355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Фредерик Кук » Мое обретение полюса » Текст книги (страница 18)
Мое обретение полюса
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 23:11

Текст книги "Мое обретение полюса"


Автор книги: Фредерик Кук



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

20 На Северном полюсе

Обсервации на полюсе. Метеорологические и астрономические феномены. Исключительное постоянство температуры и давления. Место, где тени круглые сутки одинаковой длины. Восемь меридиональных высот солнца

После первых удовлетворивших меня наблюдений я окинул пытливым взглядом пустынные просторы. Первое осознание победы – достижение цели всей моей жизни – заставило мое сердце бешено забиться в груди и словно огнем опалило мой мозг. Я ощутил, как меня осенили крылья славы, подобной той, которая является пророку и о которой иногда тщетно мечтает поэт. Мое воображение рисовало величественные картины, простиравшиеся за этими замерзшими равнинами. Я видел нерукотворные серебряные и хрустальные дворцы, замки с башнями, над которыми гордо развевались «золотые стяги славы». Миражи, казавшиеся призрачными подобиями солдат погибших армий, искаженные, огромные, двигались вдоль линии горизонта, вознося над собой развеваемые ветром обагренные кровью знамена.

Тихое завывание ветра словно обретало ритм военной музыки. Смущенный, я оценил все то, что мне пришлось перенести, всю боль борьбы, всю глубину усталости, и почувствовал, что это и есть моя награда. Я взобрался на вершину мира, я стоял на полюсе!

Исходя из результатов целых серий обсерваций и расчетов и всякого рода соображений, я знал, что несомненно нахожусь в точке, отстоящей на 500 миль от Свартенвога, – в точке, к которой на протяжении трех столетий стремились люди. Я первый из белых людей стоял в точке, известной под названием Северный полюс!

В этот головокружительный момент жизни я ощутил, что все те герои, которые прежде меня отваживались штурмовать суровые арктические области, воплотили в моем личном достижении свои надежды.

Я осуществил их мечты. Я увенчал успехом усилия тех храбрецов, которые потерпели неудачу. Я безоговорочно оправдал принесенные ими жертвы и саму их смерть. Я показал человечеству его триумф над враждебной ему, смертоносной природой. Мне чудилось, будто души погибших торжествовали вместе со мной, вместе со мной распевали паэн,[138]Note138
  Паэн (миф.) – лирическая песня. Мастером паэна у древних греков считался Аполлон.


[Закрыть]
более нежный и благозвучный, чем самые известные музыкальные пьесы.

Мы достигли цели. Трудно описать то облегчение, которое я испытывал. Приз этого международного марафона достался нам. Прикрепив звездно-полосатый флаг к палаточному шесту, я подтвердил это достижение от имени 90 миллионов соотечественников. Когда я смотрел на этот бело-малиновый стяг, я испытывал гордость, которую не смогут отнять у меня никакие достижения каких бы то ни было последователей.

Мое, так сказать, умственное опьянение не помешало мне выполнить всю необходимую работу. Достигнув цели, я понимал, что прежде всего надо тщательнейше произвести все научные наблюдения. Я немедленно принялся за дело, а мои спутники начали разгружать нарты и возводить иглу.

На подходе к полюсу, насколько точно это можно было определить, наш курс пролегал по 97-му меридиану. Было 21 апреля 1908 г., полдень по местному времени. Солнце висело на высоте 11°55 над северной частью горизонта, если смотреть по магнитному компасу. Моя собственная тень – темная пурпурно-синяя полоска на снегу с плохо очерченными контурами – оказалась равной в длину 26 футам. Маркированный палаточный шест, служивший мерной линейкой, я воткнул в снег так, что 6 футов его торчали в воздухе, и он дал тень длиной 28 футов.

Несколько измерений высоты солнца дали широту на несколько минут южнее 90° – результат неизвестной величины рефракции и неточности в отсчете времени, так что она была принята за 90". (Другие обсервации на следующий день принесли схожие результаты, хотя мы передвинули лагерь на четыре мили.) Сломанное топорище, привязанное к страховочному концу, было спущено в воду по свежей трещине. Угол, который оно составило с поверхностью воды, указал на дрейф в сторону Гренландии. Температура по спиртовому термометру была -37°7 . Ртутный термометр показал -36°. Атмосферное давление по барометру-анероиду было 2983. Давление падало, предупреждая о перемене погоды. Ветер был очень слабым, он зашел по часовой стрелке, с норд-оста на зюйд, если судить по картушке компаса.

Небо было почти чистым. Темное, пурпурно-синее с жемчужным отсветом льда или серебристым его отражением, оно простиралось на восток. На западе оно было словно задымлено и обозначалось темными узкими полосами неопределенных очертаний, что указывало на сплошные льды или землю в стороне Берингова моря и активный пак.[139]Note139
  Трудно предположить, что такие различия можно наблюдать с поверхности льда, и тем не менее разница в характере ледовой обстановки отмечена Ф. Куком совершенно верно, поскольку она относится к различным системам дрейфа – циклональной и антициклональной, что свидетельствует об обостренной наблюдательности Ф. Кука и его необычной интуиции как полевого исследователя. Именно совпадение результатов его наблюдений с современными представлениями по всей системе природного процесса в приполюсном районе – наиболее сильный аргумент в пользу достоверности описанных им событий. (Здесь Ф. Кук отмечает первые признаки активности льда уже в циклональной системе дрейфа, характерной для Евразийской части акватории Северного Ледовитого океана.) с пространствами открытой воды в стороне Шпицбергена. К северу и югу над горизонтом в виде длинных винного цвета знамен с рваными краями, подернутыми золотом, раскинулись облака. Лед вокруг нас был почти такой же, как на 88-й параллели. Он проявлял большую активность, и свежие трещины, наползания и образования молодого льда говорили о недавней подвижке


[Закрыть]

Поле, на котором мы расположились лагерем, было примерно три мили в длину и две в ширину. Толщина льда по кромке свежей полыньи– 16 футов. Самый высокий торос возвышался на 28 футов над уровнем воды. Снег лежал тонкими, похожими на перья, кристаллами без обычной корки на поверхности. Под слоем рыхлого снега толщиной три дюйма была «подповерхностная корка», достаточно прочная для того, чтобы выдержать вес человека. Под ней находились другие слои, тоже покрытые коркой, и пористый ноздреватый снег в виде грубых кристаллов. Общая толщина всего снежного покрова – 15 дюймов.

Наше иглу было возведено с подветренной стороны старого тороса высотой примерно 15 футов. В этом месте недавно наметенный сугроб предоставил нам тот самый материал, который наиболее пригоден для нарезания блоков. Пока наше укрытие обрастало стенами, я бродил по соседству, снимая показания с моих приборов и тщательно изучая местность.

С точки зрения географии можно сказать, что мы прибыли в точку, где сходятся все меридианы. Долгота, таким образом, была равна нулю. Здесь такое понятие, как время, перестало существовать.


Астрономические наблюдения на Северном полюсе (фото Ф. Кука с оригинала)

Раз нет долготы, значит, нет времени. Часовые пояса Гринвича, Нью-Йорка, Пекина и всего света сливались здесь вместе. Если уж говорить об измерении времени, я находился на вершине земной оси, где можно наступить разом на все меридианы и соответственно одним шагом переступать от полночи к полудню, из часового пояса Сан-Франциско перейти в пояс Парижа и так далее, из западного полушария – в восточное.

В этом месте год состоит только из одной ночи и одного дня, шесть ночных месяцев компенсируются почти сотней суток с непрерывной освещенностью. Опять же с точки зрения географии здесь существовало только одно направление (сторона света) – юг, а север, восток и запад исчезли. Мы достигли точки, где истинное направление превратилось в парадокс, загадку. Юг лежал перед нами, позади нас, справа и слева. Однако компас, указывающий на магнитный полюс вдоль 97-го меридиана, оставался полезным как всегда (чтобы избежать непонимания, оговорюсь, что все направления в районе полюса снимались с компаса, и я просто не ссылаюсь всякий раз на то обстоятельство, что истинный географический юг был по всем направлениям).

Мое первое полуденное определение места принесло следующие результаты, которые приводятся из моих полевых записей в том виде, в каком это было записано на полюсе.

21 апреля 1908 г. Долгота 97° западная; давление – 2983; температура —37,7°; облачность – альто-стратусы – l; ветер – Зюйд магн, ледяной отблеск на Осте; водяное небо на Весте.


Длина тени; 28 футов (от 6-футового шеста).

Воспользовавшись краткой стоянкой, мои мальчики развесили на рукоятке топора-ледоруба и планках, поставленных вертикально, свои пропитанные потом, смерзшиеся меха. Американскому флагу как-то не соответствовали развешанные вокруг мокрые одеяла, и все это выглядело весьма несуразным. Мои эскимосы были явно озадачены и никак не могли постичь, какую же выгоду можно извлечь, достигнув пресловутого «Tigi shu» (Большого гвоздя), они никак не могли, даже из уважения ко мне и моим суждениям, скрыть своего разочарования, и их изумление забавляло меня. Когда мы находились в пути, я рассказал им, что в действительности «Большой гвоздь» не будет найден – это всего лишь точка, которая находится там, где ему следует быть. Однако, как я полагаю, они все же считали, что раз уж Большой гвоздь куда-то исчез, они все же станут свидетелями того, как он вернется на прежнее место в конце концов!

Занимаясь постройкой иглу, они то и дело с любопытством оглядывались вокруг. Они часто прекращали нарезать снежные блоки и взбирались на торос, чтобы осмотреть горизонт и увидеть там нечто такое, что, по их представлению, должно отмечать это важное место, ради достижения которого мы так настойчиво сражались со стихией, лишая себя всяческих удобств. При каждой передышке их ищущие глаза подмечали некие знаки в небе, означавшие для них сушу или воду либо игру какого-либо божества суши или моря. Искренний интерес, который эскимосы временами проявляют к тайнам мира духов, объясняет их образное трактование природных явлений, и их воображение зачастую превосходит воображение белого человека.

Прибыв в таинственное место, где, по их ожиданиям, должно было что-то произойти, эскимосы дали волю своему воображению, и теперь на их лицах лежала печать разочарования. Находясь в критическом состоянии, эскимосы позволили всем своим предрассудкам овладеть их сознанием.

В одном месте вздымающиеся пары оказывались дыханием великого подводного бога «Ко-Коу», в другом – недвижимое маленькое облако отмечало землю, где обитает «Turnah-huch-suak» – великий бог Земли, а духи, обитающие в воздухе, мужские или женские, были представлены различными ветрами.

С проницательностью, присущей эскимосам, читающим природу словно книгу, Авела и Этукишук отметили, что воздушные потоки наверху не соответствовали ветрам у поверхности земли. Например, хотя ветер дул в сторону дома и изменял свою силу и направление, несколько высоких облаков двигались в другом направлении.

Это указывало, что между воздушными духами идет война. Лед и снега тоже одухотворялись. По представлению эскимосов, весь мир населен конфликтующими духами, и духи были для этих простодушных людей постоянным предметом для разговоров.

Когда ступни ног давили на снег, его состояние – рыхлость, или упругость, или металлическое поскрипывание – указывало на настроение духов – дружелюбие или враждебность. Лед своим цветом, движением или звуками говорил им о своем расположении духа, о жизни беспокойного моря. В интерпретации знаков, которые подавали духи, эту «двоицу» часто одолевали серьезные разногласия: Авела был склонен драматизировать ситуацию и от волнения доходил почти до истерики, Этукишук видел только однообразное течение событий, перипетии обыденной жизни.

Вопреки нашей обычной практике собакам было позволено отдохнуть в упряжи. Они не проявляли характерного злокозненного любопытства, они слишком устали для того, чтобы попытаться стащить корм с нарт. Однако теперь, когда иглу было закончено, мы проделали ножами сквозные отверстия в ледяных гребнях, сквозь которые пропустили ремни упряжи и таким образом надежно прикрепили каждую упряжку к ледяным глыбам. Затем каждая собака получила двойную порцию пеммикана. Они выразили свою признательность частым дружелюбным помахиванием хвостов, а в звуках, исходивших из их сократившихся желудков, послышались нотки радости. Покончив с едой, собаки свернулись в клубки прямо па снегу и, растопив своими телами, изредка хватали его пастью, чтобы добавить необходимое количество влаги. Для собак наступили двухдневные каникулы, так что и они отпраздновали достижение Северного полюса.

Мы удалились в иглу, закрыли входное отверстие блоком снега, расстелили наши спальные мешки на полу и, стянув, обувь и брюки, наполовину залезли в ощетинившийся олений мех. Затем по-приятельски поздравили друг друга с успешным завершением нашего долгого пути на край света.

Пока мы развлекались подобным образом, наша маленькая печь насвистывала радостную мелодию утоления хронической жажды. Тем временем Авела и Этукишук все глубже и глубже погружались в свои мешки, затем они набросили капюшоны и закрыли глаза, подчинившись всесильной усталости. Однако мои веки сомкнулись не с такой легкостью. Я еще долго наблюдал за огнем, потом добавил снега в чайник. С чувством удовлетворенного честолюбия время от времени через отверстие, проделанное в стене шестом, я выглядывал наружу и осматривал сверкающий золотом и пурпуром горизонт. Радость судорожно пробегала по позвоночнику, снимала отупение с мозга, смерзшегося за время долгого предвкушения встречи в полюсом.

Через какое-то время с чувством удовлетворенной благодарности мы от души напились воды, которая была для нас слаще любого вина. Дымящийся суп из пеммикана, заправленный филеем мускусного быка, – роскошь, которую мы редко позволяли себе на стоянках, – отправился вслед за питьем добрыми согревающими глотками. За этим последовали кусочки мяса и по куску пеммикана. Позднее несколько кубиков нутряного сала мускусного быка завершили наше пиршество. А уж под конец три чашки чая расправили складки наших желудков. Вкусно поев за многие недели, мы упивались ощущением сытости и отдыхали. Мы, достигшие зенита, «Ултима Туле», пытались заснуть в комфортабельных снежных постелях, вращаясь вместе с осью земли.

Однако для меня сон стал делом невозможным. В 6 часов, то есть через шесть часов после нашего прибытия, перед наступлением полудня по местному времени, я встал, вышел из иглу и провел двойную серию наблюдений. Вернувшись, я выполнил кое-какие расчеты, улегся на свой мешок, а уже в 9 часов, оставив Авела охранять лагерь и собак, вместе с Этукишуком отправился разбить палаточный лагерь примерно в четырех милях южнее по магнитному компасу. Мне хотелось переместиться на другую позицию для проведения последовательных наблюдений.

Погрузив палатку, мешки и лагерное снаряжение на нарты, мы стали толкать их по ледяному полю; мы пересекли узкую полынью, скованную молодым льдом, и двинулись к другому полю, как нам показалось, гораздо больших размеров. Часа через два мы установили палатку как раз к сроку полуденных наблюдений. Замеры высоты солнца секстаном продолжались все последующие 24 часа.

В перерыве между обсервациями я прошел к новой трещине между нашим полем и тем, где Авела сторожил собак. В этом месте по мере подвижки мощного поля заново сформировавшиеся пласты льда наползали друг на друга. Послышался странный звук, напоминающий плач ребенка. По всей вероятности, он исходил отовсюду. Он иногда прерывался и снова возрастал плачущими нотами. Распластавшись на льду и приложив свое защищенное мехом ухо к его поверхности у края старого ледяного поля, я услышал грохот, напоминающий раскаты отдаленного грома, – реверберацию двигающегося, перемалываемого пака, который, подчиняясь порывам ветра, дрейфовал по поверхности невидимого моря тайн. Пытаясь определить, откуда исходил плач, я тщательно осмотрел кромку полыньи и подошел к месту, где две крошечные льдины образовали нечто вроде рупора. Почти каждые пятнадцать секунд из него вылетали два-три громких крика. С помощью ледоруба я отделил одну льдину, и крики прекратились, однако дальше, вдоль кромки, слышались другие звуки.

Подошло время наблюдения, и я поспешил к своему секстану. Вернувшись позднее к полынье, чтобы наблюдать, как дышит море, я обнаружил, что крики прекратились. Тонкие пласты льда сцементировались. Но, глядя на открытую поверхность воды по соседству, я все же изучил манеру образования и ломки полярного льда.

Эта тонкая пленка льда, способная издавать крики ребенка, несет в себе заряд самой неодолимой силы в мире. Она образует зародыш настоящего полярного пака, этой обширной подвижной корки льда на поверхности земного шара, которая раздавливает корабли, перемалывает скалы, опрокидывает в море горы. Все начинается с сотворения обыкновенного микроскопически малого кристалла, затем последовательно образующиеся кристаллы благодаря своему сродству объединяются, чтобы создать ледяной блин.[140]Note140
  В русском и английском языках для характеристики одной из начальных форм морского льда, описанных Ф. Куком, используется одинаковый термин – рапкасkеice», или «блинчатый лед», «блинчатка».


[Закрыть]
Эти блины, подчиняясь тем же самым законам сцепления, сближаются и соединяются. Получается тонкий пласт первичного морского льда. Он либо сохраняется, чтобы затем создать большое поле, либо расползается по поверхности от одного блина к другому и от поля к полю, словно мостом соединяя или латая дыры в огромных движущихся массах льда, покрывающего середину Полярного бассейна.

Действие другого закона природы мы увидели в совершенно незначительном явлении. Растягивая вещи для просушки (они хорошо высыхают под солнцем и на ветру даже при очень низких температурах), мы не заметили, как два брезентовых полотнища – белый чехол для нарт и почерневший кусок, в который мы заворачивали лодочные принадлежности, – сорвало ветром и бросило на торос. Когда мы сняли с тороса эти полотнища, то обнаружили, что в том месте, где лежал темный брезент, который покоился там под прямым углом к солнечным лучам, снег подтаял, а затем смерзся снова. Под белым брезентом снег не изменился. Температура была -41°. Нам было холодно, однако черный брезент, поглотив достаточное количество тепла, растопил под собой снег. Этот небольшой урок физики заинтересовал меня, и на обратном пути мы проделали много подобных экспериментов. Во время длительных утомительных переходов я задавал самому себе такие вопросы: отчего снег белый? отчего небо голубое? почему черная поверхность съедает снег, а белая – нет?

Постепенно в нашей монотонной жизни на эти вопросы нашлись удовлетворительные ответы. Таким образом, в поисках абстрактных знаний я невольно исследовал законы радиации. Так, постепенно, мне стали понятны некоторые проблемы животной жизни и, по-видимому, прояснились некоторые удивительные откровения природы. В чем секрет расцветки меха арктических животных? Я обнаружил, что мех животных и перья птиц были окрашены в соответствии с их нуждами для абсорбции внешнего и сохранения внутреннего тепла. Факты, указанные здесь, будут рассмотрены далее, когда мы будем иметь дело вплотную с животными, приспособленными для жизни на снегу.

Одно из впечатлений, которое я вынес из этого ночного похода, состояло в том, что солнце казалось низким, висящим гораздо ниже, чем в полдень, что на самом деле не соответствовало действительности, так как замеры высоты показывали, что оно (солнце) находится на 9 выше. Возможно, такое восприятие наблюдалось в силу привычки. Дело в том, что во время переходов на север мы отмечали значительную относительную разницу в высотах ночного и дневного солнца. Несмотря на то что эта разница теперь исчезла, мозг временами отказывался воспринимать такую значительную перемену.[141]Note141
  15 месяцев спустя я попытался объяснить это явление швейцарскому профессору, который немного говорил по-английски. Тот привел якобы мои собственные слова о том, что ночью в районе полюса солнце висит в небе значительно ниже, чем в полдень. Я не утверждал ничего подобного. В действительности глаз не различает расстояния между солнцем и горизонтом в течение суток. Мной не было обнаружено заметного видимого глазу подъема или опускания солнца. Приспускание светила при ночном витке полностью исключается. Для проверки этого важного явления я применил несколько спобов, о чем расскажу ниже.


[Закрыть]

Во время пребывания на полюсе я был поражен необычным равенством температур[142]Note142
  Поскольку суточный ход температур в основном определяется изменением количества солнечной энергии в течение суток, то и отмеченные Ф. Куком особенности суточного хода температур на полюсе также являются аргументом в пользу его пребывания там.


[Закрыть]
атмосферного воздуха в течение всех 24 часов, а также странной монотонностью окраски и освещенности моря и неба. Я стал наблюдать это явление уже на подходах к центру полярной области. Странная равномерность цвета и освещенности, влажности и температуры воздуха проявлялась в районе вокруг полюса в радиусе примерно сто миль. Это было отмечено дважды – при приближении к полюсу и при уходе из этой области.

По мере того как мы приближались к полюсу, а ночное солнце i постепенно поднималось над горизонтом, последовало всевозрастающее уравнивание ночных и дневных температур воздуха. В 300 милях от полюса ночью термометр указывал температуру на 10–20° ниже, чем днем. Вызывающая озноб полночь представляла собой сильный контраст словно горящему, сверкающему полудню. На полюсе температура практически не колебалась, она оставалась неизменной в течение всех 24 часов.

То же самое относится и к давлению. Там, на юге, отмечалась разница в дневных и ночных показаниях. Здесь же, хотя активность ветра в ночные часы была выше, стрелка барометра была более устойчива,[143]Note143
  Хотя с формированием зимнего антициклона в Центральном Арктическом бассейне стабильность атмосферных условий возрастает, отмеченные Ф. Куком особенности в значительной мере обусловлены случайными факторами, так как период наблюдений был слишком коротким. Действительно, по мере удаления от источников циклонов на севере Атлантики и Тихого океана, возможность их проникновения в приполюсные районы уменьшается, и это обстоятельство наблюдательный Ф. Кук фиксирует весьма определенно. В целом метеообстановка в районе полюса, описанная Ф. Куком, пусть дилетантски, но по сути отвечает реальному положению вещей.


[Закрыть]
чем в какое-либо иное время в течение моего путешествия.

На полюсе не отмечалось тенденции к перемене силы и направления воздушных потоков утром и вечером, как это наблюдалось южнее. Однако когда сильный ветер подметал пак, явление приполярного «уравнивания» уступало место радикальной перемене – появлению периодов с высокими и низкими температурами. Однако эти периоды не были приурочены к дневным или ночным часам. По-видимому, ветры доносили до нас, так сказать, субполярное «неравенство» атмосферных вариаций температуры и давления. Множество факторов, имеющих отношение к этой проблеме, были изучены позже. Соответственно я узнал также, что сильные ветры часто вторгаются в район полюса и нарушают атмосферное равновесие; все это я привожу здесь потому, что в свое время это произвело на меня сильное впечатление.

Смешение красок в небе вокруг полюса очень заметно. Там при появлении облачных эффектов отсутствовали контрасты, столь ярко выраженные южнее.

Распределение красок характерно для всей арктической зоны. Свет, источаемый низким солнцем, отражается от поверхности льда с неописуемо ярким сиянием. С миллионов ледяных склонов-плоскостей, с миллиардов отражающих крошечных поверхностей (каждая из которых зеркало, одно больше, другое меньше крупицы алмазной пыли) этот свет горящими волнами посылается обратно в небо в различных направлениях. Как будто жидкий свет льется с небес в каждую крошечную впадину этой, словно выложенной драгоценностями страны чудес. В какой-то определенный отрезок времени доминирует только один цвет. Небо, лед и воздух подергиваются то розовым, то оранжевым, то каким-то желтым, то голубым оттенком, и по мере того, как мы продвигались все дальше на север, чаще всего доминировал пурпур. Южнее мы наблюдали цветовые эффекты, гораздо более впечатляющие, чем в районе полюса. Там восходящее или заходящее солнце при огромном количестве перемен в поляризованном воздухе, проходя сквозь слои атмосферы с различной глубиной и различной плотностью, вызывает калейдоскопические эффекты.[144]Note144
  Особый эффект солнечного освещения в высоких широтах, запечатленный русскими художниками А. А. Борисовым, С. Мешалкиным, ненцем И. К. Вылкой, американцем Р. Кентом, по-видимому, объясняется тремя факторами: во-первых, низким положением солнца, во-вторых, характером облачности (в частности, развитием высокослоистых облаков) и, в-третьих, насыщенностью воздуха влагой и особенно кристаллами льда. Световые эффекты в Арктике действительно впечатляющи.


[Закрыть]

На полюсе наблюдались возмущения на солнце, однако благодаря слабому смещению солнечного диска к горизонту преобладают тона, близкие к пурпуру. Поначалу мое воображение рисовало глазам более яркие чудеса, чем в действительности, но со временем, по мере того, как самоутверждались насущные потребности моего собственного тела, я начал воспринимать окружающее более реально.

Приведенная здесь серия наблюдений, проделанных через каждые шесть часов, начиная с полудня 21 апреля до полуночи 22 апреля 1908 г., установила наше местоположение с достаточной точностью.

Конечно, цифры не дают точной позиции при нормальном спиралеобразном восхождении солнца, которое составляет примерно пятьдесят секунд в час, или пять минут за каждые шесть часов. Неизвестная величина поправки на рефракцию и дрейф льда вообще не допускают высокой точности наблюдений.[145]Note145
  Весьма справедливое замечание по сути, так как до введения в практику методов космической навигации ошибка определения координат полюса оставалась весьма значительной. В связи с этим при достижении полюса должна была учитываться и возможность преодоления отмеченной погрешности.


[Закрыть]
Поэтому эти цифры представлены здесь не с целью доказательства абсолютной точности (наша позиция – укол булавочной головки на карте), а чтобы удостовериться, что мы приблизительно достигли того места, где солнце в течение всех 24 часов в сутки кружит в небе по линии, параллельной горизонту.

При использовании секстана, искусственного горизонта, карманного хронометра, обычных инструментов и методов, применяемых исследователями, наше местоположение было определено со скрупулезной точностью, какую только можно проявить во избежание возможных погрешностей. Ценность подобных обсерваций в качестве доказательства достижения полюса, однако, остается уязвимой для таких толкований, какие только может предъявить будущее. Это справедливо по отношению не только ко мне, но и к любому исследователю, который основывает свои заявления на подобных расчетах.

Во время нашего продвижения на север я отметил немало научных фактов. Другим они могут показаться незначительными, но во мне оставили след, подобный вехам. Наши ноги отметили дорогу, которая все время вела только вперед, в неизвестность. Многие почти бессознательно проводимые расчеты обрели форму игры воображения и не были даже занесены в записную книжку.

Истинная высота центра солнца на полюсе

21 апреля ^ 22 апреля 1908 г.

Семь последовательных обсерваций, выполненных через каждые шесть часов. При каждой обсервации принималась в расчет инструментальная поправка, равная + 2 .

Поправка на полудиаметр солнца, а также на рефракцию и параллакс принималась равной —9 . Приведение к меридиану каждый раз рассчитывалось по двум отсчетам секстана, снятым с лимба и верньера. (Выдержка из полевых записей).

21 апреля 1908 г., 97 меридиан, местное время – 12 часов, полдень – 11°54 40". 6 часов вечера (тот же лагерь)– 12–00—10.

Сместили лагерь на 4 мили южнее по магнитному компасу. 12 часов (полночь) 12–03 – 50

22 апреля, 6 утра – 12–09 – 30

12 часов, полдень– 12–14 – 20

6 часов вечера 12–18 – 40

12 часов, полночь 12–25—10

Температура – 41°. Давление – 3005. Длина тени от 6-футового шеста – 27 1/2 фута

В первых появившихся в печати сообщениях о моем достижении не оставалось места для мелких подробностей, да и сами по себе они не позволяли останавливаться на всех тонкостях собранного материала. Однако теперь, в книге, мне представляется важным поведать о каждой фазе похода к полюсу в мельчайших подробностях. Только при тщательном изучении природных явлений, наблюдавшихся в пути, можно прийти к истине и решить так широко дискутируемый вопрос о приоритете в достижении Северного полюса.

И теперь я хочу, чтобы вы, дорогие читатели, тщательно обсудили вместе со мной одну деталь моих наблюдений, которая убедила меня в том, что я все-таки достиг Северного полюса. Я говорю о тени – нашей собственной тени на заснеженном льду. Это явление, кажущееся не столь важным и много раз оговоренное, настолько банально, что я лишь изредка ссылался на него в своих записях. Однако именно наши собственные тени на снежной поверхности льда рассказывали о продвижении на север и в конце концов, К моему удовлетворению, доказали, что полюс был достигнут.

Долгое время после того, как мы стартовали из Свартенвога, наши тени, по моим наблюдениям, не сокращались заметно и не становились ярче. Однако эскимосы извлекали из этих теней неисчерпаемые темы для разговоров. Они предсказывали штормы, местонахождение добычи, как по книге, читали события, происходившие у них дома. Вдали от земли, от самих ее признаков, пробираясь вместе с собственной тенью по безнадежно голой пустыне, я тоже проявил острый интерес к тем голубоватым пятнам на снегу, которые отбрасывали наши тела. В полдень они были гораздо резче очерченными, короче, чем в иные часы, темными, спокойного голубого цвета. В это время суток атмосфера свободна от густых кристаллов, все они покоятся на паковом льду. Когда же солнце погружается за горизонт, самые интенсивные пурпурные лучи не проникают сквозь морозную дымку. Задолго до захода, даже в ясные дни, солнце терялось в низкой облачности из взвешенных в воздухе игольчатых кристаллов.

После того как мы прошли 88-ю параллель, было замечено значительное изменение наших теней. Ночная тень удлинилась, дневная тень по сравнению с первой стала короче. Эскимосы видели в этом нечто необъяснимое. Яркий голубой оттенок тени сменился на постоянный пурпурный, а четкие очертания уступили место размытым.

Теперь же, когда мы оказались на полюсе, разницы в длине теней не наблюдалось, так же как в цвете и четкости контуров днем и ночью. «Что это означает?» – спрашивали эскимосы. Они пытливо посматривали на меня, ища объяснений, однако мой запас эскимосских слов был недостаточно обширен для того, чтобы дать им истинно научное объяснение, а кроме того, мой мозг, отравленный усталостью, был слишком неповоротлив для того, чтобы подобрать нужные слова.

Полуночные и полуденные тени стали одинаковыми. Солнце описывало окружность над горизонтом, и глаз не обнаруживал разницы в его высоте над поверхностью льда, будь то днем или ночью. В течение всех 24 часов в сутки не замечалось заметного подъема или опускания солнца. Теперь длина тени в полдень отражала высоту солнца над горизонтом – около 12°. То же самое наблюдалось в 6 часов вечера, в полночь и в 6 часов утра.

Фотографии снежного домика и наших персон, отснятые тогда же и проявленные годом позже, показывают одинаковую длину теней. Компас указывал на юг. Падения температуры ночью не наблюдалось. Давайте же в порядке дискуссии допустим, что все наши инструментальные наблюдения были неправильны. Однако на полюсе сложилось положение вещей, в которое я верил и продолжаю верить, – человеческий глаз (без помощи инструментов) в любой час суток замечает солнце на одинаковой высоте и днем и ночью. Только на земной оси возможно подобное.

Вокруг нас не было земли, не было ни одной точки с определенными координатами. Не было абсолютно ничего, что бы позволяло сориентироваться или определить расстояние.

На полюсе все находится в движении. Море дышит, взламывая ледяной покров, который в свою очередь приводится в движение ветром. Пак, подчиняясь напору воздушных масс, постоянно дрейфует в направлении морских течений. Даже солнце, единственное четко определимое пятно в этом беспокойном подвижном море, где все, на чем бы вы ни остановили взгляд, хотя и кажется неподвижным, на самом деле движется подобно кораблю в море, – даже оно быстро перемещается по золотому обручу, невысоко подвешенному над бесконечными полями пурпурных кристаллов. И этот обруч для глаза, не замечающего никаких перемен, не приподнимается и не опускается – он остается неподвижной тропой солнца. Лишь инструментальные наблюдения день за днем обнаруживают едва приметные спиралеобразные траектории светила и колебания его высоты.

Хотя я измерял длину наших теней и во время переходов на север, на полюсе я наблюдал за тенями с такой же тщательностью, с какой проводил измерения высоты солнца секстаном. Серия наблюдений над тенями была проделана 22 апреля, после того как Этукишук и я оставили Авела охранять наш первоначальный лагерь на полюсе. Мы вытоптали в снегу небольшую окружность, Этукишук встал в центре этой окружности. В полночь в снегу была прорезана первая линия до конца его тени, где я вырубил глубокую дыру ледорубом. Каждый час проводилась подобная линия из-под ног эскимоса. Через 24 часа с помощью Авела я провел окружность через все точки, которые отмечали концы теней на каждый час. Результат представлен диаграммой (см. рис.).

Пока мы шли к полюсу, мы не отрывали времени у сна ради того, чтобы позабавиться с этим теневым кругом. Однако на полюсе наблюдения за длиной теней вызвали необычный, прямо-таки мистический интерес Этукишука. Для меня это было частью доказательства, что Северный полюс достигнут, так как только на полюсе тени могли быть одинаковой длины. Поскольку наши интересы совпали, нам удалось найти повод для того, чтобы даже в отведенное для сна время каждый час чертить линии на нашем теневом циферблате.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю