Текст книги "Нежность Аксель"
Автор книги: Франсуаза Бурден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
«Я прибился не к тому лагерю и с каждым днем буду увязать все глубже».
Оставался ли для него хоть какой-нибудь выход? Сестра была такой же бескомпромиссной, как и дед, к ней обращаться бесполезно. И рядом с этими двумя Джервис и Констан, казалось, просто не существуют. Была, правда, Кэтлин, такая непохожая на всех остальных. Возможно, она-то и могла стать лучиком надежды.
«Другого козыря у меня на руках нет, я должен попробовать».
Если он решится ей позвонить, то нужно знать, что говорить. Проблема заключается в том, что Дуглас чувствовал, что погибает, и не видел, ни каким образом, ни на каких условиях он мог бы снова стать частью семейного клана. Единственное, в чем он был уверен, – это то, что ни при каких обстоятельствах нельзя допустить, что бы открылось, что он делал в стойле Макассара. Эта тайна должна остаться между ним и Констаном навсегда.
«Он будет молчать, он благородный. Если он заговорит об этом со мной, скажу, что сожалею, и этого будет достаточно».
Презрение к Констану не помогло восстановить ни капли уважения к самому себе, и он прекрасно это осознавал. Но иметь единственным союзником простачка унижало его еще больше. Итак, он продолжал бродить по парку, не вполне понимая, чего ожидает от этих прогулок. Дугласу было двадцать четыре года, его мучили угрызения совести, и никакого будущего впереди...
* * *
– Это не из-за тебя, Антонен! Я просто хочу попробовать.
В центре круга Буало, круговая дорожка которого была предназначена для охотничьего галопа, Аксель наблюдала за жеребятами и обращалась к Антонену, не глядя на него.
– Вот уже несколько недель его тренирует Ромен, – снова заговорила она, – и они действительно хорошо понимают друг друга.
– Представь себе, я тоже! И я, как и ты, уверен в мастерстве этого коня. То, что он плохо выступил тогда, ни о чем не говорит, я...
– Знаю, ты здесь ни при чем. Но в этом сезоне я должна дать Ромену возможность показать себя.
Как первому наезднику конюшни Монтгомери Антонену всегда предоставлялись лучшие скакуны, однако сейчас Аксель была единственным судьей и решение принадлежало ей.
– Ты права, – медленно проговорил он. – Ромен заслуживает удачных выступлений, он очень заметно прогрессирует.
Аксель взглянула на него вопросительно, потом перенесла все внимание на жеребят, которые заканчивали работу. Она слишком хорошо знала Антонена, чтобы поверить в его альтруизм или даже просто в товарищеские чувства. До сих пор Ромен не заслонял его, но он был на подъеме и, благодаря совсем маленькому росту, мог выступать в любом весе. Очень скоро он превратится в соперника.
– Дай ему Артиста, а мне оставь Макассара, – предложил Антонен деланно небрежным тоном.
– Не о чем больше спорить! – отрезала она.
Антонен последовал за Аксель, которая присоединилась к возвращающимся шагом наездникам. Одной из привилегий Антонена было не выводить последнюю партию, жеребят, и иногда по утрам он не появлялся вовсе. Порой такое поведение звезды раздражало Бенедикта, но профессиональные качества Антонена были настолько очевидными, что он закрывал на это глаза.
Аксель осмотрела лошадей одну за другой, послушала их дыхание и отдала приказание возвращаться.
– Пообедаем вместе? – предложил Антонен.
Понимая, что он пришел на ипподром только ради этого, она засмеялась.
– Да чтобы я поверила, будто ты интересуешься молодым поколением!..
– Интересуюсь. И даже могу сказать, что эта неказистая на вид алезанка-подросток превратится в превосходную кобылу. Я бы поскорее включал ее в соревнования. Если ты, конечно, не доверишь ее Ромену...
Аксель повернулась и презрительно посмотрела на него.
– Не делай из мухи слона, будь добр.
Она могла быть такой же высокомерной, как и Бен, когда желала того! Антонен опустил голову и сокрушенно прошептал:
– Да, шеф! Хорошо, шеф! А как с обедом?
Аксель в нерешительности продолжала смотреть на него.
– Отправляйся в дом и перекуси что-нибудь, – наконец отрезала она.
В доме будет Констан, и Антонен не сможет прибегнуть к своим штучкам, чтобы воздействовать на нее своим очарованием. Очарованием, которое утром не оставило ее равнодушной, – возможно, из-за жаркого июньского солнца, которое вызывало самые разные желания.
Она отвернулась, с удивлением обнаружив, что все еще испытывает к Антонену определенный интерес. Их роман оставил очень приятные воспоминания, и порой она спрашивала себя, не была ли она несправедлива.
– В последние дни я два-три раза видел твоего брата, – сказал он.
– Где?
– В парке. Мне кажется, он ищет работу.
Новость привела ее в замешательство. Неужели Дуглас решил заняться чем-то, а не дуться и жаловаться? Если это так, то первым обрадовался бы Бенедикт. Он только и ждет, чтобы внук проявил хоть малейший признак доброй воли, и если он окажется достаточно храбрым, чтобы устроиться конюхом у конкурента...
– Только бы это оказалось правдой! – радостно воскликнула она.
Антонен воспользовался этим и обнял ее, но она тут же высвободилась.
– Ты прекрасно знаешь, что я этого не хочу! И тем более здесь!
Они как раз выходили за ограду тренировочного центра, и их мог увидеть кто угодно.
– Если пожелаешь, можно перейти на «вы» и пожимать друг другу руки при встрече!
Злой тон Антонена не возмутил Аксель, а взволновал. В конце концов, то, что он не хочет оставаться на расстоянии, было объяснимо. Что может быть более болезненным для мужчины, чем холодность, с которой она с ним обращалась. Как будто он никогда не держал ее в объятиях, никогда не раздевал, никогда...
– Сбросил! – раздался крик за спиной.
В тридцати метрах от них жеребенок сбросил наездника и, радостно взбрыкивая, скакал вокруг остальных. Аксель удалось разглядеть номер конюшни, выбитый на седле.
– Это кобылка из конюшни Лионеля, – объявила она. – Ты видишь ученика?
Приставив руку к глазам, Антонен осматривал аллеи. Многие скакуны закончили работу и небольшими группами направлялись к выходам. Освободившаяся лошадка приводила в волнение остальных, особенно двухлеток, готовых отвлекаться по пустяку.
– Да, вот он.
Мальчишка лет пятнадцати, в пыльной футболке и съехавшем на бок шлеме, бежал к ним.
– Не беги! – закричал Антонен.
Чтобы поймать коня, сбросившего всадника, требовались самообладание и реакция. Из чувства солидарности, а также чтобы неразбериха не распространилась на весь тренировочный центр, большинство присутствующих тренеров медленно сужали круг вокруг кобылки, которая решила пощипать травы на склоне. Наконец одному из них удалось ухватить вожжи, волочившиеся по земле, и покончить с происшествием. Ученик вскочил в седло под насмешки окружающих. Аксель и Антонен пошли дальше.
– Меня уже давно не сбрасывали, – сказал Антонен.
– Не следует так говорить, это приносит несчастье.
– Ты суеверна?
– Конечно. Как и все, на мой взгляд. Кстати, помнится, у тебя был хлыст-талисман, десять раз зашитый сапожником!
Они обменялись заговорщицкими улыбками, и когда Антонен слегка коснулся руки Аксель – нежно, но сдержанно, – она не стала противиться.
* * *
Кэтлин рассеянно следила взглядом за пчелой. Розовые кусты цвели без устали, на них в изобилии появлялись крупные красные и желтые цветки, так привлекавшие насекомых.
– Когда ты говоришь, что все закончится тем, что ты наделаешь глупостей, о чем конкретно ты думаешь, Дуг? О самоубийстве? Об ограблении банка?
Смущенная физиономия молодого человека вызвала у Кэтлин смешок.
– Я пошутила. Ты потерял чувство юмора? Пойдем-ка, я поджарю тебе яичницу-глазунью. В холодильнике почти пусто, я сегодня должна была уезжать, но, в общем, очень рада, что ты приехал. Приглашаю тебя вечером в ресторан!
После крика о помощи – по телефону – она отправила Дугласу билет на самолет, приглашая провести у нее в Лондоне сутки. Он был настроен рассказать ей обо всех своих неприятностях, но ничего не объяснил. Он терялся уже в начале предложения, не мог его закончить и при этом не отрывал взгляда от пола.
Они вошли в дом, где большая часть мебели была уже в белых чехлах.
– Мы все лето проводим за городом, – пояснила Кэтлин.
Джервис, должно быть, пробудет до сентября в Саффолке, куда Кэтлин приедет на несколько недель, перед тем как отправиться в одно из своих далеких и загадочных путешествий. В этом году ей захотелось побывать в Японии, и она исчезнет на некоторое время, даже не станет подавать о себе вестей.
В кухне она доверила Дугласу бутылку бордо с указанием года и штопор.
– Займись этим, пока я поджарю яйца. Бекон? Сосиски?
– И то, и другое.
Она порылась в ящиках и вытащила накрахмаленный фартук, который надела поверх костюма из кремового льна. Присутствие Дугласа очень ее раздражало, но любопытство взяло верх. По крайней мере, будет интересная тема для разговора, когда она увидится с родителями и Беном.
Что-то, что могло бы отвлечь от досадных мыслей об исчезнувшем браслете, преследовавших ее последние дни. Его не удалось найти после разрыва с Оливье. Дополнительное разочарование, сопровождаемое весьма унизительным чувством, что ее принимали за дурочку. Неужели она достигла возраста, когда общаются с альфонсами?
– Я до сих пор не переварил того, как Бен выпроводил меня, – вздохнул Дуглас за ее спиной.
Она повернулась с шипящей сковородой в руке.
– Нет-нет! Только без стенаний и уж тем более – без нападок на деда. Я обожаю Бенедикта и не желаю, чтобы его критиковали.
– Прошу прощения! Я и забыл, что ты превозносишь его до небес, – цинично заявил он.
– Он того заслуживает, Дуг. И если ты этого не понимаешь, то отсюда все твои проблемы.
– В самом деле?
Она смахнула яйца на тарелку таким резким движением, что задела вилкой сосиску.
– Он парализован, па-ра-ли-зо-ван! – произнесла она по слогам, наклонившись к Дугласу. – Ты представляешь, что это значит? Уже одно это требует уважения и любви, но это далеко не все. Он поставил на ноги вас с сестрой. Он вдовец. Одного сына он потерял в море и даже не имел возможности похоронить, другой – простак. Тем не менее все это он переносит с достоинством. Даже то, что сам оказался в инвалидной коляске. Более того, он единственный, кто в нашей обеспеченной и беспечной семье работает в поте лица, единственный, кто зарабатывает на свою и вашу жизнь.
– Из меня-то он выжал все соки.
– Но уехал ты! Не перевирай того, что произошло, я не та публика, которая тебе поверит. Так о чем ты говоришь?
– Я тоже мог стать тренером, – проворчал он. – У него для всех находится место.
– Вовсе нет. Я ничего не понимаю в ваших чертовых лошадях, но никто из здравомыслящих людей не столкнет лбами сестру и брата. Поступив так, он настроил бы вас друг против друга. Аксель уже начала, ты на четыре года младше и ничего в этом не смыслишь.
– Оставь треп, Кэт! Ты только что говорила об обеспеченной семье! Так вот, я уже не часть ее, я подыхаю с голоду. Я весь в долгах и, чтобы расплатиться с ними, готов стать проходимцем...
На последнем слове голос молодого человека прервался, и Кэтлин увидела, как задрожал его подбородок. Из деликатности она отвела взгляд. Она знала Дугласа более волевым, более напористым – тогда он начинал карьеру наездника. Хорошо, он вырос, стал на пятнадцать сантиметров выше нормы, тем лучше: это избавило его от риска сломать шею на ипподроме. Почему он не смог заняться чем-нибудь другим? Из-за лени? Из-за нехватки инициативы или желания? Она принялась внимательно его разглядывать. Черты его лица стали жестче, определеннее, возле рта залегла отчетливая горькая складка. Он выглядел старше своих двадцати четырех лет.
– Проходимцем? Объяснись-ка.
– Бывают соблазны, Кэт! Предложения, от которых не отказываются, когда находятся в отчаянном положении... Гадкие вещи, которые человек согласен сделать, лишь бы покончить с нищетой...
Больше он ничего не сказал, но ей этого и не было нужно. Допустим, Дуглас поступил дурно, но ведь хватило же у него ума обратиться за помощью! А может, это шантаж? Как бы там ни было, она должна ему помочь.
– Ты хочешь, чтобы я походатайствовала за тебя перед Беном? Ты не осмеливаешься встретиться с ним сам? Ладно, я поговорю с ним, как только окажусь на конном заводе. Там он более спокойный, так будет проще. Только мне нужно знать, чего ты от него хочешь. И в любом случае это не избавит тебя от встречи с ним. Рано или поздно тебе придется повиниться перед ним: сказать, что ты был не прав, хлопнув дверью, что ты сожалеешь, что без него у тебя ничего не получается. Если ты сможешь добавить, что привязан к нему, он растает, как кусок масла на солнце.
– Не требуй от меня невозможного! – воспротивился Дуглас.
– Просишь ты, а не я. Имей это в виду.
Почему она должна всегда давать советы своим младшим кузенам? Потому что они молоды и не имеют никакого опыта, кроме обращения с этими проклятыми лошадьми? Бен слишком любит их и всегда излишне опекал.
Она снова взглянула на Дугласа. Был ли он мил? Не было ли в нем какой-то бесхарактерности, чего-то, что побуждало бы только к плохому, как в Оливье? Нет, сравнивать его с Оливье было опасно: можно было вызвать в себе такую неприязнь к нему, что она уже не сможет защищать его.
– Ты не ешь, Кэтлин? – любезно спросил он.
Проходимцы и альфонсы могли вести себя очень обходительно, очаровательно – она совсем недавно в этом убедилась. Она съела крохотный кусочек бекона и отставила тарелку. Разговор испортил ей аппетит. Впрочем, это только пойдет на пользу ее фигуре.
* * *
Скрестив руки, вся в поту, Аксель восстанавливала дыхание. В открытое окно веял теплый ветер, который не приносил прохлады. Антонен вышел из ванной с полотенцем на бедрах и сел в ногах кровати. В его улыбке не было ничего вызывающего, он выглядел счастливым.
– Боже мой, как ты прекрасна... – тихо сказал он.
Комплимент оставил ее равнодушной. Какую отвратительную глупость она только что совершила! Она бездумно поддалась внезапному желанию, вызванному одиночеством, или чудесной летней порой, или просто золотистыми искорками, плясавшими в глазах Антонена, когда он смотрел на нее... И чтобы предаться этому желанию, она даже не вышла из собственной спальни! К счастью, в это время Констан был во дворе: отчитывал учеников и проверял, как раздают овес.
– Быстро одевайся, – сказала она, – нужно выйти отсюда.
Она протянула руку к блузке, когда зазвонил мобильный телефон. Не зная высветившегося номера, она ответила и услышала голос Ксавье Стауба.
– Надеюсь, я вам не помешал? Вы не на бегах?
– Сегодня нет, – пробормотала она.
– Хорошо, мне так показалось, когда я читал Paris-Turf. Я становлюсь заядлым игроком, знаете ли.
Антонен, наклонив голову, смотрел на нее, и она потянула к себе сорочку, смущенная его настойчивостью.
– Вы сказали, что будете располагать временем на этой неделе, вот я и пользуюсь такой возможностью. У меня к вам целый список очень простых вопросов, но нам было бы лучше встретиться у компьютера. Разумеется, я доставлю себе удовольствие проехаться в Мезон-Лаффит.
Антонен протянул руку, отвел в сторону блузку и прикоснулся к ее груди. Аксель хлопнула его по запястью и выпрямилась.
– Я буду свободна завтра в конце дня, – ответила она. – К шести тридцати.
– Замечательно! Я покажу вам, что уже готово.
Антонен не отступал и теперь гладил ее плечи. Она задрожала и встала, услышав, что он легонько насвистывает сквозь зубы.
– До завтра, Ксавье, жду вас дома.
Она бросила мобильник на кровать, забрала сорочку и направилась к двери, но телефон зазвонил снова. На этот раз стационарный.
– Просто приемная министра, – насмешливо сказал Антонен.
– Не говори ничего, не свисти и не прикасайся ко мне.
Стоя у ночного столика, она подняла трубку.
– Бен? Как приятно тебя слышать!
Голос деда вынуждал ее ощущать свою наготу и неуместное присутствие Антонена в спальне еще больше, чем голос Ксавье.
– Здесь все в порядке, – сказала она сдавленным голосом. – Думаю, что Артист завтра пробежит хорошо, и это будет днем проверки для Макассара. Я решила, что на нем будет Ромен. Ты согласен?
– Блестящая мысль! Звони мне после каждого этапа соревнований, у меня не хватит терпения дождаться окончания.
Антонен приблизился к ней. Он снял полотенце, оно упало на пол.
– Кажется, Дуглас в Лондоне, – вновь заговорил Бен. – Он был у Кэтлин, не знаю зачем. Может быть, завтра она приведет его сюда.
– Правда? Умоляю тебя, будь с ним поласковее, выслушай его.
В наступившей тишине Аксель слышала прерывистое дыхание деда.
– Посмотрим, – пробурчал он наконец.
Она почувствовала, что Антонен приблизился и обхватил ее руками, будто хотел заключить в тюрьму. Она грубо вырвалась, уронив телефон на пол. Наклоняясь, чтобы поднять его, она пронзила Антонена взглядом.
– Ты на линии, Бен? Хорошо, мне нужно заканчивать, поцелуй от меня Джервис и Грейс. И не забудь сфотографировать всех чистокровных жеребцов-однолеток, ты обещал.
– Буду держать тебя в курсе относительно брата. До завтра, дорогая!
Положив трубку, она с раздражением вздохнула и обернулась к Антонену.
– Не делай так, когда я разговариваю с кем-то. Особенно если это Бен!
– Почему? Он думает, что ты девственница?
Она презрительно взглянула на него и безжалостно проговорила:
– Я попросила тебя одеться и выйти, перерыв окончен.
Сожалеть было поздно – она не должна была возобновлять роман с Антоненом, теперь он не отвяжется. Она прошла в ванную, приняла душ, надела тенниску и джинсы. Когда она вернулась в спальню, Антонен был одет.
– Ты хочешь, чтобы я ушел первым? – спросил он мрачно.
Кивнув, Аксель улыбнулась.
– Было хорошо... – призналась она.
С побитым видом Антонен пожал плечами.
– Ты не вкладываешь в эти слова никакого чувства!
Ответ мог только ранить его, ведь Антонен был искренним. Немногим раньше он сказал ей очень нежные слова, которые она отказывалась слышать.
– Уходи, – прошептала она, отворачиваясь.
Она чувствовала себя виновной, несправедливой. Думать только о минутном удовольствии было ребячеством, она знала это. И отношения с Антоненом должны были еще более осложниться.
«Как я могла думать, что все будет просто? Если он действительно влюблен, я причиняю ему боль, если нет – раздражаю».
В то, что он влюблен, ей верилось с трудом – может быть, потому что она сомневалась в собственных чувствах. Привязанность к Антонену могла привести к еще большим разочарованиям, она не отважится на такой риск.
Недовольная собой, она поспешно обулась и прошла в комнату, где хранился архив. Оттуда ей был виден двор, ученики как раз заканчивали его подметать. Она видела, как Антонен направился к своей машине, на ходу отпуская шуточки в сторону Констана. Последний наверняка подумает, что Аксель обсуждала с наездником предстоящие бега или пересматривала записи предыдущих.
Она сбежала по винтовой лестнице, ведущей в кабинет на первом этаже, который продолжали называть кабинетом Гаса. Как обычно, ее взгляд остановился на фотографиях лошадей, благодаря которым упрочилась слава семьи Монтгомери. На стене оставалось совсем мало места, но Аксель уже присмотрела местечко, где в один прекрасный день она повесит фото «своего» чемпиона. И она продолжала надеяться, что это будет Макассар.
* * *
На следующий день под вечер Констан поблагодарил слесаря, попросил его отправить счет на имя Бенедикта и положил в карман три блестящих ключа: один для себя, другой для Аксель, третий для Бена. Ему не нужно было что-то объяснять – заниматься подобными мелочами было его работой, – тем не менее он предусмотрительно немного подпортил старый замок, чтобы он начал заедать.
После ночного посещения Дугласа Констан ни о чем другом не мог думать. Он просыпался по ночам, чтобы еще раз обойти конюшню, а когда снова укладывался в постель, ушки его были на макушке. Тайна все больше тяготила его, но он не мог никому довериться и продолжал терзаться.
Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться – двор в порядке. Аксель вот-вот возвратится из Сен-Клу, затем прибудет грузовик службы перевозок, который доставит двух лошадей, принимавших сегодня участие в бегах.
– Добрый день! – раздался радостный голос, заставивший его подпрыгнуть.
Он не слышал, как прибыл Ксавье Стауб, – должно быть, тот оставил машину на улице. Решительно, здесь входили и выходили, как в проходном дворе!
– У меня встреча с Аксель, – объяснил молодой человек, протягивая руку.
– Ее нет. Впрочем, вам повезло, вот она...
«Альфа» проехала между колоннами ворот и затормозила перед ними. Из нее вышла Аксель, нервно разглаживая льняное платье.
– Макассар выиграл! – бросила она Констану.
Она выглядела и возбужденной, и раздосадованной одновременно.
– Но на финише он был изможден и долго приходил в себя.
– Очень жарко, – возразил Констан. – А Артист?
– Плохо стартовал и не пошел дальше. Когда Антонен увидел, что дело дрянь, то не стал продолжать. И правильно сделал.
С несколько натянутой улыбкой она протянула руку Ксавье:
– Спасибо, что приехали прямо сюда.
– Спасибо, что принимаете меня!
– Надеюсь, вы не спешите? Мне хотелось бы дождаться лошадей, прежде чем сесть за компьютер.
– Никаких проблем, я располагаю временем.
– Хочешь, я поставлю твою машину? – предложил Констан Аксель.
У него не было водительских прав, но он управлял любым приспособлением с мотором в обоих дворах. А сам пользовался скоростным красным скутером, купленным три года назад. С него он просто пылинки сдувал.
– Да, и еще... – добавил он. – Вот тебе ключ от ворот. Старый можешь выбросить!
– Ты сменил замок? – удивилась она.
– Он сильно скрипел. Ты не замечала?
– Нет.
Больше Аксель ничего не сказала, положила ключ в карман и снова обратилась к Ксавье:
– Я рассказала о вашей идее друзьям-тренерам, и они отреагировали достаточно сдержанно.
– Когда все будет доведено до конца, они одобрят ее единогласно!
Его энтузиазм заставил ее улыбнуться – на этот раз более чистосердечно, но продолжить разговор у них не вышло: прибыл грузовик с лошадьми. Ксавье немного отступил, чтобы наблюдать за выгрузкой двух скакунов. Их ноги, головы и хвосты были защищены, покрыты специальными попонами цветов владельцев, и от этого кони выглядели сказочными животными из книги фантастики.
Аксель обменялась несколькими словами с одним из сопровождающих и подошла к черному коню, которого только что вывели из фургона. Она сама сняла с него приспособления для транспортировки и распорядилась поводить его по мощеному булыжником двору, чтобы внимательно осмотреть. Затем прошла за конем в стойло.
Ксавье не мог дождаться, пока она выйдет, и через несколько минут пошел следом, но застыл на пороге, пораженный увиденным. Забыв о своем элегантном льняном платье, Аксель обняла руками шею породистого коня и шептала ему в ухо:
– Ты был неотразим, мой Макассар, ты будешь великим чемпионом! Но подождем, тебе нужно отдохнуть. Не беги очень быстро, хорошо? Тепловой удар? Я все время рядом, не волнуйся. И в следующий раз ты опередишь их на десять корпусов...
– Вы всегда беседуете с ними? – пошутил Ксавье. – Это является частью тренировок?
– Хорошо бы! Голос имеет большое значение для лошадей, нужно обязательно разговаривать с ними, чтобы утешить или подбодрить. Мой дед считает, что с этим конем я веду себя как дура. Он не ошибается: Макассар с первого дня, как только появился у нас, стал моим любимчиком.
– Почему он? Он что, лучше других?
– Не то чтобы очень... У него душа рысака-фаворита, но пока он просто очень хороший.
Кончиками пальцев одной руки она водила по гриве коня, а другой гладила его по морде. Все ее поведение демонстрировало скрытую нежность, и это взволновало Ксавье.
– Похоже, вы действительно любите его.
– Хотя не должна. Лучше не привязываться к ним, чтобы не терять профессионального взгляда – нейтрального. Лошади, принимающие участие в бегах, находятся в конюшне для того, чтобы побеждать, и их карьера коротка. Каждый год прибывает группа жеребят-двухлеток, и нужно, чтобы я соответствовала занимаемому месту...
К сожалению, она должна была оторваться от каракового. Платье ее испачкалось, и несколько мгновений она оглядывала себя, насупив брови.
– Пойдемте в дом. Предлагаю вам что-нибудь выпить, пока я переоденусь. Потом мы сможем заняться делом.
Он догадался, что она вовсе не горит желанием обсуждать его предложение, но он приехал ради этого и рассчитывал ее убедить. Он последовал за ней в дом, уверяя, что вполне может налить себе стакан воды сам.
В кухне, которую он помнил, Ксавье направился прямо к крану, а потом присел на один из табуретов у стойки. Восхитительная покрытая эмалью фаянсовая плитка, несомненно, была из Португалии, а тяжелая медная люстра, казалось, только что перебралась сюда из биллиардной. Как и в вестибюле, здесь царил все тот же милый, но показательный беспорядок. Аксель, должно быть, жила стремительно, не успевая прибрать за собой разбросанные бумаги, – и это еще раз подчеркивало необходимость качественного компьютерного оснащения.
– Все, я в вашем распоряжении, – сказала она.
В белых джинсах и турецкой тенниске под цвет глаз, с длинными волосами, собранными в хвост, она была очаровательна. Он не мог оторвать от нее глаз, пока она проходила за стойку, открывала холодильник и доставала оттуда банки с пивом.
– Я взяла кое-что, идите за мной.
Она провела его до кабинета на первом этаже, где они на минутку остановились.
– Обстановка типично английская.
– Английская и коневодческая. Это был любимый утолок моего прадеда Гаса. Здесь я по-прежнему принимаю владельцев лошадей, но работаю в другом месте. Пойдемте.
По винтовой лестнице они поднялись в комнату, которую он определил как архивную. Ксавье заметил плазменный экран на стене, видеосистему, нагромождение раскрытых папок и стопок бумаг, а на уголке стола – компьютер.
– Нельзя сказать, что вы часто им пользуетесь!
– Только чтобы просмотреть почту или поискать что– то в Интернете, при необходимости – написать официальное письмо.
– Как бы там ни было, это хорошая машина, современная и мощная.
– Не знаю, как это компьютерщику удалось меня убедить купить его! – смеясь, сказала она. – Что до Бена, то он просто отказывается к нему прикасаться, вот почему я затащила его сюда. В любом случае он никак не соответствует «английской обстановке» внизу!
Они уселись рядом, и Ксавье загрузил демонстрационную программу.
– Это только макет, пока не выносите никакого суждения.
Он показал таблицы, над которыми усердно работал.
– Ваше дело указать, чего слишком много, чего недостает, что сформулировано нечетко, а что неудобно...
Почти целый час они обсуждали, что должно быть включено. Закончилось тем, что Аксель, поначалу вовсе не выглядевшая увлеченной, включилась в работу и высказала Ксавье массу предложений и советов.
– Вы многого не учли. Например, предположительные даты подковывания. Скакун во время работы часто теряет подковы, поэтому представьте, что происходит, когда коней восемьдесят! Не забудьте и стоимость зерна, которое приходится на каждую лошадь, и вес всадника, с которым она бежала последний раз. Еще важнее – не пропустить момент и вовремя отказаться от соревнований. Лошадей заявляют для участия во многих бегах, но они выступят не во всех. Заявки делают для того, чтобы иметь выбор, но чем дольше мы выжидаем, тем выше неустойка.
Он с сосредоточенным видом скрупулезно отмечал все, что она предлагала.
– Не так просто быть тренером, – наконец сказал он.
– Вы думали, все сводится к тому, чтобы выпустить утром лошадей, словно голубей, и любоваться, как они гарцуют? Что-то вроде: «Клянусь, Рудуду идет быстрее, чем Раплапла!»
Ксавье расхохотался, и это заставило Аксель на несколько секунд прерваться, но она уже не могла остановиться, потому что увидела, какой полезной может быть эта компьютерная программа.
– Я хотела бы еще выйти на общество «Франс-Галоп», в ведении которого все бега, гладкий и с препятствиями, чтобы можно было сразу выходить на их базы данных.
– Ну у вас и требования! – насмешливо сказал он. – Я и не предполагал, что в конечном итоге все будет настолько сложно.
– К тому же нужно, чтобы пользоваться этим было очень просто, – заметила она. – Свести к минимуму то, что нужно освоить, чтобы не просиживать часами каждый вечер!
– Я оставил место для ежедневной оценки каждой лошади, но если это слишком долго, то можно составить своеобразную анкету с множественным выбором, вам нужно будет только выбрать ячейку. Результат хороший, посредственный, неудовлетворительный, превосходный и так далее.
Разговаривая и видоизменяя данные, Ксавье не мог не наблюдать тайком за Аксель. Она была загорелой, как люди, проводившие много времени на свежем воздухе, у нее были чудесные глаза и волосы, которые хотелось потрогать. Сосредоточившись на экране, она не смотрела на гостя и нервно покусывала губы.
– Может быть... – наконец сказала она. – Может быть, я привыкну к этой штуковине. Пока я действую неуверенно, но постепенно все придет. Может, прервемся? У меня разболелась голова.
– Вы устали? Простите, я не сообразил.
Он вынул диск. Он обдумывал, как исхитриться и пригласить ее на ужин, но Аксель его опередила.
– Уже поздно. Поужинаете с нами перед возвращением в Париж? Порой Констан очень искусен, хотя иногда изобретает нечто несъедобное. Помолимся, чтобы сегодня он был в ударе!
Счастливый тем, что может остаться, Ксавье шел за ней по винтовой лестнице.
– Только я быстренько гляну, что там в конюшне. Вы пойдете со мной?
Она открыла одну из балконных дверей в кабинете, который выходил на террасу, и они попали во двор.
– В конфигурации вашего дома нелегко разобраться, но жить в нем, должно быть, неплохо, – отметил он.
По сравнению с функциональной и бесхитростной виллой Нейи, безупречно ухоженной, жилище семьи Монтгомери было причудливым.
Удивленная его замечанием, Аксель повернулась и посмотрела на фасад.
– Я живу здесь с самого рождения, для меня все привычно, но я знаю, что люди называют наш дом несуразным. Эта квадратная башня действительно не вполне в общем стиле, я с вами согласна.
– Скажем так, несколько непривычно видеть ее рядом с голубятнями. Но в чем-то она придает ансамблю вид... англо-нормандского замка!
Они дружно засмеялись, а потом Аксель повела гостя к первому ряду стойл.
* * *
После чая в весьма натянутой обстановке Джервис, Грейс и Кэтлин под различными предлогами удалились, оставив Дугласа наедине с дедом.
Оказаться в усадьбе, где в детстве столько раз проводил каникулы, для Дугласа было непросто. Он вспоминал, как они с Аксель играли в прятки, как за совместными обедами сознательно подчеркивали свой французский акцент, чтобы позлить родственников, как носили яблоки племенным кобылам и их детенышам в луга. В те времена он не задумывался о своем будущем, считая, что все определено.
