте, вы иногда выигрываете, иногда проигрываете, ноне оставляете попыток. И делаете все возможное, чтобы остаться первым.
Бен одобрительно кивнул.
– Да, да, верно. – Он откинулся на спинку кресла, взял ручку и сунул ее в угол рта. – Полагаю, я просто хочу... чтобы твое поведение было предсказуемым, понимаешь? Я хочу иметь возможность в любой момент сказать себе: «Да, я знаю, чего можно ожидать от Джона. Я знаю, как он справится с этим делом. И мне не о чем беспокоиться».
Сдержанный тон давался Джону с большим трудом.
– Послушайте, Бен, я не знаю, чего там вам наговорили, ноя не в восторге от того, что кто-то пытается расстроить вас или скомпрометировать меня.
Бен поднял руки.
– Джон, Джон... Насколько я понимаю, истинная проблема заключается в том, что вам с Тиной следует прекратить вражду. Послушай, я тоже не особо жалую доносчиков и совершенно не считаю нужным выслушивать разный вздор; но если уж я его выслушиваю, то считаю нужным разобраться во всем.
Бен постарался принять непринужденный вид, но лицо его оставалось напряженным. – Власть спускается сверху вниз по служебной лестнице, но ответственность за промахи поднимается снизу вверх, поэтому мы, люди, занимающие руководящие посты, постоянно следим за происходящим внизу. Такова природа системы, и ты это знаешь.
Бен поднялся и запихнул еще несколько бумаг в мусорную корзину.
– А теперь благодаря этим ребятам наверху и их грандиозным идеям мне следует ждать новой партии забот и неприятностей – и я не хочу, чтобы старый хлам болтался под ногами понимаешь? Поэтому, ладно... мы обо всем поговорили, прояснили все вопросы и закрыли эту тему. Просто работай хорошо. Не заставляй меня жалеть ни об одном решении, принятом сегодня, хорошо? У меня все.
Вернувшись на свое рабочее место, Джон яростно заколотил по клавиатуре, выбрасывая из сценария лишние слова, заостряя стиль, перефразируя выражения, подчищая текст – редактируя с мстительным чувством. И он действительно мстил. Он был зол. Он профессионал. И он собирался писать, как подобает профессионалу, и делать репортажи, как подобает профессионалу, а Тине и всем прочим, имеющим к нему претензии, придется одобрить его работу – придется, и точка.
И если еще какая-нибудь чертовщина с галлюцинациями полезет к нему в сознание, он просто проигнорирует, преодолеет ее, сделает все возможное, чтобы сохранить контроль над своей жизнью. Над своей жизнью! Джон яростно треснул по столу кулаком и даже прошептал беззвучно:
– Это моя жизнь! Зазвонил телефон.
– Слушаю!
0-опс! Он действительно был в ярости.
– Папа, это Карл. Я раздобыл кое-что. Джон плечом прижал трубку к уху, чтобы не прерывать работы.
– Да?
– Дин Брювер узнала имена учителей, у которых Энни занималась последний год. Сегодня вечером она позвонит им домой и попросит у них те данные, а они, вероятно, сделают выписки из журнала посещаемости и свяжутся с ней.
– Хорошо.
– И кажется, Рэйчел нашла кого-то.
Джон забыл о работе. Он взял трубку в руку.
– Она нашла кого-то?
– Да. Дело действительно непростое. Девушка не хочет называть свое имя и все такое прочее, и она не хочет говорить снами. Она обещала поговорить с Дин.
Джон переспросил для верности:
– Значит... эта девушка ехала в клинику вместе с Энни Брювер?
– Так сказала Рэйчел.
– Кто она?
– Рэйчел ничего о ней не известно.
– Что ж... возможно, она что-то знает. Они ходили в одну школу или что? Как Рэйчел нашла ее?
– Эй, я же сказал, дело непростое. Помнишь, Рэйчел говорила, как она пошла в другую клинику повторно провериться на беременность?
– Да.
– Ну вот, она снова отправилась туда, поговорила с врачом-консультантом, и та перезвонила ей сегодня. Выяснилось, что одна из девушек, приходивших к ней на консультацию, упоминала о том, что ехала в той машине вместе с Энни.
Сердце у Джона забилось учащенно.
– Значит... хорошо, и что эта девушка собирается делать?
– Врач сказала... сам я с ней еще не разговаривал и передаю это со слов Рэйчел. Так вот, врач сказала, что эта девушка может поговорить с матерью Энни, но она желает остаться неизвестной, не хочет даже, чтобы ее кто-то видел; и разговор должен происходить в присутствии врача.
– А репортер? Интересно, она будет возражать против присутствия женщины-репортера?
– Не знаю.
– Так выясни. Займись этим.
– 0'кей. Я сейчас же отправлюсь к Рэйчел, а потом позвоню Дин. Но не знаю, что из этого выйдет.
– Спасибо, Карл. Отличная работа.
– Я люблю такую.
Они повесили трубки, и Джон поискал взглядом Лесли Олбрайт. Она идеально подходит для такого дела, если оно вообще состоится. И что там сказал Карл? «Я люблю такую» или «Я люблю тебя»?
13
В ту субботу Лесли Олбрайт заехала за Дин Брювер, и они вместе отправились в небольшое учреждение, расположенное между прачечной самообслуживания и магазином старой книги рядом с Моррис-авеню – явно низко бюджетное заведение, арендующее дешевое здание в захудалом районе. Если бы Лесли предварительно не позвонила и не получила подробные указания, им бы стоило больших трудов отыскать его. Дин первая заметила вывеску в окне: «Центр охраны человеческой жизни. Бесплатные анализы на беременность, консультации, служба психологической поддержки, альтернатива абортам».
Лесли припарковала машину на противоположной стороне улицы, заглушила мотор и взглянула на Дин.
– Ну как, вы готовы?
Дин была взволнована, но решительно кивнула.
– О да. Знаю, мне не понравится это, но я готова. Они вышли из машины.
– Лучше запереть ее, – сказала Дин. Они заперли дверцы и пересекли улицу. Лесли была здесь в качестве подруги Дин, а не репортера. Она приехала в свое свободное время и пока не планировала делать репортаж из этой истории. Она собиралась просто выслушать девушку и добыть факты для Джона, раз он не мог принимать участие во встрече. Кроме того, на худой конец она просто получит возможность взглянуть на дело с совершенно новой для нее стороны.
И она никогда прежде не бывала в заведениях, подобных этому маленькому, скромному медицинскому учреждению с очаровательными занавесками на окнах и простой вывеской. В то время как в больших, специализирующихся на абортах клиниках с персоналом на постоянном жаловании врачи зарабатывали по тысяче и более долларов в день, это учреждение существовало за счет пожертвований, и работали здесь главным образом добровольцы. На Лесли произвел впечатление именно не впечатляющий вид клиники.
Мерилин Вестфол, директор учреждения, встретила их у двери и представилась. Это была женщина лет сорока-пятидесяти, с профессиональными манерами и мягким спокойным (особенно сейчас) голосом.
– Проходите, пожалуйста, и садитесь. Мы с вами немного побеседуем.
Лесли и Дин молча вошли, стараясь не шуметь, словно где-то рядом спал маленький ребенок. Приемной здесь служил уголок, где стоял небольшой стол с кофейником и чашками на нем, четыре мягких кресла и журнальный столик с какими-то популярными брошюрами – очевидно, о вреде абортов. Дин и Лесли сели с одной стороны стола, а Мерилин устроилась напротив них.
Мисс Вестфол пояснила тихим голосом:
– Девушка, с которой вы будете разговаривать, ожидает вас в комнате консультаций. Из практических соображений мы дадим ей на сегодня псевдоним: будем называть ее Мэри. Я обещала девушке сначала побеседовать с вами, чтобы четко договориться об условиях предстоящей встречи.
Просто для справки: я врач-консультант с лицензией; замужем, имею двоих взрослых детей и работаю здесь на общественных началах два раза в неделю. Мэри пришла к нам примерно полтора месяца назад в состоянии тяжелого стресса, вызванного операцией аборта, и с тех пор я постоянно работаю с ней.
Вы можете называть это совпадением, – а я думаю, здесь не обошлось без воли Господа, – но всего пару недель назад она рассказала мне о мучительных переживаниях особого рода. – Миссис Вестфол заговорила осторожно, медленно. Она живет с сознанием того, что ваша дочь, миссис Брювер, находилась вместе с ней в той клинике и, возможно, умерла в результате аборта, который ей сделали.
Дин, ожидавшая этого, только кивнула.
Миссис Вестфол продолжала:
– Она рассказала мне об этом строго конфиденциально, поэтому я не могла предпринять никаких дальнейших шагов до тех пор, пока Мэри не будет готова совершить их сама. Но тут примерно в то же время к нам обратилась Рэйчел Франклин – насколько я понимаю, Рэйчел уже рассказала вам об этом.
Лесли кивнула.
– Да, верно.
– Значит, вы помните, что, сидя у нас в приемной, она прочитала кое-какие медицинские брошюры и в результате пришла к мысли, что Энни умерла от инфекционного аборта. Позже она поделилась со мной своей догадкой. Я попала в весьма затруднительное положение. Две девушки практически одновременно пришли к одному и тому же выводу, а я оказалась между ними, лишенная возможности рассказать им друг о друге... до последней недели. Насколько я поняла, Рэйчел сообщила вашему другу... э-э... Карлу?
– Да, Карлу Баррету и его отцу Джону Баррету.
– Да. Она сообщила Карлу и его отцу о своем предположении, после чего снова пришла ко мне и сказала, что они хотели бы поговорить с кем-нибудь, кто находился в то время в клинике и видел, что Энни делают аборт... – Миссис Вестфол позволила себе тихо засмеяться. – Ну не удивителен ли промысл Господень? Я передала это Мэри, и она выразила готовность рассказать обо всем случившемся, – но только вам, миссис Брювер; а я поддержала ее в этом намерении. И вот мы здесь.
Теперь еще одно. Возможно, это покажется вам странным, но Мэри хочет, чтобы разговор происходил следующим образом: она будет сидеть в комнате консультаций за ширмой, поскольку не хочет, чтобы кто-нибудь увидел ее и узнал, кто она такая. Я сказала ей, что вы возьмете с собой подругу, миссис Брювер, – подругу для поддержки, и Мэри не возражала против этого, поскольку ее буду поддерживать я; таким образом, рядом с ней будет друг, и рядом с вами будет друг.
Далее, когда мы обсуждали детали встречи по телефону, Мэри сказала, что не хочет, чтобы ее записывали на магнитофон, по если вы пожелаете сделать какие-то письменные заметки относительно места и времени тех или иных событий – пожалуйста. Мэри хочет, чтобы вы узнали обо всем; она просто не желает предавать гласности некоторые обстоятельства своей частной жизни.
– Мы понимаем, – сказала Лесли.
– Значит, сейчас мы с вами пройдем по коридору к комнате консультаций, я уже поставила для вас два кресла возле ширмы. Вы войдете и сядете, а я уйду за ширму, к Мэри. Хорошо?
Они встали и последовали за миссис Вестфол к комнате консультаций, миновав маленький тесный офис с телефоном, копировальной машиной, столом и книжными стеллажами, а затем просторное помещение, полное одежды для беременных женщин, пеленок-распашонок, игрушек и сложенных детских кроваток.
Последнзя дверь направо вела в комнату консультаций. Миссис Вестфол легонько постучала, сказала: «Привет, мы уже здесь» – и открыла дверь. Тихо, словно приближаясь к пугливой лани, Лесли и Дин вошли в комнату следом и сели в кресла, поставленные перед складной ширмой. Затем миссис Вестфол зашла за ширму и скрылась с глаз.
– Мэри, – сказала она, – позволь представить тебе Дин Брювер, мать Энни.
Ответа из-за ширмы не последовало, поэтому Дин решилась на мягкое «Привет, Мэри».
– Здравствуйте, – послышался молодой девичий голос.
– С миссис Брювер пришла ее подруга, Лесли Олбрайт.
– Привет, – первой сказала Мэри.
– Привет, Мэри.
– Мэри, – заговорила миссис Вестфол, – почему бы тебе просто не рассказать миссис Брювер обо всем, что случилось и что ты знаешь. А потом, если ты не будешь возражать, миссис Брювер или ее подруга Лесли, возможно, зададут тебе несколько вопросов. Тебе не обязательно отвечать на те вопросы, которые ты сочтешь слишком личными, договорились?
– Договорились. – Затем наступила неловкая пауза. Дин и Лесли слышали, как девушка ерзает на месте, не зная, с чего начать.
Миссис Вестфол пришла ей на помощь.
– Ты училась в одном классе с Энни, верно?
– Да.
– И... может, ты расскажешь нам, как ты узнала о своей беременности?
– Мне сказала миссис Ханна.
– А миссис Ханна это?..
– Школьная медсестра.
Лесли вынула блокнот и начала делать краткие записи.
– Когда это было?
– В начале лета.
– В мае.
– Да, во вторник.
Судя по раздававшимся за ширмой звукам, миссис Вестфол смотрела в календарь.
– То есть... 21 мая, так?
– Да.
– Расскажи нам об этом подробнее.
– Я заподозрила, что беременна, и пошла к миссис Ханне. Она провела тест на беременность, который дал положительные результаты. Она спросила, когда у меня в последний раз были месячные, и подсчитала, что я беременна примерно семь недель.
– Что ты почувствовала?
– Я страшно испугалась. Я не знала, что делать. Но миссис Ханна сразу сказала, что мне не обязательно говорить об этом родителям. Она сказала, что никому не нужно знать о моей беременности и что я могу прямо сейчас сделать аборт, и никто никогда не узнает об этом.
– А отец ребенка? Он знал?
– Нет. Я не говорила ему. Я вообще не разговаривала с ним больше. И не знаю, где он сейчас и чем занимается.
– Итак... Миссис Ханна сказала, что ты можешь сделать аборт безотлагательно и что твои родители не узнают об этом...
– Да. А потом она спросила, есть ли у меня деньги заплатить за операцию, и я ответила «нет», но она сказала, что ничего страшного, поскольку она может подать документы на получение финансовой помощи от государства, и государство оплатит операцию без всяких вопросов. Все необходимые для этого формы были у миссис Ханны прямо в кабинете. В общем, никаких денег платить мне не пришлось, а клиника получила плату спустя несколько месяцев, но так там и заведено, В любом случае миссис Ханна велела мне явиться к ней в пятницу и сказала, что со мной поедут еще несколько девушек.
Глаза Дин медленно наполнились слезами.
– Итак, – подсказала миссис Вестфол, – ты пошла в школу в пятницу?
– Только на первые уроки. А на большой перемене я пошла в кабинет миссис Ханны, а потом меня и еще двух девушек посадили в ту машину и отвезли в клинику, где всем нам сделали аборт.
– Это был Женский медицинский центр? – спросила Лесли.
– Да.
– И ты знала тех двух девушек? – подсказала миссис Вест-фол.
– Да. Одна из них была Энни.
Дин старалась не издавать ни звука, но не смогла сдержать слез.
– Как вы, миссис Брювер? – спросила миссис Вестфол.
– Со мной все в порядке, – с трудом выговорила Дин. – Я хочу все услышать.
– Мы можем ненадолго прерваться.
Нет... Нет, я хочу услышать. Я должна услышать это. Лесли взяла Дин за руку, и Дин с благодарностью приняла это изъявление сочувствия.
– Продолжайте... Пожалуйста, – попросила Дин.
– Теперь один из главных, важных вопросов, Мэри, – сказала миссис Вестфол. – Ты видела, как Энни делали аборт в Женском медицинском центре?
– Не всё.
– Тогда расскажи нам все по порядку.
– Ну, машина привезла нас в клинику, мы вошли, и нам велели заполнить какие-то анкеты – ну там, какие заболевания перенесли, какие наркотики употребляем, есть ли аллергия и на что...
– Понятно, – сказала миссис Вестфол. – Медицинская карточка. Вы прочитали документ, прежде чем расписаться под ним?
– Я не поняла его, да и времени на это не было. Все происходило в спешке. Там сидела еще группа женщин и девушек, и просто было такое впечатление, что все страшно спешат. Но перед нами в приемной сидели еще несколько девушек. Они приехали раньше нас и пошли первыми, а потом... э-э... та, другая девушка...
– Не Энни?
– Да. В приемную вышла консультант и вызвала ее, и она пошла первой...
– Что ты имеешь в виду под словом «консультант»?
– Ну, там работают такие женщины, которые вроде как присматривают за тобой все время. Отвечают на твои вопросы, помогают расслабиться и все такое прочее.
– Понятно.
– В общем, потом мой консультант провела меня в операционную, и когда я сидела на столе, я через открытую дверь увидела в коридоре Энни с другой женщиной – консультантом. Они собирались отвести Энни в операционную напротив, и я помню, она спросила... в общем, я не хочу называть имя той другой девушки, но, понимаете, ей уже все сделали к этому времени и перевозили в послеоперационную палату, и Энни обратилась к ней, спросила, как она себя чувствует, и я помню, у нее был страшно испуганный голос.
– А голос другой девушки ты расслышала? – спросила миссис Вестфол.
– Нет, он не доносился до операционной. Мой консультант и еще какая-то женщина... возможно, медсестра, но не похожая на медсестру... разговаривали рядом, и я не расслышала ответ девушки. Но я слышала, как Энни спросила ее: «Ты в порядке?» – а потом кто-то в коридоре – вероятно, одна из консультантов – сказал: «Она в полном порядке. Давай проходи сюда». А потом в операционную зашел врач, они закрыли дверь и начали делать мне аборт, и...
Дин и Лесли услышали, что Мэри плакала.
– И... – сдавленным голосом выговорила Мэри, – это было ужасно больно... и я спросила консультанта: «Что он делает? Вы же говорили, что будет не больно?» А она просто прижала меня к столу, и я начала кричать, я просто не могла удержаться, а врач заорал на меня, чтобы я заткнулась, и спросил: «Ты что, хочешь, чтобы родители все узнали?» И я попыталась сдержать крики, но тогда услышала, как кричит Энни...
Тут Мэри расплакалась в голос.
Дин тоже разразилась горькими слезами, и Лесли обняла ее.
В тот вечер, встревоженная и измученная тяжелыми переживаниями, Лесли, сверяясь со своими записями, доложила об открывшихся фактах Карлу, Джону и Маме Барретам, которые собрались за круглым дубовым столом в доме Барретов.
– Судя по рассказу Мэри, врачи все делали торопливо, просто наспех, не проявляя никакого тепла, бездушно и бесчувственно. Очевидно, Мэри обошлась без серьезных физических травм, но...
– Энни повезло меньше, – сказал Джон.
– Да, – согласилась Лесли. – Ей повезло меньше. Похоже, пятница напряженный день для них. По словам миссис Вестфол, клиника посылает машину в три разные школы – среднюю школу Джефферсона и школы Монроу и Гронфилда, чтобы перевезти девушек, не имеющих возможности приехать самостоятельно. Они направляют машину в школы по пятницам и субботам, чтобы девушки могли оправиться после операции в течение выходных и не пропускать занятия – и, если повезет, скрыть все от родителей.
– Вы имеете в виду, что девушек в клинику направляют школы? – спросила Мама. Лесли кивнула.
– Клиника делает скидку, если девушку направляет школьный медкабинет. Мы говорим о бизнесе, в котором задействованы огромные деньги. Мы говорим о пятидесяти абортах в день, каждый из которых стоит триста пятьдесят долларов, многие из них оплачиваются из государственных
средств, а прочие оплачиваются только наличными или кредитными карточками – авансом, практически без бухгалтерии, без подотчетности. Здесь благодатная почва для коррупции. Но как бы то ни было... – Лесли снова заглянула в записи. – Тот конкретный день был чрезвычайно напряженным – как я уже сказала, в удачные дни в клинике делают до пятидесяти абортов – и Мэри говорит, что операция была очень болезненной и, как ей показалось, проводилась в страшной спешке; и после аборта девушку мучили сильные боли. Она провела около получаса в послеоперационной палате, а потом, поскольку, по-видимому, операция прошла без серьезных осложнений, ей выдали памятку с инструкциями на восстановительный период и месячную дозу противозачаточных таблеток и посадили обратно в машину. Мэри говорит, что у нее были сильные боли и сильное кровотечение, которое в конце концов прекратилось. Что же касается Энни, то сама она идти не могла, и к машине ее буквально вынесли на руках. Девушек вывели через заднюю дверь клиники, – по словам Мэри, чтобы их никто не видел, – а потом отвезли обратно в школу, где они оставались до конца учебного дня, то есть примерно около часа, в кабинете медсестры, лежа на кушетках и приходя в себя.
– А в общем журнале посещаемости их отсутствие на занятиях в тот день просто не отметили, – добавил Карл.
– Значит, мы поступили правильно, обратившись сначала к учителям, откликнулся Джон.
– Хитрый ход. – Карл заглянул в свои записи. – Мистер Помрой отметил отсутствие Энни на пятом уроке, истории США... Миссис Чейз отметила ее отсутствие на шестом уроке, истории искусства. Дин разговаривала с тремя другими учителями Энни, которые проводили в тот день занятия с утра, и они отметили ее присутствие на уроках. Таким образом, все совпадает с рассказом Мэри.
Джон заглянул в записи Карла.
– Девушка отсутствовала в школе полдня, и ее родители ничего не узнали. Как это соотносится с новой интерпретацией закона о родительских правах?
– Ну, – сказала Лесли, – речь идет о тайне частной жизни.
– Ага, – сказал Карл. – И Энни умерла тайно, когда могла бы жить открыто.
Лесли не стала спорить с ним.
– Согласна.
– Но кроме всего прочего, – вмешался Джон, – это дело заставляет поднять несколько серьезных вопросов. Сколько женщин проходит через клинику каждую неделю? Сколько несовершеннолетних девушек? И что вообще нам известно о врачах, медперсонале и санитарно-гигиенических нормах клиники?
– Практически ничего, каковое обстоятельство меня тревожит, – сказала Лесли. – Насколько мы знаем, по всей стране ежедневно проводится более четырех тысяч успешных операций аборта, а мы просто имеем дело с отклонением единственным гнилым яблоком на яблоне. Но можем ли мы утверждать это с уверенностью? Сколько еще гнилых яблок на яблоне? Как выяснить это? Кроме того, и одно – уже слишком много. Послушайте, все, что знает Мэрилин Вестфол, она собрала по крохам, разговаривая с женщинами, которые либо делали аборт, либо работали в той клинике. Но вся эта информация представляет набор обрывочных сведений, ничем не подтвержденных, и надо просто попытаться отыскать какие-то установленные факты. Клиника может прикрываться законами о праве граждан контролировать деторождение – и всегда оставаться неуязвимой. Мама покачала головой.
– Моей вины тут нет. Я не голосовала за принятие этих законов и не голосовала за Хирама Слэйтера.
– А я голосовала и за законы, и за Слэйтера, – призналась Лесли.
– Ты говоришь так, словно сожалеешь об этом, – рискнул предположить Джон.
Лесли сухо улыбнулась.
– Скажем так: я просто наблюдаю и слушаю.
– Как восприняла все это Дин Брювер? Лесли глубоко вздохнула.
– Она держится молодцом. Ей приходится тяжело, им обоим тяжело, но они хотят все знать.
– Надо проследить, чтобы Макс не очень разбушевался.
– Но кто эти врачи? – спросил Карл. – Мы наверняка можем выяснить.
– Конечно, можем, – сказала Лесли. – Но интересно, что даже Мэри не имеет ни малейшего понятия, кто они. Все делается с такой скоростью, что девушки практически не видят их лиц. Никаких отношений «врач – пациент», никакого знакомства, ничего. И, придерживаясь этой политики, клиника старается сократить до минимума всю бухгалтерию, платя врачам наличными, без каких-либо платежных ведомостей.
Но если нам нужно установить связь клиники с Энни Брювер, то я подумала о четырех возможных способах. Первое: на каждого пациента заводится карта запись о проведенной операции, о ее ходе, результатах и так далее, – и у каждой карты есть маленький отрывной купон. После операции доктор ставит свою подпись на карте и купоне, отрывает купон и кладет в карман. Таким образом, к концу дня он накапливает целую пачку купонов, по предъявлении которых получает плату. Это один способ установить связь между доктором и пациентом.
– Значит, если карта Энни еще существует, она может служить уликой, сказал Джон. – Если девушка зарегистрировалась под своим настоящим именем.
– Нет, не под настоящим, – сказала Лесли. – Но Мэри знает ее вымышленное имя: Джуди Медфорд.
– Джуди Медфорд, – повторил Джон и записал имя в блокнот.
– Многие девушки прибегают к вымышленным именам. Клиника ничего не имеет против, если пациентка постоянно пользуется одним и тем же именем. Кстати, Мэри зарегистрирована в клинике под именем Мадонна.
– Значит, надежда еще остается, – сказал Карл.
– А? – спросила Лесли.
Джон кивнул. Они с Карлом обсуждали этот вопрос.
Карл пояснил:
– Вот представьте себе: Макс Брювер является в клинику испрашивает, делали ли они аборт его дочери Энни Брювер, и поднимает там такой шум, что им приходится вызывать полицию, чтобы выпроводить его оттуда. Если бы вы заведовали клиникой и узнали, что одна из пациенток умерла, а ее отец приходил по вашу душу, как бы вы поступили?
Мама не замедлила с ответом:
– Я бы избавилась от всех записей. Я бы избавилась от всего, что имеет какое-то отношение к Энни Брювер.
Лесли и Джон не поспешили согласиться с Мамой. Лесли возразила, довольно сдержанным тоном:
– Но это было бы... весьма нечестно. Однако Джон просто поднял брови и посмотрел на нее, подталкивая к следующей мысли.
– Ты полагаешь, они так и сделали, Джон? – спросила Лесли.
Джон поджал губы, поводил взглядом по столу, словно в поисках ответа, а потом сказал:
– Если рассчитывали таким образом спрятать концы вводу.
Карл закончил мысль:
– Но если они не знали, под каким вымышленным именем скрывалась Энни Брювер...
– Они не знали, какую карту следует уничтожить, – сказал Джон. – А значит, здесь у нас остается шанс. Лесли вернулась к своим записям.
– Ладно, тогда способ номер два: каждая женщина, каждая девушка ставит подпись под неким стандартным документом, заверяя таким образом свое согласие на операцию. Понимают они это или нет, информирует ли их документ о возможных опасностях или нет, но они обязаны подписать его, чтобы сделать аборт. Третий способ: в клинике, вероятно, составляется расписание операций на каждый день. Если они сохраняют эти записи, тогда Энни Брювер, она же Джуди Медфорд, значится в них. И четвертое: возможно, где-то в бухгалтерских ведомостях есть запись о получении трехсот пятидесяти долларов от Энни. Она ведь заплатила наличными, так?
Джон кивнул.
– Я звонил Максу с этим вопросом, и он сказал, что с банковского счета Энни было снято триста пятьдесят долларов в четверг перед операцией.
– Хорошо... таким образом, у нас имеется четыре возможных документа, которые могут подтвердить факт пребывания Энни в клинике.
– Если нам только удастся раздобыть эти записи...Лесли покачала головой:
– Здесь потребуется помощь адвоката, Джон. Джон порылся в картотеке памяти в поисках имени.
– Я знаю адвоката, с которым можно проконсультироваться: Аарон Харт. Может быть, он сумеет добиться для нас судебного постановления или чего-нибудь вроде этого. – Потом он бегло просмотрел свои записи и сказал, не обращаясь ни к кому в отдельности: – Но какие факты мы можем предоставить ему? Теперь мы точно знаем, что Энни сделала аборт в Женском медицинском центре 24 мая и умерла двумя днями позже, 26 мая...