Текст книги "Боевые маршруты"

Автор книги: Федор Полынин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Значительный вклад в успешную работу авиационных частей внесло руководство аэродромного строительства и личный состав отдельных инженерно-аэродромных батальонов. Армейский коллектив аэродромщиков в первые годы войны возглавляли полковник А. А. Гуринов, полковник В. А. Мясков, а затем способный организатор и опытный специалист инженер-майор В. А. Рабинович. С ним мы встретили День Победы. Рабинович внес немалый вклад в организацию и становление военно-воздушных сил Войска Польского.

В ходе войны новые полевые аэродромы требовалось часто создавать за сутки, а то и за одну ночь. А техникой в те годы мы были не богаты. Трактор, деревянная волокуша, железная лопата и еще кое-что, изобретенное самими – вот и все, чем располагали тогда аэродромщики. Но Рабинович на это не жаловался. Он понимал, что промышленность в то время не могла дать большего. Ее усилия были направлены главным образом на производство самолетов, танков, пушек и других орудий войны. Потому Рабинович приучил подчиненных обходиться тем, что имелось. Выручали, кроме того, природная сметка и изворотливость воинов.

Создать аэродром за одну ночь... Это, конечно, чудо. Но свершалось оно не по мановению волшебной палочки. Аэродромы создавались упорным трудом людей.

А сколько труда вкладывали в нашу общую боевую работу военные медики. Особенно трудно пришлось им в первый год войны. Не было достаточного опыта организации медицинского обеспечения в полевых условиях, не было и нужных кадров. Все осложнялось тем, что воздушная армия не располагала своими медицинскими учреждениями и врачами-специалистами. Раненых и больных приходилось отправлять в госпитали наземных войск и далее в тыл. По этой причине сроки лечения удлинялись, а многие летчики потом уже не возвращались в свои части. Надо было принимать какие-то решительные меры, чтобы сохранить за армией личный состав. И эту задачу успешно решила наша медицинская служба, которую возглавляли сначала полковник медицинской службы П. Л. Романович, затем П. Ф. Вахмянин, ныне кандидат медицинских наук. Благодаря их инициативе, предприимчивости в армии и районах авиационного базирования были созданы нештатные медицинские учреждения, куда и направлялся личный состав для оказания квалифицированной медицинской помощи.

Позаботились мы и о том, чтобы создать свои нештатные дома отдыха. Туда в первую очередь направлялся летный состав.

А эвакуация вынужденно приземлившихся или выбросившихся с парашютом летчиков, штурманов, воздушных стрелков? Этим также занимались медики. В каждом районе авиационного базирования были созданы нештатные группы розыска попавших в беду воздушных воинов в составе врача и фельдшера. Группам придавалась санитарная машина. Руководство розыском возлагалось на врача дивизии. В его распоряжение предоставлялся санитарный самолет.

Заниматься розыском экипажей в лесах и болотах Приильменья, в условиях почти полного бездорожья, было, конечно, нелегко. Но медики тем не менее справлялись с этой задачей успешно. Многие летчики, раненные в боях, добрым словом вспоминали чуткие руки опытного хирурга майора медицинской службы Евгении Исаевны Винокур, ныне преподавателя хирургической клиники Киевского медицинского института, молодого в то время хирурга капитана медицинской службы Арановича и многих других врачей и санитаров.

Толковые, старательные люди подобрались в штабе, политотделе и в других звеньях большого армейского аппарата. Каждый понимал, какое тяжелое испытание выпало на долю советского народа, и делал все, чтобы обеспечить победу.

Особой похвалы достойны наши связисты. Ведь связь – это поистине нерв войскового организма. Без хорошо налаженной связи невозможно управление войсками, а, следовательно, и обеспечение победы над врагом.

Начальником связи армии работал подполковник Д. В. Хрусталев – опытный специалист, умелый организатор, прекрасный товарищ. Под его руководством связь штаба армии с частями и соединениями не знала перебоев. Позже его сменил на этом посту уже известный читателю майор Д. Г. Денисенко. Помощником начальника связи по радио был Р. С. Терский (ныне генерал-лейтенант авиации) энергичный, эрудированный специалист, большой знаток своего дела. Ему, а также опытным связистам Н. С. Егорову, В. С. Колесникову, В. М. Лапшину, В. А. Павлову и другим мы обязаны тем, что созданные на фронте вспомогательные пункты управления боевой деятельностью авиации не знали перебоев в поддержании связи с частями, а также экипажами, вылетавшими на боевые задания.

Относительное затишье в боевых действиях на Северо-Западном фронте я использовал не только для знакомства с войсками и их боевой подготовкой, но и для личной учебы – решил по-настоящему овладеть самолетом-истребителем. Задача оказалась нелегкой. Новый самолет Як-7 не шел ни в какое сравнение с тихоходом И-16, на котором мне доводилось летать. Да и перерыв в полетах получился солидный. Поэтому учебу пришлось начинать, по существу, с азов.

Моим инструктором и наставником стал командир истребительной авиадивизии полковник Георгий Иванов. Интересно отметить, что человек этот никаких авиационных школ не кончал, специального летного образования не имел. Работал он начальником штаба полка в Забайкалье. Казалось бы, что еще надо. Совершенствуйся в этой области. Но Иванову захотелось во что бы то ни стало научиться летать. Он проявил огромное трудолюбие, настойчивость и в короткий срок овладел сначала истребителем И-15, а затем и И-16. Назначили его командиром полка, затем авиационной бригады, а на нашем фронте он уже командовал авиационной истребительной дивизией.

Летчик-самородок, прекрасный методист, он за недельный срок научил меня управлять истребителем Як-7, а позже и "аэрокоброй". Теперь я уже до тонкости знал не только бомбардировщики, на которых довелось летать многие годы, но и истребители. А ведь для авиационного командира, какой бы пост он ни занимал, профессиональная подготовка является решающей. Отсюда его авторитет и сила влияния на подчиненных.

Прилетаю как-то на один из аэродромов, где стояли истребители. Аэродром был оборудован на лесной просеке и представлял собой как бы коридор, искусно укрытый от наблюдения с воздуха.

– Я "Орел-один", прошу посадку, – запрашиваю по радио. Встречает меня командир полка майор Терехин и спрашивает:

– Вы же бомбардировщик. Когда успели стать истребителем?

– Война всему научит, – в шутку отвечаю ему. – Спасибо полковнику Иванову. Он помог.

В подготовке молодых летчиков, которые в войну проходили ускоренный курс обучения, была одна, особенно уязвимая сторона: они не умели как следует стрелять. Вылетают, бывало, на боевое задание, весь боекомплект израсходуют, а ни одного самолета не собьют. Летчиков начинает одолевать сомнение. Может, вражеские самолеты так прочны, что их не берет ни пуля, ни снаряд? А может, наше оружие недостаточно эффективно? Некоторых из них стала одолевать робость, дрались они с опаской, а иногда даже возвращались на аэродром, не приняв боя.

Надо было это настроение в корне ломать, убедить людей, что от меткого огня истребителя и "юнкерсы", и "мессершмитты" горят, как спички. Вон их сколько опытные летчики вогнали в землю.

Поэтому, бывая у истребителей, мы главное внимание обращали на огневую подготовку, учили летчиков стрелять одинаково метко как по воздушным, так и наземным целям. Эта учеба велась параллельно с отработкой техники пилотирования и тактических приемов боя. Без этих компонентов, как известно, одна огневая выучка, даже доведенная до совершенства, не даст желаемого результата. Мы взяли за правило систематически проверять тактическую и огневую зрелость летчиков, а командирам дивизий приказали: если кто из них не отвечает предъявляемым требованиям – на боевые задания не посылать. Зачем нести лишние и неоправданные жертвы? А что значит для летчика сидеть на земле, когда другие воюют? У каждого есть гордость, самолюбие, перед командирами и товарищами стыдно. И люди, как говорится, в поте лица зарабатывали право на бой с врагом, усиленно тренировались.

Повышение огневой и тактической выучки заметно сказалось на боевой деятельности частей. Летчики стали чувствовать себя смелее, увереннее, набирались опыта, не оборонялись, как это бывало раньше, а навязывали врагу свою волю. "Наступать, только наступать!" Этот девиз потребителей стал незыблемой основой в боевой работе не только авиачастей нашего фронта, но и Военно-Воздушных Сил в целом. На это были нацелены приказы, отдаваемые командованием ВВС.

Многое тут сделали и паши политработники. В беседах с летчиками, на партийных собраниях тема смелости, инициативы, дерзости в бою была главной. К этому же авиаторов все время призывала армейская газета.

Отмечались и некоторые организационные неполадки. Чаще всего истребители противника перехватывали паши бомбардировщики при возвращении их на аэродромы. В чем дело? Разобрались и выяснили, что бомбардировщики летают по одним и тем же маршрутам. Вражеские истребители и подкарауливали их, заранее появляясь в нужных районах. И уж совсем непригодной была практика освещения посадочной полосы при приеме самолетов ночью. Самолеты противника тут же начинали бомбить аэродром.

Командующий армией строго-настрого запретил летать по одним и тем же маршрутам. Он приказал создать в радиусе 10-15 километров от аэродромов контрольно-пропускные пункты, через которые должны проходить возвращающиеся с задания самолеты и давать сигнал: "Я – свой". Без разрешения контрольного пункта посадочных или сигнальных огней не зажигать, старта не выкладывать.

Чтобы ввести противника в заблуждение, срочно создали ложные аэродромы. Экипажи бомбардировщиков предупредили: при возвращении с боевого задания обязательно пролетать через них и имитировать посадку. Пролет через ложные аэродромы и имитация посадки стали обязательными. Дальнейший полет совершался с потушенными огнями. Приказ категорически запрещал пользоваться ночным светом на стоянках самолетов, а днем экипажам бомбардировщиков вменялось в обязанность на обратном маршруте пролетать через аэродромы истребительной авиации, чтобы те, в случае необходимости, могли подняться на перехват вражеских истребителей.

Эти меры возымели свое действие. Потери резко пошли на убыль.

Дело прошлое, но не могу умолчать о таком позорном факте, который имел место в боевой практике одной из наших частей. Было это в июле 1942 года, до моего приезда на фронт. Штабу воздушной армии удалось перехватить открытую радиограмму противника. В ней ставилась авиации задача: в такой-то час нанести по советским войскам бомбардировочный удар.

Генерал Кондратюк немедленно связался по телефону с командиром истребительной дивизии и приказал перехватить вражеские бомбардировщики, сорвать замысел врага. Но истребители появились над полем боя, когда немецкие самолеты, отбомбившись, повернули обратно.

Был случай, когда пара наших истребителей бежала от двух Ме-109, бросив на произвол судьбы штурмовиков, которых обязаны были охранять. Обо всем этом я узнал из приказов по армии, с которыми ознакомился, как только прибыл на новое место.

Не все ладно обстояло и у бомбардировщиков. В течение десяти дней вылетали они, чтобы разрушить переправу через р. Ловать у Рамушево, но так ничего и не добились. Переправа оставалась целой. Объяснялось это тем, что бомбометание производилось с ходу, по сигналу ведущего, без тщательного прицеливания.

Часто страдала и организация самих воздушных боев. Ведущие групп проявляли иногда нераспорядительность, теряли управление, группа рассыпалась, каждый дрался в одиночку. В одном из таких боев летом 1942 года погибли командир полка капитан Кулаков, командир эскадрильи капитан Кащеев, заместитель командира эскадрильи капитан Груздев, командир звена старший лейтенант Землянский.

Этим явлениям была дана соответствующая оценка. К виновникам приняты строгие меры. Командиры, политработники воспитывали на этих примерах у людей чувство достоинства и воинской чести, презрение к трусости, незнание страха в борьбе, готовность скорее погибнуть, нежели бросить в беде товарища, оставить поле боя, не выполнив задания. Умело эту работу вели заместитель командира 240-й истребительной авиадивизии по политчасти полковник Г. М. Головачев и заместитель командира 744-го истребительного авиаполка по политчасти майор Г. Г. Маркитанов. И тот и другой были летчиками, наравне с другими дрались с врагом, имели на своем счету по нескольку сбитых самолетов. Слово этих политработников звучало весомо, потому что оно подкреплялось боевыми делами.

Факты, которые я назвал, были, конечно, единичными. Основная масса летчиков, штурманов, воздушных стрелков-радистов воевала, не ведая страха. Их-то мы и ставили в пример.

Огромную роль в воспитании мужества сыграла пропаганда боевого опыта таких, например, частей, как 402-й истребительный авиаполк, сформированный, наряду с другими отборными полками, из летчиков-испытателей научно-исследовательского института и летчиков, сражавшихся на Северо-Западном фронте в начальный период войны.

Возглавлял полк старейший испытатель авиационной техники Петр Михайлович Стефановский, через руки которого прошли сотни крылатых машин. Я слышал о нем ранее, видел однажды мельком на Центральном аэродроме, когда работал инструктором в авиабригаде Военно-воздушной академии. Высокого роста, широченный в плечах, он как бы олицетворял собой силушку русскую, удаль молодецкую. Здороваясь, Стефановский сжимал своей огромной ручищей руку другого так, что у того хрустели пальцы. В этом позже я имел удовольствие убедиться сам.

Вместе с тем Стефановский был на редкость добродушным и очень доверчивым человеком. Доброта и снисходительность, по-видимому, свойственны многим из тех, кого природа наградила богатырским здоровьем и силой. На фронте Стефановский одним из первых в своей части открыл счет сбитых вражеских самолетов.

Но вскоре его отозвали и назначили заместителем командира истребительного авиационного корпуса ПВО, стоявшего на защите Москвы. В командование полком вступил не менее достойный человек, опытный воздушный боец майор Константин Афанасьевич Груздев. В храбрости и боевом мастерстве трудно было подыскать ему равных. Менее чем за год он лично сбил 19 самолетов противника. Молодежь перед ним буквально благоговела. Каждое слово аса воспринималось как откровение.

Кстати, Груздеву довелось испытывать на фронте модернизированный самолет МиГ-3. Дело в том, что на этой машине стоял высотный мотор АМ-35А, который не обеспечивал нужную мощность на малых высотах. Тогда инженер полка Алексеенко Василий Иванович, инженер Шалин Федор Архипович и Шурыгин Виктор Иванович решили поставить на самолет более мощный мотор АМ-38 со штурмовика Ил-2, да, кроме того, установили на машине 6 реактивных снарядов. Теперь следовало проверить, как поведет себя самолет в воздухе.

Константин Груздев взлетел. И надо же случиться, что как раз в это время курсом на Бологое шла группа вражеских бомбардировщиков Ю-88. Груздев, конечно, ринулся на перехват. Где можно лучше проверить новый двигатель и реактивные установки, как не в бою? Вклинился он в строй бомбардировщиков, выпустил первый реактивный снаряд. Вражеский бомбардировщик тут же загорелся. Второй снаряд – и снова точно в цель. Заметив, что советский истребитель пользуется каким-то необыкновенным оружием, экипажи фашистских бомбардировщиков тут же развернулись и бросились наутек.

Потом Груздев сердечно благодарил главного инженера воздушной армии В. Н. Кобликова, инженеров В. И. Алексеенко, Н. И. Субботина, Н. В. Корчагина, В. Г. Коврижникова, С. М. Балмусова и Зубарева, под руководством которых на самолетах ЛаГГ-3, МиГ-3, Ил-2, Пе-2 устанавливались реактивные снаряды.

– О, страшное это оружие, – с восторгом потом рассказывал Груздев.

В 402-м истребительном полку во всем своем блеске проявился летный талант капитана Г. Бахчиванджи, который первым в пашей стране в мае 1942 года поднял в небо реактивный самолет конструкции В. Ф. Болховитинова. На Северо-Западном фронте Бахчиванджи сбил 7 вражеских машин.

Рассказывали мне и о других выдающихся пилотах этой части. Например, о Герое Советского Союза Дмитрии Леонтьевиче Калараше, которого я знал с 1935 года и летал с ним на одном аэродроме. Ему была присуща дерзкая тактика, стремление при любых условиях победить врага. Был он верным товарищем и в повседневной жизни, и в бою, не раз выручал из беды других.

Отважно дрались Борис Григорьевич Бородай, еще до войны награжденный двумя орденами Ленина и орденом Красного Знамени, Афанасий Григорьевич Прошаков, редко возвращавшийся с заданий без победы, и многие другие. Только за первый год войны на Северо-Западном фронте летчики 402-го истребительного авиаполка уничтожили в воздушных боях и на аэродромах 224 самолета противника. За время войны они довели этот счет до 810 машин. 20 наиболее искусных и храбрых воздушных бойцов получили звание Героя Советского Союза.

Военным комиссаром полка был душевный политработник и тоже летчик Сергей Федорович Пономарев. Он умел с каждым человеком поговорить, вдохновить его, проявлял большую заботу о быте, питании авиаторов. И за это летчики платили ему взаимной признательностью. После войны генерал-майор авиации С. Ф. Пономарев долгое время работал старшим инспектором Политуправления ВВС, а затем по состоянию здоровья уволился в запас.

Помимо полка летчиков-испытателей были у нас и другие части, накопившие немалый боевой опыт. Их-то и брали в пример, на их опыте учили молодых.

* * *

42-м истребительным авиационным полком командовал подполковник Федор Шинкаренко, ныне генерал-полковник авиации, Герой Советского Союза. Но тогда он для всех нас был просто Федя. Невысокого роста, худощавый, темпераментный, он был весь воплощение энергии и бойцовской лихости.

– Шинкаренко дай только подраться, – с уважением говорили о нем товарищи и командиры. – Тогда у него сразу настроение поднимается.

Федор Шинкаренко действительно любил и умел драться. Когда предстоял бой с большой группой вражеских самолетов, он непременно сам возглавлял истребителей, показывая пример бойцовской удали. Собственно, ничего плохого мы в этом не видели. Командир авиационного полка таким именно и должен быть, иначе его не признают летчики. Для них он станет попросту надзирателем и распорядителем. А такому человеку грош цена. В авиации любят людей отчаянных, лихих в бою, веселых, не унывающих. Таким именно и был Федор Шинкаренко.

О боевой доблести Шинкаренко слышал я еще в начале войны на Брянском фронте и не раз напоминал командиру дивизии: да урезоньте же вы командира 42-го. Для чего он рискует без надобности? Комдив каждый раз обещал поговорить с Шинкаренко, но, как только доходило до серьезных баталий, махал рукой и делал вид, что знать не знает, ведать не ведает, что там такое вершит подчиненный ему командир полка.

Признаться, и Кондратюк, и я эти разговоры вели больше для виду, а в душе искренне одобряли мужество командиров. Мы отчетливо понимали: ничто так не воодушевляет воздушных бойцов, не вызывает у них стремления самим проявить дерзость, как пример старшего. Своей отвагой командир сплачивает коллектив, делает его во сто раз сильнее. А ведь речь-то идет о трудном для нас времени, сорок втором годе. Гитлеровцы тогда имели в воздухе известное преимущество. В этих условиях личный пример старшего оказывал решающее влияние на исход борьбы с противником.

Ну разве могли летчики не восхищаться поведением своего командира в бою, который он провел 3 декабря 1942 года. Шестерка Як-76 во главе с Ф. Шинкаренко прикрывала тогда поле боя. Чтобы расчистить путь своим бомбардировщикам, сюда приблизилась шестерка немецких Ме-109Ф. Завязалась схватка. Наши дрались двумя группами: одна производит атаку, другая в это время прикрывает сверху.

Одному из вражеских истребителей в азарте боя удалось зайти в хвост машине Шинкаренко. Быть бы беде, если бы командир полка проморгал, вовремя не принял мер. Он энергично сделал горку, немец проскочил вперед и оказался в прицеле нашего летчика. Тут-то его и уложил Шинкаренко.

На десятой минуте боя старший лейтенант Н. В. Тихонов, выждав, когда фашистский летчик с виража начал набор высоты и потерял скорость, приблизился к нему и выпустил добрую порцию снарядов. Фашистский самолет загорелся.

На двадцатой минуте Шинкаренко сбивает третьего фашиста, а на двадцать пятой лейтенант Чкаусели тремя очередями из пулемета отправляет на землю четвертого. 4:0 – неплохой счет для двадцатипятиминутного воздушного боя и лучшая аттестация для командира полка.

Когда я прибыл на фронт, мне рассказали драматическую историю об одном из выдающихся летчиков этого полка Герое Советского Союза подполковнике Николае Власове. Мне показывали его фотографию. Красивое мужественное лицо, высокий лоб, зачесанные назад волосы, плотно сжатые губы. В боях под Орлом летом 1942 года Власов совершил первый свой подвиг, таранив фашистский бомбардировщик. Потом разрушил переправу, находившуюся под особо усиленной охраной, поджег вражеский склад с боеприпасами.

Но особенно примечателен подвиг, когда он спас Героя Советского Союза лейтенанта Филиппа Демченкова, вынужденно приземлившегося недалеко от развилки дорог, по которым катились на восток фашистские моторизованные колонны. Об этом следует рассказать несколько подробнее.

Бомбардировщик Демченкова подбили фашистские зенитки, Самолет загорелся, летчик и штурман выбросились с парашютами. Стрелок, видимо, был убит, потому что парашютом не воспользовался. Раненного в ногу летчика приютила пожилая крестьянка. Штурмана он попросил:

– Постарайся прорваться к своим. Скажи, где я нахожусь. Пусть ночью пришлют самолет.

Штурману удалось пройти через линию фронта. И вот в одну из ночей над поселком застрекотал маленький По-2. "За мной прилетели", – смекнул Демченков. Женщина, в доме которой он находился, помогла летчику добраться до околицы, где приземлился самолет. Управлял им Николай Власов. Он усадил раненого летчика во вторую кабину и доставил на свой аэродром.

Дальнейшая судьба Н. Власова сложилась трагически. В схватке с фашистскими истребителями его самолет подбили. Летчик выбросился и в бессознательном состоянии попал в руки фашистов. Долго никто не знал о судьбе этого мужественного человека. И только в конце войны, когда советская армия освободила из гитлеровских застенков многих советских военнопленных, предстал во всем своем героическом величии образ несгибаемого бойца-коммуниста. Министр обороны СССР издал приказ, которым Н. Власов навечно зачислен в списки своего авиационного полка. "Находясь в фашистском плену, – говорится в приказе, Власов высоко держал честь и достоинство советского воина-патриота, постоянно проявлял стойкость и мужество, оказывал поддержку товарищам по плену, вел среди военнопленных непрерывную агитационную работу, являлся организатором ряда побегов из плена. Он с презрением отвергал попытки противника заставить его изменить своей Родине".

Под руководством Власова, Исунова и Чубченко, тоже летчиков и авиационных командиров, в блоке No 20 концлагеря Маутхаузен был разработан план вооруженного восстания. Но нашелся предатель, который выдал его организаторов. Все они, в том числе и Н. Власов, были казнены.

Поистине легендарным мужеством обладал и летчик 42-го истребительного полка Борис Иванович Ковзан. Этот человек совершил во время войны несколько таранов и остался в живых.

Свой первый таран Ковзан провел 29 октября 1941 года на Брянском фронте, когда я там командовал военно-воздушными силами. Возвращаясь с боевого задания, летчик заметил в небе чуть ниже себя вражеский самолет. Почти все патроны и снаряды он уже израсходовал и мог, как говорится, со спокойной совестью вернуться на аэродром, тем более что враг боя не навязывал. Но разве мог летчик упустить столь удобный случай?

Пользуясь преимуществом в высоте, Ковзан настиг фашистский самолет и выпустил по нему остаток боеприпасов. Но огонь не достиг цели. Гитлеровец продолжал тянуть к своим. Можно себе представить злость истребителя, когда он понял, что теперь уже бессилен предотвратить бегство врага. И тут созрело решение: таранить. Ковзан приблизился сзади к вражескому самолету и винтом отрубил ему киль.

Когда к нам в штаб поступило донесение о подвиге, я приказал рассказать о нем всему летному составу авиации фронта, а мужественного летчика мы представили к награде.

Через четыре месяца после того случая над г. Торжок Ковзан таранит второй вражеский самолет. Бой проходил над городом, и фашистский самолет упал на одну из городских площадей. 8 июня 1942 года, уже на Северо-Западном фронте, Ковзан рубит винтом крыло третьему гитлеровскому хищнику.

Вскоре летчик тяжело пострадал. Сажая подбитую в бою машину, он получил перелом обеих рук и ног, тяжелую травму головы, лишился глаза. Много месяцев Ков-зан пролежал в госпиталях, а когда здоровье поправилось, явился в свой полк. Одно желание его обуревало – воевать, и только на истребителе.

– Что ты, Борис, – пробовали угомонить его товарищи. – Тебя же с трудом врачи склеили, живого места на теле нет, а рвешься в бой. Разве на земле дела не найдется?

– Не могу я на земле сидеть, братцы, – твердо заявил Ковзан. – Не по мне такая работа.

Долго пришлось уговаривать врачей, командира полка. В конце концов летчик своего добился, стал снова летать на истребителе и сбил еще шесть вражеских самолетов.

В бою под Старой Руссой Ковзан вступил в единоборство с пятью "мессершмиттами". Фашисты атаковали смельчака с разных направлений, подожгли самолет. Но и тут герой остался верен воинскому долгу до конца. Горящую машину он направил на вражеский истребитель, оказавшийся ниже его.

Кто бы мог подумать, что Ковзан останется в живых? С земли видели, как падали два горящих факела: вражеский самолет и наш.

Но судьба хранила смельчака. При столкновении лопнули привязные ремни, летчика выбросило за борт. Очнулся он, когда до земли оставалось совсем немного. Судорожно рванул кольцо. Парашют раскрылся. От сильного динамического удара летчик на мгновение лишился сознания.

Упал он в болото, чуть ли не по уши погрузившись в типу. Это, видимо, и спасло его от гибели. Картину боя, приземление летчика видели находившиеся в поле колхозники. Они-то и вытащили Бориса из трясины. За отвагу и мужество ему присвоено звание Героя Советского Союза.

В 42-м истребительном полку сражалось немало других летчиков, достойных того, чтобы о каждом написать книгу. Майор Александр Берко, к примеру, сбил 13 самолетов лично и 16 в групповых боях. Неизменно с победой возвращались старший лейтенант Н. В. Тихонов и лейтенант Г. И. Герман, ставшие впоследствии Героями Советского Союза. Самоотверженно дрались с врагом Зайцев и Юдаев, Моцаков и Крутиков, Бегалов и Пхакадзе, Зимин и Осипов. Один Александр Легчаков сделал 274 боевых вылета, лично уничтожив 11 самолетов и 2 в составе пары.

Не всем им довелось дожить до победы. Но светлую память о героях мы навсегда сохранили в своих сердцах.

Размышляя теперь о таких людях, как Николай Власов, Борис Ковзан, Георгий Конев, Николай Тихонов, и многих других отважных бойцах, невольно задаешь себе вопрос: откуда же люди черпали столь недюжинную силу, что руководило их поступками, рождало презрение к смерти в борьбе с врагом?

Фанатизм? Да, этим пытались не раз на Западе объяснить природу самоотверженности советских людей в борьбе с врагами. Но такое объяснение старо как мир. К нему идеологи империализма прибегали, комментируя нашу победу в революции, разгром иностранной военной интервенции на заре Советской власти. Безысходность, обреченность, порыв отчаяния? Эту подоплеку, в частности, старались подвести под такой безумно храбрый волевой акт, как таран, не только за рубежом, но даже некоторые товарищи у нас.

Все это, конечно, сущая чепуха. Советские люди никогда не были фанатиками и тем более не испытывали обреченности, даже в самые критические периоды войны в 1941 и 1942 годах. Могу подтвердить это как непосредственный участник борьбы с немецко-фашистскими захватчиками. А прошел я эту войну с первого и до последнего дня.

Причина мужества и самоотверженности советского человека, его, если хотите, воинственность лежат гораздо глубже. Истоки их в любви советских людей к своей Родине, в преданности идеалам Коммунистической партии, правоте того дела, за которое мы боролись с врагом, в твердой уверенности, что никакие силы не могут сломить государство, созданное великим Лениным, поработить народ, познавший подлинную свободу. Именно это, и ничто другое, служит объяснением и воздушных таранов, и схваток с превосходящим противником, и стремления советских бойцов драться с врагом до последнего удара сердца, а в тылу не покидать станка по нескольку суток.

Нельзя при этом сбрасывать со счетов и огромной организаторской роли, вдохновляющей и воспитательной работы командиров, политорганов, партийных и комсомольских организаций. Это они страстным словом и личным примером воодушевляли бойцов на ратные подвиги, поднимали на щит славы героев, не давали упасть духом тем, кого постигала неудача.

В первых рядах, как всегда, были коммунисты и комсомольцы, на них равнялись, с них брали пример. Не в фанатизме, а в политической сознательности, в отчетливом понимании целей и задач войны, которую вел советский народ против немецко-фашистских захватчиков, надо искать ключ к разгадке массового героизма советских воинов. Ведь не зря же Отечественная война ассоциировалась с понятием "священная". Освободить свою страну от вражеского порабощения, сломать хребет фашистскому зверю – священнее этого дела ничего другого для нас в то время не существовало.

42-й истребительный полк в 1942 году получил новейшие самолеты Як-76. Авиационный конструктор Александр Сергеевич Яковлев, являвшийся в то время заместителем Наркома авиационной промышленности, попросил нас испытать машину и ее вооружение. Кому поручить это дело? Конечно же, самому командиру полка.

– Отличная машина! – заявил потом Шинкаренко. – Она как нельзя лучше сочетает в себе и скорость, и маневр, и огонь.

Як-7 имел 37-миллиметровую пушку с 32 снарядами. У старых же самолетов боекомплект был несколько меньше. Кабина нового самолета оказалась более компактной и устроена так, что открывала широкий обзор. А для летчика-истребителя это важно. Ведь ему все время приходится обозревать воздушное пространство, чтобы вовремя заметить противника.