Текст книги "Нечаев: Созидатель разрушения"

Автор книги: Феликс Лурье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц)

А потому мы берем на себя исключительно разрушение существующего общественного строя; созидать не наше дело, а других, за нами следующих».[6]6
  6 Народная расправа. 1869. № 1. С. 13.


[Закрыть]

Подобные мысли высказывались и до Нечаева, и после него. Они главенствовали в сознании революционеров и в их среде не вызывали никаких возражений. Потребность разрушать превратилась в революционное созидание, в основной род деятельности российского революционера. «Страсть к разрушению, – писал в начале 1840-х годов М. А. Бакунин, – и есть вместе с тем и творческая страсть!»[7]7
  7 Бакунин М. А. Собр. соч. и писем. 1828–1876. Т. 3. М., 1935. С. 148.


[Закрыть] Не любители ли разрушать объединились в революционные партии? Может, в них так сказывалась генетика, они повиновались ее зову, может, им искренне казалось, что на развалинах старого само по себе взрастет светлое будущее. Победив, революционеры не обуздали в себе жажды разрушения, инерция разрушения тащила их по развалинам старого мира.

Сегодня можно окончательно подвести черту под спором между сторонниками революций и их противниками. Этот затянувшийся слабо аргументированный спор о том, что было бы, если… сегодня решен окончательно: все уже было, все реализовано, и нам хорошо известны результаты. Мы можем и обязаны сказать, что действия руководителей революционных сообществ были преступны в зародыше, в своей главной идее. Они привели именно к тому, к чему должны были привести народ и страну. Дело не только в искажении до неузнаваемости того, что было обещано, это обещанное не могло быть построено. Преступными оказались методы и средства, с помощью которых производились социальные и политические переустройства. Революция есть скачок, мгновенное изменение в социальном и политическом развитии общества. Человеку свойственны постепенные эволюционные процессы, скачки для него вредны, он не успевает к ним подготовиться. Появление революционеров свидетельствует о том, что в обществе не все благополучно и оно нуждается в реформах. Трагедия прежних и нынешних политиков заключается в том, что они не сумели этого понять. Революционеры полезны для ускорения радикальных эволюционных преобразований, но не для организации и воплощения скачков. Вожди революционных партий отвергали постепенное реформирование государственного устройства, не оставлявшее им надежд на сколько-нибудь видное положение в административно-бюрократической иерархии державы. Могли ли претендовать на серьезную карьеру недоучка Нечаев, помощник присяжного поверенного Ульянов, заурядный литератор Чернов? Они превосходно понимали, что только собственная революция в силах взнести их на вершины власти, дать все и сразу. Именно эта простая мысль питала их веру в необходимость быстрейшей революции, разжигала нетерпение и нетерпимость, именно поэтому Нечаев стремился начать всероссийский бунт 19 февраля 1870 года. Опасаясь конституции сверху, лидеры «Народной воли» торопились умертвить Александра П. Конституция из рук царя бесспорно привела бы к спаду революционного движения. В. И. Ленин накануне выборов в Учредительное собрание спешил захватить Зимний дворец. Более всего революционных лидеров путало благополучие народа, тогда они оставались ни с чем.

Многие рядовые революционеры были высоконравственными людьми и убежденными сторонниками идей, проповедуемых их лидерами. Они верили вождям, верили их теориям и, воодушевляемые утопическими идеями, слепо следовали за своими поводырями, не задумываясь, куда их ведут и каких можно ожидать последствий. Они позволили использовать себя, не осознавая, что их руками властолюбцы творят новый, еще худший произвол, не задумываясь о последствиях содеянного. Но были и такие, кто, вступив в противоправительственное сообщество и столкнувшись с применением недопустимых методов борьбы с существующим строем, ощутив сатанинское дыхание нечаевщины, разочаровывались в революционном движении и уходили из него навсегда.

Один из первых историков революционного движения в России А. Тун называл нечаевщину всего лишь эпизодом в русском освободительном движении.[8]8
  8 См.: Тун А. Указ. соч. С. 47.


[Закрыть] Комментируя Туна, Л. Э. Шишко, отдавший сорок лет революционному движению, писал: «Оно (дело Нечаева. – Ф. Л.) охарактеризовано очень правильно автором. Это действительно был лишь случайный эпизод в истории нашего революционного движения, вызванный необычайною энергиею одного человека. Само по себе движение еще не было тогда достаточно подготовлено; революционные элементы только еще накоплялись среди молодежи, и форма дальнейшей революционной борьбы еще не успела выясниться для них, когда появился на сцене необычайно сильный революционный темперамент, решивший создать заговор и сплотить людей чисто искусственными мерами».[9]9
  9 Там же. С. 67.


[Закрыть] Один из первых биографов основателя «Народной расправы» В. Ф. Цеховский писал в 1907 году: «С Г. Нечаев является уродом в семье русских революционеров. Последние могли увлекаться, могли погрешить, но всегда шли прямым путем с открытым забралом и, даже отваживаясь на террористические выступления, признавали их печальной необходимостью, как говорили народовольцы, – там, где отсутствие представительного органа правления создает неодолимые препятствия для мирной культурно-агитационной работы».[10]10
  10 Цеховский В. Ф. С. Г. Нечаев. СПб., 1907. С. 643.


[Закрыть] Даже такой глубокий знаток революционного движения, как известный историк, публицист и революционер В. Я. Яковлев (Богучарский), утверждал, что «в истории русского освободительного движения нечаевщина была лишь эпизодом характера совершенно исключительного, и умозаключать что-либо по ней о самом движении было бы совершенно несправедливо».[11]11
  11 Богучарский В. Я. Активное народничество семидесятых годов. М., 1912. С. 151.


[Закрыть] Многие, очень многие историки освободительного движения и его участники искренне верили, что нечаевщина завершилась арестом Нечаева. Они читали «Бесов», поругивали Достоевского и не понимали, что гений писал роман слезами и кровью, своей кровью, он жаждал искупить перед людьми свою вину в появлении Нечаева и нечаевщины, он вложил в роман свой опыт, себя и не ошибся в оценках и прогнозах, он желал предупредить о губительной опасности, поставить преграду нечаевщине, остановить ее продвижение. Но они не понимали, что нечаевшина сопутствует конспирации и заговору, нечаевщина и конспирация неразделимы, они всегда вместе. Может встретиться различная степень интенсивности проявления нечаевшины, зависящая от участников заговоров, конспиративных сообществ, их моральных качеств. Но без нечаевшины нет конспирации.

Нечаева осуждали все, кто поддерживал первые его шаги; осудили, но не смогли оградить себя от его влияния.[12]12
  12 Вестник «Народной воли»: революционное социально-политическое обозрение. 1883. № 1. С. 144 (вторая пагинация).


[Закрыть] Ни одной революционной партии не удалось избежать нечаевщины. Большевики отнеслись к Нечаеву с сочувствием, они реализовали многие его идеи – законспирированность, железную дисциплину, обман во благо своекорыстных интересов, вероломство. Известный историк М. Я. Геллер пишет: «М. Н. Покровский, историк-марксист, высоко пенимый Лениным, признавал, что группа Нечаева содержала в зародыше черты будущей революционной организации, которая нашла свое высшее воплощение в большевистской партии: необходимость конспирации, элементы планирования и вооруженная сила, идея восстания как форма действия. Нечаев, подчеркивает М. Н. Покровский, первым развил «идею запланированной революции… высмеиваемой потом меньшевиками, но почти буквально осуществленной 25 октября 1917 г.». Историк-марксист целиком одобряет и методы предшественника – о попытке Нечаева выдать полиции своего политического противника Покровский добродушно замечает: «Любопытный эпизод фракционной борьбы того времени»».[13]13
  13 Геллер М. Я. Первое марта // Смена. 1991. № 3. С. 150.


[Закрыть] С помощью полиции Нечаев карал молодых радикалов из других «фракций», не согласных с его идеями, и как карал!

Тайного или открытого интереса к нечаевщине не избежал ни один из лидеров революционных партий. В полном собрании сочинений В. И. Ленина отсутствует даже упоминание о Нечаеве. Не упоминается его имя ни в одном из сохранившихся документов ленинского архива. Однако в воспоминаниях В. Д. Бонч-Бруевича имеются следующие строки:

«До сих пор не изучен нами Нечаев, над листовками которого Владимир Ильич часто задумывался, и когда в то время слова «нечаевщина» и «нечаевцы» даже среди эмиграции были почти бранными словами, когда этот термин хотели навязать тем, кто стремился к пропаганде захвата власти пролетариатом, к вооруженному восстанию и к непременному стремлению диктатуры пролетариата, когда Нечаевва называли – как будто это особо плохо – «русским бланкистом», Владимир Ильич нередко заявлял о том. что какой ловкий трюк проделали реакционеры с легкой руки Достоевского и его омерзительного, но гениального романа «Бесы», когда даже революционная среда стала относиться отрицательно к Нечаеву, совершенно забывая, что этот титан революции обладал такой силой воли, таким энтузиазмом, что и в Петропавловской крепости, сидя в невероятных условиях, сумел повлиять на окружающих солдат таким образом, что они всецело ему подчинились».

«Совершенно забывают, – говорил Владимир Ильич, – что Нечаев обладал особым талантом организатора, умением всюду устанавливать навыки конспиративной работы, умел свои мысли облачать в такие потрясающие формулировки, которые оставались памятными на всю жизнь. Достаточно вспомнить его ответ в одной листовке, когда на вопрос – «Кого же надо уничтожить из царствующего дома?», Нечаев дает точный ответ: «Всю большую ектению». Ведь это сформулировано так просто и ясно, что понятно для каждого человека, жившего в то время в России, когда православие господствовало, когда огромное большинство так или иначе, по тем или иным причинам, бывало в церкви, и все знали, что на великой, на большой ектений вспоминается весь царский Дом, все члены дома Романовых. Кого же уничтожить из них? – спросит себя самый простой читатель. – Да весь Дом Романовых, – должен он был дать себе ответ. Ведь это просто до гениальности!»

«Нечаев должен быть весь издан. Необходимо изучать, дознаваться, что он писал, где он писал, расшифровать все его псевдонимы, собрать воедино и все напечатать», – неоднократно говорил Владимир Ильич.

К сожалению, даже нечаевский «Колокол», который он вел после Герцена и который является действительно библиографической редкостью, до сих пор не переиздан.

И вряд ли найдется один человек из миллиона жителей СССР, который если не читал, то хотя бы видел эти очень интересные произведения, принадлежащие перу одного из самых пламенных революционеров.

Я думаю, что мы должны выполнить завет Владимира Ильича и в этой области – области переиздания классиков нелегальной литературы.[14]14
  14 Бонч-Бруевич В. Д. В. И. Ленин о художественной литературе // Тридцать дней. 1934. № 1. С. 18.


[Закрыть]

Заветы вождя мирового пролетариата его последователи выполнили лишь частично – они многому научились у Нечаева и превзошли своего учителя, но его цинично откровенных сочинений никто воедино не собрал, издание их не принесло бы пользы новым хозяевам новой империи. Вскоре после октябрьского переворота началось восхваление Нечаева и нечаевшины. «Какая грандиозная фигура, – размышлял историк М. Н. Коваленский, – на пути русской революции! Грандиозная революционная энергия, громадный организационный дар, объявление беспощадной войны всему старому миру, осужденному на гибель, на исчезновение, низложение примата старой буржуазной морали и замена ее новой этикой – этикой революции, для блага народа все средства хороши».[15]15
  15 Коваленский М. Н. Русская революция в судебных процессах и мемуарах. Кн. 1. М., 1923. С. 13.


[Закрыть] Известный коммунист А. И. Гамбаров писал: «Нечаев был революционер, и революционер такого исключительного масштаба, такого пламенного размаха, аналогичного которому трудно найти в истории нашего движения. История знала немало примеров исключительного революционного героизма. Тем не менее на страницах ее нельзя найти хотя бы одного революционера, сколько-нибудь напоминающего собою Сергея Нечаева, В ту отдаленную эпоху, когда движение только что начало выходить на историческую сцену, Нечаев был единственным для своего времени примером классового борца».[16]16
  16 Гамбаров А. И. В спорах о Нечаеве. М.; Л., 1926. С. 6–7.


[Закрыть] Выдающийся историк российского освободительного движения Б. Л. Козьмин заявил в 1932 году: «Нечаев будет вполне «реабилитирован» в наших глазах, если нам удастся установить, что условия места и времени, в которых ему приходилось работать, делали неизбежным пользование теми приемами, к которым он прибегал».[17]17
  17 Козьмин Б. П. С. Г. Нечаев и его противники в 1868–1869 гг. // Революционное движение 1860 годов. М., 1932. С. 169.


[Закрыть]

Козьмин работал в чрезвычайно тягостных и опасных условиях, вожди большевизма желали видеть Нечаева добрым гением революции, и историку не всегда удавалось говорить то, что он хотел. И все же исследования Козьмина не «реабилитируют» Нечаева.

Когда мы сегодня сталкиваемся с ложью политиканов, законспирированностью их замыслов и действий, шантажом, убийствами, «карательной психиатрией», мафиозностью, политической провокацией, терроризмом разного толка – помните, что это и есть бесовское дыхание нечаевщины. Именно поэтому мы возвращаемся к Нечаеву, чтобы снова рассмотреть его деяния с позиций меняющихся воззрений.

ЮНОСТЬ

В центре Европейской России, между старинными русскими городами Владимиром и Костромой, расположилось родовое владение графов Шереметевых село Иваново. «Пашенных» (земледельческих) дворов в нем почти не было. Жители от мала до велика трудились на сорока восьми фабриках. Годовой оборот ткацких мануфактур превышал десять миллионов рублей, а нищета ивановских рабочих была известна во всей империи. В 1869 году к необычному для феодальной России селу подвели железную дорогу, в начале 1870-х годов разросшееся село Иваново слилось с соседней Вознесенской слободой и превратилось в безуездный город Иваново-Вознесенск.

В метрической книге Крестовоздвиженекой церкви Иванова сохранилась запись о родившемся 20 сентября 1847 года «мужеска» пола младенце:

«Родителями названы Шуйский мещанин Геннадий Павлов Нечаев и законная его жена Прасковья Петрова, оба православного вероисповедания. Восприемниками были: Ярославской губернии. Рыбинского уезда крестьянин Федор Матвеев Лучинский и Шуйской округи деревни Данильцева вольноотпущенная от господ Лазаревых-Станишевых крестьянская дочь Ирина Петрова Тюпкина».[18]18
  1 Экземплярский П. М. Село Иваново в жизни Сергея Геннадиевича Нечаева // Труды Иваново-Вознесенского государственного научного общества краеведения. Вып. 4. Иваново-Вознесенск, 1926. С. 9. Статья написана на основании материалов, хранившихся в архивах Иваново-Вознесенска и Шуи.


[Закрыть] При крещении мальчика нарекли Сергеем.

Из регистрационной книги той же церкви можно узнать и об отце Сергея:

«Ковровской округи вотчины помещика Петра Семенова сына Епишкова сельца Колобова от дворовой девки Фатины Алексеевой родился сын Геннадий месяца Генваря 13 дня 1822 года, молитвован и крещен в доме господ их; при том были восприемники: того же помещика Петра Семенова сына Епишкова дети: Павел Петров и Капитолина Петрова».[19]19
  2 Там же. С. 7–8.


[Закрыть]

Епишков при рождении сына не пожелал его признать, не дал ему своей фамилии и даже отчества, а десятилетним мальчишкой продал вместе с матерью помещику Кобликову. В 1834 году Геннадия Павловича Павлова «зачислили в мещанство» как сына вольноотпущенной.[20]20
  3 См.: там же. С. 8.


[Закрыть] До 1840 года Г. П. Нечаев по документам значится то Павловым, то Нечаевым. Отчество он получил от имени крестного отца, как незаконнорожденный, фамилия Нечаев происходит от «нечей».

В свидетельстве о рождении матери Сергея записано:

«Костромской губернии Нерехтинского уезда, сельца Бахматова вотчины малолетних господ Текутьевых дворового человека Петра Ивановича Литвинова дочь девица Прасковья Петрова родилась 1826 года Июля 25».[21]21
  4 Там же. С. 8.


[Закрыть]

Господа Текутьевы продали Литвиновых помещикам Аладыкиным. у которых они получили вольную, произошло это до 1846 года. Перестав быть крепостными и приписавшись к мещанскому сословию, Литвиновы из села Бахметово Нерехтинского уезда Костромской губернии перебрались в Иваново.[22]22
  5 См.: Былое. 1912. № 14. С. 70; Рабочий край. 1992. 4 февр. С. 3.


[Закрыть]

Первая биография Нечаева опубликована в 1907 году, ее автор использовал не во всем достоверные сведения.[23]23
  6 См.: Цеховский В. Ф. С. Г. Нечаев. СПб., 1907.


[Закрыть] После 1917 года появилось несколько крайне тенденциозных исследований, множество статей и отрывочных воспоминаний, с 1931 года о нем почти ничего не печаталось. О детстве и юности Сергея, его жизни в родном селе сохранилось всего несколько документов. Поэтому для получения дополнительных данных о Нечаеве от его рождения до первой эмиграции потребовалось изучить материалы нескольких архивохранилищ.[24]24
  7 ИРЛИ, ф. 197 и 208; ГА РФ, ф. 109; РГИА ф. 14 и 848; ОР РГБ, ф. 100 и 231; ОР РГБ, ф. 352, 804 и 1000 и многие другие.


[Закрыть] Из ворохов документов фондов частных лиц извлекались отдельные штрихи, позволяющие воссоздать портрет будущего творца «Народной расправы». Работу над первыми главами этой книги затрудняло не только недостаточное количество необходимых сведений, но и избыток лжи, порожденной самим Нечаевым.

Наибольший интерес среди документов, относящихся к детству и юности Нечаева, представляют материалы, хранящиеся в Государственном архиве Ивановской области, письма Сергея из Иванова и короткие воспоминания его родной сестры Фатины Геннадиевны Постниковой, записанные в 1922 году литературоведом Н. Ф. Бельчиковым. Приведу ту часть записи, которая относится к жизни Сергея в родном Иванове. Для удобства чтения в тексте раскрыты сокращения за исключением имен и отчеств: Нечаева – С. Г. и Василия Арсентьевича Дементьева – В. А.

«Родился С. Г. в селе Иванове, на Конной улице, ныне Балаганной, в квартире крестьянки Постниковой, сын которой потом стал моим мужем. Сергей Геннадиевич был старшим в семье; за ним шли две сестры: я и Анна. С. Г. любил меня.

Воспитывались все дети у дедушки и бабушки в Иванове, в том же доме, а отец, после смерти жены (мать умерла, когда мне было семь лет), уехал и служил буфетчиком в трактире Правоверова.

Мать была дочерью крепостных Петра Ивановича и Фелосьи Максимовны Литвиновых, которые выкупились у барина Аладыкина. Мать звали Прасковьей Петровной; она была портнихой; отдана была в ученье до замужества; отец ее еще был крепостным. После выкупа старики переехали в Иваново. Прасковья Петровна не бросила мастерства, она была хорошей портнихой и имела красивую наружность.

Дед (отец. – Ф. Л.) матери был маляром, зимой он занимался расписыванием дуг для крестьян, а летом в церквах – золотил и красил.

Дедов по отцу я не помню; помню одно, что когда я родилась, то дедушка пожелал дать мне имя «Фатины»; такое имя носила его мать. Дедушку звали Павлом.

Через некоторое время старики предложили отцу жениться второй раз. Второй женой отца была портниха Анна Афанасьевна. Отец ввиду этого переселяется в Иваново и помогает деду в малярных работах. Затем, часто в богатые дома приглашали его лакеем подавать чай, закуску. С. Г. очень не любил этого и хотел, чтобы отец этого не делал.

Детей держали в строгости.

Отец, когда ему было лет 9—10, отдал С. Г. в контору Гарелина, Якова Петровича. Служил С. Г. там неделю, и вот ему поручили снести письмо В. И. Чикрыжову, главному заведующему. Была вьюга, С. Г. потерял письмо, дорога была дальняя. Отец узнал о потере, сильно бил С. Г. Это повлияло сильно на С. Г., и он решил избавиться от службы и задумал учиться. Подвернулся учитель, приехавший из Москвы, Василий Арсентьевич [Дементьев]. Я помню его разговоры с Сергеем: «Вот сколько лет тут зря пробегаешь, да от отца побои будешь принимать, лучше учиться». На угол от нашего дома поселился этот учитель, в доме Забелина, где был постоялый двор; к нему стали ходить учиться дети Гандуриных, Борисовых, С. Г., сестра Анна и двое Красковских. Из них Анна Егоровна Красковская жива до сих пор, остальные умерли.

В. А. очень любил С. Г.; В. А. часто ходил к нам, а Сергей к нему. Когда С. Г. уезжал в Москву держать экзамен на учителя, то подарил В. А. шкатулку, которая до сих пор цела у меня: я ее берегу (неточность, вероятно, шкатулку подарили Нечаеву. – Ф. Л.).

В эти годы В. А. надоумил нас устроить театр. Ставили: «Ворону в павлиньих перьях», «Петербургские старухи» и т. д.

Сергей очень хорошо играл, выделялся между другими: мной, сестрой и Красковскими. В. А., видя его способности, опасался увлечения С. Г. театром. В. А. не хотел видеть в нем актера. Хотя Сергей и не увлекался этим делом, но тем не менее В. А. боялся этого и не стал ходить к нам на представления; театр наш прекратился. В. А. очень любил Сергея, говорил, что из него выйдет лучшее, чем артист.

В эти годы С. Г. знакомится с Ф. Д. Нефедовым.

Сергей помогал дедушке раскрашивать дуги. Отец у нас писал вывески, а дедушка не мог. Затем С. Г. играл на флейте, не очень хорошо. Из-за этого ссорился с дедушкой. Дедушке надоедала игра, и он кричал: «Сережа, да ты перестанешь ли? Перестанешь?!» Когда Сергей стал учиться, его перестали заставлять работать. Отец у нас был умный и никому ни в чем не отказывал, а когда Сергей поехал в Москву, то он снабдил его деньгами, бельем. Словом, отец не стеснял его и уважал науку. Против занятий Сергея он не был».[25]25
  8 Бельчиков Н. Ф. С. Г. Нечаев в с. Иванове в 60-е годы // Каторга и ссылка. 1925. Кн. 14. С. 153–154.


[Закрыть]

Не все точно в воспоминаниях, записанных со слов семидесятичетырехлетней старухи, она и сама призналась, что многое позабыла.

В холостые годы отец Сергея служил половым в шуйских и ивановских трактирах; женившись, занялся малярным делом в мастерской тестя. Литвиновы и Нечаевы снимали квартиру в доме Красковских по Пятницкой улице, там же располагалась мастерская.[26]26
  9 См.: Экземплярский П. М. Указ. соч. С. 8–9.


[Закрыть] После рождения Сергея обе семьи переехали на Конную улицу в дом Постниковых, жили дружно. Помогая тестю, Г. П. Нечаев продолжал прирабатывать и прежним ремеслом. Умение Геннадия Павловича сервировать столы ценили не только в Иванове. Богатые купцы и фабриканты со всей округи приглашали его для устройства свадеб, званых обедов и прочих торжеств. Один из таких обедов описан Геннадием Павловичем в письме к сыну: «…обет был чисто в русском стиле т. е.: по-русски нараспашку на котором говорили разные спичи но потконец обеда спичи дашли до того, что произносительный мог выражаться только так. Ну Господа ну-му-и-да так-ура тем и кончались знаменитые речи одного шампанского Выпито было 80б а о прочих и говорить нечего несмотря на это что было всего 51 персона. Я брал здесь все от себя и сделал как Акционер Бусурин так и я оба очень довольный. Он мне сверх всего прибавил 70 ру. подали на чай Афициантам 30 р. и поварам 25 рублей. <…> Не претендуй на ето что я тебе написал ету дребедень».[27]27
  10 ИРЛИ, ф. 197, оп. 1, д. 5, л. 25 об. Ориентировочная дата письма – 6 августа 1868 года.


[Закрыть]

Купечество сорило деньгами, Г. П. Нечаев создавал достаток в семье,[28]28
  11 См.: Былое. 1912. № 14. С. 70.


[Закрыть] но заработки эти сделали его запойным пьяницей. Пить он начал после смерти жены, когда Сергею было около восьми лет. Приведу целиком письмо Фатины Геннадиевны. Сверху рукой С. Г. Нечаева написано: «Получил 31 января 1867 года». «Милый Сережа!

Наконец, я решила писать к тебе, и писать письмо самое суровое. Об нашем скверном положении, и буду жаливат на нашего Батюшку. Читай и неудивляйся: вопервых что папаша наш совсем незанимается делом службы а они каждый день пьяны донельзя. И совсем оставили и дом наш; так что мы их совсем не видим разве придут домой на минутку и то не могут стоять на ногах и подымают страшно ругательство. И постоянно играют в карты проигрывают денег очень много так теперь задолжали очень много и каждый день ходят за долгами, и так Милый Сережа мы теперь не имеем ни день ни ночь покоя. И скоро кажетца доживем до того что не будем иметь куска хлеба хоть мы и работаем, но все-таки жить денег недостает на все; теперь нам нужно приготовить в каждый месяц на дрова: у нас в Иванове такая стоит холодная зима что даже и не припомнить такой зимы.

Теперь осталось передать тебе что мы находимся в очень затруднительном положении, прошу тебя Милый Сережа напиши папаше письмо только посерьезнее может быть он тебя и постыдятца ну а нас совершенно ничего не слушает. Прощай мой Милый будь здоров и счастлив. Мамаша тебя кланетца и тоже просит чтобы ты написал».[29]29
  12 ИРЛИ, ф. 197, оп. 1, д. 7, л. 14.


[Закрыть]

Сергея, родившегося в семье мещан-ремесленников из захолустья, ожидала участь деда и отца. Он очень рано начал помогать старику Литвинову. Ближайший из юношеских друзей Нечаева, В. П. Смирнов, рассказывал, как Сергей вместо деда раскрашивал пунцовым цветом дуги лошадиных упряжек, а тот, «сильно любивший выпить, выгодно продавал разноцветные дуги на базаре».[30]30
  13 Былое. 1912. № 14. С. 70.


[Закрыть] Из маляра подросток превратился в полотера, помогла «протекция» отца, водившего знакомства с купеческой и фабричной знатью. Через отца Сергей познакомился с фабрикантом А. Ф. Зубковым, дававшим ему в 1869 году деньги на «революцию». С четырнадцати лет Геннадий Павлович брал сына на купеческие «банкеты» мальчиком-официантом, а его еще тянуло к детским развлечениям. «Любимой нашей задачей, – вспоминал В. П. Смирнов, – была игра в сражения и в деньги. Мы вырезали из картона солдат, расставляли две армии – одну против другой – русских и гурок, и С. Г. палил в турок горохом. Приходя с купеческих свадеб, С. Г. приносил множество серебряных и золотых печатей, срезанных с бутылочных головок; к этим «деньгам» мы добавляли писаные бумажки. Таким образом у каждого из нас накапливался собственный капитал».[31]31
  14 См.: там же. С. 72.


[Закрыть] Прислуживание на «банкетах» не могло пройти бесследно для самолюбивого юноши, не могло унизительное положение отца, окруженного пьяными разнузданными богачами, не повлиять на формирование характера сына, видевшего, как отец зарабатывает семье на пропитание.

Сильнейшее воздействие на Сергея оказало его знакомство с Василием Арсеньевичем Дементьевым. Автор рассказов из народного быта, сотрудник журнала «Воспитание», «домашний учитель» Дементьев поселился в Иванове в 1858 году, давал частные уроки, в 1861 году «был утвержден учителем женского училища 2 разряда в Вознесенском посаде».[32]32
  15 Экземплярский П. М. Указ. соч. С. 13.


[Закрыть] В декабре 1860 года граф Н. Д. Шереметев ходатайствовал перед смотрителем приходских училищ Шуйского уезда об открытии в доме Первого приходского ивановского училища воскресной школы «для обучения в ней грамоте ремесленников и рабочих, а равно людей других сословий».[33]33
  16 Там же. С. 19.


[Закрыть] Школу открыли 12 марта 1861 года, но уже 1 июля 1862 года ее пришлось закрыть – губернское начальство завалили доносами.

Сергей брал уроки у Дементьева еще в 1858 году, в школу пришел вполне грамотным. Там он не только учился, но «допущен был к раздаче книг ученикам школы и приему книг от них».[34]34
  17 Там же. С. 21.


[Закрыть] После закрытия школы Дементьева вынудили покинуть Иваново: причудился обывателям неблагонадежным, к тому же неумеренно попивал. Позже Дементьев возвращался в Иваново, его вновь изгоняли. Последние годы он безвыездно жительствовал в Москве. Сохранилось одно короткое письмо учителя к ученику, оно написано вскоре после переезда Нечаева в Москву летом 1865 года.

«Милый друг Сережа!

Я здесь. Дней через пять-шесть буду в Москве, и, разумеется, прямо к тебе. Ты будешь моим руководителем и наставником в деле нравственности. Я, брат, больно опустился – свежие натуры, как твоя, мне одно спасение. Кланяйся Филе <Ф. Д. Нефедов. – Ф. Л.) Весь твой.

В. Дементьев».[35]35
  18 ИРЛИ, ф. 197, оп. 1, д. 10, л. 1.


[Закрыть]

Грустное письмо. Оказывается, восемнадцатилетний ученик располагал некоторым влиянием на тридцатишестилетнего учителя. К ивановским ученикам Василия Арсентьевича следует отнести старшего товарища Сергея и близкого друга в его юношеские годы Филиппа Диомидовича Нефедова, этнографа, публициста, известного писателя-народника, редактора газеты «Русский курьер», секретаря Общества любителей российской словесности.[36]36
  19 См.: Васюков С. И. Воспоминания о Филиппе Диомидовиче Нефедове // Исторический вестник. 1902. № 5. С. 584–592.


[Закрыть] Под влиянием Дементьева Нефедов вопреки воле отца, желавшего «приладить» сына к «прилавку», в конце 1863 года покинул родное Иваново и поселился в Москве, через полтора года к нему присоединился Сергей.

Сохранилось четырнадцать писем Нечаева Нефедову, отправленных из Иванова в 1863–1865 годах. Приведу из них наиболее содержательные отрывки:

16 декабря 1863 года. «Вы спрашиваете меня в своем письме об моих занятиях, вот они: непременно два дня где-нибудь служба, в остальное время я читаю. С. Д. Кукушкин позволил мне выбрать книги из его библиотеки; Василий Арсентьевич писал, чтоб я занялся с Бириным, раза 2 в неделю я хожу к нему; еще я учусь играть на старой изломанной флейте, которая недавно попала ко мне в руки; вот и все мои занятия».[37]37
  20 Каторга и ссылка. 1925. Кн. 14. С. 139–140.


[Закрыть]

26 января 1864 года). «В последнем письме вы говорите, чтоб я не печалился. Я и то не печалюсь. А все-таки в другой раз подумаешь… что-то гадко.

Вы мне пришлите пожалуйста поскорей программу для гимназии-то, я подумаю, как-нибудь может и уладится. Да напишите, что и как об чем я вас просил. <…> Библиотека в Иванове процветает, слишком 8 человек подписчиков. Книги хоть и не очень-то… «Ну да ведь нам, – говорит Агафон, – для приказчиков-то не Бокля выписывать, с ума спятят, заважничают. За то как в библиотеку взойдете, так уж чудо: лампы то по стенам и стулья то все решетчатые». Что говорить товар лицом, гривенник за вход. <…> Я занимаюсь, в праздники читаю, недавно прочел Грановского и Бокля.

Вот обдумаю все хорошенько да распределяю все предметы для ежедневных занятий до августа.

Трудно только мне Филипп Диомидович из алгебры одному. Ну да все-таки подвигаюсь».[38]38
  21 Там же. С. 141–142.


[Закрыть]

Книга выдающегося английского социолога Генри Томаса Бокля «История цивилизации в Англии»[39]39
  22 См.: Бокль Г. Т. История цивилизации в Англии. Т. 1. Ч. 1. СПб., 1863.


[Закрыть] впервые напечатана в России в 1863–1864 годах. В ней изложена история «умственного развития» человечества на примере Англии, Франции, Испании и Шотландии и предпринята попытка поиска общих законов развития человечества. Конечно же, Нечаеву слишком рано было ее читать. Для знакомства с подобной литературой требуются глубокие знания и установившиеся взгляды, иначе ее чтение способно исказить некоторые весьма важные представления. Сегодня Бокль и его книга основательно забыты, но сразу же по выходе книга пользовалась огромным успехом. Ее читали многие шестидесятники; например, ишутинец Ф. А. Борисов после чтения Бокля понял, что «никакие насильственные меры и перевороты не могут улучшить положения народа». Во все времена одно и то же люди понимали по-разному, одно и то же на разных людей действовало по-разному; иногда результаты достигались абсолютно противоположные.

Что именно из сочинений Т. Н. Грановского читал Нечаев, мы не знаем. В ивановский период его влекло к трудам этого крупнейшего историка и мыслителя, оказавшего огромное влияние на формирование либеральных и даже радикальных взглядов в русском обществе западнического направления, но бесконечно далекого от будущего Нечаева и других сторонников «политического социализма».

Не удивительно ли, что в славившемся дикими нравами захолустном селе, состоявшем из грязных бараков для рабочих, в селе, где самыми образованными людьми слыли приказчики и челядь из купеческих лавок и домов, юноша, мать которого родилась и выросла крепостной, а пьяница отец прислуживал в трактирах, все свободное время между «банкетами» употреблял на изучение Бокля и Грановского?

Продолжим чтение писем Нечаева Нефедову.

«Вы упрекаете меня за бессодержательность писем. Это вина не моя, что делать, если ивановцы сидят неподвижно в своих логовищах и не выходят на сцену. Ни одного явления ни радующего, ни возмущающего душу. Черт знает, в последнее время какая-то вдруг сделалась сдержанность у ивановиев, спячка. Просто ровно ничего нет нового. Отчего это происходит, я уж не берусь объяснять».[40]40
  23 Каторга и ссылка. 1925. Кн. 14. С. 142.


[Закрыть]

Хороший стиль, образно написанное письмо. Ощущается сжатая пружина молодой энергии.

«Я занимаюсь усиленно, да иначе и нельзя: шишковатая дорога, по которой я иду, подталкивает и подстегивает меня так, что чудо.