Текст книги "Нечто подобное"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава 11

Нэт Флиджер лениво подумал, была ли у друпаков этническая музыка. ГЭМ всегда беспристрастно интересовалась и такой музыкой. Но все же у них здесь была другая задача; перед ними был дом Ричарда Конгротяна, бледно-зеленое деревянное строение в три этажа. Перед домом – невероятно – росло старинное, коричневое, неухоженное, растрепанное пальмовое дерево…

– Приехали, – пробормотала Молли.

Древнее такси замедлило ход, выдало нерешительный грохочущий звук и затем полностью заткнулось. Оно подгребло к стоянке и наступила полная тишина. Нэт прислушался к ветру, проходящему где-то далеко сквозь деревья, и к тихому ритму дождя-тумана, который был везде: стучал по машине, по листве, по запущенному старому деревянному дому с верандой, заклеенной просмоленной бумагой, и множеству маленьких квадратных окошек, многие из них были вдребезги разбиты.

Джим-Планк зажег свою «Корону Корону» и сказал:

– Никаких признаков жизни.

Это было правдой. Итак, очевидно, Гольтц не ошибался.

– Мне кажется, – сказала Молли, – мы попали в силок для диких гусей. – Она открыла дверь машины и осторожно выпрыгнула наружу. Земля под ее ногами зачавкала, как в болоте. Она скорчила рожу от отвращения.

– Друпаки, – сказал Нэт. – Мы всегда сможем записать музыку друпаков. Если она у них вообще есть. – Он тоже вылез и встал рядом с Молли; они оба смотрели на старый деревянный дом, никто не произносил ни слова. Картина была, без сомнения, печальная. Руки в карманах, Нэт направился к дому. Он ступил на дорожку из гравия, которая проходила между старыми фуксиями и камелиями. Молли шла за ним. Джим остался в машине.

– Давайте разберемся со всем этим и уедем отсюда, – сказала Молли и вздрогнула. Она ужасно замерзла в своей яркой хлопковой блузке и шортах. Нэт обнял ее. – Это еще зачем? – спросила она.

– Ни за чем. Просто ты мне вдруг очень понравилась. Мне сейчас понравится все что угодно, что не хлюпает и не течет. – Он легонько прижал ее к себе. – Разве тебе так не лучше?

– Нет, – сказала Молли, – а может, и да; я не знаю. – Она казалась раздраженной. – Ради Бога, иди на крыльцо и постучи! – Отстраняясь от него, она подтолкнула его вперед.

Нэт взобрался по скользким деревянным ступенькам на крыльцо и позвонил.

– Меня тошнит, – сказала Молли. – Почему?

– Влажность. – Нэт тоже чувствовал ее навязчивость, давящую вездесущность, он едва мог дышать. Он подумал, как погода будет влиять на Ганимедову форму жизни, из которой состояло его записывающее устройство. Оно любило влагу, и, возможно, оно здесь будет процветать. Может, «Ампек Ф-а2» могла бы даже жить здесь самостоятельно, совершенно точно выжила бы в мокром лесу. Это окружение, понял он, для нас более чуждо, чем среда на Марсе. Это была здравая мысль, что Марс ближе к Сиюане, чем Дженнер. Если говорить об экологии.

Дверь открылась. Перед ним, закрывая проход, стояла женщина в бледно-желтой сорочке. Она спокойно смотрела на него, ее карие глаза – чуть насторожены.

– Миссис Конгротян? – спросил он. Бэт Конгротян была привлекательной. У нее светло-коричневые волосы, длинные, перевязанные сзади лентой. Ей могло быть около тридцати или чуть за тридцать. В любом случае она очень стройна, с хорошей осанкой. Он обнаружил, что изучает ее с интересом и уважением.

– Вы из студии звукозаписи? – Ее низкий голос звучал совершенно ровно, без всякого выражения. – Мистер Дондолдо позвонил мне и сказал, что вы в пути. Очень жаль. Вы можете войти, если хотите, но Роберта нет дома. – Она шире распахнула дверь. – Роберт в больнице, в Сан-Франциско.

Боже, подумал он. Какое невезение. Он обернулся к Молли, и они молча переглянулись.

– Пожалуйста, входите, – сказал Бэт Конгротян. – Позвольте я приготовлю вам кофе или обед или что-нибудь, прежде чем вы отправитесь обратно: дорога такая дальняя.

Нэт сказал Молли:

– Пойди скажи Джиму. Я воспользуюсь приглашением миссис Конгротян. Я бы выпил чашечку кофе.

Повернувшись, Молли направилась назад.

– Вы выглядите усталым, – сказала Бэт Конгротян. – Вы мистер Флиджер? Я записала имя, мне дал его мистер Дондолдо. Я знаю, что если бы Роберт был здесь, он был бы рад записаться у вас; вот почему это все очень неудачно. Жаль. – Она проводила его в гостиную. Она была темной и прохладной, заставленной плетеной мебелью. Но по крайней мере сухой. – Что-нибудь выпьете? – спросила она. – Как насчет джина с тоником? Или у меня есть скотч. Как насчет скотча со льдом?

– Спасибо, – сказал Нэт. – Просто кофе. – Он рассматривал фотографию на стене; на ней мужчина раскачивал маленького мальчика на высоких металлических качелях. – Это ваш сын? – Но женщина уже ушла. Он подошел поближе. У мальчика на фотографии была челюсть друпака. За ним появились Молли и Джим Планк. Он махнул им, и они тоже стали рассматривать фотографию.

– Музыка, – сказал Нэт. – Интересно, есть ли у них какая-нибудь музыка.

– Петь они не могут, – сказала Молли. – Какое там пение, если и говорить-то не умеют? – Она отошла от фотографии, подошла к окну и, скрестив руки, смотрела на пальму во дворе. – Ну что за уродливое дерево, – она повернулась к Нэту, – правда?

– Я думаю, – сказал он, – что в мире есть место для всех.

– Я согласен, – спокойно сказал Джим Планк.

Вернувшись в гостиную, Бэт Конгротян спросила у Молли и Джима Планка:

– Что вы будете? Кофе? Что-нибудь спиртное? Или что-нибудь поесть?

Они стали совещаться.

* * *

В его офис в административном зданий производства «Карп и сыновья» филиала в Детройте позвонила жена Винса Страйкрока – или, скорее, его бывшая жена – Джули. Теперь Джули Апплеквист – как в те времена, когда они встретились.

Она хорошо выглядела, но была очень взволнованна и рассеянна. Джули сказала:

– Винс, этот твой чертов братец – он ушел. – Широко раскрытыми глазами она умоляюще смотрела на него. – Я не знаю, что делать.

Он сказал неестественным, успокаивающим голосом:

– Куда ушел, Джули?

– Я думаю… – она поперхнулась, – Винс, он меня бросил и иммигрировал; мы говорили об иммиграции, и я не хотела ехать, и я знаю, что он уехал один. Он решил это, теперь я понимаю. Я просто думала – это несерьезно. – И ее глаза наполнились слезами.

За спиной Винса появился его начальник.

– Герр Антон Карп хочет вас видеть в комнате четыре. Как можно быстрее. – Он взглянул на экран и понял, что беседа была личной.

– Джули, – неловко сказал Винс, – я должен заканчивать разговор.

– О’кей. – Она кивнула. – Но сделай что-нибудь для меня. Найди Чака. Пожалуйста. Я больше ни о чем тебя не попрошу. Обещаю. Мне нужно вернуть его.

Я знал, что у вас двоих ничего не получится, подумал Винс. Он испытал мрачное удовольствие. Слишком плохи дела, дорогая, подумал он. Ужасно. Ты сделала ошибку, я знаю Чака и знаю, что женщины твоего типа приводят его в оцепенение. Ты так его напугала, что он сбежал, и никогда он не остановится и не оглянется теперь, раз уж решился на это. Потому что дорога здесь только в одну сторону.

Вслух он сказал:

– Я сделаю, что смогу.

– Спасибо, Винс. – Она тяжело дышала, готовая расплакаться. – Даже если я тебя теперь больше не люблю…

– До свидания. – И он повесил трубку.

Через минуту он поднимался в лифте в комнату номер четыре.

Едва увидев его, Антон Карп сказал:

– Герр Страйкрок, я понимаю, что ваш брат работает на ничтожно маленькую фирму под названием «Товарищество Фрауенциммера». Это так? – Тяжелое, мрачное лицо Карпа дернулось от напряжения.

– Да, – медленно и очень осторожно сказал Винс. – Но… – Он засомневался. Очевидно, что если Чак собирался иммигрировать, он уйдет с работы; вряд ли он возьмет ее с собой. Чего же хочет Карп? На всякий случай лучше ничего не говорить. – Но… хм-м…

– Он может вас туда устроить? – спросил Карп.

– Вы хотите сказать, – предположительно, в принципе? – моргая, спросил Винс. – Как посетителя? Или вы хотите сказать?.. – Он почувствовал, как в нем растет опасение по мере того, как холодные голубые глаза старого немецкого эрзац-промышленника вонзались в него. – Я не вполне понимаю, герр Карп, – пробормотал он.

– Сегодня, – сказал Карп резким стаккато, – правительство передало контракт по макету двойника герру Фрауенциммеру. Мы изучили ситуацию, и наш ответ диктуется самими обстоятельствами. Благодаря этому заказу Фрауенциммер будет расширяться, будет нанимать новых работников. Я хочу, чтобы вы через вашего брата устроились туда на работу так скоро, как только можно. По возможности прямо сегодня.

Винс уставился на него.

– В чем дело? – спросил Карп.

– Я… удивлен, – еле произнес Винс.

– Как только Фрауенциммер возьмет вас, проинформируйте меня; ни с кем, кроме меня, не разговаривайте об этом. – Карп быстро ходил по устланному коврами кабинету, яростно почесывая нос. – Мы скажем вам, что делать дальше. Пока все, герр Страйкрок.

– Имеет ли значение, что я буду там делать? – слабо спросил Винс. – Я хочу сказать, важно ли получить какую-то конкретную должность?

– Нет, – сказал Карп.

Винс вышел из кабинета, дверь тут же закрылась за ним. Он стоял в коридоре, пытаясь собраться с мыслями. Боже, подумал он. Они хотят, чтобы я подбросил мину замедленного действия Фрауенциммеру, я знаю. Саботаж или шпионство – что-то из двух, в любом случае что-нибудь незаконное, что-нибудь такое, за что меня схватит НП, меня, а не Карпа. К тому же предприятие моего собственного брата, сказал он про себя. Он почувствовал себя абсолютно бессильным. Они могли заставить его сделать все, что они захотят, им надо было всего лишь указать ему одним движением мизинца.

И я сдамся, понял он.

Он вернулся в свой кабинет, закрыл дверь и сел, дрожа, в кресло. Так, один, он сидел за столом, куря сигару из эрцаз-табака и размышляя. Он заметил, что пальцы его онемели.

Мне нужно убираться отсюда, сказал он себе. Я не собираюсь быть мелкой минускульной циферкой, прихлебателем в предприятии Карпа – это меня погубит. Он смял свою бестабачную сигару. Куда я могу пойти, спросил он сам себя. Куда? Мне нужна помощь. Где мне ее взять?

Есть доктор, к которому они с Чаком собирались пойти.

Сняв трубку, он набрал номер коммутатора Карпа.

– Соедините меня с доктором Саперсом, – сказал он оператору, – с тем единственным оставшимся психоаналитиком.

Потом он с жалким видом сидел за своим столом, прижимая к уху трубку. Ждал.

* * *

У меня слишком много дел, подумала Николь Тибодокс. Я пытаюсь вести тонкие сложные переговоры с Германом Герингом. Я поручила Гарту Макрею передать контракт нового Хозяина маленькой фирме, а не Карпам. Я должна решить, что делать, если Роберт Конгротян снова появится; есть еще Акт Макферсона и этот доктор Саперс, последний психоаналитик, а теперь еще это. Теперь поспешное решение НП – принятое даже без всяких попыток проконсультироваться со мной или заранее меня предупредить, – решение всерьез заняться стоянками драндулетов Луни Люка. С несчастным видом она изучала приказ полиции, который получил каждый пост НП по всем Штатам. Это не в наших интересах, решила она. Я не могу себе позволить атаковать Луни Люка потому, что я просто не могу его достать. Мы просто будем глупо выглядеть.

И мы будем выглядеть тоталитарным обществом, которое существует только за счет огромных военных и полицейских организаций. Быстро взглянув на Уайлдера Пемброука, Николь сказала:

– Вы уже нашли стоянку? Ту, что в Сан-Франциско, где, как вы воображаете – просто воображаете, – находится Роберт?

– Нет, мы ее еще не нашли. – Пемброук нервно вытер свой лоб; совершенно очевидно, он очень волновался. – Если бы у меня было время, конечно, я бы у вас проконсультировался. Но раз он улетает на Марс…

– Лучше потерять его, чем преждевременно заняться Люком! – Она все же уважала Люка, поскольку довольно долго знала его. И не раз видела, как легко он уходил от городской полиции.

– У меня есть интересное донесение из предприятия Карпа. – Явно Пемброук в отчаянии пытался перевести разговор на другую тему. – Они решили внедриться в организацию Фрауенциммера, чтобы…

– Позже, – зло посмотрела на него Николь. – Вы знаете, что совершили ошибку. На самом деле в глубине души мне нравятся притоны драндулетов, они очень забавные. Вам этого просто не постичь: у вас ум полицейского. Позвоните своим людям в Сан-Франциско и скажите, чтобы они освободили стоянку, если ее нашли. А если не нашли, пусть прекратят поиски. Пусть возвращаются и забудут об этом. Когда настанет время заняться Люком, я вам скажу.

– Гарольд Слезак согласился…

– Слезак не делает политики. Странно, что вы не заручились согласием Руди Кальбфляйша. Это бы еще больше походило на вас, людей из НП. Вы мне не нравитесь – я нахожу вас неприятным. – Она пристально глядела на него, пока он не отшатнулся. – Ну? Скажите что-нибудь.

– Они не нашли стоянку, так что никакого вреда не причинили, – с чувством собственного достоинства сказал Пемброук. Он слегка постучал по своей рации. – Оставить все стоянки, – сказал он в нее. В этот момент он выглядел не очень внушительно: по нему все еще струился пот. – Забудьте про всю эту чертовщину. Да, правильно. – И он отключил рацию и поднял голову, встретившись взглядом с Николь.

– Вас надо бы разжаловать, – сказала Николь.

– Что-нибудь еще, миссис Тибодокс? – сказал деревянным голосом Пемброук.

– Нет. Уматывайте.

Пемброук удалился на негнущихся ногах.

Посмотрев на наручные часы, Николь увидела, что было восемь вечера. Что было запланировано на этот вечер? Скоро ее выступление по ТВ с очередным визитом в Белый дом, семьдесят пятым в этом году. Подготовила ли Жанет все, и если да, то составил ли Слезак соответствующее расписание? Возможно, что нет.

Она прошла через весь Белый дом в небольшой кабинет Жанет Раймер.

– У вас есть что-нибудь зрелищное? – спросила она.

Порывшись в бумагах, Жанет нахмурилась и сказала:

– Один номер, я бы сказала, действительно поразительный – номер с кувшинами. Классика. Дункан и Миллер. Я их видела в «Адмирале Буратино», и они поразительны. – Она с надеждой улыбнулась.

Николь зарычала.

– Они действительно очень хороши. – Теперь голос Жанет настаивал, командовал. – Это расслабляет. Я бы хотела, чтобы вы дали им возможность. Это будет или сегодня, или завтра, я не уверена, когда их поставил Слезак.

– Номера с кувшинами, – сказала Николь. – Мы перешли от Роберта Конгротяна к этому. Я начинаю думать, что нам следовало бы пригласить и Бертольда Гольтца. И думаю также, что в дни варварства их развлекал Kirsten Flagstad.

– Может, все изменится, когда к власти придет следующий Хозяин, – сказала Жанет.

Внимательно глядя на нее, Николь спросила:

– Каким образом вы узнали?

– В Белом доме все об этом говорят. В конце концов, – Жанет Раймер ощетинилась, – я Хранитель.

– Как чудесно, – сардонически сказала Николь. – Тогда, должно быть, вы ведете истинно восхитительную жизнь.

– Могу ли я спросить, каким будет следующий Хозяин?

– Старый, – сказала Николь. – Старый и усталый, подумала она. Изношенный, как волокнистая фасоль, чопорный и официальный, полный моралистических речей; настоящий тип лидера, который может вбить послушание в массы Исполнителей. Который сможет еще со скрипом удержать эту систему еще немного. И, согласно аппарату фон Лессингера, он будет последним Хозяином. По крайней мере, это наиболее вероятно, и они не вполне понимают почему. Похоже, у них есть шанс, но очень маленький. Время и диалектические силы истории на стороне самого ужасного существа из всех возможных. Этого вульгарного Бертольда Гольтца.

Однако будущее не было строго определено, и всегда есть возможность чего-либо неожиданного, невероятного. Все, кто имел дело с аппаратом фон Лессингера, понимали, что течение времени было просто искусством, а не точной наукой.

– Его будут звать Дитер Хогбен, – сказала Николь.

Жанет захихикала:

– Ой, нет, только не Дитер Хогбен! Или Это Хойбейн?

Чего вы пытаетесь добиться в самом деле?

– Он будет весьма величественным, – сухо сказала Николь.

За ее спиной раздался какой-то звук. Она обернулась и оказалась лицом к лицу с Уайлдером Пемброуком из НП. Пемброук казался жутко взволнованным, но довольным.

– Миссис Тибодокс, мы поймали Роберта Конгротяна. Как и предсказал доктор Саперс, он был в притоне драндулетов и пытался улететь на Марс. Нам привезти его в Белый дом? Взвод в Сан-Франциско ждет указаний, они все еще на стоянке.

– Я поеду туда сама, – внезапно решила Николь. И попрошу его, подумала она, отложить, отказаться от мысли иммигрировать. Самостоятельно отказаться. Я знаю, что могу заставить его, – нам не придется применять силу.

– Говорит, что он невидим, – сказал Пемброук, когда они с Николь спешили по коридору Белого дома к взлетному полю, которое находилось на крыше. – Однако взвод говорит, что прекрасно виден, по крайней мере им.

– Еще одна его иллюзия, – сказала Николь. – Нам необходимо суметь прояснить все это сейчас же, я скажу ему, что он видим, и кончено.

– И его запах…

– К черту, – сказала Николь. – Я устала от его болезней. Я устала от того, что он балует себя своими ипохондрическими наваждениями. Я собираюсь применить всю силу и могущество и авторитет государства по отношению к нему; скажу ему категорически, что ему придется оставить все свои воображаемые болезни.

– Интересно, что с ним станет? – задумался Пемброук.

– Конечно, он подчинится, – сказала Николь. – У него не будет выбора: дело в том, что я не собираюсь его просить, я собираюсь ему сказать.

Пемброук взглянул на нее, пожал плечами.

– Мы слишком долго со всем этим возились, – сказала Николь. – Запах – не запах, видимый – невидимый. Конгротян служит в Белом доме, он должен появляться там по расписанию и давать концерты. Он не может ускользать на Марс, или в «Цель Франклина», или в Дженнер, или куда-либо еще.

– Да, мэм, – рассеянно сказал Пемброук, погруженный в собственные путанные мысли.

* * *

Когда Ян Дункан достиг притона драндулетов номер три в центре Сан-Франциско, он обнаружил, что опоздал предупредить Эла, потому что НП уже приехала: он увидел припаркованные полицеиские машины и одетых в серое полицейских, толпящихся на стоянке.

– Выпустите меня здесь, – приказал он такси. Он находился в квартале от стоянки; это достаточно близко.

Он заплатил машине и продолжил свой путь пешком. У стоянки образовалась маленькая группка любопытных прохожих, которым нечего было делать. Ян Дункан присоединился к ним, вглядываясь в полицейских, вытягивая шею и притворяясь, что несказанно удивлен появлению стражей порядка.

– Что происходит? – спросил мужчина, стоявший рядом с Яном. – Я думал, они еще не собираются набрасываться на эти стоянки драндулетов. Я думал…

– Должно быть, изменение в праполе, – сказала женщина слева от Яна.

– Праполе, – эхом отозвался озадаченный мужчина.

– Это термин Хранителей, – надменно сказала женщина. – Правительственная политика.

– А-а, – протянул мужчина и кротко кивнул.

Ян сказал ему:

– Теперь вы знаете термин Хранителей.

– Да, – вскинул голову мужчина. – Так оно и есть.

– Я тоже однажды знал один термин Хранителей, – сказал Ян. Теперь он увидел Эла внутри офиса. Он сидел лицом, к двум полицейским из НП. Другой человек стоял рядом с Элом, фактически два человека. Один, решил Ян, наверняка Роберт Конгротян. Другой – он узнал его – один из жителей «Адмирала Буратино», мистер Страйкрок с верхнего этажа. Ян встречал его несколько раз на собраниях и в кафетерии. Его брат Винс служил теперь проверяющим удостоверения личности в их доме.

– Термин, который я знал, – пробормотал он, – был «всеряно».

– Что значит «всеряно»? – спросил мужчина рядом.

– Все потеряно, – сказал Ян.

Этот термин подходил к этой ситуации. Определенно Эла арестовали. Фактически в таком же положении были Страйкрок и Конгротян, но Яну было наплевать на них – он думал о Миллере и Дункане, классических кувшинах; о том будущем, которое открылось, когда Эл согласился снова попробовать играть; о будущем, которое так явно решительно закрылось для них. Мне следовало этого ожидать, подумал Ян. Что перед тем, как мы попадем в Белый дом, вмещается НП и арестует Эла, положит всему этому конец. Это невезение преследует меня всю жизнь. И с какой стати оно смягчится сейчас?

Если они арестовали Эла, решил он, они могли бы с тем же успехом арестовать и меня.

Проталкиваясь сквозь кучу зевак, Ян вступил на площадку и подошел к ближайшему полицейскому.

– Двигай отсюда, – сказал ему полицейский в сером, поворачиваясь к нему.

– Берите меня, – сказала Ян, – я тоже здесь замешан.

Полицейский зыркнул на него.

– Я сказал, отправляйся отсюда.

Ян Дункан лягнул его ногой в пах.

С проклятием полицейский выхватил из униформы пистолет.

Черт бы тебя побрал, ты арестован! – Он весь позеленел.

– Что здесь происходит? – спросил другой полицейский, выше по званию, подходя к ним.

– Этот подонок лягнул меня в промежность, – сказал первый полицейский, указывая пистолетом на Яна Дункана и пытаясь не показать, как ему больно.

– Ты арестован, – сообщил высший по званию.

– Я знаю, – кивнул Ян. – Я этого и хочу. Но в конце концов эта тирания падет.

– Какая тирания, ты, подонок, – сказал старший полицейский. – Ты явно свихнулся. В тюрьме охладишься.

Из офиса в центре стоянки появился Эл. С мрачным видом он подошел к Яну.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он. Казалось, он не был очень рад.

– Я буду вместе с тобой и мистером Конгротяном и Чаком Страйкроком, – сказал Ян. – Я не собираюсь оставаться в стороне. Мне теперь здесь нечего делать.

Эл открыл рот, чтобы что-то сказать. Но тут правительственный корабль, сверкающий желто-серебряный межпланетный корабль, появился над ними и с ужасным гулом начал осторожно приземляться. Люди из НП тут же оттеснили всех назад: Ян почувствовал, как его с Элом прижимают к краю площадки, но он все же был под мрачным наблюдением первого полицейского, того, которого он ударил в пах и который теперь этого так не оставит.

Межпланетный корабль приземлился, и из него вышла молодая женщина. Это была Николь Тибодокс. И она была прекрасна – стройна и прекрасна. Люк либо ошибался, либо лгал. Ян, едва дыша, как завороженный смотрел на нее, а рядом с ним Эл хмыкнул от удивления и, задыхаясь спросил:

– Как же так? Да будь я проклят, что она здесь делает?

В сопровождении полицейских НП высочайшего ранга Николь протанцевала через всю площадку к офису, быстро поднялась по ступенькам, вошла и подошла к Роберту Конгротяну.

– Так это он ей нужен, – сказал Эл в сторону, обращаясь к Яну Дункану.

– Пианист. Вот из-за чего весь сыр-бор – Он достал трубку из алжирского вереска и мешочек с табаком. – Можно закурить? – спросил он у охранника.

– Нет, – ответил тот.

Убирая трубку и табак, Эл удивленно сказал:

– Представь, она приехала в Притон драндулетов номер три. Я бы этого никогда не мог ожидать. – Вдруг он схватил Яна за плечо и сильно сдавил его: – Я иду туда и представляюсь ей. – И прежде чем охранник мог что-либо сказать, Эл рванул вперед рысью; петляя, он пробежал между припаркованными драндулетами и через секунду исчез. Полицейский из НП бессильно выругался и ткнул пистолетом в Яна.

Через минуту Ян снова появился у входа в маленькое здание конторы, где стояла Николь и беседовала с Робертом Конгротяном. Эл открыл дверь и влетел внутрь.

Когда Эл открыл дверь офиса, Роберт говорил:

– Но я не могу для вас играть, у меня такой ужасный запах! Вы слишком близко стоите, пожалуйста, Николь, дорогая, отойдите ради Бога! – Конгротян отодвинулся от Николь. поднял глаза, увидел Эла и с укором сказал: – Почему вы так долго демонстрировали этот драндулет? Почему мы не могли просто сразу улететь?

– Извините, – сказал Эл-. Обращаясь к Николь, он сказал: – Я Эл Миллер. Я оператор на этой стоянке. – Он протянул ей руку. Она не обратила на нее никакого внимания, однако смотрела в его сторону. – Миссис Тибодокс, – сказал Эл, – отпустите этого парня. Не держите его. У него есть право иммигрировать, если он хочет. Не превращайте людей в деревянных рабов. – Это было все, что он мог сказать; это выплеснулось из него, а потом он замолчал. Его сердце колотилось. Как ошибался Люк. Она была так прекрасна, как только он мог себе представить; то, что видел до сего дня издалека и мельком, подтверждалось.

– Не ваше дело, – сказала ему Николь.

– Мое, – сказал Эл. – Буквально. Этот человек – мой покупатель.

Теперь Чак Страйкрок обрел свой голос.

– Миссис Тибодокс, это честь, невероятная честь… – Его голос задрожал, он глотнул воздуха, вздрогнул и не смог продолжить. Он отпрянул от нее, онемев и оледенев, как будто его выключили. Эл почувствовал отвращение.

– Я больной человек, – бубнил Конгротян.

– Берите Роберта, – сказала Николь высокому представителю НП, который стоял рядом. – Мы возвращаемся в Белый дом. – А Элу она сказала: – Ваша маленькая стоянка может оставаться открытой: вы нас не интересуете ни в каком виде. Может, в другой раз… – Она взглянула на него без злобы, сказав это без всякого интереса.

– В сторону, – приказал высокий ранг НП в серой униформе Элу. – Мы уходим. – Он отпихнул Эла, ведя под руку Конгротяна с деловым и серьезным видом. Николь шла за ними, руки в карманах длинного пальто из леопарда. Теперь она казалась печальной и стала молчаливой. Погруженной в свои грустные мысли.

– Я больной человек, – снова пробормотал Конгротян.

Обращаясь к Николь, Эл сказал:

– Могу я попросить у вас автограф? – Фразу он произнес импульсивно, по бессознательной прихоти. Бесполезной и бесцельной.

– Что? – Она взглянула на него, пораженная. Потом смеясь она показала свои ровные белые зубы. – Мой Бог, – сказала она и вышла из офиса вслед за сотрудником НП и Робертом Конгротяном. Эл остался с Чаком Страйкроком, который все еще пытался найти слова, чтобы выразить свои чувства.

– Похоже, автограф я не получу, – сказал Эл Страйкроку.

– Что вы о ней думаете? – почти заикаясь, спросил Страйкрок.

– Восхитительна, – ответил Эл.

– Да. – сказал Страйкрок. – Невероятно. Знаете, никогда не ожидал, что увижу ее наяву, в реальной жизни. Это похоже на чудо, не правда ли? – Он подошел к окну, чтобы проводить взглядом Николь, когда она, Конгротян и шишка из НП направлялись к ожидающему их кораблю.

– Были бы чертовски легко, – сказал Эл, – влюбиться в эту женщину. – Он тоже следил за ее отъездом. Все следили, включая взвод НП. Все слишком просто, подумал он. И он увидит ее снова, он и Ян будут играть на своих кувшинах. Что-то изменилось? Нет. Николь специально сказала, что никто не был арестован, она отменила приказ НП. Он мог свободно работать на стоянке. НП в конце концов уберутся.

Эл зажег трубку.

Подойдя к нему, Ян Дункан сказал:

– Ну что, Эл, она стоила тебе непроданного драндулета? – По приказу Николь его тоже отпустили, он тоже был свободен.

Эл сказал:

– Мистер Страйкрок все же возьмет его. Так, мистер Страйкрок?

– Нет, я передумал, – помолчав, сказал Чак Страйкрок.

– Сила этой женщины… – сказал Эл. Потом громко и открыто выругался.

Чак Страйкрок сказал:

– Все равно спасибо. Может, встретимся когда-нибудь. В связи с этим.

– Вы глупец, – сказал Эл, – что позволяете этой женщине отпугнуть себя от иммиграции.

– Может быть, – согласился Чак, кивая.

Определенно не было никакой надежды урезонить его. Эл это видел, Ян тоже. Николь обратила в свою веру еще одного, и ее даже здесь не было, чтобы насладиться победой, ей было даже неинтересно.

– Назад на работу, да? – спросил Эл.

– Верно, – кивнул Чак. – Назад к заплесневелой рутине.

– Вы никогда больше не вернетесь сюда на стоянку, – сказал Эл. – Это без сомнения и точно ваш последний шанс вырваться.

– Может быть, – сказал Чак Страйкрок, мрачно кивнув. Но он не изменил решения.

– Счастливо, – едко сказал Эл и пожал ему руку.

– Спасибо, – ответил Чак без тени улыбки.

– Почему? – спросил Эл. – Вы можете мне объяснить, почему она на вас так подействовала?

– Нет, не могу, – сказал Страйкрок. – Я просто Чувствую. Не осознаю. Это не логическая ситуация.

Ян Дункан сказал Элу:

– И ты тоже почувствовал. Я следил и видел выражение твоего лица.

– О’кей, – раздраженно ответил Эл. – Что с того? – Он отошел от них и стоял один, куря трубку и глядя из окна офиса на драндулеты, припаркованные на улице.

Интересно, подумал Чак Страйкрок, возьмет ли меня Мори обратно. Может, слишком поздно, может, я сжег все мосты до единого. Из уличного телефона-автомата он позвонил на завод Мори Фрауенциммеру. Дрожа, набрав побольше воздуху, он стоял, прижав к уху трубку, и ждал.

– Чак! – пронзительно взвизгнул Мори, когда появилось изображение. Помолодевший, открытый, он весь сиял лучистой, триумфальной радостью, чего Чак за ним никогда не замечал. – Боже, как я рад, что ты наконец позвонил! Ради Бога, возвращайся скорее в контору…

– Что случилось? – сказал Чак. – Что происходит, Мори?

– Я не могу тебе сказать. Мы получили большой заказ, это все, что я могу сказать по телефону. Я нанимаю рабочих налево и направо. Ты мне нужен, мне все нужны! Как раз то, Чак, чего мы ждали все эти проклятые годы! – Казалось, Мори сейчас расплачется. – Как скоро ты можешь приехать?

– Очень скоро, я думаю, – совсем запутавшись, ответил Чак.

– Да, – сказал Мори, – звонил твой брат Винс. Пытался с тобой связаться. Он ищет работу. То ли Карп его уволил, то ли он ушел, – во всяком случае, он везде тебя ищет. В связи со сложившейся ситуацией он хочет работать у нас. И я сказал ему, что если ты его рекомендуешь…

– Да, конечно, – рассеянно сказал Чак. – Винс первоклассный эрцаз-техник. Слушай, Мори, что это За заказ?

На лице Мори медленно появилось таинственное выражение.

– Я расскажу тебе, когда приедешь, разве ты не понимаешь? Поторапливайся!

– Я собирался иммигрировать, – сказал Чак.

– Иммигрировать, иммигрировать… Теперь тебе этого не придется делать. Мы устроены на всю оставшуюся жизнь, даю тебе слово, – ты, я, твой брат, все! До встречи. – Мори внезапно прервал связь, экран погас.

Должно быть, правительственный контракт, подумал Чак. И что бы это ни было, Карп его потерял. Вот почему у Винса нет работы. И вот почему Винс хочет работать у Мори; он знает.

Мы теперь предприятие Хранителей, сказал сам себе Чак в восторге. Наконец, наконец-то мы по эту сторону.

Слава Богу, подумал он, что я не иммигрировал. Я остановился как раз на краю, как раз вовремя.

Наконец-то мне везет, подумал он.

Наверняка, это был лучший – и самый решительный – шаг в его жизни. День, который он никогда в жизни не забудет. Как и его босс, Мори Фрауенциммер, он вдруг почувствовал себя абсолютно, полностью счастливым.

Позже он вынужден будет еще раз вспомнить этот день…

Но сейчас он ничего об этом не знал.

В конце концов, у него не было доступа к аппарату фон Лессингера.