Текст книги "Status in statu (Государство в государстве)"
Автор книги: Федор Гришанов
Жанр:
Повесть
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Фёдор Валерьевич Гришанов (Фёдор Гришан)
Status in statu
(Государство в государстве)
Количество стр. 151
Дата создания произведения:
2016
Город Челябинск
«Страну знобит, а омский каторжанин
Всё понял и на всём поставил крест».
А.Ахматова
Вступление
Нам, авторам этой книги, кажется порой, что мы одни тянем в гору огромную дребезжащую телегу, на которой со всеми удобствами посиживают 150 миллионов наших соотечественников. Они беззаботно развалились на ней и посмеиваются, насмехаются и даже издеваются над нами:
– Вы только посмотрите на этих идиотов! Они почему-то думают, что мы тоже желаем подняться выше и увидеть какие-то дальние горизонты! Но мы не хотим этого! Мы же не круглые идиоты и не безмозглые дураки! Мы простые граждане! Зачем нам это? Нам и здесь, внизу, хорошо и привычно!
…Но мы, ваши авторы, захлёбываясь слезами обиды и обливаясь горячим потом, всё равно, из последних сил, продолжаем тащить в гору этот несоразмерный с нашими возможностями, возмущённый и недоумевающий у нас за спинами обоз, всё чаще называемый почему-то поганым чужеязычным словечком «Russia».
Дорогие наши думающие сограждане! Спрыгивайте с телеги и помогайте нам затаскивать её вверх. Без вашей помощи мы можем просто надорваться от непомерных усилий и упасть, а вы тогда вместе с телегой полетите вниз. Но все вместе мы доберёмся до вершины и увидим оттуда светлые горизонты и будущее нашего Народа!
Salus populi suprema lex
(благо народа – высший закон)
В нашей богопрезираемой стране в тесноте народных масс проживает немало и беспокойных людей, не просто терзаемых губительной для любого человека жаждой познания недосягаемой Истинны, но и обладающих уникальным жизненным опытом. Большинство из них предпочитают умалчивать и о своих неудачных попытках приблизиться к Истине и о мучительных перипетиях своего жизненного пути…
Наш герой довольно успешно и неутомимо бороздил по преступным просторам необъятной российской империи, пока его за небольшую в сущности и – поверьте нам на слово – случайную кражу не упекли в тюрьму.
Он, конечно, не ожидал такого резкого поворота событий, всегда наивно полагаясь на свою счастливую преступную звезду, но суровые законы реальной жизни, привыкшие сокрушать любые человеческие судьбы, неумолимы и, как покажется на первый взгляд, беспристрастны…
После бурной жизни на воле и активной преступной деятельности, тюремные будни тяжелы для любого, даже самого отпетого человека.
Четыре угрюмых стены безжалостно давят со всех сторон на растормошённую психику уголовного элемента. Жизнь там своя, иная, к ней надо уметь привыкать, приспосабливаться, то есть «адаптироваться». У всех обитателей казённых камер всё же теплится надежда на освобождение, все пытаются как-то использовать своё кустарное юридическое образование ради тщетной попытки избежать наказания и освободиться.
Свобода! Как много скрывается за этим словом для зарешёченного народа! И каждый вкладывает в это понятие своё, персональное значение. Одним она нужна для того, чтобы пить, другим – колоться. Кто-то мечтает о женщинах, а кто-то – о деньгах и власти. И всю свою жизнь люди закабаляют себя и свои души ради удовлетворения индивидуальных прихотей. На свободе человек живёт страстями и желаниями, а попадая в тюрьму душа (или что там от неё осталось) начинает ныть и делать попытки вновь обрести ту призрачную свободу, которая как будто бы и есть где-то там, а на самом деле её нет нигде.
Наш герой Ваня-«Джокер» не верил ни в христианских, ни в мусульманских богов, он верил только в свою Судьбу. Он также надеялся, что должна всё-таки существовать какая-то всемирная Истина, и всё время пытался хотя бы приблизиться к ней: ведь не случайно же он родился и пришёл в этот загадочный Мир.
Однажды всё началось с Карлоса Кастанеды.
В любой тюрьме утро всегда тусклое и безрадостное. Баландёр гремит шлёнками. В камеры по-хозяйски вплывает знакомый и далеко не аппетитный запах каши, хлеба, чая и баланды.
После завтрака, когда зеки начали снова удобно устраиваться на шконарях, чтобы досмотреть свои неоконченные ночные сны, из кормушки раздался милый голос библиотекарши:
– Ребята! Книги брать будете?
Поскольку в камере читал книги только наш Ваня, зачем-то искавший в них ответа на свои наивные вопросы, а с предыдущей библиотеки, бывавшей раз в месяц, у него оставалось ещё несколько непрочитанных книг, он и ответил за всю камеру:
– Нет.
Кормушка закрылась. Библиотекарша ушла дальше искать среди матёрого зверья редких любителей просвещения. А Ваня беззаботно растянулся на своём шконаре и подумал: «Ну, чего хорошего можно ждать здесь от ещё одного никчёмного дня?». Он уже засыпал, когда услышал, как вновь открывается кормушка и раздаётся тот же женский голос:
– Ребята! Может, возьмёте, чтобы мне не тащить её обратно? У меня осталась всего одна книга. Возьмите, пожалуйста!
Ване опять пришлось отвечать за всех:
– Да куда? У нас и так никто не читает.
– Ну, ты почитай.
– А что за книга?
– Карлос Кастанеда.
– Да ну? – изумился Ваня.
(Когда-то, ещё во времена соей ранней молодости, он читал эту книгу. А тут её снова как бы даже насильно впихивают ему для повторного, более внимательного прочтения. Ваня сразу осознал, что это не случайно, это – знак свыше. Ваня почувствовал во всём этом чью-то невидимую руку. Он всем нутром своим почуял какой-то освежающий затхлую камерную атмосферу таинственный мистический холодок).
И Ваня взял эту книгу, которая могла попасть в любую другую камеру, но очутилась почему-то именно в К-23.
В своё время, в 90-х годах, Ваня овладел почти всеми уголовными специальностями, но ни за что особенно не цеплялся, а старался жить в современном ему обществе, занимая свою неафишируемую нишу.
Во внешности нашего героя не было ничего заслуживающего особенного внимания: средний рост, средний вес, лёгкий оттенок безобразия, как и у каждого самовлюблённого мужчины, только в глазах – постоянно какой-то странный мистический блеск, не скрывающий, впрочем, его несколько презрительного отношения к суетливому окружению. Таким его воспитали школа, родители и общество.
Отец научил его не поддаваться общим переменчивым настроениям и стараться плыть всегда не по течению, а против него. Мать научила его терпению. И он всегда был благодарен им за любовь, заботу и внимание. Перед каждым человеком всегда много путей и возможностей. Наш герой не любил плутать по проторенным дорогам. Он всегда искал свой, единственный путь.
Итак, душа нашего героя снова унеслась вместе с магической птицей за доном Хуаном в поисках внешней и внутренней свободы. Постепенно Ваня научился находить свободу даже там, где о ней никто и не думает.
Когда человек чем-то занят, время пролетает незаметно. Прошли следствие и суд. Ваня получил небольшой срок, как раз такой, чтобы не отчаиваться и подумать о перспективах собственной жизни. Тюрьма снова стала его спасительным убежищем от всеобщей утомительной житейской суеты на так называемой «свободе».
Когда его закрывали, по странному стечению обстоятельств в этот же день закрыли – совсем за другое преступление – и его друга по криминальной жизни Геру. Они сидели в камерах напротив и всячески поддерживали друг друга. Если Иван получил относительно небольшой срок, то Гера схлопотал целых восемь лет.
Да, легко у нас пустить свою жизнь наперекосяк, но винить в этом никого, кроме самого себя, не надо, необходимо жить дальше, не опускать руки, иначе – смерть.
Перед отъездом в лагерь на строгий режим, Иван готовился к этапу: собирал свои вещи, лишние раздавал сокамерникам, книгу решил подарить Гере. Ваня передал её через баландёра в соседнюю камеру и уехал в лагерь. А его друг Гера через несколько месяцев поехал уже на особый режим. Так как в нашей области особого режима не было, его повезли за светофор, то есть в другую область. И им обоим казалось тогда, что их пути разошлись навсегда.
Постепенно жизненные передряги так закрутили нашего героя, что он начал забывать и своего друга Геру, и книгу Карлоса Кастанеды, и его мистического героя дона Хуана… Но беспощадная Судьба всё и всех расставляет по своим местам…
Сейчас, когда он вновь оказался на нарах, Ваня вспомнил и о свободе Духа, и о книге, и о своём давнем друге Гере. Душа Ванина просто выла от безысходности, так как теперь ему грозил уже не строгий, а особый режим…
Снова превратки, камеры, стаканы, коридоры, серые измождённые лица, на каждом из которых для опытного глаза сразу заметна печать тюремного страдания. Увы, ничто в этой жизни на даётся просто так. За всё приходится расплачиваться своей собственной жизнью.
В то время в сознании нашего героя всё перемешалось: христианство, ислам, Карлос Кастанеда. Он читал всю доступную литературу в поисках ответов на свои недоумённые вопросы и в стремлении приблизиться хоть немного к Истине. Но, видимо, от явного переизбытка всех этих противоречивых учений, у него в голове образовалась такая каша, что он окончательно потерял и веру в спасение, и в существование истинной Свободы. Он начинал понимать Соломона: всё суета. У Кастанеды это называлось контролируемой глупостью. Ваня так запутался в общемировом хаосе, что всё потеряло для него осознанный смысл.
Любой человек, находящийся в тюрьме, хочет отказаться на свободе. И даже не важно – для чего. Он хочет, и всё.
Внешние события, даже и отрицательного характера, имеют то положительное свойство, что они отвлекают человека от напряжения внутренней жизни. Они просто необходимы, чтобы этот, загнанный обстоятельствами в тупик, человек не сошёл с ума, плутая в лабиринтах своего непостижимого Духа.
Иван попал в камеру к таким же, как и он, людям с большим жизненным опытом: кто уже осуждён, кто только ожидает суда, но у всех – особый режим. Всех сидельцев волнуют мысли о предстоящей поездке: никто не знает, куда повезёт его всесильная Система для отбытия наказания. Всех «особорежимников» по России распределяет только Москва. Только она решает, по каким курортам отправятся на отдых наши заслуженные российские рецидивисты. Есть такие места на карте России – особенные, – где находятся колонии особого режима, и куда сгоняют всю российскую отморозь (конечно, на перевоспитание).
Нашему любопытному читателю будет интересно (и весьма поучительно) взглянуть со стороны на эти узилища скорби. Но они есть, следовательно, для чего-то нужны в нашем разнообразном и многоликом мирке.
Все находящиеся там страдальцы попали туда не случайно: все они заслужили честь пребывания в этих особенных местах своей разнообразной и плодотворной деятельностью на свободе. Их внутренний мир и духовное родство сводит таких разнообразных, казалось бы, людей в одно отхожее место.
Ваня наш давненько уже подзабыл о своём кумире Карлосе, иногда только в памяти вспыхивали всё слабеющие искры свободы.
Внешняя жизнь со своими заботами и проблемами без особых усилий проглотила более содержательную духовную жизнь. А жизнь в тюремной камере – это тоже жизнь, только в своих, ограниченных пределах.
Тюрьма пока была местная, то есть хорошая: движение чёрное, рулит братва. Телефонная и прочая связь с внешним миром и между камерами не приостанавливается ни на минуту. Все «важные» тюремные события подробно освещаются в малявах и курсовках. Все знают, где и что происходит, где и кто сидит: где блатные, где красные, где мусора, где петухи, а где – гады, то есть те, кто согрешил против тюремного уклада, против братвы, кого эта братва объявила гадом. Этот статус – один из самых неприятных для его обладателя. Везде, где он встречается с порядочными арестантами, его бьют, мучают; и многие из них предпочли бы попасть к волкам на растерзание, чем влачить свою жизнь с клеймом «гада».
Администрация обычно возит таких клиентов в рассадках, чтобы они не пересекались с братвой, и не случались драки или, ещё хуже, поножовщина.
Вообще тюрьма – это весьма уникальное место по своему кастовому разнообразию: воры, блатные, мужики, суки, петухи и пр. При таком смешении мастей, человек, впервые попавший туда, долго не может понять, где он находится: на ипподроме или в зверинце, где у каждого своя масть. И этому человеку приходится жить по регламенту, по тюремным законам. Администрация пытается бороться с таким укладом тюремной жизни. Иногда даже ей кажется, что она побеждает, но вскоре всё снова возвращается на круги своя. Каждому приходится быть на своём месте и играть в ту игру, которую ему навязывают.
И если кого-то по известным только кукловодам причинам объявят гадом или отправят в петушатник, то оттуда он не выберется никогда и будет всю жизнь нести свой крест покаяния, выполняя за других самую унизительную работу, молчать и терпеть. Как говорится: «К рваной жопе подорожник не приложишь!». Вот поэтому все и стараются не попасть в унизительные касты, пытаются показаться хорошими, хотя бы в глазах авторитетов. Всем там приходится играть не по своим правилам и не в свою игру.
Наш мыслящий и многое понимавший герой с едва скрываемым презрением, почти с ненавистью, относился к этим откровенно изуверским премудростям преступного мира, ко всему этому прожжённому лицемерию и ханжеству, когда одни русские люди помыкают и издеваются над такими же, как они сами, русскими людьми (А если завтра вам придётся вместе идти в атаку на общего врага? Вы же рискуете получить пулю в затылок. – А это уже касается всех наших начальствующих злодеев).
Ваня умел контролировать свой внутренний мир, и на его лице навсегда в этих стенах поселилась маска безразличия. Он старался скрывать своё истинное отношение к происходящему, заботясь о своём благополучии и своём спокойствии. Он научился не лезть в чужие дела и углубляться в путанные тонкости арестантской жизни, но и к себе никого не подпускал. И для этого у него был веский аргумент: его хорошая физическая подготовка. В детстве немало времени было посвящено спортивным занятиям благодаря отцовской настойчивости. Иван в любой момент был готов постоять за себя. Но он прекрасно понимал, что не во всех случаях можно использовать физическую силу, надо и головой думать, и уметь говорить, а не просто кулаками махать. Коллеги могут ведь и беспредельщиком назвать.
Когда кто-нибудь из местных авторитетов, корольков камерных пытался навязывать сокамерникам свою волю и объяснить им «кто под землёй редиску красит», Ивану хотелось порой просто вмазать по самодовольной и глуповатой физиономии. Такие обычно выступают не поодиночке, а в составе сплочённой группы «непобедимых», получивших свои полномочия почти от самого президента. Но, к счастью, тюрьма полна всяким разнообразием, и в ней встречаются вполне достойные человеческие экземпляры, с которыми приходится молча симпатизировать друг другу.
Ваня всегда старался играть в свою игру, быть скромнее, чтобы не выделяться на общем сероватом фоне, и использовать избыток свободного времени для самообразования (О чём, кстати, большинство зеков даже и не заботится подумать). Он, не переставая, продолжал искать Путь к Истине и Свободе. И эти духовные поиски освобождали его от мелкой и надоедливой тюремной возни. Занимаясь своими делами, он старался, по возможности, не пересекаться с «вурдалаками» (так про себя он называл тех блатных и авторитетов, которые любили пить чужую кровь).
Когда-то Ваня пытался разглядеть в уголовном мире романтику и благородство, которых так любят воспевать наши отечественные «барды», но вскоре он убедился, что в основе всей блатной жизни стоят совсем не благородные чувства, а вполне человеческие: зависть, злость, жажда власти и корысть.
Но поскольку он сам оказался в этом мире далеко не случайно, следовательно и он сам был достоин того места, где он сейчас находился. Возможно, раньше он наивно идеализировал этот мир, а на самом деле всё обстоит гораздо проще: мы, люди, такие же звери и хищники, какие рыщут по лесам в поисках добычи. И как бы человек не скрывал под разными масками свою звериную сущность, как бы не пытался изменить данные природой инстинкты, ничего у него не получится (Увы, это наши предки жрали человечину и не каялись перед чужими богами).
Старшему брату, конечно, хочется, чтобы все придерживались одного типа поведения, чтобы все были «хорошими». Но и это утопия. Мир такой, какой он есть, и в нём для сохранения баланса, необходимо разное. Но человек привык судить окружающий его мир по своим, узким меркам. И хоть этот мир создан не человеком, это всё же самое лучшее место для его бытия и духовного роста. Для каждого найдётся место для созерцания и медитации.
А пока Ване приходилось лежать на своём месте и смотреть, что происходит вокруг него в камере, где жизнь текла и развивалась в своём, слегка приблатнённом ключе.
Поддерживал отношения и общался наш герой в основном с двумя персонажами: Гошей и Модным.
Гоша был явным пересидком, отменным спортсменом и потомственным переростком. Вес – под 120 килограммов, рост – 2 метра. Бешеные глаза на выкате и грозный вид воина-язычника.
Он не курил, ежедневно занимался спортом, обливался холодной водой, и даже три раза в день набожно выставлял на тумбочку иконки и молился. Ваня чуть было, по своему легкомыслию, не начал вместе с ним молиться христианским богам (вернее, иудейским богам), но вовремя одумался (И вы, граждане и гражданки Великой России, тоже почитайте книги и хорошенько подумайте, прежде чем лизать лапы толстобрюхим мошенникам вместе с московской хамелеоновской публикой).
Постоянная жизнь в камере учит думающих сидельцев видеть своих сокамерников насквозь. Вот и наш Ваня пытался поглубже проникнуть в мутноватую Гошину сущность. На вид вроде явно положительный герой, но что-то в нём было не так, как должно быть у искреннего человека… И эта показная набожность… А, может быть, это Ваня, наш герой, сам не был образцом для подражания? Если что-то не соответствует нашему пониманию, может надо просто менять своё отношение к этому внутри самого себя?
Иногда они вели поверхностные дискуссии об истинной сущности Бога. Спорили о родной вере наших предков, и о вере христианской, навязанной нам, Русам-арийцам, чьей-то злой волей. Но Гоше, видимо, было легче жить с молитвой, чем без неё. А может, ему просто хотелось показать, что всё у него серьёзно. А как он яростно и истово молился! (Впрочем, как и все наши церковные продувные лицемеры).
Ваня прекратил что-то доказывать ему и в чём-то убеждать. Пусть молится и ждёт с небес на свою голову иудейской манны!
Но если честно, Гоша уже тогда из-за своей показной духовности не внушал нашему герою большого доверия. Но человеку свойственно ошибаться, и только жизнь всё расставляет по своим местам, а беспристрастное время покажет, кто есть кто.
А вот Модный, наоборот, на вид был очень уж прост, иногда даже казалось, что он сам старается казаться глуповатым (с таких спрос всегда меньше). Он рад был подражать другим, лишь бы общаться и быть единым с коллективом, чувствовать себя не совсем пропащим. Посадили его за злостное употребление наркотиков, когда его чувства и эмоции буквально омертвели, а сейчас, как только он немного отошёл от тлетворного влияния современной фармацевтики, ему, уставшему от саморазрушения, захотелось жить с небывалой силой в покое и душевном равновесии. Ему нравилась дружественная обстановка без искусственного накала страстей. И он старался всячески её поддерживать, даже жертвуя порой своими интересами ради общего благополучия. Ваня вообще никогда не видел его раздражённым.
Всё-таки человек – уникальное творение Высших сил. Как он при переходе из одной среды в другую умеет быстро перестраиваться! А может быть, такие переходные стрессы просто необходимы человеку, чтобы он не утонул окончательно в болоте повседневности, чтобы его внутренние силы перестраивались, мобилизовались, и он посмотрел на свою жизнь с другой стороны, и, может быть, стал лучше. А в новой среде, в обществе новых людей, каждый старается быть лучше… Поэтому он начинает цепляться за всё самое лучшее, что есть в его распоряжении. Он, как змея, готов поменять свою кожу, а как человек пытается переродиться духовно, подняться на более высокую ступень познания.
У Гоши и Модного были семьи, работа. Всё вроде бы было нормально, но или внутренняя неудовлетворённость или какие-то злобные потусторонние силы вырвали их с насиженных мест и погнали совершать запретные, но манящие действия и поступки. Для чего? Чтобы потом раскаяться и остаться такими же?... Да, неисповедимы пути Господни!
Вот так они и жили: присматривались, общались, но в общении были осторожны и держали друг друга на некотором расстоянии, потому что тюрьма-старушка учит своих постоянных обитателей не верить никому. И совсем не надо быть ясновидящим пророком, чтобы разглядеть за расплывчатой наружностью сущность человека, тем более, когда у всех в камере особый статус. Все всё понимали, и только делали вид, что играют в тюрьму и живут по её суровым правилам.
Пока наши герои на тюремных нарах разбирались в собственных душевных коллизиях, их благоверные, не покладая рук и порой в тяжелейших условиях зарабатывали средства на передачи для своих непутёвых половин, простаивали в очередях, чтобы порадовать своих любимых супругов. Женщины при этом проявляли просто невероятные стойкость и мужество. Может быть, наш мир и меняется далеко не в самую лучшую сторону, но настоящие, прекрасные женщины, к счастью хронических зеков, ещё есть. Они не теряют надежду и веру в своих, прямо скажем, не очень надёжных мужчин, и готовы идти за ними до конца.
Слабо верится, что, окажись всё наоборот, у здешних мужчин найдётся столько веры, терпения и преданности своим выбранным идеалам. Мужчина и женщина – существа разные, но они необходимы друг другу для создания единого целого. А вот христианство не всегда относилось к женщинам как к равноправным созданиям. История инквизиции – прямое тому доказательство. Библия безапелляционно утверждает, что бог создал человека «по образцу и подобию своему». А если так, то и у бога должно быть всё, что есть у человека. А наличие этого всего автоматически подразумевает наличие папы и мамы, братьев и сестёр, жён и детей, внуков и правнуков. И как всё это совместить с принципом единобожия? Материальное может создать только материальное, а духовное, соответственно, духовное (Вопрос: зачем наши прокремлёвские идеологи так цепляются за заведомо мёртворождённую религиозную ложь?).
Все библейские истины казались нашему герою какими-то наивными и глуповатыми детскими сказками. Ну, ладно, раньше, когда человечество было на более низком уровне развития, религиозные деятели, сами никогда не верившие и не верящие – в ту дурь, которую они проповедуют малообразованной тёмной массе, могли спокойно внушать наивному обывательскому стаду выгодные им самим принципы жизни. А сейчас-то, при высоком уровне развития науки, зачем наша «номенклатура» продолжает лизаться с заведомыми мошенниками и прохвостами? Вот наш народ возьмёт и внимательно прочитает все книги. Куда тогда побежит наша многократно перекрашенная «номенклатура»? – Наверное, в баню (Скоро они будут бегать в эту «баню» каждую неделю).
Для Вани религия всегда была спорной темой. Ну почему верующий называет себя «рабом божиим», а руки целует не Богу, а церковным служителям, то есть плутоватым самозванным посредникам, толкователям и захребетникам?
Ване давно уже опостылело рассуждать и спорить на такие темы, потому что всё обычно заканчивалось бездоказательным и истерическим словоблудием новых апостолов «духовного возрождения» (Они же – бывшие «коммуняки» и комсомольские шестёрки). Он постановил верить только в самого себя, и укреплять своё тело как храм своей бессмертной Души. Настоящий Человек должен быть сильным, крепким и хотя бы немного возвышающимся над процветающим окружением. Он должен непоколебимо верить в свою правоту и беречь, охранять и защищать своё Отечество и свой Народ.
А реальная жизнь продолжалась (вот её как раз ни остановить, ни поернуть вспять Невозможно). И в этой жизни у каждого – своё предназначение, своя судьба и свой путь. Пока Провидение свело их в одной общей камере. У всех – особый режим (хорошо хоть срока небольшие). Скоро каждому придётся ехать в «свой» лагерь, а по московскому распределению окно для особого режима открыто только в Омск. С одной стороны хорошо, что рядом с домом: всего 12 часов езды, но с другой… ничего хорошего. Об омских режимных лагерях все говорили только одно: беспредел и насилие.
Ваня старался об этом не думать: на всё воля Небес. Омск так Омск. Люди везде живут… он тогда даже и не представлял, что их там ожидало, что им придётся пройти, и что они узнают об этой, нашей жизни.
Время летит незаметно, и с каждым днём дело всё ближе двигалось к этапу. Думали и гадали наши сидельцы, рассуждали, строили планы, по разным источникам узнавали за Омск, но утешительного было мало…
Первым на восток отправился Гоша. Как всегда неожиданно с утра назвали его, и сразу начались сборы, ажиотаж предстоящего расставания. Прятали сим-карты, телефоны в надежде, что позвонит из Омска и хоть немного прояснит обстановку.
Дверь камеры захлопнулась за ушедшим Гошей, и в ней сразу воцарилась утренняя тишина, прерываемая только отдалённым стуком шлёмок – шла подготовка к завтраку. Баландёры всегда просыпаются первыми и готовят свои промасленные телеги для развоза пищи.
Ваня лежал на своём шконаре, устремив застывший взгляд в затуманенную неизвестность. Ему очень хотелось перепрыгнуть через время и заглянуть хоть одним глазом в своё будущее. Замерла душа его в тревожном ожидании этого неизвестного будущего.
Его-то хоть немного согревали мысли о жене, которая всегда была в сердце и по первому зову готова была поехать за ним хоть на Крайний Север… Если рядом с тобой есть такой человек, готовый ради тебя пожертвовать даже собственной жизнью, то стоит жить.
Но Ваня знал и то, что многие его сокамерники были наглухо забыты и своей роднёй и своими бывшими «любимыми».
Не знаем мы, человеки, тайный смысл и истинное предназначение своего временного пребывания здесь, на этой земле. Можем только рассуждать, предполагать и гадать на кофейной гуще… А, может, в нашей жизни вообще нет никакого смысла? А все мы – только чей-то неудавшийся ползучий эксперимент, забытый на краю Вселенной и болтающийся зачем-то между Меркурием и Юпитером?
Как всё-таки мы, люди, мало знаем о самих себе! Но коли уж так получилось, что мы оказались здесь, на земле, приходится жить и идти дальше с верой в свою Судьбу, в мудрость вечной жизни и щедрость Природы. Только эта вера даёт на какое-то время душевный покой, волю и силу, чтобы пройти все предстоящие испытания.
И наш герой тщательно и упорно к ним готовился. Он избавился от всех вредных привычек, которые делали его слабым и уязвимым. Он бросил курить, каждый день укреплял и закалял своё тело. Он готовился к ожидающей его неизвестности. А там уж пусть будет то, что будет.
Незаметно пролетели ещё две недели. Звонка от Гоши они так и не дождались и по-прежнему оставались в состоянии напряжённого ожидания. Самое лучшее – это всё-таки свой собственный опыт. Пришла пора отправляться за этим опытом и нашему герою.
Сокамерники с Модным во главе собрали Ваню в дальнюю командировку как полагается: «от граблей до кораблей». Все они были крайне расстроены предстоящей отправкой Вани, который вносил в их однообразное и жалкое существование какую-то ободряющую энергию жизни. У всех на лицах грусть и печаль расставания. Больше всех переживали Ширшик и Модный, которые за это время крепко привязались к общительному и эрудированному Ивану. Они стали – безо всякой мурки – почти родными братьями. Что-то простое, но одновременно и неведомо-таинственное объединяло их такие разные жизни. Эти трогательные и приятные минуты товарищеского общения позволяли им не чувствовать себя одинокими и забытыми. Возможно, Государство и общество и оттолкнули их, но они не обозлились, не затаили в душах своих жажду мести, но остались людьми (которых ждёт впереди мрак неизвестности).
– Иванов, готов? – услышал Ваня через дверь окрик корпусного. – через пять минут придём за тобой.
Ваня внимательно оглядел своё временное пристанище, эти успевшие стать родными и близкими сероватые арестантские лица, которых он почти наверняка больше никогда не увидит. Они, эти разные люди, за время, проведённое вместе в ограниченном пространстве камеры, успели сдружиться по-братски, спокойно уживались друг с другом, никто никому не мешал, жили в какой-то возвышенной атмосфере взаимного уважения. А ведь все они были матёрыми уголовниками-рецидивистами, но глядя на их суровые измождённые лица, Ваня видел их внутреннюю суть и высокое человеческое естество, бережно сохраняемые ими в самых неимоверно-тяжёлых условиях.
Вот так: через пять минут этап, и эти почти родные лица растают во мраке жизни как призрачные миражи… А что ждёт дальше его самого? Какие люди встретятся на его пути? Но уже со скрипом открывалась дверь.
– Пошли!
Ваня взял свои походные сумки, ещё раз на всех посмотрел, улыбнулся, подмигнул им на прощание и вышел из камеры. Одна реальность сменилась на другую, совсем уж призрачную.
На продоле уже стояло семь человек. Корпусной собирал этапников из оставшихся камер. Всего с их этапа собрали 15 человек, и вся эта живописная кавалькада двинулась на «вокзал» (так зеки называют камеры временного содержания перед этапом, там же их обыскивают). Всего по этапу отправлялось 30 человек. В таких пересыльных тюрьмах каждый день происходит такое непрерывное броуновское движение очумелых от постоянных перетасовок зековских масс. Ваня даже с определённой долей жалости и сочувствия смотрел на сотрудников-вертухаев, которые каждый божий день собирали, обыскивали, словом, «работали с контингентом». Да, работёнка не из лёгких! Но каждый в этой жизни сам выбирает свою судьбу. Такая специфическая деятельность, конечно, отнимает много физических и нравственных сил: нужно рыться в чужих вещах и постоянно орать, направляя людские массы по нужному руководству пути. А зеки у нас все разные: одни из красных лагерей, другие с чёрных на конкретной муре и разговаривают соответственно. Постоянно происходят мелкие разборки, кипиш, выяснения, кто блатней и серьёзней.
– Э-э, начальник, принеси кипяточку! Слышь, шмонай на морозе быстрей и поехали!
А могут и в рожу заехать, если вдруг кто-нибудь по запарке не окажет должного внимания каким-нибудь «высокопоставленным» особам. С ворами вообще грубить нельзя. Разные люди едут по своим делам и по чужим распоряжениям: бродяги, урки, бандюки, пехота, чёрные, красные, петухи, гадьё, словом, встречные людские потоки не прекращаются ни на один день. У одних рассадка, у других лишь мягкая посадка, и под каждого надо подстроиться, чтобы избежать излишних конфликтов. Бесконечные людские потоки движутся туда и сюда: добрые блатные, злые нищие, отморозки, беспредельщики и прочие, не вписывающиеся в рамки так называемого «нормального человека», незаурядные личности с поломанными, но нестандартными судьбами. И всё это происходит каждый день, и, кажется, что это не кончится до тех пор, пока незыблемо стоит этот свет.