Текст книги "Поиски "Озокерита""

Автор книги: Федор Белохвостов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

лейтенанта Буша. Она даже подержала эту таблицу в руках. Буш хранил ее в несгораемом шкафу. Таня стала

обдумывать план похищения этого шифра. Просто взять его нельзя, это сразу же навлекло бы на нее

подозрение. Переписать тоже невозможно: она очень большая, а столько времени у нее, конечно, не будет. Буш

иногда отлучается из комнаты на доклад начальству и оставляет эту таблицу в столе. Но долго он на докладах не

задерживается. Поэтому вариант с перепиской таблицы безусловно отпадает.

Через несколько дней у Тани созрел план похищения кода, и она с помощью Андрея незамедлительно

приступила к его выполнению.

В углу комнаты, на подставке в виде тумбочки, стоял большой бюст фюрера. Он был полый. Таня стала

ежедневно приносить в штаб то в сумочке, то просто в свертке взрывчатку и складывала ее в бюст.

Через неделю она с помощью Ксении наносила взрывчатки уже столько, что ее хватило бы для того,

чтобы основательно разрушить здание.

В один из снежных пасмурных дней Таня заметила, что лейтенант чем-то озабочен.

Вечером Таня работала в штабе. Когда Буш отлучился, Таня приготовила кислотки. Эти кислотки

получили широкое распространение у партизан Батьки Черного. Кто изобрел их – никто не знал. Кто их делал

– тоже никому не было известно. Кислотки представляли собою два патрона. Перед применением с одного из

них свертывался предохранительный колпачок, и оба патрона при помощи резьбы соединялись вместе. От

прикосновения содержимого одного патрона крышка второго разъедалась. Смеси соединялись – получалась

сильная вспышка, достаточная для того, чтобы расплавить железо. Патроны изготовлялись с крышками разной

толщины – тонкие разъедались за полминуты, иные держались до суток. Для удобства пользования кислотками

на каждом патроне были написаны цифры, по которым легко можно было определить, через какой промежуток

времени воспламенится патрон.

В восемь часов вечера Таня, улучив момент, когда Буш вышел по вызову майора, положила в бюст

фюрера пятичасовую кислотку. Она хорошо знала распорядок работы лейтенанта Буша. В десять вечера он

уходил ужинать. После ужина отдыхал, а в двенадцать ночи возвращался и занимался до четырех утра. Таня

рассчитала так, чтобы взрыв произошел в полночь, когда она будет уже дома.

Девушка много работала в этот день, и лейтенант Буш был доволен ею. Около десяти часов, перед уходом

на ужин, Буш, как всегда, отправился на доклад. Таня воспользовалась этим, взяла кодовую таблицу и сунула ее

под кофту, за пояс юбки.

Когда лейтенант вернулся. Таня стала собираться домой. Всего несколько минут прошло с того момента,

как она упрятала книгу, но сколько за эти минуты пережито! У Тани было такое состояние, как будто к телу ее

прижата не книга, а раскаленный утюг. У нее даже голова начала кружиться Но она переломила себя и весело

обратилась к лейтенанту.

– Лейтенант Буш, вы идете домой?

Таня хотела поторопить его, чтобы он не задержался и не обнаружил пропажу. Но Буш, казалось ей, не

спешил уходить.

– Вы уже собрались, фрейлен? – спросил Буш, подслеповато посмотрев на Таню. – Счастливого пути.

Я немного задержусь. Некоторые бумаги приведу в порядок.

– Что вы! Нельзя нарушать режим. Уже десять часов и десять минут, – настаивала Таня. – Пойдемте

вместе.

– С вами я всегда очень рад пройтись, фрейлен! Соберусь, немедленно.

– Я знаю, что вы всегда аккуратны.

Вышли вместе. Закрыли и запечатали комнату. Таня облегченно вздохнула – полдела уже сделано.

В приемной барона стоял майор Вейстер. Он пригласил Таню поужинать вместе с ним в ресторане. Это

предложение сначала испугало Таню. Ужин в ресторане не входил в ее план, и предложение майора было таким

неожиданным, что книга за поясом показалась еще горячее. Но надо было немедленно ответить на

предложение, и Таня согласилась, решив, что будет даже лучше, если этот вечер она проведет в ресторане, на

глазах у немецких офицеров.

– Лейтенант Буш, вы свободны, – сказал майор.

Лейтенант с огорчением взглянул на Таню, щелкнул каблуками и вышел из комнаты

Недалеко от штаба находился небольшой ресторан с вывеской “Только для немцев”.

По вечерам здесь собирались немецкие офицеры: пили французские и венгерские вина, закусывали

голландским сыром и шоколадом. Почти до утра в ресторане

играл джаз. Офицеры веселились.

Когда Таня и майор вошли в ресторан, там было

шумно, джаз играл барабанный фокстрот, несколько

офицеров танцевали, другие напевали под джаз что-то

веселое.

Таня и майор прошли в угол и сели за стол. Вейстер

заказал ужин.

“А что если майор пригласит меня танцевать? – с

ужасом подумала Таня. Он или почувствует книгу, или она

сама упадет на пол во время танца. Ужас!” Тане казалось, что

в этой таблице заключена вся ее жизнь. Если бы обошлось!

Майор наполнил бокалы шампанским. Выпили. Майор

пригласил Таню танцевать. Она отказалась, ссылаясь на уста-

лость. Еще выпили. Таня пиля вино маленькими глоточками

и незаметно поправляла книгу под кофтой. Чтобы отвлечь

внимание майора от танцев, Таня попросила его рассказать

какой-нибудь эпизод из его жизни.

Майор рассказывал о Париже.

Таня смотрела на него и слушала внешне внимательно,

а сама думала о похищенном коде и это “дело” как-то неволь-

но связывала с посещением квартиры генерала – Уже много прошло времени с тех пор, а ее все мучает вопрос

– видел ли ее там майор Вейстер или нет. И она все больше убеждалась, что это не было призраком, что лицо

майора действительно показывалось во плоти. Что же это все значит? Почему после он не только ни словом не

обмолвился об этом, но и не намекнул…

Так они просидели до полуночи, и вдруг взрыв огромной силы потряс здание ресторана. Все

переполошились. Офицеры со своими дамами бросились на улицу. Вышли и Таня с майором. Она взглянула в

сторону штаба: здание уже не возвышалось над соседними с рестораном домами, в том направлении колыхался

столб пламени. Слышна была беспорядочная стрельба, крики. К ресторану прибыл патруль. Офицеры стали

расходиться.

– Господин майор, проводите меня. Я боюсь идти одна на квартиру, – попросила Таня.

– Ах, да, конечно! – спохватился майор, казалось, он забыл о ее присутствии. – Вы извините, что я не

могу сейчас проводить вас сам. Мне нужно быть там. Страшно неприятное происшествие, но я распоряжусь,

фрейлен.

Три солдата проводили Таню до квартиры.

Утром Таня встретила девушку с родинкой. А ночью Андрей, возбужденный удачей, сидел в подвале у

радиостанции и отстукивал в эфир своими знаками немецкую “совершенно секретную” переговорную таблицу.

16.

Штаб барона фон Швайгерта занял новый дом, недалеко от комендатуры. Вместо погибшего во время

взрыва лейтенанта Буша в штаб прибыл новый офицер.

Барон фон Швайгерт и комендант Траут были срочно вызваны на совещание в ставку.

Сегодня майор Вейстер попросил Таню побыть в штабе вечером, так как накопилось множество

неотложных дел. Таня должна была перепечатать несколько срочных донесений.

Эта просьба майора несколько напугала Таню. Дело в том, что она должна была встретиться вечером с

Ксенией. После обеда Таня, как всегда, веселая, беспечная на вид, явилась на работу. Майор лично вручил ей

несколько бумаг.

– Извините, фрейлен Берта, что я заставляю работать вас по ночам, но все это надо сделать немедленно.

Наш новый офицер, к сожалению, не может хорошо печатать на машинке.

– Вы напрасно извиняетесь, господин майор. Я все это хорошо понимаю. Разве можно думать сейчас о

сне, об отдыхе, когда наша страна ведет победоносную войну! Я готова сделать все для победы.

– Благодарю вас. Я давно думал, что вы прекрасная патриотка. Вы правы, мы обязаны все сделать для

победы, и мы это сделаем. Я нисколько не сомневаюсь, что. мы добьемся этой победы. Как вы думаете?

– Я разделяю вашу уверенность, господин майор. Наша великая страна представляет собой боевой

корабль, который победоносно пройдет по Европе, не взирая на штормы и бури! – возбужденно воскликнула

Таня.

– Да, вы правы, фрейлен! Но и хороший боевой корабль может сесть на мель, если им управляет

неспособный штурман…

Последние слова майора несколько смутили Таню, на одно мгновение сбили ее с самоуверенно-

болтливого тона, точно артиста, который назубок заучил свою роль и услышал неверную реплику партнера.

Таня пришла в минутное замешательство, однако, чтобы майор не заметил этого, она поспешила сказать:

– Что вы, господин майор! Наш штурман хорошо знает подводные камни и рифы.

– Да, – неопределенно бросил майор и, помолчав, продолжал:

– Сегодня заканчивается день семнадцатого февраля. И этот день войдет в историю.

– Чем же он, этот день, ознаменован, господин майор?

– Сегодня завершен разгром большой группировки наших войск под Корсунь-Шевченковским. —

Майор, не желая, видимо, продолжать разговора, вышел из комнаты.

Таня была обрадована этой новостью и в то же время задумалась над словами майора, пытаясь разгадать,

что это: провокация или откровенное признание гитлеровцев? Но если майор хотел спровоцировать ее на

беседу, влезть в её душу, тогда почему он так неожиданно прервал этот разговор? Девушка решила, что все это

необходимо тщательно проанализировать и хорошенько присмотреться к майору.

Таня напечатала несколько донесений, как всегда, запомнила все значительное, чтобы потом передать

Андрею.

В комнату вошел офицер и молча сел за стол.

Что-то неспокойно было на душе у Тани. Да и устала она сегодня. “Не сходить ли выпить кофе?” —

подумала Таня.

– Господин лейтенант, я еще буду работать, но сейчас хочу сбегать домой, выпить чашку кофе. Бумаги я

не убираю.

– Хорошо, фрейлен.

Таня оделась и вышла. На углу ее встретили Ксения. Она поздоровалась с ней за руку, оставив в кулаке

маленькую бумажку, и, ни слова не говоря, быстро ушла. Таня почувствовала что-то недоброе и тут же

возвратилась в штаб. Разделась, села за машинку и развернула бумажку. На ней было написано: “Наш разведчик

сообщил, что какой-то агент Н-7 собрал некоторые факты, позволяющие предполагать, что часовой мастер Ян

Новицкий является крупным разведчиком русских. Сегодня ночью… – у Тани опустились руки. Сзади

скрипнул стул. Таня оглянулась: нет, офицер сидел, продолжая писать. Таня дочитала бумажку: – …Сегодня

ночью Новицкого собираются арестовать”.

Таня смяла бумажку, затем разорвала ее на мелкие кусочки. “Что же делать?” – мучительно думала она.

Офицер взял все донесения, просмотрел и вы, шел с ними из комнаты. Возвратившись, он положил перед

Таней еще несколько бумаг.

– Это тоже надо сделать, – буркнул он.

Время шло. Приближалась полночь. Здание штаба вздрогнуло от отдаленного сильного взрыва. Таня

была в таком нервном напряжении, что этот взрыв страшно испугал ее, однако вскоре сна успокоилась.

“Объекты противника сами не взрываются, – подумала она, – значит, наши действуют”. А вслух сказала:

– Опять эти партизаны!

– Ничего, скоро мы изловим их всех, – самоуверенно ответил офицер.

Таня промолчала.

Она кончила работу в полночь. Два солдата проводили ее до дома. Остаток ночи Таня провела в тревоге.

Минутами она забывалась, но тут же вновь открывала глаза, думая все об одном и том же: что с Андреем?

Наутро Таня не встретила Ксении. Девушка с родинкой не явилась в назначенное место. Не в силах

сдержать себя, понимая, что поступает неправильно, нарушает приказ, Таня сама пошла в часовую мастерскую.

Когда она свернула на улицу Шевченко и глянула в ту сторону, где жил Андрей, то чуть не вскрикнула. На

месте, где стоял дом Анны Константиновны, лежала груда обгоревших обломков. Таня рванулась было вперед,

но удержалась и пошла спокойно. Однако, когда проходила мимо развалин, остановилась на минутку, глянула на

обуглившуюся трубу печи и дымящиеся головешки. Она не сделала бы этого, если бы знала, что за ней на-

блюдают.

17.

Вот что произошло накануне взрыва на улице Шевченко.

Поздним вечером, когда часовой мастер Ян Новицкий собирался уже закрывать мастерскую, к нему

зашел незнакомый мужчина, молча положил на витрину письмо, поклонился и так же молча удалился из

мастерской. Андрей посмотрел на письмо. На конверте было написано: “Яну Новицкому, часовых дел мастеру”.

Обратного адреса не было. “Значит, письмо мне, – подумал Андрей. – Но что это за таинственный

письмоносец?”

Он вскрыл конверт и извлек оттуда небольшой листок, на котором было напечатано по-немецки на

машинке:

“Не буду объяснять, кто я. Скажу только одно: я Ваш верный друг. И, движимый

чувством дружбы и своей обязанностью по отношению к Вам, сообщаю следующее: из

абсолютно верных источников мне известно, что Вас сегодня в 12 часов ночи арестуют.

О чем и предупреждаю Вас.

Ваш верный друг”.

“Что это? – размышлял Андрей. – Провокация или дружеское предупреждение?” Андрей вложил

записку обратно в конверт и бросил в печь.

Раздумывая об этом письме, Андрей пробыл в мастерской до

установленного им часа, потом запер ее и ушел к себе в комнату.

Мысли о письме не оставляли его ни на минуту.

…Шел редкий снег. Снежинки то опускались, то опять мед-

ленно поднимались, как будто не хотели ложиться на землю.

Ефим Окунь любил такую погоду. В теплые зимние дни. когда

ленивым роем кружились в воздухе снежинки, у Ефима Петровича

было несколько возбужденное настроение. Ничего определенного не

было связано у него в детстве с такой погодой, однако всю жизнь, до

старости, теплые зимние дни со снежком вызывали у него воспоми-

нания о детстве. Вставал в памяти заснеженный хутор с высокими

тополями, шумная соседская детвора, вспоминалась всегда озабо-

ченная мать, живо представлялась большая печь в хате, куда Ефимка

залезал со своим братишкой и оттуда сверху подолгу смотрел, как за

окном падали крупные белые хлопья. В такие дни почему-то было

очень радостно, и даже достававшийся от матери подзатыльник за

то, что не вовремя подвернулся под ноги, не приносил огорчения.

И сейчас этот снежок пробуждал у Ефима Петровича то же самое радостное настроение. А может быть,

причиной этому было то, что прошлой ночью взлетели на воздух три немецких эшелона? Это он организовал

немцам такое “удовольствие”. Правда, ему сегодня придется уйти на время из города в лес, но что поделаешь,

таков приказ подпольного горкома. Тем более, что уйти-то он должен не один.

Ефим Петрович шел по улице медленным уверенным шагом, заложив руки в карманы длинного кожуха,

надвинув высокую меховую шапку на голову так, что она почти закрывала его серые, мохнатые брови.

Подходя к дому, где жил часовой мастер, он заметил человека на противоположной стороне улицы.

Человек этот лениво прогуливался взад и вперед, а когда увидел Ефима, свернул за угол. Ефим Петрович сразу

понял: за часовым мастером следят.

Не раздумывая больше, Ефим Петрович вошел во двор и постучал в дверь.

– Кто там? – спросил тихий женский голос.

– Я, Ефим Окунь, – приглушенно пробасил старик.

Дверь открылась. Его впустили. Вместе с хозяйкой Ефим Окунь прошел через темные сени в комнату.

– Здравствуйте, люли добрые! Не ждали гостей? – сказал Ефим Петрович, снимая шапку и оглядывая

Анну Константиновну и Андрея, особенно стараясь рассмотреть его руки.

– Здравствуйте, Ефим Петрович. Гостям рады, – ответила хозяйка.

– Вы знаете меня? – удивился Ефим.

– Знаю, как же. Раздевайтесь, садитесь.

Ефим Петрович снял шубу, погладил голову крючковатыми пальцами и сел на стул. Достал из кармана

трубку и кисет и спросил:

– Курить можно?

– Курите, курите!

Ефим Петрович посмотрел на хозяйку из-под лохматых бровей и стал набивать трубку. Анна

Константиновна и Андрей молчали. Молчал и Ефим Петрович.

– А я к вам по делу, – наконец начал он, раскуривая трубку. – Значит, вы меня знаете? Правда, я вас

тоже видел в городе.

– Мне рассказывала о вас Ксения.

– Ксения… Ну, раз Ксения… А ну, покажь руки, – вдруг сказал Ефим Петрович, кивнув головой на

Андрея.

Андрей улыбнулся и показал руки.

– Ну вот и добре, – заключил старик после внимательного осмотра левой руки Андрея. И, помолчав,

добавил: – Тут около вашего дома какой-то подозрительный бродит.

– Мы, Ефим Петрович, чувствуем уже этот гестаповский глаз за нами и со дня на день ждали кого-

нибудь от вас.

– Вот я и пришел. Секретарь горкома послал. Наши люди донесли, что сегодня в двенадцать ночи вас

арестуют.

– Ну, мы готовы к этому всегда. Вот как же теперь с вами, Ефим Петрович? – спросил Андрей. – Ведь

засекли вас в нашем доме.

– А я хочу вместе с вами отправиться на тот свет, так сказать, в полет на луну. – Старик улыбнулся

одними глазами.

– Что ж, милости просим, – ответил Андрей. – Ловушку сделали вы чудесную. Спасибо вам.

– А как же, старались, товарищ Андрей. Нам давным-давно велели сделать для “часовых дел мастера”

норку, чтобы он в нужную минуту мог исчезнуть с лица земли.

– Давайте пока пить чай. Самовар готов, – предложила Анна Константиновна.

Они сели за стол.

…В двенадцать часов ночи в дверь застучали чем-то металлическим.

– Вот они и явились, – спокойно сказал Андрей. – Теперь собирайтесь в поход. Побыстрее.

Все трое спустились в подпол. Андрей соединил натянутый провод от ударников мин с крышкой

подполья.

– Стоит поднять крышку на сантиметр, как мины взорвутся, – предупредил Ефим Петрович. – Осечки

не будет.

Подземным ходом, похожим на нору, они проползли во двор на соседней улице…

Немцы долго стучали. Потом взломали дверь, и тринадцать человек ворвались в дом. Перевернув все

вверх дном, они заметили крышку подполья и штыками поддели ее. Тотчас же огромный столб огня, обломков и

пыли вырвался, словно из-под земли…

18.

Все дни после взрыва на улице Шевченко Таня находилась в тяжелом душевном состоянии. В штабе, —

на глазах немцев, она не показывала даже признаков тревоги, продолжала быть такой, как и прежде, веселой и

беспечной, смело бросала колкости в глаза немецким офицерам. Нелегко ей давалось все это, но она держалась.

И только тогда, когда приходила домой, отдавала себя во власть тревожных дум.

На третий или четвертый день Таня пришла из штаба, когда уже совсем смеркалось. Переодевшись, она

свалилась на диван. Подложив под голову маленькую подушку и закинув руки за голову, девушка долго

сосредоточенно рассматривала какую-то точку на потолке.

Взрыв на улице Шевченко был для нее загадкой, которую она старалась, но не могла разгадать. Теперь

она уже твердо решила, что немцы не могли сами взорвать дом, значит, сделал это Андрей. Но каким образом

все это произошло? Куда делся Андрей? Жив ли он? Неужели Андрей пошел на то, чтобы взорвать дом,

погибнуть самому и убить этих десять–пятнадцать немцев? Но Таня тут же отбросила это предположение:

Андрей не погубит себя из-за десятка гитлеровцев. Тане даже и думать не хотелось о том, что он погиб. Но что

же случилось? Где Андрей? Таня терялась в догадках и предположениях, и от этого ей становилось еще

тяжелее.

Более всего ее беспокоило то, что она не видит и Ксении, потеряла всякую связь со своими. А ведь ее

работа без связи становится бесполезной. “Надо с партизанами связаться. Но как это сделать?” У нее не было

ни одной явки. Она чувствовала себя беспомощной.

Таня старалась заставить себя уснуть. Но сон не приходил.

В комнату, предварительно постучав, вошла хозяйка. В этот раз Александра Богдановна показалась Тане

еще более печальной, чем раньше.

– Вам письмо, – сказала она.

– От кого?

– Не знаю. Сейчас была в коридоре, какой-то человек открыл дверь, бросил письмо и ушел, ничего не

сказав. Я посмотрела на адрес – письмо вам.

Александра Богдановна положила письмо на столик около кровати Тани и ушла.

Таня взяла конверт. Адрес был написан по-русски:

“Берте Шлемер”. Но само письмо было напечатано на машинке по-немецки. Вот что прочитала Таня:

“Не хочу объяснять Вам, кто я. Считаю обязанным сообщить кое-что важное для Вас

(если я даже ошибаюсь в Вас, мои сообщения не повредят ни Вам, ни мне, а если Вы та, за

кого я хотел бы принять Вас, то они помогут Вам. Не пытайтесь узнавать, кто писал это

письмо, – не узнаете. Не думайте, что это провокация). Гордиенко, он же Михаил Иванов,

он же агент гестапо под номером Н-7, – предатель. Сейчас он в партизанском отряде

Батьки Черного. Он предал партизанку Клавдию Долгорукову, он же убил партизана по

имени Пашка, он же подозревает, что Вы русская разведчица, и старается доказать это

гестаповцам. Капитан Шмолл попытается использовать это для своих корыстных целей.

Будьте осторожны и мужественны. Знайте, что, кроме подозрений, у Шмолла нет против

Вас никаких улик.

Сообщите товарищам, что Клавы уже нет больше в живых. Расскажите всем советским

людям, что Клава заслужила, чтобы ее имя было внесено в список славных героев нашей

борьбы за свободу. Клана вынесла тяжелые пытки и умерла, не сказав ни слова. Я

преклоняюсь перед ее мужеством.

Вот все, что могу сообщить. Письмо уничтожьте.

Ваш верный друг”.

Множество вопросов пробудило это письмо. Кто такая Клавдия Долгорукова? Что замышляет капитан

Шмолл? Какие факты есть у Гордиенко?

Но Тане не удалось подумать над этими вопросами. Алек-

сандра Богдановна, приоткрыв дверь, сообщила:

– К вам пришли.

– Пришел? Кто?

– Этот капитан, со шрамом.

– Что ему нужно?

– А я откуда знаю? – неожиданно грубовато ответила хо-

зяйка.

Таня едва успела вскочить с кровати, спрятать письмо и на-

деть халат, как в дверях появился капитан Шмолл. Таня, затягивая

на себе туже обычного пояс халата, с нескрываемой неприязнью

взглянула на капитана. Шмолл улыбнулся.

– Добрый вечер, фрейлен! Вы меня, конечно, не ждали, —

произнес он.

– Вы удивительно догадливы, господин капитан. Действи-

тельно, я вас не ждала. – Таня отошла от кровати и прислонилась

к круглой печке. – Что вам нужно, господин капитан? Я слушаю.

– Не надо спешить, прекрасная Берта, – многозначительно произнес гестаповец, закрывая дверь в

комнату и приближаясь к девушке.

Шмолл, не спросив разрешения, закурил сигару и, пуская дым кольцами, пристально смотрел на

девушку.

– Я думаю, что вы будете разговаривать со мной иначе, если узнаете, что ваша жизнь находится в моих

руках, – сказал самоуверенно Шмолл.

– Интересно знать, каким образом она попала в ваши руки? – Таня произнесла это с ненавистью, но

сдержанно. – Я должна заметить вам, господин капитан, что вы ведете себя недостойно, больше того, просто

нагло. Вы даже не считаете нужным снять фуражку. Запомните, что вам придется потом горько раскаиваться.

– Вы думаете? – капитан бросил на пол сигарету и сделал шаг к Тане.

– Не подходите ко мне, – угрожающе сказала Таня.

Капитан остановился.

– О, вы – неприступная женщина! Вы – решительная женщина. И я действительно начинаю верить,

что вы были хорошей приятельницей часового мастера Яна Новицкого. Вы же его, кажется, посещали?

– Не ваше дело, кого я посещала. Уходите отсюда немедленно, я не могу смотреть на вас без

отвращения!

– Люблю откровенность… – С этими словами капитан быстро шагнул к Тане и попытался схватить ее.

Таня оттолкнулась от печки и, сжав пальцы в кулак, ударила капитана в глаз. Удар был нанесен неожиданно и с

такой силой, что офицер охнул и зажал глаз рукой. Высокая фуражка отлетела в сторону. Таня стояла,

подавшись вперед, готовая ко всему.

Капитан достал платок и приложил его к глазу. Лицо его выражало одновременно злобу и растерянность.

– Убирайтесь вон, скотина! – отрывисто сказала Таня.

Шмолл, продолжая прижимать платок, посмотрел на Таню здоровым глазом, пробормотал: “Хорошо

же…” – и вышел из комнаты. Таня выбросила фуражку ему вслед.

Таня взглянула на себя в зеркало и улыбнулась, довольная своим поведением. Она не знала, что Шмолл

приходил с пятью солдатами и сейчас, покидая ее дом, оставил на дворе двух гестаповцев, приказав им не

выпускать из дома Берту Шлемер.

19.

Этой ночью в город вернулись вместе генерал фон Швайгерт и комендант фон Траут.

А утром они вновь встретились: генерал вызвал коменданта к себе. Когда вошел полковник, фон

Швайгерт сидел за письменным столом и, вытянув длинные ноги, разбирал какие-то бумаги.

– В такое тяжелое для нашего фронта время приходится заниматься событиями, которые произошли

здесь, – сказал генерал, поднимая лицо от бумаг. – Не кажется ли вам, полковник, что этот, как его, Гордиенко,

обводит нас вокруг пальца? Случай со взрывом дома часового мастера, где погибло тринадцать наших людей,

наводит меня на подозрения, что этот агент работает не в нашу пользу. Надо проверить.

Полковник молчал.

В кабинет вошел майор Вейстер.

– По вашему приказанию я пригласил сюда Берту Шлемер, – доложил майор.

– Позовите также капитана Шмолла, – распорядился генерал.

Вид у капитана Шмолла был довольно жалкий: левый глаз его был забинтован, причем капитану, из

усердия что ли, столько накрутили бинтов, что голова его была, как в чалме. Рот Шмолла, несколько скошенный

в правую сторону, теперь казался совсем кривым.

Таню привел майор Вейстер. Она спокойно поздоровалась, окинула всех присутствующих взглядом чуть

прищуренных глаз, и взгляд этот выражал неподдельное возмущение, уязвленное самолюбие, оскорбленное

достоинство человека, который знает себе цену. На генерала Таня посмотрела с сожалением, как бы говоря:

“Что же это происходит, господин барон? С вами, наверное, совсем перестают считаться, если так обращаются с

близкими вам людьми”.

Шмолл предполагал увидеть Берту Шлемер растерянной, убитой подозрением, которое он высказал ей

вчера, и надеялся, что сегодня наступит закат счастливой звезды этой высокомерной девчонки. Он постарается

доказать генералу, что Берта Шлемер имела подозрительную связь с русским агентом Яном Новицким, и тогда

Берта неминуемо попадет ему в руки. Вчерашнюю историю с глазом он хотел представить генералу так, что

Берта Шлемер пыталась убить его, капитана Шмолла, в связи с тем, что он имеет против нее улики.

Так думал он до прихода Берты Шлемер. Но сейчас, когда увидел ее, спокойную, гордую в присутствии

генерала, перед которым он трепетал, капитан Шмолл опустил голову. Мысленно он уже начал раскаиваться во

вчерашнем поступке…

– Господин барон, я не нахожу слов, чтобы объяснить вам поведение капитана Шмолла, – с

возмущением начала девушка.

Генерал посмотрел на нее с некоторой растерянностью. Он совершенно не знал, как вести себя во всей

этой истории.

– Прошу вас, фрейлен, не волнуйтесь. Садитесь, пожалуйста, – отрывисто проговорил он.

Таня села в кресло и хотела было продолжать, но ее перебил Шмолл:

– Вы прежде всего объясните господину генералу, для чего вы ходили к часовому мастеру?

– Какое нахальство! – почти вскричала Таня и брезгливо глянула на Шмолла. – Это что, допрос? Вы,

низкий, грязный нахал, еще будете мне задавать вопросы?! Господин генерал знает, зачем ходила я к часовому

мастеру: я носила ему часы ремонтировать. – Генерал умоляюще посмотрел на девушку. Действительно, Берта

давно ему говорила, что те золотые часы, которые подарил он, поломались. Но сейчас он не хотел, чтобы

девушка объявила, что генерал барон фон Швайгерт подарил Берте Шлемер золотые часы. Таня поняла это, она

и не собиралась говорить здесь о подарке, но удачно использовала это обстоятельство.

– Вы, капитан Шмолл, позорите честь мундира немецкого офицера, – продолжала раздраженно, но

уверенно Таня. – Господин генерал, я должна сказать, что капитан Шмолл не давал мне прохода со своими

предложениями, а вчера решил применить силу и убедился, что я не такая беззащитная, как казалась ему,

вероятно, прежде.

Генерал заметно побледнел.

– Капитан Шмолл, так это было?

– Не совсем… Да, господин генерал… Но… – невнятно забормотал Шмолл.

Лицо барона посерело. Он зло посмотрел на капитана.

– Вы можете быть свободны, капитан Шмолл, – бросил генерал.

Когда капитан вышел, барон обратился к Тане:

– Вы извините, фрейлен Берта, но я должен попросить вас побыть несколько минут в соседней комнате.

Генерал фон Швайгерт попал в такое тяжелое положение, что долго не мог придумать выхода. Он был

огорчен, что репутация прелестной Берты несколько загрязнилась. Он даже и мысли не хотел допустить, что его

Берта, как он думал, может быть неискренней. “Однако, если только я ошибаюсь в ней, то…” – размышлял

генерал и в конце концов решил все это лично проверить, а пока временно не допускать Берту в штаб, дать ей

возможность хорошо отдохнуть, обеспечить ее всем необходимым, в том числе… и надзором. У генерала был

свой расчет. Он думал так: если Берта – советская разведчица, то очень крупная, а раз так, ее не оставят, с ней

обязательно будут пытаться связаться русские агенты, и тогда она – разоблачена, ему – очередная награда.

Если же Берта – преданная немка, то что же – война есть война! Извинение, представление ее к награде и —

она его жена!

В комнату, куда вошла Таня, явился майор Вейстер.

– Счастлив исполнить поручение господина генерала, – сказал он.

– Какое поручение, господин майор, если это не секрет?

– Проводить вас, фрейлен.

– Ах, вот что! – Таня надменно улыбнулась.

– Видите ли в чем дело, дорогая фрейлен Берта, – говорил майор по дороге. – Мне поручил господин

генерал передать вам, только прошу вас, не поймите это плохо… Господин генерал желает вам только добра.

– Говорите, что поручил вам генерал, удостоив вас такой чести? Я постараюсь понять это хорошо.

– Господин генерал решил предоставить вам кратковременный отпуск от работы в штабе. Вы, конечно,

будете обеспечены всем необходимым и охраной, чтобы не случилось с вами никакой неприятности, вроде той,

которая произошла вчера. Вы можете, конечно, посещать наш ресторан, веселиться…

– Передайте господину генералу, что я благодарю его за такое внимание ко мне. Я распоряжусь своим

отпуском.

20.

Две ночи пробирались до леса Андрей, Анна Константиновна и Ефим Окунь. Старик хорошо знал

местность, ему была знакома каждая тропинка в поле и в ближайших лесах.

В ту ночь, после взрыва дома на улице Шевченко, они удачно вышли из города и добрались до

ближайшего хутора, где один приятель Ефима Петровича укрыл их в омете соломы, принес им хлеба и молока.

День они проспали в соломе, а с наступлением ночи снова тронулись в путь. Шли молча, только изредка Ефим

Петрович останавливался и приглушенным хрипловатым басом сообщал им, куда они теперь идут и что будет

впереди – либо овражек, либо лесок…

К концу ночи они встретили охотника с ружьем и собакой. Ефим Петрович поздоровался с охотником, как

со старым другом, и тот повел их в глубь леса.

В лесу в эту мартовскую ночь было тихо. Изредка из-за деревьев стремительно вылетала испуганная

птица, задевала крыльями за ветки, и с елей, как будто дремавших до сих пор, сыпался снег. Раза два за дорогу

охотник посвистел, словно подзывая собаку, и каждый раз на этот свист кто-то невидимый отвечал ему таким