Текст книги "Затворник из горной твердыни"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Можно мне пройти снова в ванную?

Он кивнул, выражение его лица непрерывно менялось, он никак не мог совладать с ним, и поэтому едва ее слышал. Она снова вернулась в ванную, закрыла за собой дверь. Вынув из аптечки еще одно лезвие, взяла его в правую руку и вышла из ванной.

– Бай-бай! – произнесла Джулия.

Когда она стала открывать дверь в коридор, он вскрикнул и с яростью бросился к ней.

Короткое, быстрое движение.

– Это ужасно, – сказала она. – Они такие острые. Мне не следовало забывать об этом.

Всегда готовые к нападению грабители. Со всякими там шатающимися по ночам я определенно в состоянии совладать. Куда же подевался этот? Исполняет какой-то танец, шлепая себя ладонью по горлу.

– Пропусти меня, – сказала она. – Не загораживай мне дорогу, если не хочешь получить урок. И всего-то от женщины.

Держа наготове лезвие, Джулия прошла в открытую дверь. Джо сидел на полу, прижав ладонями одну сторону своего горла. В позе загорающего солнце.

– Гуд-бай, – сказала она и закрыла за собою дверь. В покрытом коврами коридоре было тепло и уютно.

Какая-то женщина в белом халате, что-то неразборчиво себе подпевая, катила, опустив голову, тележку. Тараща глаза на номера на дверях, едва не столкнулась с Джулией. Женщина подняла голову, и глаза ее едва не выскочили из орбит.

– О, какая конфетка! – сказала она. – Ты на самом деле тепленькая. Тебе надо гораздо больше, чем парикмахер – ну-ка, ступай назад в свой номер и одень на себя что-нибудь, пока тебя не вышвырнули из этой гостиницы. Прости господи. – Она открыла дверь перед Джулией. – Пусть твой мужик протрезвит тебя. Я попрошу горничную принести сюда горячий кофе. Ну, пожалуйста, ступай к себе в номер.

Затолкав Джулию назад в номер, женщина захлопнула за ней дверь, и сразу же не стало слышно звука ее тележки.

Парикмахерша, поняла Джулия. Опустив глаза, она увидела, что на ней действительно ничего нет. Женщина была совершенно права.

– Джо, – пожаловалась она, – меня не выпускают. – Она нашла кровать, нашла свой чемодан, открыла его, вытряхнула из него одежду. Белье, затем кофту и юбку... пару туфель на низком каблуке. – Меня заставили вернуться, – сказала Джулия. Найдя расческу, она быстро расчесала волосы, затем привела их в порядок. – Только погляди, что мне пришлось испытать. Эта женщина в коридоре была права, когда хотела меня отколотить. – Поднявшись, пошла искать зеркало. – Это получше? – Зеркало на внутренней стороне дверцы внутреннего шкафа. Поворачиваясь и так, и этак, нагибаясь, став на носки, внимательно себя осмотрела. – Я в полном замешательстве, – сказала она, ища его глазами. – Я едва соображаю, что я делаю. Ты, должно быть, вместо того, чтобы мне помочь, дал мне что-то такое, от чего мне стало еще хуже.

Все еще продолжая сидеть на полу, прижимая ладонь к шее, Джо произнес:

– Послушай. Ну и хороша ты. Перерезала мне аорту. Артерию в моей шее.

Прыснув, она прикрыла рот рукой.

– О боже, какой же ты чудак! Я имею в виду, что ты совсем путаешь слова. Аорта находится в груди. Ты хотел сказать – сонную артерию.

– Если я отпущу руку, – сказал он, – я истеку кровью за две минуты. Ты это знаешь. Поэтому окажи мне какую-нибудь помощь. Ты меня понимаешь? Ты это умышленно сделала? Конечно же. О'кей – позвонишь или сама пойдешь?

Подумав немного, она сказала:

– Да, умышленно.

– Ну так все равно пришли их ко мне. Ради меня.

– Иди сам.

– У меня открытая рана. – Она увидела, что кровь просачивалась сквозь его пальцы, стекала по запястью. На полу уже образовалась лужица. – Я не решаюсь пошевелиться. Мне нужно оставаться здесь.

Она накинула свое новое пальто, закрыла новую кожаную сумочку ручной работы, подхватила чемодан и столько своих пакетов, сколько ей удалось поднять. Особенно последила за тем, чтобы не забыть большую коробку с тщательно уложенным голубым атласным платьем. Открыв дверь в коридор, оглянулась на Джо.

– Может быть, я смогу сказать портье. Там, внизу.

– Да, – сказал он.

– Ладно. Я скажу им. И не вздумай искать меня в Кэнон-Сити, потому что я не собираюсь туда возвращаться. И со мной почти все банкноты Рейхсбанка. Так что я в прекрасной форме, несмотря ни на что. Гуд бай. Прости меня. – Она закрыла дверь и как можно быстрее прошла по коридору, волоча за собой чемодан и пакеты.

Возле лифта ей помогли пожилой, хорошо одетый бизнесмен и его жена. Они взяли у нее пакеты, а внизу, в вестибюле, передали их бою.

– Благодарю вас, – сказала Джулия.

После того, как бой вынес ее чемодан и пакеты на тротуар перед гостиницей, она нашла служащего гостиницей, который ей объяснил, где можно получить назад свою машину. Вскоре она уже стояла на холодном бетонном полу подземного гаража, дожидаясь, пока дежурный подгонит к рампе ее "студебеккер". В сумке она нашла немало мелочи различного достоинства она дала на чай дежурному, села в машину и стала подниматься по ярко освещенной рампе к выезду на темную улицу с ее огнями, фарами автомобилей, неоновыми рекламами.

Ливрейный швейцар собственноручно погрузил ее багаж в машину, улыбнувшись с такой искренней добросердечностью, чрезвычайно ободрившей ее, что она дала ему огромные чаевые, прежде чем уехать. Никто не пытался ее остановить, и это удивляло. Никто даже бровью не повел. Наверное, они знают, что он заплатит, решила она. Или, может быть, он это сделал еще при регистрации.

Пока Джулия ждала вместе с другими автомобилями зеленый свет на перекрестке, она вспомнила, что не сказала, что Джо сидит на полу номера, нуждаясь в медицинской помощи, ожидая ее прибытия, ожидая от того самого момента и до конца света или пока не придет в номер завтра утром уборщица.

Лучше все-таки вернуться, решила она, или позвонить по телефону. Остановиться у кабины телефона-автомата.

Это так глупо получилось, подумала Джулия, проезжая по улицам в поисках места, где можно было бы поставить машину и позвонить по телефону. Кто бы мог подумать об этом всего лишь час тому назад? Когда мы регистрировались в гостинице, когда мы перестали... мы почти что уже поладили, начали одеваться, чтобы отправиться обедать. Мы могли бы даже заглянуть в ночной клуб. Она снова заплакала, обнаружила, что слезы капают с ее носа, падая на блузку от каждого сотрясения машины. Как плохо, что я не посоветовалась с Оракулом, он бы все предусмотрел и предостерег меня. Почему я этого не сделала? Я могла к нему обратиться когда угодно и где угодно, в то время, когда мы ехали в Денвер или еще до нашего отъезда, в Кэнон-Сити. Она непроизвольно начала стонать; никогда раньше она не слышала, чтобы из груди ее исторгались такие хриплые звуки, такое завывание. Это привело ее в ужас, но она не могла сдержать своих рыданий даже несмотря на то, что до боли сжимала зубы. Какое-то страдальческое причитанье, неразборчивое пение, вой, вопли исходили из самой ее глубины через нос.

Когда она наконец поставила машину, то еще долго сидела, не выключая двигатель, вся дрожа, засунув руки глубоко в карманы пальто. Господи, печально сказала она себе. Неужели даже такое случается на свете? Она выбралась из машины и вытащила из багажника чемодан. Расположившись на заднем сиденье, открыла его и стала копаться в одежде и обуви, пока в руках не оказались два черных тома Оракула. Здесь же, на заднем сиденьи, она стала бросать три мелкие монеты Скалистогорных Штатов, рассматривая, как они падают, при свете из витрины большого универсального магазина. Что мне теперь делать? Такой вопрос задала она Оракулу. Скажи мне, что делать, ПОЖАЛУЙСТА.

Гексаграмма 42. "Приумножение", с подвижными строками на второй, третьей и четвертой позициях, следовательно, переходящая в гексаграмму 43, "Выход". Она с жадностью прочла текст, последовательно постигая в уме значение каждой строки, собирая смысл их в единое целое и анализируя получившееся суждение. Господи, да ведь он точно описывает ситуацию – еще одно чудо. Здесь схематично, крупными мазками разворачивалось перед ее глазами все, что произошло за сегодняшний день.

"Благоприятно иметь, куда выступить.

Благоприятен брод через великую реку".

Продолжать путешествие, двигаться дальше и совершить нечто важное. Теперь строки. Губы ее неслышно шевелились...

"Десять пар черепах не в состоянии ему противиться. Вечная стойкость – к счастью. Царю надо проникнуть с жертвами к богам".

Теперь шестерка третья. Когда она читала эту строку, у нее кружилась голова.

Если приумножить это, с необходимостью несчастья делу.

Хулы не будет. Обладая правдой, пойдешь верным путем, заявишь князю и поступишь по мановению.

Князь... имеется ввиду Абендсен. Мановение его – это новый экземпляр его книги. Несчастье делу – Оракул узнал, что с ней произошло, весь этот ужас с Джо или как бы еще его не звали. После этого она прочла шестерку четвертую.

Идя верным путем, заявишь князю, то за тобой придут.

Я обязана ехать туда, поняла она, даже если Джо последует за мной. На девятку наверху, последнюю движущуюся строку она набросилась с нескрываемой жадностью.

Никто не приумножит это,

пожалуй, разобьет его.

в воспитании сердец не будь косным.

Иначе несчастья.

О боже, подумала она, здесь имеется ввиду убийца, люди из гестапо Оракул говорит мне, что Джо или кто-то вроде него, кто-то еще, заберется сюда и убьет Абендсена. Она быстро перевернула страницу, чтобы прочесть суждение гексаграммы 43.

Поднимаешься до царского двора.

Правдиво возглашай, а если и будет опасность,

Говори от своего сердца.

Неблагоприятно браться за оружие.

Благоприятно иметь, куда выступить.

Значит, бесполезно возвращаться в гостиницу и проверять, что же с ним случилось; положение безнадежное, ибо будут посланы другие. Снова Оракул утверждает, притом еще более настойчиво: отправляйся в Шайенн и предупреди Абендсена, как бы это ни было опасно для меня. Я должна довести до его сведения эту истину.

Она закрыла томик Оракула.

Снова сев за руль машины, она тут же влилась в поток машин. Вскоре ей удалось выехать из центра Денвера на главную автостраду, идущую на север. Джулия ехала с наибольшей скоростью, на которую только была способна ее машина, двигатель при этом издавал сильный пульсирующий гул, его тряска передавалась рулевому колесу и сиденью, вызывала дребезг и грохот всего, что находилось в отделении для перчаток.

Благодаря Бога и доктора Тодта с его автобанами, сказала она самой себе, мчась сквозь темноту, видя впереди только свет от собственных фар и разграничительные линии на дороге.

Из-за необходимости сменить колесо, в десять часов вечера она все еще была довольно далеко от Шайенна, поэтому ей ничего не оставалось другого, как прекратить дальнейший путь и поискать место, где можно было бы заночевать.

На указателе впереди Джулия прочла – Грили, пять миль. Я выеду снова завтра утром, решила она, медленно проезжая по главной улице Грили несколькими минутами позже. Увидев над несколькими мотелями светящиеся надписи о наличии свободных мест, поняла, что проблем с ночевкой не возникнет. Что я должна прежде всего сделать, решила она, это позвонить Абендсену и предупредить о своем приезде.

Поставив машину, она устало выбралась из кабины и была крайне рада тому, что наконец-то может свободно вытянуть ноги. Целый день на дороге, с восьми часов утра. Невдалеке виднелась открытая всю ночь аптека. Засунув руки в карманы пальто, она сразу же направилась туда и вскоре, оказавшись одна в кабинке междугороднего телефона, попросила дежурную связать ее со справочным бюро Шайенна.

Телефон Абендсена, слава Богу, имелся в телефонной книге. Джулия бросила монету в 25 центов, и дежурная позвонила по названному ею телефону.

– Алло, – раздался вскоре женский голос, энергичный, весьма приятный голос молодой женщины, женщины, без сомнения, примерно того же возраста, что и она.

– Миссис Абендсен? – спросила Джулия. – Разрешите поговорить с мистером Абендсеном.

– Пожалуйста.

– Я читала его книгу, – продолжала Джулия, – я ехала целый день из Кэнон-Сити, Колорадо. Сейчас я в Гриле. Рассчитываю добраться к вам сегодня вечером, но не смогла, поэтому хочу узнать, могла бы я встретиться с ним завтра в любое время.

После некоторой паузы миссис Абендсен все таким же приятным голосом произнесла:

– Да, сейчас уже довольно поздно. Мы ложимся спать рано. У вас есть... какая-то особая причина, по которой вы хотели бы встретиться с моим мужем? Как раз сейчас он очень много работает.

– Я хотела бы переговорить с ним, – сказала Джулия. Ее собственный голос звучал бесцветно, невыразительно. Она тупо смотрела на стену кабины, не в состоянии придумать, что еще ей надо сказать – у нее ныло все тело, пересохло в горле, рот, казалось, был полон самых неприятных запахов. Через стеклянную дверь кабины был виден аптекарь за стойкой с газированными напитками, который готовил молочные коктейли четверым подросткам. Ей страстно захотелось оказаться там, она уже почти не обращала внимания на то, что ей отвечает миссис Абендсен. Ей хотелось выпить что-нибудь освежающего холодного и съесть что-нибудь вроде сэндвича с салатом и рубленым цыпленком.

– У Готорна нет определенного распорядка рабочего дня, – оживленно отрывисто говорила миссис Абендсен. – Если вы даже и приедете сюда завтра, я все равно ничего вам не могу обещать, потому что он может быть занят весь день. Ведь вы, разумеется, понимали, отправляясь в такое путешествие, что...

– Да, – вставила Джулия.

– Я знаю, что он был бы рад дружески поговорить с вами несколько минут, если у него будет такая возможность, – продолжала миссис Абендсен, – но, пожалуйста, не огорчайтесь, если по какой-то причине ему не удастся оторваться на время, достаточное, чтобы поговорить с вами или даже просто познакомиться...

– Мы прочли его книгу, и она нам очень понравилась, – сказала Джулия. – Она у меня с собой.

– Понятно, – добродушно произнесла миссис Абендсен.

– Мы сделали остановку в Денвере, чтобы сделать кое-какие покупки, и поэтому потеряли много времени. – Нет, – подумала Джулия. Все изменилось, все теперь иначе. – Пожалуйста, – сказала она, – это Оракул внушил мне мысль поехать в Шайенн.

– Боже ты мой, – воскликнула миссис Абендсен, таким тоном, будто она знала об Оракуле, но тем не менее не воспринимала положение всерьез.

– Я хочу прочесть вам именно те самые строки. – Она не забыла принести с собой в кабину Оракул и теперь, поместив томики его на полочку под телефонным аппаратом, лихорадочно переворачивала страницы. – Одну секунду. – Она нашла нужную страницу и сначала прочла суждение, а затем и строки миссис Абендсен. Когда она дошла до девятки наверху, услышала, как миссис Абендсен слегка вскрикнула. – Простите? – Сделав паузу, спросила Джулия.

– Продолжайте, – произнесла миссис Абендсен. Тон ее голоса, как показалось Джулии, стал каким-то настороженным, в нем появились более резкие нотки.

После того, как Джулия прочла суждение гексаграммы 43, с его словами о грозящей опасности, наступила тишина. Миссис Абендсен ничего не говорила, молчала и Джулия.

– Ну что ж, будем ждать завтрашнего дня, чтобы встретиться с вами, сказала в конце концов миссис Абендсен. – И, пожалуйста, назовите себя.

– Джулия Фринк. Большое вам спасибо, миссис Абендсен. – В это время дежурная раскричалась, что время закончилось, и Джулия повесила трубку, взяла сумку и оба тома Оракула, вышла из телефонной кабинки и прошла к стойке.

Заказав себе сэндвич и кока-колу, она закурила сигарету и наконец дала отдых своему уставшему за день телу. И только тогда она вдруг с неожиданно нахлынувшим на нее ужасом поняла, что ничего не сказала миссис Абендсен о человеке то ли из гестапо, то ли из СД или еще откуда-то, об этом Джо Чиннаделла, которого она оставила в гостинице в Денвере. Она просто не в состоянии была даже представить себе такого. Я забыла! Это просто выскочило у меня из головы, поразилась Джулия. Как это могло случиться? Наверное, я немного не в своем уме. Я, должно быть, ужасно больная, глупая и вообще ненормальная!

Несколько секунд она рылась в сумке, пытаясь отыскать мелочь, чтобы еще раз позвонить в Шайенн. Но уже почти поднявшись со стула, переменила свое решение. Не стоит звонить им еще раз сегодня вечером; я лучше воздержусь – просто уже чертовски поздно. Я устала, а они уже, наверное, легли спать.

Джулия съела заказанный ею сэндвич, выпила кока-колу, после чего уехала в ближайший мотель, сняла номер и, падая от усталости, забралась в постель.

14

Здесь ответа не найти, понял Нобусуке Тагоми. Нет понимания случившемуся. Даже в оракуле. А мне, тем не менее, мне надо жить дальше, день за днем.

Не стану гоняться за чем-то большим. Поживу жизнью неприметной, что бы то ни было. Пока когда-нибудь позже, когда...

Так или иначе, но с женой он попрощался и вышел из дома. Но сегодня он не направился, как обычно, в здание "Ниппон Таймс Билдинг". А почему бы не дать себе передышку? Доехать до "Золотых Ворот", зайти в зоосад или другое подобное место и просто побездельничать? Побывать в таких местах, где существа или предметы, которые не могут мыслить, но тем не менее радуются жизни?

Время. Велокэбом туда ехать долго, но это даст мне время для осмысления. Если так можно выразиться.

Деревья и животные не имеют души. Мне надо держаться людей. Не следует позволять себе превращаться в ребенка, хотя это, может быть, не так уж плохо. Можно сделать так, чтобы это было даже хорошо.

Водитель велокэба вез его по Кэрни-стрит к деловым кварталам Сан-Франциско. Прокатиться в фуникулере, что-ли, вдруг мелькнуло в голове у Тагоми. Испытать счастье этого чистого, едва не вызывающего слезы умиления путешествия – в транспорте, который должен был исчезнуть еще на заре этого века, но по странному стечению обстоятельств сохранился до сегодняшнего дня.

Тагоми отпустил велокэб, прошелся по тротуару к ближайшей остановке.

Возможно, подумал он, я уже никогда не смогу вернуться в здание "Ниппон Таймс Билдинг". Карьера моя завершилась, ну и бог с ней. В Управлении по делам Торговых миссий подберут мне замену. А Тагоми так и останется со своей ношей, будет продолжать существовать, помня каждую подробность. Нет, такое решение ничего не даст.

В любом случае война, "Операция "Одуванчик" уничтожит нас всех, независимо от того, чем мы будем в это время заниматься. Наш противник, плечом к плечу с которым мы сражались в минувшей войне. Какие блага нам это принесло? Нам, возможно, следовало бы сражаться против него. Или позволить ему потерпеть поражение, помогая его противникам, Соединенным Штатам, Британии, России.

Куда не глянешь – сплошная безысходность.

Да и Оракул заговорил загадками, Наверное, он в своей печали отшатнулся от мира людей. Оставил их без своей мудрости.

Мы вошли в такой момент, когда мы одни. Мы не можем рассчитывать на помощь, как раньше. Что ж, подумал Тагоми, возможно, это не так уж плохо. Из этого еще может возникнуть новое добро. Нужно не прекращать попытки разыскать все же выход.

Он взобрался в вагон в кабельного трамвая – фуникулера на Калифорния-стрит и доехал до самого конца линии. Он даже выскочил наружу, чтобы помочь развернуть кабельный вагончик на его деревянном поворотном круге. Из всех переживаний, что можно было испытать в городе, это, обычно, для него имело наибольший смысл. Сейчас этот эффект ослабел – он еще больше ощущал открывшуюся перед ним бездну благодаря тому, что их всех мест здесь наиболее остро ощущалось завершение чего-то.

Естественно, он поехал назад. Но... уже не испытывал, понял он, как прежде, той необычности ощущений, когда все – улицы, здания, пешеходные переходные мостики – проплывали перед ним в обратном порядке.

Возле Стоктона он поднялся с места, чтобы выйти. Но когда начал спускаться по ступенькам на остановке, его окликнул кондуктор:

– Ваш портфель, сэр.

– Спасибо. – Он забыл его в вагончике. Протянув руку, подхватил его, затем, когда кабельный вагончик с лязгом начал двигаться, поклонился. Было очень ценным содержимое этого портфеля. Бесценный кольт-44, предмет особой гордости коллекционера, лежал внутри. Теперь он держал его под рукой постоянно, на тот случай, если мстительные бандиты из СД попытаются отплатить ему персонально. Никто не знает, что его ждет, понял Тагоми. И тем не менее, он остро ощущал, что эта новая для него привычка, несмотря на все то, что с ним произошло, какого-то невротического свойства, свидетельство его душевной надломленности. Мне не следовало бы слишком уж потворствовать этой привычке, напомнил он себе в который раз, шагая с портфелем в руке и памятуя о зловещей цепи: решение, принятое по нужде навязчивая идея – фобия, панический страх.

Я крепко сжимаю его ручку, подумал Тагоми, он столь же крепко держит меня.

Неужели я лишился своего восторженного к нему отношения? Вот таким вопросом неожиданно для самого себя задался Тагоми. И это инстинктивное чувство изменилось на прямо противоположное вследствие памяти о том, что я совершил? Пострадала вся эта моя одержимость коллекционированием, как любимым занятием, а не просто отношением к этому отдельно взятому предмету? Одна из опор моей жизни... сфере, где я, увы, обретался с таким наслаждением.

Окликнув велокэб, он велел водителю отвезти его на Монтегоми-стрит, к магазину Роберта Чилдэна. Нужно решить хотя бы это. Ухватиться за одну оставшуюся нить, сделать то, что я еще в состоянии сделать по своей доброй воле. Может быть, мне еще удастся все-таки справиться с этой тревожной мыслью, вычеркнуть из жизни целую сферу интересов, поменяв с помощью какой-нибудь уловки этот злополучный револьвер на что-либо другое, обладающее не меньшей засвидетельствованной историчностью. Слишком уж сильно переплетается судьба револьвера с моей личной судьбой... притом как-то очень нехорошо. А ведь дело-то здесь только во мне, никто другой не будет испытывать подобных неприятных ощущений, имея дело с этим оружием. Дело только в моем личном душевном мире.

Надо высвободиться их этого плена, взволнованно решил он. Когда не станет револьвера, уйдут и все остальные тревоги, как тучи прошлого. Потому что это не просто в моей психике; это – как всегда говорят об этом, теоретизируя об историчности – в равной мере и в этом револьвере. В связывающем нас уравнении.

Он подъехал к магазину. Здесь я часто бывал, подумал он, расплачиваясь с водителем. Как по сугубо личным вопросам, так и по делам. Он быстро вошел в магазин, не забыв прихватить с собой портфель.

У кассы стоял мистер Чилдэн, протирая тряпкой какое-то изделие.

– Мистер Тагоми, – произнес Чилдэн, поклонившись.

– Мистер Чилдэн, – он тоже поклонился.

– Какой сюрприз, я тронут. – Чилдэн отложил изделие и тряпку. Обошел угол возле кассы, выходя навстречу. Последовал обычный ритуал, дружественные приветствия и все прочее. Да, Тагоми почувствовал, что сегодня этот человек какой-то не такой, как обычно. Какой-то менее суетливый, менее речистый. И это понравилось ему. Чилдэн всегда был немного шумным, назойливым, возбужденно заискивающим. Но это в такой же степени могло быть и весьма нехорошим признаком.

– Мистер Чилдэн, – начал Тагоми, выложив портфель на прилавок и расстегивая его, – я бы желал вернуть один предмет, купленный мною у вас несколько лет назад. Я это точно помню.

– Пожалуйста, – ответил Чилдэн. – Все зависит от его состояния. – Он напряженно следил за Тагоми.

– Кольт 44-го калибра, – произнес Тагоми.

Они оба долго не решались заговорить, глядя на револьвер, покоившийся в открытом футляре из тикового дерева вместе с частично израсходованными боеприпасами к нему.

Лицо мистера Чилдэна выражало мрачное безразличие.

– Вас, значит, это не заинтересовало? – произнес Тагоми.

– Нет, сэр, – сдавленно вымолвил Чилдэн.

– Не буду настаивать. – Он и не чувствовал в себе должных сил, чтобы настаивать. Я уступаю. "Инь", податливость, уступчивость, боюсь, овладели мною в очередном качании маятника...

– Извините меня, мистер Тагоми.

Тагоми поклонился, аккуратно положил назад в портфель револьвер, боеприпасы, футляр. Судьба. Мне придется не расставаться с ним. – Вы, кажется, несколько разочарованы? – спросил Чилдэн.

– Вы это заметили. – Тагоми был явно расстроен. Позволяя своему внутреннему миру раскрыться для всеобщего обозрения? Определенно, именно так. Он пожал плечами.

– У вас имеется особая причина, по которой вы хотели бы его сдать? спросил Чилдэн.

– Нет, – ответил он, снова пряча свой личный мир – как и подобало.

Чилдэн, несколько поколебавшись, спросил:

– Мне... захотелось узнать, в самом ли деле этот предмет был продан в моем магазине? Я не держу подобные предметы...

– Я в этом уверен, – ответил Тагоми. – Но это не имеет ровно никакого значения. Я не возражаю против вашего решения. Меня оно нисколько не задело.

– Сэр, – вдруг обратился к нему Чилдэн, – позвольте мне показать новые поступления. У вас есть свободная минута?

Тагоми почувствовал, как что-то прежнее зашевелилось в нем.

– Что-то, представляющее особый интерес?

– Пройдемте, сэр. – Чилдэн провел его через весь магазин.

Внутри запертой прямоугольной стеклянной витрины на плоских дощечках, обитых черным бархатом, лежали маленькие металлические спирали и другие, несколько абстрактные геометрические фигуры, каждая из которых была скорее намеком на нечто, чем чем-то реально существующим. При виде их у Тагоми возникло какое-то странное ощущение, и он приостановился, чтобы лучше их рассмотреть.

– Я показываю их всем, без малейшего исключения своим заказчикам, сказал Роберт Чилдэн. – Сэр, вы догадываетесь, что это такое?

– Напоминает ювелирные украшения, – произнес Тагоми, заметив булавку.

– Это все, разумеется, американской работы. – Однако, сэр, это не старинные украшения.

Тагоми поднял взор.

– Сэр, все это новое, – обычно бледное, бесцветное лицо Чилдэна сейчас едва ли не пылало энтузиазмом. – Это новая жизнь моей родины, сэр. Начало ее в форме крохотных непереходящих зерен. Красоты.

С подобающим данному случаю интересом Тагоми осмотрел в руках несколько таких предметов. Да, в них есть что-то такое новое, что одухотворяет их, решил он. Здесь подтверждается главный закон Тао. Когда всюду простирается "инь", вдруг в самых темных глубинах зарождаются первые проблески нарождающегося света... мы все с этим хорошо знакомы, мы уже видели, как это случалось прежде, как я вижу это сейчас здесь. И все же это для меня всего лишь простые капли металла, металлический лом. Я не в состоянии прийти в такой же восторг, которым сейчас охвачен мистер Чилдэн. К превеликому огорчению – для обоих нас. Вот так.

– Весьма прелестны, – пробормотал он, кладя на место украшения.

– Сэр, – произнес чилдэн с уверенностью в голосе, – такое не возникает просто так, сразу.

– Простите?

– Вы обращены в новую веру, – заметил Тагоми. – Я тоже очень бы хотел стать таким же неофитом. Но не могу. – Он склонил голову.

– Как-нибудь в другой раз, – произнес Чилдэн, провожая его к выходу из магазина. От внимания мистера Тагоми не ускользнуло, что он уже больше не пытался, как раньше, демонстрировать перед ним другие предметы взамен отвергнутых.

– Ваша уверенность весьма сомнительного свойства, – заметил Тагоми. Она может завести вас в неблагоприятном направлении.

Чилдэн не проявил при этих словах какого-либо раболепного страха.

– Простите меня, – сказал он, – но правота на моей стороне. Я безошибочно распознаю в этих изделиях сконцентрированные ростки будущего.

– Да будет так, – произнес Тагоми. – Но ваш англо-саксонский фанатизм не находит во мне ответного отклика. – Тем не менее, где-то в глубине души он ощущал возрождение надежды. Его собственной надежды. – До свидания. Он низко поклонился. – Я непременно встречусь с вами еще в ближайшие же дни. Мы, возможно, тогда и обсудим ваше пророчество.

Чилдэн низко поклонился, ничего не сказав на прощанье.

Забрав свой портфель с кольтом-44 внутри, Тагоми вышел из магазина. Я ухожу с тем же, что и пришел сюда, размышлял он на ходу. Все еще ищу, не располагая тем, в чем я нуждаюсь, если и суждено мне вернуться в мир.

Что, если бы я приобрел один из этих странных, непонятных мне предметов? Подержал бы его у себя, вновь внимательно бы рассмотрел, поразмышлял... отыскал бы я, в результате этого, свой путь назад? Сомневаюсь.

Такие предметы пригодны для него, но не для меня.

И все же, даже если кто-то один в состоянии найти свою дорогу... это означает, что выход существует. Даже если мне лично не удастся его достичь.

Завидую я ему.

Круто развернувшись, Тагоми направился назад, в покинутый им только что магазин. У дверей стоял Чилдэн, внимательно за ним наблюдая. Он так до сих пор и не вернулся в магазин.

– Сэр, – произнес Тагоми, – я куплю один и этих предметов, любой по вашему усмотрению. Нет у меня веры, но в настоящее время я рад схватиться и за соломинку. – Он прошел вслед за мистером Чилдэном еще раз вглубь магазина, к застекленной витрине. – Я не верю. Но я унесу с собой этот предмет, время от времени стану регулярно на него поглядывать. Например, по разу каждый день. Если через два месяца я так и не увижу...

– Вы сможете всегда мне его вернуть за полную стоимость, – произнес Чилдэн.

– Спасибо, – согласился Тагоми. Теперь он чувствовал себя получше. Иногда нужно попробовать все, что угодно, решил он. В этом нет ничего постыдного. Наоборот, это признак мудрости, распознание ситуации.

– Вот это успокоит вас, – сказал Чилдэн. Он предложил маленький серебряный треугольничек, украшенный полыми капельками. Черными внизу, ярко-сверкающими, наполненными светом вверху.

– Благодарю вас, – ответил Тагоми.

Наняв велокэб, Тагоми добрался до Портмуд-сквера, небольшого открытого парка на косогоре над Кэрни-стрит, прямо напротив расположенного по другую сторону улицы полицейского участка, присел на скамейку на солнышке. По мощеным дорожкам в поисках пищи бродили голуби. На других скамейках плохо одетые люди читали газеты или просто дремали. Некоторые лежали прямо на траве, чуть ли не спали.

Вынув из кармана небольшую фирменную картонку магазина Чилдэна, Тагоми сидел какое-то время, держа ее в руках, как бы пытаясь ее отогреть. Затем, вскрыв картонку, он извлек из нее свое новое приобретение, чтобы пристально изучить его здесь, в уединении небольшого парка, образованного травянистыми газонами и дорожками между ними, места, облюбованного пожилыми людьми.

В руках он держал аккуратную серебряную безделушку. От ее полированных поверхностей ярко отражалось полуденное солнце, как от вогнутого увеличительного зеркала Джека Армстронга, собирающего все попадающие в него лучи. Или – он снова бросил на нее испытующий взгляд это, как говорят брамины, "ом", то есть то место, куда увлекается все, что имеется вокруг. По крайней мере, размеры и форма безделушки позволяли сделать подобное суждение. После этого, проникнувшись сознанием исполненного долга, тщательно продолжал рассматривать эту штуковину.