Текст книги "Миры Филипа Фармера. Том 07. Темный замысел"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

Они мне не поверили. Думаю, догадались о настоящей причине. Тебе не следует волноваться, что они пошлют за вами погоню. Все они, включая Метузаэля, напряженно ишачат, чтоб снять плот с камней. Ведь им приходится опасаться сегодняшней ночной атаки.

Бёртон спросил вождя о причинах того, что шааунивааки не атаковали плот при свете дня. Они же легко могли разбить вавилонян.

– Это потому, что между племенами в этом районе существует соглашение защищать чужестранцев. До сих пор соглашение соблюдалось, и по очень серьезной причине. Все прочие племена обязаны идти войной на агрессора. Однако шааунивааки надеялись, что их нападение останется тайной. А если б их и обнаружили в качестве виновников, они могли бы ответить, что во всем вина плотовщиков, которые отказались выплатить компенсацию за нанесенный нам ущерб.

Не знаю. Вполне вероятно, что шааунивааки вообще откажутся от своего намерения. Хотя среди них немало таких, которые охотно примут участие в рейде просто ради забавы.

Бёртон так и не узнал, что случилось с вавилонянами. Он решил, что его собственной группе лучше отплыть в тот же день. Когда каноэ отправилось в путь, Граали были вытащены из Реки, вода из них вылита, а сами цилиндры спрятаны на дне лодки.

Глава 21

Проплыв около 200 километров, Бёртон нашел наконец место, пригодное для закладки корабля. И дело тут было даже не в наличии строительного леса, ибо и сосны, и дуба, и тиса, и бамбука повсюду хватало. Главная трудность в эти времена заключалась в том, чтобы отыскать хорошие залежи кремня и кремневого сланца для изготовления орудий, нужных для рубки и обработки дерева. Даже в первые годы после воскрешения эти горные породы можно было найти лишь в немногих местах, одни из которых отличались очень богатыми залежами, а другие были относительно бедны; на большинстве же территорий таких залежей вообще не было. Войны из-за месторождений кремней в прежние годы были довольно частым явлением.

Теперь этих минералов стало куда меньше. Несмотря на их твердость, кремневые орудия быстро снашивались, а об открытии новых месторождений никто и не слыхивал. В результате конец 32 года П. В. (после воскрешения) оказался практически концом строительства больших кораблей. Во всяком случае, так обстояло дело в странах, мимо которых проплывал Бёртон, и он предполагал, что и в других положение такое же.

Место, где он остановился, было одним из немногих, где еще сохранились значительные запасы нужных ему минералов. Местные жители – в большинстве индейцы-алгонкины[39]39
  Группа североамериканских индейских племен, связанных единством языка; меномини – одно из этих племен.


[Закрыть] доколумбовой эпохи, тогда как меньшинство составляли пикты доримских времен, – были отлично осведомлены о ценности их залежей камня. Их вождь – меномини по прозвищу Оскас, яростно торговался с Бёртоном. В конце концов он заявил, что его окончательная и не подлежащая обсуждению цена составляет 7000 сигарет из табака, 500 из марихуаны, 2500 сигар, 40 коробок трубочного табака и 8000 чашек спиртного. И еще он высказал пожелание трахаться вон с той блондинкой – Логу – через каждые пять суток или около того. На самом деле он хотел, чтобы это происходило каждую ночь, но боялся, что его остальные три жены будут недовольны таким оборотом дел.

Бёртону потребовалось время, чтобы оправиться от такого удара. Он сказал:

– Ну, это ее дело. Не думаю, чтобы она или ее мужчина согласились на подобную комбинацию. Да и в любом случае ты запросил чрезмерную цену. Это значит, что никто из моей команды не получит ни выпивки, ни табака в течение целого года.

Оскас пожал плечами:

– Что ж, если для вас это дорого…

Бёртон созвал совещание и изложил требования Оскаса. Казз возражал больше всех.

– Бёртон-нак, я прожил на Земле всю свою жизнь – сорок пять лет – без виски и без наркотиков. Но здесь я попался на этот крючок, и в тот день, когда я не получу ни того ни другого, я готов, по твоему выражению, полезть на стенку. Ты знаешь, что я пытался победить эту привычку несколько раз, но не успевала истечь неделя, как я начинал сожалеть, что не откусил свой язык раньше, чем произнес такое дурацкое обещание. Я делаюсь бешеным как пещерный медведь, занозивший лапу.

– Я этого не забыла, – сказала Бесст.

– Но, если у нас нет альтернативы, нам придется пойти на это, – возразил Бёртон. – Или мы сговоримся, или корабля не будет. Впрочем, у нас есть лишние граали.

Он вернулся к Оскасу и, после того как они выкурили по трубке, приступил к делу.

– Женщина с желтыми волосами и голубыми глазами говорит, что единственная часть ее тела, которая всегда к твоим услугам, это ее нога, которую тебе придется с большим трудом вытаскивать из своей задницы.

Оскас заржал и в восторге хлопнул себя по ляжке. Вытерев наконец слезы, он сказал:

– Плохо. Я люблю женщин с огоньком, но предпочитаю, чтобы огня было не чрезмерно много.

– Случилось так, что некоторое время назад мне достался «дармовой» грааль. Я готов обменять его на место, где смогу построить корабль, и на материалы, которые для него нужны.

Оскас не спросил, каким образом грааль достался Бёртону, хотя, совершенно очевидно, полагал, что тот его где-то спер.

– Ну, если так, – ответил он, широко улыбаясь, – то считай, что мы договорились! – Он вскочил. – Я позабочусь, чтоб все было подготовлено немедленно. А ты уверен, что та блондинка не набивает себе цену?

Вождь отнес грааль в блокгауз Совета и добавил его к двадцати одному «дармовому» граалю, которые уже хранились там. Их собирали в течение многих лет для блага самого вождя и его приближенных.

В этом мире, как и повсюду, выдающиеся люди заботились о том, чтоб получать выдающиеся привилегии.

На строительство одномачтового парусного куттера ушел целый год. Когда он был готов наполовину, Бёртон решил не называть его именем обоих предшественников – «Ладжи-1» и «Хаджи-2». Оба плохо кончили, а Бёртон, хотя и отрицал это, был суеверен. После обсуждения вопроса с командой было решено, что лучше всего подходит имя «Снарк».

Алисе это название понравилось потому, что напоминало ей о дружбе с Льюисом Кэрроллом, и она полностью согласилась с Фрайгейтом, что оно лучше всего подходит к ситуации. Улыбаясь, она процитировала отрывок из «Охоты на Снарка»:

 
Он с собою взял в плаванье карту морей,
На которой земли – ни следа;
И команда, с восторгом склонившись над ней,
Дружным хором воскликнула: «Да!»
Для чего в самом деле полюса, параллели,
Зоны, тропики и зодиаки?
И команда в ответ: «В жизни этого нет,
Это чисто условные знаки!
На обыденных картах – слова, острова,
Все сплелось, перепуталось – жуть!
А на нашей, как в море, одна синева,
Вот так карта – приятно взглянуть!»[40]40
  Льюис Кэрролл. «Охота на Снарка». Пер. с англ. Г. Кружкова.


[Закрыть]
 

Бёртон расхохотался, но в глубине души затаил сомнение – уж не подсмеивается ли Алиса над его капитанскими способностями? В последнее время они все чаще ссорились друг с другом.

– Будем надеяться, что наше плаванье на новом корабле не превратится в еще одну агонию в восьми воплях![41]41
  Полное название поэмы – «Охота на Снарка. Агония в восьми воплях».


[Закрыть] – воскликнула Алиса.

– Что ж, – ответил ей Бёртон, оскалив зубы в жесткой ухмылке, – во всяком случае, ваш Балабон разбирается в деле достаточно туго, чтобы не смешивать бушприт с румпелем[42]42
  Бёртон намекает на строфу поэмы, которая в русском переводе Г. Кружкова звучит так:
  И когда иногда, вдохновеньем бурля,
  Он кричал: «Заворачивай носом!
  Носом влево, а корпусом – право руля!»
  Что прикажете делать матросам?


[Закрыть]. А кроме того, – продолжал он, – существует сорок второе правило в Морском кодексе: «Запрещается кому бы то ни было мешать болтовней рулевому».

– Что, – ответила Алиса уже без всякой улыбки, – придумано самим Балабоном, ибо «и рулевой не имеет права болтать ни с кем».

Все почувствовали себя неловко. Они давно уже ощущали напряженность в отношениях Бёртона и Алисы и с опаской ожидали, не последует ли за этим взрыв эмоций со стороны их страшно вспыльчивого капитана.

Монат, желавший сгладить неловкость, засмеялся и воскликнул:

– Я хорошо помню эту поэму. Меня особенно поразил Вопль шестой – «Сон Барабанщика».

Ах да, там судили козу за то, что она осквернила воду в реке, и Снарк, одетый в мантию, парик и прочие регалии, ее защищал.

 
Снарк (защитник) в конце выступления взмок —
Говорил он четыре часа;
Но никто из собравшихся так и не смог
Догадаться, при чем тут коза.
 

Монат остановился на секунду, закрыл глаза и воскликнул:

– Вспомнил! Вот оно четверостишие, которое меня особенно поразило:

 
Но тюремщик, роняя слезу на паркет,
Поуменьшил восторженность их,
Сообщив, что козы уже несколько лет,
К сожалению, нету в живых.
 

Все громко рассмеялись, а Монат заметил:

– Каким-то образом это четверостишие представляет квинтэссенцию земного правосудия, так сказать, его букву, а не Дух.

– Извини, – сказал Бёртон, – но как за такое короткое пребывание на Земле ты умудрился не только так много прочесть, но еще и запомнить?

– «Охота на Снарка» – поэма. А я верю в то, что понять человеческую натуру можно скорее через поэзию и художественную литературу, нежели через так называемую «литературу факта». Вот почему я взял на себя труд запомнить эту поэму наизусть.

Кстати, мне ее дал один друг-землянин. Он сказал, что она – одно из величайших творений метафизики, которыми может похвалиться человечество. Он спросил, есть ли у арктурианцев что-либо достойное сравнения с ней.

– Наверняка он подшутил над тобой, – вмешалась Алиса.

– Не думаю.

Бёртон покачал головой. Он был страстным читателем, а память имел просто фотографическую. Но он прожил на Земле 69 лет, тогда как арктурианец всего лишь с 2002 по 2008 год. И все же за те годы, которые они провели в совместных плаваниях, Монат проявил объем знаний, который ни один землянин не мог бы приобрести и за столетие.

Разговор кончился, ибо наступило время работать – строить корабль. Бёртон, однако, не забыл того, что он счел подпущенной ему Алисой шпилькой. Он поднял этот вопрос сразу же, как только они стали ложиться спать.

Алиса смотрела на него большими темными глазами, глазами, которые казались погруженными в какой-то совсем иной мир. Она уже почти целиком ушла в него, когда Бёртон накинулся на нее с упреками, причем видимая отключенность Алисы от реальности довела гнев Бёртона до белого каления.

– Нет, Дик, поверь, я вовсе не хотела тебя обидеть. Во всяком случае, сознательно.

– Значит, ты делала это подсознательно, не так ли? Это тебя никак не оправдывает! Не наберешься же ты нахальства, чтоб заявить, что не умеешь контролировать эту часть своей души! То, о чем думает твое подсознание, – такая же часть тебя самой, как и твое сознание. Хуже того! Ты можешь отогнать свои осознанные мысли, но все равно будешь верить именно тому, во что верит твое «я», глубоко запрятанное в глубинах души.

Бёртон расхаживал взад и вперед по каюте, его лицо в слабом свете маленького каменного очага казалось лицом демона из преисподней.

– Изабель обожала меня, но она не боялась вступать со мной в самые жаркие споры, когда она считала, что я делаю что-то не то. Но ты… ты прячешь протест в себе до тех пор, пока он не превращает тебя в злобную суку, и все же не находишь в себе мужества выложить эти мысли. И этим только ухудшаешь дело.

Нет ничего плохого в доброй ссоре, пусть с криками, пусть с оскорблениями. Она похожа на грозу – страшную, пока длится, зато, когда она уходит – воздух чист и дышится легко.

Твое несчастье в том, что тебя воспитывали, чтобы сделать настоящей леди. В гневе ты никогда не повысишь голос, ты всегда должна быть спокойной, выдержанной и собранной. Но та потаенная суть, то подсознание, которое ты унаследовала от обезьяньих предков, оно пытается вырваться за решетку своей клетки. И время от времени оно принимается терзать тебя. Но ты не желаешь признаваться в этом.

Алиса вдруг утратила свой сонный взгляд и закричала:

– Лжец! И нечего совать мне под нос своих жен! Мы договорились, что никогда не станем сравнивать друг с другом своих прежних супругов и супруг, а ты это делаешь каждый раз, когда на тебя нападает охота разозлить меня! Это неправда, что во мне мало страсти! И уж кому, как не тебе, знать это… и я говорю не только о постельных делах!

Но я не собираюсь приходить в бешенство из-за каждого неловкого слова или ерундового тривиального эпизода. Когда я бешусь, то, значит, того требует ситуация! Значит, она такова, что из-за нее следует разозлиться! А ты… ты находишься в состоянии постоянного бешенства.

– Это ложь!

– Я никогда не лгу!

– Давай вернемся к началу разговора, – крикнул он. – Что тебе не по душе в моих действиях как капитана и руководителя?

Алиса закусила губу, а потом сказала:

– Во всяком случае не то, как ты ведешь корабль или как обращаешься со своей командой. Это дело очевидное – ты выполняешь свои обязанности превосходно. Нет, меня беспокоит контроль, вернее, его отсутствие над самим собой.

Бёртон сел и сказал:

– Выкладывай! Растолкуй мне, о чем ты говоришь.

Она наклонилась на стуле так, что ее лицо оказалось почти вровень с его лицом.

– Во-первых, ты не можешь заставить себя побыть на одном месте больше недели. Не успеют истечь первые три дня, как тебя уже трясет лихорадка. На седьмой день ты уже мечешься взад и вперед, как тигр в своей клетке; и как лев, кидаешься на прутья.

– Будь добра, оставь свои зоологические аналогии, – сказал он. – А кроме того, как тебе известно, на этом месте я нахожусь уже почти год.

– Да, пока ты строил корабль. Пока ты был занят проектом, который даст тебе возможность путешествовать быстрее, чем можно идти пешком. Но и в этом случае ты все время совершал короткие походы. А нас бросал тут строить корабль.

Тебе надо было видеть и это и то, надо было выяснить, есть ли правда в каких-то слухах, познакомиться со странными обычаями, изучить неизвестный тебе язык. Причины не столь важны. Тебе важно было иметь лишь повод для отъезда.

У тебя ржавеет душа, Дик. Мне кажется, именно это слово правильно передает твое состояние. Ты не можешь долго сидеть на одном месте. И вовсе не место повинно в этом. Дело в тебе самом, ты не можешь выносить именно себя. Ты должен бежать, чтобы убежать подальше от себя самого.

Бёртон вскочил и снова стал прохаживаться взад и вперед.

– Ты говоришь, что я не могу выносить себя самого. Ах, какой я несчастный человек! Я не люблю себя, и это значит, что и меня никто вообще не может полюбить.

– Чушь!

– Да, именно так. Все, что ты говоришь, – полная муть!

– Нет, муть не в том, что я говорю, она – в тебе!

– Но если ты не выносишь меня, то почему бы тебе тогда не расстаться со мной навсегда?

По ее щекам покатились слезы, и она шепнула:

– Я люблю тебя, Дик.

– Но не настолько, чтобы выносить кое-какие мои пустяковые странности? Верно?

Она вскинула руки.

– Пустяковые?!

– Да, у меня лихорадка странствий. Ну и что? Разве ты бы стала надо мной насмехаться, если б у меня действительно была какая-нибудь болячка, ну, скажем, сыпь или что?

Алиса чуть заметно усмехнулась:

– Нет. Я бы сказала тебе, как от нее избавиться. Но это не просто лихорадка, Дик. Это что-то такое, что сильнее тебя.

Она встала и закурила сигарету. И сунула ее Бёртону прямо под нос.

– Погляди-ка на нее. В годы моего пребывания на Земле я никогда не осмелилась бы закурить или даже подумать о куреве. Леди не полагается делать такие вещи. Особенно леди, чей муж происходит из поместного дворянства, а отец – епископ англиканской церкви. И такая леди никогда не пьет крепких алкогольных напитков и не бранится. И уж никогда бы ей не пришла мысль искупаться голышом.

Но вот я здесь – Алиса Плэзнс Лидделл Харгривз из поместья Каффнеллз – самая настоящая викторианская аристократка, которая делает все перечисленное выше и даже больше того. Под этим «больше»… я… имею в виду те маленькие фокусы, которыми я занимаюсь в постели и на которые французские романы – любимое чтение моего мужа – не осмелились бы даже намекнуть!

Я изменилась. Почему же не можешь измениться и ты?

Сказать по правде, Дик, мне ужасно опротивело путешествовать, надоело все время двигаться куда-то, обрыдло ютиться на крошечном кораблике, никогда не зная, что принесет завтрашний день. Я не трусиха – ты знаешь это. Но я жажду оказаться в таком месте, где говорят по-английски, где живут люди моего круга, где царит мир, где я могу поселиться, пустить корни. Я так устала от бесконечных странствий.

Бёртона растрогали ее слезы. Он обнял ее за плечи и сказал:

– Что же мы можем поделать? Я должен идти вперед. Моя…

– Твоя Изабель? Я не Изабель. Я – Алиса. Я действительно люблю тебя, Дик, но я не могу быть твоей тенью, сопровождая тебя повсюду, куда идешь ты, присутствуя там, где есть свет, и исчезая, когда наступает вечер, не могу быть твоим придатком.

Алиса встала, чтобы положить наполовину выкуренную сигарету в пепельницу из обожженной глины. Повернувшись к Бёртону, она произнесла:

– Но есть и еще кое-что! Есть еще нечто, что страшно тревожит меня. Мне больно, что ты не полностью доверяешь мне. У тебя есть тайна, Дик, тайна, спрятанная где-то глубоко-глубоко, очень мрачная тайна…

– Тогда, может, это ты расскажешь мне о ней – мне-то ведь нечего сказать тебе по этому поводу.

– Не лги! Я слышала, как ты говорил во сне. Это что-то связанное с этиками, верно? Что-то случилось с тобой, что-то, о чем ты никому не рассказал за все годы нашей с тобой разлуки.

Я слышала, как ты бормотал что-то о каких-то пузырях, о самоубийстве, повторенном 777 раз. И слышала имена, которые ты ни разу не упомянул днем. Лога. Танабар. И ты говорил об Иксе и Таинственном Незнакомце. Кто эти люди?

– Только тот, кто спит в одиночестве, может хранить секреты, – отозвался Бёртон.

– Но почему ты не можешь мне рассказать об этом? Неужели ты не веришь мне? После всех этих лет?

– Сказал бы, если б мог. Но это было бы слишком опасно для тебя. Поверь мне, Алиса, я не говорил тебе ничего только потому, что не могу этого сделать. И в первую очередь ради тебя самой же. И не будем спорить. Я не отступлю, и разозлюсь, если ты будешь продолжать выпытывать у меня.

– Ладно, будь по-твоему. Но тогда держи свои лапы от меня подальше сегодня ночью.

Бёртон долго не мог уснуть. Ночью он проснулся от звука собственного голоса. Алиса сидела, не отводя глаз от его лица.

Глава 22

Оскас, как всегда полупьяный, посетил Бёртона как раз в час ленча. Бёртон против визита ничего не имел, особенно потому, что вождь вручил ему мех, содержащий по меньшей мере два литра бурбона.

– Ты слыхал разговоры о большой белой лодке, которая, как говорят, поднимается с низовьев? – спросил индеец.

– Только глухой не слыхал, – ответил Бёртон и сделал добрый глоток виски. У виски был винный запах, и шло оно легко, так что разбавлять не требовалось. Граали, как известно, всегда доставляли продукты только высшего качества.

– Ух ты! – выдохнул Бёртон и продолжал: – Я этим россказням не слишком верю! Судя по описанию, этот корабль движется с помощью гребных колес. А это должно означать, что машины у него железные. Лично я сомневаюсь, чтобы кому-то удалось собрать столько железа, чтобы изготовить машины таких размеров. А еще я слыхал, что и корпус у судна металлический. На всей планете не наберется достаточное количество металла, чтобы построить такую махину. Если, конечно, она действительно так велика, как об этом болтают.

– Уж больно много у тебя сомнений, – сказал Оскас. – А это вредно для печени. Однако если эти рассказы верны, то большая лодка должна пришлепать сюда довольно скоро. Хотелось бы мне заполучить такую лодку.

– И тебе, и миллионам других. Но если такая лодка может быть построена, то ее создатель должен иметь и железное оружие, возможно, даже огнестрельное. Ты ведь такого никогда не видел, хотя у тебя имеется несколько пороховых бомб. Огнестрельное оружие – это такие металлические трубки, из которых можно стрелять металлическими же снарядами на большие расстояния. Некоторые из них могут стрелять так часто, что ты не успеешь даже выпустить стрелу, как тебя прострелят насквозь раз десять. А еще бывают пушки. Это такие громадные трубки, которые могут дошвырнуть большие бомбы вон до тех гор.

Так что прими к сведению, те, кто уже пытался отобрать эту лодку у ее хозяев, померли раньше, чем подошли на расстояние выстрела из лука. А кроме того, что бы ты стал с ней делать, если бы получил? Для вождения такой штуки нужны очень умелые и тренированные люди.

– Ну, таких можно найти, – сказал Оскас. – Вот ты, например, ты бы смог ею управлять?

– Возможно.

– Так, может, ты заинтересуешься и поможешь мне захватить ее? Я тебе щедро заплачу. Ты станешь самым первым из моих помощников.

– Я, знаешь ли, не любитель войны, – ответил Бёртон. – Да и не очень жаден. Однако просто так, для поддержания разговора, давай предположим, что я заинтересовался. Тогда я сделал бы вот что.

Оскас был в восторге от сложнейшего и фантастического плана, предложенного Бёртоном. Уходя, он сказал, что пришлет Бёртону еще виски и они должны обязательно поговорить об этих делах еще раз. Широко ухмыляясь и пошатываясь, Оскас удалился.

Бёртон решил, что вождь чересчур доверчив. Но, пожалуй, он не возражал бы поводить его за нос еще некоторое время. Хотя бы просто ради забавы.

Дело было в том, что Бёртон сам имел кое-какие планы насчет корабля.

Если рассказы верны, то этот корабль является средством передвижения куда более быстрым, чем парусник. Так или иначе Бёртон собрался попасть на это судно. Не силой, так хитростью. Главная трудность состояла в том, что пока у него не было ни малейшего представления о том, как он этого добьется.

Во-первых, судно могло (и, вероятно, так и произойдет) не остановиться в этом селении. Во-вторых, там могло не оказаться места для людей Бёртона. А в-третьих, за каким чертом капитану могли понадобиться Бёртон и его люди?

Весь остальной день Бёртон был молчалив и погружен в свои думы.

Когда он отправился спать, то очень долго лежал, анализируя каждую возможную ситуацию в отдельности. Одним из возможных вариантов было воспользоваться планом Оскаса. В последнюю минуту Оскаса можно будет предать. Это, вероятно, произведет на капитана в высшей степени благоприятное впечатление, и Бёртон заслужит его благодарность.

Впрочем, этот план Бёртон тут же отверг. Во-первых, даже хотя Оскас был мерзок и жуликоват, он – Бёртон – почувствовал бы себя обесчещенным, если бы обманул Оскаса. Во-вторых, много людей Оскаса будут убиты и ранены. А Бёртон вовсе не желал взваливать на себя такое бремя.

Нет, должен быть какой-то другой путь.

Наконец Бёртон его отыскал. Успех плана зависел от того, остановится ли здесь корабль или, на худой конец, удастся ли ему привлечь внимание тех, кто находится на борту.

Улыбаясь, Бёртон уснул.

Прошло еще два месяца. Через неделю «Снарк» будет спущен на воду. Сведения в отношении приближающегося колесного парохода приходили все чаще. Их доставлял барабанный телеграф, дымы костров и сигналы, передаваемые зеркалом из слюды. Складывая всю полученную информацию, Бёртон наконец получил целостное впечатление о корабле. Пожалуй, он был больше тех пароходов, которые ходили по Миссисипи в его время. Бесспорно, он металлический и обладает скоростью 15 миль в час, то есть примерно 24 километра в час. Иногда он развивал скорость и вдвое большую. Расчеты были очень грубые, конечно, поскольку ни у кого из наблюдателей не было хронометра. Но можно было сосчитать, за сколько секунд он проходит расстояние между двумя питающими камнями.

Из более ранних сведений Бёртон составил впечатление, что это пароход. Однако последние известия говорили, что топливо корабль грузит редко. Вероятно, котел нагревался, только чтоб подогреть воду для душевых и для получения пара, приводившего в действие пулеметы. Бёртон не понимал, как это пар будет направлять пули. Монат предположил, что это оружие использовало систему синхронного введения патрона в ствол, сквозь который пар направлялся под значительным давлением, выстреливая снаряды через регулярные промежутки времени.

Моторы же корабля работали на электричестве, которое поступало от разрядки питающих камней.

– Значит, у них есть не только сталь, но еще и медь для производства обмотки электромагнитов, – сказал Бёртон. – Где же они набрали весь этот металл?

– Корабль может быть построен преимущественно из алюминия, – ответил Фрайгейт, – и алюминий мог быть использован при изготовлении обмотки сердечников, хотя он и не так эффективен, как медь.

Пришли еще данные. Корабль имел на обоих бортах название, написанное большими латинскими буквами: «Rex Grandissimus», что по-латыни означало «Величайший король», то есть величайший по манере держаться или по стилю жизни. Его командир, по донесениям очевидцев, был не кто иной, как сын Генриха Второго Английского и Элеоноры, разведенной жены Людовика Седьмого Французского, дочери герцога Аквитанского. Король Иоанн, по прозванию Безземельный, был капитаном. После того как его знаменитый брат – Ричард Львиное Сердце – умер, Иоанн стал Ioannes Rex Angliae et Dominus Hiberniae[43]43
  Иоанн, король Англии и повелитель Ирландии.


[Закрыть] и так далее. Он приобрел столь плохую репутацию, что среди королей Британии сложилось неписаное правило – ни один наследник трона не должен именоваться Иоанном.

Когда Бёртон впервые узнал имя капитана, он отправился к Алисе.

– Один из твоих предков командует колесным пароходом. Возможно, нам удастся апеллировать к его родственным чувствам, чтобы он взял нас на борт. Хотя, если верить тому, что говорит история, у него любовь к родичам довольно слаба. Он поднял мятеж против отца, и говорят, что он же прикончил и племянника – Артура, которого Ричард назначил наследником короны.

– Ну, он был не хуже любых королей того времени, – сказала Алиса, – и он сделал кое-что доброе, невзирая на то что о нем обычно говорят. Он реформировал монетную систему, поддерживал строительство военного флота, делал все возможное для развития торговли, а также содействовал завершению строительства Лондонского моста. Кроме того, он отличался от монархов своего времени тем, что был безусловно интеллектуалом. Он читал по-латыни и в оригинале французские книги и куда бы ни ехал, всегда брал с собой свою библиотеку.

Что касается борьбы против Великой Хартии[44]44
  Хартия, принятая в 1215 г. Содержит перечень прав и свобод, полученных английскими баронами от короля Иоанна.


[Закрыть], то эти события в значительной степени неправильно трактуются. Баронский мятеж был вовсе не в интересах всего народа, так что движение само по себе трудно считать особо демократическим. Бароны хотели больших привилегий для себя лично. Свобода, за которую они воевали, была свободой эксплуатировать своих вассалов без вмешательства самого короля.

Король Иоанн жестоко воевал против баронов и стремился силой удержать за английской короной французские провинции. Но выбраться из этой каши он не смог – он унаследовал старые конфликты от своего отца и брата.

– Хватит! – воскликнул Бёртон. – В твоей редакции он выглядит чуть ли не святым.

– Ну, от этого он был очень далек. И все же он был куда больше заинтересован в самой Англии и в благоденствии ее населения, чем любой другой предшествующий англо-нормандский король.

– Наверно, ты много читала и думала о нем. Твое мнение противоречит всему, что я читал о нем в свое время.

– У меня было много времени для чтения, пока я жила в Каффнеллзе. И я обо всем старалась составить собственное мнение.

– Молодчина! Тем не менее факт остался фактом – этот средневековый монарх каким-то образом заполучил контроль над величайшим произведением человеческого гения – самым великолепным кораблем этого мира. Я попробую договориться с ним, если к нему попаду. Проблема в том, как мне это сделать.

– Ты хочешь сказать, как нам сделать это?

– Верно. Приношу извинения. Ладно, будем посмотреть.

Двумя днями позже «Снарка» на катках спустили в Реку, затем последовало торжество и большая пьянка. Бёртон, однако, был не так уж счастлив, как того следовало бы ожидать. Он потерял интерес к своему детищу.

Во время праздника Оскас отвел его в сторону.

– Ты же не собираешься уезжать отсюда, я надеюсь. Я рассчитываю на твою помощь, когда мы захватим эту большую лодку.

Бёртону очень хотелось послать его ко всем чертям. Это было бы, однако, очень недипломатично, поскольку вождь мог конфисковать «Снарк» в свою пользу. Хуже того, он мог перестать противиться желанию заполучить в свою постель Логу. В течение всего года он доставлял ей немало неприятностей, хотя и воздерживался от применения силы. Когда он напивался сильнее обычного, что бывало частенько, он совершенно открыто добивался, чтобы она пошла с ним потрахаться.

Было несколько весьма неприятных случаев, когда казалось, что он собирается взять ее силой. Фрайгейт, чей характер было трудно назвать воинственным, намеревался вызвать вождя на дуэль, хотя и считал это довольно глупым способом решения споров. Но честь того требовала, мужество тоже, и ничего не оставалось, разве что потихоньку сбежать с Логу в какую-нибудь прекрасную ночь. Однако ему вовсе не хотелось уходить от людей, с которыми он столько лет провел вместе.

Логу сказала ему:

– Нет, ты не будешь убит, но и не убьешь этого дикаря, так как его люди разозлятся и убьют тебя самого. Лучше предоставь это дело мне.

После чего Логу поразила всех, а больше всего самого Оскаса, вызвав того на смертный бой.

Оправившись от шока, Оскас ржал чуть ли не до умопомрачения.

– Что? Чтоб я дрался с женщиной? Я луплю своих баб, когда они меня разозлят, но мне и в голову не придет сражаться с ними. Если б я это сделал, то, без сомнения, запросто укокошил бы тебя. Но после этого надо мной бы все издевались. Я уже не был бы Оскасом-Большой-Лапой, я стал бы Мужчиной-Который-Дрался-С-Бабой.

– Ну, так как же у нас с тобой будет? – спросила Логу. – Томагавк? Копье? Нож? Или голые кулаки? Ты видал меня на состязаниях. И знаешь, насколько хорошо я владею любым оружием. Правда, ты крупнее меня и сильнее, но я знаю такие приемчики, о которых ты и представления не имеешь. У меня были лучшие в мире учителя.

О чем она ничего не сказала, так это о том, что он постоянно пьян, очень жирен и вообще в плохой форме.

Если б с ним так разговаривал мужчина, Оскас тут же бросился бы на него. Хоть он и был пьян, но все же понимал, что попал в ловушку. Если он убьет эту женщину, то станет всеобщим посмешищем. Если не примет вызова, то все будут говорить, что он испугался.

Тогда, улыбаясь, вперед вышел Монат.

– Вождь, Логу – мой очень близкий друг. Но и я твой друг. Давайте оставим все это без последствий. В конце концов, в тебе сейчас говорит выпивка, а вовсе не ты сам – Оскас – вождь, самый могучий воитель на Земле и Реке. Никто не осудит тебя, если ты откажешься драться с женщиной.

Однако ты поступаешь неправильно, беспокоя женщину другого мужчины. И ты бы не сделал этого, если б не налил полное брюхо виски. Поэтому я бы предложил, чтоб с сегодняшнего дня ты относился к этой женщине исключительно с тем почтением, которого требуешь от других мужчин в отношении твоих женщин.

Ты знаешь, ведь тебе говорил Бёртон, – я когда-то был великим чародеем. У меня и сейчас остались кое-какие силы, и я ни на минуту не задумаюсь использовать их, если ты обидишь Логу. Я сделаю это неохотно, ибо уважаю тебя. Но сделаю, если буду к этому вынужден.