Текст книги "Миры Филипа Фармера. Том 07. Темный замысел"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 37 страниц)

Глава 54

Помолчав, Фаррингтон ответил:

 – Не вижу, как бы Мы могли вам в этом отказать, sinjoro Подебрад. Думаю, что я выражаю наше общее мнение.

Фрайгейт и Райдер наклонили головы в знак согласия.

– Надо сказать, что вы застали нас врасплох. Это, конечно, не значит, что я имею что-нибудь против вашей компании. Скажу прямо – я ей очень рад. Но… сможем ли мы найти тут у вас опытных дирижаблестроителей и пилотов? Ведь надо быть сумасшедшим, чтоб отправляться в такую даль, не умея управлять этим аппаратом или же не зная, с чем нам предстоит там столкнуться.

– Разумеется. Но на постройку корабля у нас уйдет много времени. Если мы не отыщем инженеров, которые сумеют разработать проект дирижабля или, по меньшей мере, рассчитать спецификации, нам придется начинать прямо с нуля.

А пока будем искать пилота. Хотя они и очень редки, но где-нибудь на Реке, на протяжении двух тысяч километров вниз и столько же вверх по течению, наверняка найдется человек, который нам нужен.

Или лучше сказать, он может там оказаться. Впрочем, если быть совсем откровенным, то шансы, что его там не будет, весьма высоки.

– Я летал на воздушных шарах, – сказал Фрайгейт. – И много читал об аппаратах легче воздуха. Сам проделал два коротких полета на дирижабле. Что, конечно, ни в малейшей степени не превращает меня в эксперта.

– Вполне возможно, нам придется самим тренировать себя, sinjoro Фрайгейт. А в этом случае нам пригодятся любые крупицы знаний.

– К тому же все это было так давно… Я многое успел позабыть.

– Надо прямо сказать, что особого доверия ты к себе не вызываешь, – с тихой яростью бросил ему Фриско Кид.

– Уверенность приходит с опытом, – вмешался Подебрад. – Что ж, джентльмены, я хотел бы начать немедленно. Объявление о моем обращении в веру я отложу до времени, когда наш воздушный корабль будет готов. Ни один член Церкви Второго Шанса или проповедник пассивного сопротивления не может быть главой этого государства.

Фрайгейт тут же усомнился, так ли уж глубока вера этого человека. Ему казалось, что, если кто-то по-настоящему убежден в верности принципов Церкви, он просто обязан говорить об этом во всеуслышание. И вне зависимости от грядущих последствий.

– Как только мы закончим наш разговор, я тут же начну работать над созданием установки по производству водорода. Думаю, что наилучшей методикой будет реакция между цинком и серной кислотой, если учесть характер наших ресурсов. Завод по производству серной кислоты уже некоторое время работает весьма успешно. Нам повезло – у нас есть в небольших количествах и платина, и ванадий.

Хотел бы я, чтоб мы смогли получить алюминий, но…

– Дирижабли Шютте-Ланца делались из дерева, – сказал Фрайгейт. – Дирижабль с мягкой оболочкой дерева потребует совсем мало.

– Дерево! Ты что же, хочешь заставить меня летать на деревянном дирижабле! – возопил Фаррингтон.

– Да нет, дерево пойдет только на киль и гондолу, – ответил Фрайгейт, – оболочка же будет сделана из внутренних тканей «речных драконов».

– Что потребует расширения рыболовной базы, – сказал Подебрад. Он встал. – У меня много работы сегодня. Но мы, джентльмены, встретимся завтра за ленчем. Тогда и обсудим все детали. А пока до свидания.

Фаррингтон, выглядевший весьма мрачно, когда они выходили из дома Подебрада, сказал Райдеру:

– Если хочешь знать мое мнение, то все это чистое безумие.

– А мне показалось – здорово! – отозвался Том. – По правде говоря, мне жутко осточертело плавать по Реке.

– Ага. Но зато мы можем подохнуть, пока будем кувыркаться в воздухе, пытаясь научиться летать на этой сволочной штуковине!

А что, если мы обнаружим, что у нас ни хрена не получается? Мы ж сколько времени упустим!

– Такие рассуждения вряд ли делают честь человеку, который перевозил людей через пороги Белая Лошадь на Аляске взад и вперед всего лишь ради нескольких несчастных баксов. Или человеку, пиратствовавшему на устричных отмелях… – вмешался Фрайгейт.

Он сам побледнел от сказанного. Райдер и Фаррингтон остановились как вкопанные. Их лица окаменели.

– Я рассказывал уйму баек насчет Юкона, но никогда ничего не говорил о порогах Белая Лошадь. Во всяком случае, тебе. Ты что – подслушивал? – медленно начал Фаррингтон.

Фрайгейт глубоко вздохнул и ответил:

– Черт побери, да зачем мне было подслушивать?! Я вас обоих узнал в первый же раз, как увидел.

Внезапно Райдер оказался у него за спиной, а Фаррингтон положил руку на рукоять своего кремневого ножа.

Райдер сказал тихо и невыразительно:

– О’кей, кто бы ты ни был, давай шагай вперед. Прямехонько на корабль. И чтоб никаких штучек, понял?

– Так ведь не я путешествую инкогнито, – сказал Фрайгейт, – а вы!

– Делай, как сказано!

Фрайгейт пожал плечами и попытался выдавить из себя улыбку.

– Видно, вы оба замешаны в куда более серьезных делах, чем проживание под фальшивыми именами. Ладно, иду. Но убивать-то вы меня не будете, верно?

– Там поглядим, – ответил Райдер.

Они миновали холмы, пересекли равнину. У причала торчал лишь один член экипажа – Нур, болтавший с какой-то женщиной.

– Ни слова, Пит, – приказал Райдер.

Фрайгейт, глядя прямо в глаза маленькому мавру, поморщился. Он надеялся, что Нур заметит что-то неладное. Тот чутко реагировал на выражение лиц, но сейчас лишь помахал ему рукой.

Когда они вошли в капитанскую кабину, Фриско захлопнул дверь и заставил Фрайгейта сесть на край койки.

– Я плаваю с вами уже двадцать шесть лет. Двадцать шесть! И ни разу никому не назвал ваши настоящие имена, – сказал Фрайгейт.

– Такое противно человеческой натуре. Как это ты мог столько времени держать пасть на замке? И почему?

– Особенно почему? – спросил Райдер. Он стоял у двери, поигрывая стилетом из рыбьего рога.

– Так было ж очевидно, что вы не хотите, чтоб вас узнали; это во-первых. А потому, будучи вашим другом, я и молчал. Хотя, должен признаться, меня удивляло, почему вы играете в таинственность.

Фаррингтон поглядел на Райдера:

– Как думаешь, Том?

Райдер пожал плечами и сказал:

– Мы допустили ошибку. Надо было просто посмеяться. Признаться, кто мы такие, и придумать что-нибудь насчет причин.

Фаррингтон положил свой нож и закурил сигарету.

– Ага. Но это в прошлом. Что будем делать?

– После всех этих таинственных прыжков и ужимок Пит явно унюхал, что мы скрываем нечто серьезное.

– Так он уже это высказал!

Райдер вложил нож в ножны и закурил. Фрайгейт подумал, не воспользоваться ли ему моментом и не рвануть ли из каюты. Его шансы на успех были не так уж хороши… Хотя оба противника были меньше его ростом, но оба отличались силой и быстротой реакции. Кроме того, попытка к бегству только подтвердила бы его виновность.

Виновность в чем?

– Так-то лучше. О бегстве забудь. Расслабься, – сказал Том.

– Это с вами-то двумя, гадающими, не прикончить ли меня?

Том рассмеялся и сказал:

– После стольких лет знакомства ты должен был бы знать, что мы не способны на хладнокровное убийство. Даже чужака. А ты нам вроде бы приятель, Пит.

– Ну а если б я и в самом деле был тем, кем, как вы думаете, я являюсь, то что бы вы сделали?

– Полагаю, я довел бы себя до состояния бешенства, чтоб не убивать тебя хладнокровно.

– А за что?

– Если ты не настоящий Пит Фрайгейт, то сам должен знать.

– А каким же еще чертом я могу быть?

Последовало длительное молчание. Наконец Фаррингтон загасил окурок своей сигареты в приклеенной к столу пепельнице.

– Вот в чем дело, Том, – сказал он. – Пит пробыл с нами дольше, чем любая из наших женщин. Если б он был одним из тех, зачем ему торчать с нами так долго? Особенно если, как он утверждает, он нас узнал в первый же день? Ведь нас могли бы схватить уже в первую же ночь, если б он был одним из них.

– Возможно, – ответил Том. –  Мы же не знаем и четверти того, что вокруг нас творится. Разве что одну восьмую. Да и то, что мы знаем, вполне может обернуться чистой брехней. Может, нас вообще обводят вокруг пальца?

– Они? Схватили бы? – с недоумением повторил Фрайгейт.

Мартин Фаррингтон поглядел на Тома, а потом задумчиво сказал:

– Что ж нам теперь делать? Способа их идентифицировать у нас нет. Мы с тобой круглые дураки, Том. Выдать ему классную ложь теперь мы уже не сможем. Придется пойти на риск.

– Если он один из них, то он уже все равно знает все, – продолжил мысль Мартина Том, – поэтому – мы вряд ли сообщим ему что-то новенькое. Разве что об этике. А если Фрайгейт агент, то его не стали бы сажать нам на хвост, если б не подозревали, что мы контактировали с этиком.

– Точно. Вроде бы мы поторопились. А торопиться не следовало. Знаешь, если Пит агент, то на черта бы он стал предлагать нам строить дирижабль? Разве агент захотел бы, чтоб мы добрались до Башни?

– Это верно. Разве что…

– Ну, давай, жми…

– Разве что у них произошла какая-нибудь здоровенная накладка, и он сейчас блуждает в темноте так же, как и мы.

– Что ты имеешь в виду?

– Слушай, Том, последнее время я много думал… когда ты дрыхнул и не валялся с бабами. Я думал о том, что тут сейчас творится что-то загадочное. Я говорю не о том, что нам сообщил этик. Я имею в виду то, что все новые воскрешения внезапно прекратились.

Тебе не приходила мысль, что, может быть, эта штука вовсе не входила в их первоначальный план… каков бы он там ни был?

– Хочешь сказать, кто-нибудь запустил шкворнем в их машинерию? Пережег пробку и оставил всех в темноте?

– Да. И агенты знают о том, что происходит, не больше нас с тобой.

– А это значит, что Пит может быть агентом. Просто он старается попасть домой.

– Думаешь, значит, что Фрайгейт нас обнаружил, а что дальше делать, не знает? И отправился с нами в путь? И выдвинул идейку насчет дирижабля потому, что она поможет ему добраться куда надо побыстрее?

– Ну, вроде того.

– Тогда, значит, мы опять там же, откуда было ушли. Пит может быть одним из них!

– Если он агент, то ситуация такова, как я говорил. И мы ничего нового ему не сообщим.

– Ага, но зато он нам может много чего порассказать!

– И мы будем это выбивать из него? А что, если он действительно Фрайгейт?

– Да не стану я этого делать вообще! Разве уж если ставки будут больно высоки. О черт, даже и тогда не стану!

– Мы можем уплыть, его бросим тут, – сказал Фаррингтон.

Том криво улыбнулся и буркнул:

– Эвон как! И тебе сразу полегчало бы, верно? Не пришлось бы доверить трепетную плоть и трусливое сердчишко воздушному шару, а?

– Ей-Богу, ты меня все-таки достанешь когда-нибудь, Том!

– О’кей! Никогда в жизни больше и словечка не пророню на сей счет. Кроме того, я знаю, что у тебя в организме и одной косточки, чтоб дрогнула, не отыщешь.

Итак, что ж нам делать? И помни, что если мы будем продолжать плыть под парусами, то к тому времени, когда мы доберемся до Северного полюса (если допустить, что мы до него доберемся вообще), Пит, оставшись здесь, все наши загадки уже решит.

– О черт! – простонал Фаррингтон. – Да как он вообще может оказаться одним из них? Они же в сравнении с людьми – супермены, верно? А этот Фрайгейт уж точно никакой не супер! Только ты уж не обижайся, Пит.

Том, прищурившись, поглядел на Фрайгейта:

– Так он же мог и притвориться человеком… Впрочем, не думаю, что кому-нибудь удалось бы носить такую маскировку двадцать шесть лет.

– Мастак ты болтать, приятель.

– Еще поглядим, кто больше болтает-то! Истинный вождь Открой-Рот-Пошире!

Фаррингтон зажег еще одну сигарету. Райдер последовал его примеру, а потом спросил:

– Хочешь подымить, Пит?

– Значит, порешили меня дымом удушить? – улыбнулся Фрайгейт. Он вытащил сигару из своей висевшей через плечо сумочки. – А еще я не отказался бы от выпить чего покрепче.

– Этого нам всем недостает. Том, позаботься насчет выпивки. А потом мы все ему расскажем. Господи, как полегчало-то!

Глава 55

– Это была темная бурная ночь, – начал Том. Он усмехнулся, показывая, что умышленно пародирует классические вступления к рассказам о привидениях. – Джек и я…

– Пусть будет – Мартин, Том. Помнишь наш уговор? Даже если мы наедине…

– Конечно, помню, но тогда ты был еще Джеком. Разумеется, в те дни я уже был знаком с Кидом, но близкими друзьями мы еще не стали. Наши хижины стояли близко одна от другой, и мы оба служили моряками на патрульной шлюпке местного диктатора.

Однажды, когда я был свободен от дежурства и мирно спал в своей хижине, я вдруг проснулся. Разбудили меня не молнии и не гром. Просто кто-то тряс меня за плечо.

Сначала я подумал, что это Говардина – моя женщин. Ты помнишь ее, Кид?

– Красотка была, – пояснил Мартин Фрайгейту. – Рыжая как огонь шотландка.

Фрайгейт заерзал на скамейке, а потом сказал:

– Знаете, мне бы очень хотелось поскорее добраться до сути дела.

– О’кей, тогда обойдемся без литературного украшательства. Тем более что это была не Говардина – та крепко спала. Затем вспышка молнии высветила темную фигуру, которая склонилась надо мной. Я хотел вскочить, а рука уже готовилась скользнуть под подушку, за лежавшим под ней томагавком. Но двинуться я не мог.

Думаю, меня либо усыпили, либо я был под каким-то особым психическим воздействием. Я подумал – ой, ой, этот парень меня достал, он каким-то образом парализовал меня и сейчас искренне ваш получит свое!

Конечно, возможно, я просто проснулся в каком-то совсем другом месте, но ведь я не чувствовал, что меня волокут из хижины!

Еще две вспышки молний позволили мне рассмотреть этого парня чуть подетальнее. И вот тут меня просто оглушило. Заметьте, мне не стало страшно, я просто удивился. Его фигура была закутана в большой черный плащ. А голова! Да ее просто не было! Я хочу сказать, она была накрыта большим сосудом, вроде круглого аквариума для рыб. И эта штука была тоже черной, так что черты лица рассмотреть не удавалось. А он каким-то образом видел меня отлично.

Но если двигаться я не мог, то уж говорить-то – извольте! Я спросил: «Кто ты такой?» Сказал это нарочито громко, чтоб разбудить Говардину, но она даже не пошевельнулась за все время нашего с ним разговора. Я решил, что ее тоже одурманили, только еще сильнее, чем меня.

Чужак заговорил басом, ответив мне по-английски:

– У меня мало времени, и я не могу отвлекаться на мелочи. Мое имя значения не имеет. Да к тому же я бы тебе его все равно не назвал, ибо тебя могут обнаружить и развернуть твою память.

Я не знал, что это значит «развернуть память». Все происходящее и без того выглядело сплошным безумием. Я знал, что не сплю, и очень об этом сожалел.

– А если бы они это сделали, то узнали бы обо всем, что говорилось и делалось в этой хижине, – продолжал этот hombre[85]85
  Мужчина, парень (исп.).


[Закрыть]. – Это все равно что снять кинофильм с того, что заключено в твоей памяти. А из него они могут вырезать все, что сочтут нужным, чтоб ты позабыл, и ты это действительно позабудешь. Но даже если они это сделают, я все равно явлюсь к тебе еще раз и мы поговорим о многом.

– А кто такие эти они? – спросил я.

– Это те люди, которые восстановили эту планету и воскресили вас, – ответил он. – А теперь слушай и не перебивай, пока я не кончу.

Ты ведь знаешь меня, Кид. Я же ни от кого не потерплю панибратства. Но этот тип говорил со мной так, будто весь мир – это его ранчо, а я – слуга при нем. А впрочем, я все равно ни черта сделать не мог!

– «Они», – сказал незнакомец, – живут в Башне, что стоит в самом центре Полярного моря на севере. Может быть, ты слыхал какие-нибудь разговоры об этом? Ведь кое-кому из людей и в самом деле довелось пройти через горы, окружающие это море.

В этом месте его рассказа я мог бы спросить его, не он ли тот, кто оставил висеть длинную веревку, чтоб люди могли подняться с ее помощью на скалу, и не он ли пробил туннель, но тогда я еще не слыхал этой истории.

– Но им не удалось проникнуть в Башню, – продолжал он. – Один из их отряда умер, упав в море со скалы. Ему было дозволено снова воскреснуть где-то в Долине.

Том помолчал.

– Должно быть, у упавшего все же сохранились какие-то воспоминания.

А незнакомец меж тем продолжал:

– Другим же это не было дано. Они… впрочем, неважно…

– Значит, – ухмыльнулся Том, – ему не все было известно про этих египтян. Он явно не знал, что одному из них удалось все же бежать. А если и знал, то по какой-то причине решил от меня это утаить. Но не думаю, что этот факт был ему известен. Иначе он вряд ли позволил бы тому египтянину уйти… А может, и позволил бы?..

Во всяком случае, незнакомец продолжал:

– Быстрота, с которой слухи распространяются по Долине, поразительна. Кажется, вы это явление называете «сарафанным радио»? Человек, упавший со скалы, рассказал свою историю после своего воскрешения, и она разошлась по всей Долине. Скажи, ты-то слыхал про тот поход?

– В первый раз слышу, – ответил я.

– Ладно, наверняка в будущем ты ее услышишь. Ты отправишься вверх по Реке, и тебе обязательно расскажут ее либо в одном сильно переработанном варианте, либо в другом. Но в своёй основе она правдива.

Без сомнения, ты думал над тем, зачем вас воскресили и поместили здесь?

Я кивнул, а он продолжал:

– Мой народ – этики – совершил это в качестве научного эксперимента. Они перенесли вас сюда, смешали все расы и народности из разных времен лишь для того, чтобы изучать ваши реакции. А потом их записывать и классифицировать.

А затем (тут в его голосе появились нотки возмущения), после того как они подвергли вас этому эксперименту, после того как возбудили в вас надежду на вечную жизнь, они прикроют этот проект! И вы умрете, но уже навсегда. Не будет вам больше воскрешений! Вы превратитесь в прах и прахом пребудете во веки веков!

– Мне все это кажется возмутительной жестокостью, – сказал я, позабыв, что еще не получил разрешения высказывать свои мысли.

– Нечеловеческая жестокость, – подтвердил он. – А ведь в их силах дать вам жизнь вечную! Во всяком случае, столь же долгую, как жизнь вашего солнца! Даже большую, так как вас всегда можно перевезти на другую планету, где солнце еще молодо.

Но нет! Этого они не сделают! Они считают, что вы не заслуживаете бессмертия!

– В высшей степени неэтично, – отозвался я. – А еще именуют себя этиками! Чистейшей воды нахальство!

Это его остановило, и он сказал:

– А это потому, что они считают неэтичным разрешать жить вечно таким жалким и никудышным созданиям, как вы!

– Надо признаться, их мнение о нас не слишком-то лестно, – заметил я.

– Как и мое, – ответил незнакомец. – Но высоко ли, низко ли представление о человечестве, основанное на мнении en masse[86]86
  Большинство (фр.).


[Закрыть], оно не имеет ничего общего с этическим аспектом проблемы, о которой идет речь.

– Но как можно любить то, что презираешь? – спросил я.

– Это нелегко, – ответил он, – но ведь все, что истинно этично, дается с большим трудом. Однако пока все разговоры с тобой – зряшная трата моего дорогого времени.

Тут откуда-то возник довольно яркий голубоватый свет, и я увидел, как он выпростал руку из-под плаща. На ее запястье было укреплено некое приспособление, по размерам чуть больше карманных часов. Оно-то и испускало голубоватое сияние. Я не сумел разобрать, что там было на циферблате, но заметил, что приборчик к тому же еще что-то говорит – тихо, ну как приглушенное радио.

Слов я не разбирал, но мне показалось, что это какой-то иностранный язык, которого я никогда не слыхивал. А голубой свет зато показал мне шар, что был надет на голову незнакомца – черный и блестящий. Рука была крупная, ладонь широкая, но с длинными тонкими пальцами.

– Мое время истекает, – сказал незнакомец и спрятал руку под плащ. В хижине стало сразу темно, если не считать вспышек молний, время от времени озарявших стены. – Я не могу сейчас сказать, почему избрал именно тебя, – продолжал он, – но твоя аура показывает, что ты являешься хорошим кандидатом для этой работы.

(Что такое аура? – подумал я. Мне приходилось видеть объяснение этого термина в словаре, но я интуитивно чувствовал, что мы с ним вкладываем в это слово разное понимание. И что это за работа?)

Неожиданно, будто он прочел мои мысли, его рука снова выскользнула из-под плаща. Голубое свечение было теперь столь ярким, что я с трудом видел контуры фигуры незнакомца. Зато я хорошо видел обе его руки и то, как они приподнимают тот черный шар, который закрывает его голову. Я подумал, что, может быть, теперь мне удастся разглядеть хотя бы общий абрис его лица или какую-нибудь черту последнего, если я изо всех сил скошу глаза. Но все, что я увидел, была черная сфера, возникшая над его головой. Это был не тот черный круглый стеклянный предмет – его он продолжал держать в руках, как бы сдвинув в сторону. Та же штука, которая была у него над головой, вращалась, выбрасывая снопы разноцветных искр, и светилась так ярко, что кроме нее я уж ничего другого различить не смог. Иногда из нее вылезали какие-то отростки вроде щупальцев, но они тут же втягивались обратно в эту вращающуюся штуковину.

Не побоюсь признаться, что перепугался я до полусмерти. Нет, пожалуй, не то что испугался, а ощутил благоговейный ужас. Ну, все равно как ангела увидел лицом к лицу; а в том, чтобы ангела испугаться, стыда ведь нет.

– Люцифер тоже был ангелом, – напомнил Фрайгейт.

– Ага, знаю. Читывал Библию. И Шекспира тоже. Может, грамматических школ мы не кончали, а уж самообразования хлебнули до ушей.

– А я и не думал намекать на твое невежество.

Мартин хмыкнул и сказал:

– Уж не хотите ли вы оба сказать, что верите в ангелов?

– Я-то нет, – ответил Том, – но он уж точно смотрелся ангелом. Не думаю, чтоб эта аура у него была видна постоянно. Я полагаю, что он показал мне ее с помощью той самой штуковины, что у него была прикреплена к запястью. Кстати, она тут же исчезла, а вместе с ней пропало и голубое свечение. Все произошло слишком быстро, чтоб я мог различить лицо незнакомца. Еще одна молния высветила его силуэт, и я увидел, что черный стеклянный шар снова скрывает его голову.

Вот теперь я точно знал, что он подразумевает под словом «аура». Я понял это, ибо он сказал, что и у меня есть аура. И она тоже невидима.

– Не хватает только, чтоб ты тоже вообразил себя ангелом, – хмыкнул Мартин.

– Ты можешь и ты должен мне помочь, – сказал незнакомец. – Я хочу, чтоб ты отправился вверх по Реке, к Башне. Но сначала тебе придется рассказать этому Джеку Лондону о том, что произошло сегодня ночью. Ты должен убедить его, что все сказанное тобой – истина. И заставить отправиться в поход вместе с тобой.

Но ни при каких обстоятельствах ты не должен рассказывать никому другому, что я встречался с тобой. Ни единой душе! Нас – этиков – очень мало, и мы покидаем Башню только в случае крайней необходимости. Мои противники имеют среди вас свою агентуру. Агентов не очень много, если сравнивать с вашей численностью, но они прекрасно маскируются под воскрешенных и давно ищут меня.

Когда-нибудь они, безусловно, придут к выводу, что я вербую себе помощников среди обитателей Мира Реки. И начнут вынюхивать таких. Если тебя обнаружат, то заберут в Башню, «развернут» твою память, прочтут ее и исключат из нее те места, которые важны для меня. А потом опять вернут тебя в Долину.

Лондон тоже обладает тигриной аурой. А потому сделай все возможное, чтобы он последовал за тобой. Передай ему, что я еще увижусь с вами обоими, и тогда он тебе поверит. А вам предстоит узнать еще многое о том, что здесь происходит.

Тут он внезапно поднялся и сказал:

– Итак, до встречи.

Я видел, как новая вспышка молнии обрисовала его фигуру, плащ, черный шлем. Я было подумал, а не поехала ли у меня крыша? Попробовал встать, но не смог. Только через полчаса мой паралич прошел и я выбрался наружу. Буря к тому времени уже стихла, облака стали расходиться. Никаких следов незнакомца обнаружить не удалось.

Тут Мартин перехватил рассказ в свои руки. Том пришел к нему следующим вечером и заставил поклясться, что тот будет молчать о вещах, о которых Том собирается ему сообщить. Мартин не знал, верить ли этой дикой истории или нет. Что убедило его, что Том не лжет, так это соображение, что Райдеру не было смысла выдумывать столь фантастическую бредятину.

Событие, безусловно, имело место, но, надо думать, было просто чьим-то розыгрышем.

Том пораскинул мозгами и решил, что роль незнакомца мог разыграть сам Лондон. Но потом они оба поняли, что ни один из них, да и никто со стороны, не мог бы разжиться ни стеклянным шаром, ни наручным приборчиком. И вообще – кому здесь под силу соорудить сверкающую ауру?

А Фриско Киду уже не сиделось на месте. Ему пришлась по душе идея построить парусник и уплыть на нем в далекие края. Чем бы ни была услышанная история – ложью или правдой, – она давала ему новый жизненный стимул, а значит – Жизнь! Том разделял с ним эти чувства. Башня стала для них чем-то вроде Святого Грааля.

– Я чувствовал, что совершаю подлость, покидая Говардину без какого-либо объяснения. Кид-то со своей бабой не слишком ладил – такой длинный бабец с шилом в заднице – не знаю уж, что он в ней нашел; так что у него особых сожалений не было.

Мы прошли вдоль Реки этак пару сотен питающих камней и там принялись строить эту вот шхуну. К нам присоединился Нур и помог нам ее закончить. Он единственный из первоначального состава экипажа, который с нами до сих пор.

Вдруг Том, приложив палец к губам, стал бесшумно красться к двери. Приложив ухо к филенке, он прислушался, а затем рывком распахнул дверь.

В дверном проеме стоял маленький мавр Нур эль-Музафир.