Текст книги "Нечаев: Созидатель разрушения"

Автор книги: Феликс Лурье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

«Государь возвращался тогда из Крыма в сопровождении Дрентельна, – писал Феоктистов, – Гурко выехал ему навстречу; тотчас же начался разговор о Мирском. «Мы с Александром Романовичем не ожидали ничего подобного, – сказал Государь, – мы не сомневались, что Мирский будет повешен; по моему мнению, ты совершенно неуместно оказал ему милосердие».[798]798
  46 Феоктистов Е. М. Указ. соч. С. 392.


[Закрыть]

Раздраженный монарх начертал на помиловании Мирского следующую колоритную резолюцию: «Действовал под влиянием баб и литераторов».[799]799
  47 Волк С. С. «Народная воля». 1879–1882. М.; Л., 1966. С. 60.


[Закрыть]

По распоряжению монарха, строжайше соблюдая тайну, создавая для этого фальшивые документы, руководители III отделения поместили помилованного Мирского в камеру № 1 Секретного дома Алексеевскою равелина Петропавловской крепости, где совсем рядом в «отдельном покое» № 5 седьмой год томился Сергей Геннадиевич Нечаев.

БЕСПОРЯДКИ В АЛЕКСЕЕВСКОМ РАВЕЛИНЕ

В Алексеевский равелин Мирский поступил 28 ноября 1879 года в два часа тридцать минут ночи из Трубецкого бастиона, расположенного в нескольких десятках метрах от Секретного дома. Одновременно с заключенным комендант крепости Е. И. Майдель направил смотрителю равелина П. М. Филимонову следующее предписание:

«Препровождаемого при сем по Высочайшему повелению, приговоренного к бессрочным каторжным работам, государственного преступника Леона Мирского предписываю принять и заключить в отдельный покой и содержать наравне с прочими заключенными в полнейшей тайне и под бдительным надзором, отнюдь не называя его по фамилии <…>. Причем предписываю поместить его в одну из комнат переднего фасада, так чтобы ни он, ни другие арестанты, при выходе на прогулку в сад, не могли и догадаться о су-шествовании друг друга, и без личного моего разрешения не выдавать ему никаких письменных принадлежностей, ограничиваясь выдачей только книг для чтения из имеющейся в равелине библиотеки».[800]800
  1 РГИА, ф. 1280, оп. 5, д. 202, л. 3.


[Закрыть]

Фрак с остальным имуществом, находившимся при Мирском во время ареста в Таганроге, оказался в кладовой Секретного дома. Опись вешей занимает два листа и содержит предметы, характеризующие их владельца как франта.[801]801
  2 См.: там же, л. 6–6 об.


[Закрыть] Никто из поступавших в равелин народников не располагал столь обширным и изысканным гардеробом.

Команда, несшая караульную службу в равелине, ко времени появления в нем Мирского была окончательно «развращена» Нечаевым и выполняла почти все его распоряжения. Между ним и новым узником вскоре установилась связь.

Недоверчивому создателю «Народной расправы» понадобилось некоторое время для выяснения, не подсадной ли уткой служит вновь прибывший арестант. Убедившись в том, что Мирский есть тот самый террорист, стрелявший в Дрентельна, а не полицейский агент, Нечаев попытался отнестись к нему как к партнеру и просил его помочь связаться с волей. До поздней осени 1880 года, пока в равелине находились Нечаев, Мирский и Бейдеман, известна всего одна попытка узников установить сношения с народовольцами. На следствии о беспорядках в Алексеевском равелине рядовой Местной команды К. Вызов показал, что сначала Мирский, а за ним и Нечаев просили его «снести записку на Охту, в мелочную лавку около Порохового завода, где разузнать квартиру его (Мирского. – Ф. Л.) товарищей оберфейерверкеров Филиппова и Емельянова и передать записку, за что получить от них 20 руб., но он эту просьбу не исполнил <…>.[802]802
  3 Вестник «Народной воли»: революционное социально-политическое обозрение № 1. Женева, 1883. С. 196 (вторая пагинация).


[Закрыть] Адреса других лиц, с которыми следовало связаться в первую очередь, например, А. Д. Михайлова и Н. А. Морозова, Мирский почему-то Нечаеву не дал.

Сергей мучительно долго ждал счастливого момента, когда в равелине появится человек, способный связать его с руководителями революционного движения. Он с необыкновенной скрупулезностью, подобно терпеливому исследователю, изучал молодого террориста. Тюремное заключение в толстых стенах, отгораживающих от внешнего мира, приучило Сергея с обостренным вниманием наблюдать за тем немногим, что проникало в равелин и касалось его лично. За долгие годы сидения он привык обдумывать и взвешивать каждый свой, даже самый незначительный, поступок, каждое действие. На этот раз он особенно тщательно, казалось бы, все проанализировал. Ему так хотелось доверять новому узнику, но что-то настораживало. Он не знал революционеров-семидесятников, в его время таких не было. Террорист с повадками аристократишки; почерк, слог совсем для него чуждые; вот бы взглянуть на него, хоть на секунду, все стало бы яснее. И что это за революционер такой? Не знает адресов соратников, назвал каких-то фейерверкеров. Неужто партия состоит из одних фейерверкеров? Фейерверкеры понадобятся потом, после победы, но с ними одними революции не сотворишь. Да, не такого революционера поджидал он, этот ему не нужен.

Не сумевшему установить через Мирского связь с волей, Нечаеву оставалось одно – снова ждать.

Но все могло обстоять иначе. Зная о предписании Майделя, некоторые подробности о безумном поручике Бейдемане и лишенном всех прав состояния государственном преступнике Нечаеве, Мирский понял, что его ждет погребение в равелине навечно. Нечаев организовал убийство одного непослушного студента – это все, что сделала его «Народная расправа»; Бейдеман восемнадцать лет просидел за «подложный манифест», найденный у него при обыске, а он, Мирский, стрелял в шефа жандармов, и, конечно же, его из крепости живым не выпустят, именно для этого и приспособлен Секретный дом. Надобно как-то выбираться, не для того писал прошение о помиловании, не для того его получил. Еще находясь в Трубецком бастионе, Мирский, узнав о конфирмации приговора, в тот же день поспешил написать коменданту крепости Майделю:

«Мне дарована жизнь, но жизнь, которая должна служить наказанием. Что меня ждет впереди – я определенно не знаю. Но безнадежность, безысходность моего горя лежат в самой сущности назначенного мне наказания («…без срока»).

Молодость, обилие жизненных сил, жажда и любовь к жизни – все это вещи, которые на каждом шагу будут заявлять свои законные требования, как бы я ни старался подавить их голос, как бы ни желал переносить все терпеливо, безропотно, спокойно. Противопоставить этим позывам и влечениям у меня решительно нечего. Всякая реальная идея не может служить поддержкой там, где для нее нет почвы, нет применения».[803]803
  4 Алексеевский равелин. Т. 2. Л., 1990. С. 198–199.


[Закрыть]

Далее он писал, что хочет найти поддержку в религии, и просил прислать к нему «умного, образованного и искреннего» православного священника. А ведь польский дворянин Мирский был римско-католического вероисповедания! Хотел намекнуть, что готов переменить веру? В письме узника коменданту не трудно отыскать ключ к дальнейшему поведению Мирского в равелине. Но сначала он решил присмотреться. Быть может, поэтому молодой террорист не сообщил Нечаеву адреса руководителей народовольцев. В случае провала всей нечаевской затеи Мирский мог заявить на следствии, что умышленно послал «почтальона» не туда.

Так или иначе попытка Нечаева связаться через Мирского с народовольцами не удалась. Прошел год в бесполезных хлопотах и разочарованиях. Оба узника затаились, каждый со своей надеждой: один – не повредить своей репутации и как-то выкарабкаться из стен равелина, другой – не потерять понапрасну так трудно установленный контакт со стражей, дождаться нового заключенного, установить связь с волей и устроить побег, какого не знало российское освободительное движение. Наконец произошло то, чего упорно дожидался бывший глава московских заговорщиков – в угло-вой камере большого коридора Секретного дома 10 ноября 1880 года появился еще один заключенный, Степан Григорьевич Ширяев (№ 13).

Ширяев родился в 1856 году[804]804
  5 Подробно о Ширяеве см.: Автобиографическая записка // Красный архив. 1924. Т. 7. С. 70–107.


[Закрыть] в крестьянской семье, учась в Саратовской гимназии, вошел в кружок, объединявший радикально настроенную молодежь, по окончании гимназии поступил в Харьковский ветеринарный институт, в 1876–1878 годах работал на заводах во Франции, Германии и Англии, познакомился с П. Л. Лавровым и другими эмигрантами. По возвращении в Россию участвовал в деятельности столичных революционных кружков, считался одним из организаторов «Народной воли», был членом ее Исполнительного комитета, изготавливал бомбы в динамитной мастерской, организовывал покушение на Александра II в Москве и под Александровском. Его арестовали 4 декабря 1879 года и по «процессу 16-ти» приговорили к смертной казни, замененной бессрочной каторгой.

Нечаев ликовал: именно в таком человеке он нуждался – не аристократ, а из крестьян, свой. Бывший глава «Народной расправы», поразмыслив, решил поделиться своими замыслами с Ширяевым. Узники пятой и тринадцатой камер вступили в интенсивный обмен записками. «План же у него (Нечаева. – Ф. Л.), – писал Тихомиров, – был очень широкий. Бегство из крепости казалось ему уже слишком недостаточным. Изучив тщательно крепость (он знал ее изумительно, и все через перекрестные допросы «своих» людей, и через их разведки), состав ее войск, личности начальствующих и т. д. и рассчитывая, что с течением времени ему удастся спропагандировать достаточное число преданных людей, он задумал такой план: в какой-то день года, когда вся царская фамилия должна присутствовать в Петропавловском соборе, Нечаев должен был овладеть крепостью и собором, заключить в тюрьму царя и провозгласить царем наследника. Этого фантастического плана не мог одобрить Ширяев, несмотря на то, что был очарован силой и энергией Нечаева. Но он нашел со своей стороны способ вступить в сношения с Исполнительным комитетом».[805]805
  6 Вестник «Народной воли»: революционное социально-политическое обозрение. 1883. № 1. С. 148.


[Закрыть]

Тихомиров ничего не придумал, он очень точно изложил содержание записок Нечаева из равелина, тому есть подтверждение мемуаристов.[806]806
  7 См.: Фигнер В. Н. Запечатленный труд. Т. 1. М., 1964. С. 253–254.


[Закрыть] Пристрастие к фантазиям не покинуло Сергея даже после стольких лет одиночного заключения. Мирский, до появления нового узника, во всем соглашался с Нечаевым. Возможно, его прельщала перспектива вырваться из крепости столь романтическим способом, возможно, ждал подходящего случая, чтобы выдать и опять-таки вырваться из крепости. Ширяев оказался практичнее сотоварищей, он отверг план творца «Народной расправы», но дал адрес своего земляка и однокашника по гимназии, слушателя Медико-хирургической академии Е. А. Дубровина, снимавшего комнату недалеко от крепости на Вульфовой улице, в доме № 2.[807]807
  8 В Петербурге было две Вульфовых улицы – Большая и Малая, обе на Петербургской стороне.


[Закрыть] Записку отнес рядовой «равелинной команды» А. Орехов, произошло это в декабре 1880 года.[808]808
  9 См.: РГВИА, ф. 1351, оп. 1, д. 4964, л. 6 об.


[Закрыть] Нечаев попросил Орехова отнести записку и передать ее только Дубровину, «а если его нет, то никому не отдавать, причем велел назваться «Пахомом», а при встрече сказать Дубровину: сапожник велел просить денег за сапоги. Он (Орехов. – Ф. Л.) нашел Дубровина и получил от него ответ и рубль денег. После того через три дня снова отнес записку Дубровину. Затем Дубровин, познакомив его с невысокого роста брюнетом (Антоном Ивановичем), прекратил на время с ним сношения. Этому черненькому передал он записку арестанта № 5 (Нечаева. – Ф. Л.) и получил от него 20 р[ублей], которые по приказанию арестанта роздал солдатам. С тех пор он встречался с чернявеньким у Таврического сада и, по приказанию арестанта, познакомил с ним Терентьева. Чернявенький лично ему, Орехову, дал 20 р[ублей] сер[ебром]. В марте 1881 г. он, по просьбе арестанта № 5, помогал Петрову найти Дубровина, которого они нашли живущим на Нижегородской улице; причем Петров передал Дубровину записку от арестанта № 5. С Петровым же он во второй раз ходил к Дубровину, который познакомил их тогда с рыжеватым человеком, имеющим большое сходство с предъявленною ему карточкой госуд[арственного] преступника Исаева».[809]809
  10 Вестник «Народной воли». 1883. № 1. С. 191 (вторая пагинация).


[Закрыть]

Соблюдая строжайшую конспирацию, Нечаев, в зависимости от выполняемых поручений, присвоил каждому из своих добровольных помощников по одной, две или даже три клички – одна употреблялась внутри равелина, другая – при сношениях с волей, третья – запасная. Например, Орехова в Секретном доме называли «Каленые орехи», а народовольцам он был известен как «Пахом». Когда записки Нечаева попали в руки полиции, чиновники запугались в их текстах и не сумели обнаружить писавшего.

Дубровин, после раскола «Земли и воли», вошел в «Черный передел» и в революционном движении заметной роли не играл, поэтому записки из равелина он передал члену Исполнительного комитета «Народной воли» Г. П. Исаеву.

«В один из вечеров января [1881 года], – вспоминала В. Н. Фигнер, – в трескучий мороз, часов в 10, Исаев пришел домой, весь покрытый инеем. Сбросив пальто и шапку, он подошел к столу, у которого сидели я и человека два из Комитета, и, положив перед нами маленький свиток бумажек, сказал спокойно, как будто в этом не было ничего чрезвычайного: от Нечаева! Из равелина!»[810]810
  11 Фигнер В. Н. Указ. соч. С. 249.


[Закрыть]

Далее автор пишет, что народовольцам не было известно о заточении создателя «Народной расправы» в Алексеевской равелине. Странно, народоволец Клеточников служил в III отделении, затем в Департаменте полиции и не мог не знать о дальнейшей судьбе Нечаева, тем более что он подбирал для узника книги и ведал перепиской коменданта крепости с полицейскими властями… Кроме Исаева с нечаевскими почтальонами познакомились народовольцы А. П. Буланов и С. С. Златопольский.[811]811
  12 См.: Деятели революционного движения в России: Биобиблиографический словарь. Т. 3. Вып. 2. М., 1934. Ст. 1260.


[Закрыть]

«Письмо носило строго деловой характер, – продолжает Фигнер, – в нем не было никаких излияний, ни малейшей сентиментальности, ни слова о том, что было в прошлом и что переживаюсь Нечаевым в настоящем. Просто и прямо Нечаев ставил вопрос о своем освобождении. С тех пор как в 1869 он скрылся за границу, революционное движение совершенно изменило свой лик: оно расширилось неизмеримо и прошло несколько фаз – утопическое настроение хождения в народ, более реалистическую фазу «Земли и воли» и последовавший затем поворот к политике, к борьбе с правительством, борьбе не словом, а действием. А он? Он писал, как революционер, только что выбывший из строя, пишет к товарищам, еще оставшимся на свободе.

Удивительное впечатление произвело это письмо: исчезло все, темным пятном лежавшее на личности Нечаева: пролитая кровь невинного, денежные вымогательства, добывание компрометирующих документов с целью шантажа – все, что развертывалось под девизом «цель оправдывает средства», вся та ложь, которая окутывала революционный образ Нечаева. Остался разум, не померкший в долголетнем одиночестве застенка; осталась воля, не согнутая всей тяжестью обрушившейся кары; энергия, не разбитая всеми неудачами жизни. Когда на собрании Комитета было прочтено обращение Нечаева, с необыкновенным душевным подъемом все мы сказали: «Надо освобождать!»[812]812
  13 Фигнер В. Н. Указ. соч. С. 252.


[Закрыть]

Очень уж легко члены Исполнительного комитета «Народной воли», все как один, запамятовали, что Нечаев – убийца, виновник арестов и высылок десятков молодых людей, идеолог топора, огня и самосуда, апостол иезуитчины и вседозволенности, призывавший к союзу с «разбойным миром». Совсем недавно в среде народовольцев считалась постыдной терпимость в отношении этого человека, совершившего тяжкое уголовное преступление. Но чем ближе революционеры подходили к цареубийству, чем глубже они конспирировали свои действия, тем их мысли и методы походили на нечаевские, тем меньше они отличались от него, неосознанно он становился близким им человеком, ибо Нечаев и нечаевщина есть принадлежность заговорщической организации, ее свойство. В закрытых конспиративных сообществах рано или поздно корпоративная мораль вытесняет традиционную, и тогда они становятся особенно опасными. Это в равной степени относится к революционерам и к тем, кто с ними борется.

Тихомиров первый распространил легенду о вояжах Желябова на Заячий остров, осмотре равелина и даже чуть ли не разговоре с Нечаевым.[813]813
  14 См.: Вестник «Народной воли». 1883. № 1. С. 149.


[Закрыть] Васильевские ворота снаружи охранялись командой, никак не связанной со стражей равелина, а чтобы попасть туда через стену, требовалось распропагандировать всех, включая смотрителя и коменданта крепости. В. Н. Фигнер, А. В. Якимова, другие известные народовольцы категорически опровергают рассказанную Тихомировым историю.[814]814
  15 См.: Фигнер В. Н. Указ. соч. С. 254–255.


[Закрыть] Главные усилия столичных народовольцев зимой 1881 года были направлены на подготовку цареубийства. Разработка плана действий и руководство его реализацией лежали на А, И. Желябове и С. Л. Перовской. В случае неудачи с миной на Малой Садовой и бомбами на Екатерининском канале Желябов должен был довершить дело ударом кинжала. Возможный арест Желябова при посещении Заячьего острова ставил под угрозу срыва очередную попытку убийства Александра II. Поэтому Желябов старался вести себя необычно для него осторожно. Но легенда о прогулках главы столичных народовольцев на Заячий остров к бывшему главе московских заговорщиков прочно вошла в воспоминания, романы и даже исследования.[815]815
  16 См.: Каторга и ссылка. 1924. Кн. 10. С. 231; Каторга и ссылка. 1925. Кн. 18. С. 219–220; Тун А. Н. История революционного движения в России. Пг., 1917. С. 62.


[Закрыть]

Исполнительный комитет, обсуждая детали плана освобождения узников, пришел к заключению, что осуществить его удобнее, когда на Неве сойдет лед и появится возможность добраться до острова на лодке. Реализацию побега поручили военной организации «Народной воли». Ее представитель в Исполнительном комитете «Народной воли» лейтенант флота Н. Е. Суханов доложил на заседании военной организации о решении Исполнительного комитета и, по утверждению народовольца Э. А. Серебрякова, получил единодушное одобрение присутствующих. Руководство операцией поручили лейтенанту флота А. А. Гласко.[816]816
  17 См.: Серебряков Э. А. Революционеры во флоте // «Народная воля» и «Черный передел». Л., 1989. С. 207. Былое. 1907. № 4. С. 116.


[Закрыть] Другой участник этого же собрания, Ф. И. Завалишин, писал: «Кружок наш был не прочь пойти на такое предприятие, если бы оно было действительно возможным, но шансы на успех были так малы, что мы не захотели рисковать».[817]817
  18 Каторга и ссылка. 1925. Кн. 18. С. 220.


[Закрыть] История переговоров внутри «Народной воли» об организации этого побега очень запутана. Кто, кому и что поручал? Только ли военной организации предлагалось осуществить побег? Одной ли группой? Как распределялись роли? Имеются, например, глухие сведения, что руководителем побега предполагалось назначить Серебрякова.[818]818
  19 См.: «Народная воля» и «Черный передел». Л., 1989. С. 369.


[Закрыть]

Мемуарная литература и статья Тихомирова в «Вестнике «Народной воли»» описывают три варианта освобождения Нечаева: захват крепости и арест царской семьи, уход узника из крепости в сопровождении верных ему стражников и бегство через водосточную трубу. Первый вариант был отвергнут народовольцами сразу, второй вариант обсуждался. Приведу описание третьего варианта побега Нечаева в изложении члена Исполнительного комитета А. П. Прибылевой-Корбы: «Первый был основан на том, что в садике, где гулял Нечаев, находилась чугунная крышка водосточной трубы. В отверстие этой трубы Нечаев предполагал опуститься внезапно во время прогулки под наблюдением преданных ему жандармов и часового. Выход трубы находился на берегу Невы, невысоко над водою. Желябов отправился осматривать местность и выходное отверстие. Ввиду длины канала и возможности задохнуться для беглеца при его прохождении, этот план был отвергнут. Другая версия состояла в том, чтобы приверженцы Нечаева в крепости, т. е. солдаты и жандармы, преданные ему, дали бы ему возможность переодеться и вывели бы его за ворота. Помощь Комитета в этом случае состояла бы в снабжении заговорщиков всем необходимым для побега, включая денежные средства, увозе Нечаева в момент появления его за воротами крепости, обеспечении ему пристанища и прочего».[819]819
  20 Алексеевский равелин. Т. 2. С. 207–208.


[Закрыть]

Бывший член Исполнительного комитета партии «Народная воля» Л. П. Прибылева-Корба написала эти строки в письме П. Е. Щеголеву по его просьбе, но почему-то ни словом не упомянула остальных узников. Их решили не освобождать? Возможно. Нечаев сидел долго, и если освобождать одного, то он на это имел прав больше других, В письме Корбы есть явная несуразица. Выход канализационной трубы по техническим соображениям (иначе зимой жидкость в ней замерзнет, и она перестанет действовать) располагался ниже уровня воды в Неве, и, следовательно, труба хотя бы частично по длине была затоплена невской водой. Достаточно побывать на Заячьем острове, чтобы удостовериться в невозможности расположения «невысоко над водой» трубы такого диаметра, чтобы в ней мог проползти человек. Необъяснимо, зачем от равелина к Неве прокладывать трубу большого диаметра? Чтобы через нее устраивать побеги? Есть и еще одно обстоятельство: труба, идущая из равелина к Неве, должна или пройти сквозь многометровую толщу каменной стены, или миновать ее, нырнув под фундаментом. Тогда уж из равелина по трубе никто никогда проползти не сможет. Многовато недодуманного в плане освобождения Нечаева через канализацию, изложенном Корбой. Желябов теоретически мог подкрасться ночью по льду к стенам Алексеевскою равелина, но никакой трубы он там не обнаружил бы. Прибылева-Корба признавалась В. Н. Фигнер, что Желябов Заячьего острова не посещал.[820]820
  21 См.: Фигнер В. Н. Указ. соч. С. 255.


[Закрыть] Такого же мнения придерживались и другие народовольцы. Почему же противоречит себе Корба? Наверное, она согласилась подтвердить романтическую легенду Тихомирова, понравившуюся Щеголеву.

Никаких реальных попыток к осуществлению плана освобождения узников равелина не делалось, никаких следов обсуждения побега с распропагандированным караулом ни в следственных делах, ни в обвинительных актах не имеется.[821]821
  22 РГВИА, ф. 1351, оп. 1, д. 4964, Вестник «Народной воли». 1883. № 1. С. 187–203 (вторая пагинация).


[Закрыть] Вряд ли Нечаев говорил о побеге с солдатами. Неизвестно, согласились бы они участвовать в осуществлении побега. Одно дело носить записки, другое – совершить серьезнейшее противоправительственное действие. Приведу единственный документ, в котором имеется намек на сговор бывшего главы «Народной расправы» с караулом равелина относительно побега.

«Тут же Плеве рассказал об огромной популярности Нечаева, сидевшего в Петропавловской крепости. Все было подготовлено, чтобы освободить его. Подкупленные жандармы и сторожа были готовы доставить Нечаева, куда указали бы революционеры. Хотели подъехать на лодке самым смелым образом».[822]822
  23 Красный архив. 1922. Т. 2. С. 32.


[Закрыть] Вероятнее всего, что-то для красного словца исказил Плеве, или автор дневника военный министр А. Н. Куропаткин неточно записал его рассказ.

Между народовольцами и узниками обсуждение деталей освобождения шло постоянно. В том же письме к П. Е. Щеголеву А. П. Прибылева-Корба сообщала: «Пока шли эти переговоры началась подготовка к 1 марта. По мере их развития силы партии напрягались в высшей степени, и для Исполнительного комитета становилось ясным, что побег Нечаева в предполагавшееся время не мог состояться. С другой стороны, у членов Комитета явилось опасение, что отсрочка побега может быть роковою и поведет к крушению всего этого плана. Эта мысль очень тревожила Комитет. Он горячо желал освобождения Нечаева, но убеждался более и более, что одно предприятие повредит другому, а может быть, погубит его. Вследствие столкновения интересов этих двух предприятий Комитет решил предоставить Нечаеву самому выбрать одно из двух и привести в исполнение одно из них, на котором остановится его выбор. Это постановление вытекало из сознания, что даже отсрочка побега в сущности равняется смертному приговору Нечаева, а произвести его Комитет не хотел и не мог. Ответ Нечаева можно было предвидеть. Он отказывался даже от мысли о равноценности обоих предприятий и писал: «Обо мне забудьте на время и занимайтесь своим делом, за которым я буду следить издали и с величайшим интересом».[823]823
  24 Алексеевский равелин. Т. 2. С. 209–210.


[Закрыть]

За день до убийства Александра II политическая полиция арестовала Желябова. При обыске у него обнаружили зашифрованную записку Нечаева, но полицейские не идентифицировали ее автора с узником равелина. В данном случае сработала поразительная халатность чиновников политического сыска. Судите сами, перед вами извлечение из доклада министра юстиции, утвержденного монархом 16 декабря 1881 года:

«При задержании ныне казненного государственного преступника Андрея Желябова, у последнего отобрана была записка крайне загадочного содержания, в которой, между прочим, упоминается о некоем Орлове как об одном «из лучших и способнейших помощников Трепова» (государственного преступника Нечаева), и как о человеке, доставлявшем десять лет тому назад средства для революционной пропаганды и могущем ныне «собрать очень солидную сумму середи молодых купцов, – либералов, земляков Трепова». Далее в записке этой говорится, что «из Иваново-Вознесенска можно будет выкачивать большие суммы денег постоянно, если только суметь устроить хороший насос, и что может быть также весьма полезным некто Нефедов, Филипп Диомидович, маленький литератор, обличитель Ивановской грязи» и затем предлагается собрать о Нефедове сведения «через высших агентов».[824]824
  25 РГИА, ф. 1405, оп. 521, д. 407, л. 298–299.


[Закрыть] Министр доложил императору о возбуждении против Ф. Д. Нефедова и В. Ф. Орлова уголовного дела еще в апреле 1881 года. Жандармы произвели обыски, но ничего не нашли.[825]825
  26 Орлов А. И. Из литературной жизни 70—80-х годов XIX века (по материалам архива Ф. Д. Нефедова) // Ученые записки Шуйского государственного педагогического института. Вып. 7. Шуя, 1958. С. 160–161.


[Закрыть]

Ни Орлов, ни Нефедов ведать не ведали о причинах их задержания. Наконец следователи поняли, что, кроме «загадочной» записки, улик против арестованных нет и не будет. На простейшее сопоставление фамилий допрошенных с Нечаевым у них сообразительности не хватило. Не помогло даже упоминание о Иваново-Вознесенске – родине узника Секретного дома. Наверное, мы все же излишне строги в оценке умственных способностей следователей: возможно, они не знали о пребывании Нечаева в Алексеевском равелине, возможно, предположение о распропагандированной и превращенной в почтальонов узника страже исключалось из рассмотрения как невероятное.

Содержание нечаевской записки убеждает нас, что длительное одиночное заключение не изменило характер бывшего вождя «Народной расправы» – солгал про «большие суммы денег», дал обидную оценку Нефедову, преувеличил возможности Орлова, присвоил себе псевдоним – Трепов (фамилия известного генерала, градоначальника Петербурга), возложил на себя роль мэтра-консультанта.

«Дьякон всех умнее, молодец, – писал Нечаев, – всех преданнее и скромнее (секрет хранит свято); Пила – парень ловкий, но задорный и больше других любит выпить. При том Пила был часто на замечании, его заподозрили и удалили из равелина ранее других в роту за частые отлучки по ночам.

Молоток и Пила порядочные сапожники; следовательно, если вы намерены нанять для них квартиру, то они могут для вида заниматься починками сапогов для рабочих где-нибудь на краю Питера, близ заводов и фабрик. В их квартире могут проживать под видом рабочих и другие лица, к ним же могут ходить и здешние ерши из роты.

Дьякона можно сделать целовальником в небольшом кабачке, который слыл бы притоном революционеров в рабочем квартале на окраине Питера. Дьякон был бы очень способен на такую роль, но необходимо, чтобы ими руководил человек с сильным характером, который мог бы при случае за несправность сильно распечь вообще умел бы держать в страхе. <…> Главное, не оставляйте их без дела, в праздности: они непременно запьют. Обременяйте их поручениями, поддерживайте в них сознание, что они приносят пользу великому делу. Платите исправно скромное жалованье, никак не более двадцати рублей и делайте подарки за ловкость, но требуйте исправность и удачность».[826]826
  27 Алексеевский равелин. Т. 2. С. 212–213.


[Закрыть]

Этот текст приведен в изложении полицейских чиновников после расшифровки, выполненной в 1882 году во время дознания о беспорядках в Алексеевском равелине. Нечаев бесспорно равелина в своей записке не упоминал, это сделали следователи, когда уже все открылось. Использование кличек и придуманная автором форма изложения не позволили полицейским понять, что в записке шла речь о равелинной команде.

10 марта 1881 года политическому сыску удалось задержать Перовскую, и у нее также оказалась записка Нечаева. Она была столь просто составлена, что на расшифровку потребовалось всего два дня – и автор, и адресаты утратили чувство опасности. Узнав фамилии стражников и адреса, «посещаемые жандармами равелина»,[827]827
  28 См.: Фигнер В. Н. Указ. соч. С. 256.


[Закрыть] полиция ничего не предприняла для выяснения происхождения таинственных записок. В это время директором Департамента полиции был сам В. К. Плеве, именно он, руководя расследованием цареубийства, не придал находкам никакого значения и не заметил, что обе странные записки писаны одной, знакомой ему рукой.

После взрыва бомбы Гриневицкого политическая полиция ревностно выискивала соучастников убийства Александра II. Исаева арестовали 1 апреля, и сразу же прервалась переписка равелина с волей. Нечаевские почтальоны забегали по городу, разыскивая Дубровина, но он был арестован еще 25 марта по доносу Н. И. Рысакова. Дубровина освободили 27 мая.[828]828
  29 См.: Деятели революционного движения в России: Биобиблиографический словарь. Т. 3. М., 1934. Ст. 1260.


[Закрыть] В начале июня связным узника удалось вручить ему письмо, и он свел их с членом Исполнительного комитета «Народной воли» С. С. Златопольским, регулярные сношения с равелином возобновились. Видимо, тогда народоволец М. Ф. Грачевский совместно с Златопольским решил вновь предпринять попытку освобождения узников Секретного дома. Кроме беглого упоминания в неопубликованных мемуарах известного народника В. А. Данилова, никаких сведений не сохранилось. «Такой сильный человек, как Нечаев, – писал Данилов, – был вреден для жизни в 80-х годах, поэтому я лично отказал в помощи Грачевскому по освобождению Нечаева, когда он, Грачевский, за этой помощью обратился ко мне в июле 1881 года. Борьба за интерес трудового строя должна быть на почве правды и личного самоотвержения, а не на почве якобинских принципов, «цель оправдывает средства» и «чем хуже, тем лучше» – на почве профессиональной лжи…»[829]829
  30 ОР РГБ, ф. 369, картон 383, д. 8, л. 74 об.


[Закрыть]

Данилов был честным русским интеллигентом, стремившимся к облегчению жизни своего народа, а не к политиканству и компромиссам с собственной совестью. Участие в освобождении Нечаева было для него равносильно солидарности с деятельностью «Народной расправы», с признанием нечаевщины. В отличие от членов Исполнительного комитета «Народной воли» он не мог простить Нечаеву его вредоносных деяний и не желал тратить силы на освобождение уголовного преступника. Наверное, Грачевскому не удалось собрать группу, и опять никаких попыток освобождения узников равелина не было предпринято. После убийства Александра II народовольцам, оставшимся на свободе, было не до Нечаева. Одни покинули Петербург, другие притаились, третьи отошли от революционного движения, когда увидели, что ему угрожает полный разгром, и об освобождении Нечаева некому было позаботиться.

Более других узников равелина в уныние впал Мирский. Он был «революционером по склонности к романтическим эффектам»,[830]830
  31 См.: Алексеевский равелин. Т. 2. С. 198.


[Закрыть] революционером подъема, а не заката освободительного движения, он любил гарцевать на красивой породистой лошади, любил роскошь, любил вызывать восхищение и восторг. Эти черты его характера безмерно отягощали пребывание в абсолютном одиночестве равелинного заключения, делали жизнь невыносимой. Но что-то в нем все же сопротивлялось подлости – выдержать ему удалось около двух лет.

Приведу хронологию событий, происходивших в Алексеевском равелине и вне его стен, но прямо касавшихся судеб Мирского и Нечаева.

28 ноября 1879 года – Мирский из Трубецкого бастиона переведен в Алексеевский равелин.

10 ноября 1880 года – в Алексеевском равелине появился член Исполнительного комитета партии «Народная воля» С. Г. Ширяев. Вскоре с его помощью Нечаеву удалось наладить связь с волей.