Текст книги "Жизнь Исуса Христа"
Автор книги: Фредерик Вильям Фаррар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 39 страниц)
ГЛАВА XV
Самарянка
Иудеи, подстрекательство которых возбудило неудовольствие в последователях Иоанновых, должны были быть из фарисеев, очень неприязненно глядевших на успехи учения Иисусова. Враждебные их отношения к Иоанну не были так глубоки, как злоба на Иисуса, потому что проповедь последнего шла видимо успешнее. Поэтому или вследствие положительного намерения переменить местность[172]172
Иоан. 4, 2, 42.
[Закрыть], или вследствие того, чтобы не огорчать долее учеников Иоанновых, или, наконец, вследствие дошедших слухов, что Иоанн был заключен Иродом Антипой в темницу[173]173
Матф. 4, 12. Марк. 1, 14.
[Закрыть], а скорее всего вследствие всех этих скопившихся вместе обстоятельств, – Иисус оставил Иудею и отправился снова в Галилею. Будучи на севере Иудеи, Он избрал дорогу, ведущую через Самарию. Фанатизм ненависти и фарисейская брезгливость, которые заставляли иудеев избегать этого пути, для Него не существовали.
Вставши рано утром, чтобы воспользоваться, сколько можно более, часами прохлады, Он остановился для отдохновения в городе Сихзре. Где именно стоял этот город, неизвестно, хотя евангелист Иоанн подробно описывает его местоположение, говоря, что он находился близ участка земли, данного Иаковом сычу своему Иосифу.Было ли это действительно название города или только его прозвище, точно также неизвестно; ибо евангелист Иоанн прибавляет, что это был город, называемый Сихарь,точно так же как в главе 11 ст. 16 и 22, ст. 4, говоря об апостоле Фоме, присовокупляет называемый Дидими в главе 14 ст. 13, говоря о месте, на котором сел Пилат для произнесения судз над Иисусом, прибавляет называемом Лифострогпон, а по-еврейски Гаввафа.Может быть это название было секер,ложь, указывавшее на ложное богослужение на Гаризине, или сиккор,пьяный, напоминающее слова пророка Исаии[174]174
Исаии 24, 1.
[Закрыть], или сукар, гробница, в воспоминание бывшей на том месте гробницы Иосифа[175]175
Иис. Нав. 24, 32.
[Закрыть]. По описанию евангелиста, это была та самая плодородная местность, которая, вследствие особого распоряжения, завещана патриархом Иаковом любимому сыну Иосифу, поэтому скорее всего можно предполагать, что указываемый им город был Сихем, в переводе – «один участок».
Там был колодезь Иаковлев – продолжает евангелист, – подобно всем колодцам на востоке, прикрытый вероятно небольшим альковом и окруженный местами для сидения, сложенными из камней.
Было около шестого часа, – время, соответствующее нашему полудню, – и Иисус, утомленный длинным путешествием, а может, и солнечным жаром, сел возле колодца. Выражение, употребленное в оригинале, дает такой оттенок, что путешественник от изнеможения тяжело опустил свои члены на седалище, стараясь сколько возможно предоставить себе полный покой. Ученики Его, – вероятно две пары братьев, избранных раньше всех, и два друга, Филипп и Варфоломей, – отлучились в город купить пищи. Чувствуя голод и жажду, Он, понесший на себе все наши слабости, сидел в томительном ожидании. Но вдруг Его уединение прервано было приходом женщины. Из последующих слов Его, что через четыре месяца жатва будет, надо думать, что был май месяц, а в Палестине в жгучие майские полдни редко кто выходит из дому. Женщина эта могла прийти в такое время или случайно, или потому что избегала тех часов, в которые сходились за водой все горожанки. Восторженное почтение к великому предку Иакову, а может быть, особая прохлада и свежесть источника были достаточными причинами, приведшими ее взять воды из этого именно колодезя, а не из ближайших источников. Вода на востоке не только необходима, но составляет предмет особой роскоши, и палестинские уроженцы могут считаться знатоками в определении ее качеств.
Иисус приветствовал ее приход. Дивный вид богатой жатвами местности, на которой с одной стороны тянулись необозримые поля, с другой возвышались круглые массы гор Евала и Гаризина, история Иакова, соседство гробницы Иосифа, воспоминание об Иисусе Навине, Гедеоне и длинном ряде царей израильских представляли много тем для размышления. Но Иисус чувствовал жажду и утомление. Сидя возле прохладной воды, Он не имел средств достать ее и сказал женщине: дай мне пить.
Каждый путешественник на востоке очень хорошо знает, с какой радостью и готовностью исполняется подобная просьба. Жалкий феллах, даже дикарь бедуин, чувствует, по-видимому, необыкновенное удовольствие, если им удается угостить жаждущего путешественника этим бесценным напитком. Но ненависть и соперничество между иудеями и самарянами были так упорны, общение так мало, что даже подобная просьба могла вызвать в самарянке выражение удивления и сомнения. Как ты, будучи иудеем, просишь пить у меня, самарянки, ибо иудеи с самарянами не сообщаются, говорила женщина.
Кротко, без укора Спаситель отвечал ей, что если бы она знала Его и просила у Него, то Он дал бы ей живой воды. Сообразив глубину колодезя и неимение у него никаких средств достать воду, самарянка с недоверием и национальной гордостью выразила свое сомнение, как относительно того, что Он может достать воду, так и относительно того, что будто бы Он больше отца их Иакова, который сам выкопал этот колодезь и пил из него. Но было в словах Его нечто поразительное, нечто внушающее ей благоговение; потому что она в дальнейших речах своих стала называть Его господином.
Она думала об обыкновенной воде, пьющий которую возжаждет вновь, а вода, о которой Он говорил, хранилась в источнике, находящемся в сердце, – утоляющем навсегда всякую жажду и текущем в жизнь вечную.
Иисус просил ее о ничтожной услуге, а сам предлагал ей вечный дар. Чувствуя сердцем, что она находится в присутствии какого-нибудь великого пророка, она стала просить, но, не поняв Его слова, желала получить воду, с тем чтобы напившись ее, не ходить уже более к этому колодцу.
Вследствие чего Иисус, прервавши вдруг первоначальный разговор, обратился к ней с приказанием: пойди и позови мужа своего и приди сюда. Что вызвало подобное требование, догадаться трудно. Поводом к нему мог быть с незапамятных времен укоренившийся на востоке обычай, что для мужчины, а в особенности для равви, было не только неприлично, но прямо непозволительно вести разговор с чужой женщиной, а легко могло быть и желание поразить каменное сердце женщины, пробудить в ней уснувшую совесть. Самарянка принуждена была отвечать, что у нее нет мужа, а Спаситель, подтверждая эту грустную исповедь, высказал ей тайну ее свободной и развратной жизни. У нее было пять мужей и тот, с которым она теперь жила, не был ее мужем.
Увидя, что пред нею великий пророк, но стараясь удалиться от рассказа своей собственной истории, – о которой, само собой разумеется, ей желательно было говорить насколько возможно меньше, – женщина тотчас же обратилась к вопросу, сильно занимавшему поколение, к которому принадлежала она, и поколение, к которому принадлежал тот, с кем она говорила, поселяя между тем и другим вражду непримиримую, Судьба предоставила ей беседу с великим учителем: разве это не удобный случай разрешить навсегда великую распрю между иудеями и самарянами: Иерусалим ли, построенный Соломоном, или гора Гаризин, давнишнее святилище, – откуда Иисус Навин произносил свои благословения, где Авраам готов был принести в жертву сына своего Исаака, – были святым местом Палестины? Указывая на вершину горы, возвышающейся на восемьсот футов и сохранившей еще развалины древнего храма Манасии, разрушенного Гирканом, она предложила Ему вопрос: отцы наши поклонялись на этой горе, а вы. говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме.
Короток и прост был ответ Иисуса на этот вопрос, относительно самарян. Иудеи совершенно правы. Иерусалим есть местность, избранная Богом, и в сравнении с самарянством иудейство было чище и правильнее. Но, после объяснения временного племенного спора, Он произнес замечательные пророческие слова, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу, но на всяком месте в духе и истине.
Глубоко тронута была самарянка. Но могло ли одно просто случайное слово неизвестного человека и чужеземца разубедить ее вдруг в верованиях, в которых родились и воспитались она и ее отцы. Знаю, отвечала она, что придет Мессия, то есть Христос. Когда Он придет, то возвестит нам все.
Тогда Иисус сказал ей: это Я, который говорю с тобою.
Странное стечение обстоятельств! Рождение Иисуса было в первый раз открыто ночью нескольким неизвестным и невежественным пастухам; первое полное и ясное личное извещение об Его звании, как Мессии, сделано при колодце, в томительный полдень, одной неизвестной женщине, самарянке. К этой бедной, невежественной грешнице обращены были слова с бессмертным значением, – слова, которым впоследствии до скончания мира все будущие века будут внимать, преклонив колени, с затаенным дыханием! Чьего ума достанет придумать, чьей фантазии вообразить такие простейшие события, недоступные для ума человеческого?
На этом прерван был разговор. Ученики возвратились. В прозрачном воздухе издалека могли они видеть и слышать своего учителя в продолжительном, важном разговоре с одинокой фигурой. Потому что колодезь Иакова расположен на возвышенном месте, на одном из отрогов Гаризина, в той части долины, которая невозделана, лишена тени, деревьев и жилья.
Он, еврей и равви, разговаривал с женщиной, и притом с самарянкой! Ученики удивились, однако же ни один не сказал: чего Ты требуешь? или: О чем говоришь с ней? Мысль об Его величии, любовь и вера к Нему заглушали всякое удивление, всякое любопытство.
Между тем женщина, в восторженном настроении забывши даже свои водоносы, поспешила в город передать чудесную встречу: здесь находится тот, который открыл ей тайну ее жизни. Не Мессия ли это?
Самаряне, – как заметно из рассказов всех евангелистов, будучи проще и склоннее к убеждениям, нежели иудеи, – тотчас же, по словам женщины, толпами высыпали из города. Видя их приближение, ученики просили Его, чтобы Он чего-нибудь съел, потому что было далеко за полдень, а путешествие, совершенное им утром, утомительно. Но, восхищенный возможностью преподать учение, Иисус забыл о голоде. У меня есть пища, которой вы не знаете, говорил Он своим ученикам. Но они слишком мало понимали, что с самого детства Он жил не одним хлебом. В них постоянно встречал Он то же самое грубое, буквальное понимание Его слов. Писания их, истинный язык, на котором они говорили, – исполнены иносказаниями, но в этом случае ум их не проникся смыслом слов Иисусовых и остановился на мысли: разве кто принес Ему есть. Каково же было Ему при каждом случае встречать даже в своих избранниках такое странное непонимание, что материальные образы служили только проводниками для глубоких духовных мыслей? Но у кроткого и смиренного сердцем не было нетерпения. Моя пища, сказал Он им, есть творить волю пославшаго Меня, и совершить дело Его. Показывая же на стремившихся к Нему полем жителей Сихаря, Он продолжал: не говорите ли вы, что еще четыре месяца и наступит жатва? А Я говорю вам: возведите очи ваши, и посмотрите па нивы, как оне побелели, и поспели к жатве. Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную, так что и сеющий и жнущий вместе радоваться будут. Вы будете счастливыми жнецами жатвы, которую Я посею в труде и скорби; но Я, сеятель, радуюсь мысленно грядущей радости.
Личное объяснение самарян с Иисусом убедило многих из них гораздо сильнее, нежели рассказ женщины. Снисходя к просьбам жителей Сихаря, Он пробыл там с учениками около двух дней. Само собой разумеется, что это двухдневное учение имело сильное влияние на обильное обращение самарян в последующие годы[176]176
Деян. 7,5.
[Закрыть]. А в то время с восторгом говорили они известившей их женщине: уже не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос.
ГЛАВА XVI
Отверженный назарянами
До сего времени в рассказе можно было следовать хронологическому порядку, указанному евангелистом Иоанном. Теперь в первый раз встречаемся мы с серьезно трудным вопросом, касающимся порядка, в каком преподаваемо было Иисусом Его спасительное учение.
Множество писателей всех христианских наций, посвятивши на это года, а некоторые всю свою жизнь, старались разработать этот вопрос, но к достижению полного соглашения оказалась совершенная невозможность. Рассмотрение этих двусторонних доказательств, по множеству спорных пунктов, – которые пришлось бы разъяснить, прежде приступления к решению задачи, – составило бы книгу в несколько объемистых томов, но, не устранивши окончательно затруднений, вышло бы только из рамки задуманного мною труда. Я старался удержать только главные положения и, не входя в споры, не претендуя устранить возможные возражения, рассказать события в том порядке, который, после учащенной работы, мне показался наиболее достоверным, стараясь однако же удержать евангельский порядок для тех событий, время которых определено у евангелистов. Приведение в неоспоримый, надлежащий порядок происшествий кажется для меня невозможным, да и не представляется делом необходимым. Если бы точное определение сроков и места Христова учения было существенно необходимо для полного уразумения жизни Спасителя, то каждый из христиан может быть уверен, что нам сообщены были бы об этом нужные сведения. Божественное вдохновение, руководившее евангелистов при их рассказах о жизни Иисуса Христа, внушало им единственную мысль рассказать нам все необходимое для мира и благоденствия наших душ и не допускало с их стороны никакой заботы об удовлетворении нашего любопытства и еще менее исторического интереса. В их писаниях не трудно заметить прямое указание, что все мысли наши должны быть обращены более на духовное, внутреннее содержание, чем на материальную сторону рассказов; все взгляды сосредоточены на личности Иисуса Христа, который живет с нами вовеки, постоянно, даже до конца мира, а не наружные проявления той жизни, которая в Совете Божественной Воли предназначалась Ему, как средство для искупления человечества. Нам никогда не доведется узнать всего того, что нам хочется, но мы можем быть всегда сынами Божьими и учениками Христовыми, если сохраним только слова Его, переданные нам апостолами, и будем делать только дела, которые Он нам вменяет в обязанность.
Св. евангелист Иоанн[177]177
Иоан. 4, 43 54.
[Закрыть], как мы видели из предыдущей главы, говорит, что, по прошествии двух дней, проведенных между простосердечными самарянами, – Иисус вышел оттуда и пошел в Галилею. Ибо сам Иисус свидетельствовал, что пророк не имеет чести в своем отечестве. Продолжая рассказ, тот же евангелист упоминает: когда пришел Он в Галилею, то галилеяне приняли Его, видев все, что сделал в Иерусалиме на празднике. После этого идет прямо история о приходе Иисуса вновь в Кану Галилейскую и исцелении там царедворцева сына. Союз «ибо» в предыдущем выражении не относится, по-видимому, ни к предыдущим, ни к последующим событиям. Я понимаю этот стих таким образом, что в Назарете, Его родном городе, ожидало Его, несмотря на прежний блестящий прием, отвержение и Он не был к тому неприготовлен, ибо Сам всегда утверждал, что пророк не имеет чести в своем отечестве. На учении в Галилее евангелист Иоанн не останавливался никогда. Полное описание учения в Назарете мы находим у евангелиста Луки[178]178
Лук. 4, 14 30.
[Закрыть].
Таким образом, руководясь рассказами евангелистов Матфея и Марка, а в особенности евангелиста Луки[179]179
Матф. 13, 53–58; Марк. 6 1–6; Лук. 4. 14–30.
[Закрыть], мы приходим к убеждению, что Иисус из Сихаря отправился не прямо в Назарет, но по пути учил постоянно, возбуждая удивление и пользуясь хорошим приемом в синагогах галилейских. Таким образом Он достиг Назарета[180]180
Лук. 4, 16–30.
[Закрыть], где, вероятно по обычаю, укоренившемуся из детства, вошел в один из субботних дней в синагогу.
Судя по величине города, надо думать, что в Назарете была всего только одна синагога, вероятно, во всех отношениях, – исключая того, что попроще с виду и поплоше строительными материалами, – на синагоги, развалины которых видим в Телльгуме или Ирбиде. Синагоги вообще состояли из простой четыреугольной залы, с портиком из колонн греческой архитектуры. Самая отдаленная сторона (где помещалось святилище) обращена была, со времен Соломона, постоянно к Иерусалиму, который и назывался киблег, то есть священное направление. В более богатых местностях синагоги строились из белого мрамора, с изваянием на наружной стороне грубых, рельефных украшений из виноградных лоз и гроздей, или из распустившейся ветви, или из сосуда с манной. Близ входа, с одной стороны стояли сиденья для мужчин, на другой стороне за решеткой садились обыкновенно женщины, завернутые в свои широкие покрывала. На одном конце находился теббаг, или ковчег, из раскрашенного дерева, заключавший в себе Священное Писание, а в стороне устроивалось бима, или возвышенное седалище, для чтеца или проповедника. Клира (в строгом смысле этого слова) не было, но на некотором возвышении сидело человек около десяти и более батланимов, чтецов или старцев руководителей, а выше всех их стояло седалище начальника синагоги рош-гак-кенезеф. Согласно указаний евангелиста Марка[181]181
Марк. 12, 39.
[Закрыть], сиденья эти устанавливались под ковчегом, следовательно, лицом к собранию. Младшие по чину назывались хаццанеши, на обязанности которых лежало хранение священных книг, шелиахами, вроде прислужников, и парназимами, или пастырями, нечто вроде дьяконов. Самая синагога в древности называлась Беф Тефиллаг, дом молитвы, а во времена Спасителя носила название Беф Кенезеф, дом собрания. Часы этих собраний были: 3-й (шакарив), 6-й (минха) и 9-й (ирабиф).
Служба в синагоге была несколько похожа на нашу[182]182
Англиканскую. Прим. переводчика
[Закрыть]. После молитв шема, – состоявших из гимнов, осьмнадцати берахоф, или благословений, читались обыкновенно два поучения: одно из закона, называемое парашаг, а другое из пророков гафтараг. Для исполнения этих обязанностей не было особых личностей, потому что обязанности священников и левитов, состоявших единственно только при Иерусалимском храме, были совершенно другие. Поучения эти могло читать не только лицо, имеющее на то право или получившее позволение от начальника синагоги, но всякий, кто только, по своему желанию, смог прибавить свой собственный мидраш, или толкование, на прочитанное. Чтение парашага, или поучение, из Пятикнижия Моисеева, по-видимому, должно было быть окончено, когда Иисус вошел на проповедническое место. Вероятно, признавая за ним право на исполнение этой почетной обязанности, хаццан отдернул в сторону шелковый занавес раскрашенного ковчега, содержащего священную рукопись, и подал Ему мегиллаг, или сверток, содержавший пророчества Исаии, которые относились к гафтарагу дня. Спаситель развернул рукопись и нашел известное место – пророка Исаии 61 главу. Все собрание встало, чтобы выслушать Его. Для гафтарага следовало прочитать от третьего до двадцать первого стиха, но Иисус прочел только первый и часть второго. Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать плененным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу. Проповедовать лето Господне благоприятное. Затем Он закрыл мегиллаг, вручил обратно хаццану и, согласно иудейскому обычаю, сел, чтобы сказать свое слово.
Это место, замечательное само по себе, должно было приобрести особую торжественность в устах Того, к Кому оно относилось. Сначала все глаза собрания были устремлены на Него с напряженным вниманием. Можно представить себе трепет ожидания и возбуждения, – который чувствовался в сердцах слушателей, когда в речи, одно краткое содержание которой сохранили для нас евангелисты, – развивалась мысль, что Он и есть именно тот Мессия, о котором 700 лет тому назад предсказывал великий пророк. Слова его были полны чувства, авторитета и силы, не допускавших противоречия и производивших невольное удивление.
Но, продолжая слово, Он заметил перемену. Восхищение Его мудростию и благостию прошло, как только грубые назаряне вникнули вполне в смысл Его заявлений. У евреев было в обычае, во время служения, выражать явно свои чувствования, и вскоре Иисус услышал ропот негодования и возмущения. Он увидел, что эти прямо к Нему обращенные глаза, которые сначала глядели на Него со вниманием, засветились злобой и ненавистью. Не плотников ли Он сын? заметили слушатели. Не Его ли мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосия, и Симон и Иуда? и сестры Его, не все ли между нами? Откуда же у Него все это? Это ведь не молодой и ученый равви из школы Гамалиила или Шаммая, а говорит с авторитетом, которого не допускали себе великие книжники! Какое право учительствовать имеет этот никем не признанный учитель, простой плотник из нашей деревни? Откуда может Он знать писания, которым никогда не учился? Подтвердив, что они видят действительно того Иисуса, о котором говорят, Спаситель оставил без объяснения вопрос о невысоком положении, которое Он занимал в предшествующее время, с одной стороны, потому, что это не уменьшало Его величия как Мессии, с другой потому, что всякий честный назарянин мог бы припомнить о слишком не важном происхождении Амоса, который был пастухом, когда поручил дар пророчества. Он знал вполне, что им хотелось какого-нибудь изумительного подтверждения Его прав на звание Мессии; их грызла зависть, что Он, не говоря об учении и делах в Иерусалиме, совершил чудо в Кане, явил свою силу в Капернауме, а для них не хотел сделать ничего. Он знал, что скептически насмешливая пословица: врач исцелися сам! просилась на их уста. Но чтобы показать, что Он не простой назарянин, живший среди них тридцать лет, и принадлежит не им, а всему миру, Он напомнил что чудеса не имеют никакого отношения к местности, что во время повсеместного голода Илия спас единственно только в Сарепте вдову финикиянку, Елисей из всех прокаженных в Сирии исцелил одного Неемана. Как? они, стало быть, не лучше язычников и прокаженных? Слышать такое сравнение от того, которого считали равным им согражданином, показалось для них тяжелее всего и долго подавляемое бешенство разгорелось в пламя. Проповедник был прерван уже не шепотом неодобрения, но криками ярости. В припадке кровожадной злобы, которая была всегда характеристикою этого странного, буйного, нетерпеливого народа, похожего своим сердцем на бури, в одно мгновение возмущающие светлую поверхность их озера, они вывели Его вон из синагоги и повели на вершину горы, на которой город их был построен чтобы свергнуть Его. Небольшой город Назарет гнездится на южных высотах холма; множество отвесных скал находится на его откосах и очень немудрено, что вершины их за две тысячи лет тому назад были еще круче и отвеснее, К одной из таких скалистых стремнин привели назаряне Иисуса, чтобы сбросить Его оттуда. Но час Его еще не пришел и они были спасены от совершения преступления, которое поразило бы их вековечным позором. Он, прошедши посреди их, удалился. Для объяснения этого нет надобности прибегать к чему-либо чудесному и еще меньше нужды отыскивать возможности для Иисуса в предположении, что Он мог укрываться тайным образом среди узких и извилистых улиц города. Легко может быть, что Его молчание, Его спокойное благородство в обращении, ясная невинность Его взора победили злобу. Отложив в сторону все сверхъестественное заметим только, что одно присутствие Иисусово вселяло в окружавших Его, кто бы они ни были, глубочайшее к Нему почтение и уважение, в котором не могли Ему отказать невольно склонявшиеся перед Ним, самые злобные и безжалостные враги Его. Эти чувства к Нему выразились даже тогда, когда Иисус успел скрыться от озлобившихся и уже взявшихся за камни иудеев в самом храме. Одним взором Он обезоружил смелых изуверов, прислужников, синедриона, которые не решились арестовать Его, когда Он учил всенародно во время праздника кущей в Иерусалиме. Одним словом, Он заставил вооруженную шайку Его врагов пасть перед ним на земно в саду Гефсиманском. Внезапно и спокойно упрочивал Он за собою свободу, проходил между своими пленителями и, глядя им в глаза своим добродушным взором, проходил невредимо чрез толпу. Подобные происшествия бывали в истории; они встречаются и в настоящее время. Враги Иисуса остановились, опомнились, устыдились и рассеялись. Так оставил Он их, с намерением, по-видимому, никогда не возращаться, никогда не проповедовать вновь в маленькой синагоге. Появилась ли в душе Его свойственная человеку печаль, когда Он, утомленный, начал спускаться откосом по направлению к Кане? Выступила ли на очах Его хотя одна незваная слеза, когда Он глядел на роскошную долину Есдрелон, пурпуровые высоты Кармила и белые пески, окаймляющие воды Средиземного моря? Был ли тут, в этой зеленой долине, где Он играл в детстве, где трудился в возмужалых летах, хоть один человек, о котором бы Он печалился при своем удалении? Бросил ли Он продолжительный, медленный взгляд на скромное жилище, где Он трудился как деревенский плотник? Нашелся ли хоть один товарищ детства, хоть один друг счастливой юности, который бы сопровождал Его с грустью, жалостью и огорчением? Очень натуральны эти вопросы, но на них не сыщем ответа у евангелистов. Они молчат обо всех чисто человеческих движениях сердца Иисусова и передают единственно те сведения, которые касаются прямо и единственно только Его миссии на земле. Мы знаем одно, что с этих пор другие друзья, – благородные сердцем рыбаки из Вифсаиды, – ожидали Его возращения из озлобленного Назарета; что с этих пор дом Его, – насколько Он мог иметь дом, – был уже в маленьком городке Капернауме, на светлых водах Галилейского озера.
