Текст книги "Нечто подобное"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Подпрыгивая на стуле, Ян сказал:

– Да, я хотел бы.

Казалось, она улыбается с экрана ТВ лично ему. И он улыбнулся ей. А затем с облегчением, как будто с него свалился большой груз, он наконец вернулся к учебникам. Назад к суровой реальности каждодневной жизни.

Что-то ударилось в окно его квартиры, и он услышал чей-то голос:

– Ян Дункан, у меня мало времени!

Вытянув шею, он увидел за окном, в ночной темноте, плавающий предмет, какую-то конструкцию в форме яйца, которая зависла в воздухе. В ней какой-то человек энергично махал ему и звал его. Яйцо со странным звуком выпустило пары, его реактивные двигатели работали на холостом ходу, пока человек откидывал крышку люка и выбирался на поверхность.

Они уже приехали за мной на опрос, подумал Дункан. Он встал, чувствуя себя беспомощным. Так скоро… Я еще не готов.

Человек со злостью крутил сопла так, что в конце концов их белый мощный огненный поток уперся в стенку здания; комната содрогнулась, отлетели куски штукатурки. Окно вывалилось, когда теплый поток достиг его. Через эту брешь человек вновь прокричал что-то Яну, пытаясь разбудить его онемевшее сознание.

– Эй, Дункан! Торопись! Я забрал твоего друга, он уже летит в другом корабле! – Человек пожилой, на нем дорогой костюм в тонкую светлую полоску, чуть старомодный. Он ловко вылез из зависшего яйца-корабля и ступил ногами в комнату. – Нам надо идти, если мы хотим успеть. Ты меня не помнишь? Эл тоже.

Ян Дункан уставился на него, соображая, кто он такой и кто – Эл.

– Мамины психологи хорошо поработали над вами, – тяжело дыша, сказал человек. – Эта Бетесда, должно быть, вполне подходящее место. – Он подошел к Яну и взял его за плечо: – НП закрывает все стоянки драндулетов; я должен удирать на Марс. Хочу прихватить тебя с собой. Постарайся взять себя в руки; я – Луни Люк ты меня теперь не помнишь, но вспомнишь, когда мы все окажемся на Марсе и ты снова увидишь своего друга Эла. Пойдем. – Люк подтащил его к дыре в стене комнаты, где раньше было окно, к кораблю – он назывался драндулет, понял Ян, – который ожидал внизу.

– О’кей, – сказал Ян, соображая, что ему надо взять с собой. Что ему понадобится на Марсе? Зубная щетка, пижама, теплое пальто? Он сумасшедшим взглядом окинул в последний раз свою комнату.

Вдали загудели сирены полиции Люк опять забрался в драндулет, и Ян последовал за ним опираясь на протянутую стариком руку. На полу драндулета к своему удивлению, он обнаружил копошащиеся ярко-оранжевые существа, похожие на больших клопов. Весь пол был ими усеян, их антенны качались, кивали ему, когда он протискивался между ними. Папуулы, вспомнил он. Или что-то вроде этого. Теперь все будет в порядке, думали папулы вместе с ним. Не волнуйся, Луни Люк забрал тебя вовремя, как раз вовремя. Отдыхай.

– Да, – согласился Ян. Сон откинулся назад и расслабился, в то время как корабль рванул вверх, в ночную пустоту к новой планете, которая была впереди.

Глава 13

– Мне бы определенно хотелось покинуть Белый дом, – раздраженно сказал Роберт Конгротян полицейскому из НП, охранявшему его. Он начинал выходить из себя и в то же время опасаться; он стоял как можно дальше от Пемброука. Он знал, что именно Пемброук отвечает за все это.

Уайлдер Пемброук проговорил:

– Мистер Джадд, психохимик из АО «Химия», будет здесь с минуты на минуту. Поэтому, пожалуйста, будьте терпеливы, мистер Конгротян. – Его голос был спокоен, но не утешал. В нем слышались резкие нотки, что еще больше насторожило Конгротяна.

– Это невыносимо, – вздохнул Конгротян. – Вы стережете меня, следите за всем, что я делаю. Я просто не выношу, когда за мной следят: у меня паранойя сенситива, вы разве этого не понимаете?

В дверь постучали.

– Мистер Джадд к мистеру Конгротяну, – объявил слуга Белого дома.

Пемброук открыл дверь комнаты, впуская Мерилла Джадда, который быстро вошел, держа в руке дипломат.

– Мистер Конгротян, рад встретиться с вами лицом к лицу.

– Привет, Джадд, – пробурчал Конгротян, мрачно наблюдая за всем, что происходило вокруг него.

– У меня есть для вас новое экспериментальное лекарство, – сообщил ему Мерилл, открывая дипломат и вытаскивая что-то оттуда. – Импрамин – дважды в день, пятьдесят миллиграммов каждая. Оранжевая таблетка. Коричневая таблетка – наш новый оксид метабиретината, сто миллиграммов в…

– Яд, – прервал его Конгротян.

– Извините? – Джадд быстро приставил ладонь к уху.

– Я не буду принимать снадобье; это часть тщательно разработанного плана убить меня. – Конгротян нисколько не сомневался в собственных словах. Он все понял, как только Джадд приехал с официальным дипломатом из АО «Химия».

– Вовсе нет, – сказал Джадд, резко взглянув на Пемброука. – Я вас уверяю, мы пытаемся вам помочь. Такова наша работа – помогать вам, сэр.

– Поэтому вы меня похитили? – спросил Конгротян.

– Я вас не похищал, – осторожно сказал Джадд. – А что касается…

– Вы все работаете вместе, – сказал Конгротян. И у него был на это ответ, он готовился к нужному моменту. Сконцентрировав свои психокинетические способности, он поднял обе руки и направил всю свою силу на Мерилла Джадда.

Психохимик поднялся с пола, покачался в воздухе, все еще держа в руке свой дипломат АО «Химия»; он, открыв рот, уставился на Конгротяна й Пемброука. С выпученными глазами он пытался что-то сказать, и тогда Конгротян изо всей силы ударил его о закрытую дверь комнаты. Дверь деревянная, но полая внутри расщепилась, когда Джадд ударился о нее и промчался сквозь нее; затем он исчез из виду вовсе. В комнате с Конгротяном остались Пемброук и охранник из НП.

Откашлявшись, Уайлдер Пемброук хрипло сказал:

– Может, мы посмотрим, не сильно ли он ударился? – направившись к сломанной двери, он добавил через плечо: – Я могу предположить, что АО «Химия» будет в какой-то степени расстроена этим. Мягко говоря.

– К черту АО «Химия», – сказал Конгротян. – Мне нужен мой доктор; я не доверяю никому, кого вы сюда привозите. Как я могу знать, действительно ли он из АО «Химия»? Может, он самозванец?

– В любом случае, – сказал Пемброук, – вам едва ли следует волноваться о нем сейчас. – Он осторожно открыл то, что осталось от дверей.

– Он на самом деле был из АО «Химия»? – спросил Конгротян, следуя за ним по коридору.

– Вы сами разговаривали с ним по телефону; именно вы втянули его в это. – Пемброук казался злым и раздраженным теперь, когда он рыскал по коридору в поисках следов Джадда. – Где он? – требовательно спросил он. – Что, во имя Господа, вы с ним сделали, Конгротян?

– Я послал его вниз, в подземную прачечную. С ним все в порядке, – сказал с облегчением Конгротян.

– Вы знаете, в чем заключается принцип фон Лессингера? – спросил его Пемброук, пристально глядя на него.

– Конечно.

– Как член руководства НП я имею доступ к аппарату фон Лессингера, – сказал Пемброук. – Вы хотите знать, кого следующего вы выведете из строя при помощи психокинетических способностей?

– Нет.

– Знание послужит на пользу, потому что вы, может, захотите остановиться. Это будет действие, о котором вам придется сожалеть.

– Кто этот человек? – спросил тогда Конгротян.

– Николь, – ответил Пемброук. – Вы можете мне кое-что сказать, если хотите. Какая практическая теория удерживала вас до нынешнего дня от использования вашего таланта в политических целях?

– В политических? – повторил Конгротян. Он не понимал, каким образом употребил его сейчас в политических целях.

– Политика, – сказал Пемброук, – если я могу вам напомнить, – это умение заставить других делать то, что вы хотите, и если необходимо, то силой. Ваше применение психокинеза только что было довольно неожиданным в своей прямоте… но тем не менее это – политический акт.

Конгротян заметил:

– Я всегда чувствовал, что использовать его против людей – неправильно.

– Но сейчас…

– Сейчас, – отрезал Конгротян, – ситуация другая. Я пленник: все против меня. Например, вы против меня. Возможно, мне придется использовать его против вас.

– Пожалуйста, не надо, – сказал Пемброук. Он скованно улыбнулся. – Я просто служащий государственного учреждения, который за зарплату исполняет свою работу.

– Вы гораздо больше, чем это, – сказал Конгротян. – Мне было бы интересно узнать, как я собираюсь использовать свой талант против Николь. – Он не мог себе этого представить: слишком уж благоговел перед ней. Слишком.

Пемброук сказал:

– Почему бы нам не подождать? Тогда и увидим.

– Мне кажется очень странным, – сказал Конгротян, – что вы беспокоитесь и утруждаете себя работой с аппаратом фон Лессингера просто для того, чтобы узнать что-то про меня. В конце концов, я совершенно бесполезен, я отщепенец. Урод, которому никогда не следовало бы рождаться.

– Вашими устами говорит болезнь, – сказал Пемброук. И где-то в глубине души вы догадываетесь, только боитесь себе сознаться.

– Но вы должны признать, – настаивал Конгротян, – что непривычно использовать аппарат фон Лессингера так, как вы это сделали. Какова ваша цель?

Ваша истинная цель, подумал он.

– Моя задача – защитить Николь. Естественно, поскольку вы скоро будете предпринимать резкие выпады в ее сторону…

– Я думаю, вы лжете, – прервал его Конгротян. – Я никогда бы не мог сделать ничего подобного. Не по отношению к Николь.

Уайлдер Пемброук поднял бровь. Затем он повернулся и нажал кнопку лифта, чтобы спуститься вниз в поисках психохимика из АО «Химия».

– Что вам нужно? – спросил Конгротян. Он очень подозрительно относился к людям из НП, так было всегда и так будет, и особенно с тех пор, как национальная полиция появилась в притоне драндулетов и схватила его. А этот человек вызывал у него еще большие подозрения и опасения, хотя он и не понимал почему.

– Я просто делаю свою работу, – повторил Пемброук.

И все же по каким-то необъяснимым причинам Конгротян ему не верил.

– Как вы теперь собираетесь лечиться? – спросил его Пемброук, когда двери лифта открылись. – Поскольку бы вывели из строя человека из АО «Химия»? – Он вошел в лифт, приглашая Конгротяна последовать за ним.

– При помощи моего собственного доктора. Эгон Саперс все же может меня вылечить.

– Вы хотите его видеть? Это можно устроить.

– Да, – живо ответил Конгротян. – И как можно быстрее. Он один во всем мире на моей стороне.

– Я мог бы сам вас туда отвезти, – проговорил Пемброук с задумчивым выражением на непроницаемом, хмуром лице. – Если бы счел нужным… но я не совсем уверен…

– Если вы этого не сделаете, – сказал Конгротян, – я вас подниму здесь, а опущу в Потомаке.

Пемброук пожал плечами.

– Я и не сомневаюсь. Но согласно аппарату фон Лессингера вы, видимо, этого не сделаете. Я полностью полагаюсь на случай.

– Не думаю, что аппарат фон Лессингера может в точности предсказывать действия таких психов, как я, – раздраженно сказал Конгротян, тоже входя в лифт. – По крайней мере я слышал такое. Мы действуем как беспричинные факторы. – С этим человеком трудно было иметь дело. Это был сильный человек, который ему решительно не нравился. Он ему также не доверял. Может, это просто полицейский менталитет, размышлял он, пока они спускались.

Или что-то большее.

Николь, подумал он. Ты знаешь чертовски хорошо, что я ничего не могу тебе сделать; об этом не может быть и речи – весь мир рухнул бы для меня. Все равно что обидеть мать или сестру, кого-либо святого для меня. Мне нужно сдерживать свой талант, понял он. Пожалуйста, Господи, помоги мне сдерживать свои психокинетические способности, когда я рядом с Николь. Хорошо?

Когда лифт остановился, он пылко ждал ответа.

– Кстати, – прервал его размышления Пемброук, – насчет вашего запаха. Похоже, он исчез.

– Исчез?! – И тут он понял, что значила эта фраза полицейского. – Вы хотите сказать, что чувствовали мой фобический запах тела? Но это невозможно! Этого не может быть… – Он замолчал, смущенный. – И теперь вы говорите, что он исчез?

Пемброук посмотрел на него.

– Я бы его обязательно заметил, сидя в лифте вместе с вами. Конечно, он может вернуться. Я с радостью вас извещу, если это случится.

– Спасибо, – сказал Конгротян. И подумал: однако этот человек берет верх. Постоянно. Он отличный психолог… или, по его определению, он отличный стратег в политике?

– Сигарету? – Пемброук протянул свою пачку.

– Нет! – в ужасе отпрянул Конгротян. – Слишком опасно! Я бы не осмелился выкурить ни одной.

– Опасность везде, – сказал Пемброук, зажигая сигарету. – Верно? Опасность есть везде в мире. Надо быть осторожным постоянно. Кто вам нужен, Конгротян, так это телохранитель. Взвод отборных вымуштрованных ребят из НП, сопровождающих вас везде. – И добавил: – Иначе…

– Иначе вы считаете, что у меня мало шансов.

Пемброук кивнул:

– Очень, очень мало, Конгротян. И я говорю это, руководствуясь сведениями, полученными благодаря аппарату фон Лессингера.

Дальше они спускались в полной тишине.

Лифт остановился. Двери открылись. Они были под землей Белого дома. Конгротян и Пемброук вышли из лифта в зал…

Их ждал мужчина, которого они оба узнали.

– Я хочу, чтобы вы меня выслушали, Конгротян, – сказал пианисту Бертольд Гольтц.

Очень быстро, за какую-то долю секунды комиссар НП выхватил пистолет. Он прицелился и выстрелил, но Гольтц уже исчез.

На полу, где он стоял, лежал кусочек свернутой бумаги. Гольтц его обронил. Наклонившись, Конгротян потянулся за ней.

– Не трогайте! – резко сказал Пемброук.

Было слишком поздно. Конгротян поднял ее и уже разворачивал. Там было написано: «Пемброук ведет вас к вашей смерти».

– Интересно, – сказал Конгротян. Он передал бумагу полицейскому. Пемброук убрал пистолет, взял бумагу и внимательно прочитал. Его лицо исказилось от гнева.

За его спиной Гольтц сказал:

– Пемброук месяцами ждал, когда вас арестуют и поместят сюда, в Белый дом. Теперь времени уже не остается.

Резко повернувшись, Пемброук схватился за пистолет, вытащил его и выстрелил. Снова Гольтц исчез, улыбаясь горько и презрительно. Тебе никогда его не достать, подумал Конгротян. До тех пор пока у него в распоряжении аппарат фон Лессингера.

– Не остается времени для чего? Что должно случиться?

Казалось, Гольтц знает, и, возможно, Пемброук тоже; оба обладают одним и тем же аппаратом.

И как это относится ко мне? – подумал пианист.

Ко мне и моему таланту, который я поклялся сдерживать? Значит ли это, что я им воспользуюсь?

Однако, сколько он ни задавал себе один и тот же вопрос – ответить так и не смог. Интуиция тоже ничего вразумительного не подсказывала.

* * *

Нэт Флиджер слышал, как на улице играли дети. Они пели какой-то мотив типа погребального, совершенно незнакомый ему. А он занимался музыкальным бизнесом всю жизнь. Как он ни старался, он не мог разобрать слов: они как-то странно размазывались, сливались в одно.

– Вы не против, если я взгляну? – спросил он Бет Конгротян, поднимаясь со скрипучего плетеного кресла.

Побледнев, Бет Конгротян сказала:

– Лучше бы не надо. Пожалуйста, не смотрите на детей. Пожалуйста.

Нэт мягко сказал:

– Мы – компания звукозаписи, миссис Конгротян. Все, что касается музыки, – это наше дело. – Он абсолютно не мог удержаться от того, чтобы не подойти к окну и не выглянуть наружу; в нем говорил инстинкт: правильный или ложный, он был прежде всего, прежде приличия, прежде доброты. Выглянув, он увидел их, сидящих в кружочке. Все они были друпаками. Он подумал, кто был Платусом Конгротяном. Все они казались похожими друг на друга. Может, этот маленький мальчик в желтых шортах и футболке, сидящий в стороне. Нэт махнул Молли и Джиму, они подошли к нему. Пять неандертальских детей, подумал. Нэт. Вырванные из времени; кусочек прошлого, вырезанный и приклеенный сюда, в его время, в его век, в сегодняшний день, чтобы мы могли их услышать и записать. Интересно, какую обложку предложит к альбому наш отдел искусства. Он закрыл глаза, чтобы не видеть больше сцену за окном. Но мы это сделаем, знал он. Потому что мы приехали сюда, чтоб хоть что-нибудь получить; мы не можем – или по крайней мере не хотим – уезжать пустыми, безо всего. И – это важно. С этим нужно работать профессионально. Возможно, даже важнее Роберта Конгротяна, как бы хорош он ни был. И мы не можем позволить себе роскошь прислушиваться к своим чувствам.

– Джим, – тут же сказал он, – неси «Ампек Ф-а2», скорей. Пока они не остановились.

Бет Конгротян сказала:

– Я вам не позволю их записывать.

– Мы будем, – сказал ей Нэт. – Мы привыкли к подобным вещам на фольклорных музыкальных сессиях. Все это проверялось в судах Штатов много раз, и фирма всегда выигрывала. – Он пошел вслед за Джимом, чтобы помочь наладить записывающее устройство.

– Мистер Флиджер, вы понимаете, кто они? – спросила его миссис Конгротян.

– Да, – сказал он и продолжил свое дело.

Вскоре они установили «Ампер Ф-а2»; организм сонно пульсировал, волнообразно расправляя свои псевдоподии, словно был голоден. Казалось, влажная атмосфера мало повлияла на него, он был вялый, как никогда.

Появившись за их спинами, сосредоточенная, с жестким, решительным лицом, Бет Конгротян тихо сказала:

– Послушайте, пожалуйста, меня. Вечером, а точнее сегодня вечером, будет их общий сбор. Взрослых. В их главном зале, недалеко отсюда, в лесу, на красной кирпичной боковой дороге, которую они все используют; она принадлежит им, их организации. Там будет много песен и танцев. Как раз то, что вам нужно. Гораздо больше, чем вы найдете здесь, у этих детей. Поэтому, пожалуйста, подождите и запишите тех.

Нэт сказал:

– Мы запишем обе группы. – И дал знак Джиму нести «Ампек Ф-а2» поближе к детям.

– Я вас оставлю здесь, в доме, на ночь, – сказала Бет Конгротян, спеша за ним. – Очень поздно, примерно в два утра, они прекрасно поют – слова понять трудно, но… – Она схватила его за руку. – Мы с Робертом пытались воспитывать нашего сына вдали от этого. Дети, пока они маленькие, не принимают в этом большого участия, у них вы не получите настоящего материала. Когда вы увидите взрослых… – Она резко замолчала и тускло произнесла: – Тогда вы поймете, что я имею в виду.

Молли сказала Нэту:

– Давай подождем.

В нерешительности Нэт повернулся к Джиму. Тот кивнул.

– О’кей, – сказал Нэт миссис Конгротян. – Если вы отведете нас туда, где они встречаются. И поможете проникнуть незамеченными.

– Да, – сказала она. – Я это сделаю. Спасибо, мистер Флиджер.

Я чувствую себя виноватым, сказал себе Нэт. А вслух произнес:

– О’кей. И вы… – Тут чувство вины возобладало. – Зачем, вы не должны оставлять нас в своем доме – мы остановимся в Дженнере.

– Я бы хотела, чтобы вы остались, – сказала Бет Конгротян. – Мне очень одиноко. Мне нужно чье-нибудь общество, когда нет Роберта. Вам не понять, что это значит, когда приезжает кто-нибудь… оттуда, хоть ненадолго.

Дети, заметив взрослых, неожиданно прекратили петь и смутились; они внимательно смотрели на Нэта, Молли и Джима широко открытыми глазами. Скорее всего, нам бы и не удалось их записать, понял Нэт. Итак, с этой сделкой он ничего не потерял.

– Вас это пугает? – спросила Бет Конгротян.

Он пожал плечами:

– Нет, в общем, нет.

– Правительство знает об этом, – сказала она. – Здесь побывало много этнологов и Бог знает кого еще. Все они говорят, что это доказывает тот факт, что в доисторические времена, еще до кроманьонцев… – Она беспомощно замолчала.

– Они скрещивались, – закончил за нее Нэт. – Как показали найденные в пещерах Израиля скелеты.

– Да, – кивнула она. – Возможно, все так называемые подрасы. Расы, которые не выжили. Их поглотил хомо сапиенс.

– Я бы сделал другое предположение, – сказал Нэт. – Мне кажется более вероятным, что так называемые подрасы были мутацией, которая существовала очень недолго и затем исчезла потому, что они не могли приспособиться. Возможно, в те дни были проблемы радиации.

– Я не согласна, – сказала Бет Конгротян. – И та работа, которую они проводили на аппарате фон Лессингера, подтверждает мои мысли. По вашей теории они просто… посмешище. Но я верю, они представители настоящей расы… Я думаю, что они развивались отдельно от первоначального примата, от Проконсула. И наконец соединились, когда хомо сапиенс мигрировал в их охотничьи владения.

– Можно еще кофе? – спросила Молли. – Я замерзла. – Она вздрогнула. – Эта влажность убивает меня.

– Мы вернемся в дом, – согласилась Бет Конгротян. – Да. Вы не привыкли к такой погоде, я понимаю. Я помню, как мы впервые приехали сюда.

– Платус родился не здесь, – сказал Нэт.

– Нет, – кивнула она. – Мы приехали сюда из-за него.

– Разве правительство не позаботилось бы о нем? – спросил Нэт. – Они содержат специальные школы для тех, кто уцелел после радиации. – Он избегал использовать точный термин: жертвы радиации.

– Мы думали, ему будет лучше здесь, – сказала Бет. – Большинство из них – друпаков, как они себя называют, – здесь. Они собрались здесь за последние двадцать лет из разных уголков планеты.

Они вошли снова в теплый, сухой дом.

– На самом деле он прелестный маленький мальчик, – сказала Молли. – Очень милый и трогательный. Кроме… – Она запнулась.

– Челюсти и шаркающей походки, – сказала миссис Конгротян как бымежду прочим. – Но они еще не полностью сформировались. Это начинается примерно в тринадцать лет.

Она поставила на кухне воду для кофе. То, что мы собираемся привезти из поездки, – странно, подумал Нэт Флиджер. Совсем не то, что мы и Лео ожидали.

Интересно, как это будет продаваться, подумал он.

* * *

Приятный, чистый голос Аманды Коннорс, раздавшийся из переговорного устройства, заставил вздрогнуть доктора Саперса, который просматривал график приема больных на завтра.

– Вас хочет видеть некий мистер Уайлдер Пемброук.

Уайлдер Пемброук! Доктор Саперс выпрямился и отложил свое расписание. Чего на этот раз хотел представитель НП? Он тут же инстинктивно понял, что надо вести себя осторожно, и сказал в переговорное устройство:

– Одну минуту, пожалуйста.

Пришел, чтобы закрыть меня, наконец, думал он. Тогда, должно быть, я уже виделся с этим пациентом, не понимая этого. С тем, которым я должен заниматься, или, скорее, не заниматься. Тот, с кем у меня ничего не должно получиться.

На лбу выступил пот, когда он подумал: вот теперь и моя карьера заканчивается, как карьера любого другого психоаналитика в Штатах. Что я теперь буду делать? Некоторые его коллеги улетели в коммунистические страны, но, очевидно, там им было не лучше, некоторые иммигрировали на Луну или Марс. А некоторые, удивительно большая группа «некоторых», пошли работать в АО «Химия» – организацию, которая в первую очередь отвечает за все репрессии, направленные против них.

Он был слишком молод, чтобы бросать работать, и слишком стар, чтобы иммигрировать. Он с горечью подумал: итак, мне совсем ничего не остается. Я не могу продолжать, и я не могу прекратить; это настоящий двойной узел, как раз то, с чем ко мне обычно приходят мои пациенты. Теперь он еще больше им сочувствовал и понимал, в какую неразбериху превращалась их жизнь.

Он сказал Аманде:

– Пригласите комиссара Пемброука.

Спокойный на вид, с тяжелым взглядом полицейский, одетый, как и в первый раз, в штатское, медленно вошел и сел перед доктором.

– Какая у вас там милая девочка, – сказал он и облизнул губы. – Интересно, что с ней станет. Возможно, мы…

– Что вам нужно? – спросил Саперс.

– Ответ на вопрос. – Пемброук откинулся назад, достал золотой портсигар и удобно устроился, скрестив ноги. И сказал: – Ваш пациент Роберт Конгротян обнаружил, что может давать сдачи.

– Кому?

– Своим притеснителям. Нам, конечно. Всем, кто попадется на его пути. Вот что бы я хотел знать. Я хочу работать с Робертом Конгротяном, но я бы хотел защитить себя от него. Честно говоря, я его боюсь, боюсь больше, чем кого-либо на свете. И я знаю почему: я использовал аппарат фон Лессингера и знаю, о чем говорю. Какой есть к нему ключик? Как мне сделать так, чтобы он был… – Пемброук искал подходящее слово. Взмахнув рукой, он сказал: – Надежным. Вы понимаете. По сути дела, я бы не хотел, чтобы однажды утром меня подняло с земли и швырнуло на шесть футов вниз, под землю, только из-за незначительной размолвки. – Он был бледен и сидел в напряжении.

Помолчав, доктор Саперс сказал:

– Теперь я знаю, кто этот пациент, которого я жду. Вы лгали насчет неудачного лечения. Вовсе не предполагается, что у меня ничего не выйдет. Фактически моя помощь необходима. А пациент вполне нормален.

Пемброук внимательно смотрел на него, но ничего не говорил.

– Пациент – вы. И вы об этом знали все время, из-за вас я был сбит с толку. С самого начала.

Чуть погодя Пемброук кивнул.

– И дело вовсе не государственное, – сказал Саперс. Это вы задумали, а Николь ни о чем даже не подозревает.

По крайней мере наверняка, подумал он.

– Берегитесь, – сказал Пемброук. Он достал свой пистолет и положил его на колени, но держа рядом руку.

– Я не могу вам сказать, как контролировать Конгротяна. Я не могу сам его контролировать, вы это видели.

– Но вы узнаете, – сказал Пемброук, – смогу ли я с ним работать. Вы знаете о нем достаточно много. – И он впился взглядом в Саперса, его глаза были прозрачны и не мигали. Он ждал.

– Вам придется мне рассказать, что вы собираетесь ему предложить.

Взяв пистолет и направив его прямо на Саперса, он сказал:

– Скажите мне, как он относится к Николь.

– Она для него фигура Магна Матер, как и для всех нас.

– Магна Матер. – Пемброук наклонился. – Что это значит?

– Самая главная исконная мать.

– То есть, другими словами, он ее идеализирует. Она для него как богиня. Бессмертная. Как бы он отнесся… – Пемброук засомневался. – Если бы Конгротян стал Хранителем, настоящим, обладающим наиболее ценным правительственным секретом, – что Николь умерла много лет назад, что эта так называемая Николь – артистка. Девушка по имени Кэйт Руперт.

Саперс выпучил глаза. Он изучал Пемброука и понимал одно, понимал со всей ясностью. Когда эта беседа закончится, Пемброук его убьет.

– Потому что, – сказал Пемброук, – это правда.

Он засунул свой пистолет опять в чехол:

– Потеряет ли он свое благоговение к ней? Сможет ли он… сотрудничать?

Помолчав, Саперс сказал:

– Да, сможет. Определенно.

Пемброук ощутимо повеселел. Он перестал дрожать, и его лицо, тонкое и равнодушное, стало не таким бледным.

– Хорошо, и я надеюсь, что вы, доктор, говорите правду, потому что если нет, я вернусь сюда, что бы ни случилось, и убью вас. – Он неожиданно поднялся. – До свидания.

Саперс сказал:

– Моя клиника теперь закрыта?

– Конечно. Почему нет? – Пемброук спокойно улыбался. – Кому вы нужны? Вы это знаете, доктор. Ваше время прошло. Странный каламбур в том, что…

– А если я расскажу все, что вы мне рассказали?

– Видите ли, доктор, я собираюсь обнародовать именно эту тайну. И одновременно «Карп и сыновья» откроют Исполнителям другую.

– Какую?

– Вам придется подождать, – сказал Пемброук. – Пока Антон и Феликс Карпы не будут готовы. – Он открыл дверь кабинета. – Скоро увидимся, доктор. Спасибо за помощь. – Дверь за ним закрылась.

Я узнал самую главную тайну государства, понял доктор Саперс. Теперь я принадлежу к верхушке Хранителей.

И это ничего не значит, потому что я никак не могу использовать эту информацию, чтобы сохранить карьеру. А ведь только это и имеет значение. Насколько я понимаю, моя карьера и ничего больше, черт побери, ничего больше!

Он почувствовал всепоглощающую слепую ненависть к Пемброуку. Если бы я мог его убить, подумал он, я бы это сделал. Прямо сейчас. Пойду за ним…

– Доктор, – послышался голос Аманды из переговорного устройства. – Мистер Пемброук говорит, что мы должны закрываться. – Ее голос дрожал. – Это правда? Я думала, что они позволят вам работать еще какое-то время.

– Он прав, – подтвердил Саперс. – Все кончено. Вам лучше позвонить моим пациентам, всем, с кем я должен был встретиться, и сообщить им это.

– Да, доктор, – сказала Аманда голосом, полным слез, и повесила трубку.

Черт бы его побрал, сказал себе Саперс. И я ничего не могу поделать. Совершенно ничего.

Переговорное устройство снова заработало, и Аманда неуверенно произнесла:

– Он еще сказал… я не собиралась говорить вам – это касалось меня. Я знала, что вы рассердитесь.

– Что он сказал?

– Он сказал – может, ему понадобятся мои услуги. Он не сказал какие. Однако, я почувствовала… – она немного помолчала, – я почувствовала, что меня от него тошнит, – закончила она. – Такого чувства я еще не испытывала ни к кому. Независимо от того, что мне говорили. Это было что-то другое.

Поднявшись, Саперс подошел к двери в приемную и открыл ее. Пемброук, конечно, уже ушел. Он увидел только Аманду Коннорс в приемной за своим столом, утирающую глаза платком. Саперс подошел к входной двери, открыл ее и спустился по ступенькам на улицу.

Он открыл багажник своего припаркованного автомобиля и достал ручку от домкрата. Взяв ее, он отправился вниз по тротуару. Стальная ручка была скользкой и холодной. Он искал комиссара Пемброука.

Вдали он увидел сжавшуюся фигуру. Измененная перспектива, догадался Саперс. Она делала его маленьким, но это не так. Доктор Саперс направился к полицейскому из НП, подняв вверх ручку от домкрата. Фигура Пемброука росла.

Пемброук не обращал никакого внимания на Саперса. Он не видел, что тот приближается. Замерев, стоя рядом с группой других людей, прохожих, Пемброук внимательно смотрел на заголовки, демонстрируемые машиной последних известий.

Заголовки были огромные, зловещие и черные. Приближаясь, доктор Саперс стал различать слова. Он замедлил шаги, опустил ручку от домкрата и наконец застыл, как и все остальные.

– Карп открывает самую главную тайну правительства! – визжала машина так, что в пределах слышимости ее слышал каждый. – Хозяин – робот-двойник! Уже создается новый!

Машина последних известий двинулась с места в поисках новых покупателей. Здесь никто не покупал. Все стояли как замороженные. Доктор Саперс подумал, что это похоже на сон; он закрыл глаза и подумал: я не могу в это поверить. Никак не могу в это поверить.

– Подчиненный Карпа похищает все планы для нового хозяина-робота! – визжала теперь машина новостей в другом квартале. Звук ее пронзительного голоса раздавался эхом. Планы опубликованы!

Все эти годы, подумал доктор Саперс, мы поклонялись кукле, чучелу. Безжизненному, инертному существу.

Открыв глаза, он увидел Уайлдера Пемброука, который гротескно согнулся, пытаясь расслышать прощальный вопль удаляющейся машины. Пемброук сделал несколько шагов вслед за машиной, как будто загипнотизированный ею. Удаляясь, Пемброук снова стал уменьшаться. Я должен пойти за ним, решил доктор Саперс. Сделать его реальным. Вернуть ему его рост, так чтобы я смог сделать с ним то, что я вынужден сделать. Ручка стала такой скользкой, такой мокрой, что он едва мог ее удержать.