Текст книги "Status in statu (Государство в государстве)"
Автор книги: Федор Гришанов
Жанр:
Повесть
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
Но, в отличие от Вани, Вадзык регулярно посещал Христианские службы. В свой первый срок (а это у него был уже второй заход на 10-ку) Вадзык даже выстроил за свой счёт молитвенную комнату. Словом, к религии он относился очень серьёзно. Им было о чём с Ваней и поговорить, и поспорить. Когда Ваня читал своего Карлоса, Вадзык ворчал не него:
– У, чернокнижник, читаешь всякую дьявольщину.
– Ага. – смеялся Ваня. – Зато я ни перед кем не преклоняюсь, не верю и не возношу раболепные молитвы чуждым нам иудейским богам… Но всё равно и их книги изучаю. И чем глубже проникаю в суть христианства, тем меньше уважаю верующих, особенно наших русских «правоверных», продолжающих бить поклоны чужим богам и облизывать лапы заведомых прохвостов.
Вместе посмеявшись над своими религиозными распрями, они продолжали жить в одной палате и вполне дружелюбно общаться. Их нисколько не разъединяло различие в религиозных убеждениях. Оба понимали: чушь всё это. Проповедники разных конфессий только подогревают вражду между людьми, примерно как Администрация, натравливающая красных на чёрных. И зеки, ничем не отличающиеся друг от друга, бились и уничтожались взаимно как непримиримые враги. Ваня, по своей скромности, полагал, что он сам что-то недопонимает в этом постоянном разделении народных масс (Да что тут понимать, Ваня! Если люди перестанут враждебно смотреть друг на друга, они посмотрят наверх… и тогда оттуда полетят головы).
Поэтому в этой страшной и злой «хозяйской» игре Ваня не хотел принимать участия и держался всегда нейтрально и со всеми одинаково. Если внимательно приглядеться к происходящему в системе, то окажется, что на 10-ке рулят блатные, но и на 7-ке точно такие же блатные, только красного цвета. Суть-то одна. В такой ситуации лучше быть самому по себе. Лучше плыть в своём направлении, чем за кем-то и неизвестно куда. Вожачки всегда уверяют следующих за ними, что уж они-то точно знают, куда надо плыть и зачем, но почему-то всегда приплывают во вражескую гавань.
Но всё же Ване было интересно наблюдать за происходящими баталиями, ходить между баррикадами и везде быть своим, но… самому по себе.
Новое руководство всё глубже проникало в запутанную жизнь колонии. На секретном совещании решили продолжить ломку. Сотрудники пытались всячески воспрепятствовать общению зеков с изолятором, где жировала верхушка блат-комитета, всеми силами старались пресечь перекиды. Бились, как говорится, не на жизнь, а на смерть. Но упрямые зеки не сдавались и не отдавали своего любимого «Поля чудес». Перекиды продолжались постоянно и со всех сторон. Вся зона была в кайфе и на взводе. А когда потребители в кайфе, им не нужен режим, да и на всё остальное наплевать… В зоне каждый день неоднократно продолжала звучать тревожная сигнализация из запретки.
Зеки бегали по полю, за ними бегали сотрудники, пытаясь выловить их с перекидами. В основном, в этих состязаниях за перекид выигрывали видимо более заинтересованные зеки. Мало того, они ещё приловчились лазить на 3-ку за грузами. А если их ловили сотрудники с 3-ки, то били нещадно. Ещё бы! На 3-ке режим, вся зона марширует, а тут бегают какие-то сермяжные дельцы и нарушают устоявшийся дисциплинарный порядок. Ничего не боялись зеки с 10-ки. У них же туберкулёз, бояться им больше нечего! Разве что потерять перекид с наркотой. Попасть в изолятор тоже никто не боялся, потому что изолятор маленький, хорошо греется, там вся блоть, кормят до отвала. Ну, чего бояться? Спи, ешь, телефонь, в карты проигрывай будущую инвалидную пенсию. Не жизнь, а сплошная лафа!
Много простодушной молодёжи стремилось даже попасть именно туда, а блатные умело использовали эти стремления в своих интересах. Внушали им, что отправляют их на «Поле чудес» ради «общего», но на самом деле оказывалось, что ради собственных вен, которые нужно постоянно кормить…
А Пучеглазому в Управлении поставили новые задачи по искоренению перекидов. Вот и задумались они с Бахой, как искоренить перекиды и переломить ситуацию в зоне, которая пока явно складывалась в пользу блатных. У многих сотрудников от бесполезной беготни уже руки опускались… Но обе стороны конфликта не собирались сдаваться.
Последней каплей для ускорения ломки стал управленческий шмон на четвёртом отряде. Обыск шёл в обычном порядке, но братва была под крепким кайфом. Один из сотрудников забрал у зека зажигалку, мол, не положено. Ну, и завелись зеки. Сначала разгорелся словесный скандал, конфликт разрастался, перешёл в потасовку и, как это у нас обычно и бывает, пошло, поехало. В конце концов, всю управленческую шмонбригаду организованные зеки положили, а заводилу этого конфликта пинали всем отрядом, чтобы невозможно было найти зачинщиков и свалить на них всю вину… Это был скандал уже не зоновского, а управленческого масштаба.
Пучеглазый был в бешенстве! И садить-то зачинщиков некуда! Изолятор и так забит под завязку!... И тут, наконец, до Администрации дошло, где у неё слабое место – это изолятор. Зеки ничего не боятся, а из него им ещё и руководящие указания поступают. Но куда вывести оттуда всех блатных? В ИК-3 есть изолятор, но там тоже идёт постоянная и более успешная, чем на 10-ке, ломка. Пучеглазый всё время ездил в Управу с надеждой получить там дельный совет.
Как он орал на зеков, что все виновные будут наказаны сроками за этот беспредел! Но в итоге никто не пострадал. Всё благоразумно спустили на тормозах (Ещё бы. Зеки уложили 16 человек управленческой шмонбригады! И такое придать огласке? Да засмеют омичей в других-то управлениях).
Шмонбригада временно исчезла из виду, чтобы не было повода для провокаций. А зона застыла в ожидании непременно последующих шагов Администрации…
Голец, пока верхушка блат-комитета отдыхала в изоляторе, начал ремонт стационара. Ну, а ремонт… все мы знаем, что такое ремонт. А Ваня терпеливо ждал, когда Вадзык сдаст ему дела и уйдёт по УДО домой. но из-за происходящих в зоне пертурбаций, всё это оттягивалось на неопределённое время. Поэтому, когда к Ване подошёл Антибиотик и предложил ему поработать сторожем в стационаре, Ваня, не раздумывая, согласился. Во-первых, при деле; во-вторых, тебя не видно: ночью ты работаешь, а днём спишь; а в-третьих, не привлекаешь к себе ни блатного, ни оперативного внимания. Ему было очень удобно заниматься ночью своим самообразованием. Пока все теряют силы и драгоценное время в бессмысленной войне, в которой не будет ни победителей, ни проигравших. Все останутся на своих местах, будут по-прежнему суетиться и безуспешно пытаться перевоспитать друг друга.
Ваня сделал очень правильный выбор, взявшись сторожить стационар. Никто его не видел, и он с головой погрузился в освоение учения Дона Хуана. Теперь ему никто не мешал, а окружали его только ночные шорохи и тишина. В светлые ночи его одиночество разделяла луна. Как он любил эти лунные ночи, пожелтевшие страницы фолиантов и собственные мысли! Он как бы исчез из повседневности, но всё равно оставался в курсе всех лагерных событий. Днём он спокойно отсыпался, и никто его не будил.
Все, жившие рядом с ним в палате, днём работали, а посторонние, как правило, не заходили. Можно было и отдохнуть, и почитать. Начав работать, Ваня постепенно познакомился со многими, в том числе, с сотрудниками администрации. Из общения с ними он понял, что большинству из них все эти нововведения не нужны, мол, Пучеглазый только наводит показную суету. В частности, для усиления – после показательных зажигалочных событий – из четырёх смен сотрудников организовали три смены. Нагрузка на сотрудников резко возросла. Многие были недовольны, да почти все: красные, чёрные и даже сотрудники. Если раньше перекиды были, то это особо никого не волновало. А сейчас сотрудников гоняли по каждому пустяку, по любой тревоге. Из дежурки до ШИЗО – 800 метров, до «Поля чудес» – 600. Вот они и бегали туда-сюда всю смену как марафонцы перед Олимпийскими играми… Зеки смотрели на это и злорадно гоготали. А перекиды летели и летели. Администрация продолжала биться головой о глухую стену, но толку не было никакого. Зеки стали вести себя нагловато и развязно, лишний раз доказывая, что лагерь они не отдадут, и ход всегда в нём будет чёрным. На каждую попытку по исправлению лагеря, зеки отвечали по-своему. За советами отзванивались в изолятор Сороке. Теперь штаб-квартира блаткомитета была в СУСе и именно там под кайфом думы думались.
Ну, а у себя в штабе администрация на оперативках тоже думала: Что делать? Если бы это была простая зона, всё было бы проще. А в тубзоне свои сложности. Но Администрация всё-таки нашла выход, как перекрасить зону. Баха настоял в Управлении, чтобы дали добро на ремонт и модернизацию СУСа и штрафного изолятора. Встал вопрос: куда девать тех, кто там находится? Выпустить в зону? Нельзя, опять блатные заурчат.
И решили следующее: на 7-ке внутри колонии находится тюрьма СИ-3, где недавно закончили ремонт, вот туда и надо свезти всех блатных из 10-ки. Создали оперативную группу, которой предстояло работать с блатным контингентом, наделили её особыми полномочиями, допускающими применение любых средств. Пока ремонтируются ШИЗО и СУС Корючин дал Пучеглазому 3 месяца, чтобы любыми способами перекрасить блатных. На том и порешили. Помимо этого 15 сотрудников из ИК-10 поедут в ИК-7 на стажировку и переквалификацию. Пусть поучатся там, как надо работать с людьми, и перевезут на 10-ку «передовой прогрессивный» опыт 7-ой колонии. Постепенно все сотрудники должны пройти такую стажировку (Это сколько у нас народу научилось к яйцам электрические провода присоединять и мешки живым людям на головы напяливать!).
В среду утром стояла солнечна погода. Ничто в колонии не предвещало беды. Ваня уже готовился лечь отсыпаться после ночной работы, как из окна донёсся какой-то назойливый кипиш. Ваня выглянул в окно и увидел, как человек 50 сотрудников, окружив плотным кольцом, вели по аллее мимо стационара весь СУС и ШИЗО, всего 19 пацанов с сумками в руках. Отовсюду раздавались крики: Куда? Что? Зачем? Но секретная операция продолжалась.
А именно в среду был регулярный хозяйский обход. Его делали по стационару и прилегающей к нему территории. Это – гараж, хоздвор, ШИЗО и прочие необходимые для жизнедеятельности лагеря структуры.
Пучеглазый и всё руководство колонии как раз стояли на «Поле чудес» в окружении многолетнего «маскировочного» бурьяна. Нач.колонии решительно отдавал указания по посадке на этом поле… баклажанов.
Суть предстоящего дела, разумеется, была не в баклажанах. Необходимо было: во-первых, занять бездельничающих зеков делом, во-вторых, расчистить поле от высокой сорной травы и вспахать его, чтобы было хорошо видно, куда падают перекиды.
И вот все эти лагерные звёзды стоят в зарослях бурьяна, по-хозяйски рассуждают о предстоящей посадке баклажанов и делают вид, что в зоне ничего серьёзного не происходит.
А в это время мимо них проходит похоронным маршем целая кавалькаде зеков, плотно окружённая операми и инспекторами администрации… Идущие в неизвестность зеки пытаются переговариваться и давать какие-то ценные указания. Сбежалась почти вся зона, а остальные с изумлением наблюдали за происходящим из окон. Повсюду царили деловая суета и нервный, всё более усиливающийся кипиш.
Инспектора зашли на МСЧ и забрали медкарты увозимых из больницы зеков. «Зачем?» – пытался у них хоть что-то разузнать Вадзык, но всё держалось в тайне. Никто ничего не знал. Операция была строго засекречена. Пучеглазый не верил никому, даже и своим ближайшим подчинённым. Честно-то говоря, до его прихода в зону всё было настолько пропитано коррупцией… Но Пучеглазый всё это знал и, дав очередные указания по сельхозработам, пошёл в штаб, чтобы уже оттуда руководить отправкой внеочередного этапа.
Пока в дежурке, находящейся в одном здании со штабом, шёл шмон и подготовка к отправке этапа, туда сбегались взволнованные, ничего не понимающие зеки. В ответ на вопросы: «Куда едем?» – полная тишина. На шмоне присутствовал и контролировал всё Баха.
Слух о том, что из-под крыши вывозят братву, молниеносно распространился по зоне. Наспех одетые зеки и братва ринулись к дежурке спасать своих руководящих братьев по оружию. Вскоре там собралась толпа более чем сотни зеков. Штаб, все подходы и вход в дежурку были окружены цепью сотрудников. Обстановка накалялась с каждой минутой. Гвалт и шум усиливались, раздавались враждебные выкрики в сторону администрации. Зеки напирали на сотрудников, и достаточно было малейшей искры, чтобы произошёл взрыв, а толпа разъярённых зеков, тем более больных, которым, по правде говоря, и терять-то уже нечего, – это ужасная сила. Баха и его подчинённые из последних сил сдерживали всё более звереющий натиск взбудораженной толпы. Казалось, что заградительный кордон должен был вот-вот прорваться под напором беснующихся зеков, но тут из штаба прибежал Пучеглазый.
– Куда прёте, мрази? Что за сходняк?! Я сейчас заведу ОМОН! – с горящим лицом и газами навыкате орал он на собравшуюся толпу.
Ваня сразу отметил его личное мужество и храбрость перед разъярёнными зеками. А ведь Пучеглазый знал, что могут и избить, как исколотили управленческую шмонбригаду, а потом ищи-свищи виноватых. Но он не испугался и не стал отсиживаться в кабинете, а пёр против всё возрастающей толпы как настоящий офицер и Начальник. Поэтому его, наверное, и перевели сюда, зная его твёрдый характер. К таким людям в таких ситуациях даже враги и противники невольно проникаются уважением (А кого ещё и уважать-то, кроме сильных и мужественных людей?).
Когда все, и зеки, и бушующий больше них Пучеглазый немного успокоились, он объяснил ситуацию:
– Вашу братву увезут на больницу, пока идёт ремонт. Сейчас успокойтесь и разойдитесь по отрядам.
Конечно, он не раскрыл все карты. Потому что, если бы вся эта взъярённая масса узнала, что их соратников повезут на 7-ку в СИ-3, то она билась бы за них до конца, и одному богу известно, чем бы всё это закончилось. А так он им немного наврал, но успокоил на время. А что ему оставалось делать? Даже и в такой ситуации местного уровня все способы допустимы ради достижения вполне определённых целей.
Полдня ещё успокаивались побушевавшие зеки, а авторитетных пацанов загрузили в воронки и увезли в неизвестном направлении (ну, примерно как в 37-ом году увозили людей, пропадавших потом навсегда).
Ваня чувствовал, что творится что-то чреватое не совсем приятными последствиями для привыкших жить привольной жизнью зеков, и Администрация сделает всё, чтобы сломать последний в области чёрный оплот. У неё есть чёткие указания от самого Корючего.
Во всей этой кутерьме, связанной с отправкой лидеров чёрного движения, Ване понравился ещё один весьма своеобразный лагерный персонаж, самый популярный в зоне человек – Толя Карпенко. Толя приехал в Омск из Читы на ломку, и, как сам он утверждал, «с головой у него было не всё в порядке». Он постоянно орал А.У.Е. (Арестантский уклад един) и скандалил с администрацией. Он не соблюдал ни одного режимного требования, ходил в чём попало, робу не одевал, а щеголял по зоне в клетчатой рубашечке. Словом, сознательно вёл аморальный образ жизни, и, в награду за это, каждый месяц он ездил на две недели в дурдом. Он, туберкулёзник, да ещё и инвалид по голове, не боялся ничего и никого. В изолятор его не закрывали, и он периодически жил в стационаре.
Они с Ваней прониклись друг к другу вполне объяснимой братской симпатией, и по ночам по секрету он рассказывал Ване о своём витиеватом жизненном пути… И что он чуть ли не коронованный Вор, вывезенный сюда на ломку. Привезли его сначала на 9-ку, но там не смогли его сломать, обнаружили тубик, и так как они устали с ним мучиться, то вывезли его на 10-ку, где ход пока был людской… И вот он здесь, смотрит за укладом и не даёт никому спуску… Был он постоянно небритым, чудил и бродил по зоне, напевая свою, видимо, очень любимую песенку.
Смотряга наш махнул рукой,
И по баракам вскок
Пошёл весёленький такой
Всеобщий кипишок.
Вся администрация знала Толю и всячески избегала общения с ним, потому что не знала, чего от него ожидать. Он мог внезапно заорать, кинуться на сотрудников… словом, опасный тип. Он игнорировал все уставные требования, ходил куда хотел, и делал всё, что приходило в его больную голову.
Блатные в стационаре то уколят его, то напоят. Он был нужен им, так как рекламировал их движение А.У.Е. (Арестантский уклад един) по всей зоне. Вдобавок ко всем своим очевидным достоинствам Толя регулярно посещал церковь, молился и грузил приезжавшего на службы батюшку чудаковатыми и каверзными вопросами о сущности веры христовой. Словом, был он не рядовым сереньким зеком, а уникальным персонажем в разношёрстном больничном контингенте.
И вот когда встрепенулся весь этот лагерный кипиш, Толя сразу оказался в первых рядах склоняющихся ко всеобщему бунту зеков. Он бесстрашно пёр на оперов как танк. Он-то точно знал, что ему ничего не будет. В крайнем случае, увезут на две недели в дурдом, поколят и возвратят обратно. Ну, а какой с него, дурика, спрос?
Но проницательный Ваня почему-то считал, что Толя просто комедию ломает, примерно как храбрейший и умнейший Александр Васильевич Суворов в царских палатах, по обстоятельствам, притворялся верующим христианином.
Больше всего зек Ваня, как это ни странно, размышлял р несостоявшемся пока Единстве Народа (именно народа, а не чиновной… братии).
Ваня и на этот раз думал, что, если бы все вели себя как Толя Карпенко и не боялись бы ничего, зеков никогда бы не сломали. Но Толю все считали почему-то крепко чокнутым, а себя – нормальными людьми. Но Толя плевал на общественное мнение, нормы и правила, а жил так, как умел: молился, расставлял везде иконы, отоваривался в магазине и, ничего не жалея, раздавал всё самым нуждающимся, лишённым всякой заботы зекам. Да, он был своеобразным, странным, но добрым и не жадным, вёл себя вызывающе, но всё понимал, не кривил душой и держался воровских устоев до конца. «Разве это плохо?» – думал Ваня. – «Мы все тут немножко сумасшедшие. Разве нормальные люди стали бы выполнять изуверские указания администрации 7-ки? А сучье гадьё только и радо было стараться и творило над своими же братьями самые невообразимые издевательства… И никто не считал себя чокнутым! Да и не видно что-то особо заметной грани между сумасшедшими и нормальными людьми. А вдруг всё наоборот? Сумасшедшие – это нормальные люди, а нормальные… Но живут же и в ус не дуют!».
Они, Толя и Ваня, часто беседовали по ночам обо всём насущном и Сущем. Толя проявлял себя в этих беседах как вполне эрудированный, глубоко мыслящий человек. Наверное, во всём лагере только один Ваня понимал его, а сам Толя понимал и глубоко уважал Ивана за его постоянные философские поиски. Вот так вдвоём, поглядывая на безучастную ко всему происходящему на Омской земле Луну, они посмеивались над всем, что творится в зоне и в остальном мире за колючей проволокой. Одни – явный дурачок, а другой, на первый взгляд, вполне нормальный. Но главное, они понимали друг друга.
На всё происходящее вокруг него, Толя поглядывал с язвительной усмешкой на лице, но фамилия у него была не Печорин, а Карпенко. Он навсегда оставил свой след в восприимчивой и сочувствующей душе Ивана. Да и все другие будут его долго помнить, потому что он не молчал как забитая овца и не юркал в щели от начальства как серая незаметная мышка. Вся Управа знала его за неукротимый характер. Только он, почётный пациент дурдома, мог во всеуслышание заявить:
– В рот я вас всех е…! а вашего начальника Корючего персонально! Дуры вы все и всё!
Вот и думай, кто у нас настоящий дурак: тот, кто всего боится и молчит всю свою жизнь, глядит на несправедливости и делает вид, что не замечает ничего, или тот, кто, как наш герой Толя Карпенко, режет правду-матку прямо в глаза всем, в том числе и ранжированным господам. Вот и разберись, у кого – Истина, а у кого – ложь…
Увезли из зоны 19 человек: Сороку, Васю, Космоса, Бурята, Белого, Лашу, Козюка, Саву, Иваненка и других ребят. А галдящую ораву зеков разогнали по отрядам. Последним уводили с поля битвы, как уже нетрудно догадаться, Толю Карпенко. Сопровождал его в «Стационар» дежурный помощник Нач.колонии Яровенко Д.Е. по прозвищу «Сикель». Вёл он себя по отношению к зекам крайне недостойно, за что и получил соответствующую кличку. Был он исполнительным и въедливым карьеристом. К зекам относился с нескрываемым презрением, ну и они платили ему той же монетой. Сикель, здоровенный мужик под 2 метра ростом, уводил Толю в стационар, а тот орал на всю зону: «А.У.Е.!».
Только к вечеру общезоновский ажиотаж немного поутих. Зеки шептались между собой и строили догадки, куда увезли их поводырей, старались даже не думать о том, что их могут отправить на 7-ку в СИ-3. Ведь половина из них были инвалидами II группы.
Зона притихла. Ещё бы! Вывезли весь костяк блат-комитета. Но в зоне оставалось ещё немало и другой братвы, на следующий же день собравшейся у колонийского магазина, расположенного в одном здании со «Стационаром». Ваня пошёл на сходняк и спросил у Песта, куда увезли ребят и что известно. Но ни Пест, ни другие участники партсобрания ничего не знали, только пожимали плечами и разводили руками.
На сходняке решили: за лагерь держаться и не отдавать его мусорам, а если будут давить, то объявить голодовку. Витя Пест доказывал:
– У нас есть ещё силы. Мы – больные, среди нас много ВИЧ-инфицированных «Турбовичей», а это – тоже оружие!
Все на что-то надеялись и взбадривали сами себя. Но Ваня по опыту Челябинской области знал, как быстро ломались даже самые блатные лагеря, потому что все там употребляли наркотики, дули брагу и водку, словом, любили больше покайфовать, чем заботиться о своей физической и духовной форме. В решающий момент сил для сопротивления у зеков оказалось явно маловато. И переломили всем хребты очень быстро. И тут тоже была повальная наркомания, следовательно, был уверен Иван, итог будет тот же самый.
– Ладно, я пошёл спать, ночью сторожить.
Они пожали руки и разошлись: Пест – на сходняк, а Ваня отправился к себе, и случайно увидел в окно, как Баха внимательно рассматривает участников сходняка и записывает что-то в блокнот. Буквально на следующий день Голец, как старшина был вызван к Бахе за указаниями. И сразу после этого ремонтные бригады начали отделять вход в магазин от стационара, чтобы зеки не могли напрямую через стационар попасть в магазин. Наварили дополнительные заборы, исключающие возможность зекам с 10-ки попасть на 3-ку за перекидами. В ШИЗО шёл полномасштабный ремонт. «Поле чудес» перепахали и действительно засадили баклажанами. Работа кипела повсеместно.
Каждое утро всё руководство радовало своим ранним приходом обитателей стационара и работало, работало не покладая рук своих. Обыски шли с утра до позднего вечера. Хорошо знакомая зекам однообразная рутина лагерной жизни.
Голец, недолго думая, решил, что вся эта неожиданная движуха ему на руку, и, рассказывая инвалидам рождественские сказки, начал собирать с них деньги якобы на ремонт, УДО и отрядные нужды (мог бы ещё и за осмотр какого-нибудь омского водопада мзду собирать).
Пока блатные притихли, он развёл бурную показную деятельность. Красили и перекрашивали заново буквально всё.
В стационаре чуть ли не жили инспектора Отдела безопасности. Они следили за полем чудес, чтобы не было перекидов (баклажаны там ещё не выросли до съедобных размеров). Сотрудники выбивались из сил, но продолжали работать: следили за всеми передвижениями и не давали зекам времени на расслабуху. Минус был только один: изолятор ремонтировался, и. следовательно, нарушителей садить было некуда. Но работа по «перевоспитанию» всё равно кипела. Энергично взялись за дело все службы: О.Б., О.О. и воспитательный отдел. Каждое утро из штаба доносились до внимательных зековских ушей крики Пучеглазого на нерадивых сотрудников. Он орал не щадя своего голоса, грозил увольнениями, словом, приводил их в тряску душевную.
А Голец в это время собирал денежки, ходил на свиданки каждый месяц, вкусно ел, а чтобы администрация ничего не учуяла, он красил и красил. Краской насквозь провонял весь «Стационар». «Хороший понт – те же деньги».
Администрация по инерции устроила охоту на курильщиков. В зоне постепенно, но перестали курить в палатах, ставить брагу, меньше стали играть и бегать за перекидами…
Все как-то сразу притихли, но оставались ещё недобитые смотряги и блатные, поддерживающие пока воровской ход. Они по-прежнему собирали «общее», но уже с оглядкой и явной осторожностью. Но руководство колонии и это не устраивало. Оно сделало очередной ход конём: собрали на этап Яценю, Курбана и Русю в такой день, когда этапа не должно было быть.
Курбан и Яценя стояли в дежурке с вещами и не могли понять, куда они едут на этот раз. Когда привели цыгана Русю, тот быстро сообразил, что к чему, а, может и узнал от кого-нибудь. Он был небольшого роста, но юркий и цепкий. Срок у него был небольшой, всего 15 лет. Наркоту он не употреблял, и хоть и был инвалидом, старался поддерживать физическую форму в весьма туманной надежде дожить до конца своего срока. Он не хотел уезжать ещё и потому, что боялся потерять то положение, какое он имел в зоне на данный момент.
Когда при обыске сотрудники отвлеклись, он выбежал из дежурки и с максимальной для инвалида скоростью полетел на 2-ой отряд, крича и зовя при этом зеков на помощь. Но сотрудникам очень не хотелось повторения недавнего инцидента, произошедшего во время отправки первого карательного этапа, когда все возмущённые зеки собрались у дежурки. Они сразу рванули за убегающим Русей. Догнал его Андрюша Конь, здоровый такой младший инспектор (Руся как раз был ему по пояс), и чтобы цыгана не услышали другие зеки, зажал ему рот и начал душить, пока не подбежали остальные сотрудники… Было ранее утро и никого из зеков в локалке 2-го отряда не оказалось. Все мирно спали и досматривали свои вольные сны. Русю быстро скрутили и на руках унесли обратно в дежурку. Но слух об инциденте всё же долетел и до зеков, и пока те спросонья осознавали, что же произошло, внеочередной этап быстро загрузили в воронок и увезли. Ещё одна блестящая победа администрации!
Только днём до зеков окончательно дошло, что случилось в зоне, пока они спали как невинные младенцы. Опять начался ропот и приглушённое недовольство. Наш друг Толя горевал, ходил до вечера по отрядам и горланил:
– Такой лагерь отдаём!
А от фельдшеров начали просачиваться нехорошие слухи о том, что все пацаны, как и ожидалось, находятся на ИК-7 в СИ-3, самой злостной тюряге нашего ФСИНа. Да и Баха уже не скрывал ничего, а только нагонял дополнительной жути:
– Все нарушители будут отправлены на 7-ку! Там в СИ-3 отдали целый продол для туберкулёзников!
Угроза действовала. Все знали, что там творится, надеялись, верили, сочувствовали и с дрожью душевной молились за пацанов.
А ещё через неделю собрали на этап Тихона, Сашу Армена, Кузю, Сёму… Но на этот раз никто уже не прибежал спасать своих друзей. Один лишь Толя Карпенко, истинный и последовательный приверженец «Арестантского уклада» ходил по зоне и возмущался. Но ни на кого уже это не действовало… Да, и что с него, сумасшедшего, спрашивать?... Никто из зеков откровенно не хотел ехать на 7-ку и отстаивать воровские интересы. Теперь каждый думал о том, как бы его самого не упекли в ненавистную всем 7-ку. Ну и притихла вся зона. Только некоторые, самые наивные, надеялись ещё, что их там не будут крепить по полной: они ведь тубики и инвалиды. Но побывавший там Ваня знал, что наша, человеческая жизнь в некоторых учреждениях нашей Родины и гроша ломаного не стоит.
Тем более, что из больницы приходили противоречивые слухи (может быть, и излишне раздутые и приукрашенные) о том, что на больницу якобы привезли несколько трупов… Но туда их и так регулярно свозят с разных колоний. Чьи они?... Все только строили догадки, но никто ничего определённого об этом не знал.
Неожиданно для всего «Стационара» слетел процветающий предприниматель Голец. В зону приехал ОСБ (Отдел собственной безопасности). Гольца вызвали в опер.часть. там его вежливо попросили вернуть зекам деньги, собранные им якобы на ремонт. Вопрос был простым и кратким.
– Где бабки?
Но Гольца, чувствовавшего себя неуязвимым, занесло и он дерзко отпарировал:
– Какие бабки? Вы только требуете ремонты. А где брать материалы? Вы же ничего не даёте, а работу спрашиваете.
ОСБешников, собравших уже достаточно следственных материалов, сбить с толку было уже невозможно. В общем, Гольца убрали с хлебной должности. Последовали и другие вопросы: Кому из сотрудников давал деньги за УДО? Сколько вообще денег было собрано? Голец ничего не скрывал.
Пучеглазый, сам в прошлом ОСБешник, дал указание решить все вопросы по долговым обязательствам. Он понимал, что если все эти делишки не замять, то ОСБ поставит в известность Нач. Управления Корючего, будет рыть дальше и требовать возврата денег. Поэтому воспитательному отделу была поставлена задача: освободить всех заплативших Гольцу за УДО. Повезло людям! Спасибо, бывший старшина!
А в «Стационаре» появился новый старшина с устрашающим погонялом – «Бешеный». Он сразу собрал всех зеков.
– Братва! Я для вас хоть в огонь, хоть в воду!
«Ага!» – сразу заподозрил неладное проницательный Ваня. – «Что-то слишком много авансов с самого начала!».
Бешеный приехал с 2-ки, где был смотрягой на 3-м тубе. Но, учитывая меняющуюся обстановку и предпочитая держать носяру по ветру, от братвы отошёл, перекрасился и стал завхозом.
Ваня «бабочкам», то есть перекрашенным, не доверял вообще. Много он видел таких на «Семёрке», Солдат например. Именно они потом становятся самыми отъявленными и жестокими суками. Вот и этот явно хочет показать себя зекам с хорошей стороны, а мутную скрывает. Ване очень не нравились люди, бросающие в толпу дешёвые эпатажные лозунги. Вот и нового старшину он раскусил сразу, но пока только для себя, ведь он мог и ошибиться. Да и что Бешеный на 2-ке выделывал, одному Дьяволу известно. К тому же Ваня твёрдо знал, что судить человека надо не по словам, а по поступкам.
Но в «Стационаре», как и по всей зоне, постепенно создавалась нервозная обстановка нестабильности, недоверия и всеобщей подозрительности. Обо всём этом Ваня и Толя рассуждали наедине, когда их никто не слышал.
– Чего ждать, брат?
– Козлятник будет! Я тебе говорю, – твердил хорошо разбирающийся в обстановке постоянный клиент дурдома. – всё к этому идёт.