Текст книги "Боевые маршруты"

Автор книги: Федор Полынин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Что делать? Не хотелось оставлять бомбардировщик на аэродроме. Все-таки сотни килограммов бомб при ударе по такой цели не будут лишними.

Выручил комиссар нашей группы Петров.

– Разрешите мне лететь за стрелка, – предложил он.

– Вы же всю ночь не спали, – говорю ему. И это было действительно так. С вечера и до самого утра он проверял, как технический состав готовит самолеты к вылету.

– Ничего, выдюжу, – отвечает Петров, по привычке пригладив на голове ежик. Глядя на этого крепыша, никто не усомнился бы в том, что он выдюжит.

– Ну что ж, не возражаю, – ответил я и невольно подумал: когда люди узнают, что с ними летит комиссар, это еще больше поднимет их боевой дух.

Небо начинало светлеть. Пора вылетать. И вдруг тишину распороло характерное завывание. "Тимбо!" (Тревога!) На горизонте показались черные точки. Неужели к нам пожаловали японцы? Значит, кто-то узнал и передал им о нашем замысле. Мне редко изменяло хладнокровие, а тут, откровенно говоря, по телу пробежали мурашки. Ударят сейчас, и аэродром взлетит на воздух. Ведь самолеты до предела заправлены горючим и бомбы уже подвешены.

Подходит Петров и спрашивает с тревогой:

– Что будем делать?

Я молчу. Взлететь не успеем, на рассредоточение самолетов тоже времени нет. Вот, подловили, гады. Если зенитки не отгонят их – все пропало.

А самолеты идут прямо на нас. Уже отчетливо видны две девятки. Подаю команду "Всем в укрытия!", а сам продолжаю наблюдать за воздухом. Вижу: самолеты отворачивают влево – в сторону Чаныпа и вскоре исчезают на горизонте. Беда миновала.

Потом мы с Петровым долго ломали голову над тем, почему японцы не дошли до нашего аэродрома: то ли они не заметили самолетов (было еще не совсем светло), то ли имели задание бомбить именно Чаныпа. Все это осталось для нас загадкой.

Приезжает на аэродром П. В. Рычагов, взволнованный не меньше, чем мы.

– Я еще в пути увидел японские бомбардировщики, – со вздохом облегчения сказал он. – Ну, думаю, наделают сейчас тарарам. Кричу шоферу: "Жми на всю железку", будто чем-то могу помочь вам. А как увидел, что японцы разворачиваются и уходят в сторону – плясать был готов от радости.

Я понимал причину озабоченности Рычагова. Он был не только руководителем советских летчиков-добровольцев, но и главным военным советником Ставки по вопросам использования ВВС. Значит, ответ за разгром нашей бомбардировочной группы и срыв боевого вылета на Формозу потребовали бы прежде всего с него, и довольно строго. Но все обошлось благополучно. Когда экипажи построились, Рычагов обратился к ним с краткой напутственной речью. В заключение он напомнил, что сегодня 23 февраля, и призвал достойно отметить праздник нашей доблестной Красной Армии.

По сигналу ракеты 28 тяжело груженных бомбардировщиков один за другим поднялись в воздух. Набираем высоту 5500 метров. Сердце бьется учащенно, кружится голова, клонит ко сну – первые признаки кислородного голодания. И в борьбе с ним можно было рассчитывать только на собственную физическую выносливость.

Облачность под крылом становилась все реже. Наконец впереди показалась голубая полоска Формозского пролива, а за ней и сам остров. С высоты он казался огромным, с желтыми крапинками, изумрудом, вправленным в безбрежную гладь океана.

Как и намечалось заранее, мы прошли севернее острова, а затем резко повернули к цели и с приглушенными моторами начали снижение. Я осмотрелся и пересчитал машины: ни одна не отстала. Вражеских истребителей в воздухе пока не было. Впереди, по курсу, открывался город, а рядом с ним – аэродром. Хорошо различались и выстроенные в два ряда самолеты, серые, еще не распакованные контейнеры, и белые цистерны рядом с ангарами.

Основная база японских ВВС выглядела внушительно. Никакой маскировки противник не соблюдал. Видимо, он чувствовал себя в полной безопасности.

Цель все ближе. На белых крыльях самолетов уже видны красные круги. Мой штурман приготовился к сбросу смертоносного груза. И вот машину легко тряхнуло: бомбы пошли вниз. Провожаю их взглядом и вскоре вижу, как в центре стоянки один за другим вспухают фонтаны взрывов.

"Попал. Молодец Федорук!" -чуть не кричу от радости и со снижением ухожу в сторону пролива. За мной следуют остальные экипажи моей девятки, а на цель выходят группы бомбардировщиков, возглавляемые Яковом Прокофьевым и Василием Клевцовым. Вражеский аэродром окутывается дымом и пламенем.

В небе появляются шапки разрывов. Это открыли огонь японские зенитчики. Поздно они опомнились.

Мы сбросили на Формозу 280 бомб, и большинство из них точно угодили в цель. Наш удар был настолько внезапным, что ни один из вражеских истребителей не успел взлететь.

И вот остров остался далеко позади. Идем на высоте 2000 метров. Дышится легко. Только сейчас я почувствовал, как устал. Руки и ноги словно налились свинцом. В голове стоит шум.

Впереди все отчетливее стали вырисовываться коричневатые горы. Тяну штурвал на себя. Самолет снова набирает высоту. Теперь, без бомбовой нагрузки, он особенно послушен. Да и горючего осталось мало.

На аэродром дозаправки, вопреки опасениям Жигарева, вышли точно. Он представлял собой узкую полосу, ограниченную с одной стороны горой, с другой болотом. Но сели благополучно. Торопливо заправляя наши самолеты горючим, авиаспециалисты просят нас немедленно улетать – возможен налет.

А Василий Клевцов стоит у своего бомбардировщика и сокрушенно качает головой.

– Случилось что? – спрашиваю у него.

– Левый мотор отказал. Еле через пролив перетянул, – отвечает он.

И мне подумалось: какой же силой волн обладает этот человек, как мастерски владеет он самолетом, если сумел на одном моторе преодолеть такое огромное расстояние и посадить неисправный бомбардировщик на узкую полосу затерявшегося в горах незнакомого аэродрома.

– Страшно болит голова, – пожаловался Клевцов. Я тоже чувствовал, что немного тошнит, но крепился. Надо срочно дозаправить машины и улетать, пока японцы не накрыли нас бомбами.

В некоторых экипажах в роли стрелков летали техники. Я поставил им задачу: отремонтировать неисправный мотор. Общими усилиями они быстро привели самолет в порядок.

На аэродроме оказался военком А. Г. Рытов. Пока мы с ним разговаривали на стоянку прибежал испуганный китаец и что есть мочи закричал:

– Тимбо! (Тревога!)

Экипажи тут же бросились к машинам.

– Федор Петрович! Захвати меня, – попросил Рытов. Я приказал своему стрелку Купчинову пересесть в другую машину, а на его место посадил Рытова.

Сделал и еще одно перемещение. Обессилевшего от кислородного голодания Синицына посадил рядом со стрелком, его место за штурвалом занял другой летчик, прилетевший сюда ранее.

В этот день мы пробыли в воздухе более семи часов. Когда приземлились в Ханькоу, начало уже темнеть. Ко мне подошел представитель авиационного командования китайских войск. В руках у него был атлас. Чтобы удостовериться, куда мы летали, он начал медленно его перелистывать и показывать мне. Открыл один лист – я отрицательно качнул головой. Открыл другой – я сделал то же самое. Когда он показал страницу с островом Формоза, я кивнул утвердительно. Китаец почему-то вскрикнул, сел в автомашину и куда-то помчался. Мне оставалось только пожать плечами.

Мы не раз удивлялись: какими средствами связи пользовались китайцы, чтобы передавать сведения о происходящих событиях? Причем делали они это очень быстро, хотя по располагали ни телефоном, ни радио.

Недолго оставался в тайне и налет на Формозу. Когда мы подъехали к дому, в котором жили, нас ожидала там толпа народа. Даже полицейские расплывались в улыбках. "Формоза! Формоза!" – выкрикивали китайцы и в знак восхищения поднимали большой палец правой руки. Выбежали навстречу наши авиаторы. Они обнимали пас, качали, высоко подбрасывая над головами. И было чему радоваться. Долететь на сухопутных самолетах до Формозы, нанести бомбовый удар и без потерь вернуться обратно – разве это не подвиг! В дерзком налете на вражескую авиабазу проявились лучшие качества наших летчиков, штурманов и стрелков. Не подвела нас и отечественная техника.

Тремя последовательными ударами с воздуха мы нанесли японцам ощутительный урон. По агентурным данным, они потеряли 40 самолетов (не считая тех, что находились в контейнерах); сгорели ангары и трехгодичный запас горючего.

На следующий день, после обеда, встретил меня П. В. Рычагов и говорит:

– У китайцев сейчас только и разговоров, что о налете на Формозу. Кстати, звонили от генерал-губернатора. В вашу честь сегодня устраивается чифан.

Чифан – это банкет. Китайцы придают ему особую чопорность, произносят длинные, витиеватые речи, долго, со смаком едят, немножко пьют. На стол подается масса угощений, каждое – в микроскопической дозе. Пища – острая, в основном растительная.

Поздравить советских летчиков с победой прибыла жена Чан Кай-ши – Сун Мей-лин. Нам рассказывали, что она является фактически министром китайской авиации:

назначает и смещает офицеров и генералов, награждает их орденами, производит через своего брата – миллионера закупки самолетов. Руководители групп советских летчиков-добровольцев по прибытии в Китай обычно представлялись ей.

Сун Мей-лин была младшей сестрой вдовы выдающегося китайского революционера Сун Ят-сена. Образование она получила в Америке, владела несколькими европейскими языками. Сун Мей-лин явилась на банкет в сопровождении небольшой свиты. Она была стройна, миловидна, элегантно одета.

Меня, как командира группы, Сун Мей-лин посадила рядом с собой. С другой стороны сел главный военный советник М. И. Дратвин. На чифан были приглашены также П. Ф. Жигарев и П. В. Рычагов, здесь присутствовали командующий китайскими ВВС, губернатор Ханькоу и ряд других официальных лиц. Наши летчики, штурманы и стрелки занимали два стола.

Первый тост Сун Мей-лин провозгласила за советских авиаторов-добровольцев, за успешный налет наших бомбардировщиков на крупнейшую военно-воздушную базу противника. От нее мы узнали, что японское правительство отдало под суд начальника этой базы и сместило губернатора Формозы.

В разгар чифана официанты, одетые в черные фраки, принесли огромный торт. На нем цветным кремом было написано по-русски: "В честь РККА. Летчикам-добровольцам".

Сун Мей-лин хорошо относилась к нашим авиаторам, оказывала им знаки внимания. И в этот раз она вручила награды и подарки всем участникам воздушного налета на Формозу.

В одной из газет, выходившей в Ханькоу на английском языке, появилось в те дни любопытное сообщение. В нем говорилось, что группа китайских самолетов, ведомая иностранными летчиками, совершила налет на Формозу и нанесла японской авиации серьезный ущерб. А чуть ниже указывалось, что в налете участвовали американские летчики.

Кое-кто из китайцев, не разобравшись, начал поздравлять Випсенти Шмидта. Тот воспринял это как должное и с горделивым видом принимал незаслуженные комплименты. А когда выяснилось, что волонтеры тут ни при чем, вдруг встал в позу обиженного, написал рапорт об отставке и отбыл в Гонконг. Впрочем, он и так должен был бы уехать. Эскадрилью волонтеров, как не оправдавшую своего назначения, вскоре расформировали.

Разгром военно-воздушной базы на Формозе вызвал у японцев шок. В течение месяца оттуда не вылетали их самолеты.

Наша бомбардировочная группа действовала активно, стараясь нанести противнику как можно больший урон и сдержать его наступление. Мы наносили удары по вражеским портам и кораблям, железнодорожным узлам, скоплениям войск. По скорости наши самолеты превосходили японские истребители, и я не помню случая, чтобы хоть один наш экипаж был ими сбит.

Япония располагала тогда мощным военно-морским флотом, С помощью кораблей она в период с июня по октябрь 1937 года перебросила на китайское побережье крупную сухопутную армию, Китай же не имел своего флота, а его авиация была малочисленной, летать приходилось на устаревших самолетах.

Захватив в ноябре 1937 года Шанхай, японцы повели концентрированное наступление на Нанкин. В реку Янцзы из Восточно-Китайского моря вошла эскадра, насчитывающая 30 военных кораблей. Они обстреливали позиции китайских войск с тыла, высаживали десанты.

Когда в Китай прибыл первый отряд советских скоростных бомбардировщиков, нас попросили задержать продвижение японских кораблей вверх по Янцзы. Хотя опыта бомбометания по таким целям у нас не было, мы сразу же приступили к разработке операции.

Наши воздушные разведчики установили, что в заливе Ханьчжоу сосредоточено около 20 вражеских кораблей, а выше его, на реке Янцзы, находятся еще 10. Суда стояли скученно. О нападении с воздуха японцы, видимо, даже не помышляли.

Для удара по японскому флоту наше командование выделило две группы бомбардировщиков. Одну шестерку водил Ф. И. Добыш. Внезапным налетом были выведены из строя восемь вражеских кораблей, два из которых затонули.

8 ответ на это японцы в тот же день подвергли бомбежке наш аэродром в Наньчане. Нам пришлось перелететь на другой аэродром, расположенный в шестистах километрах от фронта.

Очень эффективным был налет звена наших бомбардировщиков на японский военный корабль, стоявший в 15 километрах от г. Уху. Маскируясь облаками, самолеты появились над целью внезапно и сбросили бомбы с высоты 900 метров. Вскоре от командующего Центральным фронтом к нам поступила телеграмма: "От лица всех войск фронта приношу благодарность авиации за бомбардировку японского военного корабля, причинившего нам много бед. Через 20 минут после бомбардировки он затонул. Затонул также и стоявший невдалеке от него японский военный катер. Желаю вам новых успехов".

9 февраля 1938 года мы получили от представителя китайского командования сообщение о том, что на станцию Пампу (Тяньцзинь-Пукоуской железной дороги) один за другим прибывают эшелоны. Там скопилось много вражеских войск. Видимо, японцы собираются форсировать реку Хуанхэ.

Мы прикинули расстояние. От Ханъкоу до Пампу по прямой 450 километров. Что ж, паши самолеты могут слетать без посадки туда и обратно. Советуюсь с комиссаром Петровым. Приходим к выводу, что посылать на задание весь отряд пока нецелесообразно. Выделяем тринадцать экипажей, самолеты снаряжаем фугасными и осколочными бомбами.

Через несколько часов группа вернулась. Ведущий В. Клевцов доложил:

– Разбомбили три эшелона, видели, как из вагонов выбегали солдаты.

Что ж, для начала неплохо. Противник, несомненно, понес немалые потери в живой силе.

На следующий день меня вызвали в штаб. Там я узнал, что на аэродроме около Пампу села большая группа тяжелых японских самолетов. В сорока километрах восточнее вражеские войска начали переправу через Хуанхэ.

– Ваше решение? – спросили у меня.

– Решение простое, – ответил я. – Надо бомбить. Сразу по возвращении в отряд вызываю двух наиболее опытных командиров звеньев – Степана Денисова и

Григория Карпенко и ставлю им задачу:

– Первая ваша цель – аэродром. Если же там не окажется самолетов, нанесите удар по скоплению войск на берегу реки.

Аэродром оказался пустым. Очевидно, японцы успели куда-то перебазировать самолеты. Зато переправа шла полным ходом. Первый удар наши экипажи нанесли по скоплению плотов и лодок. Затем они начали бомбить и расстреливать из пулеметов вражескую пехоту, сгрудившуюся на берегу. Среди неприятельских войск поднялась паника. Это, несомненно, только увеличивало потери японцев.

На другой день из штаба китайских войск, оборонявших противоположный берег, поступило сообщение, что переправа противника сорвана. Сотни солдат утонули, до самой темноты японцы собирали убитых и раненых.

По случаю победы местные военные руководители устроили в клубе "Джапан" ужин.

А у нас для торжества была еще одна причина: вернулся "без вести пропавший" летчик-истребитель Григорий Кравченко. Целого и невредимого китайцы привезли его на повозке, запряженной быками.

Во время ужина Кравченко нехотя рассказывал нам о своих злоключениях. Чувствовалось, что ему неприятно вспоминать о том, как его подбили японские истребители.

А дело было вот как. В воздушном бою Григорию Пантелеевичу удалось сбить один вражеский самолет. Он погнался за вторым. Но внезапно появившаяся пара японских истребителей зажала его в клещи, и его машина загорелась. Пришлось выбрасываться с парашютом.

– Приземлился я в озеро, – рассказывал Кравченко. – Хорошо, что это место оказалось неглубоким, чуть выше пояса. Отстегнув лямки парашюта, тяну полотнище к себе. В это время из камышей выплывает лодка. Старик китаец толкает ее шестом. Подплыл ко мне, глаза злые, кричит:

– Джапан?

– Какой джапан? – отвечаю. – Русский я, русский. Понял?

– Рус? Рус? – сразу повеселел старик. Подтолкнул лодку ближе ко мне и протянул руку.

– Ты, Гриша, расскажи, как тебя китаец водкой угощал, – с усмешкой сказал А. Г. Рытов, выезжавший на поиски Кравченко.

– А что тут особенного, – потупился Григорий Пантелеевич. – Водка как водка. Только горячая – пить противно.

– Кое-что ты не договариваешь, брат, – не отступал военком. И, обращаясь к рядом сидящим, продолжал: – Захожу я это в фанзу и вижу: наш Гриша, как богдыхан, сидит на циновке, потом обливается, полотенцем утирается. Увидел меня, глаза сощурил и смеется. А китайцы наперебой угощают его горячей водкой. Он так пришелся им по душе, что еле отпустили. Всей деревней его провожали.

Григорий Пантелеевич Кравченко был выдающимся летчиком и военачальником. С японцами ему довелось еще раз столкнуться на Халхин-Голе. Там он уже командовал авиационным полком. Позже стал генералом, дважды Героем Советского Союза.

...В числе летчиков-истребителей, храбро и мастерски сражавшихся в небе Китая, хочется назвать также Селезнева, Зингаева, Демидова, Панюшкина, Жукоцкого, Казаченко, Пунтуса и многих других. Особенно нравился мне Антон Губенко. В одном из боев он таранил японский самолет, сам остался жив и привел покалеченную машину на аэродром. А до этого он в воздушных боях сбил семь истребителей и бомбардировщиков противника. Китайское правительство наградило его орденом. Антон с честью выполнил свой интернациональный долг по отношению к китайскому народу.

Печальный юбилей

Командование японских ВВС решило в день рождения своего императора сделать ему подарок: 29 мая 1938 года нанести массированный бомбардировочный удар по городу Ханькоу. Зная, что истребительная группа там малочисленна, японцы, видимо, не сомневались в успехе. Китайское командование через своих агентов своевременно узнало о готовящемся налете и сообщило нашему главному военному советнику. Немедленно были приняты контрмеры: из Наньчана в Ханькоу перелетела новая группа истребителей.

Советские летчики встретили японцев на дальних подступах к городу. Бой был долгим, ожесточенным, и результаты его не могли обрадовать императора. Из 54 самолетов противник недосчитался 21. Мы потеряли две машины вместе с нашими дорогими товарищами.

На другой день об этом рассказали все газеты. Правда, ни одной русской фамилии не упоминалось, но нам они были хорошо известны. С замечательной победой мы поздравили А. Губенко, А. Гриценко, С. Грицевца, Г. Захарова, П. Лысенко, А. Благовещенского, А. Дупина, И. Пунтуса и других советских асов.

Более месяца японские летчики не появлялись в небе Китая. И только потом они вновь отважились пробиться к Ханькоу. Правда, и на этот раз им крупно не повезло. Из 18 бомбардировщиков и 36 сопровождавших их истребителей 15 были сбиты.

В сражениях с японцами боевой опыт приобрели и китайские летчики, прошедшие подготовку под руководством наших инструкторов. В ночь на 20 мая 1938 года они совершили полет даже над японской территорией, сбросили над о. Кюсю и префектурой Осака миллион листовок.

Летали они на наших бомбардировщиках. Звено возглавлял Сюй Хуан-шень. Поздравить китайских и советских летчиков с этим событием приехал Чан Кай-ши. На аэродром, где мы базировались, прибыло два черных открытых паккарда. На передней машине сидел сам генералиссимус.

Около командного пункта машины остановились. Я впервые близко видел Чан Кай-ши, и, должен сказать, он произвел на меня неприятное впечатление. Среднего роста, сутулый, узкие бегающие глаза, приплюснутый нос, под которым топорщилась жиденькая щетка усов. В жестах, манере разговора было что-то наигранное, театральное.

Предубеждение против Чан Кай-ши у нас сложилось уже давно. Мы знали, что в военном отношении он на редкость бездарная личность, в политическом – демагог, двурушник и карьерист, люто ненавидевший коммунистов.

Но лучше его выглядел и начальник штаба правительственной армии генерал Хо Ин-пинь. Это был крупный помещик, чуть ли не в открытую торговавший должностями.

Недолго пробыли на аэродроме Чан Кай-ши и его свита. Поздравив летчиков с удачным рейдом на японские острова, он поспешил удалиться. Больше я его не видел.

Заключив союз с компартией о совместной борьбе против японских агрессоров, Чан Кай-ши тем не менее плел против нее всевозможные интриги. Для него народные войска были, пожалуй, более страшными, чем японские. Оп отказался платить военнослужащим Красной армии, переименованной к тому времени в Национально-революционную, денежное содержание, лишал ее вооружения. В этих условиях приходилось нам поддерживать войска коммунистов.

Однажды мне довелось побывать в расположении войск 8-й армии, которой командовал Чжу Дэ, отвезти необходимый ей груз.

На аэродроме меня спросили:

– Сколько килограммов может поднять бомбардировщик?

– Одну тонну.

– Вот и отлично. Здесь груза как раз около тонны.

– А куда лететь? – спрашиваю.

– Вот сюда, – указали мне на карте глухое место в горах.

– Там будет речушка, – пояснили товарищи. – Место приземления обозначено полотнищем. Рядом будет выложен другой знак, показывающий направление ветра.

Вот и все данные, что мы получили перед вылетом.

– Нелегкая задачка, – шепнул Багрецов. Я и сам понимал, что нелегкая, а лететь надо. По расчету времени, мы должны быть на месте примерно через два с половиной часа. Но прошло уже три, вроде бы речушка обозначилась, а полотнища не видно. Долго кружили над безлюдными горами. В душу начало закрадываться сомнение – в тот ли район попали. Вдруг штурман кричит по переговорному устройству:

– Справа у подножия горы знак.

Глянул – верно. И направление ветра указано. Оказывается, мы полотнище не замечали, потому что его прикрывала тень от горы.

Делаю заход и сажаю самолет на усыпанную галькой площадку. Подходят представители армии Чжу Дэ, принимают груз и кладут его на коляски, чтобы по извилистой тропинке увезти в горы.

– Бензин надо? – поинтересовались они.

– Надо.

– Пожалуйста.

За огромным валуном стояли припасенные для нас канистры с бензином. Выливаем его в самолетные баки, прощаемся и улетаем.

Летать приходилось много, самолеты изнашивались. В июне 1938 года нам предложили перебазироваться в Ланьчжоу, чтобы заменить моторы. А там меня ожидало новое распоряжение: самолеты передать Т. Т. Хрюкину, прибывшему с новой группой летчиков-добровольцев, а самому возвращаться на Родину.

Немного отдохнув, я стал работать в Инспекции ВВС. Но пробыл там недолго. Меня снова пригласили в одно из управлений Генштаба и сказали:

– Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение оказать Китаю еще более широкую военную и материальную помощь. Под Алма-Атой создана специальная база. Оттуда через границу будут переправляться самолеты, вооружение, боеприпасы. Начальником базы назначен полковник Грязнов, вы – его заместителем и командиром авиационной трассы.

На этот раз о моем желании никто не спрашивал. Вручили документы, пожали руку, а на прощание сказали:

– На авиатрассе много неполадок. Наведите там порядок. От ее бесперебойной работы будет во многом зависеть своевременная доставка грузов Китаю.

Авиационная трасса Алма-Ата – Ланьчжоу, насчитывавшая 11 промежуточных мест посадки, действительно не могла похвалиться четкостью в работе. Аэродромы были оборудованы плохо, метеорологической информацией экипажи не обеспечивались, перелеты никто не планировал. По этим причинам случались катастрофы.

Со мной в Алма-Ату прибыли главный инженер трассы 3. А. Иоффе, штурман П. Т. Собинов, экипаж Ф. М. Коршунова и военком И. Д. Ветлужинский. Все сразу же включились в работу. Неделями пропадали на аэродромах, наводили порядок. В первую очередь заменили людей, не справляющихся с обязанностями, создали комендатуры, учредили метеорологические посты, завезли горючее и запасные части, установили строгий режим движения самолетов по воздуху.

Перегонка самолетов в Китай в 1938-1939 годах приняла широкий размах. Большие группы машин мне приходилось лидировать самому, поскольку я хорошо знал трассу. Так, я провел в Китай группу летчиков-добровольцев, возглавляемых К. К. Коккинаки, С. П. Супруном и другими. Истребители И-16 до Хами обычно везли в разобранном виде, на автомобилях. Там их собирали и перегоняли дальше по воздуху. Бомбардировщики же шли из Алма-Аты напрямую, и не было случая, чтобы кто-то из экипажей потерпел катастрофу.

За время моей работы на авиатрассе в Китай перегнали свыше 400 самолетов. Воздушный мост между Советским Союзом и сражающейся за свою независимость многострадальной страной действовал надежно.

* * *

Вернувшись на Родину, я получил назначение в Киев на должность заместителя командующего ВВС Киевского Особого военного округа. Но работать там долго не пришлось.

Внезапно меня вызвали к Наркому обороны. Когда я вошел в кабинет К. Е. Ворошилова, то сразу заметил, что он чем-то взволнован. Сухо поздоровавшись со мной, Клемент Ефремович без всяких предисловий сказал:

– Финны спровоцировали нас на войну. Видимо, она будет тяжелой. Вы назначаетесь командующим ВВС 13-й армии. Это на Карельском перешейке.

Потом шагнул к карте, жестом приглашая и меня.

– Это самое ответственное направление, – задумчиво продолжал нарком. Маннергейм построил здесь такую линию обороны, что без авиации войскам очень трудно будет ее прорывать. Сегодня же выезжайте на место и приступайте к делу. Командующий армией Грендаль уже там. Все.

Беседа продолжалась буквально несколько минут и оставила в душе тревогу.

На следующее утро прибыл в Ленинград. Здесь узнал, что моим заместителем назначен В. И. Клевцов, начальником штаба Ф. Михельсон, военным комиссаром Ф. Бра-гин. Моисеев возглавил авиационный тыл, В. Г. Рязанов – разведку. Все мои помощники имели немалый опыт командирской и штабной работы.

Первым встал вопрос о размещении авиационных частей. Подготовленных аэродромов в полосе, примыкающей к линии фронта, не было. С удаленных же авиация работать не могла.

Решили использовать озера, покрытые толстым льдом. Задача эта не простая в условиях полного бездорожья. Но наши волевые, выносливые и инициативные люди одержали верх над суровой природой. Были пробиты дороги, сооружены аэродромы, и в назначенный час авиация приступила к работе.

Война с Финляндией была, как известно, непродолжительной, но тяжелой. Опираясь на систему заблаговременно подготовленных сооружений, враг оказывал ожесточенное сопротивление. Удерживать оборонительные рубежи ему во многом помогала и сама природа края. Тем не менее наши войска прорвали считавшуюся неприступной "линию Маннергейма". Немалый вклад в победу над врагом внесла авиация. В нашей армии тогда отличалась авиационная бомбардировочная бригада, которой командовал И. Г. Пятыхин (военный комиссар бригады Ф. Ф. Веров). В состав этого соединения входили полки, возглавляемые Г. И. Белицким и Б. Р. Писарским. Командир отдельного истребительного авиационного полка Виктор Зеленцов получил звание Героя Советского Союза.

Война народная

После заключения мирного договора с Финляндией меня назначили на прежнюю должность в Киев. Хотя в армии должностей не выбирают, скажу прямо, новое назначение меня не обрадовало. Особенно тяготило составление планов, инструкций, директив, методик и других документов. Я, безусловно, понимал их важность, но душа ко всякого рода бумагам не лежала. Хотелось заниматься живым делом. Об этом я откровенно и сказал П. В. Рычагову, когда он приехал в штаб нашего округа. В то время Павел Васильевич был заместителем начальника управления ВВС Красной Армии.

– А кто же, как не мы с вами, должен обобщать и распространять боевой опыт? – уклончиво ответил Рычагов. Помолчал немного, скупо улыбнулся и добавил:

– Ну ладно, летная душа. Что-нибудь придумаем. Примерно через месяц меня вызвали в Москву, в штаб ВВС, и предложили должность командира 13-й бомбардировочной авиационной дивизии, которая формировалась в Бобруйске. Я с радостью согласился.

– А номер ее вас не смущает? – в шутку спросил на прощание начальник управления кадров Сергей Кондратьевич Горюнов.

Я не сразу понял смысл вопроса, но, вспомнив о "чертовой дюжине", рассмеялся и ответил:

– Никогда не был суеверным.

13-я бомбардировочная авиационная дивизия входила в состав ВВС Западного особого военного округа (командующий генерал армии Д. Г. Павлов, его заместитель генерал-лейтенант И. В. Болдин, начальник штаба генерал-лейтенант В. Е. Климовских, члены Военного совета секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко и генерал-лейтенант А. Я. Фоминых).

Управление соединения состояло из опытных работников. Штаб возглавлял майор К. И. Тельнов, окончивший Военную академию им. М. В. Фрунзе. Службу войск и свои обязанности он знал хорошо, отличался рассудительностью и спокойным характером. Иногда он сдерживал даже меня, находя в таких случаях веские, убедительные доводы. С Тельновым мы прошли потом по длинным и трудным дорогам войны.

Здесь я встретил и своего давнего друга А. И. Вихо-рева. Мы с ним служили в одном отряде авиационной бригады Военно-воздушной академии, а затем вместе воевали на Карельском перешейке. Тогда он был политработником 24-го бомбардировочного авиаполка, а теперь стал моим заместителем по политической части.

– Ну, рассказывай, как тут у вас идут дела, – спросил я Вихорева.

– А что рассказывать? – развел он руками. – Дивизия только формируется. Но народ поступает как на подбор.

Инженерную службу соединения возглавлял И. Ф. Горохов – опытнейший специалист, пришедший к этой должности через все ступеньки, начав с авиационного механика. Хотя академического образования он не имел, в вопросах практического обслуживания техники ему трудно было подыскать равного. Самолеты у нас, как я убедился позже, не знали отказов в работе.

Начальника связи дивизии Даниила Денисенко природа наделила не только богатырской силой, но и завидной практической сметкой. Он отлично знал свое дело, слыл умелым организатором.

Приятное впечатление произвел на меня штурман дивизии Василий Алексеевич Лепкович – снайпер бомбометания. В этом я убедился на первом же дивизионном учении. Нам поручили тогда проверить надежность от нападений с воздуха одного из сооружений укрепленного района. Требовалось послать бомбу в цель с исключительной точностью. Кому поручить эту задачу? Конечно же, самому опытному штурману. И Лепкович подтвердил, что именно он является первым в дивизии снайпером бомбометания. Сброшенная им пятисоткилограммовая бомба угодила точно в цель.