Текст книги "Пророк"

Автор книги: Фрэнк Перетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 38 страниц)

– И конечно же, ты не собираешься выступать против свободы выбора? иронически спросила Тина.

Эти слова Лесли восприняла как пощечину. Овладев собой, она оперлась на стол и заговорила сдержанным голосом:

– На прошлой неделе мы давали репортаж о финансовых махинациях на строительстве нового жилого массива, а еще раньше мы делали репортаж о стоматологической клинике, где при пломбировании зубов использовали ядовитую амальгаму. Теперь, когда назревает дело о преступной небрежности врачей, повлекшей смерть молодой девушки...

– Мы этого не знаем.

Лесли продолжала с прежним напором:

– Но мы близки к тому, чтобы все выяснить; и я считаю, этим делом стоит заняться, независимо от наших политических убеждений. Я не говорю о праве женщины на аборт. Я говорю о современном состоянии индустрии по производству абортов и гарантиях безопасности или отсутствии оных, – а эта тема представляет большой интерес для наших зрителей. К чему нам вообще размахивать деревянными плечиками на митингах, если мы даже не знаем, насколько безопасны эти аборты для здоровья женщин?

Выражение лица Тины осталось жестким, однако Лесли хотя бы заставила ее замолчать и задуматься. Она посмотрела на Лесли, потом на записи, все еще лежавшие на столе, и наконец со вздохом, выражающим покорность судьбе, взяла бумаги и внимательно просмотрела их.

– Кто такая эта... Джуди Медфорд?

– Энни Брювер. Джуди Медфорд – ее вымышленное имя. Многие девушки используют вымышленные имена, чтобы сохранить тайну частной жизни.

– А заключение патологоанатома? Где находится подлинник?

– Мы с Дин Брювер ходили в клинику в понедельник, но они куда-то дели его и не могут найти. Нам до сих пор ничего не сообщили.

Тина вздохнула, сдаваясь, и откинулась на спинку кресла.

– Итак... мать Энни Брювер теперь является законным управляющим имуществом своей дочери. – Тина выпрямилась и уставилась на Лесли. Похоже, это было для нее новостью.

Лесли было приятно, что она знает какие-то факты, неизвестные Тине.

– И как таковая она теперь замещает дочь и имеет законное право получить в клинике медкарту и прочие документы Энни. Клиника обязана выдать ее. Они больше не могут прятаться за законом о неразглашении врачебной тайны.

Тина сухо улыбнулась – практически просто скривилась.

– Тебе остается надеяться, что все хлопоты Брюверов окажутся не напрасными, иначе у тебя не будет репортажа. – Потом добавила для пущей выразительности: – Верно?

Лесли согласилась:

– Верно. Но дело стоит того, чтобы с утра потратить на него немного времени. Выделите мне это время, и весь остаток дня я буду работать над другим репортажем.

Несколько мгновений Тина смотрела на Лесли изучающим взглядом, обдумывая просьбу.

– Ладно, на это я дам разрешение. Ты еще не убедила меня, но... назовем это мероприятие квалификационным заездом, а иного названия оно и не заслуживает.

– Это все, о чем я прошу.

Тина повернулась к своему компьютеру и вызвала на монитор «Перечень репортажей на следующий день». Она внесла заявку Лесли на оператора, пометив ее буквами «ПО-ЭНС», что означало «первоочередной, эфир не сегодня». С нажатием клавиши «enter» сообщение уйдет редактору информационного бюро, и завтра утром Лесли выделят оператора для съемки заявленного материала.

Все улажено. Из кабинета Тины Лесли вышла окрыленная успехом. Теперь где Джон? Он должен узнать об этом.

Было четыре тридцать. Скоро начинался пятичасовой выпуск, и сотрудники суетливо бегали по отделу, поставленные сегодня перед необходимостью собрать и смонтировать в два раза больший объем материала против прежнего и подготовить его к выходу в эфир на полчаса раньше. Хэл Розен сидел за своим столом, совмещая на мониторе разные изображения, наблюдая за снятым методом ускоренной съемки перемещением облачных масс над синим океаном и зеленым материком. Другой монитор показывал метеорологическую карту с отметками температур, скорости ветра и осадков по всей стране. Прогноз погоды на ближайшие пять дней на мониторе еще не появился. Никаких предварительных просмотров на сей раз.

– Хэл.

– М-м-м-м? – Хэл был не особо разговорчив, когда работал со своими картами.

– Ты видел Джона?

– Ага, много раз.

– Не знаешь, где он сейчас?

Хэл повернулся к Лесли и озорно улыбнулся.

– Попробуй поискать в студии. Они там возятся с осветительными установками или чем – то вроде этого.

Лесли торопливо обогнула фанерный задник студии и оказалась на съемочной площадке, которая начинала напоминать Диснейленд или сцену из «Путешествия звезд». Широкая, просторная студия повергала в трепет. Задник был надстроен до самого потолка, но благодаря освещению складывалось впечатление, будто он уходит в беспредельную высь и теряется за пределами видимости. Стол телеведущих был примерно той же формы, что и прежний, но, казалось, висел над полом, подобно космическому кораблю: все нижние опоры были тщательно замаскированы тенями и не видны в резких ракурсах.

Венчал все это великолепие расположенный высоко под потолком, и похожий на стального тиранозавра операторский кран с лихо посаженной на него управляемой камерой, готовой наплывом снять кадры, открывающие программу.

Джон, Эли Даунс и Бинг Дингэм, спортивный обозреватель, сидели на своих местах за столом вместе с Уолтом Брюкнером, занимавшим постоянное место Хэла Розена. Режиссер Марделл показывала рукой направления и давала указания операторам, которые пробовали разные ракурсы, передвигая камеры чуть вправо, чуть влево, вперед и назад, Высоко над ними на подвесных лесах осветитель устанавливал прожекторы.

– Подними голову, Джон, – сказала Марделл, и Джон посмотрел в камеру Два. – Дайте мне больше света справа.

– Справа, – повторил осветитель. Лесли помахала рукой Марделл и, четко выговаривая каждое слово, спросила:

– Ничего, если я поговорю с Джоном?

– Конечно. Входи и сядь на минутку в кресло синоптика. Уолт, можешь пойти вздремнуть, если хочешь. Уолт вскочил с кресла.

– О, огромное спасибо! Давно мечтаю о роли спящей красавицы.

Марделл рассмеялась:

– И пусть твой сон будет сладок и долог. Уолт широко помахал Лесли рукой, словно протирая лобовое стекло автомобиля.

– Привет вам, пока-пока вам.

Лесли поднырнула под его руку, быстро пробежала к столу, перепрыгивая через кабели и провода осветительных приборов, и села в кресло Хэла Розена, крайнее справа.

– Чудно, – сказала Марделл. – Представь, что ты Хэл. Лесли выпрямилась, улыбнулась в камеру Три и тихо сказала Джону:

– Я поговорила с Тиной, и она разрешила мне отснять завтра сцену вручения запроса на медицинскую карту. Джон встревожено вздохнул.

– Не уверен, что тебе следовало делать это. Материала для репортажа еще нет, а ты знаешь здешнюю политику. Мы не сможем никому продать репортаж, пока не соберем всю информацию.

Лесли заняла оборонительную позицию.

– Джон, я не могла ждать, когда освободится какой-нибудь оператор. Завтра утром Дин вручает запрос, и мне нужна камера, чтобы снять сцену.

– Меня тревожит то, что ты рассказала об этом Тине.

– Ну, здесь надо винить Эрику. У нее не нашлось ни одной свободной камеры в течение всего рабочего дня, поэтому мне оставалось лишь попросить, чтобы в мой график внесли одно дополнительное задание, а Эрика не давала мне добро без разрешения Тины.

– 0-о-х-х.

– Так что я попыталась, 0'кей?

Марделл расхаживала взад и вперед, оценивая глазом сочетания цветов, текстуру материалов, согласованность частей композиции.

– Выглядит неплохо. Хотя задница Бинга остается в тени.

– Я дико извиняюсь, – сказал Бинг, и все рассмеялись.

– Да, – сказал Нейт, осветитель, – давайте дадим немного света на сей предмет. Скажи нам спасибо, Бинг, это лучшая твоя сторона.

Лесли наклонилась к Джону и тихо проговорила:

– Тина еще не дала добро на репортаж, но позволила мне отснять материал, так что я получила разрешение на съемку завтра утром.

Джон кивнул, по-прежнему глядя в камеру Три.

– Что ж, мы делаем ставку. Было бы здорово добыть что-нибудь по-настоящему убедительное.

– Или у нас не будет репортажа. Тина так и сказала.

– Ей не нравятся сюжеты об абортах.

– Так, все смотрят перед собой, – скомандовала Марделл. – Попробуем операторский кран в работе.

По селекторной связи раздался громкий голос из аппаратной: «Поторопитесь, у нас осталось пятнадцать минут».

Пятнадцать минут, внимание все! – повторила Марделл. – Итак, смотрим прямо перед собой. Изображаем занятых людей. – Все посмотрели прямо перед собой; все изобразили занятых людей.

Лесли прошептала:

– Но сюжет-то совсем о другом, и думаю, я сумею убедить Тину в этом.

Джон предостерегающе дотронулся до ее руки.

– Только ничего никому не говори, хорошо?

– Ну что, поехали, – сказала Марделл. – Музыка: Там-м-м... ди-ди-ди-да... Камера пошла вниз!

На мониторах они увидели общий план студии сверху, потом камера начала наплывать на них с высоты, опускаясь на операторском кране. Это было захватывающее зрелище, похожее на приземление лунной капсулы.

– Отлично, отлично! – с ликованием воскликнула Марделл.

Джон прошептал Лесли:

– Думаю, это какая-то западня, если ты меня понимаешь. Мы же не хотим, чтобы клиника узнала о запросе заранее. Лесли удивленно подняла брови.

– Конечно.

– Смотрите сюда, вы двое! – приказала Марделл. Они оба улыбнулись в камеру Два, вместе с Эли Даунс и Бингом Дингэмом.

– Хорошо, – сказала Марделл. – Еще раз, с музыкальной заставкой.

Операторский кран поплыл к потолку и приготовился к следующему спуску. Потом раздалась музыка – энергичная, значительная, похожая на новости: Ди-ди-ди-да... бум, бум...ди-ди-ди-да...

– А теперь, – произнес голос, перекрывающий музыку, – самые последние, самые достоверные новости от главного информационного агентства города, пятичасовые новости Шестого канала с Джоном Барретом и Эли Даунс!

Все это не могло не произвести сильного впечатления.

16

Женский медицинский центр размещался в двухэтажном кирпичном здании, которое стояло в середине тихого квартала, застроенного старыми особняками и новыми многоквартирными домами. Ведущая к входу аллея была обсажена аккуратно подстриженными кустами. Между зданием и пешеходной дорожкой простиралась очаровательная лужайка, посреди которой, на выполненном в стиле здания, кирпичном основании возвышалась вывеска учреждения. Проезжающий мимо человек мог принять клинику за стоматологический центр, консультационную службу, даже юридическую фирму – на крытой стоянке перед зданием стояли два «БМВ» и «Мерседес».

Но когда холодным пасмурным утром Лесли, Дин Брювери оператор Мэл стояли на противоположной стороне улицы, зная то, что они знали, здание произвело на них сильное и зловещее впечатление.

Была пятница, и по обыкновению на ведущей к клинике аллее стояли две женщины и священник – участники движения против абортов, – готовые обратиться с советами и, как они надеялись, отговорить от принятого решения любых женщин и девушек, которые направляются в клинику. Сейчас пациенток поблизости не было, и эти трое, казалось, молились.

Лесли была одета подобающим образом для выступления в прямом включении если не в этом репортаже, то в следующем по плану. Дин оделась таким образом, чтобы показать, что ее невозможно запугать. А Мэл был в своих обычных джинсах и армейской куртке. Лесли и Мэл приехали на одной из служебных машин новостей Шестого канала – маленьком скоростном автомобиле с яркой эмблемой программы на бортах. Дин приехала на своей машине.

Мэл знал суть сюжета и приступил к работе; с камерой на плече он принялся ходить по тротуару, снимая вступительные кадры: здание и людей на аллее.

– Да, и не забудь снять эти машины, – сказала Лесли, указывая на автостоянку.

Она вынула свой блокнот и записала несколько мыслей, на случай если сюжет пойдет под голос за кадром: «Женский медицинский центр – вовсе не столь мирное место, каким может показаться со стороны. Именно здесь сталкиваются два противоборствующих мира: мир чувств и мир убеждений. Во всех других местах вопрос абортов обсуждается – и порой обсуждается яростно – на языке отвлеченных терминов, но здесь это противостояние ощутимо и зримо. Именно здесь слова претворяются в действие, а чувства становятся делами».

Вероятно, слишком многословно, но сейчас Лесли чувствовала потребность выражаться именно таким образом. Клинику окружала атмосфера напряженности.

Лесли нервно взглянула на часы. Восемь двадцать пять. Клиника работала с восьми.

– Дин...

– М-м-м. – Дин заметно нервничала и старалась не мять в руках конверт с запросом на медицинскую карту.

– Думаю, нам стоит снять, как вы поднимаетесь по ступенькам ко входу, пока поблизости никого нет.

– Я пойду одна? – такая перспектива не понравилась Дин.

– Это вступительные кадры. Зритель должен увидеть, как вы входите в клинику с письмом.

– Но разве вы не пойдете со мной?

– Конечно, пойду. Но я же репортер, я не могу появляться в кадре.

Дин озадаченно сморщилась:

– А?

Лесли попыталась объяснить:

– Понимаете, вручать запрос должны не мы с вами, а вы одна. Я – журналист, делающий репортаж. Я не участница событий. Поэтому, когда мы отснимем этот материал и пустим его в программе, я, вероятно, буду произносить примерно такие слова: «Дин Брювер, в судебном порядке назначенная управляющей имуществом своей дочери Энни, лично вручает запрос на медицинскую карту дочери» – и, слыша мой голос за кадром, зрители будут видеть, как вы поднимаетесь по ступенькам и входите в дверь.

Дин посмотрела на здание клиники и ведущую к нему аллею.

– Я должна совсем одна войти внутрь?

– Нет. Вы можете остановиться перед самой дверью. Нам просто нужны кадры, где вы идете по аллее и поднимаетесь по ступенькам с письмом в руке.

Дин покачала головой:

– Послушайте, это ж чистый Голливуд.

– Ну, это... это телевидение, – согласилась Лесли. – Нам нужно представить зрителю какой-то видеоматериал. Нам нужно сделать кадры, иллюстрирующие происходящее.

Дин снова покачала головой, пожала плечами и сказала:

– Ладно...

– Отлично. Приготовьтесь. – На автостоянку перед клиникой въехала машина. Мэл находился недалеко от них, на аллее. Лесли помахала рукой, привлекая его внимание, и указала на двух молодых женщин, выходящих их машины. Одна была в спортивных брюках и куртке – очевидно, пациентка; работники клиники часто рекомендовали своим пациенткам, идущим на аборт, надевать свободную, удобную одежду. Вторая женщина, по-видимому, была подругой, которая отвезет пациентку домой после операции.

Женщины сразу столкнулись с тремя людьми, дежурившими на аллее, и Мэл заснял сцену короткого разговора, произошедшего перед клиникой. «Боже мой, подумала Лесли, – эти люди стоят здесь и занимаются этим весь день напролет!» Она сделала еще одну черновую запись в блокноте: «...куда женщины по-прежнему приходят осуществлять свое право, но не избегают столкновений...»

Пациентка и ее подруга резко оборвали разговор и прошли мимо противников абортов. Мэл следил за ними камерой, пока они не скрылись за дверью.

– Ну ладно, – сказала Лесли. – Давайте сначала снимем это, а потом приступим к делу.

Она обратилась к демонстрантам; они с радостью согласились исполнять роль статистов и спокойно стали на аллее, слегка развернув свои плакаты к камере.

Дин отошла вниз по улице на некоторое расстояние, а когда Лесли остановила ее, повернулась и двинулась обратно к клинике, держа письмо на виду и не зная, куда девать глаза, в то время как Мэл, пятясь, шел перед ней с камерой на плече, снимая этот «спектакль». Дойдя до аллеи, Дин свернула на нее и пошла к входу в клинику, надеясь, что Лесли скажет «стоп» прежде, чем ей придется открыть дверь. Мэл оставался на тротуаре, снимая со спины идущую к клинике Дин, в то время как Лесли глядела через плечо оператора, давая указания. Оказавшись спиной к камере, Дин почувствовала себя свободней.

Она поднялась по ступенькам и уже приблизилась вплотную к двери, когда Лесли крикнула:

– Хорошо. Отлично. Возвращайтесь.

Какое облегчение! Дин торопливо пошла назад, радуясь, что все кончилось.

Но нет. Внезапно «спектакль» стал явью. Дин услышала, как открылась дверь клиники, и резкий голос за ее спиной осведомился:

– Я могу чем-нибудь помочь вам?

Мэл продолжал снимать, когда Дин обернулась и оказалась лицом к лицу с суровой на вид женщиной, которая смотрела на нее, высунувшись из-за двери. Дин замерла на месте, вцепившись в конверт обеими руками и прижав его к груди.

Женщина бросила подозрительный взгляд на Мэла и Лесли и сказала, обращаясь ко всем сразу:

– Если у вас нет тут никаких дел, вам следует уйти.

Дин подумала об Энни и забыла о своем страхе. Ей не понравился тон этой женщины.

– Вы открыты для решения деловых вопросов?

– Да.

– Тогда у нас к вам дело.

Теперь женщина смотрела и на демонстрантов.

– Какое дело?

Дин высоко подняла конверт.

– Запрос на медицинскую карту.

Камера Мэла продолжала стрекотать. Лесли оставалась за камерой. Сцена получалась великолепной.

Женщина продолжала смотреть ледяным взглядом на демонстрантов. Дин снова потребовала внимания к своей персоне.

– Я не с ними! Я пришла сама по себе как управляющая имуществом своей дочери, и пришла по своему личному делу! Женщина не сразу поверила ей.

– А что здесь делает камера?

– Если вы не хотите попасть в репортаж, почему бы вам ни пригласить меня внутрь и не закрыть дверь?

Женщина подумала буквально секунду, а потом сказала, резко мотнув головой:

– Проходите.

Дин оглянулась через плечо на Лесли.

– Пойдемте, Лесли!

– Э-э, нет, посторонним нельзя! – сказала женщина.

– Это моя подруга, – запротестовала Дин. – Старая добрая подруга.

– Она репортер! Не пытайтесь одурачить меня!

К этому времени Лесли уже подошла и стала рядом с Дин.

– У меня сложилось такое впечатление, что вы привыкли к регулярным визитам репортеров. И, кроме того, разве мы причиняли вам какие-нибудь неприятности раньше?

Женщина смерила изучающим взглядом их обеих.

– Что вам здесь, собственно, надо?

– Я уже сказала вам, – ответила Дин. – У меня с собой запрос на медицинскую карту, и я хочу вручить его. – Она посмотрела на Лесли. – И я взяла с собой подругу – в конце концов, я имею на это право, разве нет?

Слово «право», похоже, сработало. Женщина поколебалась, потом широко распахнула дверь.

– Ладно, можете войти, но камера останется снаружи.

Лесли и Дин поднялись по ступенькам. Потом женщина преградила им путь.

– Надеюсь, на вас нет никаких «жучков»? Лесли лишь рассмеялась:

– Вы слишком много смотрите телевизор.

Просторная, уставленная креслами приемная была рассчитана, по крайней мере, на двенадцать, если не больше, пациенток. В настоящее время в приемной находилась только женщина, привезшая сюда свою подругу. Она украдкой бросила на них взгляд, а потом снова уставилась в какую-то невидимую точку в пространстве. В приемной там и сям стояли пальмы в кадках, а на стенах висели плакаты с очаровательными пейзажами, пушистыми зверюшками, произносящими остроумные изречения, и счастливыми, независимыми людьми, которые приняли правильное решение, планируя свои семьи.

Женщина – на пришпиленной к груди карточке значилось имя «Лорел» пересекла помещение и зашла за белую стойку с пластиковым верхом, где молодая девушка-регистратор занималась какими-то медкартами, не принимая участия в разговоре.

– Итак, – холодно осведомилась Лорел, – чем могу служить?

Лесли стояла рядом, слушая и наблюдая, пока Дин медленно открывала конверт и церемонно разворачивала письмо.

– Здесь у меня запрос на медицинскую карту моей дочери Энни Брювер, известной также...

– Просто Энни Брювер, – вставила Лесли, бросив предостерегающий взгляд на Дин.

Лорел улыбнулась ничего не значащей профессиональной улыбкой.

– Очень жаль. Это конфиденциальный документ. Мы не имеем права выдать его.

– Мы можем поговорить с заведующим клиникой? – спросила Лесли.

– Я могу записать вас на прием.

Дин развернула письмо таким образом, чтобы Лорел могла увидеть название юридической фирмы Харта, Маклаулина, Питерса и Сэнборна в верхней части листа.

– Лорел, вы имеете дело не с кружком кройки и шитья скорбящих матерей. Речь идет о законном требовании. Мы хотим видеть заведующего клиникой.

Лорел заметно смешалась.

– Я должна поговорить с ней. Присядьте и подождите, пожалуйста.

– Спасибо.

Лорел вышла из приемной через большую белую дверь, которая захлопнулась за ней с глухим металлическим стуком.

Дин и Лесли сели в кресла рядом со стойкой, не произнося ни слова и не слыша ни слова от молодой женщины, которая сидела у противоположной стены с подчеркнуто отчужденным видом. Интуитивно они поняли неписаное правило, действующее здесь: вы не знаете меня, я не знаю вас, и, надеюсь, мы больше никогда не встретимся.

– Они не найдут никаких документов на подлинное имя Энни, – прошептала Дин.

– Я знаю, – прошептала Лесли в ответ. – Я просто не хочу раскрывать наши карты, пока мы не встретимся с директором лично.

Входная дверь открылась, и в приемную ворвалась струя прохладного воздуха. Лесли и Дин украдкой взглянули в сторону двери и увидели трех юных девушек. Две явно колебались, робели и смотрели то в пол, то на стены – куда угодно, только не на людей в приемной. Третья держалась более уверенно. Когда две ее подруги бессильно упали в кресла, она осталась стоять, высматривая знакомое лицо. Когда одна из девушек начала всхлипывать, она наклонилась, и начала шепотом утешать ее:

– Все в порядке... Все будет хорошо.

Через ту же белую дверь в приемный покой бесшумной, но стремительной походкой вернулась Лорел. Она приблизилась к Лесли и Дин настолько, чтобы они расслышали не громкое: «Она сейчас выйдет к вам», а потом направилась прямо к трем только что вошедшим девушкам. Они коротко переговорили приглушенными голосами, а потом Лорел принесла двум робеющим девушкам какие-то формы, которые им следовало заполнить. Одна девушка взяла на себя труд прочитать бумагу. Другая подписала ее не глядя.

Лесли и Дин старались наблюдать незаметно, но обе думали об одном и том же: «Формы. Документы. Записи. Улики».

Большая белая дверь снова открылась, и в приемный покой вошла женщина с яркой, бросающейся в глаза внешностью. Была ли она красива? Да, но красотой извращенного рода; ее иссиня-черные волосы со странно сверкающими в них серебряными нитями падали волнами на белоснежную блузку.

Тушь для ресниц и густые тени на веках делали ее темные глаза совершенно черными, а длинные, покрытые лаком ногти загибались, словно когти.

– Да, – произнесла женщина. – Чем могу помочь вам?

«Приходи ко мне на ужин, мухе говорил паук», – подумала Лесли.

Лесли поднялась, чтобы поприветствовать женщину, но поднялась одна. Она посмотрела на Дин, которая осталась сидеть в кресле.

Мужество покинуло Дин. Она дрожала всем телом.

– Здравствуйте, – сказала Лесли. – Меня зовут Лесли Олбрайт, а это моя подруга... – она дотронулась до руки Дин, побуждая ее встать. – Дин Брювер.

Дин с трудом встала, сделала пару шагов и остановилась перед женщиной рядом с Лесли.

– Я Элина Спурр, директор Женского медицинского центра. Чем могу быть полезна вам?

Все еще трясущимися руками Дин попыталась вынуть из конверта письмо.

– Я Дин Брювер и пришла сюда, чтобы получить медицинскую карту своей дочери. Полагаю, она делала здесь аборт в прошлом мае...

Мисс Спурр посмотрела на Дин с нескрываемым презрением.

– Брювер... – повторила она, припоминая имя. – Миссис Брювер, я уже говорила вашему мужу, что мы не имеем никакого отношения к смерти вашей дочери. Я вам сочувствую, номы никоим образом не замешаны в этом деле. Я просто не представляю, как мне донести это до вашего сознания.

– Вы можете выдать нам историю болезни. Мисс Спурр улыбнулась все той же профессиональной улыбкой.

– Очень жаль, но эта информация строго конфиденциальна и охраняется законом. Мы не имеем права выдавать ее.

Дин заколебалась. Лесли уже собиралась заговорить вместо нее, но тут Дин собралась с духом и настойчиво продолжила:

– Вам нужно взглянуть на письмо. – Она протянула письмо мисс Спурр. Видите ли, поскольку моя дочь умерла... – Голос ее сорвался от волнения. Она помолчала и продолжила постепенно крепнущим голосом: – ...я назначена управляющей ее имуществом. А значит... – Дин перевела дыхание и твердо закончила: – ...вы сейчас разговариваете не с матерью

Энни Брювер. Вы разговариваете с самой Энни Брювер. И Энни Брювер желает получить свою медицинскую карту! – Затем Дин зачитала отрывок из письма: «...все документы и прочие записи, находящиеся в вашем владении, под вашей охраной или в вашем распоряжении, которые имеют прямое или косвенное отношение к медицинским и любым другим услугам, оказанным в клинике покойной Энн Долорес Брювер...»

Мисс Спурр ледяным взглядом посмотрела на Дин, потомна письмо в ее руке, а потом осведомилась:

– Это удовлетворит вас?

– Иначе мы бы сюда не пришли. Все, что нам нужно, это медицинская карта Энни.

– Отлично. Тогда вот что. Просто чтобы удовлетворить вас. Раз и навсегда, я нарушу правила клиники – а возможно, даже и закон – и позволю вам войти в служебное помещение, чтобы вы убедились во всем лично.

Мисс Спурр прошла к большой белой двери, распахнула ее и стала рядом, своим видом приглашая Дин и Лесли зайти.

Они оказались в широком коридоре, вдоль стен которого стояли книжные стеллажи, ящики с медикаментами и напольные весы. В коридор выходило несколько дверей, но сейчас все они были закрыты. Нигде поблизости не было видно ни медсестер, ни врачей, ни консультантов, ни пациенток, но за одной из закрытых дверей раздавались приглушенные голоса, и тихо гудела какая-то машина.

– Сюда, пожалуйста, – сказала мисс Спурр, стремительно проходя вперед. Повинуясь ее знаку, они прошли в кабинет, в котором стояло пять массивных картотечных шкафов. Мисс Спурр вошла за ними и закрыла дверь.

– Итак, вам нужна мед карта Энни Брювер, верно? Дин посмотрела на Лесли, и Лесли кивнула:

– И Джуди Медфорд. Это вымышленное имя, под которым Энни зарегистрировалась в клинике. Мисс Спурр замерла на месте.

– Прошу прощения? Дин снова подняла письмо.

– Об этом говорится в последнем пункте, вот здесь, на второй странице. Возможно, на карте Энни значится вымышленное имя, Джуди Медфорд. Посмотрите, пожалуйста, документы на оба имени.

Несколько мгновений мисс Спурр стояла совершенно неподвижно, пытаясь осознать новое осложнение ситуации. Потом медленно, с демонстративным видом она повернулась и обратилась к молодой женщине – вероятно, секретарше:

– Клэр, нам нужно найти медкарты Энни Брювер и Джуди Медфорд, а также их письменное согласие на операцию. Клэр заколебалась, растерянно глядя на Лесли и Дин.

– Это мать Энни Брювер, – объяснила мисс Спурр, – Она принесла письмо от адвоката с запросом на документы дочери. Клэр встала из-за стола и прошла к картотечным шкафам. Мисс Спурр пошла помочь ей.

– Давай просто вынем все из обеих секций... – В шкафу находились сотни, если не тысячи папок с разноцветными корешками, и с помощью Клэр мисс Спурр вытащила целую охапку их и отнесла на стол в середине кабинета.

Дин, которой не терпелось найти имя дочери, шагнула вперед, но мисс Спурр вежливо остановила ее:

– Простите... Посторонние не должны видеть эти документы. Подождите минутку, мне нужно закрыть имена – по крайней мере, фамилии, – чтобы защитить тайну частной жизни наших пациенток, вы меня понимаете?

Дин посмотрела на Лесли, которая кивнула и сказала: «Все в порядке». Дин отступила назад, а две женщины разложили первую партию медкарт на столе ровными, заходящими друг на друга рядами таким образом, что оставались видны только имена и фамилии пациенток. Потом мисс Адамс закрыла листками бумаги все фамилии, оставив видными только имена. По ее знаку Дин и Лесли приблизились к столу.

– Вы видите нечто такое, чего никто никогда больше не увидит – надеюсь, вы это понимаете. Перед вами медкарты пациенток, которые содержат всю информацию о каждой пациентке и о полученных здесь ею услугах и хранятся в алфавитном порядке. К каждой карте подшито заверенное подписью пациентки согласие на операцию. Мы вынули из шкафа все карты от «Ба – « до «Бью-«, так что Брювер должна находиться в этой группе. Вы видите, я закрыла фамилии. Пожалуйста, просмотрите сейчас все карты и поищите только имя вашей дочери.

На столе лежало, по меньшей мере, пятьдесят карт. Лесли и Дин просмотрели все имена, но не нашли ни «Энни», ни «Долорес». Лицо Дин немножко вытянулось.

– А Медфорд? – спросила Лесли, не теряя надежды.

– Хорошо, отойдите, пожалуйста, – сказала мисс Спурр, а затем они с Клэр повторили процедуру, аналогичным образом разложив на столе следующую партию медкарт и снова закрыв фамилии пациенток. – Прошу вас.

Лесли и Дин приблизились к столу и принялись просматривать имена. Вдруг у Дин сердце подпрыгнуло в груди:

– Вот она! – И она указала на карту с именем «Джуди», лежащую ближе к середине.

Мисс Спурр аккуратно вытянула эту карту из ряда, заглянула в нее, а потом рискнула показать Лесли и Дин.

– Вам точно известно вымышленное имя вашей дочери? Фамилия этой Джуди не Медфорд. Она белая, двадцати пяти лет, имеет двух детей и мужа по имени Джек, и обращалась к нам полтора года назад.

Лесли ухватилась за представившуюся возможность.

– Возможно, мы ошиблись с именем. Здесь есть еще карточки на фамилию Медфорд?

Выражение лица мисс Спурр и ее голос стали исключительно мрачными.

– То, что я сейчас сделаю, противозаконно. Но просто чтобы показать вам, насколько серьезно я хочу уладить это дело... – Она убрала листки, давая Дин и Лесли просмотреть фамилии на медкартах. – Я никогда не показываю посторонним эти документы, Клэр не даст мне соврать, но сейчас... позвольте-ка... – Мисс Спурр взяла со стола с десяток папок и показала им. – Вот, видите? Майвис, Макклинг, Медина, Меланетти, Мелвин, Мендельсон, Мид, Микер, Митчелл, Монтгомери. Карты Медфорд здесь нет.

– Но она должна быть где-то здесь, – сказала Дин. Теперь мисс Спурр заговорила действительно утешающим тоном.

– Миссис Брювер, в нашем городе работает восемь разных клиник нашего профиля. Ваша дочь могла обратиться в любую из них.

Лесли попыталась разыграть еще одну карту.

– А как насчет списка пациенток на 24 мая? Мисс Спурр лишь нетерпеливо вздохнула, выдвинула ящик картотечного шкафа и перебрала хранящиеся в нем папки. Она нашла нужную папку и просмотрела подшитые списки.

– 24 мая. Этого года, так?

Она нашла список пациенток, обслуженных в указанный день. Он занимал несколько страниц. Мисс Спурр бегло просмотрела его и сказала:

– Я могла бы просто заверить вас, что здесь нет ни Энни Брювер, ни Джуди Медфорд, но, полагаю, вы хотите нарушить все законы о соблюдении тайны частной жизни и лично посмотреть список?