Текст книги "Голоса с улицы"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Прежде чем за ними закрылась дверь, Хедли в последний раз увидел Бекхайма. Чернокожий великан не поднял головы, а продолжал молча, сосредоточенно работать, облокотившись на стол и с серьезным видом просматривая груды писем.

Перед тем как выбраться из Сан-Франциско, Марша заехала на автостоянку огромного, освещенного неоновыми огнями супермаркета и поставила «студебекер» на ручной тормоз.

– Подождите здесь, – велела она Хедли, выскочив из машины. – Я сейчас вернусь.

Она юркнула в супермаркет через черный ход – стройная и похожая на мальчика в слаксах и кожаной куртке. Хедли сидел и угрюмо ждал, наблюдая, как другие покупатели входят и выходят, садятся в машины и разъезжаются по темным улочкам.

В это трудно было поверить. Он встретился с Бекхаймом, поговорил с ним, а потом его, Хедли, выставили за дверь. Все закончилось и уже тонуло в прошлом, точно предмет, медленно погружающийся в серо-свинцовую воду.

Хедли почувствовал себя обманутым. Он недовольно закурил, а потом в ярости потушил сигарету. Чего же он ожидал? Возможно, чуда. Чего-то большего, чем эта краткая беседа с последующим выпроваживанием. Но Хедли не разочаровался, а наоборот… испытывал благоговение. Впрочем, он чувствовал себя жестоко обманутым. Сгорбленный потемневший старик с ороговевшей кожей и грузной фигурой, от которого разило затхлым запахом пота и чулана, обладал властью: он выглядел так, словно уже прошел сквозь пекло Армагеддона и вышел из него невредимым. Бекхайм обладал властью, но… утаил ее. В этом и заключался обман: Бекхайм мог спасти его, помочь, но не сделал этого.

Размышляя, Хедли смотрел, как острый, будто нож, силуэт Марши вышел из супермаркета и поспешил через темную автостоянку. Хедли распахнул дверцу машины, и запыхавшаяся Марша плюхнулась на водительское сиденье. Раздувшийся кулек, упавший Хедли на колени, влажно звякнул, когда он его обхватил.

– Что это? – спросил Стюарт, заглядывая внутрь: там лежала литровая бутылка смешанного шотландского виски «Джон Джеймисон».

– Это нам, – пояснила Марша, заводя машину. – Вам не дали выпить. Боже, теперь я и сама могу накатить.

Она пересекла текучую ленту огней, в которую превратилась Маркет-стрит, и выскочила на Тендерлойн. Крошечные лавчонки теснились неровными рядами, растянувшимися по бокам узких улочек: между дешевыми барами и кафе бесцельно курсировали толпы людей. Марша свернула на другую дорогу и помчалась мимо заброшенных фабрик и промышленных складов; пару минут спустя машина въехала на широкополосную автостраду.

– Нам лучше ехать этим путем, – пояснила Марша, пока «студебекер» набирал скорость. Мимо мелькали натриевые лампы, а за разделительной полосой ползли нескончаемые включенные фары.

– Я сверну у Сан-Матео.

Некоторое время они ехали молча. Наконец Хедли спросил:

– Откуда он родом?

– Бекхайм? Он родился в Алабаме – я же вам говорила.

– Я не предполагал, что он такой старый.

– Не такой уж он и старый. Просто уставший… Он столько всего сделал, – Марша с любопытством повернулась к нему. – Что вы о нем думаете?

– Трудно сказать, – Хедли почувствовал, что ее волнует его реакция и она не обретет уверенность, пока не узнает о его ощущениях: казалось, Марша тоже еще до конца не определилась.

– Вы… разочарованы? – спросила она.

– Нет. Разумеется, нет… – Хедли запнулся в нерешительности. – Просто меня возмутили все эти вопросы. Какое ему дело до всего, о чем он спрашивал? До Эллен и Пита. Перерыл весь мой бумажник.

Хедли сердито посмотрел в окно на темную сельскую местность за автострадой. Кое-где светились неоновые вывески. Ночное небо было темно-фиолетовым. Порывисто мерцали немногочисленные звезды, а сзади уже ложился туман. Хедли опустил стекло, и его тотчас овеял теплый ночной ветер. Свежий ветерок приносил запахи прокалившихся на солнце полей и покосившихся деревянных заборов.

Интересно, увидится ли он с Бекхаймом когда-нибудь еще? Слова негра перемешались в мозгу и стерлись из памяти, когда Хедли попытался их вспомнить. Что же Бекхайм на самом деле сказал? Что он имел в виду? Хедли потрогал свой бумажник: там лежала членская карточка, но что это означало?

Карточка лежала у груди, словно семя, посеянное рядом с его плотью. Согретое его телом, возможно, оно пустит корни и прорастет. Возможно, карточка была живой. Бекхайм зарыл ее в тело Хедли, а Хедли принял ее – к худу или к добру, что бы это ни значило. Вот и все, к чему привела их встреча: тонкая синяя картонная карточка. Членство в Обществе, купленное за один доллар пятьдесят центов – такое же, как у тысяч других: рабочих и негров, низших слоев городского и пригородного населения. Как и у всякой непутевой, недовольной шушеры и всевозможных психов. Уэйкфилд наверняка носил точно такую же карточку. Да и Марша, сидевшая рядом с Хедли за рулем: наверное, твердая картонка лежала у нее где-то в сумочке. Только она уже перестала быть твердой: ее выдали так давно, что теперь она размякла и запачкалась.

Женщина сидела, вцепившись правой рукой в руль, а левую положив на бортик открытого окна. Она откинулась на сиденье и задрала подбородок: ветер ерошил рыжеватые волосы и развевал полы замшевой куртки. Неожиданно Марша повернулась и улыбнулась Хедли, обнажив белые, ровные зубы в слабом свете натриевых ламп.

– Как хорошо, – сказала она. – Ветер, и движение. Она так плавно идет… Будто летишь по воздуху, – Марша нажала педаль акселератора, и машина буквально поплыла над кочками и ухабами. Шума двигателя совсем не было слышно – лишь рев ветра, который врывался в кабину, обдувая мужчину и женщину. Вскоре натриевые лампы закончились, и на автостраде стало темно. Машин теперь поубавилось. Марша подалась вперед и выключила приборную доску. Светящиеся цифры, буквы и круговые шкалы угасли: кабина прогрузилась в полную темноту. Лишь охваченный передними фарами полукруг оранжево брезжил в летней ночи.

Чувствуя, как постепенно нарастает скорость машины, Хедли закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Он чуял под собой грозный гул движения и, даже ничего не видя, понимал, что машина несется слишком быстро. Но никаких других автомобилей на дороге не было: во всем мире не осталось больше ничего, кроме маленького «студебекера» и стройной фигуры, сидевшей рядом. Хедли устал. Его вымотала беседа с Бекхаймом. Оглядываясь назад, он осознавал напряженность, возникшую между ними: они обменялись лишь парой фраз, но то было суровое испытание, полное открытий и обретений.

Хедли рассеянно подумал: ко всем ли Бекхайм проявлял такое же любопытство, как к нему? Он прощупывал и подначивал каждого, кто попадал в его поле зрения? Мысли Хедли спутались. Наверное, он вызвал у Бекхайма особый интерес… Вручение карточки, возможно, имело очень большое значение. То был знак. Хедли мог спросить Маршу, насколько это распространено. Бекхайм выделил его… Хедли зевнул и расслабился. Он избранный. В туманной путанице мыслей ненадолго всплыл образ Бекхайма – большого и грузного, в очках с черной роговой оправой, с закатанными рукавами. В теплом ночном воздухе Хедли учуял присутствие чернокожего, словно стелившаяся по полям и дорогам летняя дымка была испариной, выступавшей на древнем черном теле.

Открыв глаза, Стюарт увидел протяженную горную гряду справа от автострады. Машина устремлялась ей навстречу. В складках холмов померещились черты Бекхайма: его нос и лоб, тонкие губы. Часть гряды напоминала его тяжелую челюсть и подбородок. Бекхайм окружал со всех сторон – приятная, утешительная мысль. Хедли мог протянуть руку в открытое окно, в ночную темень, и дотронуться до Бекхайма. Поднять ее вверх и прикоснуться к темной, ороговевшей щеке. Провести пальцами по бугристым скулам, по высоким холмам стариковских бровей.

Машина с резким толчком затормозила. Хедли непроизвольно выпрямился на сиденье, «студебекер» остановился, и Марша выключила зажигание. Стюарт заснул: длинная горная гряда закончилась, и они успели съехать с автострады. Вокруг царила мертвая тишина. Ветер утих. Ни шевеления, ни звука – лишь вдалеке еле слышно стрекотали сверчки, да изредка негромко шелестели ближайшие заросли.

– Где мы? – пробормотал Хедли, встряхнувшись и собираясь с мыслями. – Который час?

– Около полуночи, – Марша чиркнула в темноте спичкой, которая на миг вспыхнула, после чего загорелся неяркий красный огонек сигареты.

– Где мы? – повторил вопрос Хедли. Он не видел ничего за окнами машины – лишь очертания кустов да усыпанную камнями дорогу. Справа маячило что-то расплывчатое и непрозрачное – возможно, здание. Видимо, они находились за городом, на открытой местности. Ему совсем не понравилась эта обстановка.

– Мы почти приехали, – успокоила его Марша. – Осталось около мили. Вы заснули.

Хедли достал из кармана смятую пачку сигарет и перегнулся к Марше за огоньком.

– Знаю. Меня измотала эта история с Бекхаймом.

В темноте горели две сигареты. Хедли глубоко затянулся, положив руку на спинку ее сиденья, впитывая исходившие от Марши свет и тепло. Едкий запах дыма смешивался с ароматом ее волос и кожи: он представил ее рядом – невидимую, но живую, и когда Марша подалась вперед, они соприкоснулись лбами.

– Спасибо, – сказал Хедли, отодвигаясь. Его грудную клетку сжало каким-то тугим обручем: Стюарт задышал осторожно и медленно, стараясь успокоиться.

Через минуту Марша сказала:

– Достаньте бокал – в бардачке есть один.

Она вынула из сумочки ключ и передала его Хедли. Пока он открывал бардачок и рылся там, Марша откупорила бутылку.

– Увидели?

Хедли нашел и вытащил бокал. Марша наполнила его, и они начали пить, передавая бокал друг другу и открыв дверцы, чтобы впустить в салон ночной воздух. Теперь Хедли мог различить фигуру женщины. В слабом звездном свете черты лица Марши казались резкими и мелкими, просвечивающими, точно старинный пергамен. Ее теплое тело словно кальцинировалось: она стало твердым, как полированный камень, лицо слабо светилось, глаза и рот обесцветились. Приоткрыв в полуулыбке губы и задрав подбородок, Марша смотрела куда-то вдаль – сдержанная, мечтательная фигура в кожаной куртке и слаксах. Вскоре она сбросила туфли: в тусклом свете ее голые стопы казались бледными, как у призрака.

Когда-то давно Хедли сидел точно так же рядом с женщиной в темноте и тишине машины. Он сосредоточился и вспомнил. Это была не женщина, а девушка. Они с Эллен сидели ночью в горах, в своем старом «фордике». Мечтали и шептались, делились планами и сумасбродными надеждами. Казалось, это было так давно, хотя прошло всего несколько лет. Все очень похоже: стрекот сверчков в кустах, фиолетовое летнее небо, запах пересохшей шерстяной обивки. Но тогда еще были пиво и чипсы, ну и сестры Эндрюс[36]36
  Сестры Эндрюс – американское вокальное трио, состоявшее из трех сестер: Лаверн Софи (1911–1967), Максин Анджелин (1916–1995) и Патриции Мари (Патти) (р. 1918).


[Закрыть] по радио. Подростковые джинсы и футболки… пухлое, сочное тело его невесты – настоящая плоть, а не полированная кость. Женщина, сидевшая рядом теперь, была холодной, твердой и зрелой. Выдержанный скелет, обтесанный и облагороженный жизненным опытом.

Невозможно представить, что Марша была когда-то девушкой – такой же молодой, как его жена, взбалмошной, глупенькой и несшей немыслимый вздор. Что она хихикала, шепталась, устраивала мудреные эротические догонялки, дразнилась и дурачилась до зари. Замысловатый любовный ритуал… Марша была холодной и суровой, излучала неизменную категоричность. Возможно, она пребывала вне времени, не подчинялась законам развития и разложения.

– Все маетесь, – тихо сказала Марша. – Так ведь, Стюарт Хедли? Вы маетесь, думаете и страдаете всю свою жизнь, – она потянулась и коснулась его руки. – Вы все время так… мучаетесь. Вы знаете, что у вас морщины – лоб, как у старика?

Он усмехнулся.

– Вы же сами предрекаете конец света и заставляете меня страдать. Когда я прихожу в субботу в магазин, там уже стоит старуха с кипой брошюрок «Готовьтесь к Судному дню!»

Марша задумалась.

– Нет… все наоборот. Перепуганная старуха – это вы сами, Стюарт Хедли. Все перепуганные старухи рано или поздно выходят на улицу со своими брошюрками. Они стоят где-то поблизости, потому что люди и так уже боятся.

– Я просто пошутил, – сказал Хедли. Из-за близости женского тела ему не хотелось говорить на отвлеченные темы, и он думал о том, что находилось прямо под рукой: о непосредственной реальности автомобиля.

– Вам не нравится, когда вас называют старухой?

– Конечно, – Хедли пожал плечами. – Но это не суть.

– Я не хотела вас обидеть. Тед вас обидел?

– Нет, – Хедли поспешил закрыть тему. Он еще немного отпил виски, которое, стекая по пищеводу, показалось густым и живым. Словно пушистое, жидкое существо без явственных очертаний… Живая вода. Хедли слегка поперхнулся: он не привык к неразбавленному виски. К тому же оно было тепловатым.

Он сонно зевнул.

– Я устал. Но не так, как раньше. Я расслабился… Эта штука раскрепощает.

– Не забывайте, что вам завтра на работу, – голос Марши звучал на расстоянии, далекий и тихий. – Уже поздно.

– Может, я и не пойду на работу, – самоуверенно сказал Хедли.

– А что взамен?

Он еще не придумал. Есть так много всего… Мир расширился до бесконечности. Но на ум так и не пришло ничего конкретного – лишь смутное чувство бесполезности, с которым ассоциировался завтрашний рабочий день.

– Что угодно, – лениво ответил Хедли. – Буду собирать яблоки в долине. Грести гравий в дорожной бригаде. Пойду моряком. Водителем грузовика. Лесным пожарным.

– Вы маленький романтик, – мягко сказала Марша.

– Возможно, – он тупо уставился перед собой в темноту, голове помутнела от усталости и паров «Джона Джеймисона». Расслабляющее тепло позволило свободно опуститься на дно: теперь уже непросто было найти свое место во времени и пространстве. Хедли отрешенно задумался, где он находится… и в каком времени? Кто он из длинной цепочки Стюартов Хедли? Ребенок, мальчик, подросток, продавец, пожилой отец… В мозгу толпились дремотные мечты. Выплывая из уголков и закутков памяти, сгустки амбиций и страхов медленно перемещались туда-сюда – водоворот течений, которые всегда были его неотъемлемой частью.

– Прочь, – буркнул он. – Это я не вам, – пояснил он Марше, – а тараканам в голове.

Она улыбнулась.

– Тараканам? Какой вы странный, Стюарт Хедли.

От досады он нахмурился.

– Почему вы постоянно называете меня Стюартом Хедли? Или Стюарт, или Хедли, но только не вместе.

– Почему?

Он сосредоточился, но, так ничего и не придумал, в раздражении отмел этот вопрос.

– Скажите ради бога, что вы за человек? Я ни капельки вас не понимаю… семейка поганок, пробивающихся из-под земли. Охотитесь за нами – чего вы пытаетесь добиться? – Хедли сердито отодвинулся от нее. – Что я должен сделать – встать на четвереньки и помолиться? – Его удивило собственное чувство обиды, которое закипело внутри, развязав ему язык. – Я же сам приехал – чего ему от меня еще нужно? Он говорит, мол, мне решать. Да если б я знал, что мне делать, неужели я бы приехал?

Слушая с внимательным, трезвым видом, Марша сказала:

– Я даже не подозревала, что вы так разозлились.

– Ну разумеется, я разозлился! Я проделал весь этот путь впустую… – Хедли стал говорить неразборчиво из-за разочарования и замешательства. – По-моему, это нечестно. Он ничего не сделал: просто сидел и работал.

– А чего вы от него ждали?

– Не знаю.

– Чудесного исцеления? – мягко продолжила Марша. – Он не святой – не умеет воскрешать мертвых и умножать хлеба.

– Он мог хотя бы выслушать меня!

Она подозрительно спросила:

– А что вы собирались сказать?

Хедли безмолвно покачал головой.

– Он должен был знать. Я думал, он поймет. Я нуждался в его помощи – но не получил ничего, кроме синей карточки. Которая обошлась мне в полтора доллара.

– Возможно, – сказала Марша, – уже слишком поздно. Впрочем, не знаю. Наверное, он понимает вас лучше, чем я… Я спрошу его.

– Да как бы он понял? Он же глянул в мою сторону от силы пару раз!

Ровные белые зубы Марши внезапно обнажились от смеха.

– Он присматривался к вам, Стюарт Хедли.

Хедли охватил сильный страх.

– А, вы хотите сказать, что я не удовлетворил требованиям? – Его голос дрогнул. – Меня не стоит спасать? Я не вхожу в группу избранных, вот в чем дело?

– Стюарт Хедли…

– Перестаньте называть меня так!

Ноздри женщины раздулись.

– Никто не решает, кого можно спасти. Никто не выбирает – это вам не призывная комиссия, отбирающая годных людей. Вы спасены по той же причине, по которой мяч катится вниз с горы, – в силу законов природы.

Хедли угрюмо крякнул и угомонился.

– Чушь все это. Предопределение… помню я эти штучки. Спасенные и проклятые, – он холодно повысил голос. – Нахер, я не собираюсь сидеть сиднем. Это нечестно. Я должен что-то делать: я думал, он скажет мне, что нужно делать… – Внезапно Хедли замолк.

– Вам придется решать за себя самому, – сказала Марша. – Он же вам сказал, помните? Решать только вам.

– Проехали, – Хедли глотнул еще «Джона Джеймисона» и почувствовал тошноту: желудок скрутило, а к горлу подступил сырой металлический комок, которым он чуть не подавился. Стюарт неповоротливо отвернулся и выплеснул содержимое бокала на темный асфальт.

– Что вы делаете? – резко спросила Марша.

– Ссу.

Она рассмеялась.

– Вам хватит. Отдайте мне бутылку, – она взяла литровку и закрутила на ней крышку: резкий металлический щелчок. Марша засунула бутылку и бокал в бардачок и заперла его.

– Возможно, я что-нибудь сделаю, – заявил Хедли через некоторое время.

– Например?

– Пока не знаю. Лучше не будем об этом.

Ночной ветер начал остывать: Хедли протянул руку и закрыл дверцу.

– Хотите уйти? – Марша подняла свое тонкое запястье и посмотрела на циферблат. – Уже поздно, я отвезу вас домой.

– Подождите, – Хедли судорожно схватил ее за руку, когда она потянулась, чтобы вставить ключ зажигания в замок. – Еще рано.

С минуту Марша не опускала руку, затем улыбнулась и спрятала ключ.

– Человек дела самоутверждается?

– Не хочу пока возвращаться. И еще мне не нравится, когда женщина за рулем, – затем Хедли добавил: – Остаток пути поведу я.

– Вы умеете?

– Конечно. Я же все время вожу сраный магазинный грузовик.

Марша безразлично пожала плечами.

– Как хотите. Но мы не можем здесь больше стоять… Холодает, а мне еще ехать обратно в С.-Ф.

Неожиданно Хедли распахнул дверцу и, шатаясь, вылез из машины. Он захлопнул за собой дверь и сделал пару неуверенных, нетвердых шагов в темноте.

– Вы куда? – взвизгнула Марша.

– Домой. Езжайте обратно – я пойду пешком, – он споткнулся о приподнятую обочину дороги, но сумел восстановить равновесие и стал методично пробираться вдоль края щебенки.

– Господи Боже, – возбужденно крикнула Марша и, выскочив из машины, помчалась вслед за ним. – Вы даже не знаете, куда идти: вы не понимаете, что творите! – Вне себя от злости, она схватила его и яростно затрясла. – Возвращайтесь в машину и ведите себя по-взрослому!

– Отпустите меня, – окосевший и озлобленный Хедли оторвал ее холодные ладошки от своего пальто и отпихнул ее в сторону. – Я знаю, где мой дом, и найду дорогу обратно. Мы еще и не такие прогулки совершали.

– Чертов придурок, – Марша поспешала за ним: ее голос то ли смеялся, то ли дрожал от холода и нарастающей истерики. – Вы отключитесь, и вас переедет машина.

– Только не меня, – сказал Хедли. Поковыляв дальше, он задумался и промямлил: – А почему бы и нет? Пора с этим кончать. Времени осталось мало. Так сказал Бекхайм – слушайте Учителя, – он сошел с дороги в сухие заросли на краю обочины. – Ладно, пойду так. К херам эту дорогу.

Забежав перед ним, Марша в бешенстве преградила ему путь.

– Прекратите! – задыхаясь, выкрикнула она и, впившись руками ему в плечи, подтолкнула обратно к машине. – Садитесь, и я отвезу вас домой. Господи, тут же рядом жилые дома – вас могут услышать.

Хедли схватил Маршу за руки и прижался к ней. Он нащупал пальцами тугие связки, волокна и мышцы ее тела: никакой избыточной плоти – лишь приспособления, необходимые для работы всего организма. Замшевая куртка намокла от ночного тумана, а в волосах искрились и сверкали отблески света. Хедли взял Маршу под мышки, и она ослабила хватку: стиснув локти женщины, он поднял ее над землей, так что Марша поморщилась от боли.

– Прекратите, – прошептала она, отворачивая голову. Внезапно Марша испугалась его: она почуяла в нем глубокую ожесточенность и ненависть. Он больше не был человеком, а стал безличной, непостижимой силой. – Пожалуйста, – прошептала Марша.

Хедли ступил на автостраду подле нее. В ночной тишине слышалось ее резкое и частое дыхание – совсем рядом. До Стюарта дошло, что он по-прежнему держит ее. Она ничего не могла сделать: молча стояла, кусая губы, надеясь, что он смягчится и отпустит.

В его действиях не было ничего сексуального. Он не испытывал ни желания, ни страсти – лишь холодную боль и растущую злобу. Плоть Марши внушала ему отвращение: от ее близости по телу бежали мурашки. Сухое, еле теплое, змеиное тело… В душе Хедли поднялись брезгливость и омерзение, усиливающаяся жажда мести.

– Черт возьми, – проворчал он, – это нечестно.

Все его разочарование и застарелая неудовлетворенность поднялись на поверхность. Его опять обманули, и в этом виновата она.

– Это неправильно! – заорал Хедли и, пытаясь заглушить собственную боль, начал стискивать ее все крепче и крепче.

– Прекратите, – сказала Марша дрожащим голосом и в панике она попыталась вырваться. – Я закричу… боже ж ты мой!

Она высвободила одну маленькую руку и замахнулась на него: в холодном звездном свете блеснули острые ногти. Хедли отразил удар и, полуобернувшись, рывком схватил ее, после чего не то понес, не то поволок обратно к машине и свалил грудой на сиденье.

– Никакой травы, – заплетающимся языком сказал он. – Только не в мусоре и в траве.

Марша перестала драться.

– Сдаюсь, – скрипучим голосом сказала она. – Вы меня отпустите? Ладно, я все сделаю. Ну, отстаньте же от меня!

Неожиданно Хедли отпустил ее, она выпрямилась, закинула волосы назад и обшарила сиденье. Теперь он хотя бы перешел на понятный ей уровень: его напор приобрел наконец узнаваемую направленность. Так ей, по крайней мере, казалось. Марша решила, что он почувствовал сексуальное желание – физическое влечение, вызванное ее присутствием, ночной темнотой и алкоголем, но она ошибалась.

– Кажется, я уронила там свою сумочку, – неуверенно сказала Марша, немного оправившись.

– Вот она, – Хедли нашел сумочку на полу машины и грубо всучил ей.

– Спасибо, – она порылась там дрожащими руками. – Слава богу, ключи на месте, – посидела минуту, откинувшись на руль и пытаясь отдышаться. – Послушайте, вы сознаете, что вы делаете? Или вы просто напились? – Марша тянула время.

– Сознаю, – и это была правда. Хедли ошибся в ней… Переоценил каждую линию ее тощего, надменного тела. И его беспощадная неприязнь усилилась.

– Вы и впрямь хотите? Вы с ума сошли, – ее усталый голос смягчился. Страх прошел: Марша снова почувствовала в нем личность, а не одержимого. Что бы это ни было, наваждение закончилось. Он снова стал обычным человеком.

– Уже поздно, и я вымоталась, – сказала Марша. – Только не здесь – вы совсем с катушек слетели. Тоже мне, нашли подходящее место. К тому же вся эта потасовка, – ее голос жалобно дрогнул. – Я сама виновата. Это заклятое место, Стюарт Хедли. Ничего не получится… Все это неправильно.

– Нормально, – упрямо твердил Хедли: его охватила непреклонная решимость, и он собрался довести дело до конца. – Давайте, погнали!

– Придурок. Пожалуйста… что за черт. Сдаюсь, – она отпихнула его цепкие руки. – Дайте мне хотя бы самой это сделать, – вздрагивая от холода и обиды, Марша сняла кожаную куртку и зашвырнула ее на заднее сиденье.

– Вы этого хотите?

– Отлично.

С трудом выпрямившись, она быстро расстегнула рубашку, скинула и яростно отшвырнула ее в сторону. Отстегнула крючок бюстгальтера, наклонившись вперед, нащупала на плечах бретельки и уронила его на пол.

– Что дальше? – спросила Марша. – Остальное? Хорошо! – всхлипывая, она яростно сбросила туфли и расстегнула кнопки на слаксах. – Мне нужно встать. Пожалуйста, отойдите, чтобы я могла встать!

Хедли неуклюже попятился из машины, и Марша выскочила следом. Окутанная ночным туманом, она прислонилась к влажному боку машины, пытаясь стянуть слаксы. Ее тело оказалось таким, как он и ожидал: бледным и крепким – никакой избыточной плоти и лишних складок. Стройное, ладное тело – высокое, изящное и почти безволосое, с маленькими, резко заостренными грудями. Поежившись, Марша отвернулась, чтобы засунуть сброшенную одежду в машину.

– Что дальше? – спросила она, задыхаясь и стуча зубами от холода. – Давайте, ради бога: поехали, раз уж начали!

Хедли охотно последовал за ней в машину. Обняв Маршу, он почувствовал, как ее груди подпрыгнули и вздрогнули: согретые теплом его тела, соски поднялись, затвердели и уткнулись ему в горло. Марша дрожала и извивалась, впиваясь ногтями ему в спину. Задыхаясь и хватая ртом воздух, она попыталась взять себя в руки… Ее соски задели его лицо, и вдруг она исчезла, отдалилась от него. Ее разгоряченное, пульсирующее тело куда-то сбежало.

– Вы не собираетесь раздеваться? – закричала Марша. – Даже не снимете туфли?

За мучительную долю секунды она, видимо, успела передумать: ее соски опали, а покорная открытость улетучилась. Марша холодно закрылась от него, вырвалась и прижалась к дверце машины. Распахнула дверь и, вывалившись спиной наружу, быстро, точно зверь, вскочила на ноги.

– Вернитесь, – в отчаянии он схватил ее запястье и затащил обратно в машину. Марша рухнула на край сиденья, согнутые колени казались костлявыми и окоченевшими в слабом звездном свете.

– Ничего не выйдет, – проворчала она, бросая безумные взгляды; ее тело стало скользким из-за тумана. – Я не хочу, – Марша сгребла свою одежду и принялась ощупью распутывать ее клубок. Слезы текли по впалым щекам и капали на бедра. Она теребила и тормошила цепкими пальцами ворох одежды у себя на коленях. – Мы оба сошли с ума. Все эта чертова выпивка. Уже поздно, и я смертельно устала.

Голос Марши жалобно затих. Минуту она посидела неподвижно, прислонившись к сиденью и понурив голову: ее темные волосы рассыпались копной спереди, подбородок вжался в ключицу. Наконец Марша встрепенулась и вновь принялась медленно разбирать одежду.

– Простите, – нервно умоляя, Хедли дотронулся до ее голого плеча. – Поехали в какое-нибудь другое место: мотель или что-нибудь еще. Где можно поговорить и… – Он бессильно умолк. – Где все будет хорошо, а не так, как здесь. Только не в этой богом забытой дыре.

Марша покачала головой.

– Простите, Стюарт Хедли. Вы не виноваты, – трясясь всем телом, она снова вышла из машины. – Я на минутку, – Марша натянула длинные слаксы и застегнула бюстгальтер, а Хедли опасливо следил за ней. Вскоре она опять села рядом. – Пока я одеваюсь, – выдавила из себя Марша, – не подкурите для меня сигарету?

Хедли выполнил просьбу и вставил сигарету между ее обмякшими губами.

– Спасибо, – она судорожно улыбнулась ему, положила сигарету в пепельницу на приборной доске и накинула на себя рубашку. – Зябко… Включу печку.

– Печка ведь не будет работать? – промямлил он. – Если не завести двигатель?

– Нет, – сказала Марша, слабо усмехнувшись. – Конечно, не будет. К черту, все равно скоро поедем, – на минуту ее быстрые движения замедлились. Выдержав паузу, она подалась вперед и потянулась к нему. Провела холодной ладошкой по его лицу, ненадолго запустила пальцы в его волосы, повернулась к нему и грустно всмотрелась – ее губы дрожали в опасной близости. Хедли почувствовал на своей щеке ее теплое и частое дыхание.

– Не понимаю, – угрюмо сказал он. – Почему нет? Из-за Эллен?

Марша застегнула рубашку до конца, быстро взяла из пепельницы сигарету и затянулась: та засветилась ярко-оранжевым огоньком.

– Стюарт, зря я с вами вообще связалась. Это нужно прекратить – я отвезу вас домой и навсегда оставлю в покое. Не хочу вас больше видеть… Я не могу вас больше видеть. Возвращайтесь к своему магазину телевизоров и к своей семье.

– Что вы такое говорите? – закричал потрясенный Хедли. – О чем вы?

– Может, позже, – задыхаясь, быстро продолжила она. – Если бы вы были понапористее – или если бы немного обождали. Но только не теперь, – Марша подняла голову, широко раскрыв глаза и вызывающе, страдальчески скривив рот. – Не будь вы таким маленьким мальчиком, витающим в облаках, вы бы сообразили. Любой другой бы на вашем месте сообразил. Я живу с Тедом. Точнее, он живет со мной. Это моя квартира: все вещи мои, за исключением бюро – он привез его с собой. Может, мы поженимся, а может, и нет. Не знаю, в некоторых штатах это запрещено.

Хедли хрипло спросил:

– Вы хотите сказать, что… спите с ним? – Всем своим телом, легкими, голосовыми связками, глоткой, языком и нёбом он произнес фразу: – Вы живете с тем большим черным ниггером?

Получив пощечину, Хедли прислонился спиной к двери и уставился в ночную тьму. Марша полностью оделась, выбросила сигарету в траву и завела двигатель. Быстро въехала на автостраду, повернула с громким, пронзительным визгом шин в сторону Сидер-Гроувс и стремительно разогналась до семидесяти миль в час.

Оба молчали. Наконец голая сельская местность с холмами, кустами и полями закончилась: кое-где замерцали огни домов. Вскоре близ автострады показалась ярко светящаяся автозаправка «стэндард ойл», а за нею – придорожный ресторан и заправка «шелл».

У светофора Марша сбавила скорость. Они добрались до Сидер-Гроувс. На шоссе появились немногочисленные машины. Вскоре они уже ехали мимо темных домов и закрытых магазинов.

– Вот мы и прибыли, – отрывисто сказала Марша. Она припарковалась на другой стороне улицы напротив жилого дома Хедли и, не выключая двигатель, открыла ему дверцу. – Спокойной ночи.

Он замешкался, не желая выходить.

– Простите, – начал Хедли.

– Спокойной ночи, – повторил монотонный, бесстрастный голос. Марша смотрела прямо перед собой, положив руку на рычаг переключения передач и поставив ногу на педаль акселератора. Она быстро, часто, сухо дышала.

– Послушайте, – сказал Хедли. – Перестаньте себя так вести: попытайтесь понять мои чувства. Будь у вас хоть какое-то чутье, вы бы поняли…

– Это не важно. Возвращайтесь к жене и к своему магазину телевизоров, – машина медленно тронулась, открытая дверца качнулась.

Хедли неторопливо шагнул на тротуар.

– Значит, вы это серьезно? Вы действительно сумасшедшая. С вами все кончено.

Окаменевшая маска, в которую превратилось лицо женщины, секунду оставалась целой и невредимой, но затем вдруг провалилась и рассыпалась, словно треснув изнутри. Из глотки вырвался пронзительный вопль, исполненный такой острой боли, что Хедли застыл, как вкопанный.