Текст книги "Восход Черной Звезды. Эра осторожности"

Автор книги: Фредерик Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

4

Цзунг Делила вовсе не имела в виду свою квартиру, когда сказала «обедаем у меня». «Моя городская квартира? О, нет! Она немногим лучше твоей жалкой перевалочной ночлежки!» Она имела в виду апартаменты, которые держала за городом, у воды, вниз по устью Миссисипи. Даже в скоростном спортивном автомобильчике Делилы дорога заняла больше часа, и сумерки успели перейти в ночь.

Кастор, сидевший рядом с Делилой в двухместной кабинке автомашины, испытывал противоречивые чувства. Он то весь светился от удовольствия, то сжимал зубы от зависти. Как ловко поворачивают руль затянутые в перчатки руки Делилы и как грациозно и небрежно управляется она с фарами, нажимает на клаксон, включает и выключает радио; с каким проворством маленькая юркая машина ныряет в просветы в бесконечном потоке грузовиков и такси! Зависть была не менее острой, чем удовольствие от поездки. Кастору еще ни разу в жизни не приходилось управлять чем-нибудь поинтересней, чем фермерский грузовичок. Эх, если бы у него была такая же машина, собственная! А под слоем зависти и удовольствия притаилось другое чувство, смутное, какая-то смесь опасений и ожидания: какие планы строит Делила на сегодняшнюю ночь? Неужели она имеет какие-то виды на него, на Кастора?

Покинув оживленные городские магистрали, вырвавшись на свободу шоссе, Делила немного расслабилась, порылась в кармане и протянула Кастору маленькую лакированную курительную трубку.

– В сумке у меня кисет. Набей трубку, – приказала она, не отрывая взгляда от дороги, словно была уверена, что Кастор беспрекословно подчинится. Он набил трубку и хотел передать ей, но Делила его упрекнула:

– Ах, Книжник, ты растяпа! Какой толк от трубки без огня? Зажигалка на приборной доске, видишь?

Кастор наконец сообразил, как пользоваться зажигалкой, и раскурил трубку, втянул щедрую порцию дыма. И напрасно. Он закашлялся, согнулся вдвое и едва не уронил трубку. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что Делила смеется. Кастор передал ей трубку. Чем же он ее набил? Не табаком, разумеется; но если это марихуана, то на несколько порядков «круче», чем их деревенская, доморощенная.

Тем не менее, даже от одной затяжки Кастору стало хорошо. Расслабившись, он задал вопрос, который уже некоторое время крутился у него в голове:

– Что же будет со стариком?

– С убийцей? Народный суд вынесет приговор, старик, не сомневаюсь, получит несколько лет перевоспитательных работ, – уверенно сказала Цзунг Делила, но потом добавила: – Хотя на месте судьи я бы приговор отсрочила.

– Из-за его возраста?

– Нет. Потому что старик ничего плохого не совершил, намерения у него были достойные. Я им почти что восхищаюсь, Книжник. Людям его деревни грозила опасность, и он пытался их спасти. Он не хотел убивать Фенга. Поэтому испугался, ударился в панику, допустил оплошность. Жаль, что ты на голову наткнулся – старику все сошло бы с рук.

Она глубоко затянулась дымом, молча передала трубочку Кастору. Потом неожиданно взорвалась:

– У, янки! Все вы нас ненавидите, только виду не подаете!

– Ненавидеть завоевателей – нормальная вещь, – храбро сказал Кастор, втягивая дым.

– Какие же мы завоеватели? Мы пришли, чтобы помочь. Вы и русские едва не прикончили друг друга, а заодно – и почти всех людей в мире! Мы привезли врачей и учителей! Мы помогли вам возродить выжженную войной страну, отстроить заново города, создать фермы. – Кастор молчал, и она, на секунду оторвав взгляд от дороги, взглянула на него. – Разве ты этого не знал? Ты не знал, что если бы не мы, все вы, янки, пошли бы прахом? Мы поступили правильно, справедливость на нашей стороне.

Трубочка догорела. Кастор повертел ее в пальцах, размышляя. В том, что говорила эта женщина, было много правды, но вот только…

– Да, на вашей. Если забыть, что вы по-прежнему здесь. Вы не вернулись домой, – сказал Кастор.

…Вслед за солнцем луна опускалась за горизонт. Автомобиль Делилы въехал на площадку, выходившую на берег Мексиканского залива. Кастор выбрался из машины и стоял, оглядываясь по сторонам, пока инспектор народной полиции что-то искала в багажнике. Маленький поселок состоял всего из четырех-пяти домов. Домики выстроились на утесе, что было необычно. В районе устья утесы не встречались. Берега здесь состояли исключительно из речного ила, принесенного из Миссисипи, а ил холмами не скапливается. Кастор не сразу сообразил, что дом инспектора Цзунг выстроен на руинах, скорее всего, какого-нибудь погибшего городка. В воздухе отчетливо пахло бензином, и Кастор понял, что, несмотря на шутливые обещания инспекторши, подводных прогулок не будет. На старых нефтяных платформах в сотне километров вниз по Заливу изношенное оборудование опять дало течь. Купаться в нефти – дело малоприятное.

Несмотря на бензиновый аромат, местечко оказалось в самом деле живописным. Небо усеяли звезды, свет лунного серпа совершенно не мешал.

– Вот Юпитер, – вдруг сказал Кастор. – А во-он там – Вега и Альтаир… слушайте, здесь отличное место для телескопа!

Цзунг Делила как-то странно на него взглянула и в ответ сказала лишь:

– Эй, хватай наш ужин и тащи в дом, вверх по тропинке. Я захвачу сумку.

Если гостиница для командировочных показалась Кастору превосходной, то загородный домик Делилы привел его в состояние благоговейного восторга. Он даже оробел от неожиданности. Отдельная кухня! Камин! Спальня, где не было ни рабочего, ни обеденного стола – только та мебель, которой место в спальне, и кровать, конечно. Да какая! На такой кровати можно спать вшестером!

Еще в домике был, разумеется, бар, и первым делом инспектор Цзунг приготовила Кастору коктейль. Кастора она оставила сидеть в мягчайшем обволакивающем кресле и смотреть на панораму ночного Залива, а сама, вместе со своим бокалом, удалилась в кухню, где поместила ужин в автоматический разогреватель, а потом скрылась в спальне, откуда выпорхнула босиком и в черной шелковой пижаме. Интересно, уже не в первый раз подумал Кастор, сколько же ей лет? Во время допроса на рисовом поле, затянутая в мундир, она казалась ему довольно старой, может быть, даже сорокалетней женщиной – и даже старше. Во время завтрака сегодня утром, в перерыве между заседаниями, она казалась ему привлекательной женщиной не старше тридцати. Сейчас же, свернувшись клубочком на ковре у камина (бестолковая растрата топлива – ведь воздух теплый! С другой стороны, огонь создает настроение и успокаивает.), она казалась ровесницей Кастора. Она даже смотрелась моложе его бывшей жены, Марии, которая была всегда склонна к тому, чтобы казаться более взрослой, чем на самом деле… Мария! Впервые за весь день Кастор вспомнил о ней!

– Что случилось, Книжник? – поинтересовалась Цзунг Делила. – Тебя против шерсти погладили?

Он ничего не ответил, только головой покачал. Ему не хотелось сейчас вспоминать о Марии, еще меньше – говорить о ней с этой женщиной. Поразмышлять имело смысл о другом – зачем Цзунг Делила привезла его сюда? Что ей нужно? Его тело? О, да, очень может быть, и даже любопытно было бы попробовать с ней… Но Кастора не оставляло ощущение, что дело не только в чувственных удовольствиях. У инспекторши на уме что-то еще. Но что? Он не в состоянии был вообразить, что могло понадобиться инспектору народной полиции от простого крестьянского парня. И размышлять на подобные темы было нелегко – в такой роскошной обстановке, бок о бок с пахнущей сладкими ароматами женщиной, и когда в крови циркулирует доза алкоголя и каннабис, что дает о себе знать. Он молчал, и женщина истолковала его молчание неправильно.

– Наверное, – сказала она, – ты никак успокоиться не можешь после того, что я сказала там, в машине. Знаешь, я тоже все время об этом думаю. Известно ли тебе, что такое древний старый Китай? Нашу страну завоевывали и покоряли раз за разом, в течение тысячелетий. Сначала мы бежали от западных кочевников, потом пришли американцы и британцы, а за ними – Япония. И все они не спешили уходить. Но в наших парках, Книжник, ты не найдешь табличек «Собаки и янки не допускаются!» – Она поднялась с ковра. – Наверное, ужин готов. Не поможешь ли накрыть стол?

…Кастор никогда раньше не ужинал при свечах, не считая тех вечеров, когда в деревне отключали электричество. Ужин был восхитительный, наполовину американский, наполовину китайский. Тушеная свинина, бобы, салат. И вино. Они сидели лицом к ночной глади Залива, и глаза Кастора, привыкшие к полумраку комнаты, начали различать бледное мерцание у горизонта. Он знал, что это такое. Утечку нефти брали под контроль дня за два, но из старых скважин во все щели сочился природный газ, и после того, как газ довольно долго скапливался, рано или поздно по какой-нибудь случайности происходило возгорание, и море полыхало огнем несколько недель. Чайки тоже ужинали при свечах, кормились под покровом темноты, потому что рыба, мертвая или оглушенная, задушенная углеводородами, у самой поверхности воды была совершенно беспомощна. Кастор видел, как чайки ныряют вниз, потом взмывают в небо, их темные силуэты мелькали на фоне далекого зарева.

– По-твоему, в этих пожарах тоже мы виноваты? – спросила его инспектор полиции, и Кастор отрицательно покачал головой.

– Я ни в чем вас не обвиняю, – сказал он, и это была правда. Почти. Он не винил китайцев за то, что случилось с Заливом. Каждому известно: пара водородных боеголовок уничтожила топливные запасы Америки, гидравлический молот ударной волны искорежил трубы и опоры старых буровых вышек. Самые опасные из них были почти немедленно законсервированы, и китайцы продолжали бороться с бесчисленным множеством прочих уцелевших скважин. Но, быть может, китайцы, с точки зрения Кастора, были виноваты в другом, – например, в том, что от него убежала жена.

Цзунг Делила не стала углублять эту тему. Она постучала по звонкому бокалу длинным ногтем, давая Кастору понять, что пора бокалы наполнить, и начала рассказывать ему историю своей жизни. Довольно любопытную историю. Она родилась в Сан-Франциско, выросла в смешанном окружении ханьцев и янки, преимущественно процветающих деловых людей и высококлассных профессионалов. Отец, специалист по экономике торговли, отослал ее в подготовительную школу в Гуанчжоу; потом два года государственной службы, в военной полиции – сначала в Африке, потом в таких романтических местах, как Лондон, Марсель, Цюрих. Она работала в ханьских посольствах на территории этих стран, по сути, протекторатов Индии. И снова за учебу, в пекинский колледж. «Работа в военной полиции была интересная, – сказала она, пока вместе с Кастором убирала со стола, – поэтому поступила на криминологию и судебное производство… И вот теперь я здесь!»

Кастор отступил на шаг, наблюдая, как она вкладывает посуду в моечную машину – еще одно чудо!

– И вы не были замужем? – спросил он.

Она бросила на него насмешливый взгляд.

– Кто сказал, что я не была замужем? Неужели ты думаешь, что, кроме тебя, Книжник, никто никогда не разводился? Я вышла замуж за моего преподавателя, профессора колледжа, но он, выйдя на пенсию, решил провести остаток жизни дома, в Отчизне. И мы развелись. – Она привела в действие моечную машину, удовлетворенно окинула ее взглядом и повела Кастора обратно в гостиную. – А теперь выпьем и послушаем тебя. Ты довольно любопытный молодой человек, автодидакт. Ты прошел трехлетний курс физики. И физической химии, и математики – тоже трехлетние, и даже обзорный курс матричной механики – его ты, правда, не завершил. Я не упоминаю уже об астрономии, астронавигации, космических исследованиях, космической медицине, планетологии и орбитальной баллистике. – Не умолкая, она усадила Кастора на мягкий глубокий диван, обновила напитки в бокалах. Приняв свой бокал, Кастор сказал:

– Вы пропустили парочку предметов. Китайский, английская литература, история…

– Я о них не упомянула нарочно: это обязательные курсы, их проходят, чтобы получить диплом, а ты, кстати, на диплом не претендовал. Почему?

– Я просто хотел учиться, – сердито буркнул Кастор.

– Нет, не просто, – поправила она. – Ты выбирал направление не просто так. Космические исследования. Вся твоя учеба к одному сводится – космос. Так ведь, Книжник? Ты тоскуешь по прежним дням, когда в космосе царили вы и русские?

– Я хочу попасть туда, – пробормотал Кастор, которому «трава» и вино развязали язык. – Мой пра-пра-пра-прадедушка…

– Вот как? И чем же отличился твой почтенный предок?

– Да, он был почтенным человеком, черт подери! Он был астронавтом!

– Астронавтом… – И на этот раз удивление в ее голосе было искренним.

– Бабушка мне рассказывала. В общем, он погиб. Во время войны, наверное. Но в космической программе работал, я точно знаю.

Она медленно кивала.

– Желание повторить достойные подвиги предков – благородное желание. Здесь нет ничего постыдного, – сказала она, и тон ее был почти сочувствующим. Кастор пожал плечами. – Итак, ты поставил перед собой подобную цель, Книжник? Признайся!

– Разве у меня есть хотя бы один шанс? – раздраженно спросил он.

Она помолчала, подумала.

– Шансов очень мало, согласна. Западные страны со всеми их войнами дорого обошлись нам. От космической программы остались рожки да ножки.

– Но кое-что осталось. Вот только янки в программу не берут.

– Да, не берут, скорее всего, – призналась она с таким видом, будто разговор ей наскучил. С минуту она смотрела на огонь в камине. Потом повернулась лицом к Кастору. Сейчас в ней не было ни полицейской суровости, ни желания зрелой женщины увлечь понравившегося молодого человека. Она сказала:

– Я была не совсем искренна с тобой сегодня за завтраком, Кастор. Ты мог бы оказать мне услугу, и услуга эта ничего общего с фермой «Жемчужная Река» не имеет. – Она впервые за все это время назвала его по имени.

Кастор выпрямился. Голова шла кругом, но он почувствовал, что речь пойдет о серьезном деле.

– И что же это? Чего вы, с вашими возможностями, не можете?

– Дело в твоих знаниях, а не в возможностях. – Она покрутила стакан, кусочки льда зазвенели. – Меня интересует одна загадка. Она не имеет отношения к моей работе; если бы имела – я бы знала. Политика, отношения с Индией или высшие партийные круги тоже не замешаны… иначе я бы знала. Но информацию держат в секрете, и я не понимаю почему.

– Чем же я могу помочь?

– Поделись со мной мудростью, Книжник. – Потянув за край столика, стоявшего у дивана, она приподняла часть столешницы, открыв клавиатуру. Столешница превратилась в экран.

– Например, – сказала она, выбивая команду, – смотри.

На экране вспыхнула таблица – Кастор и глазом моргнуть не успел.

Бермуды Расход 0335–0349 Q Ожидание 0350–0450 Q

Аресибо 0500–0514 Q 0515–0615 Q

Галфпорт 0605–0619 Q 0620–0720 Q

Гоулдстоун 0720–0734 Q 0735–0830 Q

May на Кеа 0940–0954 Q 0955–1055 Q

– Эти данные я получила от коллектива энергослужбы. Смотри, в течение пятнадцати минут – поразительно высокий расход энергии, а потом на целый час в обширном окружающем районе отключают все главные источники потребления. И только вот в этих районах. Данные за вчерашний день, но то же самое происходит уже неделю. Говорит это тебе о чем-нибудь, Книжник?

– Ну, все эти названия – радиоастрономические обсерватории, – без промедления ответил Кастор. «Q» – это время, Мировое Стандартное, по пекинскому меридиану…

– Книжник! – угрожающе произнесла Делила.

Он усмехнулся. Впервые за все время их знакомства он чувствовал себя уверенно, на знакомой территории.

– Простите, я не знал, насколько вы эрудированы. Время соответствует периоду обращения Земли. Очевидно, все обсерватории наблюдают за одной и той же точкой в пространстве.

– Превосходно, Книжник!

– Мне помогали мои знания, инспектор, – признался он. – В нашей деревне тоже каждый вечер отключали свет. Теперь я понимаю, в чем причина. Не исключено, что в других обсерваториях мира происходит то же самое.

– Очень может быть, – согласилась она. – Но данные по энергосетям за пределами Северной Америки труднодоступны для меня. Ты можешь еще что-нибудь определить?

Кастор почувствовал прилив вдохновения.

– Так! Совершенно очевидно, они что-то нащупывают в космосе, работают, как радиолокаторы: импульс, забирающий энергию, потом период ожидания, пока вернется сигнал. Судя по мощности сигнала, объект довольно маленький. И довольно далек от Земли, но не далее, чем… минутку… пять астрономических единиц. Исходя из времени возвращения сигнала, – объяснил он, заметив, что инспектор нахмурилась. – Приблизительно семьсот или восемьсот миллионов километров. Это намного дальше астероидного пояса, почти возле орбиты Юпитера. Эх, были бы у нас космические станции, – сказал он с горечью, – не пришлось бы полагаться на наземные телескопы.

Цзунг Делила хмурила брови, но не в сердцах, а потому что старалась сосредоточиться.

– Если у Народных Республик нет энергии и ресурсов на космические полеты, это не их вина, Книжник, – напомнила она Кастору. – Еще что-нибудь?

Кастор, стараясь сохранить в голосе превосходство, вызванное переменой ролей, предложил:

– Если вы разрешите воспользоваться вашим экраном, я покажу вам картинку этой штуковины.

Она одарила его скептическим взглядом, но сделала шаг в сторону и… несколько минут спустя она вопросительно вздернула тонкие, словно проведенные карандашом, брови. Кастор смущенно улыбался, красный как рак.

– Итак, Книжник? Я не вижу картинки.

– Ваша система… – пробормотал он, оправдываясь. – Я не могу выйти ни в «Скайуотч», ни в сеть ФАИ[6]6
  ФАИ – Международная авиационная федерация.


[Закрыть], ни даже к файлу текущей работы телескопа в Баме. Может быть, кое-что удалось бы получить через Центр Быстропротекающих Феноменов в Мукдене, если вы оплатите международный звонок…

– Нет, Мукден не подходит, – резко сказала она.

Он развел руками. Он попытался объяснить ситуацию, стараясь при этом не задеть хозяйку:

– Ваша система не приспособлена для научных изысканий.

– Чего ты ждал? Я – инспектор полиции, а не университетский профессор. Через нашу спецсеть я получаю доступы повсюду – в необходимых для работы пределах. Но сейчас, – быстро добавила она, предупреждая вопрос Кастора, – я воздержусь. Существуют определенные нюансы. Не понимаю, отчего такая секретность, но на то должна быть причина. – Она задумчиво посмотрела на огонь, потом решительным движением выключила экран. – Неважно, – объявила она. – Ничего особенного я тебе не открыла, все эти сведения доступны, поэтому критики можно не бояться.

С довольным видом она поднялась и подошла к бару.

– Выпьем еще, Книжник? – окликнула она его через плечо, но не стала ждать ответа. Когда она вернулась к дивану с бокалами в руках, ее внешность опять изменилась, она опять казалась намного моложе; инспектор полиции и озадаченная гражданка испарились без следа.

Кастор почувствовал, что вновь заливается краской. Его лишили выгодного положения наставника по астрономии, пусть даже в классе была всего одна ученица, и он вновь почувствовал себя парнишкой-янки с рисовой фермы, который очутился в роскошном загородном убежище соблазнительной светской дамы.

– Но разве вам не любопытно? – пробормотал он.

Она опустилась рядом, погрузилась в мягкие подушки дивана.

– Если завтра мне станет любопытно, я попрошу одного из младших офицеров связаться с ФАИ. «Скайуотч» или ЦБФ в Мукдене через полицейскую сеть, – сказала она, демонстрируя отлично усвоенный урок. – Но скорее всего, я денек-другой подумаю. Сейчас меня другие вещи интересуют, Кастор. Например, как ты умудрился наградить свою жену ребеночком?

Кастор едва не поперхнулся.

– Мою жену?

– Жену, разумеется, – пожала плечами Цзунг Делила. – Разве ей не сделали имплантацию, как всем, в двенадцать лет?

– Эта операция не обязательная, инспектор, – напомнил ей Кастор, но на этот раз она ответом его не удостоила, даже плечами не пожала. Немного смущенный, Кастор продолжал: – Трудно объяснить. Это связано с ее верой.

– О! Религия! Понятно. Но я думала, что не все янки такие уж верующие.

– Я лично – нет, но моя жена верит. Верила. В этом-то и вся загвоздка. Священная неприкосновенность жизни. То есть перед тем, как заняться любовью, нужно немножко помедлить, подумать, хочешь ли ты ребенка, прежде, чем вставить эту штуковинку. И Мария решила, что хочет ребенка.

Делила потягивала свой напиток, поглядывая на Кастора поверх бокала, а Кастор пытался прочесть выражение ее лица. Она посмеется над варварским суеверием? Или напомнит ему, что все граждане в первую очередь ОБЯЗАНЫ поддерживать программу контроля рождаемости – пока мировые ресурсы крайне бедны? Но он ошибся. Делила вдруг подалась вперед, коснулась его щеки губами, потом поднялась с дивана.

– Мы поступаем иначе, – сказала она. – На пороге зрелости нам вживляют имплант. – Она потянула за шнурок пижамы. – А потом, если мы решим завести детей, его удаляют. Вживляется имплант вот здесь, в мясистой части, где ягодицы переходят в бедра, и поэтому не очень заметен. Я тебе покажу, Кастор. А ты докажешь мне, что способен на предварительную паузу, чтобы поразмышлять о священном и неприкосновенном даре жизни.

На рассвете она разбудила его, нежно проведя рукой, и они провели еще один раунд – четвертый, или даже пятый, или шестой. Делила казалась неистощимой и ненасытной. Кастору было двадцать два; кроме того, все происходящее в ароматной, упруго-податливой постели Делилы отличалось от лихорадочных совокуплений на краю рисового поля и даже супружеского ложа как солнце от жалкой свечки. Делила оказалась изумительной любовницей, она ни в чем не отказывала, стремилась лишь (так казалось) доставить ему наслаждение и тем самым многократно усиливала собственное.

Ни разу за прошедшую ночь Кастор не заподозрил, что для Цзунг Делилы он был чем-то большим, чем лишь мимолетным приключением, одноразовым удовольствием. Наоборот, он был целиком и полностью уверен, что в ее постели он – далеко не первый и далеко не последний. Тем не менее, выйдя из душа, он обнаружил, что инспектор приготовила для него завтрак. А когда она сама, в свою очередь, завершила утренний туалет и облачилась в форменный мундир, она присела с ним за столик, потягивая чай, пока Кастор приканчивал рис с мясом краба.

– Итак, Книжник, – сообщила она, выпуская облачко дыма из трубки – на этот раз табачного, – ты нескучно провел время. Теперь прощай. Возможно, мы еще увидимся.

– Надеюсь, – сказал он и сам поразился теплоте, которую вдруг почувствовал. Смутившись, он быстро добавил: – Мне теперь в деревню возвращаться?

– Если хочешь, возвращайся, – сказала она снисходительно, – но можешь остаться на пару дней в городе. Твой номер в гостинице оплачен из судебных издержек, и он пока числится за тобой.

– Вот это здорово!

– Еще бы! Только не забывай об умеренности, Кастор. Есть предел… о! – Она недовольно нахмурилась, потому что экран потребовал ее внимания ритмичными тихими «бип-бип-бип!». Делила два раза звонко хлопнула в ладоши, экран спутниковой связи над столиком ожил, на экране появилось лицо.

На них смотрел знаменитый ученый и выдающийся деятель партии Фунг Босьен, и сразу стало понятно, по какой причине прозвали его Многолицым. Его лицо судорожно дергалось, как будто он никак не мог решить, какое же ему придать выражение. В еще меньшей степени это относилось к его речи, потому что вместо связных предложений у Многолицего выходили какие-то отчаянно невразумительные, скомканные обрывки:

– Мне нужен… НЕТ, НЕ НУЖЕН… я тебя умоляю… республики Бама… ЗАТКНИСЬ!., гражданина Мелкинса Кастора… его там нет, я же… УМОЛЯЮ! ДАЙТЕ ЕМУ СКА… полевой бригады… я хочу оперу смотреть…

– Он у меня, – решительно вступила в разговор Цзунг Делила, и впервые Кастор заметил на ее лице что-то похожее на испуг. Она яростно замахала рукой, давая Кастору понять, что он должен немедленно занять ее место перед экраном. Старик посмотрел на юношу, лицо его подергивалось, он бормотал сам себе на разные голоса.

– Ага, – сказал он, – приходите в… НЕТ!.. мой кабинет… не сегодня!..олдень, потому что… – Бормотание стало тихим и совсем уже неразборчивым, потом, еще раз судорожно дернув всем лицом, старик завершил с триумфом:

– Моя четвертая часть хочет с вами поговорить!

И дал отбой.