Текст книги "Голубой огонь"

Автор книги: Филлис Уитни

Соавторы: Мэри Маргарет Кей
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА VI

Дэрк пришел домой поздно и перед ужином поспешил принять душ и переодеться. В этот день Сюзанна опять оставила меню на усмотрение повара, но вечером ужин оказался превосходным. Боботи – мягкие шарики с яйцом и кэрри, запеченные в квадратном английском противне, по словам Дэрка, было его любимым блюдом, и она нашла аромат пряностей восхитительным.

Стол выглядел привлекательно с белыми свечами, установленными новой горничной Вилли в серебряные подсвечники – подарок Никласа Ван Пелта. Голубые васильки стояли в маленькой вазе в центре, подчеркивая колорит.

Дэрк интересно рассказывал о своих вечерних делах. Он убедил Никласа Ван Пелта запастись красивыми серебряными ювелирными изделиями. На этот раз не из резерваций, а изящными серебряными изделиями ремесленников, сделанными здесь, в Кейптауне, некоторые из которых были украшены полудрагоценными камнями местной добычи. Одну брошь он принес для нее, и, вынув ее из тонкой узорчатой ткани, она была восхищена. На серебряной основе были вырезаны крошечные фигурки, копирующие древние пещерные росписи: одна – обнаженный, бегущий с луком и стрелой, другая – с поднятым над головой копьем, а между двумя охотниками – грациозная фигурка обреченной импала в прыжке. Она приколола брошь к блузке, растроганная таким подарком.

О Джоне Корнише разговора не было, и ужин прошел без эксцессов.

Вилли прислуживала за столом так тихо, что они едва замечали ее. Когда она вышла из комнаты, Сюзанна рассказала Дэрку, что отец показал ей странное письмо Клары, написанное перед смертью.

– Ты ведь знал об этом письме, не так ли? – спросила она. – Ты должен был знать о нем еще до нашей встречи в Чикаго.

– Да, я знал, – согласился Дэрк. – Твой отец показал его мне перед тем, как послать за тобой.

– Но тогда почему ты не сказал мне о нем? Ведь было бы справедливее, если бы и я о нем знала?

– Возможно, и справедливее. Но не очень дальновидно, учитывая мои цели. – В его улыбке были и озорство, и любовь. – Ты была достаточно упряма, и я не хотел добавлять тебе трудностей. Если бы ты заподозрила у своего отца скрытые замыслы, связанные с твоим возвращением сюда, возможно, ты никогда бы не согласилась приехать.

– Но ведь фантазия моей матери по поводу алмаза – абсурд, – уверяла она его. – С помощью этой выдумки она думала обратить внимание отца на меня. И, кажется, ей это удалось. – Она не могла сдержать оттенок горечи в своем тоне. Дэрк, несомненно, был прав. Если бы она узнала о письме, она бы еще больше воспротивилась возвращению.

Дэрк дотянулся через стол до ее руки.

– Подумай об этом. Ты можешь оказать большую Услугу отцу, если вспомнишь что-нибудь, что навело бы его на след Кимберли.

Ясно, что он не понял того, что она сказала.

– Но, Дэрк, ведь все это было выдумкой! Я ничего не знаю об алмазе. У моей мамы было много маленьких женских хитростей наподобие этой. Именно так она и поступила, чтобы почувствовать себя умной и полезной.

Лицо Дэрка осветилось улыбкой, которую она так любила, но в этот момент она ее немного раздражала, потому что означала, что он не воспринял всерьез объяснений относительно письма.

– Как могут мои воспоминания помочь отцу? – спросила она.

– Это вопрос, на который я не могу ответить, – сказал он. – Но интуиция подсказывает мне, что это возможно.

Она знала, что находится в опасности. До этого она всегда избегала заходить слишком далеко, потому что этот вид страха как тень прятался в глубине ее подсознания, готовый поглотить ее, если она подойдет к нему слишком близко. Она не могла продолжать, поскольку никогда не могла преодолеть эту детскую болезнь. Но она должна знать. Она облизнула сухие губы кончиком языка.

– Он попал в тюрьму из-за этого алмаза?

Дэрк отрицательно покачал головой.

– Как это ни странно, алмаз не имеет к этому никакого отношения. Скорее всего Кимберли был с ним в то время. Его доверил ему его владелец – близкий друг Никласа – для специальной выставки в Кейптауне. Когда алмаз исчез, его друг не делал заявления ни прессе, ни полиции, он только аннулировал свое согласие показывать его на выставке. Он был предан Никласу и не допустил, чтобы кто-либо узнал о случившемся. Не было ни расследования, ни общественного обсуждения, ни шума. Не было много лет, пока все забылось.

– Но тогда почему мой отец попал в тюрьму? Какое преступление привело его туда?

– Тебе следовало спросить меня об этом в Чикаго – сказал мягко Дэрк. – Когда я хотел рассказать тебе, ты не хотела слушать. А сейчас твой отец попросил меня не касаться этой старой истории в разговорах с тобой, поскольку ты не знаешь о ней. Он считает, что это не имеет отношения к настоящему. Если он решит иначе, он сам тебе все расскажет. Поэтому так и поступим, дорогая. Я не могу идти против его воли в данном случае.

Вилли принесла десерт – английский торт под названием «пустячок», сделанный из бисквита, джема и щедро заправленный кремом. Дискуссия их была удачно завершена, когда Вилли подходила к столу, чтобы поставить торт.

При таких обстоятельствах она едва ли могла добиться, чтобы Дэрк рассказал ей то, что она хотела знать. Он не принял ее соображений по поводу письма матери, и казалось невозможным убедить его. По крайней мере, это не могло произойти сейчас, пока она здесь. Мудрее предоставить событиям идти своим чередом. Кроме того, она предвкушала свой первый вечер с мужем в доме и не хотела портить его какими-либо трениями.

Однако после ужина Дэрк повел себя так, словно перспектива провести тихий домашний вечер пугала его холостяцкую натуру. Вилли разожгла маленький камин, и Сюзанна, вытащив несколько книг и журналов, пододвинула поближе к очагу пару кресел, как бы приглашая присоединиться к ней. Но Дэрк не заметил ее немого приглашения, и она увидела озабоченность, с которой он ходил по комнате, задерживаясь у окна, чтобы посмотреть на огни Кейптауна. Погруженный в свои мысли, он молчал. Когда в прихожей зазвонил телефон и он как кот прыгнул туда, торопясь поднять трубку, она поняла, что он ожидал звонка.

Из прихожей донесся его голос, намеренно приглушенный. Она поправила книги на соседнем столике, создавая небольшой шум, чтобы не слышать его слов. Дэрк наслаждался своей независимостью в течение многих лет до того, как она вошла в его жизнь. Ей не следует думать, что он внутренне перестроился так же окончательно и безответно, как она.

Он вернулся в гостиную раздраженным и сердитым.

– Мне нужно уехать, – сказал он. – Ничего нельзя поделать. Сможешь ли ты ужиться с мужем, чей рабочий день не ограничивается дневными часами?

Она попыталась улыбнуться, чтобы скрыть свое разочарование, но было все же спокойнее, если бы он как-то объяснил, почему работа настолько срочная, что требует его присутствия так поздно.

Она дошла вместе с ним до двери, стараясь изобразить на лице приветливость, и он горячо поцеловал ее, прежде чем выскочить за порог.

Когда он ушел, в доме стало спокойно и как-то безжизненно. Темнота породила чувство изолированности, оторванности от жизни города, так что казалось, каждый Дом существовал сам по себе. Высокое расположение Орлиного Гнезда удвоило это чувство.

Но она но крайней мере была не совсем одна в доме. Негромкие звуки доносились из столовой, и Сюзанна, пройдя через широкий холл, вошла в комнату, которую

Предупредительность и учтивость, свойственные этой хорошенькой чернокожей девушке, снова произвели на Сюзанну приятное впечатление. Вилли, должно быть, было столько же лет, сколько и Сюзанне, и Сюзанна заинтересовалась ею как человеком, которому непросто живется в сегодняшней Южной Африке. Было ясно, что она не была типичной служанкой. Почему же выбор Мары пал на нее?

– Ты всегда жила в Кейптауне, Виллимина? – спросила она.

– Не всегда, миссис Гогенфильд, – ответила Вилли, поставив кофейный сервиз в сервант. – Мои родители родом из Кейпа, но они переехали в Йоханнесбург, когда я была совсем маленькой. Мы вернулись сюда несколько лет назад. – Она бросила взгляд на Сюзанну, а затем отвела глаза, ничего больше не добавив.

В Чикаго Сюзанна была знакома с цветными девочками в школе, среди ее подруг была одна цветная, которая работала в газете. Ей нравилось общаться с Вилли, хотелось больше узнать о ней. Но Вилли не проявляла инициативы, поэтому Сюзанна с искренним интересом продолжала ее расспрашивать.

– Я слышала, что ограничения для цветных здесь, в провинции Кейп, мягче, чем в Трансваале. Как ты считаешь?

Искра сдерживаемого чувства быстро промелькнула в глазах Вилли.

– Здесь лучше, – согласилась она и продолжала свою работу.

– Трудно ли сейчас найти место? – поинтересовалась Сюзанна.

Девушка выразительно пожала изящными плечами.

– Очень многие приезжают сюда, надеясь на лучшую долю. Они берутся за любую работу. Особенно за некоторые виды работ.

Сюзанна вспомнила свою подругу по газете – цветную девушку, закончившую Северо-Западный университет. Ей тоже было трудно, хотя возможностей было больше. Они с Сюзанной очень любили говорить на эту тему. Но Виллимина еще не знала ее, а насильно мил не будешь.

– По крайней мере, у тебя была возможность учиться в школе? – спросила Сюзанна.

Снова одухотворенная искра появилась в глазах Вилли.

– Немного. Мне хотелось учиться дальше, но нужно было помочь дома. Иначе я не была бы… – Она не договорила, но продолжение было очевидно. Учась в школе, ей не удалось бы устроиться служанкой в дом.

Она взяла вазу с васильками с центра стола и поставила ее между подсвечниками на серванте, затем сняла со стола скатерть и сложила ее.

– Что-нибудь еще требуется от меня сегодня вечером, миссис Гогенфильд? – спросила она.

Сюзанна отрицательно покачала головой.

– Думаю, что нет. Тебе далеко добираться до дому?

Вспышка удивления отразилась на лице Вилли.

– Мисс Белман сказала, что я должна жить здесь. Я уже привезла сюда мои вещи.

Сюзанна засмеялась.

– Прости, я не знала. Наверное, лучше будет, если ты мне расскажешь о здешних порядках. Повариха и дворовый мальчик тоже остаются здесь?

– Нет, оба они уезжают домой, к семьям. В нашем доме немного тесно, поэтому я рада была получить комнату здесь. Если вы, конечно, не возражаете, миссис Гогенфильд.

– Я рада, что ты остаешься в моем доме, – призналась Сюзанна. – Здесь кажется немного пустовато, когда мой муж отсутствует. Где твоя комната, Вилли?

– Я покажу вам, – сказала девушка.

Они прошли через кухню, где повариха заканчивала мыть посуду, и вышли через заднюю дверь. Вечерний воздух казался холодным после солнечного дня, и Сюзанна дрожала, пока шла за Вилли через двор. Девушка остановилась перед дверью, которая, казалось, вела обратно в дом, и толкнула ее. Прямо за нею находилась маленькая квадратная комнатка, бедно, но аккуратно обставленная самыми необходимыми вещами.

– У меня еще не было времени привести все в порядок, – сказала Вилли. – Я привезла часть своих вещей, но еще не распаковывала.

Из комнаты в дом не было дверей. Самый короткий путь был через двор и заднюю дверь.

– Мне кажется, вам будет трудно в плохую погоду, – сказала Сюзанна. – Почему нет двери прямо в дом?

– Здесь так не принято, миссис Гогенфильд, – сказала Вилли и отвела глаза в сторону.

Сюзанна поняла. Многие годы белые люди в Южной Африке жили с постоянным чувством страха. И они имели на то основание. Вся Африка была загнана в ворота, которые держала закрытыми небольшая кучка белых людей, стоявших у власти, – потомков бурских поселенцев, – африкандеров националистической партии. Именно эти люди заказывали музыку и издавали законы. Согласно одному из законов, как припомнила Сюзанна, слуги не должны были ночевать в доме белого хозяина. На всякий случай, как говорится. В Йоханнесбурге многие спали с оружием на прикроватных тумбочках. После последней демонстрации в Кейптауне, как рассказывал Дэрк, началось настоящее паломничество в магазины огнестрельного оружия.

Не желая больше докучать Вилли, Сюзанна пожелала ей доброй ночи и поспешила обратно через кухню, где повариха готовилась к уходу. Когда Сюзанна обратилась к ней, маленькая женщина бросила быстрый птичий взгляд в ее сторону, испытывая, по-видимому, крайнее любопытство по отношению к этой чужестранке из Америки и не очень ловко сказав ей «миссис».

Когда она ушла, Сюзанна потрогала дверь и рассмеялась над собой. Данный вид страха мог оказаться заразным, и она не хотела подхватить эту болезнь. Не было причин, по которым кто-то желал бы ей зла. Это был чудесный вечер – ясный, с яркими звездами, и она решила не слоняться в одиночестве по дому, а выйти на воздух и насладиться вечером.

Она надела пальто, повязала вокруг шеи шарф и вышла через переднюю дверь. Последовав по асфальтированной дорожке по кругу к той части дома, которая находилась под окнами спальни, она обнаружила, что свет с улицы проникает через сад. Вдоль одной стороны проходила низкая каменная стенка, и когда она посмотрела через нее, то увидела, что холм резко обрывается, исчезая во мраке ущелья, где раскинули свои шапки сосны. Напротив она увидела горящие огни противоположного холма и смогла отыскать там дом ее отца.

Она присела на стенку и стала наблюдать панораму кейптаунских огней, излучаемых многочисленными магазинами, густо усеявшими берег бухты, постепенно становящимися более редкими и теряющимися на склонах Стол-горы. Вечером гора стала выглядеть темным массивным пятном на фоне покрытого звездами неба. Ее глаза искали Южный Крест, и она пришла в восторг как дитя, когда снова нашла его. Как далеко казалась Америка, и каким огромным и несчастным представлялся этот край континента. Движение за свободу Африки было в разгаре. Однако здесь, под этим прекрасным мирным небом, тишина поддерживалась только силой, только теми, кто хотел повернуть историю вспять, остановить уже начавшееся движение не только в Африке, но и во всем мире.

Ока подумала о Виллимине, отчетливо вспоминая благородных, дружелюбных, высокоинтеллигентных людей из своего детства, которые были известны как «цветные Кейпа». Кровь этих людей была смесью крови многочисленных народов: португальцев, индийцев, англичан, голландцев, готтентотов, малайцев и многих других. Они пришли, чтобы поселиться отдельно от черного населения, и в Кейп Пенинсула жили намного лучше, чем «полуцивилизованные аборигены», совсем рядом с резервацией.

Где-то близко голос плавно и печально запел о солдате из старого Трансвааля и о его стремлении к «Сари Мараис». Она узнала мелодию песни времен бурской войны, которую она слышала в детстве. Мелодия углубила в ней чувство полного одиночества, и когда она стихла, тишина стала еще более угнетающей.

Она вернулась в дом, желая звуками собственной деятельности разбудить его, чтобы прогнать зачастившее к ней чувство одиночества. Она не совсем одна. Дэрк скоро будет дома. Она должна научиться занимать и развлекать себя в его отсутствие.

У нее здесь так много дел, столько замыслов. Повсюду в доме были видны следы деятельности Мары Белман, которые ей хотелось стереть, чтобы сделать все по-своему. Теперь это был ее дом.

Когда Дэрк вернулся домой, то увидел ее сидевшей на полу и обозревавшей результаты своей работы. Туалетный столик был перенесен на новое место, где было больше света, кровати передвинуты ближе друг к другу, коврики уложены по-новому. Она сидела, обхватив руками колени, размышляя над дальнейшими перестановками, и он громко расхохотался, глядя на нее.

– Я не думал, что ты займешься этими делами так скоро, – сказал он. – Хотя мне говорили, что все жены периодически занимаются перестановкой мебели.

Он не упомянул о своем свидании, и она решила не задавать ему вопросов. Видеть его дома – этого было достаточно.

Этой ночью ей снились сны. Она проснулась, холодная и дрожащая, с таким живым воспоминанием о своих сновидениях, что оно не покидало ее еще долгое время, пока она снова не уснула.

Ей приснилось, что дверь открылась и она вышла через нее с чувством надежды и таинственности. Комната, в которую она вошла, светилась ярко и ослепительно. На мгновение вспыхнувший голубой свет показался ей таким красивым, какого она никогда не видела. Затем свечение стало враждебным и каким-то холодным. И она знала, что это было. Ее окружали зловеще вспыхивавшие алмазы. Она потерялась в алмазной пещере, из которой не могла выбраться. Дверь позади нее исчезла, и пути назад не было. Она была окутана холодным голубым огнем и тонула в нем.

Когда она вырвалась из этого состояния и проснулась, вспышки все еще казались такими интенсивными, что она продолжала видеть их вокруг себя. Она села в кровати, пытаясь не вспоминать этот сон, чтобы он не вернулся и снова не вверг ее в кошмар. Но убежденность в реальности происходящего не исчезла. Голубой огонь был в действительности – она видела его собственными глазами.

– Что случилось, дорогая? – спросил Дэрк с соседней кровати.

Она выскользнула из тепла одеял и перепорхнула на его кровать, устроившись поближе и поудобнее.

– Я видела во сне алмазы, – сказала она – Все вокруг меня горело ужасным голубым огнем. Я видела его как будто наяву.

Он притянул ее ближе, стараясь успокоить. Его губы прижимались к ее уху.

– Может быть, видела в самом деле? Может быть…

Но она запротестовала:

– Нет, Дэрк, нет! Держи меня крепче, не давай мне думать, не давай вспоминать.

Он обнял ее, сначала осторожно, потом более горячо, но, хотя она уснула у него в объятиях, она не могла освободиться от острого страха, навеянного сном. Всякий раз, когда она просыпалась, только руки Дэрка находились между ней и страхом, ожидавшим момента, чтобы овладеть ею.

Раньше, чем наступило утро, ночной кошмар начал слабеть. Позднее она пыталась объяснить это себе. Конечно, сон был вызван письмом ее матери и рассказом Дэрка о Короле Кимберли. Это возбудило ее и стало частью ее сна. «Ничем другим это объяснить нельзя», – уверяла она себя.

В последующие дни ей удалось разными путями занять себя, Дэрк взял ее в нижний город, чтобы она взглянула на магазин своего отца, где был его офис и где он присматривал за делами, когда не был в отъезде в Йоханнесбурге или отдаленных местах резерваций, которые были источниками товара – работ местных ремесленников.

Магазин очаровал ее. Здесь не было туристской суеты. Все было устроено со вкусом и мастерством, что придавало обстановке театральный эффект. Работы особой ценности были выставлены отдельно, против подходящих предметов заднего плана, где ими можно было восхищаться при внимательном рассмотрении. Был угол для масок и ажурной резьбы по дереву, сменная экспозиция изделий из меди из Северной Родезии, стеклянная витрина для изысканных работ с резьбой по слоновой кости.

Дэрк обошел с ней магазин, показывая интересные предметы: тонкую вышивку бисером на колоритных одеялах и тканых коврах из Транскея, Басутоленда, Свазиленда, Зулуленда. Его знания были обширны, хотя показывал он их как бы мимоходом, как будто все это было вполне естественно и не заслуживало особо высокой оценки.

– Я вижу, отец вряд ли обошелся бы без тебя, – с гордостью сказала ему Сюзанна.

Но Дэрк не согласился с такой оценкой.

– Редкий день дядя Никлас не приезжает сюда, – заверил он ее. – Мы мало что выставляем в зале без того, чтобы он предварительно не ознакомился. Поразительно, как он умудряется следить за изменениями в экспозиции и держать в памяти, где что расположено. Ничто не делается без его одобрения.

Сюзанна не могла разделить чувств Дэрка по отношению к ее отцу. Несомненно, многим можно восхищаться, но при воспоминании о том, зачем он вызвал ее сюда, У нее пропадало желание вновь привязываться к нему. Ей очень нравился магазин, но она не распространяла этой симпатии на отношение к отцу.

В Орлином Гнезде она продолжила работу по превращению жилища в дом для Дэрка. Он предоставил ей в этом полную свободу, и она с удовольствием осуществляла свои планы. У нее появился длинный список покупок, и она начала изучать магазины Кейптауна.

Дэрк привез домой все свои оставшиеся вещи, и они с Сюзанной шутили, распаковывая их вместе. Один контейнер содержал предметы, принадлежавшие его родителям, и этот контейнер он не стал распаковывать. Сюзанна чувствовала, что в его детстве было нечто, оставившее раны в его душе, и он с неохотой касался этой темы. То, что его отец был интернирован и что его мать заболела от горя после его смерти, – об этом Сюзанна знала. Но он не хотел развивать эту тему. Его раны легко можно было растравить, и она училась быть деликатной.

Одну вещь он все же захотел найти в этом семейном контейнере, когда принес его в спальню. Он не распаковал его, а шарил вдоль стенок и под слоями одежды, пока не нашел то, что искал. Когда он вытащил это, Сюзанна была поражена.

Предмет, который он держал в руках, напоминал закругленную гибкую черную палку. Он был длиной более трех футов, шириной примерно в один дюйм на одном из концов и сужался к другому.

– Это шембок, то есть плетка, – объяснил он, – Данный образец сделан из кожи носорога, срезанной в сыром состоянии, а затем засоленной для консервации, свернутой и высушенной. Такие хлысты буры использовали, чтобы погонять быков. Или же для телесных наказаний, если возникала необходимость. Полиция до сих пор пользуется шембоками. Этот принадлежал моему отцу. Посмотри, он вырезал свои инициалы на широкой части шембока, образующей ручку.

Он протянул ей плетку, но она не дотронулась до нее. Плетка выглядела отвратительно, и это оттолкнуло ее.

Дэрк поднял шембок и со свистом опустил его. Сюзанна услышала позади себя тихий испуганный вскрик. Она обернулась и увидела Вилли, стоявшую на пороге с чистыми полотенцами в руках. Она смотрела на хлыст с выражением ужаса.

Посмеиваясь над произведенным эффектом, Дэрк сделал еще один взмах в воздухе, в то время как Вилли, застыв, наблюдала за ним.

– Не делай этого больше, – умоляюще сказала Сюзанна, – Ты напугал и Вилли, и меня. Я не люблю хлыстов.

Дэрк улыбнулся цветной девушке.

– Это только упражнение. Я не держал его в руках с детства.

Но улыбка не вернулась к Вилли. Она опустила глаза и молча вышла вместе со своими полотенцами.

– Ты действительно напугал ее, – сказала Сюзанна. – Эта вещь выглядит мерзко.

– Она, наверное, подумала, что я собираюсь ее им бить, – улыбнулся Дэрк.

– Но зачем ты достал его?

Он протащил жесткую кожу хлыста через сжатую ладонь, как будто наслаждаясь этими ощущениями.

– Главным образом потому, что я подумал, что эти могло бы стать интересным украшением на стене. Переселенцы использовали такие плети. Это часть нашей истории.

Она не имела желания возражать ему, но и не особенно обрадовалась, когда он закрепил полочку на стене в гостиной и положил на нее плетку. В глазах Сюзанны она выглядела далеко не украшением, а чем-то угрожающим, приносящим насилие и страх в тихую комнату.