Текст книги "Мое обретение полюса"

Автор книги: Фредерик Кук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

24 Бич голода

По дрейфующему льду штормового пролива Джонс. От скалы к скале в поисках пищи. Изготовление нового оружия

Продвигаясь вперед, мы не теряли времени зря. Пытаясь наверстать упущенное в дрейфе на айсберге, мы стали искать дорогу вдоль берега. Там, среди льда, снежного месива и водоемов с ледяной водой, мы волочили нарты и лодку, постоянно готовую к спуску на воду. То и дело встречающиеся разводья вынуждали нас совершать переправы. Однако мы обнаружили, что открытое водное пространство можно преодолеть, не отвязывая нарты от лодки. Это экономило много времени.

Ежедневно мы проходили от 10 до 15 миль, разбивая палатку на берегу или ночуя непосредственно в лодке где-нибудь в бассейне с открытой водой, если к этому нас принуждали обстоятельства. Суша вздымалась отвесными утесами на 2000 футов ввысь и была бы совершенно безжизненной, если бы не многочисленные чайки и кайры. Добывая их, мы продолжали влачить жалкое существование.

В первых числах августа мы достигли кромки припая, примерно в 25 милях восточнее мыса Спарбо. За ним раскинулось водяное небо, а к северу море было совершенно свободно ото льда. Наша глубоко таящаяся надежда на освобождение из ледяного плена снова зажглась в нас.

В конце последнего дня путешествия на нартах мы разбили лагерь на маленьком острове. Там мы впервые увидели следы пребывания эскимосов. Остатки иглу, а также камни и многочисленные песцовые ловушки указывали на то, что тут когда-то было большое поселение.

На материке мы нашли в изобилии мох и траву, следы мускусных быков, полярных куропаток, зайцев, однако мы не обнаружили ни единого живого существа. После тщательных поисков животных мы разобрали нарты, положили их на дно лодки и упаковали все наши вещи. На завтрак у нас была всего одна чайка, с которой мы разделались, не утруждая себя ее приготовлением.

Занимаясь этими делами, мы заметили тюленя. Вот то существо, которое могло бы хоть на короткое время удовлетворить наши многочисленные нужды. Мы потратили на него один из наших последних патронов. Тюлень пал. Вытащив его огромную тушу на берег, мы сняли с него шкуру, надеясь всю ее использовать. Из нее мы могли изготовить веревки для эскимосского гарпуна, которому предстояло заменить нам ружье, ставшее без патронов бесполезной вещью. Кусочками кожи мы смогли бы залатать нашу обувь – скроить новые подошвы. Из огромного количества мяса и жира мы могли взять с собой только небольшую часть, так как лодка и без того была перегружена.

Мы спрятали мясо на берегу, чтобы в случае неожиданного возвращения смогли продлить наше существование еще на несколько недель. Было удивительно ясно и почти безветренно. Ночное солнце висело над самым горизонтом, однако поблескивание колыхающегося моря скрашивало нашу жизнь новыми надеждами. На огромных грубых скалах некоего мыса восточнее мыса Спарбо мы нашли подходящее место для лагеря, где и предались продолжительному пиршеству. С полными желудками, под теплыми лучами солнца, мы даже не нуждались в палатке. Мы укрылись под одной из скал и в каком-то диком трансе проспали девять часов.

Очередные поиски в доступных уголках суши не принесли никаких результатов, за исключением уток и чаек. Приливные течения в этом месте были очень сильные, так что пришлось согласовать время старта с отливом.

Как-то, пустившись в путь ближе к вечеру, мы быстро удалились от мыса Спарбо, хотя в море катила неприятная зыбь.

Однако за пределами мыса все еще далеко в море выдавался береговой припай. Когда мы срезали расстояние, пересекая бухточку по направлению к нему, неожиданно на каноэ набросился морж и бивнем пронзил брезент обшивки. Этукишук быстро прикрыл телом пробоину, а мы гребли изо всех сил к блинчатой льдине, которая была от нас всего в нескольких ярдах. Мы спешно вытянули лодку на льдину со всеми припасами. Она уже успела наполниться водой на три дюйма. Мы снова были на волоске от гибели. Опять пришлось пожертвовать верхней частью обуви ради ремонта лодки.

Пока мы работали иглой, приливное течение вынесло нас в море. Усилившийся ветер поднял волны, которые разбивались о кромку льдины. К счастью, он погнал льдину к берегу. Чехол от нарт, растянутый вместо паруса, задержал наш дрейф в открытое море. Устранив течь, мы снова продолжили наш путь к береговому припаю. Гребля доставила нам много волнений, и мы внимательно следили за рассыпавшимися бурунами. Волны наполняли каноэ водой, которую приходилось постоянно вычерпывать. Целых восемь миль мы гребли вдоль кромки льда, а когда разводье неожиданно смыкалось, мы выпрыгивали на льдину и волочили каноэ за собой. В конце концов мы были вынуждены искать убежища на ледяном поле.

При сильном ветре с мокрым снегом наш лагерь оказался не слишком комфортабельным. С изменением направления приливного течения ветер подул с запада, вызвав в море сильную толчею. Дальнейшее продвижение стало невозможным. Проспав всего несколько минут, а затем, словно тюлень, почуявший опасность, проснувшись, я, к своему ужасу, увидел, что расстояние между берегом и морским льдом увеличивается. Нас быстро сносило, а на горизонте виднелась лишь прерывистая линия морского льда!

Льдины раскалывались о рифы, и вокруг нас образовывались новые разводья. Пробиваясь к земле, мы втаскивали лодку на лед, когда тот смыкался, и снова спускали ее на воду, достигнув разводьев.

Перенося лодку и груз от полыньи к полынье, мы наконец-то достигли прибрежных вод и сумели продвинуться еще на пять миль вперед, где расположились лагерем на гравийном ложе речонки, которая попалась нам на глаза. Там шторм задержал нас на двое суток.

Поблизости было несколько водоемов с множеством уток. Мы добыли несколько птиц с помощью рогатки. При всех наших неприятностях мы, не страдая отсутствием аппетита, насыщались, чтобы быть готовыми к очередным испытаниям.

Берег очистился ото льда, и мы, рискнув побороться с крупным волнением, пустились в плавание прежде, чем улеглась зыбь. Когда мы вышли из бухты Бранбугтен с ее многочисленными рифами и стреляющими ледниками,[157]Note157
  Так Ф. Кук называет ледники с интенсивным айсбергообразова1шем у фронтальных обрывов. Современный русский термин «телящийся», заимствованный из поморского словаря, соответствует принятому ныне в международных классификациях английскому термину calving


[Закрыть] то увидели, что волны разбиваются об отвесные стены льда и море напоминает кипящий котел. Пройти эти рифы можно было только в спокойную погоду. Продвинувшись вперед всего на расстояние полусуточного перехода, мы снова остановились.

Когда мы приблизились к нашей цели, то на прочном льду посреди рифов нас ждало радостное зрелище: как нам показалось, там было стадо мускусных быков. Здесь еще сохранилась полоса припая длиной около трех миль. Мы высадились на лед, выгрузили лодку и приготовились расположиться лагерем. Я остался охранять наши жалкие пожитки, а эскимосы бросились по льду к быкам, чтобы постараться добыть одного из них с помощью копья. Это был критический момент в нашей судьбе. Мы опробовали новые методы охоты, которые, можно сказать, изобрели после многих дней голодания.

Я следил за парнями в бинокль и видел, как они прыгали через расселины во льду, двигались в глубь суши крадучись, словно голодные волки. Был чудесный ясный день. Льды в золотистых лучах солнца, стоявшего на норд-весте, являли собой радостное зрелище. Огромные утесы Северного Девона в 15 милях от нас казались расположенными совсем близко. Однако каким бы радостным ни было это зрелище, я заметил в тени айсберга какое-то синее пятно, направлявшееся в мою сторону. Когда оно в полосе солнечного света стало кремовым, я догадался, что это полярный медведь, которого мы атаковали два дня назад.

Это зрелище вызвало во мне ощущение, похожее на душевный подъем. Однако по мере того, как мишка приближался ко мне, я задумывался о методах обороны, и холодок пробежал у меня по спине. Собак и ружья, с помощью которых мы встречали медведей раньше, больше не было. Бежать и Оставить медведю наши последние запасы продовольствия и топлива было так же опасно, как и оставаться на месте. Полярный медведь всегда нападает на отступающего, но очень осторожничает с тем, кто держит позицию. К тому же у него совершенно непонятный интерес к лодкам. Ни один медведь не прошел мимо лодки без того, чтобы не попробовать ее на зуб или не ударить лапой. В эти критические дни наша судьба связана была с лодкой более тесно, чем с одеждой, которую мы носили. Поэтому я решил оставаться на месте и сыграть роль агрессора, хотя у меня не было ничего, даже копья, для того, чтобы драться.

Затем словно молния пронзила мне мозг. Я привязал нож к рулевому веслу и втащил лодку на небольшое возвышение на льду, чтобы казаться более значительным. После этого я собрал вокруг себя все куски дерева, обломки льда и прочее, чем можно было швырять в зверя, прежде чем он подойдет ко мне вплотную и я смогу применить нож и ледоруб – мои последние резервы. Приготовившись я занял позицию рядом с лодкой и стал быстро размахивать полозом нарт.

Медведь был уже в двухстах ярдах. Он крался за грядой торосов, и время от времени я видел только его голову. Подойдя футов на триста, он стал вставать на задние лапы и вытягивать шею, замирая на несколько секунд. Он казался огромным и красивым.

Подобравшись совсем близко, он ускорил шаг. Я стал швырять свои орудия. Каждый раз, когда я попадал в него, он останавливался и исследовал угодивший в него предмет. Но поскольку ни один из них не был съедобным, медведь подошел к противоположному от меня концу лодки, на мгновение остановился, а затем уставился на меня. Его нос учуял запах тюленьего жира всего в нескольких ярдах. Я поднял полоз нарт и с силой, удвоенной отчаянием, ударил им медведя по носу. Он зарычал, но быстро отступил. Я преследовал его до тех пор, пока он не отбежал от меня на значительное расстояние. Всякий раз, когда он оборачивался, чтобы изучить ситуацию, я делал вид, что стараюсь догнать его. Это возымело нужное действие и ускорило его отступление. Однако он отошел недалеко, затем уселся, стал нюхать воздух и наблюдать за мной. Когда я обернулся, чтобы узнать, что поделывают мои ребята, то увидел, что они были совсем недалеко и направлялись к медведю. Мускусные быки оказались всего-навсего кучей камней, и парни, давно уже приметив мои маневры, торопились вступить в сражение, подкрадываясь к зверю из-за торосов. Они подобрались к медведю на несколько ярдов и одновременно метнули в него свои копья, к которым были прикреплены веревки. Медведь упал, но быстро оправился и бросился бежать в сторону земли. Он умер от ран, и месяц спустя мы нашли его труп неподалеку от лагеря.

В течение двух дней, преследуемые неудачами, мы медленно продвигались вперед. В полночь 7 августа мы прошли мыс Белчер, как раз тогда, когда солнце впервые нырнуло за горизонт. Далее раскинулась безымянная бухта, где сидели на мели многочисленные айсберги. Изогнутый дугой берег бухты был словно стеной окаймлен стреляющими ледниками. Тяжелое волнение швыряло нашу лодку словно листок. Однако, укрываясь за айсбергами и забираясь на дрейфующий лед, мы умудрились пробиться к острову, где устроили лагерь.

Спать было невозможно от скрежета ледников на суше и рева штормового моря. Множество айсбергов преследовало нас на пути в бухту, которую позднее забило льдом, пригнанным штормом. 8 августа, держась воды у берега, мы двинулись на восток. Ветер дул нам в спину, подгоняя лодку по спокойной воде вперед. Преодолев с десяток миль, мы увидели, что с востока надвигается большое количество льда. Бухта быстро заполнялась мелкими льдинами, которые поймали нас в ловушку. Затем бухта оказалась забитой паком, идти по которому было так же трудно, как и по зыбучим пескам. Мы безнадежно застряли. Мы поспешили к земле, но и там не нашлось для нас хорошего убежища: она была недостаточно плоской даже для того, чтобы можно было лечь и заснуть. Мы напрасно ожидали вскрытия льда, вместо этого все быстрее стал формироваться новый зимний лед.

Заходящее солнце словно привлекло штормы – предвестники долгой, жестокой зимы. Тем временем мы влачили жалкое существование, поглощая сырыми пойманных птиц.

К концу августа мы протиснулись через окружавший нас пак к небольшому, но прочному ледяному полю. Я рассчитывал, что мы сможем продрейфовать на нем хоть куда-нибудь, в любое место, лишь бы оказаться за пределами тюрьмы из ледниковых барьеров. Тогда мы смогли бы продвинуться на восток или на запад в поисках пропитания. Мы использовали наш последний запас мяса и поддерживали в себе жизнь только с помощью изредка попадавшихся нам чаек и кайр. Поле дрейфовало то вперед, то назад и наконец доставило нас к мысу Белчер, где мы и высадились, чтобы решить нашу участь. К востоку весь горизонт застилали льды. На мысе Белчер не было ни подходящего укрытия, ни пищи. Дальнейшие попытки пробиться в бухту Баффина[158]Note158
  Для этой акватории ныне принято название Баффиново море.


[Закрыть] оказались тщетными. Наступление холодов, быстрое образование молодого льда и заходящее солнце показали нам, что мы бродили слишком долго и пора обзавестись зимним убежищем.

Нашей единственной возможностью избежать смерти от голода и холода было вернуться на мыс Спарбо[159]Note159
  Смысл решения заключается в возвращении для зимовки в места с более богатым животным миром. Действительно, восточная часть острова Девон покрыта мощным ледником до 150 километров в поперечнике, в то время как полоса суши, свободной ото льда, достигает в районе мыса Спарбо 30 километров, где для мускусных быков достаточно хороших пастбищ.


[Закрыть] и бросить вызов тому моржу, который распорол днище нашей лодку, забрать его жир, а затем попытать счастья в окрестностях мыса. Это было единственно достижимое место, которое представлялось нам хоть каким-то охотничьим угодьем. Голодные, в непогоду, мы двинулись на запад искушать судьбу.

В течение всего нашего вынужденного заточения мы никогда не забывали о том, что первой жизненной необходимостью является пища. Наши мышцы отдыхали, однако пустые желудки посылали сигналы в мозг и заставляли его серое вещество напряженно работать.

Мы были неподалеку от той земли, где голодали участники экспедиций Франклина,[160]Note160
  Судя по многочисленным находкам, большинство участников экспедиции Джона Франклина погибло в 1848 г. в 900 км южнее описанных Ф. Куком мест, на острове Кинг-Вильям и в его окрестностях. Необходимо отметить, что, судя по описанию Ф. Кука, животный мир острова Девон гораздо богаче Кинг-Вильяма, где мускусных быков вообще нет


[Закрыть] но с той лишь разницей, что у них были патроны, а у нас нет. Схожая с ними судьба, казалось, была уготована и нам. Мы не видели ничего, что обещало бы пропитание на зиму, однако эта безрадостная перспектива не мешала нашим приготовлениям для последней борьбы. Мы были готовы нападать без винтовок даже на медведей, появись только они. Жизнь никогда не кажется такой сладкой, как в дни, которые сочтены.

Охоту с применением новых типов оружия мы отложили на случай необходимости, и теперь эта необходимость уже наступила. По оплошности большая часть наших эскимосских охотничьих приспособлений была оставлена на нартах, ушедших домой от Свартенвога.

Таким образом, мы оказались не только без патронов, но и без гарпунов и копий. К счастью, у нас был материал, из которого можно было их изготовить, а парни обладали гениальной способностью создавать новые орудия. Рогатки и силки, которыми мы добывали птиц, продолжали играть для нас важнейшую роль. Наши нарты были сделаны из превосходного дерева гикори, которое мы использовали в самых разнообразных целях. Из этого дерева можно было соорудить луки и стрелы, которые в сочетании с рогаткой и силками сделали бы наши военные маневры против пернатых более результативными. На такую же эффективность этого оружия мы рассчитывали в предстоящих столкновениях с более крупными животными.

Дерево нарт в дальнейшем пошло также на изготовление древков гарпуна и копий. Понимая, что наше окончательное возвращение в Гренландию зависело от нарт, мы использовали дерево умеренно. Древесина и кора словно сами советуют пользоваться ими экономно. Они сгибаются и скручиваются, но редко ломаются так, чтобы их нельзя было починить. Мы не располагали большим количеством этого ценного материала, однако его было достаточно для наших целей. На берегу мы нашли рога мускусных быков и обломки китового уса. Из них мы изготовили наконечники для гарпунов и копий. Часть полозьев от нарт была тоже пожертвована на изготовление наконечников для оружия. Ящичные гвозди послужили заклепками. Тюленья шкура, которую мы добыли месяц назад, была тщательно поделена на куски, из которых мы нарезали гарпунные лини и изготовили лассо. Мы надеялись использовать эти лини для поимки медведей и мускусных быков. Нашу складную парусиновую лодку мы обшили кожей, взятой со старой обуви, и укрепили дополнительными связями все из того же дерева гикори. Приготовившись вступить в сражение с самыми мелкими и самыми крупными животными, которые подвернутся нам под руку, мы двинулись на запад, к мысу Спарбо. Во время нашего путешествия смерть еще ни разу не подходила к нам так близко.

25 Сражения с медведями и с моржами

Опасные приключения в парусиновой лодке. На грани голодания. Огромное животное поймано после сорока-восьми часовой борьбы. Ограблены голодными медведями

Штормовое море вздымалось тяжелой зыбью. Волны бесновались до самого горизонта. Упорно продолжая тщетные поиски пропитания вдоль южного берега залива Джонс, ранним сентябрьским утром мы огибали скалистые бухточки и мысы, где на берегу всегда можно было найти убежище, если бы с нашим хрупким суденышком, на котором мы отважились бросить вызов океанским штормам и невидимым под водой ледяным таранам, что-нибудь случилось. Мы смастерили грубое оружие и приготовились напасть на добычу, однако и суша и море были пустынны.

Мы голодали, наше положение было отчаянным. Нам часто приходилось отгребать от близкого убежища на низком берегу и проходить мимо отвесных утесов и скалывающихся ледников, которые с угрожающим видом обрывались в море. У них не было выступающих под водой поверхностей, но мы всякий раз проходили их затаив дыхание. Внезапный шквал или несчастный случай означали бы для нас смерть в ледяной воде. Но даже теперь, при всех наших страданиях и мучениях от голода, мы отчаянно цеплялись за жизнь.

Однажды мы проходили ледник, который на сотни футов вздымался ввысь из зеленого моря. Отдаленный океан злобно катил тяжелые волны. Гигантские айсберги рисовались на горизонте кораблями обреченных на гибель титанов. С громовыми раскатами волны разбивались об изумрудные стены гладкого ледяного Гибралтара. Всякий раз, когда нашу парусиновую лодку, которая словно бодала волны, подкидывало вверх и швыряло вниз, сердце уходило в пятки.

Неожиданно что-то белое, сверкающее пронзило днище лодки! Это был бивень моржа. Прежде чем мы успели сообразить, что с нами произошло, вода хлынула внутрь. Как ни тяжелы были обстоятельства, в нас мгновенно родилось сумасшедшее решение преследовать зверя. Это было влечение голодающих к пище. Однако с каждой секундой вода прибывала, минута промедления грозила гибелью. Совершенно инстинктивно Авела бросился на днище лодки и зажал коленом отверстие, частично закрыв доступ журчащему потоку. Он молча взглянул на меня, ожидая приказаний. Однако на ледниках убежища для нас не было. Осмотревшись с отчаянием погибающего, я увидел мористее, всего в нескольких сотнях ярдов от нас, небольшую блинчатую льдину. Наша жизнь зависела от нас самих, и мы стали грести к ней изо всех сил. Прежде чем мы успели вытащить лодку на скользкую поверхность льдины, ее днище покрылось слоем воды в несколько дюймов толщиной. Оказавшись на ледяном блине, раскачивающемся на волнах, мы с трудом перевели дух и залатали дырку куском обуви. Хотя мы предпочли бы обойти моржа на почтительном расстоянии, ждать было нельзя – все усиливающаяся зыбь и дрейф уносили нас прочь от опасных ледяных торосов.

Спустив лодку в волнующееся море, мы стали грести к земле. Прежде чем все наши страхи остались позади, нам пришлось, спасаясь от преследования моржей, проделать путь в четыре мили.

Наконец нас приподняло на белом гребне волны и поставило на твердую землю. Вытащив лодку, мы отъехали подальше от голодных языков волн и, совершенно обессиленные, но спасенные, бросились на траву.

Затем последовала длинная цепь неудач. Мы обыскали сушу в поисках птицы или рыбы. Исследуя на лодке пустынное побережье, мы устраивались на ночлег среди голых скал, утоляя жажду ледниковой водой до перенасыщения желудка. Приближалась та стадия голодания, когда страждущему становится все безразлично. Но все же мы вошли в безымянную бухточку, перенесли лодку на поросшую травой террасу и, забравшись в нее, забылись сном, который вполне мог стать последним.

Нас разбудили отдаленные крики моржей. С помощью бинокля мы обнаружили группу животных вдали от берега на паковом льду. Наши сердца учащенно забились. Кровь бросилась нам в головы. Наша плоть словно загорелась огнем новой жизни – жизни, которая пребывала в забвении вот уже многие луны. Наверное, даже голодный волк не среагирует на подобный призыв столь быстро, как это сделали мы. Жаждущие крови, мы проворно сбросили лодку в воду вместе с охотничьим снаряжением и оттолкнулись от голодного берега.

День был чудесный, и солнце, стоявшее на западе, проливало на море и сушу щедрые золотистые лучи. Только рябь морщила маслянистую поверхность синей воды, по которой скользила лодка. Пак находился от нас милях в пяти к северу. Мы настолько спешили преодолеть это расстояние, что нам показалось, будто оно растянулось на многие лиги.[161]Note161
  Лига – мера расстояния, принятая в средневековой Европе. Различали морскую лигу (5924 м) и сухопутную (1481 м).


[Закрыть] На целые мили вокруг нас не было ни единого ледяного поля, на котором мы смогли бы найти убежище, если бы моржи пошли в атаку. Однако мы были слепы и глухи ко всему на свете, кроме зова наших пустых желудков.

Приближаясь к моржам, мы тщательно обсудили нашу тактику. Звери расположились на низкой блинчатой льдине, которая свободно болталась в гуще пака. Мы направились к небольшой полынье с подветренной стороны от животных, где надеялись высадиться и подобраться к ним под прикрытием торосов. Всплески весел не были слышны, они словно терялись в шуме дробящегося льда и трубных призывных криках моржей.

Эскимосы были настолько возбуждены, что чуть не позабыли про весла. За многие месяцы это был первый призыв дикой живой природы, который мы слышали. Мы достаточно исхудали для того, чтобы оценить по достоинству его значение для нас. Наконец лодка уткнулась в лед, и мы рассеялись по нему, выбирая подходящую позицию. Все благоприятствовало нам. Мы ни на секунду не позволяли сомнению закрасться в наши души, хотя в действительности наш план атаки был равноценен нападению на слона с перочинным ножом.

Мы сгрудились за необычно высоким ледяным шпилем всего в нескольких сотнях ярдов от стада. Десять огромных животных лениво распростерлись под теплыми лучами солнца. Несколько беспокойных малышей досаждали своим спящим матерям. К зверям тянулась великолепная цепочка торосов, за которыми мы могли подобраться вплотную к животным. Крепко сжимая в руках наше оружие – гарпуны и лини, мы начали атаку. Неожиданно Этукишук крикнул: «Наннук!» (Медведь).

Мы остановились. Наше оружие не могло соперничать с клыками медведя. Однако мы были слишком голодны для того, чтобы отступить. Медведь не обращал на нас никакого внимания. Его нос был направлен в сторону интересовавших его моржей. Медленно и расчетливо он подползал к храпящему стаду, а мы в бессильном гневе наблюдали за ним. Наше положение было безнадежным. Медведь вытянул свою длинную шею, сверкнули его клыки, и молодой морж забился на льдине. Все моржи разом проснулись, но слишком поздно для того, чтобы дать ответное сражение. В испуге рассерженные моржи плюхнулись в воду, а медведь отбежал на безопасное расстояние, где и уселся, чтобы с комфортом пообедать. Мы не интересовали ни медведя, ни обеспокоенных гигантов.

Мы еле волочили ставшие словно ватными ноги, когда возвращались к лодке. На сверкающие воды теперь словно легла тень опасности, поскольку в любой момент на нас могли напасть разъяренные животные. Мы переправлялись на голый берег кружным путем, держась спасительных плавающих льдин.

На сушу опустилась холодная, безрадостная ночь. Нам было не до сна. В лагуне мы обнаружили каких-то двигающихся тварей. После краткого изучения их стрелообразных движений мы догадались, что это была рыба. Тщательные поиски под камнями в воде позволили нам набрать несколько пригоршней крошечных, оперенных плавниками мальков. Я испытал чувство благодарности к судьбе, когда увидел, что нам было чем поужинать. Мы съели извивающихся рыбок сырыми. Стряпня была делом невозможным, потому что у нас не было ни жира, ни «дров».

На следующий день в полдень солнце зажглось настоящим огнем, а не тем притворным, лишенным тепла светом, которым вот уже несколько недель оно освещало все вокруг и ночью и днем. Ни единым колебанием воздух не тревожил синюю сверкающую поверхность вод. Повсюду был рассеян лед. Тяжелый паковый лед был дальше, однако на нем мы заметили несколько подозрительных темных пятен. В бинокль мы увидели моржей. По-видимому, они крепко спали, потому что мы не слышали их криков, и там, где они расположились, было достаточно места для охоты как медведю, так и человеку.

Мы отважились направиться к ним, испытывая дикое желание попробовать сырого мяса. Когда мы приблизились, то заметили в воде еще несколько групп животных. Те причинили нам много беспокойства. Они не выказывали по отношению к нам дурного расположения духа, но были опасно любопытны. Наша лодка была темного цвета и не намного больше размеров взрослого самца. Я полагаю, что она напоминала моржам их собрата, попавшего в беду или спящего. Лодка вызывала их любопытство, и они приближались к нам с игривым намерением испытать своими бивнями прочность обшивки. Мы уже были знакомы с таким проявлением любви и всякий раз находились на волосок от смерти, так что не испытывали ни малейшего желания подвергаться ухаживаниям моржей.

К счастью, нам удавалось двигаться с такой же скоростью, как и животные. Кроме того, мы то и дело приставали к рассеянным вокруг блинчатым льдинам, чтобы переждать, пока любопытство животных привлечет какой-нибудь посторонний всплеск.

С высоты айсберга мы обозрели все группы моржей, выбирая стадо, которое наиболее подходило для наших примитивных способов нападения. Мы старались обнаружить беспокойных медведей, но не увидели ни одного. Мы насчитали около сотни ворчащих, хрюкающих моржей, расположившихся, словно черные камни на берегу, на плоской поверхности льда. Здесь не было торосов, под прикрытием которых мы могли бы приблизиться к моржам на расстояние, приемлемое для наших гарпунов. Все льдины с моржами были на плаву, и противоборствующие течения гнали их в совершенно разных направлениях. Некоторое время мы изучали их движение.

Мы надеялись напасть на них на льду, имея твердую опору для ног. Так мы подвергались бы меньшей опасности, и у нас было бы больше шансов на успех. Однако скорость дрейфа в тот день лишила нас такого преимущества. Нам пришлось рисковать – атаковать с воды. В этом не было ничего необычного для эскимосов, однако они пускаются в такое предприятие на каяке с гарпуном и гарпунным линем, снабженным поплавком-буйком и чем-то вроде кошки-тормоза на конце линя. На наше оружие, имитирующее его устройство, мы не могли полностью положиться.

Перед нами была пища, которая лежала массивными кучами. Мы не пробовали сочащегося кровью мяса вот уже многие недели и должны были что-либо предпринять. Паковый лед дрейфовал на восток, но с меньшей скоростью, чем льдины с моржами. Вдоль линии пака было несколько возвышенных точек, мысами выдававшихся в море на значительное расстояние. Мы заняли свои места в лодке позади одного из таких плавучих мысов и стали ожидать, когда течение поднесет к нам спящих монстров.

Пак двигался достаточно медленно для того, чтобы позволить нам навязать животным свою тактику боя. Самым ценным в нашем оружии были лини. В случае утраты их мы лишались надежды пережить зиму. Линь нельзя было ничем заменить, а без него мы не смели состязаться не только с морским, но и с сухопутным животным. Линь представлял собой довольно длинную прочную веревку из сыромятной кожи тюленя, которую мы берегли как раз на такой случай. Прикрепленный к гарпуну с надежно прилаженным буйком, линь теряется редко, потому что буек подвижен и не допускает чрезмерного натяжения линя.

Для того чтобы не рисковать линем, мы выбрали блинчатую льдину всего несколько ярдов в диаметре, приспособив ее для роли буйка и кошки-тормоза одновременно. Мы прорезали ножами в ней две дыры и закрепили поближе к центру наш линь. Сам гарпун мы взяли в лодку. Тот конец линя, который крепится к гарпуну, мы тоже взяли с собой, а другой конец свернули и поместили в лодке, чтобы его можно было легко вытравливать. Проделывая все это, мы преследовали три цели: не подвергать линь чрезмерному натяжению, не потерять большую часть линя на случай, если он лопнет, и иметь возможность использовать его свободный конец для крепления к другой льдине, когда охота будет завершаться.

Затем мы насадили гарпун на древко, и нос нашей двенадцатифутовой лодки нацелился на моржей. Выглянув из-за ледяной стены, мы увидели, что льдины с моржами медленно приближаются к нам. Наше возбуждение достигло предела. Тем не менее наша нервная система была послушна голодным желудкам. Было очевидно, что блин пройдет от нас на расстоянии 50 футов.

Мы пропустили мимо себя группу моржей. Это было стадо из 20 мамонтоподобных существ, и если не считать риска нападения на них, их дружный бросок в воду поднял бы такую волну, которая попросту утопила бы нас.

На следующем блине было только три черных пятна. Глядя на них издали, мы позволили себе поверить в то, что моржи были небольшие, потому что мы не горели желанием атаковать гигантов. Тысячи фунтов мяса было бы для нас вполне достаточно. Однако звери оказались самыми крупными быками во всей стае. Когда они приблизились к мысу, мы сжали ладонями весла из гикори и выскочили из засады. Моржи поднялись разом, чтобы встретить нас, демонстрируя сверкающие, цвета слоновой кости, бивни, торчащие из небольших голов, насаженных на толстые морщинистые шеи. Животные угрожающе засопели и захрюкали, однако мы не сбавили скорости. Этукишук поднялся на ноги и точным броском вонзил гарпун в податливую шею зверя.

Моржи перекатились по льдине и плюхнулись в воду с ее противоположной стороны. Мы подплыли к освободившемуся куску льда, но не покидали лодку, рискуя скорее пропороть днище о льдину, чем получить удар бивня. Линь вытравился со щелчком.

Блинчатая льдина начала пахать воду и двигаться в сторону земли. Какая удача! Я загадал: подтянет ли морж нас и свой собственный труп к самому берегу? Нам очень хотелось самим помочь этому движению к дому, однако мы не осмелились взяться за весла. Другие животные проснулись при звуках битвы, и все море вокруг нас закипело и забурлило от выскакивающих на поверхность разъяренных красноглазых чудовищ.

Наш «буек» двигался зигзагами. Мы с волнением наблюдали за ним. На карту были поставлены не только очередной обед, но и все те узы, которые связывали нас с жизнью. Однако в настоящий момент ничего нельзя было предпринять.