Текст книги "Выбор Бога. Роман о любви (СИ)"

Автор книги: Федор Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Валдае. Когда работал в Тихвине в Богородичьем монастыре,

такая же история была. Наверно совесть мучила. Или гнева

божьего боялись?

Я даже как-то привык к такой вольготной для России жизни.

Но из Новгорода начальником пожарной инспекции перевели

некоего Александра Коробова. Мне знакомые новгородские

строители доложили, что взяточник он страшный. Ни одного

проекта не пропустит без того, чтобы в карман себе что-нибудь

положить. Вечно к чему-нибудь прикопается, а затем предложит

полюбовно решить проблему. Его и из Новгорода в Валдай

перевели только потому, что всем уже надоел, а посадить не

могут. Хитер, напрямую взятки не брал, а предлагал то проект

противопожарных мероприятий разработать, то сигнализацию

установить. Все через связанные с ним фирмы. Я как раз закончил

восточный келейный корпус в Донском монастыре, документы на

строительство были пожарной инспекцией согласованы, и все

было сделано строго по проекту. Пригласил пожарного ин-

спектора, он осмотрел здание внутри, вышел на улицу, покрутил

головой и говорит:

– Я у вас стройку принять не могу!

163

– Почему это? Какие претензии? Все противопожарные меры

по проекту выполнены!

– Здесь нужно установить молниезащиту!

– Но в проекте ее не было предусмотрено, это, во-первых. Во-

вторых, двухэтажное келейное здание находится на расстоянии

тридцати метров от Успенского храма высотой более пятидесяти

метров, оборудованного громоотводами, акт их проверки и

приемки только полгода назад сделали. Поэтому молниезащиту на

келейный корпус и не проектировали.

– Что ты со мной споришь, я лучше тебя знаю, что надо, а что

не надо!

Меня задело это хамство:

– Александр, может, ты не знаешь, человек ты в Валдае новый,

но если ты хочешь на монастыре денег заработать, то здесь это не

принято. А моя позиция, как строителя, такая: я сделал все по

проекту, утвержденному, в том числе, и пожарниками.

Оснований, чтобы не принять объект, нет.

– Ну, тогда, ищите, кто подпишет акт приемки объекта, а я не

подпишу.

– Тогда на акте официально напишите, что не подписываете

его, и укажите причины.

– А я никакой акт не видел и видеть не хочу. Отправьте мне его

официальным письмом, я его в течение месяца, как положено по

закону, рассмотрю. А если хотите процесс ускорить, пусть хозяин

здания лично, а не строитель какой-то ко мне приедет.

– Хозяин здания – русская православная церковь, тебя патри-

арха прислать?

– Достаточно будет и настоятельницы монастыря, надеюсь, с

ней больше понимания найду! И попробуйте только заселить

кого-нибудь в корпус, обязательно узнаю, штраф выпишу!

И уехал.

Я рассказал все игуменье Стефании.

– Надо ехать к инспектору, – смиренно заявила монахиня. –

Договорись, пожалуйста. Поскорее корпус сдать очень нужно. Ты

и сам знаешь, что ждем окончания ремонта, как манны небесной.

Тесно живут сестры. А тут еще послушниц ждем из Москвы. Куда

их размещать?

164

Коробов согласился встретиться прямо сегодня. Я отвез игу-

менью в город в офис пожарной инспекции, зашел вместе с ней в

кабинет, но был выставлен оттуда Коробовым, который заявил,

что будет разговаривать только с хозяином здания. Ничего не

понимающие в пожарной безопасности подрядчики ему не

нужны.

Пришлось ждать не менее получаса. Когда матушка Стефания

села ко мне в машину, выглядела она озабоченно:

– Может быть инспектор прав, и нужна эта, как ее, грозоза-

щита? Сколько она может стоить, сколько времени займет?

– Матушка, вспомните, что за реконструкцию молниезащиты

на храме заплатили пятьсот тысяч. А здесь здание большое. И

придется все заказывать не у самых дешевых подрядчиков, а у

тех, кого Коробов укажет, другой проект он не согласует.

Проектирование займет не меньше трех месяцев. Потом поставка

оборудования, строительство. Все займет не менее года. И не

меньше миллиона рублей! А самое главное, что не нужна эта

молниезащита, точно вам говорю. Это только для заработка

пожарного инспектора, он таким образом взятки берет.

– Господи, деньги-то какие! И с таким, как этот пожарник,

первый раз встречаюсь.

– Вам везло, матушка, а строители постоянно взятки платят!

Игуменья задумалась.

– Послушай, милый, отвези меня в Долгие Бороды34, – сказала

Стефания после минутного молчания, – съезжу, пожалуюсь

Путину!

– Вы думаете, что он вас примет? И откуда вам известно, что

он там?

– Когда он к нам приезжал пару лет назад, то звал к себе в

гости, обещал помогать, в восстановлении монастыря. Мы же

всегда его гостей принимаем! А то, что он у себя, я уверена.

Вертолет пролетал.

Это правда. Есть такая народная примета в монастыре, если в

резиденцию летит вертолет, а он пролетает, обычно, прямо над

34 На самом деле «Долгие Бороды» – резиденция не председателя правительства, а президента Российской Федерации на Валдае. Но вы читаете художественное

произведение! Расположена на Валдайском озере, напротив города Валдая, километра два на лодке или 20 км на автомашине.

165

зданиями обители, то премьер-министр в Долгих бородах. И еще:

обычно в таком случае на стоянку монастыря приезжает знакомая

всему району машина Валдайского отделения ФСБ и пара

офицеров безопасности дежурит на берегу напротив резиденции.

– А машина фсбэшников на пост к монастырю приехала?

– Не знаю, не видела. Поедем, поедем, попробуем добиться

встречи!

По дороге я попытался еще раз усомниться в том, что

Владимир Владимирович, или кто-то из его окружения будет

заниматься нашей проблемой. Или нас вообще не пустят за

ворота, но игуменья была тверда, как сталь, в своем стремлении

добиться правды.

И оказалась права. Когда подъехали к резиденции, окруженной

высокой бетонной стеной, и нашли ворота с будкой охранника, то

гнать нас не стали, но и разговаривать тоже, а попросили сначала

паспорта. К моему удивлению, паспорт оказался и у

настоятельницы.

Постовой внимательно изучил наши документы, потом только

осведомился о цели нашего визита.

– Я – игуменья Донского монастыря Стефания, приехала к

Владимиру Владимировичу Путину по важному делу! – ответила

монахиня. – Олег Вадимович меня сопровождает.

– Извините, премьер-министр вас ждет? – вежливо

осведомился охранник. – Вы договаривались?

– Мне Владимир Владимирович сказал, что я могу приехать к

нему в любое время! – заявила Стефания.

Охранник сказал, что ему нужно позвонить и ушел в будку. Ря-

дом с машиной тотчас же встал на часах новый человек в форме,

попросив нас из машины не выходить.

Ждать пришлось на удивление недолго. Охранник проверил

нас детектором, пропустил через калитку в стене и довел до боко-

вого крыла большого здания резиденции из красного кирпича с

круглой башней и черепичной кровлей, стоявшего на огромной

ухоженной территории.

У входа нас встретил молодой человек явно офицерского вида

в строгом темном костюме.

– Здравствуйте, меня зовут Арсений Петрович! Владимир

Владимирович сейчас занят, и просил меня принять вас. Заходите,

166

пожалуйста! – он открыл магнитной карточкой дверь в здание.

Мы расположились на мягких диванах, в гостиной.

– Слушаю ваши проблемы! – обратился Арсений Петрович к

игуменье.

Стефания довольно толково и одновременно лаконично

рассказала о том, как монастырь обижает новый пожарный

инспектор.

– А ваше мнение об этом случае? – обратился ко мне Арсений

Петрович.

– Взяточник он, этот Коробов! – ответил я.

– Ясно! – по-военному кратко подвел итог Арсений Петрович.

– Подождите меня здесь, я свяжусь с местными товарищами,

узнаю, что здесь можно сделать. Думаю, минут десять это займет.

Может вы чаю или кофе выпьете? – гостеприимно предложил он.

Мы с игуменьей отказываться от угощения от премьер-мини-

стра России не стали и попросили чаю. Арсений Петрович вышел

в соседнее помещение, а буквально через три минуты появился

другой молодой человек, тоже с военной выправкой, с подносом,

сервированным хорошей чайной посудой и чаем, заваренным в

фарфоровом чайнике.

Пока за молодым человеком закрывалась подпружиненная

дверь, был слышен обрывок фразы Арсения Петровича, видимо

разговаривавшего по телефону:

– И давно вы за ним следите? И что…

Официант в звании минимум старшего лейтенанта помор-

щился, поздоровался, локтем закрыл дверь, сервировал стол и

удалился, пройдя дверь так ловко и быстро, что больше ни слова,

не предназначенного для нас, мы не услышали.

А чай пить пришлось полчаса, не меньше.

– Ну вот, ваши проблемы решены, можете заселять здание, -

сказал Арсений Петрович, возвратившись к нам.

– А акт приемки как подписать? – спросил я.

– Не беспокойтесь, все будет сделано. Вам обязательно по-

звонят, но, думаю, не раньше, чем через неделю. И еще: вы уж

извините, среди чиновников еще встречаются отдельные

нечистоплотные люди. Мы с ними боремся!

Тут я не смог смолчать, хотя игуменья и дергала меня за рукав:

167

– Какие отдельные, Арсений Петрович! Это к монастырю в

Валдае отношение отдельное, чиновники Страшного суда боятся,

что ли! Я дом свой сдавал в эксплуатацию в позапрошлом году, за

каждую бумагу деньги платил. И не говорите, мне, что я

соучастник и взяткодатель, система такая создана, что ничего без

взятки не сделать! И в медицине, не дай бог, заболеешь, и в

образовании! И еще, ведь люди связывают эту систему с

правительством. С Путиным лично. Считают, что деньги от

взяток идут до самого верха. Как в милиции нашей бывшей – от

рядовых гаишников до генералов. Я лично в такое не могу

поверить, неужели вашему хозяину не хватает на жизнь? Но

бороться надо с этим беспощадно. Ведь выборы скоро. Зимой в

Думу, а в марте – президента. А то народ уже не вытерпеть может,

на улицы пойдет от бесконечных поборов!

– Хорошо, хорошо, я постараюсь передать ваше мнение лично

председателю правительства, – миролюбиво ответил Арсений

Петрович. – О нашем разговоре просьба никому не рассказывать!

– сказал он перед тем, как проститься.

Через неделю мне позвонили из местного ФСБ и попросили в

14.00. быть на автомобильной стоянке перед монастырем с актом

приемки келейного корпуса.

Подъехал «Фольксваген» местной службы госбезопасности. Из

нее вышел незнакомый мне молодой человек, не представившись,

попросил документы на здание и открыл заднюю дверцу

автомобиля. На заднем сидении между двумя крепкими ребятами

сидел Коробов.

– Давай, подписывай, – протянул ему акт работник ФСБ, – и

дату поставь правильную, когда работал еще!

– Наручники снимите, неудобно резолюцию писать, – послы-

шался голос бывшего пожарного инспектора.

Наручники с Коробова сняли, и через пять минут я получил

подписанный акт приемки.

– Спасибо, ребята! – поблагодарил я офицеров. – И тебе спа-

сибо, Александр!

– Передай монашкам, что суки они!

– Ты не воруй, – парировал я. – А монахини за тебя помолятся.

За спасение души твоей, я обязательно попрошу.

168

– Ты мне раньше эту историю не рассказывал, – заметил

Кандейкин. – Интересно! Молодец Стефания! Жалко, что нет уже

ее! Интересно, кто же будет теперь на ее месте?

Матушка Стефания умерла зимой, и монастырь уже полгода

ждал новую игуменью.

Была уже глубокая ночь, когда мы с Анатолием угомонились.

А на следующий день нам не повезло.

Погода позволила Кандейкину с утра выбрать донки, а мне еще

раз пройтись по берегам Ужина и нарезать корзину грибов.

Затем небо нахмурилось, пошел дождь, за полчаса превра-

тившийся в мощный ливень.

Промокшие насквозь, мы долго сидели в машине под усили-

вающийся с каждым часом шум водяных струй. Затем решили,

что не дождемся от природы милости к себе, и решили двигать из

леса.

Я довез Анатолия до моего дома, где мы оставили его

старенький «Пежо», отдал ему все найденные грибы, Маша их

любила. Без успеха предложил Кандейкину провести у меня вечер

и переночевать.

В понедельник утром я медленно ехал на стройку в монастырь

знакомой московской трассой. Из-за дождя автомобили не

разгонялись быстро, шли колонной. У поста ГАИ, ссутулившись

под струями начинающего слабеть ливня, стоял мой знакомый

усатый инспектор.

Мне почему-то стало его пронзительно жалко. А капитан по-

чему-то на этот раз не остановил мой автомобиль…

Я не был на стройке уже целых две недели. Обычно меня за-

мещал Илья, но в этот раз мы уезжали оба. Я надеялся, что и без

нас справились, каждый день контролировал дела по телефону. И

бригадиры ребята были надежные. И монастырь ход работ

контролировал четко.

На северном келейном корпусе, на ремонте фасада, у меня

работала бригада из Киргизии. Я не первый раз нанимал

среднеазиатских гастарбайтеров, они работали с утра до позднего

169

вечера и по выходным, стремясь поскорее выполнить работу и

вернуться домой, при этом совершенно не пили, религия не

позволяла. Заодно, в монастыре и курить отучились.

Монастырь не был против мусульман, даже выделил им бес-

платное жилье в гостевом доме, а киргизы в ответ на

православную доброту быстро и ответственно выполняли

просьбы монахинь помочь по хозяйству.

С киргизской бригады я и решил начать. К тому времени, когда

я добрался до монастыря, дождь почти закончился, начало

проглядывать солнце, отражаясь в бескрайних лужах, все-таки

сильный ливень прошел, давно такого не было. У меня,

строительная привычка, всегда в машине стояли резиновые

сапоги, которые я и одел.

Одел и белую строительную каску, тоже привычка, приучаешь

работников к соблюдению правил и тебя издалека видно.

Для того, чтобы подойти к северному келейному корпусу,

закрытому строительными лесами и синими тентами, мне

пришлось в брод пересечь бурный мутный ручей, который несся с

пригорка и уходил под основание строительных лесов.

Вода образовала промоину под стойками, и они висели в воз-

духе, и по внешнему виду строительного тента, видно было, что

вся конструкция перекосилась под собственной тяжестью.

Я почувствовал недоброе, холодок пробежал у меня между

лопатками.

– Саид, – позвал я бригадира, – вы на лесах?

– Здравствуйте, Олег Вадимович! С приездом! – ответил голос

Саида из-за тента. – С утра трудимся.

Показалось улыбающееся лицо бригадира, который отодвинул

край тента на уровне третьего этажа здания.

– Сколько вас сегодня работает? И где все?

– Девять человек, штукатурим последний этаж, здесь стены не

намокли, крыша защитила от дождя.

– А ты видел, что леса подмыло?

– Нет, Олег Вадимович, а что?

Вот все хорошо с киргизами, только тонкую и ответственную

им не доверишь. И, чтобы все сделали качественно и без потерь,

необходимо долго и упорно объяснять.

170

– Работать на лесах нельзя, немедленно спускайтесь!

– Неужели так серьезно? Штукатурка пропадет, выкидывать

придется!

– Быстро все вниз! – повысил я голос. – Надо было сначала

леса осмотреть и проверить, закрепить, затем начинать работать.

Двигайтесь, мать вашу, двигайтесь!

За те два с лишним десятка лет, что я работаю на стройке, были

и у меня несчастные случаи, это дело опасное – возводить людям

дома и ремонтировать их, но, слава богу, все обходилось

максимум сломанной ногой и больничным.

Саид исчез за тентом, и после короткого разговора по-кир-

гизски, послышался шум передвигающихся по лесам людей.

Стойки лесов задвигались, болтаясь в воздухе, и я не успел

додумать до конца мысль о том, что следовало бы сказать

строителям, что спускаться надо медленно и по одному, как

раздался резкий хрустящий звук, затем стук камней по доскам,

леса перекосились, киргизы испуганно закричали.

– Стоять всем, не двигаться! – заорал я, понимая, что лопнули

крепления стоек лесов к стене. – Саид, скажи своим, что бы в окна

залезали, в окна, леса сейчас упадут! И тише, плавнее, медленнее

двигайтесь, а то все рухнет!

– Окна закрыты хозяин!

– Бейте стекла, залезайте в оконные ниши, только поменьше

леса раскачивайте!

Посыпалось битое стекло, а стойки наклонились еще больше,

видимо и другие крепления лесов оборвались, с площадок вдоль

тента на землю стал падать инструмент, доски настилов, ведра с

раствором.

Я стал искать доску покрепче, чтобы подпереть стойку лесов, и

наткнулся глазами на группку монахинь, подходивших к стройке.

– Уходите отсюда! – заорал я им. – Уходите, здесь опасно!

Я заметил и схватил шестиметровый брус, который валялся на

траве, при этом едва не задел им одну из монашек, она попятилась

назад, споткнулась, почти упала, но не до нее было. Подсунул

брус под основание крайней стойки, уперев его край в фундамент,

и удерживал, таким образом, хотя бы один край лесов.

– Саид вы все с лесов убрались?

171

– Сейчас, последний уйдет! – бригадир опять что-то закричал

по-киргизски.

В этот момент леса рухнули. Я скинул с плеча брус, попятился

назад, но леса повело в мою сторону, и я понял, что не успеваю.

Сначала меня сбило с ног попавшей в плечо доской настила,

затем в голове что-то вспыхнуло, резкая боль в спине, и мое

сознание исчезло...

Я смотрел на себя сверху, с высоты метров в пять, сквозь

какой-то белесый туман. Я лежал на траве рядом с кучей

строительного мусора, в которые превратились леса, надо мной

склонились несколько фигур в темных одеждах. «Монахини», –

догадался я, одна из них стояла передо мной на коленях,

ритмично наклоняясь надо мной, затем припала к моему рту,

искусственное дыхание делает, опять мнет мне ребра, опять

вдыхает в меня теплый влажный воздух, пытаясь раздвинуть

смятые сломанными ребрами легкие, опять и опять… Господи,

какие знакомые губы…

Я очнулся от дикой боли в груди. Это было невозможно

стерпеть, и я заорал, точнее, крика не получилось, завыл и начал

биться головой и руками об землю, ноги почему-то плохо

слушались. Кругом в молочной мгле двигались силуэты, ни

одного лица или фигуры, не вижу! Я выл и бился…

– Да воткните вы, наконец, ему обезболивающее, он же умрет

от шока! – услышал я звонкий женский голос. – Сквозь штаны

коли! Еще, еще коли!

Боль начала меркнуть, а мгла рассеиваться, последнее, что я

увидел перед тем, как мое сознание опять исчезло – тяжело

дышащую Ольгу, склонившуюся надо мной. Как давно я не видел

ее…

Очнулся я опять от боли в груди, но уже тупой и не такой

сильной. А еще очень хотелось по малой нужде, мочевой пузырь

просто лопался. Я открыл глаза и, когда зрение вернулось ко мне,

понял, что нахожусь в палате больничного дома Донского

монастыря, ремонтировал его три года назад, начинал с него,

узнал интерьеры и обстановку. Единственно, что было неожидан-

172

ного в комнате, это сложного вида огромный электронный

прибор, почему-то выкрашенный защитной зеленой краской.

Я лежал на спине, лежать было жестко, спина тоже болела.

Попробовал пошевелиться, не вышло. Руки и ноги были, как

связаны.

Я краем взгляда видел молодую женщину, сидевшую у окна

палаты с книгой в руке. Ольга, почудилось мне.

– Эй, алло! – позвал я. Получилось хрипло и почти шепотом.

Сиделка подняла глаза и быстро подошла ко мне. Девушка лет

восемнадцати, видел ее в монастыре. Ошибся...

– Очнулся, слава богу! Я сейчас Анастасию позову!

– Подожди, я очень в туалет хочу!

– Сейчас помогу, – она достала больничную утку, откинула

одеяло.

– Подожди, подожди, а сам до туалета я не могу дойти?

–Пока нет! – твердо и печально ответила сиделка, профес-

сионально заправляя мой конец в холодный раструб утки.

– Почему я руками и ногами не могу пошевелить?

– Потому что руки привязаны, а ноги… Знаете пусть Анаста-

сия все объяснит, она лучше меня это сделает.

Сиделка ушла с уткой в руках.

Пока я жду Анастасию, успею о ней рассказать.

Матушка Анастасия, в прошлом – жена знаменитого на всю

Россию генерала, который подорвался на фугасе в последние дни

последней Чеченской войны. Врач, военный медик, она по-

знакомилась с будущим мужем в еще Афганистане. Так уж полу-

чается, что у военных жены – учителя и медички.

После ранения в Чечне генерал прожил еще три года. А должен

был три дня, Анастасия его вытащила с того света, само-

отверженно отдавая ему все свои силы и умения в медицине.

А после смерти мужа, ушла в монастырь, дети выросли, жили

самостоятельно и ничто ее в светской жизни не держало.

В Донском монастыре ее усилиями был организован реаби-

литационный центр для инвалидов, получивших увечья во время

военных действий. Центр давно уже превратился в полноценный

и хорошо оборудованный небольшой госпиталь, который

поддерживался как государством, так и частными

пожертвованиями. Об умении Анастасии ставить безнадежных

173

инвалидов на ноги ходили легенды, я сам был свидетелем того,

как бывший боец ОМОНа, которого привезли с ампутированными

ногами и одной рукой, через полгода ушел из монастырской

лечебницы на протезах сам и даже без костылей.

Пришла Анастасия в медицинском халате и наглухо повязан-

ном белом платке, коротко и сухо поздоровалась, и полчаса, не

меньше, исполняла обычные медицинские пассы: осмотр, вы-

слушивание, сгибание – разгибание рук, они, оказывается, были

привязаны бинтами к койке, а левая рука, только сейчас увидел,

была в гипсе ниже локтя. Дошло дело и до ног, они у меня были

как ватные, я их еле-еле ощущал, расстроился. Хотел спросить, но

монахиня попросила не мешать ей.

Закончив осмотр, она задала мне массу вопросов о моем са-

мочувствии, только затем с улыбкой сказала:

– Молодец! Все хорошо!

– А ноги?

– Главное, живой! Ты три дня без сознания был. У тебя же

шесть ребер сломано, рука, ушиб головы, каска вдребезги, ты бы

ее видел. Болевой шок. Конечно, самое плохое – перелом

позвоночника, двенадцатый позвонок, но без смещения, скорее

даже трещина. Но итог ты видишь, обездвиженность ниже пояса.

Сразу после аварии, монахини вызвали «скорую», и меня

позвали, я быстро была на месте, благо рядом. Дали тебе двойную

дозу промедола35, хорошо, что у меня есть. Пока скорая ехала в

монастырь, я успела тебя осмотреть, сразу поняла, что у тебя

перелом позвоночника, с врачами договорились тебя в городскую

больницу не везти, они бы тебя растрясли за эти двадцать

километров ухабистой дороги, только хуже было бы. А с такими

травмами я и здесь справиться сумею.

Еще до скорой переложили тебя на какую-то толстую и ши-

рокую строительную доску, и строители по моей просьбе жестко

тебя закрепили при помощи ремней и шурупов и перенесли сюда.

На этой доске ты и пролежал три дня.

35 Обезболивающее, насколько автору известно, лекарство, которое

используется в армии во время боевых действий.

174

Я заняла у соседей-ракетчиков, воспользовалась своими

связями, военный мобильный рентген, рядом с койкой стоит,

поэтому про твои переломы все знаю. Четыре палаты выше

этажом и две рядом пришлось из-за излучения на время выселить.

Надо решить еще одну проблему – возможные пролежни.

Трипсин36 тебе я уже прописала, а Илья сегодня обещал привезти

специальный подвижный электрический матрас.

А прогноз такой, ребра и рука через месяц заживут. Подвиж-

ность ног восстановится. С вероятностью процентов в во-

семьдесят. Все в руках божьих и твоих, лежи тихо и спокойно.

Корсет из гипса делать не стали, чтобы меньше тебя шевелить,

закрепили тело ремнями, уже два раза шурупы перевинчивали.

Когда матрас антипролежневый под тебя будем просовывать,

опять перевинтим. Через некоторое время оденем тебя в

специальный корсет, тогда и можно будет немного пошевелиться.

– Спасибо, матушка!

– Благодари еще и матушку Варвару, она первая оказалась на

месте аварии, организовала, чтобы разобрали обломки и тебя по-

скорее вытащили. Ты бы задохнулся, если бы не она! Затем

делала тебе искусственное дыхание, успела тебя оживить как раз

к моему приходу. Ребра сломанные, правда, тебе еще сильнее

повредила, но здесь уж выбор такой – жизнь важнее ребер!

– А кто это, матушка Варвара? Я у вас такой не знаю.

– Она в монастырь приехала за день до аварии. Наверно, будет

нашей новой настоятельницей. В то утро как раз знакомилась с

монастырским хозяйством. А до этого служила в Палестине, в

каком-то нашем монастыре, его вернули церкви лет пятнадцать

назад, и Варвара его восстанавливала. Здесь, правда,

восстанавливать уже почти нечего, но, говорят, матушка хорошо

знает несколько иностранных языков, а здесь у нас, знаешь

делегация за делегацией.

– Интересно, обязательно поблагодарю! А сколько лет ма-

тушке Варваре?

– А тебе зачем, – удивилась Анастасия, но ответила. – Лет,

наверное, тридцать пять, молодая, конечно для игуменьи. Но

очень внимательная и, видно, что умная.

36 Применяется при пролежнях.

175

Я и сам знаю, что умная.

Болеть плохо, особенно в больнице. А еще хуже – лежа на

спине и не шевелясь. Я уже через пару часов в сознании это по-

нял. Тело было как дубовое, все болело.

Но скучно не было.

Приехал Илья, и меня часа два по сантиметру и при помощи

восьми рук перекладывали на антипролежневый матрас. И жить

стало легче. Матрас работал по специальной программе,

периодически включая легкий массаж под различными участками

тела и гоняя кровь под кожей. Боль уменьшилась. Почувствовал,

что спина живет, а не умирает под давлением остального тела.

Илья рассказал, что только закончил оформление квартиры для

матери, когда позвонил Саид. Все бросил, проехал шестьсот

километров за шесть часов, повезло, ни разу не остановили за

превышение скорости.

– Киргизы-то живы? – задал я ему мучавший меня вопрос.

– Живы. Здоровы. Никто не пострадал! Шестеро успели за-

браться в дом через разбитое окно, трое повисли в оконных

нишах. Про них вспомнили только, когда тебя откачали. Они

полчаса, молча, в окнах сидели и смотрели на все происходящее

сверху, пока им окна изнутри не открыли.

– А дело о несчастном случае открыли?

– Нет, пока. А что надо было?

– Совсем не нужно, даже смешно, хозяин строительной фирмы

пострадал в несчастном случае на производстве! А потом сам за

себя штраф платить буду!

– Папа, а ты-то как попал под этот обвал? Саид сказал, что тебя

на лесах не было, ты, как я знаю, заметил, что леса подмыло, и с

земли скомандовал рабочим с лесов убираться.

– Я, сынок, пытался совершить героический поступок, приос-

тановить падение лесов. А когда они все-таки начали рушиться,

не повезло. Хоть и с краю стоял, а конструкции начали падать в

мою сторону, не успел убежать.

– Понятно! А что Анастасия сказала?

Я подробно рассказал Илье состояние дел с моим здоровьем,

закончив следующей фразой:

176

– И, если, сынок буду вести тихо и пару месяцев не шеве-

литься, то буду инвалидом, но не совсем, ходить буду, но под

себя.

– Ну, тебя, с твоими шуточками! – Мой сын любил юмор, но

только в собственном исполнении. – А если серьезно?

– Анастасия сказала, что надежда есть.

– Пусть только скажет, чем я помочь могу.

– А чем ты ей поможешь, она и сама все может решить. Вон,

даже рентген нашла!

Мы еще пообщались полчаса, Илья рассказал подробно о

квартире, которую купил для матери, пообещал мне оборудовать

палату телевизором и компьютером и убежал заниматься

стройкой. Правда, задержался еще минут на десять, встретив в

дверях мою сиделку Аню.

Пришел Саид, принес дыню, сказал, что родственники при-

слали, по-восточному долго благодарил за то, что я спас их от

смерти неминучей и извинялся за свой прохлоп с лесами.

Прибежала Галина, бухгалтер нашей фирмы, с цветами и

пачкой документов, которые надо было подписать.

Делегация монахинь пообещала молиться за мое здоровье.

Кандейкины из Новгорода приехали.

Все это перемежалось с инъекциями, процедурами, массажом,

матушкой Анастасией.

Но Та, Которую я Ждал, но не мог и не хотел позвать, пришла

ко мне только через три дня и уже ближе к вечеру.

– Здравствуй Олег!

Зашла тихо, без стука, перекрестилась на Донскую икону

Божьей Матери, мимоходом поправила в моих ногах одеяло, села

на табуретку, отставив ее от кровати.

– Здравствуй, Ольга! Ты совсем не изменилась!

Помолчали, поразглядывали друг друга.

Да, это была моя Ольга. Такая же высокая и статная, но нет

уже того румянца, который так пленил меня много лет назад, лицо

бледное, не похоже, что палестинский загар его затронул. А еще

изменились губы, стали тоньше и жестче. Фигура…, как ее

разглядишь под монашеским одеянием, но вроде не поправилась

и не похудела.

177

Я смотрел на женщину, о которой думал так много, и как-то

спокойно у меня было на душе. То ли старше стал, то ли от

действия анальгетиков, а может быть и то, и другое вместе, плюс

что-то третье-четвертое. Разберусь, время есть.

А не изменилась еще и тем, что не торопилась ко мне, о чем я

не преминул ей сказать.

Ольга смиренно не обиделась:

– Знаешь, была очень занята, я ведь всего неделю, как прие-

хала, принимаю дела в обители. Были запланированы встречи с

городскими властями, в Новгород ездила, там даже пришлось

переночевать у сестер в Варламо-Хутынском монастыре. Я и

сейчас у тебя на десять минут, не больше бежать надо.

Я месяц назад прочитал «SNAFF» Пелевина, и смог понять, что

уровень сучности у Ольги крайне низкий. В душе стало стыдно.

– Я твой должник теперь, жизнью обязан, Ольга, ты меня

спасла из-под завала и даже мне искусственное дыхание делала!

– Тебе сказали? – Ольга слегка покраснела.

– Я видел, с того света! Все ребра мне сломала!

– Господи, Анастасия тоже бранила меня за это, но я же не

знала! Извини!

– Анастасия сказала, что все правильно сделала. Ребра зажи-

вут! Особенно правильно – это дыхание изо рта в рот. Я сразу

узнал твои губы и вернулся в грешную жизнь. А прощу тебя

только тогда, когда придешь навестить больного не меньше, чем

на час. Что это такое, десять лет не виделись, а пришла на десять

минут!

– Во-первых, прекратим этот разговор про губы и искусст-

венное дыхание! Я – монахиня, слушать это не хочу и не могу,

что было десять, а точнее четырнадцать лет назад, то было!

Во-вторых, столько лет не виделись, и ссоримся.

В-третьих, ты и сам меня едва не убил какой-то доской!

Монахиня покраснела еще больше, забытая цветомузыка на ее

лице. Это была моя Ольга. Есть такие отношения между людьми,

когда много лет с ними не видишься, а встречаешься, и будто бы

нет этих лет, полное понимание начинается с первой же секунды

встречи. Я стараюсь беречь такие отношения. Итог получился

178

такой: у меня остались друзья только из студенческой жизни. Ни

школьных, ни производственных.

Извините, отвлекся от Ольги:

– Все-все, не сердись, про губы и другие части тела замол-

каю…

– Я сейчас уйду!

– Расскажи лучше, почему ты не отвечала на мои письма?

– Нет, Олег, об этом долго рассказывать, я уже сказала, что

времени нет! Лучше ты скажи, что с тобой? Что говорит

Анастасия? Какая помощь от меня нужна?

Она была права и, поэтому, внимательно слушала бюллетень о

состоянии здоровья Олега Фролова в его собственном ис-

полнении.

В десять минут, конечно, не уложились. Когда я закончил

печальное повествование о ребрах и позвоночнике, Ольга

взглянула на часы, охнула, вскочила:

– Прости, Олег бежать надо, меня уже ждут. Все-таки, какая

помощь тебе нужна?

– А помощь, нужна только одна. У меня же никого нет! Ни