Текст книги "Ночь Бармаглота (ЛП)"

Автор книги: Фредерик Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава пятая

Если отмель пустынна и тихо кругом,

Он кричит, что акулы ему нипочём,

Но лишь только вдали заприметит акул,

Он забьётся в песок и кричит караул!

Давненько меня уже не называли «пареньком», и это не слишком-то мне понравилось. Не понравился ни взгляд этих людей, ни тон, каким был задан вопрос. Минутой раньше я думал, что буду рад любой компании, кроме сбежавшего маньяка; теперь решил иначе.

Я не часто бываю груб, но могу поступить так в ответ. Я сказал:

– Извини, приятель, я сам не местный.

И пошёл дальше.

Я услышал, как мужчина за рулём «Бьюика» что-то сказал пассажиру, а затем они обогнали меня и вывернули на бордюр впереди. Водитель вышел и двинулся ко мне.

Я застыл на месте и постарался не вытаращить глаза, когда узнал его. Моё внимание к розыскным циркулярам на почтовой доске объявлений вот-вот должно быть окупиться, хотя, судя по выражению лица этого человека, вознаграждение окажется не таким, какое мне мнилось.

Человек, идущий ко мне и находившийся, когда я остановился, всего в двух шагах от меня, был Бэт Мастерс, чьё изображение появилось всего лишь на прошлой неделе и всё ещё висело на доске. Я не мог не узнать его лицо и ясно запомнил имя, похожее на Бэта Мастерсона[11]11
  Уильям Барклай «Бэт» Мастерсон (1853–1921) – страж закона и охотник на бизонов, на должности окружного шерифа убивший многих известных бандитов. Впоследствии стал журналистом.


[Закрыть], знаменитого стрелка с Дикого Запада. Сначала мне это показалось совпадением, а потом я понял, что сходство Мастерса с Мастерсоном делает такое прозвище[12]12
  Bat (англ.) – летучая мышь.


[Закрыть] вполне естественным.

Это был крупный мужчина с длинным лошадиным лицом, широко расставленными глазами и ртом, узкой прямой линией отделявшим фонареобразную челюсть от широкой верхней губы; на последней была двухдневная щетина, указывавшая, что он начал отращивать усы. Но потребовались бы пластическая хирургия и окладистая борода, чтобы скрыть это лицо от любого, кто недавно, пусть и небрежно, изучал его фотографию. Бэт Мастерс, грабитель банков и убийца.

У меня был в кармане пистолет, но в тот момент я об этом не вспомнил. Вероятно, не зря; если бы я вспомнил, то испугался бы и потянулся за ним. А это, вероятно, не было бы здравым поступком. Он шёл на меня, сжав кулаки, но пистолета ни в одном из них не было. Он не намеревался убивать меня, хотя любой из этих кулаков мог это сделать легко и непреднамеренно. Я едва ли дотяну до ста сорока фунтов[13]13
  Около 63,5 кг.


[Закрыть], а он весил почти в два раза больше, и его плечи выпирали из-под пиджака.

Не было времени даже повернуться и бежать. Его левая рука возникла, схватила меня за воротник и потянула вперёд, почти что стащив с тротуара.

– Слушай, ты, не наезжай, – сказал он. – Я задал тебе вопрос.

– Кармел-Сити, – сказал я. – Кармел-Сити, Иллинойс.

Позади нас раздался голос его спутника, сидевшего в машине.

– Эй, Билл, не цепляй парня. Нам не нужно... – Он, конечно, оборвал фразу; сказать, что ты не хочешь привлекать лишнее внимание, верный способ его привлечь.

Мастерс посмотрел поверх моей головы, не идёт ли там кто-нибудь или что-нибудь, а затем, всё ещё держа воротник моего пальто, обернулся и посмотрел в другую сторону. Он не боялся, что я замахнусь на него, и не стал не спускать с меня глаз; а я не винил его за такой подход к делу.

Примерно в квартале от нас приближалась машина. А из аптеки на противоположной стороне улицы, всего в паре домов, вышли двое. Потом позади себя я услышал, как ещё одна машина сворачивает на Оак-стрит.

Мастерс повернулся и отпустил мой воротник, чтобы прохожему мы показались просто стоящими лицом к лицу.

– Ладно, – сказал он. – В другой раз, когда тебя спросят, не дерзи так.

Он по-прежнему смотрел на меня так, будто ещё не вполне отказался от мысли подарить что-то на память о нём, быть может, просто лёгкий шлепок ладонью, который не причинит мне вреда, кроме разве что сломанной челюсти и выбитых в горло зубных протезов.

– Конечно, извините, – сказал я, и мой голос звучал испуганно, но я старался не выглядеть настолько испуганным, каким был на самом деле, потому что даже думать не хотел, что будет, заподозри он хоть самую малость, что я мог его узнать.

Он развернулся, подошёл к машине, сел и уехал. Полагаю, мне стоило запомнить номер, но машина всё равно была в угоне, и, кроме того, я об этом не подумал. Я даже не смотрел, как машина уезжает; если кто-нибудь из них обернётся, не стоит, чтобы они подумали, будто я слежу за ними. Я не хотел давать им ни малейшей возможной причины передумать.

Я пошёл дальше, держась середины тротуара и стараясь выглядеть человеком, размышляющим над своими делами. И стараясь не позволять коленям дрожать настолько, чтобы я упал. Я шёл как по волоску. Будь улица совсем пуста...

Я мог бы сообщить в офис шерифа уже минуту назад, развернувшись и направившись в ту сторону, но не стал рисковать. Если кто-нибудь наблюдает за мной через заднее стекло машины, то развернуться – не лучшая идея. В любом случае, разница составляла один квартал; я был в полуквартале от здания суда и в в полутора кварталах от Смайли и от редакции «Гудка» впереди по улице. В любом из этих мест я мог снять трубку и сообщить важную новость, что Бэт Мастерс со спутником только что проехали через Кармел-Сити в северном направлении, возможно, в Чикаго. А Хэнк Гэнзер в офисе шерифа сообщит это полиции штата, и их, вполне вероятно, поймают через час-другой.

А если так, я даже получу часть вознаграждения за информацию, но это меня заботило куда меньше будущего материала. Да, это был материал, даже если их не поймают, а если поймают, то настоящий материал. К тому же местный, если наводка поступит из Кармел-Сити, даже если их поймают в каком-нибудь округе севернее. Возможно, будет даже перестрелка; а я, судя по слишком уж близкому опыту общения с Мастерсом, предчувствовал, что она будет.

И время, подумалось мне, что надо. На сей раз что-то произошло в четверг вечером. И я обойду чикагские газеты. У них, конечно, тоже будет материал, а многие в Кармел-Сити читают чикагские газеты, но они приходят с поездом ближе к вечеру, а «Кларион» появится куда раньше.

Да, на сей раз у меня будет газета с новостями. Даже если Мастерса с приятелем не поймают, сам факт, что они проехали через город, делает статью. Кроме того, был сбежавший маньяк, и Карл Тренхольм...

Подумав о Карле, я вновь невольно ускорил шаг. Теперь это было безопасно; с тех пор, как «Бьюик» уехал, я прошёл уже четверть квартала. Машину нигде не было видно, на улице вновь стало тихо; слава Богу, что не было так тихо, пока Мастерс решал, бить меня или нет.

Я миновал музыкальный магазин Дика с тёмной витриной. Миновал такой же тёмный супермаркет. Банк...

Да, я миновал и банк, когда вдруг замер, словно врезавшись в стену. В банке тоже было темно. Но так быть не должно; там всегда горит над сейфом маленький ночник. Я проходил в темноте мимо банка тысячи раз, и никогда прежде свет там не гас.

На мгновение в моей голове пронеслась дикая мысль, что Бэт со спутником, должно быть, только что обокрали банк, хотя Мастерс специализировался на грабежах, а не кражах со взломом, а затем я понял, как смехотворна эта мысль. Конечно, они могли бы обокрасть банк, а затем объехать на машине квартал, но тогда бы они торопились сбежать. Преступники порой вытворяют довольно-таки глупые вещи, но не настолько же глупые, чтобы остановить машину недалеко от места преступления и спросить, в каком городе они находятся, а затем, в довершение всего, вылезти из машины и избить случайного прохожего, потому что им не понравился его ответ.

Нет, Мастерс и компания банка не грабили. И не ограбят теперь. Их машина уехала; я не видел этого, но уши мои сказали мне, что она удалилась прочь. И даже если ошибся мой слух, не ошибся я. Я встретился с ними всего несколько секунд назад; у них не было времени вломиться туда, даже если они остановились.

Я отступил на несколько шагов и заглянул в окно банка.

Сначала я не различил ничего, кроме смутного силуэта заднего окна, точнее, его верхней половины, видимой над прилавком. Затем силуэт стало менее расплывчатым, и я разглядел, что окно открыто; было ясно видно, что верхняя планка нижней створки находится в нескольких дюймах от края рамы.

Способ проникновения был ясен, но находился взломщик ещё внутри или ушёл, оставив окно открытым?

Я вгляделся в темноту слева от окна, где стоял сейф. И вдруг там мелькнул тусклый огонёк, словно зажгли спичку, задув её прежде, чем фосфор воспламенил дерево. Я увидел только отсвет вспышки, блеснувшей ниже уровня прилавка; кто это сделал, разглядеть я не мог.

Грабитель был ещё там.

И тут я побежал на цыпочках обратно в район между банком и почтой.

Бог мой, не спрашивайте меня, почему. Конечно, у меня были в банке деньги, но банк страховал от кражи, и, будь он ограблен, я бы ничуть не пострадал. Я даже не подумал, какой отличный материал будет у «Гудка», если я поймаю грабителя – или он меня. Я вообще ни о чём не думал. Я бежал мимо банка к тому окну, которое грабитель оставил открытым, чтобы выбраться через него.

Думаю, это была просто реакция на трусость, проявленную и испытанную минутой раньше. Должно быть, я слегка охмелел от Бармаглотов и Стрижающих мечей, и убийц-маньяков-ликантропов, и бандитов, и взломщиков, или, быть может, я подумал, что меня внезапно взяли в отделение римских свечей.

Быть может, я был пьян, быть может, слегка неуравновешен психически, назовите это, как хотите, но тогда я бежал на цыпочках вглубь квартала. Точнее, бежал, насколько позволял падавший с улицы свет; затем я ощупью пробрался вдоль стены здания, пока не выбрался в переулок. Там было тусклое освещение, достаточное, чтобы я мог различить окно.

Оно было всё ещё открыто.

Я стоял и смотрел на него, начиная смутно осознавать, как был безумен. Почему я не побежал в офис шерифа за Хэнком? Грабитель – или, судя по всему, грабители – только начал возиться с сейфом. Он пробудет там долго, достаточно долго, чтобы Хэнк явился с наручниками. Если он выйдет прямо сейчас, что делать мне? Застрелить его? Нелепо; я лучше позволю ему ограбить банк, чем сделаю это.

А потом стало слишком поздно, потому что из окна вдруг послышался тихий шорох, а на подоконнике возникла чья-то рука. Он уходил, а для меня не было никакой возможности удалиться неуслышанным. Что тогда будет, я не знал. И так и не узнал.

Мгновением ранее, уже подбираясь к тому месту у окна, где я встал, я наступил на кусок дерева, раздвоенную палку около фута длиной. Это было оружие, доступное моему пониманию. Я протянул руку, схватил его и повернулся как раз вовремя, когда в окне показалась голова.

Слава Богу, я не сильно качнулся. В последнюю секунду, даже в том слабом свете, я подумал, что...

Головы и руки в окне больше не было, а тело тихо рухнуло на пол внутри. На несколько мгновений исчезли и звуки, и движения. На несколько долгих мгновений, а затем раздался звук моей палки, шлёпнувшейся в грязь переулка, и я понял, что уронил её.

Если бы не то, что, как мне казалось, я увидел в ту последнюю долю секунды, когда слишком поздно было остановить удар, я мог бы броситься в офис шерифа. Но...

Я должен был рискнуть – возможно, своей головой. Подоконник доходил мне до пояса. Я перегнулся через него, чиркнул спичкой – и оказался прав.

Я залез в окно, и нащупал его сердце; оно билось. Дышал он, похоже, нормально. Я очень осторожно провёл руками по его голове, а затем поднёс их рассмотреть к открытому окну; крови не было. Тогда не случилось ничего худшего, чем сотрясение мозга.

Я опустил окно, чтобы никто не заметил, что оно открыто, а затем пробрался к ближайшему столу, зная его расположение после тысяч посещений банка, и стал нащупывать на нём телефон, пока не нашёл его. «Номер, пожалуйста?» – раздался голос оператора, и я стал диктовать его, а потом вспомнил, что она знает, откуда поступил звонок, и что банк закрыт. Естественно, она подслушивает. Возможно, она даже позвонит в офис шерифа сказать им, что кто-то воспользовался телефоном в банке.

Узнал ли я её голос? Мне казалось, что да.

– Это Милли? – сказал я.

– Да. Это мистер Стэгер?

– Верно, – сказал я. Я был рад, что она узнала мой голос. – Послушай, Милли, я звоню из банка, но всё в порядке. Тебе нет нужды беспокоиться. И сделай мне одолжение, ладно? Не подслушивай, пожалуйста.

– Хорошо, мистер Стэгер. Конечно. Какой вам нужен номер?

И я продиктовал – номер Клайда Эндрюса, президента банка. Услышав звонок на другом конце провода, я подумал, как удачно, что я знаю Милли всю её жизнь и что мы нравимся друг другу. Я знал, что она сгорит от любопытства, но подслушивать не станет.

Голос Клайда Эндрюса ответил. Я всё ещё был осторожен в своих словах, не зная, нет ли на том конце совмещённой линии.

– Это док Стэгер, Клайд, – сказал я. – Я в банке. Приезжай сюда немедленно. Поскорее.

– Хм? Док, ты выпил или как? Что ты делаешь в банке? Он закрыт.

– Здесь кто-то был внутри, – сказал я. – Я ударил его палкой по голове, когда он вылезал из окна, и он без сознания, но не особо пострадал. Но на всякий случай захвати по дороге дока Минтона. И поспеши.

– Конечно, – сказал он. – Шерифу ты позвонишь или лучше мне?

– Не надо. Не звони никому. Просто захвати Минтона и поскорее приезжай.

– Но я не понимаю. Почему не звонить шерифу? Это розыгрыш?

– Нет, Клайд, – сказал я. – Слушай, ты сперва сам захочешь посмотреть на грабителя. Он не особо пострадал, но, ради Бога, кончай спорить и приезжай вместе с Минтоном. Понял?

И он уже другим тоном произнёс:

– Я буду. Через пять минут.

Я положил трубку и снова её поднял. Снова раздался голос Минни: «Номер, пожалуйста», – и я спросил её, знает ли она что-то про Карла Тренхольма.

Она не знала; она вообще не знала о случившемся. Когда я рассказал ей то немного, что знал сам, она ответила, что, да, соединила звонок с фермы с офисом шерифа полчаса назад, но в это время было несколько других звонков, и она не слушала.

Я решил, что мне лучше подождать, пока я окажусь ещё где-нибудь, прежде чем сообщить о появлении Бэта Мастерса или сбежавшем маньяке у меня дома. Звонить отсюда небезопасно, а несколько минут ничего не изменят.

Я вернулся, ощупью пробравшись в темноте мимо тусклого квадрата окна, и вновь нагнулся к мальчику, сыну Клайда Эндрюса. Его дыхание и сердце были в порядке, и он слегка шевельнулся и что-то пробормотал, как будто приходя в чувство. Я ничего не знаю о сотрясении мозга, но подумал, что это хороший признак, и приободрился. Было бы ужасно, если бы я ударил сильнее, убив его или нанеся тяжёлые увечья.

Я сел на пол, чтобы мою голову никто не мог разглядеть через переднее окно, куда я сам заглянул несколько минут назад, и стал ждать.

Произошло столько всего, что я впал в лёгкий ступор. Нужно было подумать о таком количестве всего, что я, кажется, не думал ни о чём. Я просто сидел там в темноте.

Когда зазвонил телефон, я подпрыгнул фута на два.

Я нащупал его и ответил.

– Мистер Стэгер, – произнёс голос Милли, – я подумала, что лучше сказать вам, если вы ещё там. Кто-то из аптеки через дорогу только что позвонил в офис шерифа и сказал, что в банке выключен ночник, а в офисе шерифа кто-то, похожий на одного из помощников, а не мистера Кейтса, сказал, что они сейчас приедут.

– Спасибо, Милли, – сказал я. – Огромное спасибо.

Снаружи притормозила машина; я различил её через окно. Я с облегчением вздохнул, узнав выходивших из неё Клайда Эндрюса и доктора.

Я включил свет внутри, пока Клайд отпирал входную дверь. Я бегло рассказал ему о звонке в офис шерифа, пока вёл их туда, где лежал Харви Эндрюс. Мы немного передвинули его так, чтобы ни его, ни склонившегося над ним доктора Минтона нельзя было разглядеть из передней комнаты, и сделали это вовремя. В дверь стучал Хэнк.

Я тоже оставался вне поля зрения, чтобы не объяснять, что я там делаю. Я слышал, как Клайд Эндрюс отпер Хэнку и объяснил, что всё в порядке, что кто-то и ему позвонил сказать, что ночник не горит, и что он только что приехал проверить и что просто перегорела лампочка.

Когда Хэнк ушёл, слегка побледневший Клайд вернулся.

– С ним всё будет в порядке, Клайд, – сказал доктор Минтон. – Начинает приходить в себя. Как только он сможет ходить с нашей поддержкой, мы отвезём его в больницу для осмотра, не беспокойся.

– Клайд, мне нужно бежать, – сказал я. – Сегодня вечером столько всего стряслось. Но, как только ты будешь уверен, что с парнём всё в порядке, дашь мне знать, хорошо? Я, возможно, буду в «Гудке», но могу быть у Смайли или, если пройдёт много времени, дома.

– Конечно, док. – Он положил руку мне на плечо. – И большое спасибо, что позвонил мне, а не в офис шерифа.

– Всё в порядке, – ответил я. – И, Клайд, я не знал, кто это, когда ударил. Он вылезал через заднее окно, и я подумал...

– Я заглянул в его комнату, когда ты позвонил, – сказал Клайд. – Он собрал вещи. Я не могу понять это, док. Ему всего пятнадцать. Зачем ему делать такое... – Он покачал головой. – Он всегда был упрям и пару раз имел кое-какие неприятности, но понять это я не могу. – Он серьёзно посмотрел на меня. – А ты?

Я подумал, что, возможно, немного это понимаю, но вспомнил про Бэта Мастерса и про то, что тот удаляется с каждой минутой всё дальше, а мне лучше как можно скорее известить полицию штата.

Поэтому я сказал:

– Давай обсудим завтра, Клайд? Расспроси мальчика, когда он сможет заговорить, и просто постарайся до тех пор быть непредвзятым. Думаю, всё может быть не так плохо, как кажется тебе сейчас.

Я оставил его, всё ещё выглядящего так, словно он получил едва ли не смертельный удар, и ушёл.

Я шёл по улице, думая, каким же дураком надо быть, чтобы сделать то, что сделал я. Но всё же где сегодня вечером я упустил возможность и сделал что-то не так? И, по размышлении, тут я мог поступить вполне правильно. Позвони я Хэнку, парня могли бы застрелить, а не просто вырубить. И, в любом случае, его бы арестовали.

Было бы плохо. Сейчас есть шанс, что его можно исправить, пока не стало слишком поздно. Наверное, ему поможет психиатр. Только вот Клайду Эндрюсу нужно понять, что и ему стоит посоветоваться с психиатром. Он хороший человек, но суровый отец. Нельзя ожидать от пятнадцатилетнего мальчика того, что Клайд ждал от Харви, и при этом не допускать мысли, что что-то может пойти не так. Но я совсем не ожидал от него ограбления банка, даже банка своего собственного отца – и я не мог решить, лучше это или хуже. Это слегка пугало. Побег Харви из дома меня бы совсем не удивил; пожалуй, в этом я бы не стал его винить.

Можно быть хорошим человеком, но слишком добросовестным и строгим отцом, чтобы сын мог тебя когда-нибудь полюбить. Если бы Клайд Эндрюс хоть раз в жизни как следует напился, он мог бы взглянуть на вещи совсем иначе, даже если не сделает с тех пор ни глотка спиртного. Но он не пил ни разу за всю свою жизнь. Не думаю, что он когда-нибудь выкурил сигарету или произнёс непристойность.

Мне он всё равно нравился; думаю, я довольно-таки толерантен. Но я рад, что мой отец был не таким, как он. На мой вкус, лучшим отцом в городе был Карл Тренхольм. Тренхольм, про которого я ещё не выяснил, мёртв он или только ранен!

Теперь я был всего в полуквартале от Смайли и «Гудка». Я перешёл на рысь. Даже в моём возрасте меня это не напрягало. Должно быть, прошло менее получаса с тех пор, как я вышел из дома, но по дороге случилось столько всего, что казалось, будто прошли дни. Ну, во всяком случае, до прихода к Смайли со мной случиться не может. И не случилось.

Через окно я увидел, что посетителей в баре нет, а за стойкой одиноко стоит Смайли. Как всегда, протирает стаканы; думаю, он протирает одну и ту же посуду десятки раз, если ему больше нечем заняться.

Я ворвался внутрь и бросился к телефону.

– Смайли, – сказал я, – сегодня чёрт-те что творится. Там сбежавший маньяк, и что-то случилось с Карлом Тренхольмом, и парочка грабителей в розыске проезжали тут минут пятнадцать-двадцать назад, и мне надо...

Сообщив всё это, я как раз добрался до телефона и потянулся к трубке. Но так её и не коснулся.

– Полегче, паренёк, – произнёс голос позади меня.

Глава шестая

«Ах, что такое далеко? – ответила треска. —

Где далеко от Англии, там Франция близка.

За много миль от берегов есть берега опять.

Не робей, моя улитка, и пойдём со мной плясать».

Я медленно обернулся. Они сидели за угловым столиком, единственным, который нельзя увидеть через дверное стекло или окна. Вероятно, поэтому они его и выбрали. Стаканы из-под пива стояли перед ними пустыми. Но я не ожидал, что в их руках будут пистолеты.

Один из пистолетов, в руке спутника Бэта Мастерса, был нацелен на Смайли. А Смайли, вовсе не улыбавшийся, держал руки неподвижно, не шевеля ни единым мускулом.

Пистолет в руке Мастерса был нацелен на меня.

– Так ты узнал нас, паренёк? – сказал он.

Отрицать не было ни малейшего смысла; я уже слишком много сказал.

– Вы Бэт Мастерс, – произнёс я.

Я посмотрел на второго мужчину, которого не разглядел ясно, когда тот сидел в машине. Он был приземист и коренаст, с круглой головой и маленькими поросячьими глазками. Выглядел он карикатурой на германского офицера.

– Извините, – сказал я, – вашего друга я не узнал.

Мастерс засмеялся.

– Видишь, Джордж, – произнёс он, – я знаменит, а ты нет. Как тебе?

Джордж не сводил глаз со Смайли.

– Думаю, тебе лучше выйти на эту сторону бара, – сказал он. – У тебя там может быть припрятан пистолет, и тебе вздумается нырнуть за ним.

– Подойди и сядь с нами, – сказал Мастерс. – Оба идите. Закатим вечеринку, Джордж?

– Заткнись, – сказал Джордж, слегка изменив моё мнение о нём. Лично я бы не стал предлагать Бэту Мастерсу заткнуться, да ещё таким тоном. Правда, минут двадцать назад я был с ним дерзок, но я не знал, кто это такой. Я даже не видел ещё, какой он большой.

Смайли подошёл к выходу из барной стойки. Я поймал его взгляд и одарил в ответ, по-видимому, болезненной улыбкой.

– Прости, Смайли, – сказал я. – Похоже, на сей раз я лажанулся.

Его лицо было совершенно бесстрастным.

– Не твоя вина, док, – произнёс он.

Я не был так уж в этом уверен. Я вдруг вспомнил, что смутно заметил припаркованную у заведения Смайли машину. Если бы мои мозги помещались в правильном конце моей анатомии, у меня хватило бы ума бросить на эту машину хотя бы беглый взгляд. А будь у меня столько ума, мне хватило бы его, чтобы пойти в редакцию «Гудка», а не бездумно врываться к Смайли прямо в руки Бэта Мастерса с Джорджем.

А если бы полиция штата явилась, пока они у Смайли, «Гудку» достался бы поистине хороший материал. Сейчас материал, наверное, тоже выйдет хороший, но кто его напишет?

Теперь мы со Смайли стояли почти рядом, и Мастерс, по-видимому, заключил, что одного пистолета на двоих достаточно. Свой он сунул в наплечную кобуру и взглянул на Джорджа.

– Ну? – произнёс он.

Это вновь доказывало, что Джордж тут босс или, по крайней мере, имеет равный статус с Мастерсом. И, изучая лицо Джорджа, я мог понять, почему. Мастерс большой, и, должно быть, наглости и храбрости ему не занимать, но именно у Джорджа в этой паре мозги.

– Думаю, нам придётся забрать их с собой, Бэт, – произнёс Джордж.

Я знал, что это значит.

– Послушайте, тут есть задняя комната, – сказал я. – Вы не можете нас просто связать? Если нас найдут через несколько часов, какое это будет иметь значение? Вы останетесь чисты.

– А вас могут найти через несколько минут. А вы, возможно, заметили, на какой мы машине, и знаете, в какую сторону мы едем. – Он покачал головой, вполне решительно. – Не будем здесь задерживаться, – проговорил он, – а то кто-нибудь войдёт. Бэт, иди посмотри, что там снаружи.

Мастерс встал и направился к двери; затем, поколебавшись, он вернулся к бару. Взяв две пинтовые[14]14
  В американской практике пинта равна примерно 473 мл.


[Закрыть] бутылки виски, он сунул их в карманы пальто. Потом, нажав на кассе кнопку закрытия продаж, он вытащил купюры; мелочь его не занимала. Сложив купюры, он убрал их в задний карман брюк. Затем он вышел из-за стойки и направился к двери.

Порой мне кажется, что люди безумны. Смайли протянул руку.

– Пять баксов, – сказал он. – По два пятьдесят за каждую пинту.

Он мог получить за это пулю, здесь и сейчас, но Мастерсу почему-то понравилось. Он усмехнулся, вытащил из кармана скомканные купюры, отделил пятёрку и сунул её в руку Смайли.

– Хватит копаться, Бэт, – произнёс Джордж. – Иди наружу.

Я заметил, что он крайне внимательно следил за происходящим и держал пистолет направленным прямо в грудь Смайли, пока тот убирал в карман пятидолларовую банкноту.

Мастерс открыл дверь, вышел наружу, небрежно огляделся и поманил нас. Тем временем Джордж встал, обошёл нас и оказался сзади, убрав пистолет в карман пальто, но не выпуская его из руки.

– Ладно, ребята, пошли, – произнёс он.

Всё было крайне дружелюбно. В некоем смысле.

Мы вышли в прохладный тёплый вечер, которому не суждено было продлиться долго, судя по тому, как шли дела. Да, «Бьюик» был припаркован у самого входа к Смайли. Посмотри я на него хоть одним глазом, прежде чем войти, не случилось бы всей этой кутерьмы.

«Бьюик» оказался четырёхдверным седаном.

– Садитесь назад, – сказал Джордж, и мы так и поступили. Джордж разместился спереди, но сел боком, повернувшись лицом к нам.

Мастерс сел за руль и завёл мотор.

– Ну, паренёк, куда? – проговорил он через плечо.

– Милях в пяти отсюда есть леса, – сказал я. – Если вы отвезёте нас туда и свяжете, то нет ни малейшей вероятности, что нас найдут раньше завтрашнего дня.

Умирать мне не хотелось, как не хотелось и смерти Смайли, и эта идея смотрелась так здорово, что на мгновение я ощутил надежду. Затем Мастерс произнёс:

– Что это за город, паренёк?

И я понял, что надежды нет. Нет просто потому, что я дал ему дерзкий ответ на дерзкий вопрос получасом ранее.

Машина съехала с тротуара и направилась на север.

Я был напуган и трезв. И, похоже, мне не было никакой причины сохранять оба эти качества.

– Как насчёт выпивки? – сказал я.

Джордж полез в карман Мастерса и протянул через спинку сиденья одну из бутылок. Мои руки слегка тряслись, пока я ногтем большого пальца снимал целлофан и отвинчивал крышку. Сперва я протянул её Смайли, и тот немного отхлебнул и вернул бутылку. Я сделал долгий глоток, и там, где таился лютый холод, потеплело. Не могу сказать, что это сделало меня счастливее, но почувствовал я себя лучше. Я задался вопросом, про что думает Смайли, вспомнил, что у него жена и трое детей, и пожалел, что вспомнил об этом.

Я вернул ему бутылку, и он быстро отхлебнул ещё раз.

– Прости, Смайли, – сказал я.

– Всё в порядке, док, – сказал он. И засмеялся. – Одно плохо, док. Выйдет шикарная статья для твоего «Гудка», но сможет ли Пит написать её?

Я поймал себя на мысли, что вполне серьёзно задаюсь этим вопросом. Пит – один из лучших печатников в Иллинойсе, но как он разберётся с тем, что происходило сегодня вечером и произойдёт завтра утром? Газету он выпустит, но он никогда не писал новостей, по крайней мере, пока работал на меня, а справиться со всеми новостями, какие достанутся ему завтра, будет тяжко. Сбежавший маньяк, произошедшее с Карлом и то, особенно интересное для меня, что случится с нами двоими. Я задавался вопросом, найдут наши дела вовремя, чтобы написать про это в газету, или это будет просто двойное исчезновение. Хватятся нас обоих скоро. Смайли, потому что его заведение ещё открыто, но за стойкой никого нет. Меня, потому что мне надо встретиться с Питом в «Гудке», и где-то через час, если я так и не появлюсь, он забеспокоится.

К тому моменту мы как раз выезжали из города, и я заметил, что мы свернули с главной улицы, составлявшей часть большого шоссе. Бёргойн-стрит, по которой мы ехали, переходила в сельскую дорогу.

Когда мы подъехали к развилке, Мастерс затормозил и обернулся.

– Куда ведут эти дороги? – спросил он.

– Обе ведут в Уотертаун, – ответил я. – Та, что налево, идёт вдоль реки, а другая сквозь холмы; она короче, но ехать труднее.

Против трудностей Мастерс, похоже, не возражал. Он свернул направо, и мы стали взбираться на холм. Сам я, сидя за рулём, этого бы не сделал. Холмы довольно высокие, а дорога сквозь них узкая и довольно извилистая, по большей части с обрывом слева или справа. Обрыв не такой высокий и крутой, как бывает на настоящих горных дорогах, но достаточный, чтобы вылетевшая за барьер машина разбилась и чтобы растревожить мою акрофобию.

Фобии – нелепая, необъяснимая вещь. Я почувствовал, что моя возвращается, сразу же, как только вдоль обочины начался скромный обрыв, когда мы въехали на первый холм. Собственно, в тот момент я боялся обрыва больше, чем пистолета Джорджа. Да, забавная штука эти фобии. Моя, страх высоты, одна из распространённейших. Карл боится котов. Эл Грейнджер – пирофоб, болезненно боящийся огня.

– Знаешь, Док? – произнёс Смайли.

– Что? – спросил я.

– Я думал, как Питу придётся писать для газеты. Почему бы тебе не вернуться и не помочь ему? Есть же писатели-призраки.

Я застонал. После всех этих лет Смайли выбрал именно этот момент, чтобы сообщить единственную забавную вещь, какую я когда-либо от него слышал.

Дорога поднялась уже высоко; впереди был резкий поворот, а затем спуск. Мастерс остановил машину.

– Ладно, балбесы, – произнёс он. – Вылезайте и катитесь обратно.

Он употребил именно это слово. Задние фары машины давали им достаточно света, чтобы сбросить нас вниз. И, вероятно, это место он выбрал, потому что наши тела было легко скатить с дороги вниз по склону туда, где их не сразу обнаружат. Оба они уже вылезли из машины.

Большая рука Смайли быстро сжала мою руку; я не знал, знак прощания это или сигнал.

– Давай, док, – сказал он – так спокойно, словно составлял напиток за барной стойкой.

Я открыл дверь со своей стороны, но боялся сделать хоть шаг. Не потому, что знал, что меня застрелят; ведь это произойдёт, даже если я не выйду. Они либо вытащат меня, либо застрелят на месте, окровавив заднее сиденье машины. Нет, я боялся вылезти, потому что машина стояла у самого обрыва, начинавшегося всего лишь в ярде от открытой двери. Моя чёртова акрофобия. Там было темно, и я видел только обочину дороги и ничего больше, но мне рисовалась пропасть за ней. Я колебался, наполовину снаружи, но наполовину внутри машины.

– Давай, док, – снова произнёс Смайли, и я услышал, как он шевельнулся позади меня.

Затем что-то вдруг щёлкнуло, и повисла полная, кромешная тьма. Смайли протянул свою длинную руку через спинку сиденья к приборной панели и выключил свет. Все фары погасли.

Какой-то толчок посреди моей спины выбросил меня из двери автомобиля, словно пробку из бутылки шампанского; не думаю, чтобы мои ноги хоть раз коснулись этого ярда обочины. Проваливаясь с обрыва во тьму и неизвестность, я услышал позади себя ругань и выстрелы. Я так боялся упасть, что с удовольствием вернулся бы на дорогу пытаться, увиливая от пуль, бежать в сторону города. По крайней мере, я был бы мёртв до того, как меня сбросили бы с обрыва.