Текст книги "Выбор Бога. Роман о любви (СИ)"

Автор книги: Федор Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

1

Федор Соколов

Выбор бога.

Роман о любви

Предисловие.

Уважаемый читатель, по-моему, в современной литературе не

хватает доброты, любви и положительных героев. Особенно

любви. Описание отношений двух половин человечества в

лучшем случае сведено к бытописанию и эротике, в худшем – к

анатомии человека и порнографии. Скажете, что время такое,

напряженная жизнь, интернет и всеобщая автомобилизация. Но

раньше было труднее, а писатели жили не богаче, чем сейчас. И

именно в период полной разрухи и голода плюс только

закончившейся гражданской войны тяжело больной Александр

Грин написал, самую яркую, на мой взгляд, книгу о любви –

«Алые паруса». Юрий Слепухин, после десятков лет невзгод

войны и вынужденной эмиграции, создает пронзительное

описание первой любви в романе «Перекресток».

Автор не стремится приблизиться к классикам. Моя жена ска-

зала мне, что я написал женский роман, пусть так!

Перед вами просто повесть о современниках, самых обычных

людях, которые живут сейчас и здесь. А для жителей северо-

востока Эстонии еще и рядом.

Можете сказать мне: ну какой интерес читать о том, что

обычно и ежедневно. Вот Голливуд, к примеру, снимает фильмы

только о том, что поражает воображение: монстры, далекие

планеты, кораблекрушения, бандиты, явные выродки из рода

человеческого и полицейские, недалеко ушедшие от бандитов.

Хотя есть у американцев и фильмы про жизнь, но их явно меньше.

«Дьявол носит Прада»1, к примеру, где главная героиня как раз и

1 Режиссер Дэвид Фрэнкел.

2

выбрала настоящую простую жизнь. Отказалась от гламура. Есть

в этом фильме и про любовь. И весьма красиво сделано.

Но чаще всего книги и фильмы – сплошная чернуха, а в жизни

достаточно и светлых моментов. Более того их больше, чем

неприятностей. Надо только их уметь замечать.

Наблюдения автора показывают, что жизнь (а для людей ве-

рующих – Бог) очень часто придумывает сюжеты, которые

сложно нафантазировать простому человеку и даже писателю,

сценаристу. Наверно, потому мне безумно скучно смотреть

телесериалы, жизнь интересней.

Еще эта книга об отношениях людей и Бога, о Вере и о Любви,

а Любовь – это, на мой взгляд, и есть то самое чудо, которое мо-

жет придти в жизнь любого самого простого человека, изменить

ее навсегда или надолго. А, если и не изменить, то разукрасить

такими красками, что картина запоминается навсегда.

Автор, конечно, описывает события, происходящие в повест-

вовании, на основе того, что было и в его жизни.

Но сразу предупреждаю, увидите какие-то совпадения имен

или ситуаций, все это – случайно, фантазии и не больше.

3

Глава 1.

Олег.

«Не скучай, выпей чаю, послушай,

Не говори, давай помолчим об этом.

Не торопись, мосты развелись,

Завтра сойдутся снова.

Они, как и мы, тянут друг к другу руки.

Люблю, ненавижу,

Кричу, ты не слышишь,

Молчишь. Просто дышишь.

Люблю, ненавижу,

Прости, я все вижу.

Не встречай, не прощай, иди,

Не зови, не замечай. Плыви.

Не торопись, мосты развелись,

Завтра сойдутся снова.

Они, как и мы, тянут друг к другу губы»2

В радиоприемнике звучала группа «Авеню», в открытое окно с

шумом врывался воздух. Дорога желтой от солнца полосой

убегала под колеса. Мелькали деревья, дома хуторов, меняя

перспективу, поворачивались к дороге сначала одним боком,

потом фасадом, затем другой стеной. Поля, терриконы заброшен-

ных шахт, поросшие кустарником. Нескучный пейзаж. Дорога

плавно огибала невысокие холмы-дюны, не оставляя возможности

увидеть что там, за поворотом.

Олег любил этот путь. Свернешь с шоссе Нарва-Таллинн

налево, и за железнодорожным переездом тебя ждет иной мир, не

городской, несуетный. Редкие встречные или попутные машины.

Редкие люди. И лес, скрывающий в себе замечательные по

красоте Куртнаские озера, где Олег любил отдыхать с друзьями, а

когда у него была семья – с семьей.

2 Песня Владимира Чердакова

4

А еще эта дорога вела к храму, как требовала от всех настоя-

щих дорог мудрая старушка из одного грузинского фильма.3

Точнее, дорога вела к Покровскому монастырю.

И, как всегда неожиданно, после очередного замысловатого

поворота дороги, над лесом взмыли купола главного пятиглавого

храма монастыря. Затем открылась яркая картина и всех

монастырских построек. Неожиданное и красочное явление для

северной эстонской сельской местности с ее одно-двухэтажными

домиками и кирхами – бывшими костелами из серого местного

камня. Здесь же: холм, опоясанный красной крепостной стеной, и

даже с башнями по углам. Шатровая колокольня над воротами,

многочисленные зеленые луковицы куполов, деревянное здание

гостиницы паломников. Все это в обрамлении высоких деревьев

монастырского парка.

Живопись.

Олег оставил машину на парковке, которая находилась мину-

тах в трех ходьбы от монастырских ворот, ближе не подъедешь,

попрыгал возле машины, встряхнулся после часового сидения за

рулем и быстрым шагом стал подниматься на холм. Практически

на ходу перекрестился на надвратный образ, протянул левую

руку, чтобы открыть тяжелую, из окованного темного дерева,

дверь, правой намереваясь еще раз перекреститься при входе.

Мы никогда не знаем, что нас ждет за закрытой дверью. Бу-

ратино нашел там волшебный мир, а Алиса – Страну чудес.

Сказки, конечно. Но любой из нас может вспомнить какой-нибудь

случай, к примеру, как он томился перед закрытой дверью в

аудиторию, где шел экзамен по сопромату, и неожиданно для себя

сдавал его, вытащив единственный билет, который знал.

Олег торопился, у него были на сегодня запланированы и

другие дела, кроме посещения монастырского объекта.

Дверь неожиданно провалилась под его рукой, и наш герой

сходу и всем телом налетел на девушку, которая несла на плече

увесистый матерчатый мешок. Картинка, точнее видео, которое в

3 «Покаяние», режиссер Тенгиз Абуладзе

5

следующие несколько секунд наблюдал Олег, здесь банальная, но,

по-моему, точная фраза, запомнилось ему на всю жизнь.

Участники видеоклипа:

Мешок, который, плавно кувыркаясь, летел по воздуху, потом

обрушился на розовый куст, подняв облако красных лепестков.

Молодая женщина, которая от столкновения с Олегом сделала

несколько неловких шагов назад, размахивая руками в

стремлении удержать равновесие, наткнулась ногой на поребрик и

плашмя упала назад на дорожку, глухо ударившись о бетон

затылком.

Олег, который смотрел на действие, выпучив глаза, после его

окончания оглянулся кругом. Никого… Он бросился к девушке,

которая неподвижно лежала на дорожке, раскинув руки, как

солдат, погибший на поле боя. Картинку умирающего героя из

советского фильма дополняли закрытые глаза, капелька крови,

стекающая из угла рта, и лепестки роз, осыпавшие неподвижное

тело. Олег похолодел и еще раз осмотрелся с одной только целью,

найти кого-нибудь на помощь. Никого! И что делать дальше?

Середина рабочего дня, все обитатели монастыря при деле.

Среда, середина недели, паломников нет. Олег наклонился над

девушкой, не улавливая даже ее дыхания, приложил ухо к ее

груди, пытаясь услышать сердцебиение, и в этот момент, она

судорожно вздохнула, слабо покачала головой, попыталась

поднять руку, но опять бессильно уронила ее на дорожку.

«Слава, Богу, жива», – подумал Олег, и к нему вернулась спо-

собность думать и действовать. Он решил отнести пострадавшую

к монашеским кельям, может быть, там кто-нибудь есть, или, хотя

бы, просто от входа в монастырь, а то ненароком еще кто-то

зайдет, наступит на неподвижное тело. Тупо прикинув, что с

молодой женщиной на руках он будет выглядеть в монастыре как-

то не совсем уместно, да и до ближайших жилых построек было

не более десятка метров, он решительно схватил ее подмышки и

потащил. В своих ладонях наш герой при этом ощутил упругую

женскую грудь. По груди в каждой руке, приятно!

Пусть это эротическое место будет исключением для нашего

повествования, обещаю читателю не увлекаться описанием

плотских отношений полов. Хотя автору и есть, что про это

6

рассказать. Книга хоть и о любви, но жанр другой, не для

любителей эротики. Тем более, что наш герой не только не успел

насладиться такой неожиданно выпавшей на его долю скромной

мужской радостью, он ее, радость, даже ощутить не успел по-

настоящему.

Олег, пятясь, сделал буквально несколько шагов с безжиз-

ненным, как ему казалось, телом в руках, даже не замечая, что с

ноги девушки по очереди слетели туфли, когда вдруг ее тело

напряглось. Неловким, но решительным движением, девушка

вывернулась из его рук, сначала встала на колени, затем

поднялась во весь рост. Сердце Олега забилось почти счастливо и

спокойно, не только жива, но вроде еще, и несильно пострадала.

– Простите, меня, не хотел, так получилось, – забормотал он.

Девушка стояла, молча ощупывая рукой затылок. Пауза не-

много затянулась, у Олега была возможность рассмотреть свою

новую знакомую, простите, пока незнакомую. Красивая,

несомненно, красивая. Лицо приятное, небольшие, немного

пухлые губы, слегка выпирающие скулы, родинка на правой

щеке, широкий лоб, укрытый платком, повязанным назад, по-

рабочему. Высокая, чуть ниже Олега, и стройная. Девушка была в

обычной одежде паломницы: бежевый джемпер с длинными

рукавами, серая юбка укрывала ноги значительно ниже колен, но

своим широким поясом эффектно подчеркивала тонкую талию. И

стояла на бетоне почему-то босиком, заметил Олег. А еще она

была молода, лет двадцать, может чуть больше. Тут девушка

посмотрела на Олега большими серыми глазами, которые,

безусловно, украшали ее, и наш герой получил возможность

наблюдать еще одну картинку, которая запомнилась также на всю

жизнь. Девушка краснела. О, это была цветомузыка! От

бледности, следствия потрясения при падении, ее щеки сначала

перешли на розовый оттенок, затем красный, затем пурпурный,

почти фиолетовый. Вопрос о том, почему краснеет молодая

женщина, от стыда, от пережитого, только начал формироваться

в мозгу нашего героя, как он получил на него быстрый ответ.

Неожиданно девушка решительно шагнула в сторону Олега, и он

ощутил сильный удар маленьким, но жестким кулаком под

7

ложечку. Был бы кулак побольше, Олег свалился бы с ног, а тут

только зашипел от боли.

– Что ты лапаешься! С ног свалил и еще руки распускает! –

девушка была в ярости, лицо ее пылало, но сил кричать громко

еще явно не хватало.

– Да я же помочь хотел, вы же упали, ударились головой, я

вообще думал, что ты убилась. Как вы, голова, не болит? –

выдавил из себя Олег.

– Болит, не болит, не твое дело! Конечно, болит, – пошла в ход

женская логика. – От таких, как ты, не только заболит, тошнит

даже!

– Тошнит? Может у вас сотрясение мозга, давайте я помогу

вам, отвезу к доктору, у меня машина за воротами.

– Это тебя нужно доктору показать, голову вылечить, чтобы не

толкался и не лапался! – бушевала девушка

– Простите еще раз, я же не хотел! Все вышло так, случайно...

Неожиданно девушка замолчала, и Олегу удалось увидеть еще

одно отделение концерта цветомузыки на ее лице – от пунцового

цвета к красному, затем к розовому, затем к бледности. Можно

было подумать, что ей стало опять плохо, если бы она так

внимательно и напряженно, даже испуганно, не смотрела куда-то

за спину Олега. Он оглянулся и увидел рядом с собой пожилую,

слегка полную женщину в монашеской одежде. Она молча

опиралась на палку и, слегка наклонившись вперед, пристально

смотрела на девушку:

– Что это ты тут, милая, расшумелась?

– Матушка, Валентина, простите. Он лапается. Я мешок сахара

на пасеку несла, он меня с ног сбил, потом лапается! – девушка

говорила уже совсем тихо.

Олег понял, что перед ним настоятельница монастыря. Он

слышал о ней, но видел первый раз в жизни.

– Добрый день! – поздоровался Олег. – Матушка Валентина,

это я во всем виноват, заходил в калитку, не заметил...– Олег

запнулся, подбирая слова, – девушку, толкнул ее. Она упала,

головой о дорожку ударилась. Посмотрите, у нее кровь на лице. Я

думал, что ей совсем плохо, хотел ближе к людям отнести, чтобы

помогли. А как вас, женщин, нести и ни к чему не прикоснуться!?

– Это я губу прикусила, когда упала, – сказала девушка.

8

– Тем более нечего шуметь, Ольга! – твердым тоном выгова-

ривала игуменья. – Ты у нас не первый день, и тебе уже должно

знать, как вести нужно. Не надо давать повода для громкого

слова, для крика, для неуместной здесь суеты и неприязни. Все

это пусть останется за стенами монастырскими, а здесь быть не

должно.

– Простите, простите, виновата, не сдержалась, – Ольга гово-

рила тихо, видно было, что переживала, почти плакала и од-

новременно вытирала кровь с подбородка краем платка.

Но у матушки Валентины точно не было цели довести де-

вушку до слез. Она обернулась на Олега и теперь глядела на него

пронизывающими светлыми глазами.

– Здравствуй, милый! И вы, кто к нам приходит, должны знать

помнить, что вы тут гости и не должны нам, хозяевам докучать и

мешать. И вам здесь суетиться не стоит. Спешить некуда. Бежать,

с ног сшибать. Мы, когда в мир приходим, не толкаемся, Вам,

мирянам жить не мешаем, в вашу жизнь не вмешиваемся. И вы

нам не мешайте!

– Простите, матушка Валентина, виноват, торопиться больше

не буду. Только я не совсем у вас гость. Наша фирма в вашем

монастыре работает, крыши красим.

Пронизывающий Олега взгляд-лазер ослабил температуру,

стал просто теплым.

– А, это твои рабочие крыши красят! Ребята хорошие, даже на

крышах не курят, пьяных ни одного не видела. И работают скоро.

Краска только больно вонючая. Будет ли держаться на металле?

Не облезет? – игуменья быстро переключилась на хозяйственные

вопросы.

– Да не должна. Пахнет сильно, потому что на основе ацетона,

специальная нитрокраска для металлических кровель.

Оцинкованное железо, вообще-то, красится плохо, но здесь краска

особенная, производители дали гарантию, что десять лет отстоит.

Что касается рабочих, то им сказано, что если кто закурит на

территории или с похмелья явится, то больше, чем на

минимальную зарплату могут не рассчитывать. А сделают все

вовремя и качественно, я им премию гарантировал.

– Ну что ж, у вас свои методы воспитания, экономические, не

такие как у нас.

9

Забытая игуменьей Ольга уже нашла туфли, подобрала свой

мешок и поправляла помятый розовый куст, когда опять оказалась

в поле зрения матушки Валентины.

– Ольга, а что это тебя одну тяжелым мешком нагрузили?

Пары в помощь тебе не нашлось? – спросила игуменья, не дав ей

скрыться тихо и незаметно.

– Матушка, на кухне только я и сестра Епифания. Мне одной

донести проще, здоровья хватит. С пасеки позвонили, сахар

кончился срочно надо...

– Ясно мне все, – почти перебила Ольгу матушка Валентина и

обратилась к Олегу. – Милый, помоги Ольге мешок до пасеки

донести, если время есть.

Времени, конечно, не было, но как здесь откажешь?

– Хорошо, помогу!

– Вот и спасибо, а Ольга тебе дорогу покажет. Как ты себя

чувствуешь-то? Не сильно ушиблась?

– Не беспокойтесь, матушка, все уже прошло!

Матушка Валентина попрощалась, и пока Олег прилаживался к

ноше, как-то очень незаметно исчезла. Как будто растворилась в

воздухе. Олег даже поискал игуменью глазами, и недоуменно

взглянул свою попутчицу. Ольга молчала.

«Когда женщина молчит, она как-то посимпатичней выгля-

дит», – Олег вспомнил босоногую Ольгу, бушевавшую еще

несколько минут назад, и улыбнулся.

Когда они вышли за монастырскую стену, Ольга сняла платок,

еще раз ощупала затылок, слегка поморщившись, и снова

накинула платок на голову, завязав узел под подбородком.

Мешок для Олега не был тяжелым, не советский в полцент-

нера, с двадцатью пятью современными килограммами на плече

можно и поговорить по дороге.

– Простите меня, Ольга, не хотел, нечаянно все получилось.

Как вы себя чувствуете? Голова не болит?

– Давайте об этом больше не будем! Проехали! Я и сама изви-

ниться перед вами хочу, раскричалась. Просто не люблю, когда

меня вот так трогают. Ударилась, конечно, крепко, но платок

толстый голову спас, не так уж и больно. Лежу, в глазах круги

красные. Тут меня сначала за грудь трогают, потом схватили,

потащили…

10

Ольга явно успокоилась, и беседу охотно поддерживала.

– Да я это... Сначала послушал, бьется ли у вас сердце, не

услышал, испугался, решил вас куда-нибудь отнести, где помочь

могут. Слушай, давай перейдем на «ты». Меня зовут Олег. Как

тебя зовут, я уже знаю, матушка представила.

– Познакомились мы весело! Знаешь, как я испугалась, когда

матушка пришла! – девушка легко приняла предложение Олега. –

Ты представляешь, монахини мне уже рассказывали, а я в первый

раз такое наблюдала: матушка Валентина всегда появляется там,

где она нужна, где в монастыре проблемы какие-то, или как у нас

с тобой ссора, или кому помощь нужна. Монахини говорят,

возникает, как из воздуха, все проблемы решит, кого надо –

пожурит, кого надо – похвалит и опять исчезнет.

– Так и тебе влетит, за то, что шумела и дралась? Кулачек у

тебя жесткий…

– Ладно, не обижайся. Думаю, что простит меня матушка. Если

бы она хотела бы меня наказать, велела бы зайти к ней. А тут

ничего не сказала. Она у нас строгая, но добрая.

– Как это – строгая и одновременно добрая?! Разве так бывает?

– Бывает. Без строгости у нас нельзя. Коллектив у нас большой

только сестер-монахинь больше сотни. Все разные. Организовать

всех сложно…

– Ольга, но ты же не монахиня!

– Послушница, хочу стать монахиней, но для этого еще мне

много предстоит потрудиться в монастыре. И над собой тоже.

– Извини меня за прямоту, такая молодая, красивая, зачем уж

так?

– Считаю, что мне здесь лучше, чем в мире.

– Обидел тебя мир, – догадался Олег.

– Не хочу продолжать эту тему, – Ольга досадливо покраснела,

но уже без предыдущей цветомузыки.

Они добрались до пасеки, где пришлось еще минут двадцать

подождать, в монастыре не торопятся. Олег это понял до мозга

костей, пока наливали две ведерных пластиковых емкости меда

для переправки на кухню попутным носильщиком-мужчиной.

Зато было время пообщаться. Тонкие темы не обсуждали,

говорили о том, какое хорошее лето стоит, что грибов в лесу

11

много, Олег их любил собирать, но времени в этом году не нашел,

поэтому с удовольствием слушал рассказы Ольги о том, где и

какие грибы ей удавалось находить.

Монастырь жил своим хозяйством. Пасека, коровник, грибы,

поля картофеля и ржи – все свое. Олег услышал рассказ о том, как

Ольга впервые доила корову, и о том, какие коровы умные, и

пчелы тоже, о том, что сахар – не для разбавления меда, как

подумал Олег, для изготовления корма для пчел на зиму,

поскольку мед у них забрали, а пчелкам что-то кушать надо....

Наконец, мед для кухни затарили. Обратный путь оказался

несколько длиннее, останавливались несколько раз, чтобы

передохнуть, ведра с медом оказались тяжелее мешка с сахаром,

да и дорога – в гору. Опять болтали. Тут без тонких тем не

обошлось.

– Олег, а ты верующий?

– Конечно!

– Православный?

– Да.

– Тебя родители, крестили и научили молиться?

– Крестить-то крестили, но, ни чему не научили, сам учился.

– А как?

Путь Олега к религии, человека, в общем-то, еще десять лет

назад практически неверующего, был типичен для многих, кто

прошел смутные перестроечные годы. Родители его окрестили,

когда ему было года четыре. Сами из крестьян, в крестьянских

семьях все верили. Но родители не научили сына никакой

молитве, ни тому, как в храме себя вести. Нельзя сказать, что

Олег не бывал в церкви. Захаживал. И в детстве, интересно было

поглазеть на иконы, на немногочисленных молящихся людей. В

годы обучения в институте – свечку к иконе Николая – Угодника

перед экзаменом поставить, подстраховаться, что ли. А

перекрестился первый раз, уже лет двадцать пять ему было, на

отпевании в церкви умершего у приятеля отца. Неловко стало, что

все кругом крестятся, а Олег – нет.

В начале девяностых, когда невыносимо трудно было и с ра-

ботой и с пониманием, как жить дальше, Олег и его жена, он

тогда еще женат был, стали ходить в храм чаще. Несколько раз в

12

году могли и службу отстоять. Жена подарила Олегу серебряный

крестик с позолоченным Спасителем, и Олег носил его, не

снимая.

Но окончательно и бесповоротно Олег пришел к Богу после

следующего случая, вернее череды случаев в его семье и его

жизни.

Уже вроде наладилось с работой и с достатком в семье. Шел к

концу кризис, вызванный российским дефолтом. Хотя и сейчас

приходилось вкалывать без выходных и с длинными рабочими

вечерами, Олег даже смог позволить себе отпуск, первый лет за

пять, тогда съездили с женой Леной в жаркую пряную Турцию.

Наш герой решил сделать давно откладываемую пустяшную

операцию по поводу болезни, о которой актриса Раневская

сказала: «Ни самому посмотреть, ни другим показать!». Лег в

больницу на три дня, а застрял там на месяц – послеопера-

ционное осложнение от халатности хирурга, которому вроде и

денег дополнительно проплатили и литр хорошего виски

поставили. После операции Олег очнулся от невыносимой боли,

буквально на стену бросался. Медсестра не могла вколоть ничего

сильнее анальгина, не у кого было спросить разрешения. Хирург

Н. после операции отправился пить виски, дежурному врачу было

жалко тратить на чужого больного дорогой и дефицитный

наркотик. Через час после операции, практически ничего не

соображавший от боли Олег, еле передвигая ногами, ходил по

больничному коридору. Лежать не было никакой возможности.

Сидеть – тем более. Если бы фашисты пытали его методом,

примененным к нему в Нарвской горбольнице, вырезали геморрой

без наркоза, решил Олег, он все бы им рассказал, любую военную

и государственную тайну. К утру боль немного прошла, но

началось воспаление, и Олег долго, дней десять не мог встать,

валялся на больничной койке и от безделья измерял каждый час

температуру, чтобы отследить течение воспалительного процесса.

Капельницы и шесть уколов в день, компрессы на ягодицы, на

которых образовались уплотнения от бесконечных инъекций.

Олег ненавидел уколы, боялся их до такой степени, что мог

упасть в обморок, когда у него брали кровь на анализ, и здесь

13

удивлялся своей стойкости. Или просто организм подчинился

ежедневному насилию…

За окном больничной палаты, тем временем, жизнь шла, по-

ворачиваясь, как дорога, каким-то новым еще не виденным

ракурсом. Лена приходила после работы каждый день, но долго

не засиживалась, спешила домой к сыну. Зато в рабочее время

надолго заходили коллеги Олега. В строительной фирме

«Ригель», где Олег работал и дослужился до коммерческого

директора, назрел бунт акционеров, недовольных тем, что не

выплачивались дивиденды. Обиженные собственники фирмы

созвали собрание по смене руководства. К Олегу в палату

зачастили ходоки от акционеров – бунтовщиков и от тех кто,

сегодня был у власти. Затем потянулись поставщики и

подрядчики, вполне справедливо полагавшие, что смена

руководства вполне может привести к тому, что «Ригель»

простит им всем свои долги и прикажет долго жить.

Затем заболел Илюша, сынуля, вирусным воспалением легких,

лежал в соседнем корпусе больницы, такой маленький и

несчастный, под капельницей, а Олег ходил к нему, чтобы

подбодрить, читал сказки, рассказывал смешные истории. А через

несколько дней у отца Олега случился инсульт, плох был батя,

врачи говорили, что нужно готовиться к самому худшему.

«К чему худшему? К тому, что умрет или к тому, что лет де-

сять с кровати не встанет?» – думал Олег у койки беспомощного

отца. «Скоро все больницу заполнят нашим семейством, мест для

остальных городских больных не будет!» – с горечью рассуждал

он про себя, шутил, чтобы подбодриться, но как оказалось, зря,

сглазил.

Олег, наконец, вышел из больницы, впрягся в работу на сле-

дующий же день. За месяц его отсутствия, его делами никто,

естественно, не занимался, коллеги хреновы. А тут еще собрание,

разборки с подрядчиками. На работе бросало то в жар то в холод,

еще до конца не выздоровел, а после рабочего дня валился с ног.

А еще надо было заехать в больницу к Илье, к папе. Выслушать

вечером плачущую жену, которой было безумно жалко своего

единственного сына. Олег уже просто ошалел от больницы, от

всего, что на него свалилось.

14

После обеда, когда Олег у себя в кабинете вел очередную

беседу по вербовке сторонников на собрание акционеров, у него

зазвонил мобильный телефон. Звонила Лена, определил Олег по

номеру. Он жестом прекратил дискуссию, извинился, ответил.

Жена рыдала в микрофон, и Олегу стоило некоторых усилий

понять, что она сломала ногу, и «скорая» сейчас везет ее в

больницу. Он свернул встречу, сославшись на срочную

необходимость, зашел к Георгию Варкову, его компаньону и

директору фирмы, объяснил ситуацию и сказал, что, скорее всего,

до конца рабочего дня его не будет.

– Везет тебе, – сказал Варков. – Свечку, что ли, в храме по-

ставь.

– Да ставил уже. Поехал я опять в свою родную больницу!

От работы до больницы было недалеко, и Олег прошел вместе

с женой весь процесс приемки и оформления больного.

Поговорить толком с ней не вышло, мешали рыдания Лены,

выяснил лишь, что упала, выходя из автобуса, ехала навестить

Илюшку. Так что до больницы на машине скорой помощи ехала

всего метров двести. Дежурным хирургом оказался травматолог

Блинов, который, пока Лена ждала в коридоре на каталке, позвал

Олега к себе в кабинет для беседы.

– Поздравляю вас, ваша жена – инвалид, – сказал доктор с

обычным медицинским юморком, рассмотрев рентгеновский

снимок.

– Доктор, ну неужели все так серьезно?

– Серьезней был бы открытый перелом, но слава аллаху, здесь

закрытый, но сложный, с осколками. Сейчас поставим на

растяжку, потом посмотрим, когда назначить операцию.

– А что это такое – на растяжку?

– Можешь посмотреть, даже помочь, – ответил «добрый» док-

тор. – Сверлим дырку в пяточной кости, вставляем туда спицу,

сгибаем крючком, к крючку прицепляем тросик и подвешиваем

груз для растягивания сломанной кости, чтобы поставить части

сломанной кости на место. Через пару дней определимся с

операцией. Я буду лечащим врачом, скорее всего.

– Но это, же больно, ногу сверлить!

– Под наркозом не больно.

– А наркоз, какой?

15

– Местный, конечно.

Надо было решать что-то. Лена была человеком, мягко скажем,

впечатлительным, почти истеричным. Школьный учитель, да еще

музыки, у них это профессиональное.

Олег узнал у хирурга, кто сегодня дежурный анестезиолог, и

нашел его на удивление быстро. Крупный седой и, по-на-

стоящему, добрый доктор Сагайдачный пообещал Олегу, что

наркоз будет общий, сильный, но без особых последствий,

выяснил вес Лены и предупредил, что возможна некоторая

неадекватность после пробуждения больного.

До операции удалось пообщаться с Леной, она подуспокои-

лась, узнав, что растяжка будет под общим наркозом, о сверлении

пяточной кости и других подробностях Олег благоразумно

промолчал.

– Олег, очень тебя прошу!

– Что, Лена?

– Договорись с докторами, чтобы и ногу оперировали под

общим наркозом, – она уже узнала, что операцию ей, как обычно

собираются делать, отключив только нижнюю часть тела.

– Хорошо, договорюсь!

– И еще! Я не хочу, чтобы у меня был гипс, – Лена снова за-

плакала.

– Как это возможно?

– Не знаю. Но не хочу, с ума сойду. Он же тяжелый. Под гип-

сом все чесаться будет! Мне уже рассказали.

– Ладно, Лена, сделаю, все, что могу. Вечером встречаюсь с

Блиновым, скорее всего он и будет делать тебе операцию.

Пришла медсестра, покатила каталку с Леной в операционную.

Олег пошел следом.

– Мне Блинов разрешил присутствовать на операции!

– Пожалуйста! Мне не жалко.

Анестезиолог ловко сделал Лене инъекцию в вену. Шприц был

большой, а жидкость в нем, на удивление, мутная, как молоко.

Олегу показалось, что и пяти секунд не прошло, а его жена уже

мирно спала на каталке. Сагайдачный поднял веко больной,

коротко кивнул хирургу.

16

– Послушайте, – обратился Блинов к Олегу с плохо скрытой

под маской улыбкой, – снимите с больной колготки, вам это

привычней.

Олег стянул с ног Лены разорванные при падении колготки,

стараясь не тревожить сломанную ногу.

– Смелее, – подбадривал его хирург, – она ничего не чувствует,

доктор Сагайдачный сегодня постарался.

Затем Олег довольно безучастно наблюдал весь процесс

сверления – вставления – тампонирования – подвешивания –

растягивания. Он не любил болеть, делал это редко, в больнице

лежал второй раз в жизни, первый был еще в школе. А тут уже

как-то привык к больнице этой.

Хирург и медсестра работали слаженно и четко и закончили

все буквально минут за десять. Затем пришлось ждать еще

столько же, когда больная придет в себя. Сагайдачный посмотрел

на часы, сказал: «Пора бы», и будто по его сигналу, Лена

всхлипнула, затем начала рыдать.

– Лена, тебе больно, – бросился к ней Олег.

– Бе… Бедные мои дети! – рыдала Лена.

– Господи, какие дети, у нас только Илья!

– Бедные мои дети, ученики мои, как они теперь без меня!

– Ну, о чем ты страдаешь сейчас, скажи, больно тебе или нет?

– Не-ет, не больно.

– Отвезите больную в палату, – сказал хирург медсестре, сни-

мая перчатки.

– Доктор, я хотел бы с вами переговорить, – обратился к нему

Олег.

– Пожалуйста, через час в ординаторской на четвертом этаже.

Час прошел у Олега быстро. Сначала – в магазин. Коньяк

Сагайдачному, виски – Блинову, десяток шоколадок. Шоколадки

– медсестрам и санитаркам травматологического отделения.

Выяснил, что в больнице Блинов – лучший травматолог, а

Сагайдачный – анестезиолог.

Анестезиолог взял коньяк с чувством выполненного долга и

пообещал, что договорится участвовать в предстоящей операции.

Затем Олег встретился с хирургом.

– Это – вам, доктор!

17

Блинов повертел в руках виски, поставил перед Олегом на

стол.

– Значит так, бутылку забери, не надо.

– Может быть деньги? Скажите, сколько?

– Если надо будет, скажу. Пока не нужно. Операция завтра с

утра. Знаю, что с Сагайдачным ты уже договорился, это пра-

вильно, он классный анестезиолог. Общий наркоз, по-моему,

лишнее, но как я понял, жена у тебя – учительница, это случай

тяжелый. Пусть под общим.

Затем хирург долго и подробно объяснял Олегу, как он будет

делать операцию, продемонстрировал блестящую железку длиной

сантиметров тридцать, на которую в результате операции будут

закреплены обломки кости, шурупы.

– Я всегда, если операция сложная, рассказываю пациентам и

их родственникам, все очень подробно,– пояснил Блинов.

– Доктор, просьба, после операции, назначьте ей самое

сильное обезболивающее. Я буквально неделю как из больницы,

после операции на стенку от боли лез.

– Слышал я твою историю. И у нас случается брак в работе.

Только исправлять его труднее, чем на стройке. Все сделаю, не

беспокойся.

На свое удивление, Олег легко договорился с Блиновым и об

отдельной палате для Лены.

Но, когда он озвучил просьбу Лены по поводу гипса, то по-

лучил, как и ожидал, решительный отказ.