Текст книги "Нечаев: Созидатель разрушения"
Автор книги: Феликс Лурье
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц)
Действительность очень неделикатно щупает меня своими неуклюжими лапами и заставляет делать громадные прыжки. Эх! как бы поскорее улизнуть-то отсюда.
Впрочем, это знакомство с действительностью полезно, оно не позволит мне погрузиться в апатию и созерцать прелести мира: постоянный анализ окружающего дает верное понятие о своих силах.
Что ни говорите, а по кочкам-то пойдешь все-таки шибче, а то и мозоли натрешь.
Держись только голова; натиск лют и гнев велик, раздавайся!
А окружающее-то как валится, господи! Люди, которые были для меня светилами, оказались блудящими огнями».[41]41
24 Там же. С. 144.
[Закрыть]
Нечаев не сообщил и даже не намекнул, в каких именно «светилах» ему пришлось разочароваться.
6 марта 1864 года. «Мой милый Филипп Диомидович.
С постом, с постом! вас поздравляю, не знаю, как у вас в Москве, у нас в Иванове, т. е. в чертовом болоте, хотел я сказать: скука страшная, снег тает, на улицах лужи, везде течет, льет, каплет, не видно ни души человеческой, но за то царство животных наполняет теперь каждый закоулок, всякий наслаждается по-своему: свиньи валяются в лужах, куры роются в навозе, собаки бегают целыми бандами, только коровы прогуливаются со степенностью и важностью, свойственной Ивановским купцам».[42]42
25 Там же. С. 145.
[Закрыть]
Выделенные в тексте слова соответствуют названию сатирического очерка Нефедова, посвященного нравам ивановских обывателей.
8 января 1865 года. «Вчера у меня ночевал Аладыкин – студент, про которого я вам говорил летом. Мы с ним много говорили, он советовал мне поступать в 6-й или 7-й класс гимназии на казенный счет, как он делал сам.
А потом, говорил он, после легкого гимназического экзамена, поступать в университет.
По его словам, экзамен для гимназии гораздо легче, а в гимназию подготовиться можно лучше.
Я долго думал об этом и нашел его совет довольно полезным для меня. Как вы думаете, мой милый Ф. Д.? посоветуйте же, пожалуйста.
Не говоря уже о более легком экзамене, гимназия выгодней для меня еще тем, что я мог быть нисколько не обремененным для домашних. В 6-Й класс я могу поступить нынче летом, это было бы очень хорошо, потому что в семействе смотрят на меня, как на трутня. А в университет приготовиться в год нет никакой возможности, стало быть, я должен буду пробыть еще год дома на попечениях моих родных, что для меня очень прискорбно. Нужно прибавить еще к этому, что в Иванове готовиться одному без руководителей очень трудно, в особенности из математики.
Пожалуйста, мой милый, подумайте об этом и во всяком случае пришлите мне программу, что нужно знать для поступления в 6-й класс. Да напишите мне о всем том, что нужно иметь для поступления в гимназию. Нужно ли выключиться из общества мещан? Пожалуйста, разузнайте все это и напишите поскорей.
Папаша хотя ничего не говорит, но я вижу, что он сильно желает, чтоб я поскорей отправился куда-нибудь. Успехи в моих занятиях следующие: Из русской истории: до Петра. Из всеобщей: древнюю и половину средней. Краткую географию Корнеля знаю отлично. Риторику и Пиитику изучил. В алгебре дошел до возвышения в степень. В геометрии – до половины. Из латинского – 1 курс и половину второго. Из французского могу переводить небольшие места.
Из немецкого еще плохо. Из словесности кончил народную литературу. Из поэзии до римского эпоса».[43]43
26 Там же. С. 151–152.
[Закрыть]
Это последнее письмо Нечаева Нефедову, отправленное из Иванова. Студент Аладыкин, вероятно, внук костромских помещиков, у которых дед и бабка Сергея, Литвиновы, были когда-то крепостными. Вопрос о том, нужно ли «выключиться из общества мещан», связан с желанием Сергея учиться в гимназии на государственный счет. Судя по дальнейшим поступкам отца, Геннадий Павлович желал не избавиться от лишнего рта, а переживал за непонятное для него будущее восемнадцатилетнего сына. Он трогательно заботился о Сергее, верил в него и старался, чем мог, помочь сыну. Из перечисления изученных, по мнению автора письма, предметов можно представить, какими знаниями он располагал. Сохранилось 28 писем отца к сыну, приведу одно из первых его писем к Сергею, уехавшему из Иванова в Москву.
«1865 год. Сентября 6 утро Милый Сережа
Получив и второе от тебя письмо некоторого видно что ты здоров и это Слава Богу. Я весьма рад болие ничего не видно. А о посылках которых ты говорил переслать подумай об наших ивановских Свиньях может разве кто это зделать мы попросили ту фрю А. К: Куда тебе ни зачьто в таком случае я хочу к тебе побывать Сам и что нужно привезу. Поето-му я буду ожидать отебя ответу наверное при первой же почте если только свободно будет тебе написать то я готов все для тебя зделать так прошу тебя осмотреться что еще нужно бога ради не стесняйся опиши все подробно если нужны и деньги нужда ето что они везде и всегда нужны а как я приеду сам то верная оказия к тебе если переедешь на квартиру то нужен и Адрес. Мы все очень рады что ты уехал от Нефедова потому что наша бабушка ужасно подружилась с А. К, и строят порядочные сплетни. Семейство наше тебе все кланяется Фотя Аннушка и володя как клоп и мамаша знакомые тоже <…>[44]44
27 ИРЛИ, ф. 197, оп. 1, д. 5, л. 1. А. К. – вероятно, мать Ф. Д. Нефедова.
[Закрыть]».
Отношения в семье были явно доброжелательные. Письма отца и сестер к Сергею наполнены сообщениями об отправке ему денег, белья, подушек. В Рукописном отделе Института русской литературы находятся более сорока писем родных и всего два письма Сергея. Все они поступили туда вместе с архивом журнала «Русская старина», попав в него с бумагами Нечаева, оставленными в России при отъезде в эмиграцию. Из двух сохранившихся писем к родным – одно не было отправлено, второе, судя по множеству помарок и иным небрежностям, является черновиком. Возможно, письма Сергея к родным отобраны при обыске или уничтожены отцом в 1870 году. Такое предположение имеет косвенные подтверждения.
Знания Сергея, охарактеризованные им самим в письме к Нефедову от 8 января 1865 года, явно недостаточны для поступления даже в шестой, предпоследний, класс гимназии: лишь с географией дела его обстояли удовлетворительно, все остальные предметы до конца не пройдены, изучение физики он даже не начинал. Из писем видно, сколь тяжело давалась ему учеба, какое упорство и целеустремленность проявил он при этом. Каждое письмо к Нефедову сопровождалось просьбами о присылке учебников и программ, заботой о своевременном расчете за сделанные для него покупки. Денег на приобретение книг для Сергея не жалели.[45]45
28 См.: там же, д. 6, л. 1, д. 5, л. 5.
[Закрыть]
Отношение Нечаева к Нефедову в этот период времени – чрезвычайно уважительное, он регулярно читал очерки и рассказы старшего товарища, радовался его успехам. Желание Сергея вырваться из Иванова, поступить в гимназию или университет неизменно росло. В каждом письме заметно взросление автора, углубление его знаний, появление новых интересов. Бросается в глаза теплота, с какой он относится к старшему товарищу, но и обращают на себя внимание два странных обстоятельства: нет ни одной просьбы о приобретении и присылке произведений русских и западных классиков (можно предположить, что Сергей брал книги в ивановской библиотеке, но в письмах нет ни строчки об их прочтении); отсутствуют хоть какие-нибудь намеки на социальное неравенство, на невыносимое положение рабочих и крестьян, на тягчайшее их существование, о котором Нечаев так любил впоследствии поговорить, а ведь адресат был, безусловно, левых взглядов, и обсуждать с ним подобные темы было вполне уместно.
Независимо от того, достаточно ли Сергей успел овладеть математикой, изучил или нет физику, его грамотность не вызывает сомнений. Читать и писать он начал не позднее одиннадцати лет. Однако, появившись в Петербурге, Нечаев доверительно сообщил новым знакомым, будто лишь в шестнадцатилетнем возрасте начал самостоятельно постигать грамоту. Ему казалось, что соратники по столичным студенческим кружкам проникнутся к недорослю особенным почтением: ничему нигде не учился – и столько знает! Тогда же он рассказывал, что родился в семье неимущего крестьянина, и поэтому ему происхождением предопределено лучше всех знать и понимать простой народ. Ложь не прибавила Сергею авторитета, но, превратившись в легенду, проникла в серьезные исследования. Так, известный историк С. С. Татищев, служивший в Министерстве внутренних дел и превосходно знавший архив III отделения, писал: «В детстве своем он (Нечаев. – Ф. Л.) не посещал никакой школы и выучился грамоте лишь на шестнадцатом году от рождения. Поступив в услужение к Порфирию Певницкому во Владимир, он был прогнан им за воровство».[46]46
29 РГИА, ф. 878, оп. 1, д. 82, л. 94.
[Закрыть] Сведения об «услужении» Певницкому оставим на совести Татищева. В этот год письма в Москву Сергей слал из Иванова, а не из Владимира.
Сохранился еще один документ, относящийся к ивановскому периоду жизни Сергея, – показания учителя А. О. Капацинского, сделанные 29 мая 1869 года после ареста,[47]47
30 Cм.: ГА РФ, ф. 109, 3 эксп., 1869, д. ПО, ч. 1, л. 192.
[Закрыть] виновником которого был Нечаев. Читателю следует помнить, что текст их писался в III отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии.
«В 1864 г. я жил в Иванове, занимался частными уроками и в то же время приготовляясь к поступлению в Университет. Знакомые, с которыми я успел сойтись, посоветовали мне познакомиться с Сергеем Нечаевым, который, как говорили, тоже готовился идти в Университет. На первых порах нашего знакомства все шло хорошо: занимался он усердно, был всегда точен, что заставляло и меня внимательнее относиться к своему делу; знал он немного, больше молчал в общих разговорах, как будто наблюдая спорящие стороны, а в самом-то деле (как оказалось из последних наблюдений) боясь проговориться. В это время я составил о нем такое понятие: это мальчик (ему еще не исполнилось 17 лет), даровит, серьезно относится к своему делу, обладает очень сильною настойчивою волею (он работал около 12 часов каждые сутки). В это время я не предполагал, что он скрывает от меня что-либо, и что если видит что-нибудь худое во мне или других, то прямо высказывает это мне – как это обычно бывает между близкими товарищами. Осень 1864 г. и зиму 65-го я прохворал и не мог за ним угнаться, особенно в языках и в математике. Поэтому летом 1865 г. (в августе) он мог отправиться в Москву, а я считал себя еще не готовым, да и денег у меня не было».[48]48
31 Красный архив. 1926. Т. 1 (14). С. 151.
[Закрыть]
Скрытность Нечаева, как характерная его черта, уже проявлялась, например, в том, что в письмах к Нефедову о Капацинском почти не упоминается, а ведь они целый год вместе готовились к экзаменам. Нефедов хорошо знал Капацинского и был расположен к нему доброжелательно.
5 августа 1865 года в шуйскую городскую думу поступило прошение, в котором говорилось, что «с согласия родителя моего Шуйского мешанина Геннадия Павлова Нечаева Я желаю поступить для образования в какое-либо высшее учебное заведение, а потому, представляя при сем письменное уведомление родителя моего о согласии его на поступление мое в высшее учебное заведение, покорнейше прошу Городскую думу снабдить меня для сего увольнительным свидетельством <…>».[49]49
32 Экземплярский П. М. Указ. соч. С. 32.
[Закрыть]
В тот же день проситель получил увольнительное свидетельство.
В Москву Сергей приехал летом 1865 года. Точная дата его появления в Первопрестольной неизвестна. Судя по цитированным выше письму отца, увольнительному свидетельству и показаниям Капацинского, Нечаев оказался в Москве в первой половине августа.[50]50
33 См.: ИРЛИ, ф. 197, оп. 1, д. 5, л. 1.
[Закрыть] Мы располагаем тремя документами, позволяющими в самых общих чертах восстановить этот период его жизни.
Вскоре после прибытия в Москву Сергей познакомился со студентом университета П. И. Махиным. В своих показаниях, написанных 2 июня 1869 года[51]51
34 См.: ГА РФ, ф. 109, 3 эксп., 1869, д. ПО, ч. 1, л. 116.
[Закрыть] по требованию начальника Московского губернского жандармского управления, генерала И. Л. Слезкина, Махин сообщал о Нечаеве следующее:
«С Нечаевым я встретился назад тому 2 года (Махин забыл, 4 года. – Ф. Л.), или несколько более, в Москве следующим образом. Я в то время был в Университете и часто на лекциях встречался с вольнослушателем Нефедовым, а вскоре по дешевизне номеров, где квартировал (дом Ностиц – на Дмитровке, в номерах Романникова), занял один из номеров рядом с его. У него-то в это время встретил некоего Нечаева, готовящегося держать экзамен на домашнего учителя и уроженца с. Иванова, откуда сам был родом и Нефедов. Нефедов мне говорил, что Нечаев очень беден, и общая квартира была бы для него удобною. Ради соблюдения собственного интереса и экономии я согласился занять общий номер с Нечаевым и прожил вместе месяцев 4 или 6. В это время Нечаева посещал только Дементьев, его бывший учитель в с. Иванове и бывший в то время секретарем М. П. Погодина. <…> К концу нашей 5-месячной жизни Нечаев перешел жить на месяц к Погодину в качестве секретаря. Возвратясь оттуда, мы с ним серьезно поссорились по той причине, что он вышедшего из корпуса моего брата хотел подчинить своему влиянию не в смысле политическом, а в домашних отношениях; просто обижал его. Вследствие ссоры и получа из дому деньги, – кажется 25 руб., – он уехал в Петербург, не сказав мне даже, с какой целью, и даже не рассчитавшись со мной, ибо остался должен мне 6 рублей за квартиру, которые и доселе не отдал. Во время нашей обшей жизни он хлопотал более всего о получении диплома на звание учителя, так как он был в крайности и никакими политическими затеями не занимался, а потому и со мною о них разговоров не имел. Уехал он, на меня рассердившись очень сильно, и переписки не вел, что делал в Петербурге, не знаю, а почему пишет письмо, если это только он пишет, не могу понять. Разве только с целью насолить мне и скомпрометировать меня перед правительством».[52]52
35 Красный архив. 1926. Т. 2 (15). С. 159–160.
[Закрыть]
Дополним рассказ Махина показаниями Капацинского: «В Москве поступил он (Нечаев. – Ф. Л.) к М. П. Погодину (по знакомству с его письмоводителем) для подготовки к сдаче экзамена на звание уездного учителя. У Погодина он кое-что переписывал и проживал за это бесплатно».[53]53
36 Красный архив. 1926. Т. 1 (14). С. 151.
[Закрыть] По утверждению студента П. И. Махина, Нечаев жил у Погодина один месяц и исполнял обязанности секретаря.[54]54
37 См.: там же. С. 151.
[Закрыть]
Разумеется, после получения показаний Махина и Капацинского политическая полиция обратила свои взоры на профессора Погодина и его секретаря (письмоводителя). 11 июня 1869 года генерал-майор Слезкин подписал следующую справку:
«Дементьев Василий Арсентьевич, студент Духовной академии кончивший курс богословия, более 20 лет в качестве главного сотрудника у проф. Погодина во всех литературных его занятиях направления либерального и в благонадежности в политическом отношении сомнителен. Дементьев пьет запоем по несколько недель и иногда пропивает с себя всю одежду и потом уже является к Погодину».[55]55
38 Красный архив. 1926. Т. 2 (15). С. 159–160.
[Закрыть]
Для характеристики сложных отношений между Погодиным и его «главным сотрудником» приведу три короткие записки Дементьева:
«Сделайте милость, батюшка Михаил Петрович, пришлите мне перед обедом стакан водки побольше, работу в комнату, чернильницу и перо, и я хоть умру, а не выйду из комнаты и примусь за работу. А тяжко мне».[56]56
39 РГИА, ф. 1108, оп. I, д. 192, л. 6.
[Закрыть]
«Я ночевал у Вас на кухне две ночи. Третий день трезвый. Господь может помочь нет ли у вас какой работы, которую хоть на кухне можно работать, конечно не кухонной, кухню я не знаю. Или скажите что-нибудь доброе. А в этом костюме в доме у Вас нельзя работать».[57]57
40 Там же, л. 7.
[Закрыть]
«Не могу выразить, как вы утешили меня и подняли мой дух, добрейший Михаил Петрович! И как пришлось – ныне день моего рождения – 42 года стукнуло. Пора, пора за ум взяться. Сто раз благодарю Вас. Я пробуду еще недельку здесь. Нельзя ли исполнить, о чем я просил Ивана Михайловича? Первые номера «Русского вестника» прислать и штаны <…>. Чаю и сахару нет, но это не беда».[58]58
41 Там же, л. 8.
[Закрыть]
Бывали записки чудовищно дерзкие и несправедливые, но Погодин прощал Дементьеву все. Михаил Петрович родился крепостным, дворянство получил с университетским дипломом, тяготы жизни знал.
Жандармам не было нужды в кропотливом изучении благонадежности известного историка, писателя и публициста, профессора М. П. Погодина, его верноподданническое «направление» в политическом отношении не могло вызывать сомнений. Следов показаний или допросов Погодина в архиве III отделения не обнаружено, но, безусловно, беседа с высокими полицейскими чинами у него состоялась. Ее отголоском можно считать намерение Погодина поместить в одной из московских газет очерк о Нечаеве. От замысла сохранился лишь черновой автограф наброска, не подвергавшийся редактированию и содержащий по нескольку вариантов одних и тех же мест. Он трудно читается, нуждается в литературной обработке и уточнениях. Приведу ту часть записки Погодина, которая более всего может заинтересовать читателя;
«О Нечаеве (письмо в Редакцию)
У меня в продолжение лет тридцати временами проживал некто В. А. Д. (В. А. Дементьев. – Ф. Л.), костромской семинарист, имевший звание домашнего наставника, – человек честный, благонамеренный, образованный, но подверженный несчастному пороку (пьянству. – Ф. Л.) и болезни. Несколько раз я имел случай упомянуть о нем в своих статьях. Когда он живет у меня, то исправляет должность корректора и переписывает мои статьи, так как разбирает их лучше всех, привык к моему перу и образу писания. Лет 10 или 12 назад он вздумал оставить Москву и устроить училище в селе Иваново, просил меня снабдить его нужными книгами. Я одобрил его намерение, и он отправился, устроил училище и должно быть очень хорошее, судя по его письмам. Через год он уведомил меня, что к нему попал крестьянский или мещанский мальчик с отличными способностями. «Я хочу заняться им особенно. – писал он, – и если мне удастся его приготовить, то я тоже надеюсь сослужить службу». Но по прошествии времени он написал, что мальчик не годится для учения, показывает совсем другие наклонности и что он с ним расстался. Еше прошло несколько времени, училище распалось, сам он приехал из-за своей болезни и опять ко мне. Прошло лет пять, он приходит ко мне и говорит: – Михаил Петрович, мальчик, о котором я когда-то писал к вам, приехал в Москву, и хочет приготовиться к университету. Ему теперь уже 15 или 16 лет (в 1865 году Нечаеву было 18 лет. – Ф. Л.). Нельзя ли ему жить со мною?
– Пожалуйста, – ответил я. Мальчик переехал к нам и начал приготавливаться к экзамену.
Жена моя вызвалась учить его по вечерам по-французски. Но не прошло двух или трех недель, как я увидел, что из мальчика прока не будет: он уходил со двора, не ночевал дома, отвечал резко и грубо, а жена моя заметила из разговора двух племянников, живших у меня мальчиков, что-то новое и нехорошее, приписанное ею новому лицу в доме. Я призвал его к себе и сказал:
– Так не учатся, ты видишь, что мы хотели принести тебе пользу, но и так жить нельзя, а потому тебе оставаться в моем доме больше нельзя, ты можешь отправляться, куда тебе угодно.
Прошло еще лет пять – вдруг в описании беспорядков между петербургскими студентами я встретил имя Нечаева, как главного зачинщика, и вспомнил, что вышеописанный мальчик прозван также Нечаевым, Д. был тогда здоров и жил у меня, я показал ему газетное описание и спросил его:
– Уж не тот ли это Нечаев, которого ты знал?
– Тот самый, – ответил он».[59]59
42 ОР РГБ, ф. 231, папка 23, д. 58, л. 1–2 об. В текст чернового автографа Погодина при публикации внесены некоторые незначительные редакционные изменения, не искажающие его смысл.
[Закрыть]
Приехав в Москву летом 1865 года, Нечаев остановился у Нефедова, но через некоторое время по каким-то причинам покинул его жилище.[60]60
43 См.: ИРЛИ, ф. 197, оп. 1, д. 5, л. 1.
[Закрыть] Возможно, Нефедов сам отказался от совместного проживания с Сергеем, расстались они полюбовно и в дальнейшем сохранили добрые отношения.[61]61
44 См.: там же, д. 10, л. 1.
[Закрыть] Прожив у Нефедова около месяца, Нечаев в сентябре 1865 года перебрался к Махину, от него в конце февраля 1866 года—к Погодину и в марте обратно к Махину. На конверте письма Капацинского от 1 января 1866 года имеется следующий адрес: «В Москве в Салтыковском переулке, в доме Яблокова, в номерах Романникова, Сергею Геннадиевичу Нечаеву».[62]62
45 См.: там же, д. 13, л. 13 об.
[Закрыть] Этот адрес почему-то отличается от приведенного в показаниях Махина, вероятно, Махин запамятовал. Переехав к Погодину, Сергей поселился в том самом доме, где за четверть века до него жил студент А. А. Фет, а в «антресольном этаже», посещая Москву, останавливался Н. В. Гоголь.[63]63
46 См.: Фет А. А. Воспоминания // Московский университет в воспоминаниях современников. М., 1989. С. 234.
[Закрыть] Но эта перемена места жительства не продвинула Нечаева в подготовке к успешной сдаче экзаменов. Пытался ли Сергей поступить в университет, мы не знаем.
В Москве что-то произошло с Нечаевым, сильнейшим образом повлияло на него, заметно изменило взгляды или обнаружило глубоко в нем таившееся. Он рвался в Москву, чтобы поступить в университет, и вдруг… перемена намерений и попытка сдачи экзамена на звание уездного учителя. Он должен был готовиться к экзаменам не разгибаясь, не поднимая головы от учебников: настал тот самый решающий момент, которого он ждал, ждал страстно. Все без единого исключения друзья и враги Нечаева главнейшими его чертами отмечали необыкновенную энергию, настойчивость, упорство и честолюбие. И вдруг такой неожиданный срыв… Что же могло произойти? Знакомство с кем-то из друзей Нефедова или Махина, кто мог ошеломляюще повлиять на юношу, возможно, встречи с новым, неизвестным ему Нефедовым. Быть может, попав в бывшую столицу империи, он вдруг впервые столкнулся с людьми, о существовании которых не подозревал, ощутил ничтожность своих познаний и понял, что никакие науки ему встать на ноги (в его понимании) не помогут. Ну университет, а дальше что?. Ни средств, ни покровителей у него нет. А что есть? Да ничего, кроме жгучего, беспокойного желания запрыгнуть куда-нибудь повыше, а куда, он и сам тогда еще не знал. Если предположить, что в своем наброске желчный Погодин существенно исказил происшедшее и многое обстояло иначе, то в главном он прав – Нечаев не подготовился к экзамену или не подготовился как следовало. Капацинскому Сергей сообщил, что «экзамен длился очень долго (от февраля, как он писал, до апреля) и вышел неудовлетворительным».[64]64
47 Красный архив. 1926. Т. 1 (14). С. 151.
[Закрыть] Обозленный, Нечаев на несколько дней появился в Иванове, оттуда в конце апреля 1866 года отправился в Петербург и в августе успешно сдал экзамен на звание городского приходского учителя. Теперь можно было приехать домой не стыдясь, а московские неудачи отнести на счет невежественных придирчивых экзаменаторов, в столице-то его оценили по заслугам… Ничего, что экзамен сдан не в университет, а на учителя, в университет можно записаться вольнослушателем, еще и лучше.
До начала занятий опьяненный победой Сергей примчался в Иваново, показал восторженной родне грамоту учителя, уговорил Капацинского ехать в Петербург держать экзамен. Осенью Нечаев вновь появился в родном доме проездом во Владимир, где ему предстояло пройти практику. После стажировки во Владимирском приходском училище Сергей направился в Петербург для определения на постоянное место службы. Юность закончилась, с ней закончилась прежняя жизнь провинциала, рвавшегося к знаниям. Выбор другого пути требовал других черт характера. Вскоре мы увидим, как в Сергее начнет проглядывать нечто иное, чуждое юному провинциалу.
Трудно, чаше невозможно уловить момент и причины, по которым одни становятся созидателями, другие – разрушителями, одни стремятся к совершенствованию знаний, другие идут в конспиративные сообщества. Трудно, чаще невозможно определить, какие причины влияют на выбор пути. В следующей главе читатель узнает, когда Нечаев сделался революционером. Многие такие же, как он, формировавшиеся в подобных условиях, прожили иначе, в их головах звучали иные марши, уведшие их в иные дали, противоположные тем, куда устремились Нечаев и ему подобные.