Текст книги "Богиня света"
Автор книги: Филис Кристина Каст
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
Брови Аполлона медленно поползли вверх, а взгляд устремился к монструозному фонтану во дворе перед ними.
Памела тоже посмотрела туда, тяжело вздохнула и кивнула.
– Да, ты угадал. Нынешний заказчик хочет водрузить во дворе своего дома для отдыха копию вот этого чудища.
– Ты уверена, что правильно его поняла?
Аполлон во все глаза таращился на извергающее воду сооружение. Он просто не мог оторваться от отвратительной пародии на самого себя.
– Более чем. На самом-то деле я сегодня как раз и пыталась отыскать более или менее приличный компромисс, но он ведь настаивает, чтобы я сохранила центральную фигуру, Бахуса. – Памела передернула плечами. – Я хочу попытаться как-то убедить его отказаться от этого. Он уже решил, впрочем, что боковые фигуры ему не нужны.
Аполлон бросил на нее быстрый взгляд.
– Ты имеешь в виду статуи Цезаря, Артемиды и… – Он запнулся на собственном имени.
– Да, и Аполлона, – подтвердила Памела. – Вон тот головастик с арфой должен изображать собой бога солнца.
Аполлон изо всех сил постарался сохранить безразличное выражение лица.
– Ну, на самом деле Аполлона правильнее называть богом света, а инструмент в его руках – лира, а не арфа.
– Да? – пробормотала Памела, присматриваясь к статуе. – Я и не знала, что это не одно и то же. А, ну да, ты ведь музыкант, так? А я только и знаю, что эта штука светится неоновым зеленым, когда уродик оживает.
– Да. – Аполлон сумел не скривиться. – Я тоже так слышал.
Все еще глядя на статую, Памела сказала:
– Я даже не знала, что Аполлон – бог света. Я всегда думала, что он солнечный бог.
– Так предпочитают называть его римляне, однако для греков он всегда будет богом света, подарившим людям медицину, музыку, поэзию и правду.
– Правду?
– Да, правдивость очень важна для Аполлона. Он всегда был одним из немногих олимпийцев, которые считали увертки и скрытность оскорбительными.
– Я и понятия не имела. Я думала, все эти мифологические боги весьма импульсивны и самовлюбленны. Я вроде бы помню, что мой учитель английского описывал их как бездельников и распутников.
Аполлон слегка откашлялся и неловко поерзал на стуле.
– Эти боги… ну… да, они, безусловно, очень страстные, и страстность иногда подталкивает их к неожиданным и эгоистичным поступкам. Но ты должна помнить еще и то, что в древнем мире считалось большой честью удостоиться любви кого-то из богов, и в особенности бога света.
– Ох, но тогда получается, что хотя Аполлон и говорил правду, он совсем не знал, что такое преданность.
Аполлон нахмурился, не зная, что ответить. Ему хотелось как-то оправдаться, но он не мог. Памела была совершенно права. Он никогда не был кому-то предан. Да он никогда и не хотел этого.
– Значит, ты, кроме прочего, увлекаешься еще и мифологией? – спросила Памела.
– Ну, наверное, это можно назвать скорее страстью, чем увлечением, – с легкой улыбкой сказал Аполлон. – Я знаю достаточно, чтобы заверить тебя: лира бога света никогда не сияет зеленым в то время, когда он играет на ней, а голова у него совсем не такая большая.
Памела усмехнулась.
– Рада это слышать. Просто не представляю, как бы он мог быть дамским угодником с такой внешностью.
– А тебе известно, что в некоторых древних текстах говорится: Аполлон нашел свою любовь? – Он говорил быстро, спеша опередить здравый смысл, который заставил бы его замолчать. – И после того был целую вечность верен своей возлюбленной.
– Вот как? И кем же она была? Прославленной богиней?
– Нет, он нашел свою половинку среди смертных.
– Смертная женщина? Ух ты… Наверное, потому-то все это и называется мифами. Я просто вообразить не могу настоящую, реальную женщину, которая оказалась бы настолько глупа, чтобы влюбиться в бога.
У Аполлона что-то сжалось в груди.
– Но только подумай о том, что она получила! Она воспользовалась шансом – и нашла свою настоящую половину!
Памела улыбнулась – неторопливо, нежно.
– Да ты и вправду романтик…
– Да, – произнес он резко и тут же был вынужден замолчать и перевести дыхание, чтобы утихомирить взбунтовавшиеся чувства. – Но я не всегда им был. На самом деле я скорее был похож на Аполлона, искал забав и развлечений и ни о чем более не думал. Но теперь я знаю, что меняюсь.
Он пожал плечами и продолжил намеренно беспечным тоном:
– Может быть, именно поэтому я стал так хорошо понимать истории о боге света.
Памела молча разглядывала свой бокал. Она не знала, что тут можно ответить. Ее, без сомнения, влекло к этому мужчине, а его слова тронули сердце. Он казался таким открытым и искренним… Но Памела боялась. Когда думала о том, чтобы всего лишь развлечься в выходные, она немножко нервничала и у нее кружилась голова. Но мысль о начале более серьезных отношений пугала ее не на шутку.
Памела подняла взгляд на красивое лицо Фебуса. Фебус пристально смотрел на нее. Памела глубоко вздохнула, но вместо того, чтобы бросить какое-нибудь небрежное саркастическое замечание насчет того, как романтика преображает прожигателей жизни, она вдруг услышала, что говорит чистую правду:
– Я разведена. У меня был неудачный брак. Нет, это вычеркнем. У меня был ужасный брак. Я с тех пор даже на свидания не ходила. Ты был честен со мной, так что и мне приходится быть честной. Меня пугает одна только мысль о каких-то новых взаимоотношениях. Я не думаю, что готова к чему-то большему…
Памела замялась, не желая выглядеть дешевой шлюшкой.
– Ты должна исцелиться, – сказал Аполлон, не дожидаясь продолжения.
– Да, конечно, – согласилась Памела, мысленно поблагодарив его за то, что он сумел понять, что она пыталась объяснить.
– И ты исцелишься, сладкая Памела, – добавил он.
– Спасибо, – сказала она, кладя ладонь на его руку. – Я понимаю, что это звучит безумно. Я знакома с тобой всего пару дней, но в тебе есть что-то такое, что заставляет меня верить: ты действительно понимаешь, что я имею в виду.
– Это правда, сладкая Памела. И ты не представляешь, как это редко случается – подобная связь между людьми.
Памела медленно погладила пальцем его руку и заглянула в бездонную синеву его удивительных глаз.
– Ох, мне кажется, я немножко представляю.
Тяжелый ком в груди Аполлона внезапно растаял.
Дело было не в том, что она не желала любить, а в том, что ей причинили боль… Ужасную боль. Она нуждалась в исцелении, а как раз это и мог сделать для нее бог света Аполлон.
– Я тебе принес кое-что. И думаю, сейчас как раз подходящий момент, чтобы сделать подарок.
Аполлон сунул руку в карман и извлек тонкую золотую цепочку. Он держал ее так, что свет падал на тонкие звенья, привлекая внимание к маленькой золотой монетке, прикрепленной к ним. На лицевой стороне монеты был отчеканен строгий профиль какого-то греческого бога.
– Ох, как красиво! – выдохнула Памела.
Звенья не выглядели идеально правильными; они скорее были похожи на маленькие круги с неровно выбитыми серединами, и Памела поняла, что именно эти неровности создают впечатление, что цепочка очень старая.
– Но я не могу это принять. Она слишком дорогая.
– Могу заверить, мне она не стоила ничего. Она у меня давным-давно. Пожалуйста, мне доставит огромное удовольствие, если ты будешь ее носить. В конце концов, мы ведь только что говорили о том самом боге, который тут изображен.
– Правда? Так это Аполлон? – Заинтересованная, Памела наклонилась и взяла золотую вещицу, всматриваясь в интересный мужской профиль.
– Он тут гораздо больше похож на себя, чем на том фонтане, – сказал Аполлон, криво улыбнувшись.
– А знаешь, – удивилась Памела, переводя взгляд с монеты на Фебуса, – он похож на тебя. Ну, я не хочу сказать, что это твоя точная копия. Но профиль такой же.
– Это воистину комплимент! – Улыбка Аполлона стала шире. – По крайней мере, это комплимент, если ты не скажешь, что я похож и на вон ту статую тоже.
Он кивком указал на большеголового Аполлона.
– Ой, нет! – рассмеялась Памела. – С тем ты не имеешь ничего общего.
Аполлон хихикнул, оценив иронию ситуации.
– Если будешь носить эту монетку, ты сможешь думать об Аполлоне как о своем личном, собственном боге, – продолжил он уговаривать Памелу. – Аполлон станет твоим талисманом. И возможно, бог света поможет тебе решить все недоразумения с заказчиком и как-то разобраться с его странной просьбой.
Памела переводила взгляд с монеты на Фебуса, с Фебуса на монету… она уже готова была сказать: «Нет, спасибо». Но продолжала колебаться. Что, собственно, такого уж плохого в том, чтобы принять какой-то подарок от красивого мужчины? Ладно, конечно же, она ни на секунду не поверила, что цепочка ему и вправду ничего не стоила, но… он ведь врач. Так что вполне мог позволить себе такое. К тому же совпадение выглядело действительно любопытным: они только что говорили об Аполлоне, боге, который якобы полюбил простую смертную женщину. И это было глупо, и романтично, и не в ее характере…
– Спасибо, Фебус. Я ее возьму.
Прежде чем Памела успела бы передумать, Аполлон встал и обошел столик, чтобы надеть цепочку на длинную стройную шею девушки и застегнуть сзади. Но сначала он положил цепочку себе на ладонь и сосредоточил всю огромную силу бессмертного на маленьком кусочке золота.
– Пусть она принесет тебе все, что представляет собой Аполлон: свет и правду, музыку и поэзию, и прежде всего исцеление. – И надел цепочку на шею Памелы.
– Как это прекрасно прозвучало…
Памела подняла голову и посмотрела на Аполлона, касаясь цепочки. Она почти могла поклясться, что кожей ощутила исходящее от нее тепло.
Аполлон улыбнулся и наклонился, чтобы коснуться губами ее губ. Он предполагал, что это будет не более чем короткий нежный поцелуй, однако губы Памелы раскрылись навстречу ему, а ее рука прижалась к его груди. И Аполлон поцеловал ее крепче. Какими же сладкими и мягкими были ее губы… Ему хотелось по-настоящему оценить вкус Памелы, всей ее, целиком… Он хотел…
– Э-э… прошу прощения…
Голос официанта развеял красный туман страсти, охватившей Аполлона. Бог угрожающе рыкнул на незадачливого слугу, и тот поспешно отступил назад.
– Простите, сэр. Просто тут уж очень народу много собралось, и я пытался пройти вокруг вашего столика…
– Найди другую дорогу! – гневно бросил Аполлон.
Слуга кивнул и поспешно удалился. Когда же Аполлон снова повернулся к Памеле, то увидел, что ее лицо пылает, а ладони прижаты к щекам.
– Просто поверить не могу. Позволить такое на публике… я ведь вполне трезвый взрослый человек!
– Так давай найдем местечко поукромнее, – предложил он, поглаживая ее руку, прижатую к горящей щеке.
Памела открыла рот, посмотрела на него, пробормотала что-то неразборчивое, снова закрыла рот и посмотрела на часы.
– Ох, черт бы все побрал! – вскрикнула она.
– Что случилось?
– Уже почти девять! – Памела схватила свою маленькую золотую сумочку и вскочила из-за стола. – Боже, боже… Я совсем забыла! Как тут пройти к переднему фасаду «Дворца Цезаря»?
Аполлон показал направление, пытаясь понять, что случилось с девушкой. Она уже бросилась было прочь, потом остановилась, глубоко вздохнула и вернулась к нему. И прежде чем заговорить, провела ладонью по своим коротким волосам.
– Прости, пожалуйста. Это совсем на меня не похоже – поцеловать тебя вот так, на глазах у окружающих. – Она снова покраснела, вспомнив, что именно ощутила, коснувшись языком его языка в ответ на его страсть. – Я как будто опьянела. А потом вдруг вспомнила, что достала для нас билеты на одно представление, и оно начинается…
Памела снова посмотрела на часы.
– Через пятнадцать минут! Вот я и бросилась бежать, как последняя идиотка. При этом без тебя!
И вообще ни о чем не думая, мысленно добавила она.
– Представление? – переспросил он.
– Да, оно называется «Зуманити». Это… говорят, оно эротическое, но со вкусом. – Памела быстро отвела взгляд. – Его ставили те же самые люди, которые ставят спектакли Цирка дю Солей.
Когда она наконец снова посмотрела ему в глаза, то увидела в них улыбку.
– Эротический солнечный цирк? Фантастика! – Аполлон взял ее под руку. – Нам лучше поспешить.
Глава четырнадцатая
Аполлон поверить не мог, что артисты шоу «Зуманити» – простые смертные. Женщины двигались с грацией и соблазнительностью нимф. У всех мужчин были прекрасные тела и лица. А музыка! Музыка была просто неземной. Она звучала безупречным фоном к параду чувственности, представленному на сцене и над ней. Билетер проводил их с Памелой на уютные места на балконе, на обитый роскошной тканью диванчик. Когда они пришли, представление уже началось. В центре круглой сцены они увидели огромный стеклянный сосуд, похожий на винный бокал, наполненный водой. Внутри бокала плавали две вполне зрелые девушки, одетые лишь в узенькие полоски на бедрах, причем ткань была телесного цвета. В пульсирующем ритме музыки девушки выгибались в воде, освещенные прожекторами, и это был танец невинного соблазна, изображающий пробуждение чисто женской страсти и желания. Хотя золотого бога гораздо больше интересовала женщина, сидевшая рядом с ним, его тело одобрительно откликалось на необычный танец. Аполлон искоса посмотрел на Памелу, оценивая ее реакцию. Она смотрела на сцену округлившимися глазами. Когда танец закончился, она энергично зааплодировала. Потом отвернулась от сцены и заметила, что Аполлон наблюдает за ней. И ее уже порозовевшие щеки вспыхнули еще ярче.
– Правда, эти девушки просто прелестны? – шепотом спросил он, пока на сцене было затемнение.
– Да! Я хочу сказать, я уж точно не лесбиянка, но они так прекрасны!
Голос Памелы звучал чуть хрипловато, а смех был похож на чувственное мурлыканье. Она подумала, что надо обязательно сказать Вернель: теперь она поняла наконец ее пристрастие к женщинам.
Аполлон склонился к ней, захваченный таким живым откликом Памелы на спектакль.
– Нет ничего дурного в том, чтобы наслаждаться красотой женского тела. Они не затронули бы разве что камень.
Памела хотела прошептать в ответ, что она уж точно не каменная, когда прожектора вновь вспыхнули, освещая сцену, и публика замерла, как зачарованная. На этот раз на сцене через нижний люк появился мускулистый мужчина с черной бархатистой кожей. Он тоже был почти полностью обнажен. Двигаясь в ритм музыке, он приблизился к женщине, такой же светлой, насколько он сам был темен. На женщине было надето нечто вроде платья из нескольких слоев прозрачной дымчатой ткани, и когда эти двое встретились в центре сцены, началась эротическая версия любовной сцены из балета «Ромео и Джульетта» – мужчина медленно, слой за слоем, снимал одежду с женщины, пока оба они не остались в крошечных стрингах.
Танцоры двигались с плавной чувственной грацией и с такой страстностью, какую, казалось Памеле, просто невозможно инсценировать. Наконец танец закончился, и на этот раз Памела с готовностью встретила взгляд Фебуса.
– Должно быть, они на самом деле любят друг друга. Никто не смог бы сыграть это так хорошо. Клянусь, я просто ощущала сексуальное напряжение между ними.
– Ну и кто из нас романтик? – спросил Аполлон, обнимая ее за плечи и привлекая поближе к себе.
И всю остальную часть представления они так и сидели – прижавшись друг к другу. Примерно в середине спектакля рука Памелы нашла бедро Фебуса. И осталась там, лежа на мягкой ткани его брюк, сквозь которую Памела чувствовала тепло и крепость его ноги. Пальцы Фебуса не спеша поглаживали ее руку, лаская гладкую кожу с внутренней стороны локтя, от чего по всему телу девушки то и дело пробегали мурашки.
Да, шоу «Зуманити» действительно было рискованным путешествием в эротику. Оно приятно возбуждало и дразнило, соблазняло и пробуждало чувственность. И когда пальцы Фебуса постепенно поднялись по руке Памелы и принялись нежно гладить шею, Памеле пришлось закусить губы, чтобы не застонать вслух.
Высокая девушка с ошеломительно рыжими волосами, напомнившая Памеле Николь Кидман, покинула сцену, закончив невероятно сексуальный танец, изображавший мастурбацию, – и прежде чем стихли аплодисменты, софиты высветили плотную завесу из красного шелка, упавшую сверху, из темноты, как будто некая беспечная гигантша случайно выбросила шарф из окна спальни. Завеса тут же сдвинулась – и перед зрителями предстала женщина, чьи спадавшие до талии волосы сияли золотом в лучах прожекторов. Она как бы висела в воздухе и была закутана в шарф – так, что виднелись лишь пальцы босых ног, едва касавшиеся сцены. Концы шарфа растеклись по гладкой черной сцене, как лужица красного вина. Красота женщины была просто ослепительной, и когда зрители увидели ее, по залу прокатился благоговейный ропот. Поначалу казалось, что женщина полностью обнажена, а ее тело сияет, но когда лучи софитов упали на нее под другим углом, Памела поняла, что на самом деле танцовщица одета в трико телесного цвета, усыпанное яркими бриллиантовыми искрами. Зазвучала музыка, шарф упал, и начался танец сияющей женщины. Она чувственно кружилась и изгибалась, все время оставаясь над сценой. Зрелище захватывало дух.
– Она просто богиня! – прошептала Памела Фебусу.
– Действительно богиня, – пробормотал Аполлон, радуясь, что Памела слишком захвачена представлением и не замечает, насколько он потрясен.
Он сидел неподвижно, пытаясь изобразить на лице вежливое одобрение спектакля, устроенного его сестрой.
И ведь он знал! С самого начала спектакля чувствовал, что его затягивает в паутину эротизма Олимпа. И теперь он понял почему – современных смертных почтила своим присутствием настоящая богиня, сама Великая Охотница! Хотя обычно она предпочитала всему леса и свободу, все же слухи о ее чрезмерной независимости и склонности к одиночеству были сильно преувеличены. Артемида совсем не была богиней-девственницей. Она, когда ей того желалось, становилась весьма искусной соблазнительницей. И совершенно очевидно, что этим вечером Артемида пребывает как раз в таком настроении. Она хотела быть уверенной, что Аполлон наконец покончит с заклинанием, и потому щедро благословила смертных актеров поцелуем силы – и их очарование многократно увеличилось, так же как и сексуальное воздействие на зрителей. Аполлон вынужден был признать, что это весьма умно – раздражающе, но умно.
Внезапно зрительный зал снова разом ахнул – на сцене появилась невысокая мускулистая фигура. Глаза Аполлона расширились от изумления. Сатир! Хотя копыта на его ногах были скрыты обувью и магией богини, а шерсть, покрывавшая бедра, икры и лодыжки, спрятана под шелковыми штанами, Аполлон без труда догадался, кто это. Макушка этого существа едва достала бы до талии Аполлона, однако обнаженные руки и грудь были такими могучими, что, когда он поманил богиню, можно было подумать, что это один из Титанов. Сатир намотал на руки конец алого шарфа и тоже поднялся в воздух над сценой – и начался танец, изображающий эротическую погоню, причем теперь танцоры кружили не только над сценой, но то и дело оказывались над полностью поглощенными представлением зрителями; и шальное существо соблазняло богиню, терпеливо разжигая в ней огонь, пока наконец она не соизволила «сдаться», и тогда оба они плавно опустились на сцену. Пораженный Аполлон наблюдал, как его сестра позволила лесному обитателю обнять себя и как Охотница растаяла от поцелуя сатира, публично демонстрируя сексуальность, какой, как прекрасно знал Аполлон, она никогда бы не позволила себе проявить на Олимпе. И двое изысканных бессмертных в обнимку покинули сцену. Зрители долго молчали. Все продолжали таращиться на то место на сцене, где только что видели богиню. Аполлон первым нарушил чары соблазна, навеянные его сестрой, и к его аплодисментам присоединился весь зал; люди кричали и свистели.
В зале загорелся свет, но прежде чем зрители начали подниматься на ноги, актеры во главе с самой Артемидой вышли на сцену. И Великая Охотница обратилась к публике:
– Мы приветствует вас, возлюбленные и друзья, и надеемся, что вам понравилось наше маленькое представление о святыне любви. – Голос Артемиды тек словно мед, заставляя смертных вслушиваться в слова. – Но прежде чем вы уйдете, мне бы хотелось познакомиться с некоторыми из вас – если вы будете так добры ко мне.
Аполлон насторожился, но по толпе замерших слушателей пробежало волнение, как порыв ветра в вершинах деревьев.
Богиня ослепительно улыбнулась, как будто ей привычно разговаривать с огромной толпой смертных. И снова обратилась к ним, спрашивая, как их зовут, щедро рассыпая по театральному залу магию своего чарующего голоса. Лишь один-единственный раз Артемида бросила взгляд на балкон, туда, где сидели рядышком Аполлон и Памела. Она на мгновение встретилась взглядом с братом, но Аполлону этого хватило, чтобы увидеть веселый блеск в холодной голубизне глаз сестры. Почти незаметно Артемида шевельнула рукой – и Аполлон почувствовал, как на него пролился теплый дождь ее магии. От него по всей коже пробежали мурашки, а тело мгновенно загорелось и отяжелело. Реакция Памелы оказалась более простой. Девушка почти бессознательно сжала ногу Аполлона. Она прижалась к нему и заглянула в глаза. Дыхание Памелы стало глубже, губы раскрылись со стоном, прозвучавшим как прямое приглашение.
Аполлон мысленно выругался, крепче обнимая Памелу и заставляя себя сосредоточиться на сцене. Он не мог сейчас поцеловать Памелу. Ведь тогда, под воздействием магии его сестры, ни один из них уже не сможет остановиться. «Это пройдет», – напомнил он себе. Он бешено уставился на сестру, которая старательно не замечала его. Памела задрожала в кольце его рук. Аполлон знал, что теперь уже от ее собственной кожи начнут исходить сверкающие чары, способные прожечь его насквозь… он огорченно вздохнул. Он не использовал свою силу, чтобы соблазнить Памелу; он желал, чтобы ее ответ на его чувство был искренним. И выходка Артемиды была тут совершенно лишней. Речь ведь шла не о любви, а всего лишь о страсти – о временном желании, которое слишком легко насытить. А он хотел большего.
– Ох, смотри! – воскликнула Памела, показывая вниз, в зал, и пытаясь выровнять дыхание.
Это представление довело ее до настоящего безумия. Ведь всего несколько мгновений назад она могла просто наброситься на Фебуса, если бы он имел неосторожность улыбнуться ей… Да, Вернель абсолютно права: слишком долгое отсутствие секса заставляет девушек терять разум.
– Вон та пара… они сказали, что пришли на представление, чтобы отметить пятидесятую годовщину свадьбы!
– Пятьдесят лет! – повторила очаровательная Артемида, и толпа вежливо зааплодировала.
Один из актеров подошел к богине и что-то прошептал ей на ухо. Артемида улыбнулась, кивнула и снова обратилась к пожилым супругам:
– Не будете ли вы так добры, чтобы подняться на сцену? Мы тогда завершим наш спектакль особым танцем в вашу честь.
Аполлон наклонился, чтобы получше видеть, как пожилые люди медленно поднялись со своих мест и под одобрительные аплодисменты направились к сцене. Огни в зале потускнели, послышались первые ноты медленного вальса. Сначала пожилая пара двигалась неловко, но постепенно супруги вошли в плавный знакомый ритм. Потом седовласый мужчина резко развернул жену, поймав ее за край длинного, похожего на плащ платья, и зрители разом вздохнули от удивления, когда женщина закружилась, а платье слетело с нее и она осталась на сцене в танцевальном трико и легкой развевающейся юбке. Она присела перед залом в реверансе, как прославленная балерина, и тут же они с супругом продолжили вальс. На этот раз они двигались с грацией профессиональных актеров. Без малейших усилий старик поднял супругу на плечо, низко присел, и она легко спрыгнула на сцену и сделала еще оборот, вновь очутившись в его объятиях. Танец закончился их поцелуем в середине сцены.
– Так мы прославляем любовь! В любом возрасте, при любых обстоятельствах – это истинное волшебство, и в нем таится прикосновение к бессмертию. Примите сегодня мое благословение, возлюбленные, и наслаждайтесь друг другом. Любите, смейтесь и будьте счастливы! – торжественно произнесла богиня, и вся актерская труппа исчезла в люке в полу сцены.
Аплодисменты звучали еще очень долго, но поскольку никто из актеров не вышел на вызов, театр начал пустеть. Большинство зрителей составляли пары, и они уходили, держась за руки, погрузившись в интимные разговоры, то и дело касаясь друг друга.
Памела немного задержалась. Они с Фебусом уже стояли рядом со своими местами и на мгновение-другое остались совершенно одни, как будто вдруг нашли уединение в зале с гаснущими огнями. Памела подумала, что это немного похоже на вечер накануне, когда они поцеловались под дождем. Она подняла голову и посмотрела на Фебуса, охваченная странной смесью примитивного желания и тоски, приливы которой охватывали ее в ритм биению сердца. И в это мгновение она поняла, что может полюбить его. Она слишком устала, стараясь найти удовлетворение в работе, вместо того чтобы просто радоваться жизни. Памела торопливо заговорила, как будто слова должны были пробить наконец брешь в стене сдержанности и осторожности:
– С тобой я чувствую себя так, словно мы одни в целом мире, только мы, и никого больше. И иногда, глядя на тебя, я думаю, что возможен и второй шанс.
– Верь в это, – произнес Аполлон. – И верь, что я не сделаю ничего такого, что могло бы причинить тебе боль. Думай обо мне как о своем талисмане, Аполлоне. Я тоже хочу, чтобы ты исцелилась и смогла опять любить и верить.
Он коснулся монетки, висевшей на ее шее, и Памеле показалось, что она ощутила, как целительное тепло проскользнуло от его пальцев сквозь металл прямо в сердце. Утомившись от колебаний и подозрений, она положила ладонь на грудь Фебусу и прижалась к нему всем телом.
– Можешь ты кое-что для меня сделать, Фебус?
– Все, что в моих силах, – серьезно ответил он.
– Можешь ты пойти в мой номер и заняться со мной любовью? – едва дыша, спросила Памела.
– Это будет для меня великой честью, сладкая Памела, – ответил он и склонился к ее ожидающим губам.
