Текст книги "Поиски "Озокерита""

Автор книги: Федор Белохвостов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Белохвостов Федор Иванович

“ПОИСКИ “ОЗОКЕРИТА”

Редактор Илёшин Б.И.

Художник Дергаченко Г.В.

Технический редактор Рачков П.А.

Корректор Дружкина А.Н.

Сдано в набор 20/VIII-1958 г.

Подписано к печати 24/ХП-1958 г.

Печатных листов 71/2. Формат бумаги 70  921/32.

Тираж 75 000. Заказ 2426

НЛ02588. Цена 3 руб. 75 коп.

г. Саратов. Типография № 1 Облполиграфиздата.

1.

Однажды меня пригласили в разведотдел к полковнику Сергееву. Я предчувствовал, что речь будет идти о

каком-то задании – так было всегда: раз уж вызывают к Сергееву, то надо готовить себя или к немедленному

вылету, или срочному выезду. Быстро собрался и отправился в отдел. В приемной встретил меня адъютант

полковника младший лейтенант Федоров, стройный, худенький юноша, с румяным девичьим лицом.

– Полковник занят. Просил подождать, – сказал он.

Я прошелся по приемной.

– Товарищ капитан, вот новый альбом. Посмотрите от скуки. – Адъютант имел множество альбомов:

немецких, румынских, венгерских фотографий. Собирать эти альбомы было, кажется, его обязанностью, и

относился он к этому с большой любовью. Он подал мне венгерский альбом. Я поудобнее устроился в мягком

кресле и стал рассматривать снимки.

Дверь кабинета полковника открылась, и оттуда вышел коренастый, среднего роста человек в штатском

костюме. Я сразу узнал его. Это был Андрей. Однажды мы с ним летели вместе на задания. Был с нами тогда

еще славный паренек, немец по национальности, бывший секретарь горкома комсомола одного из городов на

Волге. Мы летели все в одном самолете, но с разными заданиями, и сошли, как запросто говорили тогда

разведчики о прыжке с самолета, на территорию, оккупированную немцами, в разных районах. Это было,

пожалуй, более года назад.

Андрей, не заметив меня, направился к выходу. Я назвал его по имени. Он быстро повернулся в мою

сторону.

– Батюшки, да это Иван.

Мы обнялись. Несколько минут стояли молча и рассматривали друг друга.

– Ну как ты тогда? Все благополучно? – спросил Андрей, взяв меня под руку.

– Все хорошо. А ты?

– Обошлось нормально. Только вот – видишь, – и он пощелкал пальцем правой руки по левой кисти,

обтянутой черной перчаткой. Я сразу понял, что у него протез, и спросил, как это случилось.

Мы сели на диван, и Андрей начал рассказывать.

– Тогда я более полгода служил у немцев. Занимался техническим снабжением воинских частей,

собственно целой группы армий “Центр”, которой командовал генерал-фельдмаршал фон Клюге. Разумеется, я

не играл в деле первую скрипку, но был великолепно осведомлен, что готовили гитлеровцы под Курском.

Работал я прилежно и чуть было не стал волею судьбы близким человеком фон Клюге. Этот немец представил

меня к награде за особое усердие по снабжению армии, а затем лично сам вручил мне железный крест 1 класса.

Вот, брат, как! В общем, все шло, как надо. Неприятность случилась со мной после уже, когда я возвращался к

своим,

Я знал отлично расположение частей и соединений гитлеровских войск и выбрал такое место для

перехода линии фронта, где мало было немцев. В маскхалате удачно перешел оборонительную линию врага и

подошел уже совсем близко к нашим передовым частям. Но неожиданно вплотную столкнулся с группой

гитлеровцев. Это было, видимо, боевое охранение немцев. Солдаты во главе с унтер-офицером кучкой сидели в

лощине и о чем-то тихо переговаривались. Назад идти мне было нельзя. Меня уже увидели немцы. При этом

они явно растерялись. Это замешательство противника и помогло мне принять решение: воспользоваться

темнотой и выдать себя за немецкого офицера.

– Какого дьявола вы тут собрались в кучу? Порядка не знаете? Почему все вместе? – тоном

рассерженного начальника закричал я на них.

Унтер начал оправдываться.

– Рассредоточиться немедленно! – скомандовал я и, указывая на унтера, приказал:

– А вы пойдете со мной, посмотрим, что русские делают.

Унтер, как видно, был труслив и услужлив. Ему не оставалось ничего иного, как приложить пальцы к

пилотке в знак готовности исполнить приказ офицера.

Солдаты разошлись.

– Тихо идите вперед. Вы должны знать эту местность. Я пойду за вами, – приказал я.

Унтер еще раз приложил пальцы к пилотке, вынул па-

рабеллум из кобуры, пригнулся и двинулся вперед. Я пошел за

ним. Так, гуськом, крадучись, прошли мы метров двести. По

моим расчетам, уже недалеко должны быть и свои. Где-то

справа с треском простучала пулеметная очередь, и по всему

переднему краю, как по сигналу, открылась ружейно-пулемет-

ная стрельба. Унтер в нерешительности остановился, присел. Я

решил, что настал подходящий момент, – рывком бросился

сзади на немца и смял его. Под унтером послышался

приглушенный выстрел, левую руку мою обожгло. Не успел я

сообразить, что случилось, как на нас навалились два человека,

появившихся неизвестно откуда. Потом подоспели еще двое.

Немец пытался было крикнуть, но издал только приглушенный

хрип: и унтеру, и мне заткнули рты, туго стянули челюсти.

Управлялись с нами быстро, без суеты. “Ловкая работа”, —

отметил я про себя. Попытался пошевелить левым плечом, но

почувствовал невыносимую боль. “Что же случилось с моей

рукой? – соображал я. – Наверное, этот мерзавец держал

пистолет наготове и от испуга выстрелил”.

Нас повели. Метров через двести под ногами почувство-

вались комки земли, наваленной бугром. Из темноты послы-

шался голос.

– Есть?

– Есть, – хрипловато ответил солдат и подтолкнул ме-

ня, чтобы я перепрыгнул через окоп.

Перебрались еще через один окоп. Потом нас втолкнули в блиндаж, освещенный коптилкой, сделанной из

трехдюймовой гильзы.

– Ого! Откуда это взяли офицериков? – весело спросил молодой курносый капитан.

– К нам ползли, товарищ капитан, вот мы их и сцапали.

– Значит, офицерики в разведку шли? Ну-ка, развяжите им рты, – приказал капитан, разглядывая

пленных.

Мне развязали рот.

– Развяжите мне руки. Я ранен в руку, – попросил я. Капитан, удивленно взглянув на “немецкого

офицера”, отлично говорившего по-русски, приказал развязать руки…

Это было в районе Курска.

– На другой день наши части перешли в наступление, а я был отправлен в госпиталь, где мне

ампутировали кисть левой руки. Но что рука! Можно жить без руки, – шутил Андрей. – Зато я был доволен

своей работой Ведь немцы, когда разрабатывали план, “Цитадель” и готовили операцию под Курском,

рассчитывали на внезапность. Они собрали на небольшом участке огромные силы: на каждом километре

фронта находилось до четырех с половиной тысяч солдат, около пятидесяти танков, до восьмидесяти орудий.

Представь эту армаду! И если наше командование заранее узнало об операции “Цитадель”, то в этом заслуга

наших разведчиков. Вот в чем моя радость. А рука – сущие пустяки.

– Нет, ты просто молодец. – высказал я свое восхищение его подвигом. Я по собственному опыту знал,

как трудно приходилось работать в тылу врага, с каким риском нужно было переходить линию фронта.

– Что ты, дружище! Что ты, – стал отрицать Андрей. – Вот теперь у меня действительно есть одна

великая идея.

– Какая? Не секрет?

– Хочу полететь куда-нибудь к немцам, поработать “часовым мастером”. Я же хорошо умею чинить

часы

– Как же это ты с одной рукой?

– Это даже лучше. Меньше подозрений. А руку я сделаю себе механическую. Я все уже продумал.

– А вдруг принесет в ремонт часы фон Клюге и узнает тебя? – шутя спросил я.

– Не узнает, если даже встретит, – уверенно сказал Андрей. – Не узнает. Я же был тогда немцем, с

усиками и с двумя руками. А сейчас, как видишь, без руки и далеко не немец.

– Жалко, что не состоялась дуэль, – заметил я.

– Какая дуэль?

Я рассказал Андрею, что недавно нашим разведчикам стало известно о драке среди гитлеровских

генералов. Генерал-фельдмаршал фон Клюге вызвал на дуэль генерал-полковника Гудериана, а секундантом

просил быть Гитлера. Но дуэль не состоялась.

– Вот комедия, – засмеялся Андрей. – Ну, это не от хорошей жизни. Полковник Сергеев сказал мне,

что у Гудериана и у фон Клюге на русском фронте начался понос. Да! Да! Заболели медвежьей болезнью. В

настоящее время они оба находятся в Берлине, лечатся. А потом фон Клюге направят во Францию. Так что мне

с этой стороны бояться нечего, – иронизировал Андрей. – У меня одна только трудность, и ту я надеюсь

преодолеть в скором времени.

– Что же это за трудность? – спросил я.

– Польский язык надо изучить, а времени мало. Но я зубрю и день и ночь. И не один, а вместе с

преподавателем. Хорошего поляка нашли для меня. Добрым моим другом стал. Так и живет вместе со мною.

– Успеешь выучить?

– Надо успеть. Возможности и способности человеческие безграничны. Стоит только захотеть и

подналечь. Ведь без працы не бенды кололацы, как говорил щедринский Парамоша, – шутил Андрей.

Младший лейтенант Федоров зашел в кабинет полковника, тут же вышел и пригласил меня. Мы

распрощались с Андреем.

Полковник Сергеев, высокий, худощавый человек, с седыми висками, как всегда, радушно встретил меня

и усадил на диван рядом с собой. Он минуту смотрел на меня усталыми серыми глазами, потом вынул

портсигар, достал папиросу, закурил.

– Вот для чего я вас пригласил, – начал полковник и потянулся к столу. Достал пакет, вынул из него

несколько фотографий размером в открытку и дал мне. – Посмотрите, да повнимательнее.

Я стал рассматривать открытки. На них была сфотографирована в разных позах очень красивая девушка.

Вот она облокотилась на маленький столик, подбородок с ямочкой положила на изящный изгиб кисти

обнаженной руки. Девушка смотрит на меня большими улыбающимися глазами, ее пышные волосы уложены

крупными кольцами. А какие красивые губы! “Надо же природе сотворить такое чудесное лицо”, – думал я. А

вот другая открытка – тут она в профиль. Её высокий лоб и прямой нос сразу напомнили мне чудесные

античные скульптуры.

На всех фотографиях девушка была так мила, что я откровенно любовался ею. Это, конечно, заметил

полковник Сергеев.

– Хороша наша Таня?

– Это Таня?

– Да. А что вы так удивились? Вы еще не знаете, на что способна она.

– Я много слыхал о делах “Тани” и представлял её себе несколько иной.

– Вот я и показал фотографии, чтобы вам не подсунули немцы какую-нибудь другую “Таню”. Дело вот в

чем. Через два дня Таня будет в условленном месте близ линии фронта. Вам поручается перейти линию фронта,

встретиться с Таней и привести её на нашу сторону. Действуйте предусмотрительно. Главное, чтобы Таня была

жива и здорова. Её жизнь нам очень дорога. Таня долго работала переводчицей в крупном немецком штабе.

Потом в интересах дела мы перебросили ее в одно большое железнодорожное депо. Там она была уборщицей, а

последний месяц работала кочегаром на водокачке одного железнодорожного узла. Придет она к вам на

свидание в грязной, рваной и замасленной телогрейке, ватных грязных брюках и в сапогах. На голове у неё

будет рваный платок и сверху шапка. Действовать будете в расположении Н-ского полка. Командиру полка

инструкции даны. Там же находится наша моторазведрота. В штабе этой роты вы и остановитесь. Разведчики

окажут вам всякую помощь, какую вы посчитаете нужным организовать себе, чтобы успешно выполнить

задание. Вот и все.

Полковник сообщил мне пароль на встречу с Таней.

Н-ский полк и моторазведрота находились от штаба фронта километрах в шестидесяти. Я хорошо изучил

маршрут и вечером вместе с ординарцем выехал туда на вездеходе.

Погода стояла пасмурная, и вечер как-то незаметно сменился ночью настолько темной, что в пяти метрах

впереди ничего нельзя было разобрать. В прифронтовой полосе включать фары запрещалось, и мы пробирались

с большим трудом, почти на ощупь. Раз сбились с дороги и чуть не поехали к немцам. Благо они часто

освещали передовую ракетами. Наши части этими вещами не баловались.

В расположение моторазведроты мы добрались лишь к утру.

В небольшом хуторке по стрелам со словом “Артем”, нарисованным на стенах домов (“Артем” —

условное наименование моторазведроты), мы быстро нашли штаб.

– А я, товарищ капитан, ждал вас к обеду, – такими словами встретил меня командир “Артема”

старший лейтенант Донкин, сухощавый и курносый блондин с боксерским чубиком. – Что это вы решили

мучиться ночью? – продолжал он. – Такая темень, к немцам могли бы угодить или на разведчиков немецких

нарваться. Правда, здесь не слышно, чтобы они пробирались на нашу территорию, но чем черт не шутит. Мы-то

ведь ходим к ним в тыл.

– Хотелось пораньше прибыть сюда, чтобы получше подготовиться на месте к делу, – заметил я.

– Мне передали по радио приказ три дня назад. Я связался с командиром полка. Мы разработали план

операции, – сообщил старший лейтенант. – Пойдемте.

Штаб роты размещался в большом доме, разделенном посредине широким коридором на две половины.

В левой половине находилась канцелярия, а в правой – командир роты со своими заместителями. Мы зашли в

правую половину. Старший лейтенант разложил на столе карту и стал докладывать мне обстановку и план

предстоящей операции.

В ту ночь, когда мне следовало встретить Таню, полк проведет перед самым нашим участком ложную

демонстрацию наступления. Нам было известно, что здесь гитлеровских войск мало и поэтому они

маневрировали очень предусмотрительно. Расчет командира полка был прост: немцы не обратят особого

внимания на эту демонстрацию, а усилят свою бдительность на других участках, чтобы предостеречь

проникновение наших более крупных подразделений к ним в тыл.

Так оно и случилось. Немцы не ответили на огонь наших батарей. В условленное время наши прекратили

обстрел. И тотчас один из батальонов полка километрах в пяти от нас атаковал населенный пункт, в котором

противник держал гарнизон. Гитлеровцы приняли бой. Там началась суматоха.

Мы с ординарцем под прикрытием группы разведчиков “Артема” пошли в сторону противника.

Хотя мы хорошо знали обстановку, выбрали наиболее безопасный участок для перехода линии фронта и в

отдалении от нас шел бой, что, безусловно, отвлекало внимание немцев, тем не менее надо было идти с

большой осторожностью. На передовой линии не всегда можно доверяться тишине.

Мы шли бесшумно по влажной, мягкой траве, напрягая зрение в темноте. Спустились в овражек,

которым нам следовало удалиться несколько влево. Этот овражек был на нейтральной полосе, и разведчики

“Артема” часто бывали здесь, хорошо знали каждый его изгиб, каждую вымоину. И все-таки надо было

двигаться осторожно.

Трое разведчиков пошли вперед, мы с ординарцем в небольшом отдалении следовали за ними. Сзади нас

двигалась группа прикрытия. Вдали слышалась активная ружейно-пулеметная перестрелка.

Выйдя из овражка, мы попали на пашню, углубились километров на пять и очутились в большом

фруктовом саду. Начали искать омшаник, в котором должна быть Таня. Время, как назло, бежало быстро. Ночь

короткая, вот-вот заалеет рассвет, а мы никак не можем найти этот омшаник. Мы уже начали нервничать и

терять надежду на успех своего дела, как вдруг наткнулись на большую землянку, заросшую травой. Я с трудом

отодвинул тяжелую дверь и протиснулся внутрь Карманным фонариком осветил землянку. В одном углу,

свернувшись клубочком, лежал человек в замасленной телогрейке, на голове глубоко надвинута рваная и

грязная шапка-ушанка. Я подошел ближе, посмотрел в лицо. Оно было таким грязным, что нельзя было

определить, парень это или девушка. Но по длинным ресницам и прямому носу я сразу же узнал Таню. Девушка

как будто бы спала, хотя я знал наверняка, что она притворяется. Я потрогал ее за плечо, она не шевельнулась. Я

сказал пароль. Таня еще немного полежала в том же положении, потом вскочила и бросилась мне на шею.

крепко стиснула меня в своих объятиях. “Ничего, брат, хватка! Силенка-то есть у нее!” – подумал я.

Мы благополучно возвратились на нашу сторону в хутор. На востоке заалело небо. Приближался рассвет.

Я привел Таню в правую половину дома, где размещался штаб “Артема”. В просторной комнате ярко

горели две большие лампы, окна были тщательно замаскированы одеялами.

– Мне хочется расцеловать вас, но я такая грязная, что опасаюсь приближаться, – сказала она, как

показалось мне, полушутя, полусерьезно и сорвала с себя шапку-ушанку вместе с платком. – А сейчас я ничего

не хочу, лишь бы быстрее помыться. Мне бы горячей воды.

“Как это я, осел, не догадался сказать разведчикам, чтобы нагрели воды”, – мелькнуло у меня в голове.

Я бросился из комнаты.

– Стойте, товарищ капитан! – крикнула Таня.

Я остановился.

– Вы хоть скажите, как звать вас.

– Иван Федорович.

– Я прошу вас, Иван Федорович, не достанете ли вы мне вместе с горячей водой и мыла, – улыбнулась

она, как показалось мне, иронически.

– Постараюсь все сделать, Таня. – Я выбежал из комнаты. В полуосвещенном коридоре стояли Донкин

и несколько разведчиков.

– Что вы, товарищ капитан? – спросил старший лейтенант.

– Я забыл сказать вам, чтобы нагрели воды, – выпалил я.

– Не беспокойтесь. Не первого встречаем. Воды нагрели. Кадку широкую приготовили, в ней помоется,

– спокойно сказал Донкин.

– Мыло надо еще.

– Этого добра у нас хватает, – Вася, бегом за мылом, – сказал он своему ординарцу, и тот выбежал из

коридора. – Ребята, а ну кадку сюда, воду горячую! – распорядился Донкин.

Я возвратился к Тане.

В дверь постучали. Я открыл. Разведчики тащили воду в ведрах. Таня отвернулась в угол. Принесли

мыло. Притащили широкую с метр высотой деревянную кадку Налили в неё горячей воды. Разведчики ушли,

тихонько притворив за собой дверь Таня осмотрела кадушку, воду и радостно улыбнулась.

– Вот спасибо.

Она быстро разулась, сняла телогрейку.

– Это все теперь можно сжечь, – сказала она. – Только вот в левом сапоге, в голенище, Иван

Федорович, очень важный пакет Выпорите его сами лично, прошу вас, и храните.

Я слушал ее голос, но что-то плохо соображал.

– Можно помыться мне? – улыбнулась Таня.

– Да, конечно, – хватился я и направился к двери.

– Вы бы дали мне какое-нибудь чистое бельишко. – сказала мне вслед Таня

Я закрыл дверь и еще раз выругал себя. Как Это я не мог догадаться захватить ей белье из штаба.

Донкин стоял в коридоре.

– Вот что, брат, выручай, – обратился я к нему.

– Что еще надо, товарищ капитан?

– Белье. Понимаешь, я не захватил для неё белье.

Донкин посмотрел на своего ординарца.

– Вася, пожалуй, ростом такой же, как и она. Ну-ка, Вася, беги к кладовщику, разбуди его по тревоге и

пусть он даст на тебя полный комплект нового обмундирования.

Вася убежал. А мы с Донкиным сели на крыльце и закурили. Только теперь я вспомнил, что с вечера не

курил, все время был на ногах, и сейчас по жилам потекла приятная усталость. Посидели мы минут тридцать,

потом зашли в другую половину дома. Я распотрошил кирзовый сапог и нашел целлулоидный пакет. Положил

его себе в сумку. Пришел Вася. Принес обмундирование.

– Хорошо. Иди распорядись насчет завтрака, – сказал Донкин.

Вася ушел.

Я выпроводил всех из коридора и, чуть приоткрыв дверь, сказал:

– Таня, принесли вам обмундирование.

– Заходите, я в кадушке, – весело крикнула девушка.

Я зашел, положил на скамейку обмундирование. Около двери лежала куча тряпья и сверху – второй

сапог. Я понял, что Таня сняла с себя всё это и приготовила выбросить.

– В этом барахле ничего нужного нет? – спросил я.

– Нет, Иван Федорович, все можно сжигать.

Я открыл дверь и пинком выкинул всю эту кучу в коридор. Пришли разведчики, забрали все это барахло

и куда-то унесли.

Примерно через час, когда уже совсем рассвело, Таня позвала меня. Я зашел. Девушка выглядела бодро,

весело. В ее голубых глазах искрились какие-то озорные огоньки. Мокрые волосы были аккуратно уложены.

Она подошла ко мне и, вспыхнув румянцем, крепко поцеловала в щеку.

– Я так соскучилась! Как трудно быть одной среди врагов, а еще труднее улыбаться врагу, говорить ему

любезности.

– Вам тяжело было работать кочегаром? – как-то некстати спросил я.

– Что вы!? Когда я стала кочегаром, то почти была счастливой – я не улыбалась ни одному гитлеровцу.

В дверь постучали. Нам принесли завтрак.

После завтрака мы на вездеходе в сопровождении четырех разведчиков на мотоциклах выехали с Таней в

штаб фронта. Прибыли туда без всяких происшествий к полудню и сразу же направились в разведотдел к

полковнику Сергееву. Я передал ему целлулоидный пакет.

Вскоре я вновь отправился на передовую, был назначен командиром “Артема” вместо погибшего

Донкина и Таню больше не встречал.

Только много лет спустя на одном из собраний инженеров и техников в городе Комсомольске-на-Амуре я

неожиданно увидел человека, лицо которого показалось мне удивительно знакомым. Да, несомненно, я где-то

видел этого мужчину с зачесанными назад русыми волосами, высоким лбом, с резкой складкой между бровями,

темно-серыми глазами. Но где? Я так и не мог вспомнить. Он сидел недалеко, я отчетливо различал мельчайшие

детали его лица и все больше убеждался, что видел его не один раз.

В один из перерывов я пошел в фойе вслед за ним. Это был коренастый, среднего роста мужчина в сером

костюме. Взгляд мой упал на его левую руку. Она была обтянута черной перчаткой. И тогда я все вспомнил. Я

бросился вперед, схватил его за плечи и громко, совсем забыв, что мы не одни, крикнул:

– Андрей!

Он остановился, с минуту недоуменно смотрел на меня, а потом… а потом я очутился в его объятиях.

Да, это был Андрей, тот самый Андрей, знаменитый разведчик нашего фронта, которым мы все

гордились, которого столько раз считали погибшим, но он, исчезнув иногда очень надолго, неизменно появлялся

вновь, приносил важнейшие сведения, никогда не рассказывая о том, где он был и что с ним происходило.

И вот встреча через десять лет.

Несколько вечеров мы провели с ним вместе. Вспоминали годы войны, друзей – живых и погибших, и

только теперь Андрей рассказал мне, что бывало в те месяцы, когда о нем никто из нас, близких ему людей, не

получал никаких вестей. Впрочем, и на этот раз он говорил не столько о себе, сколько о своих товарищах —

разведчиках и разведчицах, о славных героических подвигах которых мы в то время знали так мало. Многое

поведал он и о Тане.

По рассказам Андрея и по своим личным воспоминаниям я и написал эту повесть.

2.

Таню проводили в один из домов на тихой улице, где все заросло высокой акацией и сиренью. Хозяйку,

уже немолодую женщину, звали Марией Николаевной Она встретила Таню любезно:

– Здравствуйте. Проходите в горницу, будьте как дома. – И провела девушку в небольшую, аккуратно

прибранную комнату.

– Ну, теперь вы уж тут сами. Я пойду. До свидания. – сказал сержант, сопровождавший Таню, и ушел.

Таня осмотрелась. Комната ей понравилась: стены светло выбелены, посредине большой раздвижной

стол, покрытый скатертью, налево, около стены, – деревянная кровать с высокой периной под покрывалом, с

горкой взбитых подушек в белоснежных наволочках. Кровать невольно привлекала внимание девушки – уже

более месяца Таня спала не раздеваясь и отдохнуть на такой постели было очень соблазнительно. В одном углу

комнаты стоял высокий старомодный комод, в другом – маленькая этажерка с книгами Два небольших окна

выходили в палисадник, они были открыты, и теплый ветерок шевелил тюлевые занавески.

Таня присела на стул, поставила около себя маленький кожаный чемоданчик, который до сих пор

держала в руках, и посмотрела на хозяйку, стоявшую в дверях. Мария Николаевна откровенно любовалась

девушкой Но вдруг какая-то тень пробежала по ее лицу. Может быть, она подумала о том, что вовсе не на войне

место этой совсем юной девушке с голубыми глазами и светлыми пышными волосами.

– У вас хорошо здесь: тихо, и деревьев много на улице, – сказала Таня.

– Да Слава богу, когда фронты проходили, немцы как-то обошли наш поселок Все осталось, как было,

– ответила хозяйка и, спохватившись, проворно вышла на кухню. Таня слышала, как она передвигала кастрюли

на плите.

Через несколько минут Мария Николаевна вернулась и

предложила девушке помыться.

– Да, я забыла вам сказать, чемодан ваш с бельем еще

утром принесли, и белье я погладила. – Она произнесла это с

довольной улыбкой, словно подчеркивая: “Вот я как ждала вас,

все уже подготовила”. – А вода у нас хорошая, мягкая…

– Благодарю вас, – ответила Таня, а про себя подума-

ла: “Это, наверное, полковник велел принести сюда мое белье

и нагреть воды. Вот какой заботливый! Вот спасибо ему…”

Уже несколько дней находилась Таня у Марии Никола-

евны. Утром она вставала рано, занималась гимнастикой, умы-

валась, надевала свое любимое синее платье. Потом садилась

перед зеркалом и причесывалась: сзади все волосы забирала

вверх и прикалывала, а передние волнистые пряди аккуратно

укладывала, подвертывая концы и закрепляя их шпильками-

невидимками. Ей нравились свои волосы, и она любила ухажи-

вать за ними. После завтрака она перебирала книги на этажер-

ке у Марии Николаевны, но каждый раз ничего не находила,

что бы почитать: на этажерке стояли только учебники для

старших классов средней школы. Как видно, у хозяйки были

взрослые дети, но живы ли они, где находятся сейчас – об

этом Таня не спрашивала, так же как и ей хозяйка никаких воп-

росов не задавала. Мария Николаевна вообще больше молчала;

молча она готовила для Тани обеды и ухаживала за ней, как за

своей дочерью. В эти дни отдыха Таня, присев у окна, нередко

уходила воспоминаниями в прошлые, довоенные годы своей

жизни, которые казались теперь какими-то очень далекими.

Таня выросла в Туле. Отец ее – знатный оружейник и

известный в городе любитель-голубятник. По вечерам, в свободные часы, он поднимался на крышу дома, где

была пристроена красивая голубятня с лесенками, крылечками, с украшенными резьбой окошечками, и

выпускал своих любимцев – сизых, белых, пестрых. От отца это увлечение передалось и Тане. Она вместе с

отцом взбиралась на крышу, следила, как он выпускает голубей, и, пристроившись около голубятни, запрокинув

голову, с замиранием сердца наблюдала за полетом птиц, кружившихся высоко над домом. Она завидовала им.

Ей самой хотелось так же взмыть в воздух, падать и вновь стремительно уноситься ввысь. Тогда она мечтала

стать парашютисткой.

Учеба в школе давалась легко. Таня много читала, очень любила уроки по литературе и одно время была

убеждена, что со временем сама будет преподавать литературу. Но все сложилось иначе. В седьмом классе у них

появилась новая учительница немецкого языка, обаятельная русская женщина, и она так сумела увлечь Таню,

что, окончив десятилетку, девушка поехала в Москву, в институт иностранных языков. Потом было много

сомнений: думала, что она ошиблась и призвание у нее совсем другое. Надо было бы идти в институт

физической культуры, потому что успехи на стадионе приносили ей, казалось, гораздо большее удовлетворение,

чем успехи в немецком языке. Но она сумела переломить себя и потом не пожалела об этом. Когда началась

война, именно отличное знание немецкого языка помогло ей перейти из института в школу разведчиков.

Комсомолке Тане было в то время двадцать лет…

На четвертый день пришел сержант, который привел Таню сюда. Плотно сложенный, лет сорока

мужчина, со смуглым лицом и широкими черными бровями, он был, как всегда, молчалив. За время своей

работы в разведке Таня немало встречала людей, которые умели делать все, много знали, но разговаривали

крайне мало. Сержант относился именно к таким людям. На этот раз он принес пачку топографических карт,

поздоровался, положил карты на стол и сказал:

– Ну, теперь вы уж тут сами… – попрощался и ушел.

Таня развернула сверток. В нем были карты районов Львова, Ковеля, Ровно.

Около недели Таня изучала карты, стараясь запечатлеть их в своей памяти. Как-то вечером к ней зашел

полковник Сергеев. Он тщательно притворил дверь и только после этого поздоровался.

– Ну как, отдохнули?

– Отдохнула, товарищ полковник. Уже надоело сидеть без дела.

– Отдыхайте, отдыхайте, – с отеческой лаской сказал полковник. – Но если вам так скучно, то

занимайтесь понемногу. Принес вам литературу. – Он положил на стол стопку книг.

Затем полковник вынул из кармана два письма, написанные по-немецки, и положил их рядом с книгами.

Это были те рекомендательные письма, которые Таня получила от немецкого генерала.

У этих писем есть своя небольшая история.

Еще во время первой империалистической войны в Россию был завезен матерый немецкий разведчик,

некий Шлемер. Поселился он в Поволжье, Вскоре после Октябрьской революции женился на немке, местной

уроженке. В двадцатом году у них родилась дочь, которую назвали Бертой.

В конце тридцатых годов разведчик был разоблачен и арестован. Знали ли жена и дочь о шпионской

деятельности отца?.. Это не было доказано. Однако жене и дочери известно было, что у Шлемера есть в

Германии поместье и что изредка он получал письма от своего брата – крупного промышленника. Письма эти

никогда не приходили по почте.

После ареста Шлемера дочь его, Берту, исключили из комсомола. Внешне она очень тяжело переживала

это, но ей не верили. Когда началась война, Берта Шлемер пришла в военкомат. Со слезами на глазах просила

она, чтобы её взяли в армию и послали в разведку. Берта клялась, что будет предана своей советской Родине. Ей

отказали. Тогда девушка разыскала старые письма, полученные когда-то отцом из Германии от брата, и вместе

со всеми документами сдала органам советской разведки. Берта предложила использовать свое имя так, как

найдет нужным командование.

Весной сорок третьего года Тане вручили документы на имя Берты Шлемер. Ей предстояло спуститься на

парашюте на территорию, оккупированную немцами, устроиться на работу в штаб крупного соединения и

информировать советское командование о передвижениях гитлеровских войск. И хотя к тому времени Таня уже

была довольно опытной разведчицей, ей ещё не приходилось работать непосредственно среди немцев, в штабе

врага.

В темную, дождливую ночь Таня благополучно спустилась на парашюте в районе Киева. К утру она

вышла на большую дорогу, вдалеке от места приземления, удачно попала в группу женщин-мешочниц,

возвращающихся из сел с продуктами. У первого же немецкого патруля она со слезами на глазах попросила,

чтобы ее направили в немецкую военную комендатуру. В комендатуре девушку принял обер-лейтенант. И перед

ним она предварительно поплакала, а затем на безупречном немецком языке рассказала “свою” биографию.

– Я немка, родилась в Поволжье, – говорила Таня. – И мать, и отец мой – немцы. Перед войной отца

моего арестовали большевики за сотрудничество с Берлином. Мы с матерью долго бедствовали, потом решили

пробираться в Германию, ведь там у нас свое поместье, у меня есть в Берлине дядя, барон Густав Шлемер.

– Густав Шлемер? – перебил ее обер-лейтенант. – Барон Густав Шлемер – очень известное лицо. Так