Текст книги "Status in statu (Государство в государстве)"

Автор книги: Федор Гришанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Из каптёрки Кузя вытащил вещи этапников. На приёмке времени разбираться с ними не было, и все вещи были просто скиданы в кучу. Наконец очередь дошла и до них. Да и пора уже было вернуть этот нехитрый скарб его законным владельцам.

Кузя по одному звал этапников в каптёрку и одаривал карантинных обитателей их же собственными вещами. Всё тут зависело от его, Кузиного благоволения. И чтобы он ни попросил у «особо одарённых курильщиков», они сразу соглашались на его просьбу. Они вынуждены были удовлетворять все алчные поползновения Кузи: ведь в случае их отказа он мог обидеться и не вывести их покурить. Они уже готовы были плясать под козлиные дудки.

А многие другие зеки просто не хотели выделяться, а быть незаметными и молча ждать своего освобождения. Они тоже выполняли корыстные просьбы внештатного сотрудника Кузи. Вообще-то в создавшейся обстановке их можно было понять. Ваня и сам хотел, чтобы его поменьше замечали. Но его, наоборот, везде видели и всегда наблюдали за ним. Не мог, (а, может быть, не умел) затеряться он в серой зековской массе.

Когда Кузя позвал Ваню в каптёрку (вещевую), он самолично вытащил из груды сумок Ванину сумку, всё вытряхнул из неё и серьёзно, этак по-деловому, начал разбирать чужое имущество. Ваня ухмыльнулся и выдернул из рук Кузи свою сумку.

– Да у меня и самого руки есть. В помощи не нуждаюсь.

Кузе такой отпор явно не понравился, но он сдержался, понимая, что и его наглость должна иметь какие-то пределы. Возможно, именно его ненасытная алчность и подтолкнула его идти на эту работёнку. Глаза его буквально загорались при виде чужих вещичек.

Когда Ваня перекладывал в сумку свои вещи, Кузя, даже не выпрашивая, схватил дезодорант.

– Подари?

Ваня с нескрываемым презрением глянул на этого мелочного человечишку и ответил:

– Нет. У вас всё просто: «Отдай жену дяде, а сам иди к бляди». У меня всего один, и раздавать его нет никакой возможности.

Кузя завёлся с пол-оборота.

– Вот ты какой жадный!

– Ага! Но ничего с собой поделать не могу.

Но у кузи алчность явно превалировала над сообразительностью. Увидев добротные шерстяные носки, глазёнки его вспыхнули (Уважаемые вольные сограждане наши! Почаще заглядывайте в глазёнки своих начальников и прочих чиновников… И вы многое поймёте).

– Ну, хоть носочки подгони. У друга моего день рождения, а подарить нечего!

– Кузя! Он же не мой друг, а твой. – ответил Ваня и глянул на кровать, рядом с которой всё это происходило.

Чего только на ней не было! И всё «подарки» от предыдущих этапников. Вся кровать была завалена «добровольной данью» для загребущих козлиных лап. Ване вдруг так захотелось заехать сумкой в Кузину харю, но он всё-таки сумел сдержать свои эмоции. Но Кузя никак не мог успокоиться и попытался сыграть на своей незаменимости и важности.

– Обратишься ты ко мне…

– Нет, не обращусь. – отрубил Ваня.

Он понимал, что заимел себе ещё одного врага, который всячески будет ему пакостить. Ну и чёрт с ним! Без врагов жить спокойней, а с ними веселей!... кузя был вынужден уступить, и деловой суетой как-то смазать своё первое сегодняшнее фиаско.

– Давай, быстрей собирай свои манатки! Сейчас Начальник отряда придёт.

Его прибытие, действительно, ожидалось с самого утра. Первый раз увидел Ваня своего Начальника.

Пришёл, по-деловому всё осмотрел, собрал народ в КВР (телевизионке). Начался подробный опрос, заполнение анкет, психологических тестов, знакомство с разношёрстной и разновозрастной публикой, называемой в официальных документах «коллективом». На первый взгляд Начальник отряда казался здравым, воспитанным человеком, но за всей очевидностью чувствовалось влияние и некоторых местных факторов. Было заметно, что и он, подобно другим сотрудникам, зомбирован действующей системой, и о всех специфических методах воздействия на этапников он, конечно, знал (А по-другому здесь просто невозможно было выжить).

Он дал чёткие рекомендации всем новоприбывшим о необходимости строго выполнять все режимные требования администрации. «А то можно будет здесь за непослушание уехать в петушатник». – и как-то нездоро́во и даже болезненно рассмеявшись, начал рассказывать устрашающие, скабрёзные случаи из своей службы… Кого и как загнали в гарем, и как они становятся послушными от таких воспитательных мер. Как на «профбеседах» этапникам, которым уже за 50 лет, одевают на голову мешок, бьют, а потом мешок снимают, а перед носом зека болтается член, готовый к любым действиям насильственного характера. Начальнику отряда, видимо, было очень приятно рассказывать зекам о подобных случаях. С его лица не сходила какая-то явно ненормальная, сладострастная улыбка, как будто он сам имел удовольствие пройти подобную процедуру. Было заметно, что ему нравились подобные методы воспитания… Вот так представился этапникам начальник отряда Марков Андрей Александрович… А так вообще мужик ничего: любит хоккей, болеет за «Авангард» (Омичи все за него дружно болеют).

Когда Ваня сказал ему, что тоже играет в хоккей, Андрей Александрович просто несказанно обрадовался:

– Будешь играть?

– Конечно. – пообещал Ваня.

– Теперь тоже будешь болеть за «Авангард»!

– Я не болею, гражданин начальник. Я играю за «Трактор».

– Ну, потом определимся. Будешь у нас в команде.

У них завязался взаимозаинтересованный разговор любителей хоккея. Ваня рассказал, что в Челябинской области почти в каждой колонии есть хоккейная команда, и зимой проходят регулярные чемпионаты между колонийскими командами.

– А у вас как с этим делом? – спросил Ваня.

– А у нас только на 7-ке одна команда, и больше нигде нет. Жалко, конечно.

Это хорошо, что начальник отряда оказался спортсменом, играющим в хоккей. К тому же он оказался безжалостным трудоголиком, а спорт был своеобразной отдушиной для его разрушающейся в такой обстановке души (Возможно, что ещё не у всех местных сотрудников были окончательно вытравлены их бессмертные души). Ну, хорошо уже было и то, что нашлись общие точки соприкосновения.

Активу Нач.отряда посоветовал быть бдительными и получше работать, пожелал всем терпения и удачи, а Ване персонально:

– Давай «тракторист». Жду тебя в адаптации, а там пойдём кататься.

И поскольку вопросов к нему у подчинённых не было, он пошёл в адаптацию, которая тоже была в его ведении.

Хорошо, что хоть в спорте можно было не сдерживать эмоций и в честной силовой борьбе выяснять отношения. Ваня весь был в предвкушении наконец-то чего-то позитивного, ну хотя бы честной хоккейной игры.

Как только ушёл Нач.отряда, суки активно включились в работу: проверяли результаты зубрёжки «Правил». Сразу начались приседания, стояние навытяжку, словом, ожил карантин, все оказались при делах. Ваня не завидовал, а даже сочувствовал старикам, которых было немало на особом режиме и которые вынуждены были наравне с более молодыми учить и приседать. И никто там никого не жалел, никому не было поблажек, ни больным, ни старым. Все страдали как одна команда каторжников.

– Попал, будь любезен, учись! Чем быстрей выучите «Правила», тем быстрей у вас будет послабление. – обещали этапникам посмеивающиеся суки.

Но это был явный обман. Жук, с его натренированной памятью, быстро всё выучил, но по-прежнему продолжал вместе со всеми приседать и стоять в квадрате (Может быть и потому, что он был знакомым Вани и Бенди). Если Ване после визита Нач.отряда старались не строить очевидных козней, то на Бенди суки отыгрывались по полной. Ему припомнили несостоявшуюся стирку и пакостили при малейшей возможности. Натравят на него отдел безопасности, а там почти все сотрудники были казахами. К русским они были расположены не особо приязненно, и при каждом удобном случае не скрывали это, подкрепляя своё отношение к ним дешёвыми понтами.

Ваня едва сдерживался, чтобы не въехать по морде Максу или Кузе. А те постоянно кусались.

– Ты, похоже, не допёр, после последнего урока, куда ты попал? В следующий раз уж мы по полной оторвёмся на тебе.

Ваню эти сучьи угрозы оставляли равнодушным. Да и вся обстановка в лагере была ему уже глубоко безразлична, хотя временами, ненависть просто раздирала его душу. Но он научился терпеть и выжидать, не выказывая своих истинных настроений. Он, как и каждый живой человек, не знал, что будет завтра, что произойдёт и в какую сторону склонится его судьба. Пока, глядя на всё происходящее, он только строил планы, но понимал, что надеяться нужно только на свои силы. Он знал, что Администрация имеет обыкновение за массовое неповиновение (в котором почти всегда виновата именно она сама) привлекать виновных по самым суровым статьям (а как наше «правосудие» накажет само руководство ФСИН за воровство многих миллиардов рублей?), а организаторов-бунтовщиков загоняют потом в такие невыносимые условия, чтобы они уже никогда не освободились. Как много таких правдолюбов никогда не вернутся к себе домой, в свои семьи! Они погибнут в изоляторах от побоев, нанесённых им оперативниками и ОБешниками, этими туповатыми холуями российских чужеродных олигархов. А родителям скажут: «Умер… по состоянию здоровья».

Очень жаль, что у нас жизнь человека и гроша ломаного не стоит, а особенно жизнь зека. Раньше Ваня принимал антивирусную терапию, но, приехав на «Семёрку», перестал её пить. Не было ни сил, ни желания. Если ты внутри уже мёртв, то незачем и наружность поддерживать. Кстати, фельдшеры, приходившие в карантин, так были похожи на оперативников, что даже только одним видом своим отбивали всякое желание обращаться за врачебной помощью. А Ваня убедился в этом и на собственном опыте, когда на МСЧ рентгенолог ни за что, ни про что натравил на него сук. Ваня просто перестал принимать лекарства. Было не до сохранения здоровья, когда в зоне у всех отбивали всякое желание жить. Но он всё равно готовился к смертельной схватке с суками.

В такой громкокипящей ситуации Ваня старался ни за что особенно не держаться. И не дай бог, если суки попробуют его опустить! Он был готов и к этому. Он уже мёртвый, и это будет его последний бой. Если жизнь не стоит ничего, то незачем за неё и трястись!... Да и суки что-то мутят. Косятся, думают и бегают к Мясе советоваться. Ваня нутром чувствовал, что эти гады что-то замышляют.

Один только Гоша ходил по карантину и всем улыбался. Днём его вызвали на свиданку, и он, как молодой жеребчик, побежал сломя голову. «Быстренько» – подумал Ваня – «заслужил ты внеочередное поощрение от начальства. Всего на две недели раньше приехал, и уже в козырях». Было очевидно, что ради этих свиданок Гоша готов жопу рвать и всем что угодно пожертвовать (за «дружбу» уж и не говорим). «Давай, давай, беги» – с презрением п осмотрел ему вслед Ваня. Вот они, авторитеты огромные, как только приехали сюда, переобулись и в бабочек перекрасились. Оно и понятно: любовь к роскошной жизни, желание управлять зеками и решать «вопросы». Так было в чёрных лагерях. А тут условия игры другие, и эти «авторитеты» сразу же переменились под эти условия (примерно, как наши сегодняшние верующие лидеры – бывшие комсомольские шестёрки).

А в этой обстановке надо менять что-то в себе, бороться со своими желаниями, а не перекрашиваться при каждом повороте.

Вот и Солдат, зная свою слабость, смотрел теперь на всё с ещё большей ненавистью и внутренний раздрай вымещал на подчинённых ему зеках. Как легко превратились наши «авторитеты» в мелких тиранов, обслуживающих интересы Администрации! А Ваня – Воин. И впереди у него – путь воина. Он должен стать настоящим Воином, готовым вступить в свою последнюю схватку. Ваня понимал, что он не сможет победить, но другого выхода у него не было.

Вечером, после отбоя, он долго не мог уснуть: обдумывал планы, готовился, эмоционально он уже распрощался со всеми своими родственниками. Он знал, что он погибнет, но он хотел непременно взять с собой в иной мир и нескольких гадов, чтобы и там не было скучно. Жаль только, что Гоша на свиданке. Этот недалёкий любитель хвастануть убеждал малознакомых людей, что он якобы чемпион мира по кикбоксингу. Некоторые простецы, глядя на его рост и телосложение, даже верили ему. Но Ваня-то знал его как облупленного и понимал, что ничего особенного там нет: бесполезная гора просаленных мышц и дешёвые понты. Но ему, Гоше, пока повезло: пусть наслаждается. Но и его время подойдёт. Тут и без него достойных смерти мразей хватает. Быстрей бы наступало завтра. Ваня готов ко всему.

Вся зона ожидала московскую комиссию, и вот на этом фоне, при таких обстоятельствах, у Вани, может быть, что-то и выйдет. Только побольше шума и огня. Возможно, москвичи сделают вид, что ничего не заметили и спокойно укатят в столицу писать припомаженные отчёты… Тогда всё: живым его отсюда не выпустят. В этом-то он был уверен абсолютно. Но потомки Русов-арийцев не должны терпеть унижения и оставлять их без возмездия.

Итак, всё решено. Завтра день «Че», день, посвящённый Че Геваре. Так любил шутить Ваня, назначая серьёзны даты.

Завтра, когда комиссия будет делать обход по зоне, будет устроено землетрясение (или, если вам так угодно, – акция). Главным было угадать, когда и где они пройдут. Скорее всего, в карантин они тоже зайдут, вот тут и надо встряхнуть их благодушное начальственное настроение. По прежним своим ходкам Ваня знал, какие меры предпринимает Администрация, чтобы втереть очки проверяющим господам: всё прячут, все обучены молчать. Не зря же они постоянно тренируют зеков: «Вопросы есть? – Никак нет!». Номинально даже секцию дисциплины и порядка убрали, но все СДиПовцы неожиданно стали пожарными. Все зримые недостатки устранили, и комиссия попадала не в колонию, а в рай цветущий.

Сначала Ваня хотел устроить «акцию», а потом выложить им всё, что от них так тщательно скрывают. По своей наивности Ваня запамятовал, что все они – из одной организации, что омичи, что москвичи. Все они – одним миром мазаны, да и рука, как всем известно, руку моет. И такие, даже самые резкие ходы ничего не изменяют, тем более, в лучшую сторону. Всё уже решено не на генеральском (и гораздо выше) уровне. А ты, Ваня, ничтожная пылинка, прущая против целой системы. Но Ваня искренне верил и в Человечество и в человечность. Тем более, что ему известен опыт Челябинской области, где вся верхушка управления всё же попала под следствие за должностные преступления, а лидер группировки, начальник управления, умер прямо в зале суда. Путь и эти узнают правду, а там что будет, то и будет. Кому-то необходимо сделать первый – пусть даже и кровавый – шаг и начать борьбу с несправедливостью и беспределом. Главное – не молчать.

Утро. И опять умывальник, туалет… и всё бегом.

– Все в строю! Слушайте сюда, обезьяны! – кичился своим привилегированным положением Кузя. – Сегодня, возможно, к нам зайдёт комиссия из Москвы! Спросят: есть вопросы – вы знаете, что ответить!

– А что? – дерзко уточнил Ваня.

– Ника нет! Ты понял? Если что-то всплывёт, вы – не жильцы! Всё поняли?

Карантин провыл заученное:

– Так точно!

– Вот так лучше! И смотрите, потом они уедут, а вам тут жить. А ты, – злобно обратился «всесильный» Кузя непосредственно к нашему Ивану, – ничего не понял! Вечером поговорим! Дыши пока, животное!

Страсти в зоне особого режима накалялись. И не только в связи с ожиданием комиссии. Ваня напряжён как натянутая струна. Он ждал. Он был готов ко всему. Лишь бы комиссия прошла неподалёку, а лучше всего – рядом.

По обе стороны коридора навытяжку стояли задолбанные режимом люди и упорно заучивали наизусть осточертевшую им лагерную катехизисную муть. Посредине, наблюдая за всеми, деловито расхаживали Кузя и Макс. С озабоченными физиономиями бегали туда-сюда сотрудники администрации, и тоже настойчиво предупреждали зеков: «Ничего лишнего!». Все были в нетерпеливом ожидании… восьмого чудища света. Время тянулось как никогда медленно.

– Здравствуйте! До свидания! – заученно орали зеки-этапники на своей решающей репетиции.

Солдат сбегал к Мяснику, доложил обстановку, сообщил за Ваню и его подозрительный настрой.

– Ладно, иди пока. – благословил Мясо Солдата на дальнейшую «благородную» службу.

Перед обедом весь карантин учился быстро одеваться и выбегать на улицу. Исполнялось всё это, наверное, даже быстрей, чем в армии. «Подъём, беготня… Зачем всё это?» – размышлял Ваня. – «Чтобы отвлечь от чего-то более важного?».

Но тренировки продолжались.

– Давай быстрей! Быстрей, черепахи! Раздеться, одеться, выбежать и построиться! Вы будете тренироваться до вечера!

Этапники торопились, в панике хватали чужие шапки, фуфайки… И всё начиналось сначала. Число попыток перевалило уже за тридцать, но комиссия всё равно не появлялась. А может её и не будет? Ваня нервничал. Его всё больше раздражала эта бестолковая беготня. Но срываться пока было рано.

Когда они в очередной раз строились на улице, Кузя позвал Ваню в карантин. Наш герой весь внутренне напрягся, собрался и решительно шагнул навстречу своей судьбе.

Зашёл в карантин, огляделся. Всё тихо. Козы каждый занят своим делом. Ваня по предыдущему опыту знал, что стоит разинуть рот, и тебе сразу накинут мешок на голову, а там, борясь за крупицы воздуха, ты потеряешь много сил. А их, силы, надо было сберечь для главного.

– Собирайся с вещами!

– Какие вещи? – оторопел от неожиданности Ваня.

– Тебя заказали с вещами!

Ваня не мог понять, что происходит. Да и в замыслы свои он никого, даже близких друзей, не посвящал.

– Быстрей! Хватайте косметички и быстрее на выход! – торопили Ваню и ещё одного этапника.

Что за спешка? Они взяли свои вещи из каптёрки, оделись и стояли с сумками у выхода. Солдат многозначительно молчал, сидя к ним спиной. Кто-то из сук даже позавидовал им.

– Вы, ребята, вытащили счастливый билет!

Это что ещё за бред? Ваня не верил их россказням. Отсюда уезжают только с туберкулёзом.

– Ну и повело вам!

Ваня недоумевал. Туберкулёз у них называется удачей! Да, он когда-то болел этим заболеванием. Но его вылечили и выписали ещё на транзитном Централе. А, может быть, здесь, из-за пыток с мешками на голове, болезнь опять возобновилась? Ваня не знал, что и думать. А может, это Мясник замутил и убрал его с решающего забега? Во избежание возможных неприятностей. – Они же здесь все такие тонкие психологи. Ваню терзали разнородные мысли. Но ясно было одно: все его революционные планы с блеском рухнули! (Не унывай, Ваня! Че Гевара – жив! А на нашей земле столько бардака, что революционно настроенным элементам хватит работы ещё не на одно тысячелетие).

Им выдали инфекционные маски. Инспектор уже собрался уводить их с этапа. Ваня искал в толпе провожавших зеков своих друзей. Когда они встретились взглядами, он испытал какую-то глубоко выстраданную боль, глядя в их обречённые глаза. Бенди смотрел на него так преданно, что у Вани от горечи ком к горлу подкатил. Ваня ещё не верил, что у него туберкулёз, он полагал, что после уезда комиссии он снова увидится со своими друзьями. В Челябинской области Администрацией практиковался такой трюк: всех, кто может что-то сказать, собирали и закрывали в овощехранилище, иногда и на целые сутки. А тут всё было для него в новинку, и Ваня не знал, чего от них ожидать. – Да чего угодно, только ничего хорошего.

Ваня мог попрощаться со своими друзьями только глазами. Он даже не мог обнять их на прощание. Он только подмигнул им напоследок.

Козы тоже собрались все и смотрели на эти сборы. Но Ваня всё ещё не понимал, что происходит.

На Централе его выписали, поставив ЗГДУ. А, может, его специально выписали, чтобы отправить в Омск. Туберкулёзников обычно не этапировали, а здесь, на особом режиме, туберы сидели под крышей, то есть в больничном изоляторе. Или он действительно заболел вновь в этих адских условиях? Ваня не знал, что и думать. Оставалось только безропотно идти навстречу своей судьбе.

Его и Никона с Ростова, мужика-работягу лет пятидесяти, посадили на МСЧ в двухместный изолятор под видеокамеры. Окна, выходящие наружу, были тщательно закрашены белой краской. Но даже и в такой, наглухо изолированной камере им нельзя было прилечь, и они целый день просидели на стульях. Зато радио колониальное (простите, колонийское) целый день орало на всю катушку. От этого постоянного ора можно было ещё и с ума сойти. Убавить силу звука не было никакой возможности. Всё было продумано на добивание больных людей.

Ваня почему-то ждал, что ни сегодня, так завтра его выведут обратно в карантин. Он сидел, мрачно уставившись в одну точку и думал. Никон, его товарищ по несчастью, упрашивал дневальных МСЧ, чтобы дали хоть сигарету, но те кормили его обещаниями и ничего не давали. Так и сидели они целый день, слушая по радио как маршируют «здоровые» зеки. Иногда раздавались громкие приказы:

– Отряд, внимание! Хором – Здравствуйте!

Иногда, как в армии, пели строевые песни. Так все мурыжили сами себя целый день. Особенно это касалось режимных отрядов, из которых никто в промзону на работу не выходил. Они маршировали целый день с небольшими перерывами на обед и ужин. Создавалось впечатление, что зона готовилась к празднованию Дня Победы на Красной площади.

Ваня не переставал удивляться жизни: строишь планы, чего-то ожидаешь, а у жизни свои планы в отношении тебя, и какие-то неведомые силы разворачивают всё в совершенно противоположном направлении… «Как они говорят? – «Вытянул счастливый билет». Действительно, только с туберкулёзом можно отсюда уехать, а остальные остаются гнить здесь до конца.

Ваня пытался разузнать у дневальных, что и как, и о диагнозе. Он всё ещё думал, что его спрятали сюда только на время комиссии. Но прошёл один день, за ним другой, третий. Уже и комиссия давно уехала, а они всё также сидели на МСЧ под наблюдением камер, под зековский топот и под треск неумолкающего радио. Сидели в неизвестности и ждали решения своей судьбы. Им казалось, что о них просто забыли, только на проверках они встречали администрацию уже с масками на лицах. Им никто и ничего не говорил. Только неделю спустя их ещё раз собрали с вещами. От зеков они узнали, что их отправляют на туббольницу. и все им завидовали! Но Ваня не испытывал особой радости. Он беспокоился о своих друзьях. Он знал, что Бенди теперь придётся страдать вдвойне: и за себя, и за Ваню. Эти проклятые суки будут мстить ему за всё, в том числе и за свою собственную погибель! Впрочем, жизнь никогда не переставала удивлять нашего Ваню. Одних она возносила, других принижала; кого освобождала, а кого, наоборот, закабаляла; одних лечила, а других вынуждала страдать. Она была постоянна только в своём вечном непостоянстве. Только вчера он строил коварные замыслы, а сегодня жизнь резко всё развернула, и все его прежние мысли и планы кажутся всего лишь пустой суетой. Теперь предстоят новые испытания. Надо любой ценой вылечиться и непременно вернуться домой. Ваня обдумывал уже новую жизненную перспективу.

Итак, непредсказуемые приключения нашего героя на гостеприимной омской земле продолжались. Омская эпопея была особенно интересна тем, что её главный герой никогда не знал, что ждёт его завтра. Когда человек осознаёт в себе Воина, или становится им, всё старое и слабое в нём постепенно отмирает, и он обновляется каждый день. Но Воин в любой ситуации понимает: нужно жить и идти дальше.

Ваня снова вспомнил о Гере, который тоже уехал с 7-ки с туберкулёзом. Жив ли он и что с ним? Какую роль сыграл Карлос Кастанеда в его жизни? У него ли книга, которую Ваня отдал ему?

Да, жизнь у нашего героя оборачивалась сплошными испытаниями, душевными терзаниями и постоянными изменениями, преображением его личности, словом, была какой-то абстрактно-магической историей. Ваня и не любил долго засиживаться на одном месте. Он весь был в предвкушении нового. Ему было уже любопытно: а что будет дальше? Очередная страница его жизни под номером «Семь» была уже, считай, перевёрнута.

Они с Никоном уже собрались с вещами. А козы с МСЧ напоследок не унимались, ёрничали:

– Ну, давайте, передавайте блатным привет!

– Обязательно! – отпарировал Ваня. – А от кого?

В ответ – тишина.

На санпропускнике их быстро обыскали. Ваня успел внимательно осмотреть его хранящие столько тайн стены, что их хватило бы на сотню романов о мытарствах души человеческой. Нехорошее место. Чего тут только не творили разнузданные палачи и садисты! И эта мрачная обстановка: стакана, решётки, всякие закутки, видеокамеры, везде тёмно-синий и грязный, какой-то депрессивный цвет, тёмная извёстка. Тусклые лампочки – всё говорило о пережитых здесь страхе, ужасе и боли. Всё тут продумано спецами по психологической ломке. Ни радости, ни злости у покидающих этот невообразимый нормальному человеческому разуму гадюшник не было. Одна пустота.

Их загрузили в воронок, где уже находилось восемь человек из разных омских колоний. Все ехали на лечение в больницу, до которой и было-то всего 10 мин езды. Ваня устроился рядом с Никоном. Поехали. Прощай, «Семёрка»!

(Мы практически не сомневаемся в том, что прочитав наше повествование о порядках и нравах, царящих в колонии особого режима №7, все наши компетентные органы: ФСБ, прокуратура, следственный комитет, ФСИН (Нет, эти будут молчать. Им некогда: они сами сидят на скамье подсудимых), но все остальные будут авторитетно уверять наших граждан, что всё изображённое в этом произведении сплошные ложь и клевета. Все они с пеной у ртов будут убеждать вас, что такого просто не может быть! Наши глуповатые правозащитницы тоже вполне искренне возмутятся: «Мы там были: в седьмой колонии везде чистота, порядок и такая милая гостеприимная Администрация, что нам самим даже захотелось немного пожить там!».

Но больше всех будут возмущаться, конечно, самые достойные, то есть депутаты Государственной Думы и прочих, более мелких, дум.

Это же именно про них, про депутатов разных уровней, один непризнанный авторитетной публикой челябинский поэт когда-то, ещё во времена «перестройки», сочинил:

Крутили, вертели

Из кадровых множеств,

Избрали на деле

Чванливых ничтожеств.

И не надо возмущаться, господа депутаты! Ведь это именно вы официально объявили две самые лживые и лицемерные книги священными и неприкасаемыми! А почему вы не присоединили туда ещё и Устав КПСС, ведь именно по нему вы прокоптили свои жизни? Ему тоже надо было присвоить священный статус… А когда вы голосовали по Библии и Корану, вы хоть сунули туда свои плутоватые глазёнки? Нет, не читали? И всё равно проголосовали единогласно? И никто не проголосовал против? Во всей Думе не нашлось ни одного думающего, умного, честного и образованного человека? Ужас! Вот это уже настоящий ужас… и для страны и для народа!

Поэтому, дорогие читатели, вам и впредь придётся верить нам, вашим любимым и ненавистным авторам).

На больнице всё было уже совсем по-другому: никакого напряжения, всё спокойно, без криков и насилия. Их старались быстрее обшмонать и отправить по отделениям. У каптёрщика Ваня спросил за Геру.

– Сейчас придёшь в отделение, там его и увидишь.

Значит, жив, старый друг! Уже хорошо. Значит, уже не один на чужбине. Наконец-то их повели в отделение. Они быстро вышли на улицу. День был морозный, но солнечный и ясный. Как будто и сама природа радовалась вместе с Ваней такой резкой смене обстановки и предстоящей встрече с близким по духу человеком.

Они зашли в локалку тубов: всё спокойно, кто в курилке стоит, кто просто прогуливается и дышит свежим воздухом. Там же его друг Гера беседовал с другим зеком. Все с интересом рассматривали вновь прибывших этапников, расспрашивали, кто и откуда.

– Гера! – окликнул Ваня своего бывшего однокамерника.

Тот сперва, видимо, просто не мог понять, что такое возможно. Он внимательно всматривался в знакомые черты: вроде Иван, но какой-то слишком уставший и слегка постаревший. Но голос остался прежним. Они крепко обнялись. Ещё бы! Пять лет они не виделись, и снова встретились. И где? – На омской земле, далеко от родного дома. Никто, наверное, и не поверит, что такое случается. Но уж такова жизнь: вечно жди от неё каких-нибудь сюрпризов! Первый вопрос, который задал Ваня своему другу, был:

– Где книга, Гера?

В своё время Ваня передал книгу именно Гере, и он не ошибся в своём выборе.

– Как где? Она со мной всё это время. Я её часто читаю, чтобы внутренне собраться. У меня её даже на «Семёрке» не забрали, хотя ты сам знаешь, какие там порядки, обыски, да и отношение к людям и чужим вещам. А мне удалось её сохранить. Просто почему-то никто на неё не обратил внимания. Как будто её и не было.

Они обнялись ещё раз и пошли в отделение. Ваня тоже оказался во 2-ом отделении, так как оба они болели повторно.

– Вечером пойдём гулять и там уж поговорим обо всём. Здесь тоже народ разный. – предупредил Гера своего бывшего сокамерника Ваню.

Именно на туббольнице все режимы содержались вместе. Но только здесь, на тубах, был чёрный ход и последние его представители: блатные и смотрящие. Никому даже не верилось, что такой островок «свободы» смог сохраниться в Омской области. На туббльнице смотрящие обращали весьма пристальное внимание на тех, кто приезжал с 7-ки. И если за таким что-нибудь было, то с него спрашивали и били, не жалея. Те, кто чувствовал за собой какие-нибудь сучьи грешки, любыми способами пытались не ехать на тубы. Они лечились или на 7-ке, а если дела по здоровью были совсем плохими, то сидели на больнице в изоляторе, а ходили по больнице с охраной в сопровождении сотрудников Администрации. Такова уж у них судьба: сначала напакостят, а потом ещё их и охранять надо. Такова была политика управления. Оно показывало зекам, если они дружат с администрацией, то и она всегда готова их защитить.

Но Ваня-то прекрасно знал, что стоит политике управления измениться, как они всех своих приспешников сразу же оттолкнут на растерзание общей массы. И будут их бить везде и неоднократно.

А пока Ваня с Герой в палате раскладывали вещи, заваривали чай и не могли наговориться. Кто, где и как провёл эти пять лет, когда они не виделись. Ваня пока находился в карантине на 7-ке, чаю не пил вообще, а тут сразу и конфеты, и печенье. Гера и себя не стеснял ни в чём. Вместе с ними сидел Федот, смотряга за вторым тубом, пил чай, интересовался, кто ещё выехал с 7-ки, и как там дела.

– Всё по-прежнему. Ничего не меняется. Всё зажато так, что дышать невозможно. – с горечью в голосе рассказывал Ваня.

Они допили чай, все разошлись, и наши друзья наконец-то смогли поговорить спокойно. Они оделись и вышли на улицу. Ване просто необходимо было излить душу и рассказать, под какой прессинг он попал на 7-ке.

– Ваня, брат, послушай сначала, что эти мрази творили с нашим этапом!