Текст книги "Небесная Точка (ЛП)"

Автор книги: Фил Форд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава шестая

В жизни Оуэна Харпера были времена, когда он делал всё возможное, чтобы бороться со сном. Он потерял счёт таблеткам, которые принимал, чтобы не заснуть. Как врач он понимал важность сна; как человека его бесил тот факт, что сон отнимал у него часть жизни. Возможно, где-то в глубине души он знал, что его жизнь рано оборвётся, и подсознательно старался использовать каждую минуту того времени, которое у него было. Он не мог представить себе, что в возрасте двадцати шести лет его сердце будет разорвано в фарш, а он будет продолжать жить; и что в этих сумерках полужизни, которую он сейчас ведёт, ему будет так недоставать перерывов на сон.

Но точно так же, как для грешника нет покоя, как говаривала его бабушка (упокой Господь её благословенную душу), не было сна для восставшего из мёртвых. И теперь, когда выпивка только заполняла твой живот, пока он не раздувался, как переполненный водяной матрац, и единственный способ избавиться от этого состоял в том, чтобы встать на голову, распрямить пищевод и ждать, пока жидкость хлынет из твоего рта на пол, не было смысла проводить предрассветные часы на бесконечных вечеринках. И, поскольку кровь больше не циркулировала по его телу, секс тоже оставался за бортом.

Если бы Оуэн верил в реинкарнацию – странно было, что после смерти его взгляды на религию и возможность загробной жизни совершенно не изменились (он просто не верил ни во что из этого) – но если бы на самом деле существовало что-то вроде кармы, то, согласно Христу, должно быть, в прошлой жизни он сильно прогневил богов. Когда он был врачом-стажёром в урологическом отделении, он видел там парней, у которых не было эрекции. А для Оуэна это само по себе было ходячей смертью. И если существовала такая вещь, как карма, и выстрел, которым сволочной ублюдок Аарон Копли из «Фарма» разорвал его сердце, был платой мирозданию за то, что он раздавил жука, когда был Чингисханом или ещё кем-то, то действительно не было никакого смысла идти до конца. Невозможность заниматься сексом, но никуда не исчезнувшее желание делать это было самым жестоким, самым мучительным наказанием, какое Оуэн только мог себе представить. Те средневековые персонажи в капюшонах и с раскалёнными докрасна кочергами не имели никакого представления об этом!

Он получил членский билет в бюро проката DVD и, вероятно, был их лучшим клиентом: обычно три фильма помогали ему пережить самую худшую часть ночи. Проблема состояла в том, что бóльшую часть хороших фильмов он уже пересмотрел. Заключительной репликой в одном из них – в паршивом фильме про вампиров, где было слишком много голых грудей, только напомнивших ему о том, чего ему не хватает – было мурлыканье о том, как здорово быть вампиром. Да, вампир был ходячим мертвецом, как и он, но Оуэну показалось невероятно трудным найти что-то – хоть что-нибудь – что было круто в том, чтобы быть мёртвым и продолжать передвигаться.

Но он полагал, что это был просто Голливуд. Если спросить какого-нибудь американского кинопродюсера, то окажется, что Джон Уэйн выиграл войну в одиночку, Робин Гуд был лысеющим янки, а Белые скалы Дувра находились в пяти минутах ходьбы от Ноттингемского леса; а команда «Титаника» провела последние минуты своей жизни, стреляя в пассажиров. Наверно, вампиров тоже разозлило бы то, какую репутацию создал им Голливуд. Может быть, именно поэтому их иногда называют лунатиками, потому что, как Оуэн обнаружил, когда ты умер, но вроде как и не умер, ходьба – единственное, что тебе остаётся делать.

Именно так Оуэн Харпер проводил часы, когда приличные люди спали, а менее приличные – тусовались.

Но каким бы несчастным не было существование в качестве ходячего мертвеца, Оуэн не мог сдержать улыбку над иронией этой ситуации. Каждую ночь он проводил часы, бродя по улицам Кардиффа. Он стоптал уже две пары туфель. Если бы он был ещё жив, он был бы здоровее, чем когда-либо. Он не мог пить, не мог есть, не мог трахаться – но, по крайней мере, его чувство юмора по-прежнему было с ним.

Всегда смотри на смерть с хорошей стороны, как сказал Эрик Идл.

Да, может быть, он так спокойно относился к этому. И он не думал, что когда-нибудь это изменится. Но, по крайней мере, Торчвуд по-прежнему платил ему, мёртвому или живому. Этого вполне хватало ему на жизнь, и он не собирался от этого отказываться.

К тому же теперь, когда ему не нужно было есть, он не мог пить и ему не требовалось отопление в квартире, потому что он не чувствовал ни холода, ни жары, зарплата начала накапливаться на его банковском счёте. Ещё одна ирония того, чтобы быть живым мертвецом.

Тем не менее, он по-прежнему иногда покупал кофе. Как сейчас. Он никогда не пил его. Кофе просто остывал в чашке перед ним, но люди привыкли видеть, как посетители ночных кафе вроде этого сидели над своими напитками, не притрагиваясь к ним. Сотрудники оставляли клиентов наедине с их демонами. В два часа ночи во вторник, если ты не работаешь в ночную смену и не нуждаешься в дозе кофеина, которая могла бы помочь тебе дотянуть до конца ночи, и если ты сидишь, сгорбившись над своим кофе, в забегаловке вроде «Константина», у тебя наверняка есть те или иные демоны.

Это были такие демоны, которые заставили Оуэна прийти сюда сегодня ночью и каждую ночь в течение последних трёх недель.

Но они принадлежали не ему.

Хотя в какой-то степени он сделал их отчасти своими, решив не рассказывать остальной части команды о человеке, который был разорван на части двумя женщинами в переулке за кафе.

Конечно, на самом деле они не были женщинами. Когда они вдвоём разорвали бедного парня надвое, словно свиную тушу, их челюсти расширились и увеличились в размере, а маленькие жемчужные зубки, которыми они сверкали, соблазняя парня несколькими минутами ранее, превратились в острые, как бритва, клыки. Их тела покрылись чешуёй. Глаза стали огромными и чёрными, как у мёртвой акулы.

Оуэн наблюдал за всем этим, прячась за мусорным контейнером, источавшим вонь гниющей еды и туалета для пьянчуг. Мужчина умер раньше, чем подоспел Оуэн – девушки были прагматичными мясниками: сначала они оторвали своей жертве голову, что помогло им эффективно избежать любых криков о помощи и сразу убить человека. К тому времени, как Оуэн добрался до своего убежища за мусорным ящиком, от парня осталось лишь мёртвое мясо и кости – и два этих существа пожрали всё это, отрывая кровоточащую красную плоть от костей, а потом смололи изломанный скелет своими сильными, массивными челюстями. Звук, с каким они поедали и перетирали кости мёртвого мужчины, напоминал грохот работающей машины по переработке мусора.

За полчаса до этого Оуэн видел, как девушки вошли в кафе «Константин». Они улыбнулись ему, проходя сквозь двери. Они синхронно бросили на него взгляды и мгновением позже обе изогнули губы в улыбках, демонстрируя маленькие, идеально белые зубы. Улыбки у них были абсолютно одинаковые. Девушки тоже были почти неотличимы друг от друга.

Близнецы, подумал Оуэн и почувствовал то безнадёжно знакомое сожаление о тех вещах, которые он должен был сделать до того, как пуля того ублюдка положила конец его жизни – и не только ей. Он в каком-то роде мечтал о близнецах. Бóльшую часть своих фантазий Оуэн исполнил уже не по одному разу, с большим количеством женщин. Но он никогда не делал этого с близнецами. И никогда не собирался. Именно поэтому он отвернулся, когда девушки улыбнулись ему, и, возможно, именно поэтому они прошли мимо.

Тем не менее, Оуэну было любопытно, и он наблюдал за их отражениями в окне кафе. Близнецы купили капуччино у студента с мешками под глазами, который работал в «Константине» в ночную смену три дня в неделю.

Им было немногим больше восемнадцати; они были высокими – около пяти футов восьми дюймов[2]2
  Около 172 см.


[Закрыть], стройными, атлетического телосложения. Они носили одинаковые красные костюмы, открывавшие грудь и бёдра, и белые сапоги.

Тусовщицы, догадался Оуэн. Единственным различием между ними были их волосы. У обеих они были длинными, но у одной – чёрными, а у другой – серебристо-белыми. Пожалуй, для их парней это было единственным способом отличить их друг от друга. А может быть, это были парики, которыми девушки менялись в туалете, чтобы подшутить над своими ничего не подозревающими приятелями. Судя по всему, они были из тех девушек, кому нравится весело проводить время.

Мальчик, подумал он позже, понял всё не так.

Но одеваться подобным образом в такое время в этой части города означало нарываться на неприятности. Кроме Оуэна и студента-баристы в кафе было ещё пятеро парней. И Оуэн не доверил бы никому из них даже свою собаку, не говоря уж о дочери. Все они наблюдали за девушками, пока те ожидали свой кофе, а девушки проводили время, прислонившись спинами к прилавку и глядя на мужчин. Время от времени они перешёптывались, стреляя глазами в сторону одного из парней, который, без сомнения, понимал, что обсуждают именно его. Оуэн знал, каково это, и понимал, что эти девушки играют с огнём. Или они только что сбежали из школы при женском монастыре, или точно знали, что делают.

Беспокойство Оуэна о безопасности девушек начало ослабевать. Он начал волноваться за мужчин.

Студент за барной стойкой поставил кофе для девушек на поцарапанный и покрытый пятнами поднос из нержавеющей стали, и Оуэн наблюдал, как они повернулись и абсолютно одновременно взяли свои напитки.

Эта синхронность была неестественной.

И вместе, не сговариваясь, они выбрали столик рядом с мужчиной чуть старше тридцати. У него были длинные волосы, собранные в хвост. Он пару дней не брился, но его одежда была чистой и не более потрёпанной, чем у любого рядового кардиффского студента. Как и остальные присутствующие в кафе мужчины, он не мог не заметить близнецов, но его интерес делился между ними и книгой, которую он читал. Или, что более вероятно, пытался скрыть свою заинтересованность за чтением. Оуэн не видел, что это была за книга, но она была похожа на какой-то учебник в мягкой обложке. Возможно, парень был студентом-переростком или лектором. Усевшись, обе девушки одарили парня с хвостиком всё теми же белоснежными улыбками, и в них Оуэн разглядел правильное соотношение застенчивости, интереса и обещания. Как будто они использовали какую-то формулу.

Только парень с хвостиком и высокоинтеллектуальной книгой в мягкой обложке никогда не увидел бы этого.

Не имело значения, насколько привлекателен мужчина; когда сексуальная женщина улыбается тебе – это всё, что ты видишь. А когда ты смотришь на две совершенно одинаковые лучезарные улыбки, ты внезапно становишься не более чем безмолвным кроликом, ослеплённым светом автомобильных фар.

Когда мужчина улыбнулся в ответ, Оуэн понял, что этот парень – покойник. Кем бы на самом деле ни были близнецы под своей оболочкой, которая так хорошо воздействовала на мужчин в кафе, они были хищницами. И Оуэн зачарованно наблюдал, как они преследовали свою добычу через наполовину высохшие лужи холодного кофе на старом поцарапанном столе. Ему не хватало лишь Дэвида Аттенборо[3]3
  Известный британский телеведущий и натуралист.


[Закрыть], который шептал бы комментарии ему на ухо.

Он сидел недостаточно близко, чтобы слышать, что девушки говорили студенту/лектору с хвостиком; всё, что он мог делать – читать язык тела, но диалог оказался недолгим. Всего несколько минут спустя все трое отодвинули свои стулья и направились к дверям кафе, к темноте, ожидавшей их снаружи. Наблюдая за их отражениями в окне, Оуэн начал размышлять, что делать дальше. С одной стороны, эти охотящиеся существа позволили ему отвлечься от ночной тоски, но он не мог позволить им довести своё дело до конца…

Когда они прошли мимо и открыли дверь на улицу, Оуэн почувствовал жар волнения, исходящий от парня с хвостом. Оуэн был уверен, что, если бы он посмотрел, увидел бы, как в промежности у парня набухло. Мужчина позволил троице выскользнуть за дверь, и девушки засмеялись над чем-то, что он только что им сказал. Их смех напомнил Оуэну о диснеевских феях; он был нежным, мелодичным и нереальным. Когда дверь за ними закрылась, смех оборвался, словно кто-то выключил звук. Оуэн видел, как они повернули налево, близнецы шли по бокам от студента/лектора, а он обнимал обеих за талию. Тогда Оуэн соскользнул со стула и устремился за ними. Он потянулся за пистолетом, засунутым за его ремень сзади; его рука всё ещё была сломана после того плохого вечера с Тошико несколько недель назад (и она всегда будет сломанной, потому что его тело больше не было способно к заживлению), но он знал, что по-прежнему может нормально обращаться с оружием. Он действительно не хотел использовать пистолет по отношению к двум симпатичным девушкам, но благодаря Торчвуду он научился здраво смотреть на различные явления в Кардиффе, особенно в это время суток, когда некоторые вещи, казавшиеся немного странными, в действительности были из ряда вон выходящими. Он не хотел стрелять в двух девушек, но знал, что они были не теми, кем прикидывались.

Когда он открыл дверь, с улицы на ватных ногах ввалился огромный, как гризли, пьяный мужик и слепо наткнулся на Оуэна. Он безуспешно пытался сфокусировать взгляд, а из его рта сыпались какие-то неразборчивые слова. Оуэн подумал, что, возможно, он извиняется, и сказал пьянице, что всё в порядке, после чего попытался обойти его, но пьяный похлопал его похожей на мясистую лопату рукой по плечу и сказал что-то ещё; его глаза вращались, словно пара золотых рыбок в одинаковых аквариумах.

– У мня н-нетденьг. Птерял. М-можешь…

Оуэн сказал пьяному, что у него нет на это времени, но тот не слушал. Он схватил Оуэна за второе плечо другой рукой, и Оуэн не был уверен, пытается он остановить его или просто устоять на ногах.

– Т-ты пхож на ткого м-мжика…

А парень с хвостиком и две сексуальные девушки, которые на самом деле были чем-то иным, уходили всё дальше и дальше…

У Оуэна действительно не было на это времени.

Он с силой ударил пьяницу по ноге, прямо под коленную чашечку, и парень упал, словно взорванный многоквартирный дом. Мгновение спустя Оуэн уже был на улице и свернул налево, но там не было ни следа парня с хвостом и двух женщин.

Чёрт.

Оуэн побежал. Он знал, что они не могли уйти далеко, но здесь был целый лабиринт переулков и подворотен. И каждое такое место было чёрной дырой, в которой можно было спрятаться. Оуэн свернул в первый же переулок на своём пути. Логика подсказывала ему, что именно так поступила и та троица. Он вытащил пистолет из-за пояса и ступил в тёмный переулок, крадясь быстро, но тихо. Плюсом того, чтобы быть мёртвым, было то, что запыхаться теперь было невозможно.

Именно тогда Оуэн увидел, что появился слишком поздно, чтобы спасти мужчину с хвостиком, и спрятался за мусорным баком, испытывая нездоровое восхищение от наблюдения за тем, как две женщины сожрали парня вместе с костями.

Всё было кончено не больше чем через пять минут – девушки убили и съели свою жертву с такой чёртовой хореографией, которая одновременно выглядела отрепетированной и до неприличия естественной – но худшее они приберегли под конец.

Закончив свой пир, девушки вновь начали трансформироваться, словно это было реакцией на их жажду крови, и теперь, когда они насытились, их шипы, чешуя и клацающие челюсти исчезли, и чудовища превратились обратно в стройных, хрупких молодых женщин, которых Оуэн видел входящими в кафе. Только теперь они стояли на коленях в грязи глухого переулка, слизывая языками кровь и последние останки их жертвы с тротуара и его изорванной одежды – это было всё, что осталось от человека, который пил двойной американо с молоком в «Константине» всего несколькими минутами ранее. Но это было ещё не самое худшее.

Со смесью ужаса и восхищения Оуэн смотрел, как более худенькая из девушек держит в руках оторванный лоскут рубашки и слизывает с него кровь так, как люди дочиста облизывают крышечку от йогурта. Затем вместе они собрали одежду мёртвого человека и направились к мусорному контейнеру.

Оуэн отодвинулся дальше в тень. На мгновение он забыл, что мёртв, и попытался задержать дыхание.

Они бросили узел изодранных тряпок в мусорку, и тут началось самое ужасное. Это была действительно худшая часть – хуже, чем разрывание плоти, хруст костей и слизывание крови. Часть, после которой Оуэн порадовался, что больше не может спать, что больше не видит снов, в которых его могло бы преследовать то, что он услышал, когда эти две женщины, держась за руки, уходили в темноту.

Их смех. Мелодичный и нежный. Заставивший вздрогнуть даже мертвеца.

Оуэн не выходил из своего укрытия за мусорным баком ещё целую минуту. А выйдя, он перевёл взгляд вниз, на свою руку, и обнаружил, что по-прежнему сжимает пистолет, полностью заряженный, но так и не выстреливший.

Почему ты не воспользовался пистолетом?

И он не знал, что напугало его сильнее всего.

Именно поэтому он никому не рассказал о том, что видел. Когда наступило утро, он вернулся в Хаб, встретился с Джеком, Йанто и Тошико и не сказал ни слова. Но следующей же ночью он вернулся в «Константин» и ждал появления близнецов. Они не пришли, но Оуэн знал, что когда-нибудь они вернутся. Через некоторое время. Они были охотниками, а охотники всегда возвращаются на удачное место. Львы охотятся у водоёмов, а эти существа – в барах и кафе.

Пару дней спустя компьютерная система в Хабе обнаружила полицейский отчёт о пропавших без вести людях. Оуэн узнал парня с хвостиком. Жан-Клод Габен, французский студент, учившийся на философском факультете. О его пропаже заявил сосед по квартире. Полиция до сих пор не смогла обнаружить его следов. Оуэн сомневался, что им это удастся. Но люди пропадают всё время, и большинство из них в конце концов находилось живыми и здоровыми – даже в Кардиффе. Жан-Клод Габен не появился бы на радарах Торчвуда, если бы его останки обнаружились где-нибудь в сточной канаве, но близнецы подошли к делу слишком серьёзно.

Так что той ночью Оуэн снова бродил по улицам Кардиффа до рассвета. И проводил часы, склонившись над чашкой стынущего кофе в «Константине». Но близнецы больше не появлялись.

И сегодня он пришёл сюда вновь.

Он бы ничего не заметил, если бы парень за барной стойкой ставил перед ним всё тот же холодный американо, над которым Оуэн сидел в ожидании всю прошлую неделю.

Для него было важно лишь то, что он должен был быть там, когда близнецы вернутся.

Глава седьмая

У «Голдмена и Грейса» были офисы с видом на Замок. Джек Харкнесс стоял перед огромным окном в кабинете агента по недвижимости; это окно было обвешано фотографиями основного городского рынка недвижимости – бо́льшая часть их находилась высоко в небе – и его взгляд скользил со снимков интерьеров элегантных квартир в стиле двадцать первого века к вырисовывающимся вдали очертаниям Замка, отражающимся в стекле у него за спиной. Именно здесь древний Кардифф встречался с современным городом – в окне офиса агента по продаже недвижимости. Это что-то вроде монтажа, подумал он. Ещё некоторое время его взгляд блуждал, пока Джек не наткнулся на своё отражение.

Неплохо.

Совсем неплохо, учитывая, через что ему пришлось пройти за все эти годы.

А этих лет для Джека Харкнесса было много. Он давным-давно перестал их считать. Для Джека время не имело такого значения, как для большинства людей, на протяжении очень долгого… ладно, времени.

Это была первая вещь, своё мнение о которой ему пришлось пересмотреть, когда он был Агентом Времени и его работа заставляла его мотаться по разным галактикам и эрам. Это была сложная работа – выяснить, что из этого лучше всего.

Однако в конце концов он завершил работу в Лондоне в 1941 году. Лондонский блиц. К тому времени его дороги и дороги Агентства Времени разошлись, и Джек стал в большей степени одиноким работником, делавшим то, что у него всегда получалось лучшего всего – заботившимся о себе. Именно тогда он встретил человека, который изменил всю его жизнь. А вскоре после этого понятие времени и смысл исчисления его годами и даже столетиями потеряли своё значение для Джека.

Джек решил, что, если ты не можешь умереть, лучше не считать годы. С одной стороны, в этом не было нужды: времяисчисление было, в конце концов, измерением смертности. С другой стороны, это было наилучшим способом оставаться в здравом уме.

Поэтому пролетающие годы Джека не беспокоили, он просто старался поспевать за временем, наслаждаясь своим бессмертием.

– Если ты уже налюбовался собой, может быть, мы можем войти?

Этот голос ворвался в мысли Джека. И он увидел себя, улыбающегося, глядя в окно, фотографии современного Кардиффа перед собой, древний Замок у себя за спиной и Гвен Купер – нет, Уильямс – рядом. Он напомнил себе, что нужно привыкать называть её по этой новой фамилии. Брак, подумал он, ей на пользу. Она стала ещё прекраснее, чем раньше.

– Знаешь, – сказал он ей, – Рис – счастливчик, миссис Уильямс.

Гвен замерла и уставилась на него. Потом моргнула и вытащила свой мобильный телефон, продолжая пристально смотреть Джеку в глаза.

– Рис? Привет… Нет, всё… Да, позже… Да, милый… Нет, это… Послушай, Рис, ты можешь замолчать на минутку? Спасибо. Это просто… – она остановилась и сделала глубокий вдох. – Я просто подумала, любимый, и решила оставить свою фамилию. Знаешь, для работы и всё такое. Это не то, что… Что?

Мгновение она слушала, а потом расплылась в широкой улыбке.

– Я люблю тебя, Рис Уильямс. – Она отключила телефон.

– Что он сказал? – спросил Джек.

– Он сказал «Да, я знаю, любимая», – Гвен лучезарно улыбнулась Джеку.

Может быть, именно это Джеку и было нужно. Подтверждение того, что она счастлива, что она не жалеет о том, что сделала чуть больше двух недель назад.

Джек улыбнулся.

– Пойдём посмотрим, что они скажут о вашем исчезнувшем агенте по недвижимости, констебль Купер, – сказал он и открыл перед ней стеклянную дверь, приглашая войти первой.

Гвен вошла в главный офис компании «Голдмен и Грейс», Джек – вслед за ней, и вместе они огляделись. Ничего экстраординарного. Джек долгое время жил в Хабе Торчвуда, а в пятьдесят первом веке, откуда он был родом, агентов по недвижимости не существовало, поэтому у него не было большого опыта, чтобы судить, но он решил, что здесь всё в порядке вещей. Хорошие фотографии, выгодно представленные; соответствующие детали, чётко организованные. То же можно было отнести и к персоналу: выгодно представленные и чётко организованные. И одному из них не понадобилось много времени, чтобы налететь на вновь прибывших – не как хищная птица, а скорее как чёрный дрозд, деликатно ищущий пропитание.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросил чёрный дрозд.

Это была элегантно одетая женщина старше сорока. Она улыбалась, и это было почти убедительно. Но не совсем.

Джек позволил Гвен начать. В конце концов, она была полицейским.

Гвен улыбнулась дрозду.

– Привет. Как вас зовут?

Улыбка дрозда дрогнула. Обычно люди говорили ей, что ищут квартиру с двумя или тремя спальнями, или домик с садом, но они не спрашивали, как её зовут.

– Джен, – ответила женщина.

– Хорошо, Джен, мы ведём расследование относительно вашего коллеги. Брайана Шоу.

Гвен видела, как Джен мгновенно напряглась, словно по сигналу тревоги.

– Какого рода расследование? Кто вы?

Джек увидел одну из брошюр о «Небесной Точке» и начал просматривать её. Он постарался выглядеть крайне заинтересованным. Одновременно он осведомился:

– Он здесь?

– У него выходной, – ответила Джен.

– Вы уверены в этом? – спросил он.

– Послушайте, в чём дело? Если вы из полиции, я хотела бы увидеть ваши удостоверения.

Однако Джек ещё не закончил:

– Видите ли, насколько нам известно, он исчез.

– Я действительно не знаю, что за игру вы затеяли, но если вы не уйдёте, я позвоню в полицию. – И Джен сняла трубку ближайшего телефона, чтобы доказать серьёзность своих намерений.

Телефон стоял на столе парня лет двадцати. У него были рыжие волосы и порез от бритвы на шее. На воротничке, который показался Гвен слишком большим для него, она заметила крошечное пятнышко крови. Стажёр, догадалась она. На мгновение их глаза встретились, и в его взгляде она уловила страх.

– Позвоните в полицию, если хотите, Джен, – сказал Джек. – Когда дозвонитесь, не забудьте упомянуть слово «Торчвуд». Они это оценят. Это убережёт их от бессмысленных разъездов.

Джен растерялась. К счастью, у неё оказался спаситель. Он носил костюм в тонкую полоску, седые бакенбарды и фамилию Грейс.

– Я разберусь с этим, Джен.

Джек и Гвен обернулись и увидели полосатого мужчину в дверях служебного помещения. Уловив их взгляды, он тотчас заулыбался и протянул ухоженную руку:

– Арвен Грейс, – сказал он. – Это мой бизнес. Чем я могу вам помочь, мистер?..

Джек пожал руку мужчины.

– Харкнесс. Джек. Капитан.

– Военный, – с удовольствием отметил Грейс. – Я двадцать лет служил во флоте. Насколько я вижу, вы были лётчиком.

– Вроде того.

Гвен почувствовала себя лишней.

– Гвен Купер, – сказала она, протянув руку.

Грейс пожал её руку и улыбнулся. Он сказал, что очарован. И Гвен узнала этот тон. Он действительно мог быть очарован, но Гвен всегда понимала, когда её игнорируют.

Грейс жестом пригласил их следовать за ним и привёл их в удобный, хотя и старомодный кабинет. Когда он закрывал за ними дверь, Гвен заметила, что рыжеволосый парень, которого она приняла за стажёра, наблюдает за ними. И она узнала этот взгляд. Она видела такие взгляды множество раз, когда работала в полиции Кардиффа. Будучи полицейским, такие взгляды запоминаешь быстро – это взгляд человека, который что-то знает, но слишком напуган, чтобы рассказать об этом.

– Дело в том, – сказал им Грейс, – что у Брайана Шоу кое-какие проблемы.

Ага, вроде исчезновения в воздухе.

Но Гвен промолчала.

Джек опустился в пухлое кожаное кресло, стоявшее напротив большого старинного стола агента по недвижимости. Гвен стояла у двери, сложив руки на груди. Она хотела дать Грейсу понять, что её не трогает его демонстрация гостеприимства.

– Личные проблемы, – уточнил Грейс.

– Так вы знаете, где он? – спросил Джек.

Грейс уселся за стол и наклонился вперёд, сцепив руки перед собой в замок над своим ежедневником.

– Боюсь, Брайан любит выпить больше, чем ему следовало бы. У него очень напряжённая работа, сильное давление. Не каждый может это выдержать. Даже у тех, кому это даётся легко, случаются неблагоприятные периоды.

– Я думала, что рынок недвижимости быстро растёт, – сказала Гвен, зная, что это звучит немного похоже на обвинение.

Агент по недвижимости доброжелательно улыбнулся ей.

– Без сомнений, Кардифф – процветающий город. Застройщики вкладывают деньги в строительные проекты так, словно завтра – конец света. Проблема в том, что появляется слишком много квартир, и банки из кожи вон лезут, чтобы выдать кредиты, а покупатели становятся слишком избалованными выбором. Боюсь, акулы нападают друг на друга среди пескарей.

– Вы говорите, что Брайан Шоу был под давлением.

– Верно, капитан Харкнесс. А когда на человека что-то давит, обычно он в конце концов оказывается где-нибудь под столом. Я уже видел это раньше. Мы все видели.

– Когда вы в последний раз разговаривали с Брайаном Шоу? – спросила Гвен.

– Вчера вечером, – не задумываясь, ответил Грейс. – В семь часов. Когда мы закрывали офис.

Гвен бросила взгляд на Джека. Он тоже знал это: Грейс врал.

– Он уже тогда пил, – продолжал Грейс. – От него пахло алкоголем. Я знаю, как у Брайана это бывает. Он мне нравится, хотя, с другой стороны, я давным-давно должен был его уволить. Но он будет в запое пару дней, а потом оклемается и начнёт продавать как одержимый.

Джек встал с кресла и подошёл к стене, где висела фотография – это была «Небесная Точка».

– Это довольно интересно, мистер Грейс. Видите ли, мы получили сообщение о том, что Брайан Шоу исчез прямо во время демонстрации одной паре квартиры в этом здании.

Джек показал большим пальцем на фотографию «Небесной Точки».

– И когда я говорю «исчез», я имею в виду то, как это делают фокусники. Вот вы его видите, а спустя мгновение – уже нет.

Гвен заметила, что Грейс начал ёрзать в своём кресле.

– Я вас не понимаю, – сказал он.

Гвен решила объяснить ему.

– Он зашёл в ванную, а потом его там уже не было. Он не мог выйти оттуда незамеченным.

– Возможно, нам следует пойти и самим поговорить с Брайаном, – сказал Джек, стоя перед фотографией «Небесной Точки». – Может быть, это простейший способ прояснить дело. У вас ведь есть его адрес, правда, мистер Грейс?

Гвен кивнула.

– Хорошая идея. Мы сможем спросить его, как он умудрился быть здесь вчера в семь часов вечера, притом, что примерно в это же время я видела, как он вошёл в ванную комнату в квартире номер тридцать два и исчез.

Грейс бросил на неё взгляд.

– Вы там были?

– Хотите изменить показания, мистер Грейс? – поинтересовалась она.

Его взгляд скользнул с Гвен на Джека и обратно. Он покачал головой. Его лицо стало почти такого же цвета, как бакенбарды. Такие взгляды Гвен тоже уже видела. Это был взгляд испуганного человека.

– Вы ошибаетесь, – сказал Грейс полушёпотом.

Джек пересёк комнату в обратном направлении.

– Спасибо, мистер Грейс. Вы сказали всё, что нам нужно было знать.

И Джек распахнул дверь кабинета и вышел. Направившись вслед за ним, Гвен видела, как Грейс посмотрел на телефон, стоящий на его столе. Он собирается кому-то позвонить, подумала она, кому-то, с кем он не хочет разговаривать. У неё будет задание для Тошико, когда она вернётся в Хаб.

По пути к выходу из офиса Гвен заметила, что рыжеволосого парня нет на месте.

– Всё, что нам нужно было знать? – спросила она, догнав Джека на улице.

– Ну, мы поняли, что он ничего нам не скажет. И это уже кое о чём нам говорит. Что бы ни случилось с Брайаном Шоу, это не просто исчезновение агента по недвижимости.

Они свернули за угол и нашли внедорожник там, где Джек оставил его – припаркованным рядом с гостиницей «Хилтон». Джек панибратски улыбнулся молодому швейцару, как старому знакомому.

– Всё в порядке, Саймон?

Швейцар улыбнулся в ответ.

– Я знаю вас, Джек Харкнесс, во мне вас интересует только моя парковка.

Джек ухмыльнулся.

– Ну, ты удобен, если у меня какой-нибудь тяжёлый груз. Я знаю, что ты позаботишься о нём для меня.

Гвен отвернулась от флиртующего Джека и обнаружила, что рыжий стажёр из офиса «Голдмен и Грейс» наблюдает за ними. Он по-прежнему выглядел встревоженным. Ещё больше, чем раньше. Гвен направилась к нему, идя осторожно, словно он был маленьким зверьком, готовым бежать, чтобы спрятаться.

– Привет, – сказала она. – Вы хотите поговорить?

Офисный новичок на мгновение задумался – Гвен фактически могла видеть, как мысли проносились у него в голове и как он скользил взглядом мимо неё, ища пути к бегству – а потом он спросил: