Текст книги "Речи палача"

Автор книги: Фернан Мейссонье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Монтаж гильотины

Фернан Мейссонье несколько раз описывая мне монтаж гильотины. После того, как я перечел запись этих многочисленных описаний, оказалось, что этот текст практически непонятен человеку, никогда не видевшему гильотину. Поэтому, чтобы распутать клубок технических сложностей при сборке гильотины, мне представилось необходимым прибегнуть к реконструкции процесса (снятой на камеру и сфотографированной). Это мы и сделали 3(У ноября 2000 года с помощью друзей Фернана Мейссонье, в числе которых были Франсуа и Жюльетта Лошон, снявшие фильм и сделавшие фотографии. Вся совокупность этих элементов позволят нам проследить за описанием монтажа гильотины, сделанным Фернаном Мейссонье.

Для того чтобы собрать гильотину, нужно, чтобы вся работа была строго распределена. Необходимо, чтобы каждый помощник всегда с точностью выполнял одно и то же. У каждого по детали, и тогда дело идет намного быстрее. Такой-то делает то, другой это. Вот так получается ее быстро собрать. Да, лучше, когда каждый знает свою роль. Я занимался основанием и отвесом. Мы собирали гильотину за двадцать пять минут. Да, двадцать пять-тридцать минут, и готово. [24]24
  В ходе «реконструкции» 30 ноября 2000 года лишь после репетиции четверо условных помощников собрали гильотину минут за двадцать. Но было видно, что Фернан Мейссонье очень старается сделать все побыстрее.


[Закрыть]

Так вот. Сначала устанавливается база. Перекладина длиной около двух метров. Ее кладут прямо на землю.

Затем в пазы базы устанавливается вторая перекладина, рама прямоугольной формы длиной около двух метров.

И теперь проверяют, плотно ли она встала (используя клинья) и что все ровно горизонтально (в уровень). У отца был нивелир.

Когда все на одном уровне, приносят первую из парных балок – ту, на которой механизм, – и устанавливают ее. Для этого нужно быть как минимум вдвоем, потому что она тяжелая.

Затем устанавливают три упорных стойки (раскоса), чтобы поддерживать балку вертикально, чтобы ей не угрожало падение; она высокая.

Затем устанавливается вторая из парных балок, ее нужно также подпереть тремя упорными стойками, но не зажимать болты слишком сильно, чтобы оставался достаточный люфт (зазор) для установки бабы.

Таким образом, в то же время, как устанавливается вторая балка, помощник берет бабу (груз) и оп! вставляет ее: прямо в медные направляющие на балках. С каждой стороны бабы есть ролики, встающие в пазы балок. Ролики принимают форму желобков (на балках). Нужно быть внимательным, чтобы не вставить бабу наоборот; с одной стороны вставляются затем три болта, фиксирующие лезвие. Как только баба установлена, закрепляют упорные стойки, поддерживающие вертикально вторую балку. Таким образом, баба ходит по направляющим: она больше не может выскочить из балок.

И затем с каждой стороны гильотины ставят лестницу, чтобы установить капитель.

Один из помощников берет капитель на плечо и залезает на лестницу, в то время как другой, по лестнице, установленной напротив первой, с упором в столбы (балки), поднимается помогать ему закрепить капитель в верхней части столбов (балок).

На балках есть штыри, а на капители гнезда. Они туда вставляются. Закрепляется чека, которая запускает механизм. И фиксируется капитель двумя большими болтами с круглой головкой.

Потом проводят веревку через устроенное для этого отверстие в капители. Она выходит снизу, и ее опускают, проводя через паз блока, выступающего перед капителью.

Затем нож фиксируется на бабе при помощи трех пронумерованных болтов.

У болтов есть выступы, чтобы они не проворачивались. Я фиксирую лезвие, у меня болты; коллега с другой стороны, сзади, навинчивает гайки. Теперь баба и лезвие составляют одно, и при помощи веревки их поднимают. Надо сказать, что нож гильотины не сделан из какой-то особой стали, это просто металлическая пластина. В ней нет ничего особенного. Просто вырезался плотный кусок металла. Я это делал сам. Ножей у нас было два, три или четыре. [25]25
  Отец подарил два лезвия гильотины. Один центральному комиссару, который об этом попросил, а другой – директору тюрьмы в Алжире.


[Закрыть]Да, как минимум три. Но можно всегда брать один и тот же, он не изнашивается. Чтобы его наточить, его снимают. Он прикреплен к бабе. Баба весит тридцать восемь килограмм. Лезвие поднимают (снимают). Нож весит семь килограмм – все-таки он сантиметровой толщины.

И потом устанавливают распорку, которая поддерживает балки из середины.

Затем закрепляют обруч, железный обруч, охватывающий обе балки внизу, примерно в тридцати сантиметрах от земли. Так все закреплено, все хорошо держится.

На верхней поверхности бабы имеется штырь, который встает в замок на капители.

Замок – это нечто вроде зажима, удерживающего груз (баба + нож), который открывается, когда главный экзекутор нажимает на рычаг, провоцируя падение ножа. Рычаг также устанавливается на свое место, на балку с прикрепленным механизмом.

Остается установить цоколь скамьи, который навинчивается прямо на базу, как и сама скамья (со скользящей доской), которая устанавливается между двух балок.

Затем устанавливается первая, нижняя половина ошейника. Она входит в пазы между балками. Ее вбивают туда и привинчивают. Затем устанавливают вторую, верхнюю половину ошейника. На первой половине ошейника есть два штыря, а на скамье – два соответствующих отверстия. Таким образом, скамья закрепляется на нижнюю половину ошейника. Доска, находящаяся между скамьей и корзиной (в которую соскальзывает обезглавленное тело), устанавливается на скамью. Когда все на месте, оп! зажимают внутренние болты, все болты. И потом ставят корзину. [26]26
  Корзину ставят немного наискось по отношению к скамье, чтобы оставить место для помощника, стоящего справа от приговоренного.


[Закрыть]

Затем устанавливают ванну и ширму.

Вот и все, готово!

Главный экзекутор проверяет, что сборка осуществлена правильно. За час до казни делается одна или две пробы, то есть нажимают на рычаг, управляющий открыванием замка, поддерживая при этом бабу при помощи веревки, чтобы видеть, все ли хорошо функционирует, и нож опускают вниз в ожидании часа казни. За четверть часа до казни нож поднимают, и с этого момента никто больше не подходит к гильотине. Впрочем, для этого есть оцепление из полицейских или мобильной охраны.

В момент казни помощники – по одному с каждой стороны – приводят приговоренного. Доска стоит вертикально. Осужденного закрепляют на доске стоя, и затем под его весом она опрокидывается. Помощники поддерживают осужденного и доску, скользящую по направляющим, рррррррр… до ошейника, где «фотограф» принимает приговоренного и тянет его голову руками, взяв ее пониже ушей, и при этом следит, чтобы пальцы не выступали. [27]27
  Касательно жестов «фотографа» см. фото на с. 93.


[Закрыть]

Главному экзекутору остается лишь запустить механизм, который опускает верхнюю половину ошейника и сразу же затем механизм ножа. На стойке есть кнопка, при помощи которой опускается верхняя половина ошейника, и рычаг, чтобы запустить падение лезвия. Все это занимает две-три секунды.

Я занимался в основном базой, закреплением лезвия и установкой обруча и упорных стоек внизу. Я также зажимал болты и устанавливал таз. [28]28
  Другое название ванны.


[Закрыть]Другие помощники делали остальное. Капитель, при Берже, устанавливали Каррье и Доде. Раз-два, и все получалось. Одни шел по лестнице с одной стороны, другой его поддерживал с другой стороны. Это все-таки довольно тяжело. Главный экзекутор не участвует в сборке. Да ему за это и не платят. Он наблюдает, проверяет, чтобы все было в порядке, назначает момент казни и, когда приговоренный опрокинут, опускает верхнюю половину ошейника и запускает падение лезвия.

Так вот, за двадцать пять-тридцать минут все собрано. И также быстро она снова разбирается. На монтаж уходит немного больше времени. Скажем так, разборку мы делали за двадцать минут. Потому что здесь не нужно проверять уровень, равновесие. Моют ее тотчас же, струей воды, потому что через несколько минут после казни кровь легко размывается. И потом различные элементы укладывают в ящики. Ошейник и скамья в корзине. Ящик для лезвия. Ящик для бабы. Еще один ящик для упорных стоек. Балки в отдельные ящики. Гильотину так вот, кучей деталей, не перевозят.

После казни мы возвращались домой, как предприниматель после работы. Или как хирург, только что выполнивший операцию, ни больше ни меньше.

Казнь

Срок от вынесения приговора до казни

Кэрил Чессман в Соединенных Штатах провел в камере одиннадцать лет, прежде чем его казнили. В тюрьме он одиннадцать лет изучал право. Одиннадцать лет, как сумасшедший! Чтобы самому защищать себя. У него был ум, были способности к праву, как у заместителя прокурора! Он защищал себя лучше, чем какой-нибудь адвокат! Убил его закон Линдберга: любой случай похищения ребенка (киднеппинга) карается смертной казнью. Да, он проиграл потому, что изнасиловал ту девочку в одном месте и перевез ее в другое. А значит, она переменила место. По американскому закону это все равно что похитить! Киднеппинг: смертная казнь. Если бы жертва осталась на месте, его бы не казнили. Папа был против казни. И пошли вальсировать: приводят его к электрическому стулу. Звонок по телефону: оп! отводят обратно в камеру. Три месяца отсрочки, и все возобновляется… Это ужасно, непростительно. Одиннадцать лет моральной пытки для человека, и все это для того, чтобы в итоге его казнить. Да, это настоящая пытка. Даже если бы это было ужасное преступление, на мой взгляд, в таком случае уже не могли бы казнить. Не так давно осужденный оставался в камере девятнадцать лет, в тюрьме для приговоренных к смертной казни в Техасе. И в итоге Буш отказал ему в помиловании. Он был казней. В этом отношении американцы просто монстры.

Для гильотинированных с момента вынесения приговора до казни проходило в среднем около трех месяцев. Это ожидание – нечто вроде моральной пытки. Многие от него теряют сон. Например, Зауи в час ночи совсем не спал! Спят они по пятницам, субботам и воскресеньям. Они знают, что по пятницам, субботам и воскресеньям не бывает казней. Тогда они спят. Но в другие дни каждый раз задаваться вопросом, не сегодня ли, не завтра ли? И что сказал адвокат… Тьфу ты… Они становятся ненормальными. Если приговоренный получает помилование, ему об этом сообщают утром. Их информируют, что их наказание – смертная казнь – было смягчено. И на их лицах вспыхивает радость. Потому что с момента вынесения приговора они, подавленные тоской и страхом, спят только после того, как занимается день. За исключением меньшинства, десяти процентов, быть может, – настоящих фаталистов, которые спят нормально.

День и час

В одной книге я прочитал, что у экзекутора нет права высказаться касательно даты казни. Может быть, так это во Франции, я не знаю. Но для нас, надо сказать, ситуация была иной. День казни назначал мой отец, а не судебная канцелярия. Отец получал бумагу, требование исполнения приговора. И он сам устанавливал дату. На требованиях отец собственноручно писал дату казни. В газетах можно прочесть, например: «Принимая во внимание решение главы государства от 13.02.58 дать свободный ход Правосудию, в связи с осуждением на смертную казнь семи приговоренных в Алжире имели место три казни 17.02 и еще три 18.02». Почти всегда это были вторник, среда или четверг. Он говорил прокурору: «Казнь можно осуществить, предположим, в среду утром». Прокурор не говорил: «Нет, хочу во вторник!» Отца устраивало утро среды. Он хотел оставаться в баре до вечера воскресенья, потому что в эти три дня – в пятницу, субботу и воскресенье – в баре была толпа народа. И в соответствии с временем, которое он уделял бару-ресторану, он решал: поедем в Константин, поедем в Оран. Разумеется, он не заявлял, что сделает это через две недели. Он приходил к прокурору, говорил ему: «Завтра нет, а послезавтра можно». В итоге день устанавливал мой отец. В понедельник обычно время уходило на дорогу, поэтому казнь редко вершилась в понедельник, кроме как в самом Алжире.

В это время баром занималась моя мать. Когда мы ездили в Тунис, во времена протектората, мы приезжали в понедельник вечером или во вторник утром. Прибыв в Тунис, мы шли к прокурору и говорили, вот так, во вторник или в среду. Мы шли к директору тюрьмы, и готово. Приговор приводился в исполнение. Вторник, среда, четверг – вот три дня, в которые мы осуществляли казнь. В пятницу никаких казней: это мусульманский праздник. Крайне редко в субботу: суббота – это еврейский праздник, в воскресенье – католический. Поэтому мы обычно делали это во вторник, среду или четверг. Иногда в понедельник, но очень редко и только в самом Алжире. Однажды я был болен, и отец перенес дату казни. Он сказал об этом прокурору, и казнь перенесли.

До «событий», если было необходимо привести в исполнение приговор в Оране или в Константине, то мы ехали туда на грузовике. Мы выезжали в воскресенье вечером на грузовике, а остальные в понедельник утром на машине. В самом начале, давно, во времена папаши Роша, гильотину перевозили по железной дороге. Нужно было перевезти гильотину из его дома до вокзала на грузовике, и так далее. Мы путешествовали первым классом. Государство оплачивало второй класс, а мы платили остальное. Итак, вначале мы выгружали древо правосудия на вокзале. Пломбированный вагон. По прибытии на место за ним приезжал полицейский или армейский грузовичок, который перевозил его в тюрьму. Это были бесконечные поездки туда-сюда, и в итоге отец попросил перевозить на грузовике. А потом отец счел, что для нас практичнее и интереснее класть в карман деньги на многодневную командировку, арендовать у друга крытый брезентом грузовик и ехать на собственной машине. Это было лучше, более практично. Не было всех этих перевалок-перегрузок. Мы заезжали на грузовике прямо в тюрьму, грузили гильотину, и оп! ехали прямо в другую тюрьму, находившуюся за семь-восемь сотен километров (и больше тысячи, когда мы ехали в Тунис). Это было быстрее. И в итоге мы всегда оставались при своем, поскольку в эти четыре или пять дней у нас получалась настоящая туристическая поездка, да еще попойки со всеми друзьями, которых мы встречали на каждом этапе. А друзей у нас, при наших обязанностях, было достаточно.

Итак, что касается дня, отец имел право голоса. Что касается одновременной казни нескольких человек, здесь решал также отец. Однажды прокурор информирует отца, что нужно казнить шестерых человек. Отец говорит ему: «Троих казним такого-то, троих на другой день». Это нам позволяло остаться еще на один день, навестить друзей, осмотреть достопримечательности. «Хорошо, господин Мейссонье, будет так, как вы хотите». Никогда прокурор не требовал провести шесть казней сразу. Хотя мы могли бы это сделать. И даже больше. Однажды мы привели в исполнение пять приговоров. [29]29
  7 февраля 1957 в Оране.


[Закрыть]Мы бы не стали делать три и два, не стоит злоупотреблять. Довольно часто мы делали по четыре. В один день 29 июля 1794 года Сансон казнил семьдесят человек намного с менее эффективной гильотиной, так что сами подумайте!

Так же и со временем. Оно не было связано с рассветом или еще чем. Да, правда, до 56 года мы примерно соблюдали время восхода солнца. Но во время «событий» все происходило намного раньше. Казни террористов начались в июне 56 года. Гильотину мы собирали накануне, начиная с восемнадцати часов, когда все заключенные вернутся в камеры. В Алжире полиция приезжала за нами в два или три утра, потому что был комендантский час и было бы рискованно добираться до тюрьмы собственными силами. Отец не желал рисковать – будут ли проблемы у одного из помощников, поломка машины, – так что придется переносить казнь на следующий день. Мы жили в пяти километрах от тюрьмы, и полиция, без сомнения, по привычке ехала быстро. Мы шпарили по алжирским улицам в кузове машины быстрее чем восемьдесят километров в час. Комендантский час, одностороннее движение или нет, мы мчались. Однажды мы чуть не попали в аварию. Мы очутились нос к носу с машиной скорой помощи на улице с односторонним движением. Тут шофер рисковал. Мы чуть все не убились. Какая уж тут казнь!

Да, в Алжире отец хотел, чтобы казнь происходила намного раньше рассвета, в три или четыре часа ночи, и чтобы все хорошо освещалось прожекторами. Никто ему не противоречил. Иногда еще не занимался день, член военного трибунала спрашивал: «Что вы думаете, господин Мейссонье? Давайте, начинаем казнь?» Было три часа утра. Совершалась казнь, и все шли спать. Надо сказать, казни совершались рано утром потому, что в шесть утра отец хотел быть в баре-ресторане. И того же хотели помощники, имевшие свои предприятия. В командировке, в Оране или в Константине мы, смонтировав гильотину, шли к друзьям или в ресторан. А потом в двадцать два, двадцать три часа мы возвращались в отель.

Когда я приводил с собой друга, который не входил в бригаду официально, никогда никакое официальное лицо не заявляло: «Он не должен приходить». Я бы ответил: «А он нам помогает!» И никто не сказал бы, что он не согласен. Ведь если бы были затруднения, проблемы в ходе казни? Как? Вы не дали нам привести такого-то, чтобы он нам помог! Ну, и… пффф… тут все бы оказались в дурацком положении. Для меня это длилось до 1956. Да, до 1956 я официально не входил в бригаду. Мне не платили. Но я ходил с отцом, он приводил меня вместе с собой. Иногда приходили друзья. Они также не были официально назначены. Мы ехали на грузовике, ночевали в отелях. Разумеется, мы платили за отель. Но если был двух-трехместный номер, приезжал друг, ночевал в отеле и не платил. Мы платили за еду. Мы ходили в ресторан, всемером, ввосьмером… На деле все хотели, чтобы казни проходили гладко. Военный судья не хотел проблем. Он позволял экзекуторам действовать, как им хочется.

Лица, присутствовавшие на казнях

Теоретически на казни, кроме бригады, должно было быть от восьми до десяти человек максимум. Прокурор, врач, секретарь суда, адвокат, духовное лицо, комиссар полиции, директор тюрьмы, начальник охраны. На деле иногда бывало больше двадцати человек. В любом случае нельзя казнить без врача. Врач должен констатировать смерть и выдать свидетельство о смерти. Если не приходит кюре, плевать на это. Если не приходит адвокат, если он не желает прийти, нам все равно. Но обязательно должен быть врач. В XVII веке в ходе пытки, называемой предварительной, был врач. Если несчастный терял сознание, врач вмешивался, чтобы вернуть его к жизни. Ему давали теплое питье, его согревали и начинали пытку заново. В некотором отношении ничего не изменилось. Если в ходе казни осужденный теряет сознание, прокурор просит вмешаться врача, чтобы сделать ему укол и вернуть его к жизни. Именно это произошло с Мадлен Мутон в 1948 в Бель-Аббес. В этот же список можем добавить Лаваля, отравившегося в своей камере. Так вот, ему несколько раз промыли желудок и потом его расстреляли. Если парень умер – остановка сердца – его нельзя казнить. Нельзя казнить труп. Никогда такого не было. Однажды осужденный умер от сердечного приступа за три дня до казни. Он не знал, что его прошение о помиловании было отклонено.

Так вот, присутствует врач и остальные… Иногда до тридцати человек. Человек двадцать сверх нормы. Зять начальника охраны, двоюродный брат директора тюрьмы… все они хотят посмотреть! Есть охранники, работающие сверхурочно в надежде, что будут дежурить в день казни. Казнь проходит во дворе. В тюрьме у каждого свой пост. Они не могут бросить пост, закрыть все решетки и прийти на казнь. Они могут слышать, но не могут туда пойти. Некоторые, чтобы посмотреть на казнь, стараются получить выходной или найти подмену. Они узнавали об этом только накануне. Об этом не предупреждают за месяц. Отец узнавал за несколько дней. К директору тюрьмы он заходил только накануне. Накануне раз-два, все устраивали.

На эту тему была передача но телевизору, она меня рассмешила. Там был знаменитый журналист Фредерик Поттеше, который говорил: «Это ужасно – видеть отрубленную голову. Я это видел дважды! Нет ничего страшнее, чем видеть отрубленную голову!» Он все повторял: «Это ужас!», и так далее… Но кто его приглашал? Это ведь не прокурор сказал ему: «Поттеше, мы требуем вашего присутствия, вы сделаете репортаж». Если он там был, так потому, что сам попросил об этом! Об этом действительно необходимо просить. Необходимо иметь пропуск, особый пропуск, потому что журналистам запрещают смотреть на казни! [30]30
  Принимая во внимание возраст Фредерика Поттеше, можно все же подумать, что он мог присутствовать на казни, когда приговоры еще приводились в исполнение публично, то есть до 1939.


[Закрыть]Да еще он второй раз вернулся посмотреть на этот ужас! Это напоминает мне слова Роже Пейрефитта, сказанные по другому поводу: «Первый раз можно пойти туда из любопытства, но если ты второй раз туда возвращаешься, значит, тебе понравилось!» Так что нечего Поттеше глупости рассказывать! С его стороны это лицемерные слова. Если кому-то неинтересно, он туда и не пойдет! У меня были друзья, которые не хотели видеть казни – они говорили, нет, нет, нет, я не нахожу в себе смелости – и они никогда не ходили туда. Они сразу не хотели, воображали себе отрезанную голову, и не хотели этого видеть, вот и все. А еще были люди, они были готовы заплатить, лишь бы посмотреть на казнь.

Так что три четверти, или двадцать человек, – это все были «приглашенные», люди, желавшие посмотреть. Например, я помню одну казнь в Батне. Рядом с тюрьмой был бар. Жена хозяина бара была раньше певицей в кабаре. Она была подругой Одетты N…, любовницы Берже, которая тоже была певицей в кабаре. Накануне казни мы пошли к ним. Мы обедали в этом баре. Хозяин сказал: «Я хотел бы посмотреть на казнь». Тогда Берже сказал, чтобы тот приходил. Мы его повели с собой. На подходе к тюрьме, начиная с одиннадцати часов или с полуночи, все улицы были перегорожены. Да, сначала нужно было пройти полицейские заграждения, иначе вы не войдете. Так вот, Берже вошел. А когда хозяин бара пришел к дверям тюрьмы, директор ему сказал: «Вы, господин, не войдете!» Батна – маленький город. Директор тюрьмы должен был, конечно же, рассердиться на него. Спор перед дверью. Тот говорит, что его проведет Берже, его друг. И пытается войти. Вмешивается охранник, говорит ему: «Вы будете подчиняться директору, вы не войдете, точка!» Этот тип расшумелся, потребовал Берже. Берже тут же пришел. Директор ему говорит: «Тттт… ни в коем случае он не должен заходить, это хозяин бара… он не правомочен присутствовать на казни». Берже сказал: «О!.. Но я хочу, чтобы он пришел». Директор оказался в дурацком положении, до смешного. Прокурор услышал спор и пришел посмотреть, что происходит. Берже ему сказал: «Он пришел мне помочь. Я желаю, чтобы он мне помогал, он мне нужен!» И прокурор сказал: «Вы можете войти, господин». Никто, никто не может помешать экзекутору, если тот хочет кого-то привести. Да, в этом экзекутор властен. Он может приводить кого захочет! И тогда директор тюрьмы только скрипел зубами. Он видеть не хотел хозяина бара, и это его раздражало.

Нужно также понимать, что если бы на казнь мог прийти кто угодно, это могло плохо обернуться. Могли возникнуть какие-нибудь помехи, месть или еще что-нибудь. Я вспоминаю, например, о казни Буджема, 5 января 1955. Вместе с братом он убил шесть человек в Руиба, рядом с Алжиром: г-на и г-жу Вив, двух их племянников десяти и одиннадцати лет и двух пастухов с этой фермы. Братья By джем а были марокканцами, работавшими на ферме Вев. Они обычно играли с детьми десяти и двенадцати лет, своими будущими жертвами. Да, они даже носили их на плечах. Озлобленные из-за своего увольнения с работы, они отомстили за себя, растерзав шесть человек и ограбив ферму. Потом они убежали в испанское Марокко, но французская полиция осуществила обмен заключенными с Марокко. Так они получили двух убийц. Младшему брату наказание было смягчено до принудительных работ, поскольку старший всегда утверждал, что действовал один, несмотря на некоторые противоречащие тому доказательства. Так вот, казнь Буджема. Дядя маленьких жертв попросил отца привести его на казнь убийцы своих племянников. Отец сказал да. И тот к трем часам утра пришел к тюрьме. Но я сказал отцу: «Ты не боишься, что в последний момент не все пойдет гладко?» Да, положим, в последний момент он прыгнет на осужденного. Убьет его своими руками. В итоге отец не дал ему войти в тюрьму и присутствовать на казни. Этот несчастный все время потом сердился на отца за то, что не смог на ней присутствовать.

Казнь производит впечатление. Но чем смелее осужденный, тем меньше производимое впечатление. Все-таки у всех есть жалость. И ты не получаешь удовольствия оттого, что заставляешь кого-то страдать. Я, например, пытался встать на место жертвы или родителей жертвы. Я становился как бы спасителем, рукой мстителя, положим. Иногда вы видите, как какого-нибудь несчастного, нищего бьют хулиганы. И при этом вы не будете раздумывать о том, что причините боль этим хулиганам, а врежете, потому что вам отвратительно то, что они делают. Так вот, немного похоже. Или, например, кто-то тонет. В этот момент не размышляют, а ныряют, чтобы вытащить его из воды. Трудно объяснить, но я больше всего думал о родителях жертв, я за них в какой-то мере мстил. Сейчас речь не идет о том, чтобы пытать (мучить) кого-то, как в Средние века. Нужно сказать, если мы хотим их понять, что менталитет в ту эпоху был другим. Люди были менее чувствительны. Люди хотели посмотреть на страдания Дамьена. [31]31
  5 января 1757 гола Дамьен предпринял неудачную попытку покушения на Людовика XV. Согласно приговору, его «надлежало в телеге доставить на Гревскую площадь и после раздирания раскаленными щипцами сосцов, рук, бедер и икр возвести на сооруженную там плаху, причем в правой руке он должен держать нож, коим намеревался совершить цареубийство; руку сию следует обжечь горящей серой, а в места, разодранные щипцами, плеснуть варево из жидкого свинца, кипящего масла, смолы, расплавленного воска и расплавленной же серы, затем разодрать и расчленить его тело четырьмя лошадьми, туловище и оторванные конечности предать огню, сжечь дотла, а пепел развеять по ветру». – Примеч. перев.


[Закрыть]Даже маркиза де Севинье в письмах своей дочери приводит некоторые детали пыток и казни. В наши дни народ изменился. Я не думаю, что люди будут стоять час или полтора часа и смотреть, как преступник рычит, когда ему раздирают куски плоти. Есть люди, которым стало бы плохо. Я, например, не люблю смотреть на корриду, на то, как колют животное и все такое. Не знаю, тогда уж нужно быть действительно ненормальным. Сейчас мы более чувствительны. Менталитет изменился. Экзекутор тоже изменился, он стал более чувствительным. Кроме того, уже не он «обрабатывает» осужденного, это машина. Да, я думаю, мы немного более чувствительны, чем в XVI веке. Но когда происходит серьезное дорожное происшествие, все останавливаются и хотят посмотреть на ужас. Здесь ничего не изменилось. Когда присутствуешь на корриде, можно понять вкусы некоторых зрителей.