Текст книги "Status in statu (Государство в государстве)"

Автор книги: Федор Гришанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

И взволнованный своими трагическими воспоминаниями Гера поведал своему другу следующее:

Перед «Семёркой» их возили в Киров, но там их не приняли, и он шесть месяцев просидел в тюрьме. Туда к нему неоднократно приезжала братва. Ребята грели его грузами, передачами, помогали капитально. Сокамерникам-этапникам тоже кое-что перепадало. Но один из них, самый любопытный, затаил на Геру завистливую злобу, и когда приехали на 7-ку, смог успешно реализовать её, рассказав операм всё, что знал. Карантинные суки побоями и пытками не смогли ничего добиться от Геры. И тогда Мясник (Мясо) дал им добро на применение специальных пыток.

К его яйцам подводили провода и пытали электрическим током. Применяли и другие, самые изощрённые методы до тех пор, пока, в конце концов, не порвали сухожилия. Только это и спасло его: он весь этап проковылял на костылях. Только тогда истязатели отстали от него, но приобрели себе ещё одного непримиримого врага.

Гера тоже считал, что именно пытки спровоцировали у него рецидив туберкулёза, который теперь прогрессировал. Но он держался, и все свои оставшиеся силы мобилизовал на лечение. На больнице он уже шесть месяцев, но здоровье по-прежнему неважное… Да, Гере пришлось преодолеть поистине адские испытания на пути в эту больницу! Но Гера держался.

– А сейчас это уже неважно! Теперь мы вместе, плечом к плечу. Всё пройдём! Всегда друг друга поддержим!

Они оба знали, на что они способны вдвоём, и высоко ценили свою долголетнюю дружбу. В жизни редко встречается такое явление: искренняя и крепкая мужская дружба. У всех сейчас на уме одни меркантильные интересы, которые, как известно, никогда ещё по-настоящему не объединяли людей.

И Ваня, и Гера были убеждены, что это Карлос Кастанеда повлиял на то, что их убеждения стали идентичными, что это он сблизил их духовно.

Теперь, когда они встретились, их отношения ещё более укрепились в этом таинственном и магическом мире, который продолжал удивлять их своим непостоянством.

Вечером, когда все в палате улеглись спать, Ваня с душевным трепетом взял в руки свою священную книгу. Видно было, что Гера берёг её. Она была цела и ухожена, везде закладки, многое аккуратно подчёркнуто, тезисы выделены… Книга была живой. Ивану даже показалось, что она дышала.

Он включил в палате ночник, и под мирный храп своего друга и других спящих зеков, ка бы уединившись от всего реального, начал вновь перечитывать знакомые строки, открывая заново таинственную магическую сторону жизни, сопереживая настоящим, может быть и выдуманным героям…

Ваня был уверен, что именно эта Книга способствовала тому, что они снова очутились в одном, пусть и не самом лучшем, месте через столько лет, чтобы снова поддерживать друг друга и крепить свою дружбу новыми испытаниями.

Отсюда, издалека, Семёрка казалась просто призрачным, исчезающим сном. Только в больнице Ваня начал осознавать и понимать, почему именно на его долю выпали такие жестокие испытания.

Они открыли ему загадочную сущность современного человека, он с микроскопической ясностью увидел себя и других в невообразимо тяжёлых условиях. Он не проклинал свою судьбу за преподнесённые ею уроки, а благодарил её за то, что смог увидеть всё своими собственными глазами. Он изменился и повзрослел в душе своей. Там, на 7-ке, совершенствуются (и коверкаются) людские души. Там у каждого этапника стирают личные истории, избавляют от гордыни (чувства собственной важности), учат терпеливо сдерживать эмоции… и многому другому (Надо в каждом регионе организовать такие «Семёрки», пытать людей электрическим током, рвать им сухожилия, насиловать их, чтобы они, люди эти, хоть немного очухались и попытались понять эту жизнь и осознать своё место и свой долг в ней).

Ваня, основательно всё проанализировав, выбрал из этапного опыта всё положительное и взял его на вооружение. Он уже понимал мерзавцев, издевавшихся над ним, Герой и другими зеками. Они же не принадлежали сами себе, а были послушными игрушками каких-то невидимых сил, прикрывающих парящее над миром Зло. Ваня не любил делать из себя жертву и потерпевшего. Ничего так просто не достаётся человеку в этом мире. Жить надо дальше, а не растравливать свою душу и лелеять пусть и справедливую месть. Да и зачем распылять на это свою энергию, она необходима ему для преобразования и совершенствования самого себя. Ему хотелось стать лучше. Ему просто хотелось быть в этом не самом лучшем из миров.

Конечно, многие не выдерживали и погибали в омском чистилище, но ведь они сами выбирали свой путь, приведший их, в конце концов, на окровавленный эшафот «Семёрки».

Ваня и сам выбрал в этой жизни не хорошо протоптанный доброго и смирного христианина, он выбрал нелёгкую стезю магического Воина, свободного от навязанных человечеству догм. Он считал, что только так можно освободиться от чуждых идей, навязываемых человеку косным окружением, только в таких условиях удаётся глянуть на себя со стороны и понять, кто ты есть на самом деле. Только так возможно не просто смотреть на мир, а видеть его в истинном свете.

Этой ночью Ване показалось, что люк, ведущий к Истине, можно открыть невидимым ключом знания. Но за этим ключом придётся спуститься в Ад собственной жизни.

Когда информация из неведомых сфер проникает в душу очарованного человека, он испытывает глубокое душевное удовлетворение. Это немного похоже на «приход» наркомана.

Но к утру Ваня пришёл, как говорится, в самого себя. Ничего в мире и окружающей обстановке не изменилось. И жизнь поплелась дальше, но уже по больничному распорядку.

После завтрака пришли врачи, проверили и осмотрели своих пациентов, сообщили Ване его диагноз и назначили лечение. Теперь он точно знал, что с домашнего Централа его выписали правильно, а вот пытки с мешками на голове весьма пагубно отразились на состоянии его здоровья. Раньше у него был односторонний процесс в правом лёгком, то сейчас процесс стал двусторонним. Вот таким оказался результат всего лишь недельной экскурсии по сибирским просторам. Недавно выехал из Челябинска здоровым, а сейчас уже болен. Но главное – жив.

Пришла пора «адаптироваться» на новом месте. Всё здесь было непривычно и как-то странно. На 7-ке козы рулят, а тут блатные и смотрящие. Ваня попервоначалу никак не мог понять, как такое возможно и откуда эти блатные здесь берутся. О состоянии лагерей можно судить по Централу (тюрьме). А в Омском СИ-1 всё говорит о режиме. Тюрьма заморожена наглухо: ни телефонов, ни дорог, ни движения, ни подогрева, только режим. Может быть, во времена Достоевского Ф.М. были там и правильные движения, но сейчас там властвовал постоянный и непроницаемый мороз.

А пока народ сидел на Централе, даже не пытаясь как-то разморозить его, их всё утраивало, все выполняли режимные требования. А потом приезжают на тубы и сразу начинают лезть в блатные: собирают общаки, пользуются ими. Может быть, им это нужно, чтобы как-то выжить? Ваня недоумевал и считал это профанацией чёрного хода. Были и такие, кто приезжал из 7-ки, а в больнице начинал смотреть за отделением. Но когда он выздоравливал, и его опять выписывали на 7-ку, сразу начиналась истерика: там с такими вообще не шутили. Но, братцы уважаемые, коли уж вы выбрали один путь, то крепитесь именно на этом пути!

А тубы, на первый взгляд, почти кипели от бурной общественно-политической чёрной деятельности: собирали общак, играли, решали судьбы людские, с особым пристрастием заботились о тех, кто хоть чем-то отличился в режимных лагерях. Конечно, в основном все смотрящие приехали на больницу с «Десятки», единственной зоны в режимной Омской области на чёрном ходу. Она была своего рода костью в горле для местной Управы. Именно оттуда приезжали в больницу кто подлечиться, кто инвалидность оформить, и наводили в ней соответствующую духу времени движуху. А приезжавшие из других лагерей были в шоке: у них всё зажато, а тут… лепота! Ваня не планировал пока ехать на 10-ку. Нужно сначала подлечиться. Туберкулёз – серьёзное заболевание.

Ваня был решительно настроен только на выздоровление. Он видел, что многие больные отлынивали от приёма таблеток, не лечились, чтобы, во-первых, дольше пробыть на тубах и не ехать в здоровую зону, а во-вторых, чтобы получить инвалидность. Но было немало и таких, кто, затягивая с лечением, умирали. А Ваня хотел вылечиться во что бы то ни стало. Он – всем врагам назло – хотел вернуться в родной город. А пока – лечиться и не забывать о самообразовании.

Времени у больных всегда предостаточно (Если ты завтра можешь умереть, зачем сегодня-то отягощать себя бессмысленной суетой?). местная библиотека даже превышала скромные запросы лечащихся индивидуумов. Сначала Ваня перечитывал Карлоса Кастанеду, ещё глубже пропитываясь идеологией свободного Воина-мага. А потом вдруг взял Библию (Ветхий и Новый завет) с тематическими объяснениями.

– А это для чего тебе? – недоумевал Гера.

Каждый вечер у них в палате проходили горячие диспуты на разные темы, в том числе и религиозные. Гера был настроен к христианству резко отрицательно. Как-то Ваня высказал весьма спорное мнение, что христианство является единственной организацией, борющейся со злом научно обоснованно. Гера, конечно, возмутился против такой явной ереси.

– Всю эту дурь замутили иудеи, и христианство в том числе. Был мелкий родоплеменной божок Якхве, и вдруг он превратился в общего и единого бога для легковерных и умственно отсталых народов. В евангелии в каждом слове ложь и сплошные несостыковки! И, прошу заметить, учат народы не справедливости, а смирению перед властями! Они принуждают людей любить не только хороших и добрых правителей, но и плохих и злых! Понимаешь, Ваня, они предлагают любить тех, по ком виселица плачет! Хорошо эти казуисты снюхались с тиранами, грабящими своих подданных!

Этим подлым проповедникам выгодно, чтобы люди поклонялись богам, а на самом деле были рабами и рабочим скотом у них самих! Знаешь, Ваня, как мне хочется поднять восстание против богов и освободить человечество от рабства! Люди не должны мусолить малопонятные образы и отбивать себе лбы! Они должны биться за свою духовную свободу!... Но нашим людишкам почему-то нравится быть обманутыми… Ваня! Ты что-нибудь знаешь о шумерских преданиях?

– Почти ничего.

– По шумерским древним рукописям, Боги придумали людей как рабов для добычи золота. Сами не хотели работать, вот и придумали жёлтых человечков, то есть нас. А потом эти человечки стали стремительно плодиться, а шумерские боги почему-то покинули землю. Но среди человечков нашлись хитроумные деляги, назвавшие сами себя священниками. Вот эти прохвосты и лиходеи принялись лепить из древних легенд всякие разные религиозные учения, утверждая, что это им якобы сами Боги как избранным втолковывают прямо с небес. Цель вполне понятная – держать людей в повиновении, то есть в рабстве.

А я, – кипел неукротимый Гера, – мечтаю о том, чтобы все люди были свободными. И даже если снова прилетят на землю эти сверхмогущественные существа, чтобы править нами, устроить им кровавую бойню и отомстить им за то, что придумали нас не только смертными, но и ограниченными…

– Гера! – предупредил своего вдохновлённого идеей абсолютной свободы друга осторожный Ваня. – с богами воевать опасно…

– Ваня! Да мы же всё равно умрём, так лучше уж умереть свободными, чем жить рабами! Надо всех безмозглых приверженцев религиозных конфессий просто сжечь, ведь это именно от них на земле все беды, войны и убийства!

Принцип здесь, Ваня, простой: завладей идеей, и ты завладеешь сердцем человека. Я лично не согласен быть рабом, готов вступить даже и в последний бой. Простолюдинов только кормят сладенькими сказочками: будешь верить, поклоняться и исполнять, попадёшь в рай. Место это никому не известно, да и есть ли оно вообще? А если ты будешь грешником… Ваня, ты как?

– Увы, Гера, я – грешник, и райских кущ мне не видать как собственных ушей.

В такие моменты Гера менял голос, выпучивал глаза так, чтобы Ваня и другие внимательные слушатели хоть немного посмеялись.

– …Тогда ты попадёшь в Ад! У нас в основном вся литература и всё искусство основаны на односторонней морали и идеологии всеобщего духовного рабства. Это правителям выгодно держать людей в рабстве, поэтому они и поддерживают все эти нелепые религиозные культы, заставляя простых людей всю жизнь пахать на призрачные материальные блага.

Вот и навязывают людям религиозный дурман, и ведут якобы к спасению… А кто-нибудь видел хотя бы одного спасшегося?... Все видят только мёртвых… А живых от рождения до смерти зомбируют и навязывают им какую-нибудь религиозную обузу… Кого только нет… Христиане, иудеи, мусульмане, буддисты, индусы… Ну, когда-нибудь освободится Человечество от гнетущих сознание догм и от этого всеобщего религиозного безумия?

– Увы, Гера, – засомневался Иван. – скорее всего никогда.

– Надо, дорогой Ваня, надеяться на лучшее. Возьми-ка ручку и листок бумаги и запиши… так, на всякий случай… Мало ли что!

В каждой рожице убогой –

Лик затравленной богини.

Смрад висит над синагогой,

Подорвавшейся на мине.

Эту мину подложили

Правоверным иудеи,

И народы тупо жили

Ради призрачной идеи.

Лобызали деревяшки

С намалёванным христосом.

Даже русы, псаки, пяшки

Не досужились вопросом:

Кто таинственный и злобный

Правит обречённым миром

И сулит паёк загробный

Тем, кто ползает за клиром?

Кто состряпал слабоумным

Сладкозвучную отраву

И, шпыняя плебсом шумным,

Скипетр держит не по праву?

Кто предписывает своды

Для всемирного болота?

…Поднимать с колен народы –

Наша, русская забота.

Ваня, привыкший ко всему относиться вдумчиво и основательно, сразу обратился к своему неукротимому соседу по больничной палате.

– Гера! А что означают последние слова этого стихотворения?

– Они означают, что мы, прямые потомки Русов-арийцев отвечаем не только за судьбу русского народа, но и за всё, что происходит на нашей земле.

Крепко призадумались собравшиеся вокруг Геры и Вани пациенты лагерной туббольницы. они явно не ожидали услышать что-то подобное от своего многомесячного коллеги по лечению.

Но поскольку народ наш не любит долго думать, вскоре все зашумели, загалдели и принялись упрашивать Геру «ещё что-нибудь продекламировать».

Гера подумал немного и согласился.

– Хорошо! Ваня, записывай!... Может быть, когда-нибудь и пригодится тебе…

Я сижу у окна

И мечтаю о прошлом:

Ты, наверно, одна

В окружении пошлом.

Не забыла ли ты

Как на острове, летом,

Целовала цветы

С сумасшедшим поэтом?

Как тебя на руках

Уносил он в пещеру,

Не за совесть, за страх

Обращал в свою веру.

От враждебных богов

Заслонял юным телом

И родительский кров,

И жемчужину в белом.

…Шелестели кусты,

И волна набегала…

Где же, милая, ты?

…И со мною что стало?

Это стихотворение вызвало у собравшейся в палате публики всеобщий восторг и дружное одобрение (Замурованных колючей проволокой зеков всегда интересует то, что… о женщинах).

А Гера лукаво посмотрел на Ивана, улыбнулся и спросил его:

– Это, Ваня, я сочинил на 7-ке. Догадываешься когда?

– Когда тебя…

– Правильно, Ваня, после того как меня пытали электрическим током, а потом ещё трое суток я отвисел на решётке…

– Гера, значит, электрический ток, кроме страданий, возбуждает ещё и поэтическое вдохновение?

– Именно так, уважаемые любители поэзии! (Почтительно обратился к своим слушателям, матёрым уголовника: ворам, бандитам, вымогателям, убийцам и прочим забубённым и навечно отмороженным типам, прикованный к лагерному одиночеству, никому неизвестный поэт Гера). Я тогда даже подумал, – тут Гера даже посмеялся над чем-то явно весёлым, – что хорошо бы наших столичных поэтов подбодрить к творческим успехам таким, электрическим способом…

– Ударить из розетки по мудям! – вставил балагур Жора.

Тут уж прогремел такой ураганный взрыв хохота, что проснулся единственный спавший пациент и сразу же присоединился к всеобщему веселью.

Гера, тоже заметно повеселевший, продолжил свои размышления об истоках поэтического творчества.

– А то у нас так называемые мэтры сначала полижут хорошенько хозяйский зад: «Партия нас к коммунизму ведёт, у нас за успехом – новый успех», а потом представятся убеждёнными демократами, вырядятся как пёстрые попугайчики и кривляются на сцене подобно молодым козликам… А если бы их подлечить немного электрическим током, они, может быть, и сотворили бы что-нибудь высокое, уровня, скажем: «Мой дядя самых честных правил» или «Печальный Демон, дух изгнанья»… Но столичные холуи хитрые и живучие, и оголённых электрических проводов вряд ли когда увидят…

Все помолчали немного, а потом дружно начали просить Геру почитать ещё что-нибудь. Гера колебался недолго… А слушатели уже и рты поразинули (Ждали, наверное, чего-нибудь такого пикантного, сладковатого… о мягких и податливых существах противоположного пола), но Гера, неукротимый боец и потрясатель догнивающих основ, думал совсем о другом…

Кто нам скажет последнее Слово,

Кто прочтёт роковой приговор?

Где для гордых костри́ще готово,

Если Гордый – убийца и вор?

Не дождётесь от нас покаянья,

Не услышите слёзной мольбы!

Мы разрушили все изваянья,

Сокрушили «святые» гробы,

Мы развеяли пепел дворцовый

На замызганных кровью полях

И разбили кресты и оковы

В закоснелых и чёрствых умах!

…А скотине приспичило что ли

Лобызанить хозяйскую плеть?

…Раз ещё подышать бы на воле

И в кровавом бою умереть!

Помолчали, загрустили поражённые в свои утомлённые сердца зеки… Добавить к прочитанному было нечего. Гера лёг на свою кровать и закутался в одеяло. Больничная публика уныло разбрелась по своим местам. Много общего было у этих людей, но каждый думал о своём…

Каждый вечер они находили новые, животрепещущие темы для разговоров. То христианство по косточкам разберут, то поспорят о крайних проявлениях ислама, то обсудят политическую и экономическую ситуацию в стране и мире, то коснутся далёкого от них института брака… И везде найдут множество поводов для критики. Недаром же палата у них была под номером шесть. И это тоже давало повод для искромётного лагерного юмора и печальных сарказмов обречённых на лечение каторжников.

Но в целом они не унывали, жили дружно, дискутировали взаимно любезно и с пользой проводили своё немереное время, заменившее им далёкое, но такое желанное пространство. Они лечились, отдыхали и набирались сил перед неизбежными новыми испытаниями.

Гера, как творческий человек и неистовый богоборец, иногда вдохновлялся так, что обрушивал на притихших «кружковцев» всё сметающие на своём пути лавины духовной ереси.

– Ты – человек. Ты многого не знаешь, но ты должен быть постоянно готов ко всему. Тебе же всё равно предстоит умереть, так умри сейчас, не угнетай свою душу безвольными страхами и не корми себя пустыми надеждами. Будь свободным, здравым и сильным. Не бойся ничего, будь достоин свободы. Будь тем, кем ты сам хочешь быть. Верь только самому себе. И не бойся попасть в так называемый Ад. Во-первых, потому что его, скорее всего, вообще не существует, а выдумали его только для того, чтобы дурачить и держать в повиновении доверчивые и малообразованные толпы народные, а, во-вторых, мы-то с вами давно уже находимся в реальном Административном Аду. Нам, братцы, терять уже нечего.

Но любопытный Ваня, несмотря на яростную Герину контрпропаганду, иногда ходил в клуб, когда в больницу («с благими целями», разумеется) приезжали представители различных религиозных конфессий: православные, служители Иеговы, баптисты и прочие проповедники и «спасители» рода человеческого.

Совершенно понятно, почему Администрация была заинтересована в таких «пастырских» визитах. Ей (как и всем прочим властям предержащим всех уровней) хотелось, чтобы зеки были терпеливыми, смиренными и как заблудшие овцы искали путь к спасению только в душе своей и в постоянных молитвах, возносимых к неведомо где пребывающим богам.

Конечно, многих малограмотных и легковерных больных, соблазнённых перспективой какой-то второй, дополнительной жизни, проповедники уводили за собой. Но когда подкованный разносторонними знаниями Ваня начинал спорить с ними, они сразу же просили его не приходить на их «исцелительные» проповеди.

Было совершенно очевидно, что в зону приезжали краснобаи далеко не первого ранга. Они просто талдычили подневольным пациентам больницы только то, что им, в свою очередь, наталдычили их духовные наставники. Глубоких знаний, даже и о христианстве, у этих «божьих» посланцев и в помине н е было. Стоило ступить один шаг в сторону, как эти проповедники с постными рожами тут же возвращались на старую, крепко вдолбленную в их мозги, колею.

И, конечно, именно по их просьбе Администрация, в конце концов, запретила завзятому спорщику Ивану посещать эти «духовные» сборища.

Но при этом Ваня обратил внимание на то, что сами сотрудники, приглашавшие проповедников с целью «духовного возрождения» в уголовной среде, их рассказы о «божественной благодати» не слушали, не верили им и только посмеивались втихую над «долгогривыми пузанами». Увы, недалеко наша страна во главе с кремлёвскими прихожанами уедет на ханжестве и лицемерии.

А «освобождённый» от религиозного просвещения Ваня с удвоенной энергией занялся самим собой. Немного восстановившись от последствий пыток и истязаний, доставшихся на его долю в 7-ке, Ваня с прежним энтузиазмом стал посещать спортивные мероприятия, читать библиотечные книги и вести философские диспуты со своим другом. Это было гораздо полезней, чем бубнить хвалебные молитвы иудейскому божку. Очень Ване хотелось во всём разобраться и стать более просвещённым человеком, обязанным каждый день делать, хоть и маленький, но шаг вперёд.

Ваня и Гера оба были просто безмерно рады, что они снова рядом. И у каждого есть друг, с которым можно поговорить хоть о чём, и он не выдаст, не предаст на любых «пристрастных» допросах, всегда готов помочь и протянуть руку помощи. Беседовали они чаще всего по вечерам, на прогулке, подальше от ушей разнородных, но, по сущности своей, одинаковых управляющих организаций.

– Возможно. Боги и правят этим миром. – горячился неугомонный Гера. – Но истинное спасение – это свобода от них всех – тоже возможно. Мы же толком ничего не знаем, ведь не мы придумали и сотворили этот мир. Я – за полную свободу: духовную, интеллектуальную и физическую. Возможно, что человек создавался именно как раб, обязанный смириться со своей судьбой и работать на хозяина. А истинно свободными могут стать лишь немногие, избранные личности. Но свобода достаётся не так просто, можно и собственной жизнью пожертвовать. А кто готов к такому риску?

Пока жизнь давала им небольшую передышку, они ей пользовались по полной и пытались найти Истину на режимной Омской зоне.

Нередко унылую больничную атмосферу взбадривал Крайс, зам.нач.ОБ. Весьма уникальный персонаж. Никому покоя не давал. Целый день как заведённый метался по отделениям, вылавливая нарушителей. К нарушителям был строг, мог и пошутить в оскорбительной форме и применить более строгие меры взыскания. В больнице тоже никому не удавалось как-то особенно расслабляться. Режимно-оперативная политика Управления была беспощадной и предельно простой: зеки – враги. Словом, всё как на войне.

С 10-ки постоянно подъезжали новые туберкулёзники: блатные, смотряги, положенцы. А чтобы эта публика в больнице особенно не распускалась, и нужен был хорошо изучивший зековскую психологию Крайс. Он понимал, что сломать можно любого, просто за 10-ку ещё не взялись ладом, по-настоящему, вот и едет оттуда народ в романтическом «образе». И как бы все они не блатовали, Крайса приходилось им уважать и даже побаиваться. А он, не скрывая своих амбиций, прямо говорил: «Я здесь смотрящий!». Когда его не было, зеки всячески критиковали его и посмеивались над ним, а когда он был рядом: «Сергей Сергеевич, будьте любезны!» (Словом, как и во всех наших образцовых учреждениях).

Вся администрация (курившая поголовно) упорно и систематически боролась с курильщиками. Каждый божий день устраивали набеги на отделения и отлавливали зазевавшихся зеков, куривших в туалетах или палатах. Попавшиеся с поличным отправлялись на комиссию, где нач.отрядов, зам.полит,опер.часть, О.Б. ежедневно проводили с ними воспитательную работу: тем, кто попался впервые – выговор в личное дело, а тех, кто не был знаком с тактикой конспирации и попадался неоднократно, Крайс мог и дубинкой повоспитывать. Дело это он любил и выполнял его с юмором и смехом. Словом, был грозой для блатных и для нищих. Без устали бодрил всех зазевавшихся зеков.

У Крайса был ещё одна изумительная, никем так и не объяснимая черта. Когда при нём играли в нарды, он брал кубики, говорил: «Учись!», кидал их, и всегда у него выпадали две шестёрки – самый большой камень. Крайса прямо распирало от гордости. Один раз, чтобы отвлечь его внимание, Ваня сам подал ему кубики и попросил продемонстрировать своё мастерство. Крайс бросил, и опять: шесть-шесть!

– Сергей Сергеевич, вам надо на деньги играть! – не сдержался и посоветовал ему Ваня.

– А я и так играю. – невозмутимо ответил Крайс, но где и во что, не сказал.

Поскольку наш Ваня не курил, он ни от кого не прятался. Да и здоровье надо было восстанавливать. После 7-ки ему не хотелось никакого экстрима. Пока он старался не привлекать к себе внимания, особенно оперативного.

Находясь в больнице, наш компанейский и общительный герой приобрёл себе и новых друзей. «Омская братва» – так, посмеиваясь, называл их Ваня. Нормальные, здравые ребята, прошедшие через режимные лагеря. Умудрённые житейским опытом, они не лезли ни в братву, ни в смотрящие, ни в сучье, конченое племя. Приехали они в больницу из разных лагерей: Длинный и Немец – с 9-ки, Пан с 6-ки, Цецей с 8-ки. Из разговоров с ними Ваня узнал, что творится в омских лагерях. Два лагеря – 7-ка и 2-ка, – отличались особой жестокостью.

Однажды в Управе подумали хорошенько и, собрав с 7-ки пятнадцать человек гадья-особорежимников, привезли их на 2-ку. 2-ка – это ЛИУ (Лечебно-исправительное учреждение). Те, у кого была статья за наркотики, ехали на шесть месяцев подлечиться именно в ЛИУ-2. Вот именно там эти пятнадцать человек гадья быстро разобрались со всеми блатными и сделали из 2-ки ещё один, очередной, режимно-оперативный гадюшник. Там и на самом деле отучали колоться, курить и пить раз и навсегда. Всех, кто противился административным нововведениям, называли пидорами, мразью, животными. Кого так сломали, кого через х… пропустили. Зону захватили быстро, а те, кто пёр на гадов-сук до конца, отчего-то быстро погибали в изоляторах. Сколько там «скоропостижно скончалось» этих безымянных героев Статистическое управление так и не сообщило.

В общем, 2-ка стала зеркальным отражением прославленной своим изуверством 7-ки. Теперь там тоже унижали, били, избавляли от наркозависимости, ломали и лечили лагерным спортом: отжиманиями, приседаниями и круглосуточным битьём. Сначала туда начали свозить контингент с особого режима, а затем Управление постановило всех, кто находится в других лагерях за употребление, сбыт и хранение, алкоголь и вообще всех, кто не нужен в колонии, отправлять на 2-ку.

Длинный рассказывал, как его вызвали в оперчасть и потребовали написать заявление, что он, такой-то, нуждается в лечении от наркомании. Всё это делалось для того, чтобы отпадали все вопросы, если человек умирал там от этого «лечения». А таких случаев на 2-ке было очень много. Зеков там просто умерщвляли или доводили до такого состояния, что увозили их в больницу, где вскоре они и умирали.

– Мне, – говорил Длинный, – просто повезло: у меня обнаружили туберкулёз. А так бы неизвестно, чем бы всё это кончилось.

Словом, на 2-ке был конкретный беспредел. Зеки всячески старались избежать отправки туда: кто вскрывался (пускал сам себе кровь), кто находил другие способы. Словом, Омская область стала не просто камнем преткновения на жизненном пути зеков, она стала надгробным камнем на их пронумерованных могилах.

Всех неугодных, с кем администрации хотелось расправиться, везли на 2-ку (7-ка принимала не всех, так как там был особый режим). ЛИУ-2 оказалось самым подходящим местом, и Омская Управа решила прогнать через него всех мало-мальски стоящих зеков, чтобы было чего бояться. И зеки по всей области действительно жили в постоянном страхе. А на этом забитом фоне монументально возвышалась Администрация. Ваня ещё на 7-ке заметил у сотрудников садистские искорки в глазах, хотя всё творилось руками подневольных сук.

Лампасники везде и всем внушали: зеки – это враги. Их выгоднее умертвить, чем лечить и кормить. Они – никто, просто – не люди. Так считала верхушка омского управления и последовательно работала именно в этом направлении: очищали омскую землю от человеческой грязи. Они полагали, что все, чьи действия направлены против закона и системы, должны быть вычеркнуты из жизни. Ничего не поделать, у каждого времени – свои герои. Омские мундиры, наверное, думали, что так они боролись со злом и преступностью, когда унижали, морили, оскорбляли, ломали и умерщвляли своих сограждан…

А наши друзья продолжали проводить дни в мирных беседах и рассуждениях о нашей жизни и перспективах земного бытия. Ваня тоже рассказал своим приятным собеседникам, как проходили чистки и ломка в Челябинской области, и чем всё закончилось, когда все устали терпеть и выносить подобное блядство, которое устроила заведомо плохим людям заведомо хорошая Администрация. Вот и мочили эти «хорошие» «плохих» руками таких же плохих. Если что всколыхнётся, всё проще списать на зеков, а самим остаться в сторонке. Так вот, когда на 2-ке утвердили режим, и семёрочное гадьё воспитало себе достойных преемников, таких же беспринципных мразей, оно вернулось на 7-ку, а 2-ка уже своими собственными силами калечила и ломала – то есть «лечила» – зеков. Политика против зеков была глубоко продумана. Лишь изредка сотрудники марали свои руки. Для этого у них было гадьё.

Разговоры и дискуссии на разные темы в больничной палате продолжались с прежней остротой и критической направленностью, поэтому Гере пришлось по-дружески предупредить Ваню, что за крамольные высказывания можно и пострадать. А если здесь засветиться, то могут выписать и отправить обратно в лагерь. Ване, естественно, не очень-то хотелось возвращаться к хорошо знакомому гадью, и они временно закрыли свой дискуссионный клуб, сменили вывеску, выхолостили тематику и, под видом развлекательного клуба продолжали собираться и дружески беседовать о разном.

Ваня начал интенсивное лечение, но бывалые, поднаторевшие в хитросплетениях местной жизни зеки предостерегли от этого.