355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Фредерик Пол » Восход Черной Звезды. Эра осторожности » Текст книги (страница 6)
Восход Черной Звезды. Эра осторожности
  • Текст добавлен: 19 сентября 2016, 13:25

Текст книги "Восход Черной Звезды. Эра осторожности"


Автор книги: Фредерик Пол



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

7

Утром небо приятно голубело, ветерок с Залива был свеж – запаха бензина почти не было слышно, и даже густой поток автомашин на улицах Нового Орлеана уже не представлял для Кастора пугающей головоломки. Мелкинс Кастор быстро приспосабливался к жизни в большом городе, с каждым днем становился на порядок увереннее в своих силах и умениях. Даже по пути в кабинет Многолицего он ни разу не заблудился. Безошибочно определяя направление, он прошагал к нужному корпусу, поднялся на нужный этаж, отыскал нужную комнату. Утро было омрачено только одной небольшой неприятностью – Многолицего в кабинете не было. Его даже не ждали.

Так объяснила Кастору преданная секретарша профессору Когда Кастор вошел в приемную, она бесцельно тыкала в экран стержнем курсора. Выяснилось, что высший партийный работник Фунг Босьен не удосужился поставить ее в известность о встрече с Мелкинсом Кастором. Но секретарша удивления не выразила, и даже не извинилась. Похоже, подобное было в порядке вещей.

– С профессором такое бывает, Мелкинс. К профессору нужно приспособиться, – рассеянно пробормотала она, не отрывая глаз от экрана.

Вытянув шею, Кастор ухватил краем глаза кусочек изображения. Секретарша играла с компьютером в го. Сделав ход, она добавила:

– После очередного импланта профессор некоторое время приходит в себя.

– Разве ему сделали новую пересадку? Я не знал.

– О, да. Пять недель тому назад. Думаете, он всегда такой непредсказуемый? Разве я смогла бы у него работать? – Она покачала головой, с отвращением рассматривая ситуацию на экране. Наверное, предположил Кастор, компьютер ее обставил. Секретарша швырнула курсор на стол и поинтересовалась:

– Вы ели?

– Простите?

– Завтракали? Понимаете? – Она показала. – Кушать, жевать, глотать? Нет? Тащите стул поближе, сейчас закажем супу с рисом.

Честное слово, женщина очень дружелюбно с ним держалась! Она вызвала факультетскую столовую, заказала еду и, ожидая, пока доставят заказ, удобно устроилась в своем кресле, положив ноги на стол и оценивающе глядя на Кастора.

– Итак, юноша, вы хотели бы работать с профессором, как я понимаю?

Кастор кивнул.

– Но вы не уверены, сработаетесь ли вы с ним, сумеете ли приспособиться к его сумасшедшим выкрутасам, не так ли? Не тревожьтесь напрасно. Сейчас баланс его личности нарушен. Каждый раз, когда появляется новичок, они ссорятся… такая идет грызня, ужас! Но потом все возвращается на круги своя. – В приемную вошел служитель из факультетского клуба, и секретарша объяснила, куда поставить подносы.

– Ешьте! – велела она Кастору. – И можете задавать мне тем временем вопросы.

Кастор уже подцепил палочками немного риса, но рука его замерла на полпути ко рту. Он смотрел, как женщина ловко расправляется с рисом и супом, мысленно оформляя вопрос.

– Гм… мозг профессора содержит сознания нескольких личностей. Это что-то вроде шизофрении, расщепления сознания?

– Ни в коем случае. Расщепление сознания – или как выражаются коллеги профессора Фунга, «многостороннее расстройство целостности личности» – это из области психиатрии. Это травма, как правило, полученная в детстве, которая так или иначе вызывает уход от действительности. Но все голоса, все лица профессора – не иллюзия, они реальны.

Кастор зачерпнул горстку риса, глотнул супа.

– Но каким образом? – промямлил он.

– Как они уживаются в одной голове? Дайте-ка вспомнить… Много, много лет тому назад – еще даже существовала Америка, – психолог по имени Хилари Робертс опубликовал работу… и я приведу вам пример, который он использовал в этой работе, я задам вопрос. Что мы сейчас делаем?

– Ну… – Кастор прожевал рис и проглотил, и только после этого произнес достаточно внятно: – Разговариваем?

– Правильно. А теперь, юноша, объясните, откуда вы знаете, что мы разговариваем?

– Ну… – Кастор сглотнул, но уже не для того, чтобы улучшить дикцию, а чтобы собраться с мыслями. – Потому что я так подумал?

– Верно. Пока мы «разговариваем», вы, кроме того, «думаете», что мы разговариваем. А сейчас, наверное, «думаете» о том, что мы «думаем» о «разговоре». Это мышление второго уровня Робертс (и я в том числе) называет «метамышлением». Но, обратите внимание, Мелкинс, сейчас вы «думаете» о «метамышлении»! Какой следует отсюда вывод?

– Вот это да! Выходит что-то вроде «метаметамышления»?

– Именно! – Секретарша просияла, сплющив картонные чашки, в которых больше не оставалось ни супа, ни риса. Она точным броском отправила их в корзинку для бумаг. – Можно продолжать до бесконечности, понимаете, Мелкинс? До бесконечности.

– Здорово!

– Более чем! «Абсолютного», «предельного» мышления не существует! Мышление бесконечно. И с чего все начинается, что лежит на дне – даже этого не определить. Нет «истинного», «исходного» мышления, потому что бесконечность – это замкнутая петля.

Кастор почесал затылок, пытаясь как-то вписать всю эту метафизическую фата-моргану – как там его… «метамышление», – в привычную повседневную жизнь.

– Вы хотите сказать, что Многолицый – бесконечен? – предположил он.

– Нет, не бесконечен. Но замкнут, как петля. Не существует больше «настоящего» профессора Фунга. Все его части – настоящие.

Последовав примеру секретарши, Кастор смял свои картонные контейнеры и отправил их в корзинку. Он потянулся к оставшейся горстке риса, но секретарша его опередила.

– Откуда вы столько знаете? – спросил он.

Она посмотрела на него с неудовольствием.

– То есть, откуда такие познания у секретаря, так вас следует понимать? Даже секретарши – не совсем безмозглые создания, Мелкинс. Думаете, у нас простая работа? До того, как стать секретарем, я была ассистентом профессора Фунга. Потом он предложил мне стать женой. А потом у него появилась другая компания, внутри черепа, и жена оказалась ненужной… но я осталась с ним. Секретаршей. – Она скомкала последнюю картонную тарелку в шарик и отправила вслед за остальными. – Ну что же, Мелкинс, чем желаете развлечься, пока не появится профессор? Поработать с терминалом? Понаблюдать за космическими кораблями? Кажется, вы к ним неравнодушны?

– А вы нет?

Секретарша пожала плечами.

– Открытый космос не так любопытен для меня, как космос внутренний. Впрочем, да, события достойны внимания. Поговаривают о каких-то радиосигналах, до сих пор не расшифрованных.

– Радиосигналах! К тому же, загадочных! – Кастора потянуло к экрану, но секретарша снисходительно усмехнулась.

– Великая загадка! Но едва ли такая уж загадка. Скорее всего, алгоритмы кодировки были позабыты, вот и все.

К тому времени когда Кастор убедился в правоте секретарши, перевалило за полдень. О появлении профессора Фунга он догадался по голосам, которые донеслись из наружного кабинета. Многолицый опять «говорил на языках», по крайней мере, четыре его составляющие старались внести в диалог свою лепту. За профессором следовала группа граждан, как молодых так и преклонного возраста; некоторые из них явно принадлежали к числу высокопоставленных чиновников. Всех их объединяло одно, как заметил Кастор – все они стремились чего-то добиться от Многолицего. Оказывается, профессор был не только необыкновенным физиологическим препаратом. Он в самом Деле оказался влиятельным партийцем, в его власти, как понял Кастор, было либо пожаловать милостью, либо оставить ни с чем.

Процессия вошла в приемную, и Кастор встал в сторонку. Он с новым интересом разглядывал старого ученого, потому что, ожидая Многолицего, он воспользовался его же терминалом, чтобы познакомиться с физиологией коллективного мозга.

В определенном отношении мозг – самый чувствительный орган тела, но с другой точки зрения – самый выносливый, самый стойкий. Могучий щит, называемый анатомами «гемато-энцефалическим барьером», прикрывает его от проникших в кровеносную систему зловредных организмов и мятежных клеток. Рак мозга редко дает метастазы в туловище. Раковым опухолям редко удается проникнуть в мозг из других частей тела. С точки зрения иммунитета, мозг находится на особом положении, большая часть недугов ему не страшна. И охотнее, чем любой другой орган, мозг принимает пересаженные ткани.

Все-таки удивительно, что удалось втиснуть в желтовато-коричневую арбузину многолицевой головы одиннадцать разных сознаний! Как выяснил Кастор, все «квартиранты» сохраняли целостность личности, поэтому, в зависимости от предмета разговора, слово брал то один, то другой. Или в зависимости от договоренности, к которой им удавалось между собой прийти. Или в зависимости от того, кто громче орал.

Когда профессор разобрался со всеми просителями и прихлебателями и отослал их прочь, он сел за рабочий стол и некоторое время молча изучал Кастора. Кастор приготовился услышать бессвязный хор голосов, перебивающих друг дружку. Вопреки ожиданиям, Многолицый заговорил как обычный человек – очевидно, это и был его собственный голос.

– Итак, Мелкинс Кастор, – сказал он, – вы согласны у меня работать?

– Мальчиком на побегушках? Прислугой? Прибирать в доме, готовить? Не знаю, справлюсь ли я. Не располагаю соответствующими навыками, хотя, как и все в деревне, подростком я дежурил в столовой, помогал…

Губы Многолицего шевельнулись, он заговорил, на этот раз с иным акцентом:

– То есть, он согласен. Пошли отсюда.

– Когда закончим с делами, – строго сказал сам себе Многолицый, – тогда и пойдем. Мелкинс Кастор! Хотите поступить в университет?

– Еще бы!

– То есть, согласен, – недовольным тоном сказал второй голос, и Многолицый опять себя перебил:

– Вы уже выбрали направление? Какие курсы вы хотели бы пройти?

– Гм, не совсем, – признался Кастор. – Семестр давно начался, несколько недель… не знаю, на какие мне еще позволят записаться…

Многолицый изобразил удивление сразу всеми составляющими.

– Позволят записаться? – произнес он, как будто не совсем понимая, о чем идет речь, словно хотел убедиться, что фраза имеет смысл в данном контексте. – Не сомневайтесь, вас примут! – Он показал на экран терминала. – Вызовите список предметов, входящих в учебную программу, – приказал он. – Выбирайте все, что вам нравится, я ставлю «добро» на ваше заявление – и больше никаких дискуссий, мой мальчик! Действуйте! А потом отправляйтесь домой и приготовьте обед! Давненько я дома не обедал! Неплохо бы что-нибудь особенное отведать… так… жареную рыбу – НЕТ, ТОЛЬКО НЕ РЫБУ, В МОРЕ ПОЛНО НЕФТИ – бифштекс, если можно – нет, я хочу креветок – НЕФТЬ, НЕФТЬ! – Проклятье! – рявкнул Многолицый, потеряв терпение, перекрывая шум, который подняли его одночерепники, – приготовь что-нибудь, что угодно! Что умеешь! Но готовь как следует и подавай горячим! Вперед, не теряй времени!

И Кастор взялся составлять меню гурмана из всех практических и факультативных курсов, о которых дома, в Деревне, с ее слабенькими обучающими машинами, мог только грезить. С наслаждением вгрызался он в разнообразнейшие предметы – астрогация, солнечная баллистика, космическая медицина, – и повсюду его встречали с распростертыми объятиями: преподаватели, как один, старались уделить ему особое внимание, чтобы Кастор побыстрее догнал группу. Кастор только поеживался от благоговейного ужаса – ведь до сих пор такое понятие, как «высший партийный работник» казалось ему чистой абстракцией, чем-то безотносительным к его собственной жизни. Никогда еще не наблюдал он магическую мощь высокопоставленного лица (а в данном случае, наверное, несколько лиц) в действии.

Многолицый в самом деле высоко стоял и пользовался немалым влиянием. Даже в Отчизне, если ему приходило в голову посетить древние города, Пекин и Гуанчжоу, он был заметной фигурой. А среди китайцев Северной Америки, где понятие «Отчизна» было достаточно идеальным, Многолицый, по меньшей мере, был первым среди равных.

После первого же учебного дня Кастор понял, что радости познания стоят любой, самой дорогой цены. После первого же дня в доме Многолицего, испытав свои силы в роли прислуги, Кастор решил, что цена, пожалуй, несколько завышена. Во-первых, он не предполагал, что ночевать придется в доме профессора. Само по себе – не такое уж плохое условие. Ему выделили просторную, удобную, можно сказать, роскошную, комнату. Ему не хватало Цзунг Делилы. Кастор быстро привык делить ложе с этой женщиной, тонко разбиравшейся в искусстве любви, и его покоробило, когда он обнаружил, что, даже без его ведома, привычный порядок нарушен, и что удивительно (как намекнула ему секретарша) по инициативе самой Делилы. Очевидно, решил Кастор, Делила проявляет тактичность, дает ему возможность завести среди студенток подружку помоложе. Неважно. С этим он разберется, когда наступит срок, то есть, когда немножко отдохнет от чрезмерных постельных упражнений.

Оставалась проблема самого Многолицего, вернее, самих.

Нельзя сказать, что среди одиннадцати личностей, составлявших коллективное сознание профессора, попались особо задиристые или неуживчивые особы; нет, с каждой из них можно было найти общий язык, в той или иной степени. Проблема заключалась в том, что их было одиннадцать. И у каждой – собственный набор привычек, вкусов, интересов и так далее. «Председателем» обычно выступал профессор Фунг. Брал слово «от имени и по поручению» комитета. Но только в случае, если вопрос серьезно не затрагивал чьих-то интересов. Секретарша профессора не ошибалась: «настоящего» Многолицего больше не было. Когда одной из составляющих его личностей нужно было поговорить с Кастором (другими словами, один из подотделов комитета желал обсудить интересующий его вопрос) прочие давали ей свободу слова. Иногда – на несколько минут подряд.

– Бывает нелегко, это правда, – объяснила Кастору Алисия Поттер в один из таких моментов. – Но мы находим общий язык. Просто другого выхода нет. Хсанг постоянно ноет, что мы не играем в гольф. А больше всего неприятностей от Шума. – НЕПРАВДА! – Ох, помолчи хоть немного, Шум! Я не критикую, я имею в виду, что у тебя завышенные сексуальные потребности. И мы ничем не можем помочь, ни Хсангу, ни Шуму. Особенно Шуму… не говоря о том уже, что при одной мысли о близости с женщиной… – Губы Многолицего угрожающе скривились, очевидно, Шум готовился дать отпор, поэтому Алисия поспешила сменить тему. – В общем, мы стараемся поддерживать друг друга, чтобы никто не вешал носа, чтобы в голове у нас были покой и согласие. Кстати, ты скоро увидишь мою дочь?

Кастор кашлянул и ответил уклончиво:

– Пока что я крайне занят в университете.

Он старался не упоминать о разводе. И если предполагаемая мать Марии позабыла о туманной фразе, несколько дней назад сказанной Кастором, то это уж вовсе не его дело. Напоминать ей об этом он не собирается. Кастор решил, что неплохо бы сменить тему, как раз наступил подходящий момент.

– Кстати, насчет обеда, – сказал он. – Кажется, мы все сошлись на том, что я готовлю курицу, правильно? С рисом.

– ПРАВИЛЬНО, РИС И ЛУК… нет, только рис, без лук а… – Какой рис? Хочу плов!.. – Пожалуй, – рассудительно подвела итог Алисия, – ты приготовь что-нибудь, милый Кастор, что тебе нравится. А мы в любом случае съедим.

Кастор жил, словно во сне. Учеба в университете! И он не обязан возвращаться в деревню, прозябать на рисовых плантациях, черт бы их подрал! Новая искусная любовница – правда, ему временно приходится без нее обходиться, но очень скоро, не может быть сомнений, они восстановят отношения. Он даже иногда (не очень часто) вспоминал Марию и немножко грустил о ней. (С другой стороны, она сама виновата, что ушла. Нет нужды укорять себя; и поэтому Кастор имел полное право наслаждаться жизнью).

Самое большое наслаждение – изучать науки, связанные с космосом, но уже не в качестве упрямого крестьянского паренька у примитивного учебного терминала в глухой деревушке, а будучи полноправным и даже привилегированным членом академического сообщества.

Новости сыпались одна за другой. Учебная группа курса астрогации гудела как встревоженный улей. Началось с того, что по решению Партии забытая, потерявшая связность космическая программа вдруг стала набирать обороты, обрела второе дыхание. Наставник, который пребывал по данному поводу не в меньшем восторге, чем Кастор, сообщил группе о новой партийной инициативе. Он продемонстрировал изображения десятка ракет, некоторые из них были даже построены в течение последних лет; но программа до сих пор не имела реального веса, за ее спиной не стояли влиятельные силы, поддерживающие ее. И вдруг ситуация изменилась. «Что послужило причиной?» – поинтересовались студенты, инструктор ответствовал с непроницаемым выражением:

– Коллективный разум Партии мудр. Временами необходимо отступить и собраться с силами, временами – стремительно двигаться вперед.

Итак, наступило время двигаться вперед.

Кастор отважился на рискованный вопрос:

– Связано ли ускорение программы с недавно появившимся неизвестным космическим кораблем?

Наставник, прежде чем ответить, немного подумал, обвел глазами аудиторию, – не придет ли кто-нибудь на выручку, – потом осмелился выдавить:

– Не исключено.

– Удалось ли расшифровать сигналы, передаваемые с корабля?

Наставник решил, что с него хватит, и обрушился на Кастора:

– Мелкинс! Если бы сигналы были расшифрованы, разве руководители партии скрыли бы от нас их содержание? Как вы считаете? Следите за своими словами и мыслями, Мелкинс!

С другой стороны, он не стал категорически отрицать, что сигналы не были расшифрованы. И не стал уверять, будто бы корабль, о котором шла речь – всего лишь пустая скорлупа, останки одного из русских или американских аппаратов.

В тот же вечер, уединившись в своей комнате, Кастор подключился к личному терминалу Многолицего и перетряс файлы в поисках дальнейших сведений о новом космическом корабле. Новых сведений не поступало, поиски оказались бесплодными. Сомнений не оставалось – информация засекречена. И Кастору, чтобы проникнуть в секрет, лазейки не оставили. В этом тоже не было сомнений.

Возня с монитором ему надоела, он зевнул и выключил экран, но тот внезапно сам вспыхнул вновь, замигал, давая Кастору понять: кто-то его вызывает. Включив прием, Кастор обнаружил, что вызывала его секретарша Многолицего. Холодно взглянув на Кастора, она сказала не допускающим возражений тоном:

– Вам приказано явиться на квартиру инспектора Цзунг. Вас ждет задание.

Кастор понимал, что поступает не слишком благопристойно, но не сдержался. Он хмыкнул и сказал сквозь смех:

– Задание? Знаем мы эти задания!

Но секретарша смотрела на него с таким видом, словно вдруг потеряла чувство юмора.

– Очень вам советую, – сказала она сухо, – серьезно отнестись к приказу инспектора народной полиции.

– Я так и сделаю, – пообещал Кастор, сдержав улыбку.

Затем, немного обдумав ситуацию, он нашел несколько странным тот факт, что инспектор народной полиции именно таким способом передала ему приказ. Поразмышляв над этой загадкой, Кастор ни к чему не пришел и немного разозлился. Он выждал некоторое время, чтобы наверняка застать Делилу дома. Потом, когда Многолицый крепко уснул, Кастор выскользнул из дома без лишнего шума, поймал такси и через десять минут стоял перед зданием, где находилась квартира Цзунг Делилы. Войдя в кабинку лифта, он усмехнулся. Как он и рассчитывал, ночью машин немного, поэтому дорога обратно займет еще минут десять, в общей сложности, двадцать. Час в постели, нет, лучше возьмем с запасом – полтора. Получается… Совсем неплохо! Он успеет вернуться в свою комнату и еще добрых часов пять останется на сон. Утром нужно отварить рис к завтраку…

Он постучал в дверь и обнаружил, что жестоко ошибся в расчетах. Задание ему предстояло совершенно иного характера. И вообще, дверь ему открыл, точнее, приоткрыл, незнакомый высокий юноша-китаец. Китаец подозрительно и неприязненно смерил Кастора взглядом. Лет ему было приблизительно столько же, что и Кастору.

– Вы – Мелкинс Кастор, крестьянин коллективной фермы «Небесное Зернышко»? – отрывисто спросил он.

Кастор на вопрос не ответил, чтобы не доставлять нахалу удовольствия.

– А вы кто такой? – язвительно поинтересовался он.

– Сын вашей любовницы, – объяснил юноша. – Мне велено передать вам приказ. В урне, которую вы видите возле двери, находится прах убийцы Фенга. Прах надлежит вернуть в его родной коллектив. Согласно приказу моей матери, вы сделаете это завтра утром.

8

Автобус остановился, и Кастор с видом покорителя неведомых стран сошел на пыльную площадь деревни, где родился и провел всю жизнь. Покоритель Нового Орлеана приготовил снисходительную улыбку и столь же снисходительное, хотя и вполне теплое, дружеское рукопожатие для своих старых соседей, но родной коллектив, похоже, ни сном ни духом не ведал о возвращении великого завоевателя. Встречающих почему-то поблизости не наблюдалось.

По крайней мере, взрослых. В поле зрения Кастора оказался лишь один член коммуны – пятилетний Мелкинс Бенджи, сынок двоюродного брата Кастора, Пендрейка. Мальчуган стоял в дверном проеме деревенской школы и сосал большой палец. Должно быть, его опять выставили из класса, опять намочил штаны прямо на уроке.

Времени на поиск зрителей у Кастора не оставалось.

– Гражданин! – напомнил о себе водитель. – Забирайте вашу сумку! У меня расписание!

Впрочем, тщеславию Кастора был нанесен невеликий ущерб, так, пустяковая царапинка. Пожав плечами, Кастор подхватил ящичек с погребальной урной, в другую руку – рюкзак, и зашагал прямиком к конторе помощника управительницы. Там его и поджидала делегация встречающих: Толстая Рода. Запас жалоб и упреков у нее оказался, как всегда, весьма солидным, даже более солидным, чем обычно. Начала она с того, что заявила:

– Твой автобус опоздал!

Что ж, по крайней мере, как выяснилось, Толстой Роде все это время недоставало Кастора. Вернее, не его лично, а его рабочих рук. Толстая Рода крайне горевала по поводу того, что ее бригада оказалась в меньшинстве. Она как следует выругала Кастора за то, что последний недельный план бригада выполнила всего на 83 процента, затем взглянула на свой настольный экранчик и защелкала клавишами, проверяя, что имеется в наличии из жилья.

– Морока с тобой, Кастор, – ворчала она, рассматривая появившуюся на экране диаграмму. – Полагаю, тебе нужен ночлег? И ужинать ты тоже не откажешься? Но планируя рацион, мы тебя не учитывали. Теперь всем придется страдать по твоей милости.

Конечно, Толстая Рода несла полнейшую чушь. Ужин на три сотни человек готовят каждый вечер, и одна лишняя порция не ущемит ничьих желудков. Наоборот, меньше объедков соскребут в контейнеры, чтобы завтра отправить на корм тилапиям. Поэтому Кастор счел ниже своего достоинства отвечать на подобную ерунду, и на следующую фразу – тоже. Толстая Рода предложила ему лечь спать в одну постель с кем-нибудь из детей.

– Твою квартиру, – твою бывшую квартиру, – уточнила она с наслаждением, – сейчас ремонтируют. Туда въедет другой жилец.

– Разумеется, – сказал Кастор. Он усмехнулся про себя. Врет и не краснеет! Чтобы Толстая Рода раскошелилась на банку краски за счет бригады? Она скорее покончит с собой.

– Не нужна мне ваша еда, – сказал он язвительно, – и постель ваша обмоченная мне тоже не нужна. Сама на ней спи. Мне нужен только электроцикл. Я отправляюсь в «Жемчужную Реку», там и заночую.

Толстая Рода посмотрела на него с обидой.

– Напрасно ты грубишь, Кастор. Ну… ладно, по-моему, в гараже оставался еще один «цикл».

По крайней мере, нашелся один человек, который был рад увидеть Кастора и поболтать с ним, рассказать деревенские новости. Нет, о Марии ничего не слышно, сказал Мелкинсу Джим, ни слуху ни духу. Перерывы в электроснабжении? Да, свет по-прежнему отключают. Что-то такое с радиотелескопом, верно? Электроцикл? Конечно, Кастор, бери любой, только… понимаешь, Кастор, извинился Джим, ты ведь теперь не в списках, так что придется заплатить за прокат, по обычной для туристов цене…

Кастор вовсе не ожидал, что прореха, оставленная его отъездом, так быстро и безболезненно затянется.

Он добрался до «Жемчужной Реки» в сумерках. Мычали коровы, блеяли овцы, фыркали и хрюкали свиньи. Ферма скотоводов атаковала уши Кастора – и обоняние тоже. Так как он предварительно позвонил и сообщил о своем приезде, на этот раз его встречали.

Поджидала его девушка, невысокая, темноволосая, худенькая. Одета в блузу и шорты, но к моде она явно относилась с презрением. Блуза была из грубого полотна цвета хаки, и вся заляпана… Кастор решил, что это, должно быть, помои, которыми кормят свиней. Шорты были не лучше, чем блуза. Когда девушка вышла на свет, чтобы поздороваться, Кастор увидел ее лицо и понял вдруг, что уже видел его раньше.

Это самое лицо он видел на голографических снимках, которые ему предъявляли в суде, на дознании. Точно такое же лицо, точно такая же голова, – только в более изящной версии – как та, на рисовом поле, из-за которой и начались все передряги. И неожиданные успехи.

– Фенг Миранда, – представилась девушка без улыбки, и даже довольно неприветливо. – Спасибо, что привезли дедушкин прах. Нет, нет, не сейчас, не передавайте мне урну. Организовано собрание в память дедушки, люди уже ждут. Пойдемте.

Пока они шагали вдоль освещенных мостков к общественному центру коммуны, Кастор выяснил, что Фенг Миранда не зря так похожа на убитого юношу. Она была его сестрой. Сестрой-близняшкой, и общими у них оказались не только гены.

– Он умер, как герой, – сообщила она деловито. – Кто, дедушка? Нет! Мой брат! Он был предан борьбе за освобождение Америки от ига завоевателей. Так же, как и я. Он погиб, как мученик во имя свободы!

Вот это да! Кастор отступил на полшага в сторону, позволил Миранде первой войти в клуб.

Оказывается, Миранда не зря отказалась принять урну с прахом дедушки. Оказывается, урну Кастор должен был передать в ходе задуманной и подготовленной церемонии, в сопровождении соответствующих случаю выступлений собравшихся на похороны. Почему бы и нет? Довольно любопытно посмотреть, как эти свинопасы устраивают похороны; Делила, наверное, посмеется от души над его рассказом. Но церемония неожиданно удивила Кастора, неприятно удивила. Он ожидал другого. Оказывается, похороны представляли собой спектакль одного актера. То есть, актрисы. И все, что она сказала в зале, было куда хуже того, что услышал от нее Кастор по дороге к клубу. Встав перед собранием сорока или пятидесяти членов коммуны, в основном преклонного возраста, она приняла из рук Кастора урну, предварительно извлеченную из ящичка. С урной она обращалась крайне небрежно. Бросив взгляд на именную пластинку, она убедилась, что надгробная речь, предназначенная дедушке, достанется именно ему, а не какому-то самозванцу, она поставила его прах на стол, обычный кухонный стол, заметил Кастор, хотя кто-то удосужился накрыть его красной тканью, свисавшей до пола по обе стороны. Она рассеянно поцеловала Урну, словно отерла губы о подвернувшийся предмет, потому что руки вдруг оказались заняты, и обратилась к собравшимся:

– Фенг Хсуму, мой дед, убил моего брата. Фенг Хсуму был хорошим отцом для моего отца, и я за это ему благодарна. Но он стал убийцей моего брата – и убил его лишь за то, что брат жаждал освободить Америку, боролся за то, чтобы китайцы убирались домой.

Кастор, слегка шокированный, потихоньку слез с помоста. Ему было жаль девушку. Она запуталась в иллюзиях, она потеряла связь с миром действительности. Хотя китайцы и сохраняли структуры, ставшие привычными со времен старой Народной Республики, в первую очередь они являлись просто-напросто китайцами, и отсутствие «свобод» в Америке их менее всего волновало. Китайцы-хань узурпаторами себя не считали. Они не завоевывали Америку (или Восточную Сибирь, или Японию, Австралию, Индонезию, и прочие страны, где доминировали китайцы). Китай – он же «Отчизна», «Дом» – был древним имперским Китаем, включавшим большую часть Индокитая, часть Кореи и Сибири; в их понимании эти территории были частью Китая и даже спорить было не о чем. Остальные территории, пусть даже под их контролем, оставались чужими, иностранными.

Девушка продолжала свою речь, а Кастор тем временем оглядел зал. Странно, но никто, похоже, не возмутился. И никто девушку не поддержал; даже у молодых фермеров лица казались равнодушно-спокойными, как у коров, которых на ферме разводили.

Миранда ударилась в древнюю историю. Большей частью она говорила о верных фактах. После ядерной войны уцелело около двухсот миллионов китайцев, и примерно столько же индусов. Послевоенный мир достался им в наследство. Просто не осталось на планете достаточно многочисленной нации, чтобы им противостоять. И они разделили мир между собой: Западная Европа и Ближний Восток отошли к Индии, остальное – по преимуществу к Китаю. Они не встретили особого сопротивления. Никто и не пытался сопротивляться. Бывшие центры мировой политической и военной мощи не располагали ни военными, ни людскими ресурсами.

Но Миранда не в состоянии уяснить себе простую вещь, решил Кастор. Китайцы – не завоеватели. Ханьский Китай никогда ничего за пределами себя не стремился завоевать. Ханьский Китай ни малейшего желания не испытывал принять в себя другие народы. Ханьский Китай не против того, чтобы владеть всем, что того стоит, но люди, живущие на опустошенных землях, не должны становиться китайцами. И китайцы, которые родились и выросли за пределами Отчизны, определенно не считали себя местными жителями.

Исключая сумасбродов, вроде Фенг Миранды.

От сумасбродов разумнее держаться подальше, поэтому Кастор, не привлекая к своей особе лишнего внимания, шажок за шажком, принялся отодвигаться в дальнюю часть зала, где такой же невозмутимо-равнодушный, как все остальные, стоял управитель коллектива.

– Сэр… – прошептал Кастор. – Он хотел выяснить, не кажется ли управителю выступление Миранды несколько странным, но встретившись с ним глазами, Кастор передумал и задал другой вопрос:

– Сэр, вы не приготовили для меня ночлег?

Управитель ответил, даже глазом не моргнув:

– Разумеется, Мелкинс Кастор. По-моему, женщина-инспектор хочет разделить свое ложе с вами.

Он кивнул в сторону… и там, с краю, в последнем ряду, совершенно незаметная, если не считать привычной насмешливой улыбки, сидела Цзунг Делила.

Кастор не стал спрашивать, как она очутилась на ферме и зачем. Она ничего не стала объяснять, только взяла за руку и уверенно повела к дому для гостей. Кастор уже подозревал, зачем она здесь. Он подозревал, что народная полиция держит вот такие осиные гнезда, как эта ферма, под неусыпным наблюдением – что логично, – и что Делила не случайно оказалась здесь, и не случайно Кастору приказано было доставить прах старика Фенга. Наверное, она не хотела делить с Кастором постель, пока сын ее был дома. (Конечно, Кастор слишком много о себе думал, но, по крайней мере, насчет сына он не ошибся.)


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю