Текст книги "Выбор Бога. Роман о любви (СИ)"
Автор книги: Федор Соколов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
их ослепляла светом фар встречная машина, но руку Олега со
своего бедра не убирала.
Олег часто вспоминал именно эту поездку, этот рассветный
сумрак, бесконечный разговор вполголоса, мягкая рука Ольги,
гладившая его ладонь. Наверно потому, что надежды и мечты –
это самое доброе в нашей жизни.
В аэропорту попрощались скомкано и украдкой, мешало
пристальное молчаливое внимание старой монашенки. Олег
проводил женщин до паспортного контроля. Он смотрел на
удалявшихся, женщин. Ольга обернулась и еще раз помахала ему
рукой.
Олег почувствовал, как она тонет в его глазах, уходя в самую
глубину его потрясенного любовью сознания, с ее уже такой
родной улыбкой, гибким и сильным телом и всеми яркими и
свежими чувствами, с ее телом связанными, и почему-то подумал,
что не увидит ее долго. «Почему долго? Неделя максимум! И
приеду встречать с самолета», – решил он.
А услышать должен был через два часа. Олег сумел-таки заста-
вить Ольгу взять у него сто немецких марок, специально купил в
банке, и пообещать, что первое, что она сделает в Германии – это
купит телефонную карточку и позвонит ему на мобильный. Сам
99
он не любил летать самолетами. Не то чтобы боялся, но ему
всегда было неприятно взлетать и, особенно, садиться.
Матушка Февронья удивила Ольгу. Старушка, умиравшая в
своей келье еще несколько месяцев назад, выглядела бодрой и
здоровой для своих лет, без проблем перенесла путь до Таллинна,
бесстрашно села в самолет в первый раз в жизни, и без сомнений
ехала, опять же в первый раз, за границу. После того, как
женщины прошли паспортный контроль, и они уселись в зале
ожидания, до вылета самолета оставалось еще больше часа,
пожилая монахиня начала подробно, как это делают пожилые
люди, рассказывать Ольге историю своей жизни.
Простая крестьянка из Полтавской области Украины Якилина
Коваленко, она вышла замуж в 1928 году и успела до войны
родить четверых детей. В августе 41-го Прохора, ее мужа
призвали в армию, но повоевать он так и не успел. Во время
ноябрьского наступления на Киев, немцы взяли в плен
полмиллиона советских солдат. Рота Прохора Коваленко только
шла получать оружие, когда ее окружили немецкие танки.
Большую часть русских военнопленных немцы содержали в
огромном лагере под открытым небом под Кременчугом. При
этом немцы отдавали несостоявшихся солдат обратно в семьи,
если за ними приезжали, привозили документы и гражданскую
одежду. Конечно, оккупантам было выгоднее, если в украинских
селах были бы работники, чем содержать их в лагерях.
В декабре поехала за мужем и Якилина. Сумевшие вернуться в
родные села однополчане ее мужа рассказали, что видели его в
лагере. Но Якилина была на последних месяцах беременности, и
дочь Прохора, принятая немецким доктором в немецком госпи-
тале в Кременчуге, не позволила найти его, и, поэтому стала его
последним ребенком. Якилина была вынуждена вернуться домой
к четверым ожидающим мать детям с пятым – грудным на руках.
Спасла и вырастила всех пятерых в войну и в голодные
послевоенные годы. Как сумела – на пенсию в двенадцать рублей
в месяц. А от мужа вестей – извещение о пропавшем без вести.
Судьба такая же, как и у миллионов вдов великой Отечественной.
Дети, повзрослев, разъехались из родного дома. Искали более
сытой и счастливой жизни. В Эстонию сначала переехала старшая
100
дочь с семьей, там много строили, нужны были рабочие руки.
Затем старший сын воспользовался приглашением сестры пожить
у нее, затем и еще одна дочь. Все устроились, жили в городских
квартирах. Якилина приезжала погостить к детям, но с одной
стороны не все ей нравилось в их семьях. С невесткой отношения
сразу не сложились из-за ее жадности. Она сначала ждала
подарков от свекрови. А затем только того дня, гостья уедет. У
одной дочери, с мужем проблемы, гулял, другая дочь сама матери
как-то не очень-то радовалась. С другой стороны, Якилина и сама
не хотела мешать детям, быть обузой их семьям.
Однажды, посетив Покровский монастырь как паломница, она
осталась там на все лето, работала в коровнике, занималась
привычным для нее крестьянским трудом, и ей очень в обители
понравилось. Сама она, как все крестьянское население России
начала двадцатого века, была женщиной набожной, выросла в
верующей семье, а недалеко от ее родного дома стоял
белоснежный сельский храм, который она регулярно посещала,
находя там поддержку и утешение в своей нелегкой жизни. Ее
паломнические поездки в Покровский монастырь становились все
продолжительнее и чаще. А затем она в монастыре поселилась
окончательно и приняла постриг под именем Февронья.
Одна у нее была беда, за мужа, Прохора, было толком не по-
молиться. Слава Богу, нашелся, теперь все в порядке. Февронья
как-то даже не очень удивилась своему неожиданному
послушанию – поездке в Германию. Она была довольна уже тем,
что судьба ее Прохора теперь ясна. Многолетняя привычка
выполнять послушание сработала и здесь. И болезни старческие
как-то вдруг отступили. Надо, значит надо ехать за тридевять
земель. Тем более, что попутчица у нее есть, молодая и крепкая,
вещи поможет нести, иностранные языки знает.
А в самолете так чудно, будто и не движешься никуда. И по-
кормили. Предлагали даже выпить. Но, конечно, не стали.
Позвонили Олегу. Он сразу ответил, ждал, пообещал сообщить
игуменье, что они уже в Германии, и попросил и завтра связаться
с ним, рассказать, как доехали, и устроились.
От Берлина до Лейпцига быстро добрались на удобном авто-
бусе с туалетом и бесплатным кофе и чаем, там пересели на
101
маленький автобус в Херлесхаузен. Едва не опоздали. Автобус
ходил всего дважды в день. Если бы приехали в Лейпциг на
полчаса позже, то пришлось бы там и заночевать.
В Херлесхаузен прибыли уже под вечер, оставили вещи в
единственной в городе гостинице, и, несмотря на усталость после
дороги, по настоянию старой монахини, пошли искать место
захоронения русских солдат.
Хозяин гостиницы, добродушный толстяк Ульрих, понял, что
ищут гости из России, про Эстонию, он не имел никакого
понятия, и подробно объяснил, как добраться до кладбища, но
сделал это на немецком языке, другого не знал! Пошли в ту
сторону, куда он махнул рукой, заблудились пусть в не-
многочисленных, но извилистых старых улицах, уперлись в
насыпь автострады на окраине города.
Редкие прохожие на улицах Херлесхаузена все как один по-
казывали за автобан22, а как его пересечь?
Выручил молодой немец, ровесник Ольги, который не только
знал английский и подробно объяснил, как найти могилы русских
солдат, но и вызвался проводить женщин до лагерного кладбища.
Это оказалось совсем недалеко, не дальше километра от центра
города. Главным было по извилистым улицам найти узкий
тоннель, еле одна легковая машина пройдет, под насыпью
автобана, а там налево по асфальтовой дороге вверх по опушке
леса до кладбищенской ограды. Здесь поблагодарили доброго
молодого человека и огляделись.
Кладбище располагалось на склоне величественного холма, у
подножия которого, как игрушечный, стоял городок. На про-
тивоположной стороне долины видны были руины средневе-
кового замка, еще дальше – перспектива гор, освещенных
пастельными лучами осеннего солнца.
К кладбищу вела вымощенная камнем дорожка, заканчи-
вающаяся у каменной ограды с коваными воротами и табличкой о
том, что на этом мемориальном кладбище похоронены 1593
советских солдата.
22 Скоростная дорога в Германии. Не имеет пешеходных переходов.
102
Рядом с воротами располагался подробный стенд с полной
информацией о месте захоронения солдат, погибших в «Сталаг –
9»23, на немецком, английском и русском языке.
Минут десять Ольга вслух читала о том, что кладбище, как
воинский мемориал, действует с 1949 года, ежегодно его по-
сещают сотни родственников погибших, что информацию о
воинах, похороненных на кладбище, можно получить в городском
магистрате.
Само кладбище было в идеальном порядке. По-немецки тща-
тельно убранное, засеянное мелкой травой. Аккуратные каменные
дорожки. Могилы обозначены бронзовыми плитами, по пять имен
на каждой.
Ольга и Февронья, крестясь, медленно шли по дорожке и
вглядывались в написанные на плитах имена.
Ольга, воспитанная на патриотических советских фильмах, с
некоторым предубеждением относилась к немцам. Враги есть
враги. Но вот их отношение к кладбищу советских военно-
пленных как-то не уложилось в шаблоны советского воспитания.
Хотя бы то, что каждый солдат лежал в своей отдельной мо-
гиле, что Ольга вычислила по расстояниям между бронзовыми
плитами. И еще, что последний приют русские воины нашли на
городском кладбище. Наша героиня заметила, что край
захоронения занимают могилы с высокими старинными ка-
менными надгробиями.
«А как они найдут могилу Прохора Коваленко?», – спросила
себя Ольга, медленно идя между рядами могильных плит.
Кладбище было обширным, таблички можно было бы читать
несколько дней! Ольга только на следующий день заметила, что
все ряды могил с немецкой педантичностью были помечены
небольшими табличками с номерами.
Вдруг она увидела, что старая монахиня неожиданно свернула
с главной дорожки на траву и, пройдя с десяток метров, будто
зная куда, опустилась на колени, затем ничком рухнула на землю.
Ольга бегом подбежала к Февронье, думая, что той стало
плохо.
23 Немецкий лагерь военнопленных времен Второй мировой войны в Тюрингии.
Больничное кладбище этого лагеря действительно находится в городе
Херлесхаузене.
103
Монахиня гладила руками бронзовую плиту, одной из надпи-
сей на которой была «Prohor Kowalenko», и напевно причитала:
– Мий дорогий, улюблений, эдиний! Нарешти ми зустрелися!
Лежи спокийно, виростила я твоих дитэй! Прости, що не змогла
до тэбе ранише прийти…24
Ольга тихонько стояла рядом, не мешала, сама плакала и пе-
реживала, сожалела, что не догадалась прихватить с собой хотя
бы бутылочку воды.
Февронья причитала, рассказывала о своей жизни, детях еще
долго, затем поднялась:
– Извини, милая!
– За что, матушка, я же понимаю, почти шестьдесят лет про-
шло. Я и сама плакала.
– Пойдем в гостиницу, Оленька, устала я сегодня.
В отеле их ждало несколько приятных известий. Из школы
пришла дочь хозяина, она, естественно, учила в школе
английский, говорила на нем хорошо. От нее узнали, что
постояльцы гостиницы, приезжающие с целью посещения
братского кладбища получают скидку в двадцать процентов.
Монахиням Ульрих сделал скидку в пятьдесят, тем более, что
Ольга и Февронья были единственными его постояльцами. Еще
они узнали, что в стоимость номера входит и завтрак, что
существенно облегчило жизнь монашенки и послушницы, сняв с
них заботу о хлебе насущном. Ольга выяснила, где находится
магистрат и то, что он работает с семи утра.
На следующий день проснулись в шесть, позавтракали белым
немецким хлебом с сыром и вареньем. Ольга малодушно потянула
к себе тарелку с аппетитной ветчиной, но наткнулась на
осуждающий взгляд старой монахини и начисто потеряла аппетит
на мясо.
– Надо будет хозяину сказать, чтобы мясо впустую не резал! –
сказала Ольга.
Февронья согласно кивнула:
– И сыр – скоромное, но надо поесть, у нас дел много.
24 Мой дорогой, любимый, единственный! Наконец-то мы встретились! Лежи
спокойно, вырастила я твоих детей. Прости, что не смогла к тебе раньше
придти… (укр.)
104
Ольга предложила вместе наведаться в магистрат, но монахиня
ответила, что она пойдет на кладбище, дорогу найдет, вчера
запомнила, а Ольга пусть сходит сама, разузнает, что сможет о
судьбе Прохора. Ольга волновалась за старую монахиню, но
понаблюдав, как та решительно зашагала в нужном направлении,
беспокоиться перестала.
Ольга без труда нашла в магистрате департамент, который
занимался городским кладбищем с единственной работницей,
хорошо разговаривавшей по-английски. Ольга получила
информационную брошюру о военном кладбище Херлесхаузена
на русском языке, а, самое главное, ей нашли карту во-
еннопленного Прохора Коваленко. Все карты были подшиты в
толстенные папки в строгом алфавитном порядке и представляли
собой желтые картонные бланки с краткой, но полной
информацией о каждом военнопленном, фотографией и
отпечатками пальцев. С неожиданно хорошей по качеству и
совсем не пожелтевшей от времени фотографии на Ольгу смотрел
красивый молодой человек, видно, что исхудавший от голода, но
с бодрым пристальным взглядом. Рядом с портретом стоял штамп
«Просмотрено НКВД», неразборчивая подпись и дата 23 июля
1946 года.
«А сообщили, что пропал без вести!», – с горечью подумала
Ольга.
Часть карты была заполнена от руки и, практически, нераз-
борчиво. Наша героиня нерешительно попросила перевести ей
содержание карты хотя бы на английский язык, но ей сказали, что
сделают ей копию и переведут на русский, только займет это еще
один день, надо отнести карту местной переводчице. У Ольги в
отместку настоятельно попросили, чтобы она предоставила в
магистрат как можно более подробную биографию Прохора
Коваленко и историю его семьи. Ольга пообещала, решив, что
сегодня же вечером она запишет все, что Февронья ей успела
рассказать по дороге в Германию.
Ольга нашла Февронью на дальнем конце кладбища. Монахиня
держала в руках молитвослов и, не глядя в него, читала молитву
над одной из могильных плит. Ольга дождалась «Аминь!» и
протянула Февронье копию карты военнопленного Прохора
Коваленко.
105
– Смотри, матушка, что мне в магистрате дали!
Монахиня несколько мгновений вглядывалась сквозь очки в
документ, затем охнула и прижала его к себе:
– Господи, Прохор, який ти молодий и красивий! Побачились
ж! А я ж така стара, така стара…25
Но быстро взяла себя в руки:
– Что это, Ольга?
– Карта военнопленного. Завтра мне пообещали сделать пере-
вод с немецкого!
– Хорошо, вечером расскажешь! А нам нужно послушание
наше исполнить, прочитать молитвы над солдатами, которые
здесь лежат. Ведь умерли они вдалеке от дома, без отпевания и
покаяния, может быть кто-то и прочитал над ними молитву, а
скорее всего, нет! И священник приезжал ли сюда? Ты девушка
образованная. Можешь посчитать, успеем мы прочитать молитву,
пусть не над каждым солдатиком, но хотя бы над каждой
могильной плитой? Я с батюшкой перед отъездом посоветовалась
и в молитвослове отметила, что читать.
Ольга поступила так же, как на стройке, когда она считала
трудозатраты. Попросила монахиню прочитать все молитвы,
засекла время, умножила на количество могил.
– У нас шесть дней, считая сегодня. А надо… почти шестьде-
сят, если по восемь часов читать над каждым человеком, не
успеем. Если читать молитвы сразу пятерым, и разделиться, ты
матушка, читаешь над одной могилой, я – над другой, тогда
управимся.
– Так и поступим! – монахиня протянула Ольге молитвослов.
– Там закладки, увидишь!
Ольга начала читать, вставляя в молитвы имена с могильных
плит, где это было нужно. Она предполагала, что это не будет
легкой задачей. Она давно уже почувствовала напряженную
святость этого уединенного кладбища с двумя тысячами нелепо
оборванными войной жизнями, и двумя тысячами мучительными
смертями от голода и болезней, вдали от родной земли и от
родных людей. Когда Ольга дошла до заупокойной молитвы
25 Господи, Прохор, какой ты молодой и красивый!
Свиделись же! А я такая старая, такая старая… (укр.)
106
Пресвятой Богородице, то не смогла сдержать рыдания, давно
подступавшие к горлу. Подошла старая монахиня, но не стала
утешать.
– Поплачь немного, никто ведь их не оплакивал, но только
немного, на всех не хватит! Тебя же учили в монастыре читать
молитвы без лишних эмоций!
– А как это здесь можно сделать спокойно?! – сквозь слезы
спросила Ольга.
– А ты когда читаешь молитву, об этих людях думай, не о
страданиях их, а о них самих. О том, как жили они, об их женах,
детях и родителях, который их любили и ждали, молились за них,
и здесь бы помолились, если бы была на это Божья воля. А ты за
них сейчас это делаешь.
Действительно, используя советы Февроньи читать молитвы
было легче.
Но на третьей могиле возникла новая проблема:
– Матушка, идите сюда!– позвала Ольга. – Что мне делать,
здесь похоронен Мохаммед Ибрагимов. Он же наверняка му-
сульманин! Мы же в монастыре поминание на некрещеных не
принимаем!
Старая монахиня задумалась.
– Знаешь, Ольга, надо молиться за всех. Лежат они здесь вме-
сте, как мы за кого-то из них не помолимся? Крещеные обидятся
за товарища своего. Пусть он и мусульманин, а погиб так же как и
его друзья-христиане. Если это и грех, то мы в монастыре
покаемся и отмолим, – решила Февронья.
А через два часа чтения молитв Ольга вдруг поймала себя на
мысли, что она ясно представляет тех, о ком молится, они были
рядом с ней и внимательно слушали ее чтение.
Горбоносый высокий красавец Дмитрий Кузнецов хмуро стоял,
скрестив руки на груди. Почти дед, седой и бородатый, Степан
Тимофеев кивал головой в такт молитве и мелко крестился.
Молодой, совсем мальчик, белокурый Саша Досталь сидел на
корточках и смотрел на Ольгу снизу вверх. Круглолицый
весельчак Петр Беляков задумчиво склонил голову. Усатый и
чернявый, лет сорока, Емельян Диденко слушал внимательно и
старался повторять слова Ольгиной молитвы.
И так было уже на каждой могиле.
107
Давным-давно умершие солдаты слушали ее молитвы со
вниманием и благодарностью, а Ольга понимала, что дело,
которое они с Февроньей делают, было очень важным и нужным
для тех, кто сгинул здесь, на чужой земле, и что-то большее
сложно сделать.
К вечеру, когда уже начало темнеть, и пора было уже воз-
вращаться в гостиницу, пошел дождь.
Не крупный дождь, и не мелкий, но словно слезы…
Завтра подготовились лучше. Взяли из корзины фойе гости-
ницы зонтики для постояльцев. Заготовили на завтраке четыре
бутерброда, хозяин не возражал, и купили питьевой воды в
магазине, чтобы не прерывать свою молитвенную вахту
длинными перерывами.
Ольга так и не смогла записать обещанный немецкой чинов-
нице рассказ о семье Коваленко, не хватило времени и сил. Даже
содержание карты военнопленного, которую передал им хозяин
гостиницы, Ольга смогла пересказать старой монахине только в
самолете. Всю дорогу в автобусах они проспали, так устали.
Каждый день с раннего утра, до той поры, пока начинает
темнеть – на кладбище. А вы пробовали часами читать молитвы с
зонтиком, который вырывает ветер, в одной руке и с
молитвословом – в другой? Правда, уже на второй день Ольга
выучила все молитвы наизусть. Но нужно было помогать и
старой монахине. Иногда погода была настолько плохой, что
послушница и монахиня прятались под одним зонтом, который
двумя руками держала Ольга, Февронья в это время читала
молитвы.
Вечером в гостинице надо было высушить одежду, иногда это
удавалось сделать только при помощи гостиничного утюга. Надо
было и поужинать. И отдохнуть.
У Ольги было желание вечером прогуляться по маленькому
городку, но ее поход в магистрат так и оказался единственной
прогулкой, на большее не хватило сил.
А еще, уже сидя в кресле самолета Берлин – Таллинн, наша
героиня вспомнила, что хотела позвонить Олегу из гостиницы, и
обещала обязательно сделать ему звонок перед тем, как они сядут
108
в самолет. Так и пропали непотраченные марки на телефонной
карточке.
Было стыдно за несдержанное слово, Ольга вспомнила Олега,
их три недели проведенные вместе.
Да, это была любовь, которую она ждала и дождалась, но
любовь опоздала! Она была счастлива, что это было в ее жизни.
Но выбор, ее выбор Бога, он значительнее и выше всего земного,
она пойдет другим путем!
Самолет летел высоко под облаками, отдохнувшая Февронья в
очередной раз рассказывала послушнице историю своей жизни, а
Ольга раз за разом возвращалась в мыслях к принятому ею
решению и находила новые доводы в его пользу…
Глава 5.
Ольга Фролова
Сразу предупреждаю уважаемого читателя: в этой главе нет
Олега. Поэтому, кто привык к нашему герою, и не хочет сми-
риться с его потерей, может пропустить эту главу и перейти к
следующей, там Олег есть и, по воле автора, совершенно жив-
здоров.
А здесь он погиб. Олег работал строителем, стройка – опасное
дело, и так получилось, что плохо сделанные леса, к возведению
которых, правда, он не имел никакого отношения, однажды
рухнули под ним и Олег упал с пятнадцатиметровой высоты.
Умер мгновенно, и, не мучаясь.
109
Почему так случается, что хорошие люди уходят из жизни
значительно раньше, чем хотелось бы их друзьям и родст-
венникам? Почему Господь часто забирает лучших из нас?
Наверно они Ему нужнее Там.
Или за все нужно платить.
«За все нужно платить» – с этой мыслью я проснулась. В окно
птичьим пением и ярким солнечным светом билось радостное
июньское утро, а я боролась с подступающими к горлу
рыданиями.
Почти год прошел с того дня, когда я потеряла мужа, но боль
все еще была очень острой, и практически каждый день
начинался с того, что я рыдала в подушку. Первые месяцы вообще
было невыносимо тошно, я их плохо помнила. Горе и скорбь,
слезы и воспоминания. Олег глядел на меня с фотографий,
висевших на стенах комнаты, этих немых свидетельств
бесконечного счастья двух любящих друг друга людей, которые
обнимаются, целуются, смеются.
Потом я убрала из спальни все его фотографии. Нет уже этих
людей. Одного нет вообще, а другой не может быть счастливым.
Какая нелепая смерть! И главное, меня не было рядом, уехала в
Донской монастырь на Валдай, поработать, отдохнуть душой,
чуть отвыкнуть от детей и мужа, чтобы вернуться к ним с новыми
чувствами, а вернулась на похороны. Господи, за что? Почему?
Сейчас стало немного легче, иногда могу и не заплакать по
утрам. Боль притупилась, пришло сознание, что надо жить
дальше, есть работа и обязанности перед другими людьми.
Есть дети, Олега продолжение, которые требовали внимания и
отвлекали от горя больше всего. Они и помогли придти в себя и
жить дальше.
И еще чувство женского прагматизма и ответственности за тех,
кто рядом.
Чувствую, что сегодня сумею начать утро без слез.
А вот и первый мой помощник.
Дверь в спальню тихонько раскрылась, и сонный Глеб без
лишних слов забрался ко мне в кровать, прижался теплым
детским телом, поворочался немного и через минуту засопел. Я
потихоньку гладила его светлые волосы, вдыхая родной запах.
110
Сегодня суббота, могу поваляться в кровати подольше, вот так,
прижимая его к себе.
Глеб, этот обычай полежать с родителями в выходные, при-
думал, когда ему было года полтора. Мы пытались возражать, у
нас с Олегом были и другие занятия по утрам, более приятные для
любящих друг друга людей, но младший сынишка был тверд
характером, и остановить его могла только вовремя закрытая на
защелку дверь спальни. Так что мы с мужем иногда занимались
любовью рядом со спящим сыном.
После смерти Олега утренние визиты Глеба стали чаще, он
жалел меня, вытирал мне слезы, приносил воды из кухни, потом
засыпал рядом, когда я успокаивалась. С ним как-то было легче.
Опять открылась дверь, и в спальню проскользнула Соня,
поправляя на ходу сползающие пижамные штаны, залезла под
одеяло с другой стороны, несколько раз перевернулась со спины
на бок, ища удобное положение, и тоже заснула.
Сонька – наш с Олегом приемыш. Когда после Глеба выяс-
нилось, что больше у меня детей не будет, дисфункция щи-
товидки, и пожизненный ежедневный прием эльтероксина, а так
хотелось третьего ребенка, то мы удочерили из детдома
пятилетнюю девочку.
Это больше была идея Олега, чем моя. Ему очень хотелось
дочку, я-то не особо стремилась к еще одному ребенку, хоть
между сыновьями разница и была в шесть лет, но от пеленок и
детских болячек отойти не успела. Олег присмотрел маленькую
девочку, или она его, я так до сих пор и не знаю, во время ремонта
детского дома, и я не разу не пожалела, что теперь у нас есть и
дочь. Не знаю, как бы я одна справлялась с четырьмя, сейчас уже
с тремя мужиками в доме, если бы ни ее благотворное влияние на
эту мужскую компанию, временами грубую, временами просто
неуправляемую.
Год мы приручали маленькую Соню. Или она нас? А закон-
чилось все тем, что в одно прекрасное утро в нашей постели уже
сопели двое детей. Правда, недолго продолжалось это счастье…
– Господи, Андрей, а ты куда? – прошипела я.
К нам присоединялся мой старший сын. Ему уже тринадцать.
За последний год вытянулся, подрос сантиметров на десять, уже
подросток, но тоже не прочь полежать рядом с мамой в постели.
111
Андрей деликатно примостился со стороны Глеба и заснул
быстрее младших. Это сейчас он спит в любом положении, а,
когда был грудной, то дал молодой маме жару, не спал ночами.
Ну вот, почти вся моя семья со мною рядом. Греют как печки,
а одеяло не откинешь.
Извини, Олег, сегодня я плакать с утра не буду. Это я так,
шучу, знаю, что мои рыдания он не одобрил бы. Зачем горевать
так долго? Олег любил жизнь, любил детей, любил меня, и сейчас
любит, просто он далеко.
Сейчас самое время рассказать читателю, почему я не в мо-
настыре, я же все для себя решила в предыдущей главе.
Олег не смог нас встретить, когда мы с Февроньей прилетели
из Германии, сломалась его машина, не доехал до Таллинна.
Тогда я думала, что это наверно и к лучшему. Я чувствовала
себя бесконечно виноватой перед Олегом, я же любила его, и с
любовью этой еще надо было как-то справиться. А так не надо
объясняться, попрошу у Валентины, чтобы отослали меня на
ферму подальше от монастыря и людей. Но и этого делать не
пришлось.
Сразу после приезда я узнала, что в Покровском монастыре
формируется группа монахинь для служения в Палестине на
восстановлении монастыря, возвращенного русской православной
церкви. И через два дня я уже была в Москве в Новотроицком
монастыре, где ждала оформления израильской визы и в
ускоренном темпе изучала основы иврита и арабского.
Уже и визы были готовы, и билеты на самолет, который вы-
летал через неделю, когда выяснилось, что я беременна. Мне
стало плохо после завтрака.
Пожилая инокиня, увидевшая, как меня стошнило прямо на
улице рядом со столовой, вызвалась мне помочь, отвела в келью,
принесла воды.
– Не может быть, чтобы ты отравилась! У нас сроду таких
случаев не было! – сказала она в ответ на мое предположение, а
затем участливо спросила. – Дочка, а ты не беременная?
Что я могла сказать? Мы с Олегом не предохранялись, у меня
же все это было в первый раз, я совсем потеряла голову,
подсказать что-то также было некому.
112
– Монашек в положении не бывает! – то ли пошутила, то ли
вынесла приговор моя помощница.
Дальше опять все было не очень просто. Уехать к родителям в
Тверь я не могла. Очутиться в тюремной камере, да еще в
положении?
Позвонила Олегу. Как я была рада услышать его голос! Отдать
ему должное, мой возлюбленный отношения выяснять не стал,
приехал в Москву следующим утром, перевез меня в Санкт-
Петербург, вернее в его пригород, где устроил на время у своей
родственницы, замечательной тети Вали, которая жила в
Ульяновке, большом поселке на железной дороге Санкт-
Петербург-Москва.
Я бы еще месяц жила у доброй тетушки, предыдущая
эстонская виза у меня была однократная, а оформление эстонской
визы занимало долгое время.
Но Олег попросил помочь матушку Валентину, и через неделю,
я уже была в знакомой мне квартире в Нарве. Боролась с
токсикозом и готовилась стать женой Олега.
Я заснула, проспала всего-то полчаса, но проснулась совсем с
другим настроением. Летнее солнце заливало комнату, обещая
хороший день. И не только в погоде.
Теперь надо аккуратно выскользнуть из кровати, тихонько
освободиться от цепких детских ручонок. Пусть еще поспят.
Прочитала утреннюю молитву, привела себя в порядок, и на
кухню, помочь маме, которая уже хлопочет на кухне, готовить
завтрак на всех. Алла Николаевна на пенсии и сейчас живет у
меня. Она приезжает из Твери месяца на три, потом возвращается
домой. Папа скучает. А сейчас он еще и приболел. Во вторник
мама уезжает, придется крутиться одной.
На запах блинов из своей комнаты вышел Илья, это мой
старший сын, еще один приемыш двадцати пяти лет от роду.
Правда, сынок называет меня только по имени, но что сделаешь,
он всего-то на десять лет меня моложе.
– Доброе утро, Оля! А с чем блины будут? Хочу с икрой! – с
этими словами Илья попытался схватить только что поджаренный
блин. Но получил полотенцем по рукам, после чего устроил на
кухне веселую и шумную борьбу со мной за обладание блинами, в
113
ходе которой сумел-таки парочку блинов украсть и съесть, а
потом с достоинством удалился в ванную.
– Вместо икры и со сметаной поешь! Позже! Когда все за стол
сядут! – только и смогла я прошипеть ему вслед. Вырос
здоровенный дядька, не справиться!
Илья с нами уже восемь лет, с тех пор, как Лена, его мать,
вместе с мужем уехала в Россию, на время, ненадолго, но так там
и задержалась. Ленкин бандит вляпался в какое-то дело, связанное
с вымогательством и, чтобы не сидеть в тюрьме, скрылся за
границей.
Приехать сюда больше не мог, и Лена не приезжала, тоже чего-
то боялась. Жили они сейчас трудно. Деньги, полученные от
реализации имущества в Эстонии, давно закончились, что-то
безуспешно вложили в бизнес, и сейчас ютились с двумя своими
детьми в маленькой двухкомнатной квартире где-то под
Петрозаводском. Мы с Олегом ей помогали, понемногу, как
могли. Ленина мама умерла два года назад, завещав единственное
свое богатство – трехкомнатную квартиру в Нарве любимому
внуку Илье, с дочкой была в ссоре. Обижалась на нее, за то, что
она уехала в Россию и матери не помогала. А внук старался,
ухаживал за бабушкой как мог, когда приезжал на выходные и
каникулы.
Илья в прошлом году окончил Таллиннский Технический
Университет, инженер-строитель, создали с папой династию.
Работает в нашей семейной строительной фирме, и без него мне
приходилось бы туго.
Поступил в Таллиннский Технический Университет он легко.
Но после первого курса задурил. Компании, дискотеки, выпивка,
и наркотики были, модный в это время амфетамин. Сама
находила в его карманах. Слава богу, что не героин!
Мы купили в Таллинне квартиру. Двухкомнатную. После
поступления Ильи в университет. Хотелось как лучше, а может
быть, как раз и лучше было бы, если бы он жил в общежитии. Еле
удержался в вузе.
Понятно, что проблемы Ильи были во многом следствием
отсутствия материнского воспитания. Мне пришлось решать и эту
проблему. И я делала это как умела.
114
Сколько раз мы в Таллинн ездили! Я даже жила там по не-
сколько месяцев вместе с Глебом, тогда совсем маленьким.
Готовила детям еду. Проводила бесконечные душеспасительные
беседы. Удалось спасти, или сам за ум взялся? Помогли, как я
считаю, и наши совместные семейные путешествия. Мы трижды
всей семьей ездили на автомобиле по Европе, Олег нашел
возможность брать отпуск летом. Отдыхали во Франции, Италии,
Испании. Вместе проведенное долгое время в тесном салоне
