Текст книги "Краткая история аргентинцев"

Автор книги: Феликс Луна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Общество

В 1930-е годы в аргентинском обществе шли интересные процессы: это было время литературного журнала «Сур», основанного Викторией Окампо в 1931 г. Он стал окном во внешний мир и позволил стране преодолеть культурное затворничество. В этот период Борхес начал публиковать «Всемирную историю бесчестья» и другие рассказы в газете «Критика» (затем они были изданы отдельными книгами). Это было время, когда Эдуардо Мальэа также опубликовал некоторые из своих великих романов, например «Бухту тишины». Поэт Леопольдо Лугонес покончил с собой в день инаугурации Роберто Ортиса. Также окончила жизнь самоубийством поэтесса Альфонсина Сторни. Еще раньше, в 1935 г., погиб Карлос Гардель [52]52
  Гардель Карлос (1890– 1935) – певец и киноактер, знаменитый исполнитель песен-танго.


[Закрыть], но тогда его не так боготворили, как в наши дни. Появились талантливые оркестры, игравшие танго. В целом культура развивалась, существовав свобода слова, плюрализм и терпимость по отношению к любым идеям, даже самым радикальным.

Исключением стал закон, принятый во время правления Хусто, запретивший Коммунистическую партию. Его инициатором стал консервативный сенатор от провинции Буэнос-Айрес Марсело Санчес Сорондо. Этот закон не имел большого значения. У Коммунистической партии был большой опыт борьбы в подполье, и, кроме того, она была очень немногочисленной. В действительности закон не привел к серьезному отходу от традиций уважения к свободе слова.

Естественно, что нечестные выборы влияли не только на политику, но и на другие стороны аргентинской жизни. Некоторые события 1930-х годов подорвали доверие к демократии. Речь идет о ряде афер, которые в наши дни кажутся нам смешными, но тогда они потрясли общество и дали аргументы противникам демократии, утверждавшим, что она не способна предотвратить подобные вещи.

Афера Испано-аргентинской энергетической компании стала первым случаем, когда транснациональная корпорация подкупила некоторых законодателей для достижения своих коммерческих целей. Эта компания снабжала электричеством город Буэнос-Айрес, ее контракт истекал через десять лет, и руководство компании подкупило огромное число людей, не только членов городского совета, но и журналистов, крупных политиков и чиновников с целью добиться продления контракта фактически до конца XX в.

Альвеар был замешан в этом; он не брал взяток, но посоветовал членам городского совета от партии радикалов проголосовать в пользу энергетической компании. Это вылилось в крупный скандал, однако доказательств подкупа не было найдено. Позже, после революции 1943 г., дело подробно расследовали. Итоги расследования были опубликованы, однако Перон приказал уничтожить эти отчеты. Сохранилось лишь несколько публикаций, которые свидетельствуют о тонкой оперативной работе, направлявшейся из Брюсселя (там находилась штаб-квартира энергетической компании), и об участии в этом расследовании многих влиятельных аргентинских деятелей.

Другая афера, совершенная в 1940 г. (в этом году Ортис ушел в отпуск из-за болезни), была связана с землями городка Паломар. Сегодня она также вызывает у нас лишь улыбку. Земли хотело купить министерство вооруженных сил для строительства военного училища. Несколько ловкачей, среди них были и депутаты, купили эти земли у старушек, затем продали их государству, а прибыль положили себе в карман. Любопытно, что в акте о покупке было записано, что старушки продали земли дельцам, которые, в свою очередь, продали их государству. Причем все было записано в одном и том же нотариальном акте. Большей наглости нельзя было придумать! Провели расследование. Факты были настолько очевидны, что виновные нашлись. Пока шло дело, депутат от радикалов, получивший в результате аферы 10 тысяч песо (на самом деле их получил не он лично, а некая загадочная женщина), застрелился. Тогда еще людям было стыдно за бесчестные поступки...

Хорошее десятилетие?

В целом 1930-е годы были хорошим десятилетием, если бы не фальсификации выборов, запятнавшие все остальное. Это было хорошее десятилетие, особенно после преодоления кризиса, во время которого люди были настроены пессимистично, так как никогда раньше (за исключением 1890 г.) Аргентина не переживала ничего подобного. Но 1890 год был давно забыт, и, когда грянул кризис, в аргентинском обществе поначалу царил оптимизм, убежденность в том, что «Бог – это аргентинец» и что несколько хороших урожаев решат все проблемы, так как Аргентине суждено процветание.

Однако случилось иначе, и кризис сильно ударил по этим убеждениям. Когда выяснилось, что он постепенно сходит на нет, в стране вновь появились радужные настроения, и люди продолжили жить, как раньше, – очень консервативно, противясь переменам и сохраняя классовые предрассудки. Но остались и лучшие черты прошлого: социальная мобильность, позволявшая иммигрантам и любому удачливому и талантливому человеку подняться наверх. В жизненном укладе того времени было место и труду и досугу, потому что у каждого человека была лишь одна работа (никому не приходило в голову работать на двух работах). Поэтому можно было пообедать дома, немного поспать, после чего вернуться на работу. Так что это десятилетие вызывает ностальгию. Жаль, что одно темное пятно омрачило этот период и сделало уязвимой демократию, которая, несмотря на недостатки, была многообещающей.

В те годы существовало мало влиятельных партий: ГРС, сохранявший наибольшее число сторонников, возглавлялся Марсело де Альвеаром, который был действительно выдающейся и всеми уважаемой личностью; консерваторы, объединившиеся лишь в 1931 г., имели в своих рядах влиятельных лиц и хороших руководителей; Социалистическая партия обладала значительным влиянием лишь в столице, но среди ее членов были такие крупные деятели, как Альфредо Паласиос, Энрике Дикман, Николас Репетто, Марио Браво; и наконец, действовала немногочисленная Прогрессивная демократическая партия, сумевшая победить на губернаторских выборах в Санта-Фе (после ее победы, эту провинцию в 1932– 1933 гг. возглавлял Лусиано Молинас, однако президент Хусто вмешался в дела Санта-Фе и сместил Молинаса, что стало одним из самых одиозных событий эпохи).

Наличие нескольких политических партий позволяло надеяться на улучшение ситуации с гражданскими правами и, возможно, на большее участие в управлении неконсервативных сил (то есть тех, у кого не было обязательств перед господствующими классами), которые могли бы удовлетворить требования масс. Однако этого не случилось: нечестные выборы и слепота высших классов помешали этому. Последствия стали очевидны в 1943 г., когда в Аргентине закончилось «Десятилетие 1930-х годов».

XI. Революция 1943 года

Это было неожиданным событием, обрушившимся на страну как гром среди бела дня. Однажды утром жители Буэнос-Айреса проснулись и узнали, что войска из Кампо-де-Майо [53]53
  Казармы столичного гарнизона.


[Закрыть]подошли к резиденции правительства, президент Кастильо бежал в город Колонна и консервативное правительство свергнуто. Тем не менее революция была неизбежна. Здесь можно усмотреть противоречие, но это не так. Революция 1943 г., хотя и была вызвана вполне банальным и даже абсурдным событием, на самом деле имела глубокие корни, вызревавшие в Аргентине в течение многих лет. Но то, что очевидно сегодня, но в те годы увидеть было трудно.

Тоталитарные режимы

Чтобы понять логику события того времени, нужно учитывать повсеместный расцвет тоталитарных режимов, с 1933 г. укреплявших свои политические и военные позиции, и фактически управлявших Европой. Если посмотреть на события того времени с позиций современных знаний, то к середине 1943 г. перелом в войне стал фактом, и конечный триумф союзников – неизбежным исходом, но современникам это было не так очевидно. В конце 1942 г. тоталитарные режимы потерпели первое серьезное поражение. В битве за Сталинград немцы потеряли более 600 тысяч солдат, заменить которых было трудно. Они не смогли пробиться к Суэцкому каналу. Хотя в Тихом океане Япония поначалу сумела добиться ряда побед над США, ее поражение было неотвратимым, так как она не обладала сырьем и была вынуждена вести боевые действия на слишком широком фронте.

Однако в любом случае мнимые успехи тоталитарных режимов воодушевляли тех, кто считал, что поражение Англии и США выгодно Аргентине, исторически зависимой от Англии. По их мнению, победа тоталитарных режимов позволила бы Аргентине занять ключевые позиции в Южной Америке. Уже говорилось, что фальсификации выборов (ставшие еще более явными после смерти Ортиса и прихода к власти консерватора Кастильо) привели к деградации демократии в стране.

Защита демократии казалась бессмысленной тем, кто видел, что выборы были обманом. Громкие лицемерные фразы правителей, стремившихся оправдать неприглядные факты (они всегда утверждали, что нарушения на выборах были незначительными), не играли на руку искренним сторонникам демократии в стране. Также не слишком стремились защищать демократию те силы, группы и партии, которые были составной частью демократической системы. Они оказались загнаны в угол победами тоталитаризма, а также деятельностью таких мнимых защитников демократии, каким был, например, Хусто. Обстоятельства сделали Хусто лидером партий, поддерживавших в войне США и Англию, хотя именно он первым начал практику нечестных выборов и выиграл в 1931 г. из-за того, что кандидатам от ГРС запретили участвовать в выборах.

Незаметные изменения

Кроме того, в стране незаметно произошли важные социальные изменения. Как отмечалось выше, кризис 1930 г. привел к тому, что многие сельскохозяйственные рабочие обосновались в окрестностях крупных городов, искали лучших заработков на фабриках и в мастерских, стремились повысить уровень жизни. Эта рабочая сила стала основой для примитивной индустриализации, условия для которой создал кризис, затруднивший импорт некоторых товаров.

С 1939 г. это явление получило дальнейшее развитие, поскольку многие товары стало невозможно привозить из Европы, и тогда плохо или хорошо, но их начали производить в Аргентине. Новые рабочие получили квалификацию, высокие зарплаты и полную занятость, что редко случалось в Аргентине. Придя в города, новые рабочие, прежде знавшими лишь сельскохозяйственный труд, привнесли определенные изменения в общественное сознание, которое стало иным, по сравнению с серединой 1930-х годов.

Кроме того, в стране существовала националистическая идеология, и, хотя ее не разделяла ни одна политическая партия, она была очень популярна в военных кругах и высших классах Аргентины. Этот довольно расплывчатый национализм, в определенной степени отражал необходимость защиты национального производства, стремление уменьшить зависимость от Великобритании и желание чувствовать себя хозяевами в собственной стране. Национализм пользовался популярностью среди интеллигенции; доводы в его пользу подкреплялись интенсивной пропагандой франкистской Испании – матери всех латиноамериканских стран, исторически связанной с Аргентиной. Сторонникам национализма была свойственна идея о некоем испанском начале, противопостоявшем США и Англии.

Националистическая идеология имела большое влияние, главным образом в вооруженных силах, обласканных президентом Кастильо. Армия и флот добились создания собственных промышленных предприятий и занимались уже не только военной деятельностью. Главную роль на этих предприятиях играли Москони и Савио. Аргентинские военные внимательно следили за происходящим в Европе, с презрением смотрели на обман и лицемерие, царившие в аргентинской политике, и вынашивали идею об очищении общества и искоренении политиканства. Они предлагали ценности иерархии, которые должны были помочь Аргентине занять достойное место в мире. По их мнению, демократическая система с ее обманом, насилием и политической коррупцией не могла помочь в достижении этой цели.

Таким образом, у событий середины 1943 г. было много причин. Однако начало революции положило тривиальное событие. В 1942 г. умер лидер Гражданского радикального союза Марсело Т. де Альвеар, и радикалы не могли найти ему достойной замены. А в январе 1943 г. умер Хусто и политические силы, поддерживавшие его, оказались в растерянности. Радикалы хотели создать единый фронт с социалистами и прогрессивными демократами, чтобы показать правительству Рамона Кастильо невозможность обманывать все политические силы разом.

Кастильо всегда оправдывал фальсификации выборов необходимостью недопущения к власти ГРС, ужасно, с его точки зрения, управлявшего страной ранее. Такое оправдание перестало бы иметь смысл в случае создания союза радикалов, прогрессивных демократов (они были очень уважаемы даже после смерти Лисандро де ла Торре) и социалистов. Кроме того, такой альянс мог рассчитывать на поддержку Коммунистической партии, продолжавшей активные действия, несмотря на свое нелегальное положение. Названные партии проводили собрания для выработки общей программы на выборах, которые должны были состояться в сентябре 1943 г.

В феврале 1943 г. президент Кастильо – очень упрямый человек, навязал кандидатуру Робустиано Патрона Косты для участия в президентских выборах, и, хотя это вызвало недовольство внутри партии консерваторов, особенно в провинции Буэнос-Айрес, кандидатура Патрона Косты была одобрена. Он был промышленником из Сальты и выступал против продолжения политики нейтралитета в войне и за союз с антифашистской коалицией, что было странно слышать от человека, выдвинутого Кастильо.

Итак, предвыборная ситуация была более или менее ясна: с одной стороны – демократический фронт, еще не имевший кандидата, но состоявший из традиционно влиятельных партий; с другой стороны – вновь объединившиеся консерваторы и антиперсоналисты, выдвинувшие кандидатуру Патрона Косты.

Такова была ситуация, когда у части радикалов возникла блестящая идея предложить министру вооруженных сил генералу Педро Пабло Рамиресу стать кандидатом от Демократического фронта. Они полагали, что кандидатура военного министра сделает невозможной фальсификацию выборов, и таким образом радикалы победят и сформируют правительство. Радикалы провели переговоры с генералом Рамиресом, которому понравилось это предложение. Об этом узнал президент и попросил публичных объяснений. Генерал Рамирес выпустил довольно двусмысленное коммюнике, и Кастильо настаивал на его опровержении. Тогда военные из Кампо-де-Майо подняли восстание и 4 июня 1943 г. свергли президента.

Группа объединенных офицеров

Внутри армии действовала организация, созданная в марте 1943 г. Она называлась Группой объединенных офицеров. В нее входили националистически настроенные военные, среди которых особым престижем пользовался молодой полковник Хуан Перон, недавно вернувшийся со стажировки из Европы. Именно Группа объединенных офицеров осуществила военный переворот, не имевший четкой программы и лидера. Военное руководство переворотом осуществил генерал Роусон. Он должен был занять пост президента, однако его собственные соратники не допустили этого, потому что не были согласны с кандидатурами министров, предложенных Роусоном.

Так что начало революции 1943 г. было гротескным: ее вызвало незначительное событие, она не имела конкретной программы, а ее военный лидер так и не возглавил страну. В конце концов на первую роль вышел бывший министр вооруженных сил Рамирес, что заставляет думать о его измене президенту. Эту версию подтверждают его противоречивые действия в начале революции. Кроме того, очевидно, что армия, или, вернее, гарнизон Кампо-де-Майо, начал революцию без определенного плана. В то время военные и общество в целом четко понимали, чего они не хотели для страны, но при этом не знали, что надо делать.

Так возникло правительство де-факто, с самого начала вызвавшее подозрение у стран антифашистской коалиции, особенно США. Именно из-за отсутствия программы военные, осуществившие революцию, позволили некоторым организациям националистического толка занять важные позиции в политике, поскольку у этих организаций план действий был и они могли проводить определенную политику в правительстве. Однако их деятельность вызвала отторжение со стороны демократических сил, интеллигенции, университетских кругов. Одними из первых мер нового правительства де-факто стали попытки навязать преподавание католической религии в школах, декрет о роспуске политических партий, репрессии в отношении представителей интеллигенции, требовавших исполнения страной международных обязательств.

Очень скоро новое правительство вызвало неприязнь у тех, кто поначалу с воодушевлением воспринял свержение непопулярного Кастильо, который к тому же из-за постоянных фальсификаций выборов не мог считаться легитимным президентом. Кроме того, несмотря на свой очевидный патриотизм, он все больше склонялся к прагматичному национализму, очень похожему на национализм правительства, возникшего в результате революции 1943 г.

В конце 1943 г. исход Второй мировой войны стал ясен. Тем не менее военные из гарнизона Кампо-де-Майо превратили сохранение нейтралитета Аргентины в принципиальный вопрос и полагали, что такая позиция защищает суверенитет страны. В январе 1944 г. произошел трагикомический случай. Один аргентинский консул был задержан антифашистами во время поездки в Европу, и выяснилось, что он должен был закупить оружие в Германии для аргентинской армии. Тогда Госдепартамент США выдвинул аргентинскому правительству де-факто что-то вроде ультиматума, и Рамирес был вынужден разорвать отношения с Германией и Японией.

Это вызвало сильную реакцию внутри страны: армия сместила президента де-факто Рамиреса, и на его место пришел министр вооруженных сил генерал Фаррелль, который был не слишком одаренным человеком, но более сговорчивым политиком. С этого момента правительство де-факто, как могло, пыталось выкрутиться из трудной международной ситуации. Панамериканская политика США вызвала изоляцию Аргентины. Все страны американского континента отозвали послов из Буэнос-Айреса в знак протеста против нейтралитета Аргентины в войне (к этому моменту все страны Латинской Америки уже воевали на стороне антифашистского блока).

Однако это не оказало прямого влияния на экономику страны и уровень жизни аргентинцев. Экономическая ситуация характеризовалась процветанием и общим подъемом. Это было связано, во-первых, с импортзамещением, а во-вторых, с тем, что экспортные товары Аргентины пользовались большим спросом на европейских рынках. У политики изоляции Аргентины, проводимой США, был влиятельный противник – не кто иной, как премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль. Он несколько раз просил Рузвельта не перегибать палку, так как Великобритания нуждалась в аргентинском мясе. Кроме того, Великобритания не могла поддерживать такую принципиальную позицию США, потому что сама терпела нейтралитет Ирландии в войне.

Как бы то ни было, но изоляция сохранялась, что это не влияло на экономику страны. Напротив, это был один из самых благополучных периодов для аргентинской экономики с точки зрения уровня жизни населения, полной занятости и экспорта товаров, безумные цены на которые превратили Аргентину в кредитора Великобритании. Конечно, существовал дефицит на некоторые товары (например, на женские чулки, косметику, автомобильные шины, топливо), что говорило об уязвимости аргентинской экономики, но эти товары были заменяемы (например, поезда использовали вместо угля кукурузные початки), и страна не оказалась парализованной. Напротив, возникло множество мелких предприятий, рабочие которых затем составили электорат Перона. Именно Перон в этой запутанной и противоречивой политической ситуации начал легитимизировать временное правительство (в него входили как националисты первой волны, так и элементы, сходные с движением радикалов), сделав упор на политику социальной справедливости.

В марте 1945 г., когда военные действия в Европе уже подходили к концу, аргентинское правительство было вынуждено объявить войну Германии и Японии, поскольку это являлось обязательным условием для будущего вступления в ООН. Март 1945 г., вероятно, был временем наименьшей популярности военного правительства. Войну объявили двум уже побежденным странам. А в самой Аргентине установили контроль над университетами, до того являвшимися оплотом оппозиции. Но вскоре в Буэнос-Айрес прибыл человек, начавший координировать все антиправительственные действия, – посол Соединенных Штатов г-н Спруилл Браден.

Ранее Браден работал дипломатом в нескольких латиноамериканских странах, в том числе и в Аргентине, где он поддерживал связи с высшими классами Буэнос-Айреса. Он был одержим одной идеей, вскоре поддержанной Госдепартаментом. С его точки зрения, США начали великую борьбу против тоталитарных режимов во всем мире и выиграли ее, по крайней мере в Европе (в Азии эта борьба должна была завершиться в августе). По его мнению, оставлять такие нацистско-фашистские очаги, как Испания и Аргентина, было абсурдно; их правительства нужно было свергнуть руками оппозиции.

Таким образом, Браден прибыл в Аргентину для создания оппозиционного фронта, который заставил бы военное правительство провести свободные выборы и передать власть традиционным демократическим силам. В 1945 г. Браден фактически провел предвыборную кампанию: он проехал по разным регионам страны, произнес много речей, напечатанных затем в главных газетах, и объединил всех, кто выступил против военного правительства. В августе правительство отменило осадное положение, а в сентябре Браден организовал «Поход за конституцию и свободу». В нем приняло участие множество людей, прошедших по улицам Буэнос-Айреса с требованиями отставки правительства де-факто, переживавшего не лучшие времена.