Текст книги "Дальние берега времени"

Автор книги: Фредерик Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава 45

Не знаю, доводилось ли вам сталкиваться с ситуацией, подобной той, в которой оказался я. Представьте, вы возвращаетесь на свою родную планету именно тогда, когда почти расстались с надеждой снова увидеть ее. И снова встречаетесь с девушкой своей мечты… более или менее. И вы обеспокоены тем, что ваши товарищи из числа людей намереваются сделать с лучшим другом, которому случилось родиться хоршем. И пытаетесь отъесться, отоспаться и переварить все мировые новости, накопившиеся за многие месяцы вашего отсутствия. И днями напролет отвечаете на вопросы и задаете их – с Пиррахис и Бертом, – и постоянно, чуть ли не каждую минуту, вас понуждают перемещаться из одного места допроса в другое, так что вы едва успеваете перекусить на скорую руку и почти не имеете времени для сна.

Эти постоянные перемещения изматывали меня больше всего. К примеру, только мы начинаем выяснять, говорит ли Мррантохроу о магнетизме или электричестве, либо имеет в виду нечто совершенно иное, как нам нужно срочно отправляться на подлодку, где Дейзи Феннел впала в истерику из-за того, что Док принялся отдирать от стены целую панель. К тому моменту, когда мы заканчиваем убеждать ее в том, что он просто делает то, о чем его попросили по цепочке связи (Врарргерфуж, Пиррахис, я, Феннел), и она выдвигает требование, чтобы он позволил механикам Бюро наблюдать за ним и фиксировать его движения (обратно по той же цепочке, четыре или пять раз в обоих направлениях), Хильде уже телефонируют механики из бригады монтажа с жалобами о том, что выделенное им время растрачивается по мелочам. А когда мы возвращаемся к телепортатору Страшил, то застаем Мррантохроу в процессе предпринимаемой им попытки объяснить принципы действия лазероподобного оружия установки, тогда как Розалина Арцыбашева умоляет гиганта рассказать ей, откуда берется энергия для питания вышеуказанного средства транспортировки. И пока мы пытаемся разобраться со всем этим, появляется руководитель ооновских наблюдателей, дабы выразить протест насчет того, что некоторые из полуорганических тканей Страшил издают шипящие шумы и, похоже, загнивают, и почему мы тратим время на аппаратное оборудование, когда пропадают ценные материалы, о способе сохранения которых они, представители ООН, понятия не имеют?

Короче говоря, повсюду царило какое-то болезненное возбуждение. Уж поверьте мне. Только лингвисты чуть ли не наслаждались этой лихорадочной суматохой. После месяцев героических усилий они сумели выудить у Дока всего несколько слов, теперь же они получили свой Розеттский камень, то есть меня, и совершенно новый язык, хорш. Два новых языка! Не просто «новые» в том смысле, что язык какого-то недавно обнаруженного африканского горного племени является новым для по крайней мере западных лингвистов, но языки, абсолютно новые для людей по происхождению, языки, которые развились, не имея общих предков ни с одним из языков, когда-либо слышимых человеческим существом, начиная с первобытных дочувственных воплей и мычания. Я почти ощущал запах их восторженных мечтаний о статьях, которые они в один прекрасный день опубликуют в лингвистических журналах.

Я в какой-то степени понимал их воодушевление. Чего нельзя было сказать о моем друге Берте. Когда меня привели для беседы с ним, он лежал ничком на своей армейской койке, удрученно склонив голову.

Причина его уныния была для меня ясна: спартанские условия существования и никакого уединения – объективы двух установленных на стене видеокамер следили за каждым его перемещением. Впрочем, куда особенно двигаться в камере площадью примерно два на три метра? Когда мы ввалились в нее, там стало и яблоку негде упасть.

– Они хотят задать тебе несколько вопросов, Берт, – сказал я ему.

Его шея повернулась в сторону двух вооруженных охранников в голубых ооновских касках.

– Да, я полагаю, они хотят, – отозвался он, потом спросил: – Эти персоны с голубым металлом на головах… Они твои родственники?

– Что-то вроде того. – Я сдержал улыбку.

Просто поболтать по-дружески нам не позволили. И прежде чем мы приступили к делу, лингвисты снова предупредили меня о необходимости дословного перевода.

Несмотря на подавленное настроение, Берт отвечал на вопросы достаточно учтиво, однако толку от этого «интервью» было мало. Прежде всего следователей интересовало оружие, но Берт пожаловался, что у него нет опыта в этой области.

– У моего робота, вероятно, есть какие-то данные по этому вопросу, – промямлил он, – но я не думаю, что их очень много.

Когда я перевел это, Хильда предупреждающе кашлянула.

– Поскольку здесь нет его робота, – заявила она, – давайте перейдем к какой-то другой теме.

Я понял намек. Когда разочарованные дознаватели переключились на вопросы о других отраслях технологии хоршей, Берт несколько раз жалобно повторил, что именно у его робота следует спрашивать о подобных материях, но я просто не стал переводить. Даже когда у Берта все же что-то получалось с ответом, он употреблял термины, которые для меня ничего не значили. Равно как и для следователей.

Это, однако, не заставило их прекратить расспросы. Согласно графику, заявили они, в нашем распоряжении целый час. И они использовали каждую минуту этого часа, хотя меня уже клонило в сон, и я вовсю зевал задолго до того, как Хильда возвестила, что время истекло, и вытолкнула меня из комнаты.

Единственный раз лингвисты не последовали за мной. Это меня несколько озадачило, но, когда я спросил Хильду, та усмехнулась.

– Ты что, хочешь взять их с собой в постель?

– Постель? – Я уже почти расстался с надеждой получить разрешение на сон.

– Постель, Данно, – подтвердила Хильда. – Тебе необходимо отдохнуть. Завтра у тебя долгий и трудный день. – Затем она одобрительно добавила: – Ты правильно себя вел, Данно. Только помни: о Страшилах и их прибамбасах говори все, что тебе заблагорассудится. Что ты видел, что делал – все что угодно. Но о штуковинах хоршей – ни слова.

– Угу, – кивнул я, поморщившись – мол, ты мне уже сто раз об этом говорила, и я чертовски устал, чтобы выслушивать это снова. Вслух же сказал: – Нельзя ли подыскать для Берта жилье поприличнее? Вы не забыли, мы ведь обязаны ему…

– Я помню, – жестко прервала она меня. – Мы делаем все, от нас зависящее. Не заостряй проблему.

Я немного наклонился и вперил взгляд в полароидное стекло на ее ящике. Внутри него вроде бы что-то шевельнулось.

– Чего тебе, Данно? – требовательно спросила Хильда.

– Пытаюсь разглядеть, осталось ли у вас сердце.

– Будь спокоен, оно на месте, – огрызнулась Хильда. – Не дури, Данно. Тебе не удовлетворить твоего гаденького любопытства насчет того, как я выгляжу внутри этой коробки. Я вижу все, что снаружи, а ты заглянуть ко мне не можешь, и меня это вполне устраивает. А теперь ступай спать. Говорю тебе – завтра будет трудный день.

Когда дверь за мной закрылась, я оглядел комнату – немногим лучше, чем Бертова камера, только имеется телевизор да крышка на унитазе. Я подумал было о том, что, может, включить телевизор и посмотреть немного новости, прежде чем уснуть, но, едва прилег на койку, вставать снова мне уже не хотелось. Я попробовал представить, чем сейчас занимается Пэт. Потом – что делает в данный момент Пэтрис. Потом попытался понять, что это, такое назойливое, привлекает мое внимание на самом краешке сознания. Потом я провалился в сон, а когда проснулся, то уже напрочь забыл об этом.

Глава 46

Я отдавал себе отчет в том, что моя новая жизнь в Бюро будет далеко не легкой. Подтверждение тому я получил почти сразу же после того, как проснулся. Я без особого аппетита поглощал доставленный ординарцем завтрак – остывшую до комнатной температуры глазунью и недостаточно прожаренный бекон, – когда мой телеэкран издал громкое «би-ип» и выдал мое расписание на день.

07:00 – подъем

08:00–09:15 – допрос (одиночный)

09:15–10:00 – перерыв и медицинское обслуживание

10:00–11:30 – допрос (с хоршем)

11:30–14:30 – обед

14:30–15:00 – допрос на подлодке (с Доками)

15:00–17:15 – технический перевод (с Доками)

17:15–17:30 – перерыв и медицинское обслуживание

17:30–19:30 – допрос(одиночный)

19:30–21:00 – ужин

21:00–22:00 – допрос на подлодке (с Доками)

22:00–22:30 – административная конференция

22:30 – медицинское обслуживание и отход ко сну.

Выглядело весьма устрашающе, с одним довольно приятным исключением. Когда Хильда прикатила, чтобы отвести меня на допрос (одиночный), я благодарно сказал ей:

– Думаю, у вас наверняка есть сердце, Хильда. Спасибо за столь продолжительный обеденный перерыв.

– А, это… – Она слегка повернулась, чтобы посмотреть, одни ли мы. Мы были не одни. Тогда она помолчала немного, потом сказала тихим голосом: – Да. Ну, насчет этого отрезка я объясню, когда наступит время.

Хильда оставалась Хильдой. В ее неслыханной щедрости содержался какой-то подвох. В чем я позже и убедился.

Мы прошли через допрос (одиночный) с его миллионом вопросов о технологии хоршей в целом и лаборатории Берта в частности; и перерыв, и медицинское обслуживание с моей пятиминутной отлучкой в ванную и еще десятью минутами для пары медиков, которые, осмотрев мое горло, впрыснули в него какую-то жутко пахнущую гадость, дабы я не потерял голос; и допрос (с хоршем), где мне задавали все те же вопросы о Берте и использовали меня в качестве переводчика. И, конечно, куда бы мы ни шли, нас сопровождала наша «свита».

Лингвисты изо всех сил старались не мешать нам, но теперь к ним присоединился дополнительный эскорт, состоящий в основном из сотрудников полиции ООН. Эти ребята не носили голубых беретов, как техники, на них были голубые каски, и они присутствовали повсюду, за всем наблюдая, постоянно бормоча донесения в свои портативные видеопередатчики, проявляя подозрительность ко всему, что делалось с материалами Страшил. Подозревать Бюро! Смех, да и только.

Но они не остались, когда допрос Берта закончился. Хильда их шуганула.

– Агенту Даннерману нужен отдых, – твердо заявила она, и голубые каски убрались восвояси. – Мы уезжаем, – бросила мне Хильда. – Бери с собой своего дружка хорша.

– Что… – начал было я, но передумал. В тот момент Хильда явно не намеревалась отвечать на мои вопросы. Вздохнув, я сказал Берту, что он идет со мной, и когда он спросил меня о том, о чем я собирался спросить у Хильды, я лишь покачал головой. Парочка подошедших охранников Бюро повела нас к выходу. Снаружи ждал фургон, который и доставил нас на вертолетную площадку.

Тут я догадался.

– Мы летим в Арлингтон, так ведь? – спросил я Хильду.

– А куда же еще? – только и сказала она.

В Арлингтоне мы и пообедали. Угощение от Бюро ограничилось «фирменными» сандвичами и кофе для меня да несколькими кусочками чего-то, похожего на тушеный ревень, для Берта – все, что Пиррахис успела отобрать для него за предоставленное ей время.

Исследовательская лаборатория Бюро создавалась с таким расчетом, чтобы удовлетворить любые потребности организации при расследовании того или иного дела. Здесь занимались всем – от вскрытия пульверизаторной бомбы, полной радионуклидов, до анализа токсинов в игольчатом наконечнике зонтика киллера или досмотра внутренней обивки чемодана контрабандиста. Место, где нас кормили, воняло древним прахом и кислотами, но во время нашего обеда здесь ничего не делали. Ничего особенного не происходило и в помещениях, мимо которых мы проходили по пути сюда, но когда Хильда, объявив, что время обеда истекло, провела нас в запертое крыло лаборатории, там кипела бурная деятельность. Стоящие у трех или четырех верстаков техники (все – люди Бюро, ни одного голубого ооновского берета) осторожно расчленяли погибших боевых роботов Страшил. На паре других столов исследовались вещички, которые я умыкнул у Берта и Пиррахис: ее книги, его инструменты. Увидев их, Берт печально всхлипнул, но Хильда не позволила нам задерживаться.

– Пошли дальше, – приказала она. – Посмотрим на живых.

С «живыми» роботами у специалистов тоже, похоже, не особо получалось. Боевая машина и «рождественская елка» содержались в комнате со стеклянными стенами. Двое техников Бюро высшего разряда ожидали нас у экрана монитора, позволявшего им смотреть внутрь, где два снайпера держали под прицелом обе инопланетные машины на тот случай, если любая из них совершит какое-то незаконное враждебное действие. Таковых или каких-либо других действий механизмы не предпринимали, а лишь время от времени подергивались.

Когда Хильда поинтересовалась, почему они так делают, а я спросил Берта, тот мрачно ответствовал:

– Они просто проводят плановую проверку систем, дабы убедиться, что все функционирует нормально. Вам нечего бояться.

Хильда поразмыслила над этим секунду, потом вздохнула:

– Ну что ж, продолжим.

Как только мы вошли в камеру, оба снайпера вытянулись по стойке «смирно».

– Вы не должны стоять на линии огня, бригадир, – предупредил один из них Хильду.

– Да, да, – раздраженно буркнула она, но послушно откатилась в угол. А техники приступили к работе.

Несомненно, техники знали, чего хотели. Они, очевидно, тщательно изучили все, что я рассказал на допросах о способностях «рождественских елок», и теперь заставляли меня прогонять машину по режимам: вытягивать ветви вплоть до крошечных прутиков, демонстрировать свои видеозаписывающие линзы, говорить. Один из техников записывал каждое движение механизма, тогда как второй отдавал мне приказания, которые я переадресовывал Берту, и он повторял их, пока не устал и не сказал «рождественской елке» угрюмо:

– Выполняй приказы Дэна.

Дело пошло немного быстрее… но все равно двигалось медленно.

Когда «рождественская елка» продемонстрировала все свои возможности – по меньшей мере дважды, – техники обратились к боевому роботу. Это заставило снайперов понервничать, но машина покорно поворачивалась, передвигаясь и демонстрируя свое оружие на протяжении добрых двадцати минут. Затем техники сделали паузу и поглядели друг на друга.

– Нам бы хотелось посмотреть, как он стреляет из своего оружия, – начал один из них. – Можно мы отведем его на полигон?

– Не может быть и речи! – пролаяла Хильда из своего угла. – Ни один из механизмов не покинет этой комнаты.

Технари вздохнули:

– Ладно, но нам нужно знать дальнобойность, скорость стрельбы и так далее.

Но когда я задал эти вопросы Берту, в ответ получил только неистовое изгибание его шеи.

– Не забывайте, Дэн, – упрямо молвил он, – что я поздно пришел в этот мир высоких технологий. Я ничего не знаю об оружии.

Я не поверил ему. Однако мне не хотелось называть друга лжецом, так что я просто с невозмутимым видом перевел его слова. Насколько я понял, Берт имел право на редкую ложь, когда его совесть не рекомендовала ему говорить правду. В конце концов во время моего пребывания в его Гнезде он не единожды позволял мне такую же слабину.

Когда настало время уходить, я обнаружил, что у нас появились зрители. Вернее, зритель. Маркус Пелл стоял снаружи и наблюдал за инопланетными машинам по монитору. Он бросил в меня быстрый взгляд.

– Напоминаю вам, агент Даннерман, что вы не должны говорить об этом кому-либо, особенно людям из ООН. Единственный человек за пределами Бюро, которому известно об этом, – президент Соединенных Штатов.

– Да, сэр, – кивнул я, нисколько не удивившись тому, что Пелл удосужился доверить президенту свои тайны.

Машины внутри камеры снова слегка задергались, и Пелл ткнул в их сторону большим пальцем.

– Им обязательно делать это?

– Берт говорит, это просто проверка систем, – объяснил я, хотя знал наверняка, что Пеллу уже обо всем доложили.

– Мне это не нравится, – насупился заместитель директора. – Может он отключить их?

Когда я задал этот вопрос Берту, тот явно обеспокоился. Он некоторое время изучал мое лицо с близкого расстояния, потом хмуро произнес:

– Да, Дэн, я могу сделать это. Но зачем?

– Затем, что кое-кто здесь до смерти боится твоих машин.

– Ну и что, Дэн? Ты не забыл, что я одинок на этой планете? Эти машины – единственная моя защита.

– Не очень-то надежная, Берт, – покачал я головой. – Первое подозрительное движение любой из них – и охрана уничтожит ее.

– Даже если и так, – решительно сказал он, закрывая дискуссию.

– Он не может сделать этого, – сообщил я заместителю директора. Тот мне не поверил.

– А о чем вы так долго болтали? – требовательно спросил он.

– Берт говорил мне обо всех причинах, по которым он не может сделать этого. Большинства из них я не понял.

Пелл смотрел на меня с неприязнью и подозрением.

– Знаете, что я думаю, Даннерман? Я думаю, что ваш дружок не до конца откровенен с нами. Возможно, он нуждается в небольшой стимуляции.

Мне очень не понравился ход мыслей Пелла.

– Если вы намекаете на пытки, это против политики Бюро, не так ли?

– Только по отношению к людям, Даннерман. В нашем уставе ничего не сказано насчет уродов из космоса.

Я не совсем понимал, насколько серьезен Пелл в своих намерениях. Поэтому напомнил ему, что Берт не только наш хороший друг, которому мы многим обязаны, но мы к тому же так мало знаем об анатомии инопланетянина, что пытка может убить его.

Пелл фыркнул.

– Время вышло, – заявил он. – Вам пора возвращаться в Кэмп-Смолли. – С этими словами заместитель директора покинул нас.

На обратном пути нам пришлось подождать, пока подъемник водрузит Хильду на вертолет. Я воспользовался возможностью переговорить с Бертом наедине, пытаясь уверить его в незыблемости наших дружеских отношений. Я попробовал высказать ему свое понимание того, как он, должно быть, себя чувствует, но Берт довольно резко прервал мои излияния.

– В самом деле, Дэн? – сердито спросил он, но потом овладел собой и смягчил тон. – Наверное, так оно и есть. Но пусть тебя это не беспокоит. Это моя забота, не твоя.

– Какую заботу ты имеешь в виду?

Берт обреченно взмахнул руками и крутанул шеей.

– Просто я чувствую, что, вероятно, допустил ошибку. Думаю, мне уже больше никогда не увидеться со своей Великой Матерью… и, я думаю, она не одобрила бы меня.

Глава 47

Между допросом (одиночным) в 17:30 и допросом на подлодке (с Доками) в 21:00–22:00 оставалось полтора часа, отведенных на обед. На сей раз со стороны Хильды не было никакого подвоха. Она не только предоставила мне возможность не спеша насытиться, но и позволила предаться этому в небольшой квартирке, принадлежащей Пэт и Дэну У, причем от своего присутствия она нас избавила.

Еда, конечно, не была домашнего приготовления в полном смысле этого понятия. Похоже, супруги не особенно утруждали себя стряпней, поскольку оба работали. Дэн – тот Дэн – опекал приписанных к Кэмп-Смолли инопланетян, их Чудика и Мррантохроу. Он рассказал мне, что сейчас работа в основном заключается в контролировании всех контактов Чудика, дабы последний не прознал о захваченной подлодке и Берте. Работенка не забойная, как я понял. Контактов у Чудика осталось мало, его уже давно основательно и не раз допросили, и вопросов к нему было немного.

Дэн У ждал меня в своей квартире. Он предложил мне выпить, и я с радостью согласился – впервые со времени моего возвращения мне разрешили употребить спиртное.

– Пэт будет через минуту, – сказал он, наливая мне канадское виски и имбирное пиво: ему, естественно, не нужно было спрашивать, что я предпочитаю. Когда я одной рукой приподнял медный сетчатый шарф, чтобы поднести стакан к губам, Дэн У неодобрительно взглянул на меня.

– Почему бы тебе не снять эту штуковину? Мы ведь не собираемся говорить здесь о военных тайнах, так ведь?

– Ну, Хильда сказала… – начал было я, но передумал. В конце концов, решил я, Хильды здесь нет, а эта чертова сталь мне порядком надоела. Я сдернул ее с головы и положил на пол рядом со стулом.

– Лучше? – поинтересовался Дэн У. – Прекрасно. Теперь можешь ознакомиться с меню и выбрать то, что тебе по вкусу. – Он включил экран и, пока я просматривал список, делал свои замечания по поводу того или иного блюда. Гаспахо показался мне приемлемым, но его приготовили с консервированными томатами, я заказал суп, тоже, правда, из консервированных продуктов, но весьма неплохой. Рыбу Дэн У не рекомендовал, а вот бифштекс посоветовал. Я внимательно изучал меню, не столько из-за того, что слишком затруднялся сделать выбор, а скорее потому, что ощущал некоторую неловкость – впервые другой Дэн и я общались наедине.

Его это, видимо, не особенно волновало, ведь у него уже была практика такого рода. Он, не дожидаясь просьбы с моей стороны, подлил в мой полупустой стакан напиток и вежливо предложил мне осмотреть квартиру. Я отказался, поскольку и так видел кабинет и ванную с того места, где сидел, кухня являлась только придатком к гостиной, а посещать их спальню мне и вовсе не хотелось. Не то чтобы меня терзала ревность, но и смотреть на их супружеское ложе я не желал.

Пока Дэн У диктовал кухне наши заказы, пришла Пэт. Выглядела она именно такой, какой я ожидал ее увидеть.

– Прошу прощения, – извинилась она. – Заместитель директора порой просто невыносим.

Бросив взгляд на экран, Пэт сделала свой выбор и уселась на стул рядом со мной, объясняя, что опоздала из-за Маркуса Пелла. В ее обязанности входило получение обзорной информации по «Дозору», приходящей из обсерватории, и ее обработка для предоставления Маркусу Пеллу. Вот тут у Пэт и возникли затруднения. Если она не излагала сведения достаточно просто для его немедленного восприятия, он жаловался, что она заставляет его попусту терять время. Если же Пэт слишком упрощала их – не сегодня, – Пелл начинал подозревать ее в утайке важных деталей и требовал отчета о том, что она якобы не довела до его сведения.

Я слушал ее рассказ, но невнимательно. Меня больше занимало не то, что она говорит, а само присутствие Пэт рядом со мной. Ведь это была та самая Пэт, которую я любил, Пэт, с которой я занимался любовью на тюремной планете. Пэт, обладательница того самого тела, которое я когда-то раздевал и любовно исследовал и с которым горел желанием проделать это снова на протяжении всего долгого времени, проведенного мною у хоршей.

Не знаю, ощущал ли в тот момент что-либо подобное другой Дэн Даннерман, с усами. Интересно, подумал я тогда, ревнует ли он Пэт ко мне? А я сам?

Определенно я что-то чувствовал. Когда Пэт передавала мне солонку и наши пальцы соприкоснулись, мне показалось, что прикосновение было ласковым…

И, конечно, та же самая рука ласкала и его.

Эта мысль меня несколько задела. С другой стороны, подумалось мне, Дэн У – это же я сам, так ведь? И возможно ли ревновать к самому себе?

Ответа я не знал. Мне еще предстояло очень долго привыкать к факту существования в знакомом мне мире более чем одного меня.

Не знаю, чему приписал Дэн У мою рассеянность, но он, несомненно, заметил ее. Помедлив немного, он доброжелательно сказал:

– Полагаю, тебе хотелось бы, чтобы Пэтрис вернулась, правда?

Я задумался на мгновение и пришел к выводу, что действительно хочу, чтобы она вернулась. Хотя бы для того, чтоб наконец выяснить, какие чувства я испытываю к точной копии женщины, которую люблю.

– Да, – молвил я.

– Вообще-то ей не хотелось уезжать, Дэн, – проговорила Пэт утешительным тоном. – Но ей пришлось возвратиться в обсерваторию. Мы все, включая и Пэтрис, работаем сейчас на Бюро. Именно она предоставляет мне информацию по «Дозору», которую я передаю дальше, например, тому же Маркусу Пеллу.

Я поразмыслил над этим:

– Там ведь уже есть две Пэт… Пэт снисходительно улыбнулась:

– У Пэт-5 дел по горло со своими тройняшками, а вот Пэтрис и Пи Джей приходится заправлять делами в обсерватории, Дэн. Они работают посменно. Там море административной работы, которую я лично ненавижу – подписание платежных ведомостей, санкции на расходы по командировкам, – к тому же надо постоянно одергивать практиканток, напропалую флиртующих с агентами Бюро. Ну и наконец, постоянные сотрудники. В каком-то смысле с ними труднее всего. Пэтрис говорит, они постоянно достают ее своим хныканьем. Им, видите ли, не хватает времени для наблюдений в исследованиях по гравитации и прочей лабуде! Время наблюдений! Они ведь прекрасно знают, что каждый крупный телескоп планеты целиком и полностью задействован в программе «Дозор»…

И потом, сам этот «Дозор». Пэтрис и Пи Джей обязаны каждые шесть часов подготавливать обзорную информацию по нему, которую я затем довожу до сведения заместителя директора. Время от времени, когда появляется что-то экстренное, я даже информирую самого президента. – Пэт одобрительно покивала головой. – Это довольно приятная часть моей работы. Как политик президент весьма неплох. Он всегда относился ко мне как к человеку… в отличие от Маркуса Пелла.

Я дожевывал бифштекс, слушая Пэт. Что-то промелькнуло в моем сознании насчет «Дозора», но тут же исчезло.

– Касательно Пэтрис, – вставил я, возвращаясь к интересующей меня теме, когда Пэт умолкла на секунду. – Ты сказала, я чем-то ее немного обидел.

– Да, Дэн. Тебе не следовало говорить ей, что она – это «более или менее» я, – доверительно сообщила мне Пэтр. – Пэтрис – не более или менее кто-то. Она – сама по себе. Как и я, конечно. Нам неприятно, когда нас называют какими-то копиями друг друга, даже если мы и являемся таковыми на самом деле. Лучше ведь, если мы будем считать себя семьей, правда? Значительно избавляет от путаницы и неудобств в общении.

Только не меня, подумал я. Что значит считать нас всех одной семьей? У меня нет никакого опыта в сфере семейных отношений. У меня никогда не было семьи, к которой я мог бы привыкнуть. Ни братьев, ни сестер, родители давно умерли, ни единого человека, которого можно назвать родственником, кроме кузины Пэт… да и то в те времена, когда существовала лишь одна кузина Пэт.

У меня и теперь не было времени, чтобы ощутить себя членом семьи. У меня вообще ни на что не оставалось времени. Хильда позаботилась об этом. Она прикатила за мной точно в срок и забрала меня на последний в тот день допрос, на сей раз на подлодке.

Разговор с «родственниками» продолжал занимать мои мысли, поэтому я рассеянно воспринимал происходящее на подлодке – вроде бы все нормально, Врарргерфуж обещает наладить принимающие системы связи через день-другой, – и только позже, беседуя с Хильдой, я поднял руку, чтобы почесать голову, и сказал:

– А, черт.

Хильда умолкла на середине фразы, когда настойчиво рекомендовала мне посильнее нажать на Берта и Доков относительно информации, и спросила:

– Что еще, Данно? – Потом она увидела сама. – О Господи! Где твоя гребаная фарадеева шаль?

– Думаю, – начал я извиняющимся тоном, – я забыл снова надеть ее, когда пообедал. Прошу прощения.

– Прощения!

– Ну, Хильда, я сделал это не нарочно. Слушай, если я действительно передавал кому-то информацию, я уже сделал это, верно? Так почему бы нам просто не забыть об этой проклятой шали?

Хильда некоторое время сверлила меня взглядом – я чувствовал это, – затем вздохнула и сказала:

– А, ладно. Может, ты и прав.