Текст книги "Заложники (СИ)"

Автор книги: Фанни Фомина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

37

Здесь было спокойно и тихо. Трава, высохшая на солнце, скрывала песок, а низкие ветви столетних ив прятали прогалину от чужих глаз. Только он, она – и любопытная мелкая река, вылизывающая от природы зеленоватые камни по берегу и нет-нет да заглядывающая на запрещенную ей сушу.

Нико расстелил на траве заботливо припасенный плащ. Его руки были нежными, безотрывно изучая линии её тела, следуя им, подчиняя и подчиняясь. Она сама скинула намокшую от воды куртку, подалась вперёд и нашла его тёплые, чувствительные губы. Это только начало. Поцелуй. Разве это много? Поцелуй с привкусом речной воды, и ветер, бесстыдно щекочущий их плечи тонкой веткой. Так просто…

Нико обнял её, ощущая, привыкая, приник сильнее, углубив поцелуй, скомкал край исподней сорочки, сквозь которую и в сухом её состоянии видно было великолепно очерченную грудь с гордо выпирающими сосками, до которых ему не терпелось добраться.

Рона с восторгом исследовала новое, незнакомое тело – широкие плечи, предплечья, словно обтянутые стальными ремнями мышц, спину… есть в этом что-то завораживающее, когда тебя нежно обнимает воин, который при желании мог бы одним движением переломить тебе хребет. Нико оторвался от её губ, проложив дорожку поцелуев по шее, изучая, прислушиваясь, где собьётся дыхание, стараясь не торопиться…

Она почувствовала, что голова идёт кругом – от его сильных рук, без смущения находящих все чувствительные точки на её теле, от запаха реки, и от собственной безрассудности. Она хотела сказать ему что-нибудь, подбодрить, завести… но тут приятное головокружение сменилось смятением, и ощущением опасности. Что она делает?!

– Нико, – выдохнула она между жадными поцелуями, – Нико… отпусти!

Дорогие читатели, если вы увлеклись этой книгой, то мне важно знать ваше, именно ВАШЕ мнение: как должны дальше развиваться события?;) Ведь Нико неплохой парень. Но есть ведь и возлюбленный – Ингар. Как поступить героине… и автору? *не забывайте оставлять комментарии – они поддерживают и помогают в работе! Всем добра!!

38

Как оказалось, выбор был сделан очень верно. Только что всё было замечательно, смело и интересно. Без дешевой наигранной пошлости, обязательной между клиентом и кабацкой шалавой… и тут – нате вам! – отпусти и всё. Кто-то другой вполне мог бы обидеться. Таких «шуток» решительные воины по большей части решительно не понимали, и кончиться это могло весьма плачевно.

Нико отстранился, держа её за плечи.

– Так у тебя это первый раз что ли? – несколько разочарованно проговорил он, и Рона искренне посочувствовала его огорчению. Момент был удобный, чтобы соврать, но она, стараясь распутать комок ещё мокрой от купания сорочки, отвернулась и пробормотала:

– Нет…

– Дура, – беззлобно сказал Нико и отодвинулся, – так чего пошла, если не хотела?

– Я хотела, – уже откровенно всхлипнула девушка, – просто… не знаю. Не могу… – слёзы хлынули ручьём. Будь Нико вампиром – наверняка бы испарился.

– Вот дура, – ещё раз повторил он и сам закутал её в плащ, – ладно, не бойся, ничего я тебе не сделаю. Ну не плачь, не реви. Да ну тебя! Ведь рубашку промочишь, – Рона и вправду примерилась вымочить в слезах рукав его только что натянутой рубашки, – Хватит сопли распускать. А то ребята увидят – что обо мне подумают?!

– Извини, – горестно простонала Рона, но слёзы всё-таки утёрла.

– Ну, рассказывай, – Нико прислонился к шероховатому серому нагретому солнцем стволу, пошарил взглядом по траве, и внезапно спросил, – куртка моя где, ты не видишь?

– Ты на ней сидишь, – неуверенно ответила девушка.

– Вот, точно, – он достал из кармана кисет и помятую бумажку, – закурю-ка. Ты будешь? Нет? Ну, как знаешь, – он добыл спичку, чиркнул ей по оковке своего сапога и затянулся, – так рассказывай. Кто тебя обидел?

– Никто, – покачала головой Рона, – знаешь, правду говорят: любая баба сама себе напридумывает, а потом…

– Не реви, сказал! Парень что ли? Так может, давай я его вразумлю?

– Ой, нет, – Рона представила себе, как Нико будет вразумлять тщедушного нежного Ингара, и, помимо воли, хихикнула, – я сама. Да я… ух, я его!..

– Я понял, – хохотнул добродушный воин, – ну что, расскажешь? Может, полегчает.

И Рона рассказала. Смято и путано, поэтому вместо жалоб получилось негодование. Нико пожевал окурок от самокрутки и выплюнул, втоптав каблуком в песок.

– А знаешь что? – задумчиво сказал он, – Ты с ним переспи.

– Да как, если он от меня шарахается как от чумы? Чует, гад, чем дело пахнет…

– Ну, как-как… спала же ты с ним как-то до этого два года? Вот так и переспи ещё раз. А дальше – уж сама решай, нужно тебе это счастье, или пойти другого поискать. Помогает.

– Тебе помогло? – не удержавшись, спросила Рона, в которой проснулся сборщик ценной информации.

– Ну, как сказать, – развёл руками Нико, и похож стал на пекаря, признающегося, что было дело – в сладкие булки, которые он печёт, падал таракан, – когда помогало… а когда и нет. Но ты попробуй.

– Ладно, – ухмыльнулась лэсса, – уговорил…

– Ну что, пойдём? – он встал и потянулся, очередной раз перекатив мышцы, – только умойся.

Рона свистнула в два пальца. Спустя полминуты из кустов к ним выбралась рыжая наглая лошадь.

– А кобыла-то тебе зачем?

– Переоденусь, – отозвалась девушка, стаскивая с седла предусмотрительно пристроенные там штаны и куртку, – отвернись.

– Ты… это, – внезапно замялся Нико.

– Что? – прыгая на одной ноге, поинтересовалась лэсса.

– Ребятам всё ж таки не трепли, что у нас с тобой тут… того… то есть не того. Ничего, в общем.

– Это да, – согласилась Рона, – а то пересудов будет на неделю.

39

На отъезд Ариверна никто не обратил внимания. Во-первых, его лэсса (а собравшиеся были вполне уверены, что лэсса – именно его) беззастенчиво удалилась в кусты с Нико. Нашла правда с кем, ну да ладно – может в следующий раз кого стоящего выберет. А во-вторых, он же сотник – мало ли, какие у него дела?

Так что обратно в замок он вернулся в гордом одиночестве. Можно, конечно, было бы, смеху ради, прихватить с собой и Ронину кобылу. Но тогда пришлось бы ещё волочь эту упрямицу (в самом деле, под стать хозяйке!), да и поднять неприятный слух о том, что лэссу сбросила лошадь, а шума ему не хотелось. У него было важное дело, ради которого Рону как раз следовало спровадить, и очень не хотелось, чтоб какая-то суматоха в замке мешала тонкому процессу обольщения нерешительного юноши. Ведь, в конце концов, сотник тоже имеет право на счастливую личную жизнь.

Совесть робко намекала, что лэсса может не оценить, если пришлый красавец уведёт у неё любимого и давнего кавалера. Верн, будучи вообще человеком не слишком стыдливым, плевал на совесть, один раз всё-таки подумав «а, всё равно он ей не подходит!» Лучше вон с тем же Нико пусть обнимется. Он такой же лапоть, зато, хоть не нытик.

Ингар обнаружился в одной из небольших гостиных. Молодой человек был занят: он играл на скрипке. Томно запрокинув голову, он нежно ласкал свой инструмент, вслушиваясь в сложные аккорды. Верн залюбовался и заслушался одновременно – ведь действительно хорошо играет… и инструмент такой – ему подходящий. Но тут вдохновенное выражение лица сменилось раздражением, он оборвал высокую, трепещущую ноту и резко повернулся к двери.

– Кто здесь? Я же просил, чтоб меня не беспокоили! – конец фразы он договаривал уже по инерции, так как понял, наконец, кто перед ним.

Верн просто стоял и улыбался, глядя на метания юного менестреля. Смятение и желание бежать, ищущий взгляд: куда? Стыд, нахлынувший при воспоминании об их последней встрече, а вместе со стыдом – память… всё! Парень попался. Конечно, сейчас он будет всё отрицать, а взгляд уже стал другим – голодным. Он мучается, хочет подавить этот голод, а сил нет. Бедный… неужели так скучал? Ему же об углы тереться впору! Хоть бы скрипку положил, а то уронит инструмент…

– Положи скрипку, – тихо и многозначительно сказал Верн.

40

Ингар бросил судорожный, растерянный взгляд на столик, где стоял, раззявив красный бархат, открытый кофр. Потом медленно, как во сне, протянул руку, и положил скрипку и смычок – не в чехол, просто на стол, и тут же скрестил руки на груди, словно возмущенно защищаясь в споре.

«Да-да, мой милый, ври кому-нибудь другому. Думаешь, я не вижу, что у тебя живот поджался от одного моего голоса?»

– Что ты здесь делаешь? – выдавил, наконец, Ингар, – уходи, я занят!

– Ну да, – совершенно серьёзно согласился Верн, делая плавный шаг вперёд.

– Я хочу, чтобы ты ушёл! – почти вскрикнул тот, кажется, надеясь, что его услышат. И спасут. Не вышло – Верн сделал ещё один скользящий шаг и вдруг оказался совсем рядом.

– Да, да, – рассеянно соглашался он, а Ингар уже чувствовал неповторимый запах его кожи и судорожно сжимал ладони на бархате собственных рукавов. Слепой – и тот бы мог заметить, что у молодого человека стоит. Он переступил с ноги на ногу, мучительно ожидая, что сделает Верн – ведь он же видит, не мог не заметить. Ингар ещё успел краем сознания подумать, что просто стоит и предлагает себя этому развратному чудовищу; стоит и хочет – как сука в течке.

– Сейчас мы пойдём к тебе, – тихо-тихо, обжигая дыханием и без того пылающее ухо, сообщил Ариверн, – и ты мне расскажешь, чего ты хочешь.

До кровати они не добрались. Как только закрылась с тихим шорохом дверь, Верн рухнул на колени, увлекая за собой Ингара, запустив руки под камзол, целуя – яростно и страстно. Он и не подозревал, что сам за эти несколько дней успел так соскучиться по красавцу! Верн замешкался, пытаясь одновременно стянуть куртку и не выпускать любовника ни на минуту. С ума сойти, как мало, оказывается, надо для счастья!

Верн распахнул его рубашку, языком скользнул по гладкой коже. Он, пожалуй, ошибся: Ингар расскажет о своих желаниях позже. Потому что у него, Верна, нет времени ждать, пока тот наберется решимости их озвучить – лучше он просто сразу начнёт их исполнять. Он легко поднял Ингара на ноги, сам оставшись на коленях, торопливо расстегнул его пояс и, наслаждаясь моментом, провёл языком несколько дорожек по животу сверху вниз, пока тот не застонал.

Верн облизнулся и осторожно, словно боясь обжечься, прильнул губами к возбужденной подрагивающей плоти. Дразня, поласкал, потом оторвался, скользнул языком по всей длине, отстранился снова…

Ингар с трудом дышал и перестал даже думать о том, что надо сдерживать голос. Такого с ним не было никогда. Казалось, Верн лучше него знает, в какой момент какой участок тела отзовётся самой сладкой, почти болезненной судорогой. Его пальцы скользили по телу – стройная талия, внутренняя сторона бедра, нежная кожа внизу живота, на самой грани жестких волос. А губы тем временем двигались, не давая поймать ритм, всё время меняя его, наслаждаясь игрой и его стонами…

Когда Ариверн вдруг оторвался, убрал руки, и встал, у Ингара просто подкосились ноги, и он опустился на ковёр, готовый, если потребуется, умолять – только бы он не повторил своей давешней шутки, бросив его, распаленного, в одиночестве.

Но тот и не думал издеваться. Весь настороженный, не смотря на явное возбуждение, он вдруг рванулся к двери…

41

Но тот и не думал издеваться. Весь настороженный, не смотря на явное возбуждение, он вдруг рванулся к двери – и не успел!

Створка качнулась внутрь резко, чуть не огрев Верна по лбу и со стуком врезавшись в косяк. Тонкая рука зло толкнула её обратно и щёлкнула замком. На пороге стояла Рона.

Ингару даже в голову не приходило, что в этой маленькой девушке может быть столько гнева. Серые глаза потемнели, как грозовое небо. Раскаты грома были опущены за ненадобностью – она собиралась бить только на поражение. Со стороны картина могла показаться забавной – противостояние хрупкой рыжей девушки и огромного воина, которому она макушкой доставала едва ли до плеча, а в массе уступала вдвое. Но Ингару было не до смеха.

Верн отступил на шаг.

– Что-то ты быстро. Неужто Нико тебя обидел? – он от души старался тянуть время – пока лэсса пораженно пялится на него и на картину в целом – если её боевой запал чуть утихнет, можно будет как-то выкрутиться, – Может, присоединяйся к нам?..

– Ах ты тварь, – она отвесила ему пощёчину. От души, вложив в удар вес тела, так что её саму чуть не развернуло на месте.

– Рона, послушай, – Верн примирительно выставил перед собой раскрытые ладони, хотя было изрядно больно, и очень хотелось прижать ладонь к пострадавшей щеке.

– Выйди вон, – глядя ему прямо в глаза, приказала Рона, и спорить с ней Ариверн счёл неблагоразумным. Поединок взглядов был проигран с позором, он развернулся и покорно скрылся в боковую дверь. Что будет с Ингаром – ему страшно было предположить. Его идеальный роман, очевидно, корчился в смертной агонии.

Она подошла к нему. Медленно, внимательно рассматривая, будто впервые увидела. Далеко, ох, как далеко был этот взгляд от того – застенчивого, восхищенного – которым она провожала его, когда ей было пятнадцать лет…

Её тонкие ладони скользнули по его лицу. И он всё-таки встретился с ней взглядом, и не понял, как она смотрела. Ладони между тем сползли ниже, на плечи и внезапно девушка толкнула его, заставив завалиться на спину. Она скинула куртку, с кошачьим урчанием потёрлась об его обнаженный торс – прямо сквозь свою рубашку, под которой – не известно почему – ничего не было. Её язык скользнул по его губам, и он горячо ответил на поцелуй, не понимая, что происходит: неужели – мир, и это означает прощение?

42

Воодушевленный этой идеей, он обнял её, стал стягивать рубашку, но она не позволила. Неожиданно резко оторвала от себя его руки, положив на застёжку брюк. Он понял – пробежал пальцами, стал гладить мягкий, открывшийся живот…

Со штанами лэсса рассталась охотно, тут же оседлав распластанного по ковру Ингара.

– Рона…

– Да. Скажи ещё…

– Солнышко моё…

– Ещё, – она выгибала спину при каждом движении – как ему нравилось. Он смотрел, как пластично она движется, как доверчиво тянется навстречу… доверчиво ли? Что-то в её повадке изменилось, как будто внезапно сделав её хищной, почти жестокой, – ещё…

– Да-а, – застонал он, пропуская по телу головокружительный спазм, – Рона, ты…

Она встала. Стёрла рукой пробежавшую по бедру струйку его семени. Из глаз катились крупные злые слёзы, но голос не дрогнул:

– Ингар. Ты, вообще, замечаешь разницу, с кем ты спишь? – она безжалостно смотрела ему в глаза, вынося приговор, – грязная, лживая шлюха.

Она натянула штаны, и вышла, оставив куртку валяться на ковре рядом с ним и следами его похоти.

43

Он лежал лицом вниз, с содроганием слушая, как копошится лагерь. Перефыркивались кони, рыли копытами землю единороги, люди ходили мимо, громыхая тяжелыми сапогами, и о чём-то говорили, но он не знал языка. Здесь было холодно. И с каждой ночью становилось всё холоднее, или, может быть, у него просто начался озноб. Тарден не знал – ни куда его везут, ни что сделают в конце пути, из всех ощущений осталось значимой только боль в позвоночнике, потому что руки уже онемели, а во всём остальном теле ощущения притупились.

– Эй, вставай, – грубый голос прозвучал прямо над ухом и сопровождён был пояснительным пинком.

Пленник попытался подобрать под себя колени. Со второй попытки ему это удалось, и чья-то широкая ладонь поддержала его под локоть.

– Пошли, – его куда-то повели, запах костра остался позади. Державший его под руку тяжело дышал, а тот, кто шёл рядом – поминутно нервно оглядывался, сбиваясь с шага.

– Нор, а он точно спит?

– Да точно, – рыкнул ведший Тардена воин, – я ему той самой настойки, которой Ферн этого поит (он кивнул на пленника) львиную дозу влил – когда вино подносил.

– Ох, влетит нам, – беспокоился тот.

– Изан, – грубо рыкнул Нор, – не хочешь – так вали! Без тебя управлюсь, уж поверь!

– Да ладно, – сглотнул жадную слюну Изан, – только давай дальше не пойдём, а то далеко мы…

– Вот уж трусишка, и как только в армию взяли? – хохотнул старший, – что, думаешь, барон додумается? Да утомился человек в дороге – и сморило, что такого? А докладываться нас никто не просит. Ферн в палатке до утра – а то завтра опять всю дорогу прокашляет из-за того, что третьего дня куртку на этого красавчика расходовал. Скажешь ты? Нет. И я – нет. А он по-нашему ни бельмеса – уж сколько мы его расспрашивали – авось бы вспомнил хоть пару слов. Он и так не ахти, какой здоровяк. А что слабый с утра… ну, так дадим ему потом кусок мяса – немножко силы подправить.

С этими словами он рывком задрал связанные за спиной руки парня, так что тот, охнув, согнулся, а воин дёрнул вниз его холщёвые порты – изорванные и грязные – и начал.

Боль разорвала тело пополам, ударив от низа позвоночника по всем внутренностям, подкатив к гортани – и Тарден закричал, хотя голос был давно и безвозвратно сорван.

– Рот ему заткни, – засуетился рядом Изан, – услышат!

– Сам заткнись, – рыкнул Нор, удерживая железными пальцами рванувшегося из последних сил пленника за бёдра.

Но тот как-то удивительно быстро затих.

Утро началось для барона Киана с головной боли, что было странно, так как, в кои-то веки, он прекрасно выспался. Ну, по крайней мере, заснул в тишине, без обязательного концерта за пологом палатки.

Воины шустро жевали хлеб, даже кавалерист, надсадно кашлявший последние дни, выглядел получше. Гонец и пленник безжизненными клочками лежали по разные стороны потухшего костра.

– А этот что? Уж не подох ли? – обеспокоенно поцокал языком Киан, и подошел, чтобы осмотреть пленного.

– Ослабел, наверно, – пожал плечами Нор, – вы ж его кормить-то не велели.

– Мы ему солонины вчера кусок дать хотели, – «покаялся» Изан, – да он отвернулся, будто дурно ему – и носом в траву. Так и лежит с тех пор.

Нехорошие подозрения закрались в душу Киану, и он подозрительно спросил:

– А до того вы его палками били, что ли?

Воины удивленно переглянулись. И их вид тоже совсем не понравился барону: под напускным равнодушием и покаянием в мелкой провинности маячило что-то очень, очень нехорошее.

Без дальнейших расспросов, он спустил с пленника штаны. На бледных бёдрах отчетливо проступали свежие синяки. Отвлекшийся от складыванья палатки Ферн, тихо ахнул, собираясь сейчас же вломить этим олухам за ослушание по первое число, но не успел.

Лэрд Киан прекрасно справился сам. Одного из воинов он пожаловал кулаком в нос, да так что кровь хлынула сразу из обеих ноздрей, второму совершенно бесчестно отвесил носком сапога в пах. Тот захрипел и покатился по земле. При этом благородный лэрд не удосужился подождать, пока завтракавшие нарушители встанут с бревна, на котором они обосновались.

На Ферна легла ответственность за изустную часть разъяснительных работ. Общий смысл сводился к тому, что если пленный умрёт – то их двоих в разных позах будет сношать летающий ящер, и пускай попробуют от этого получить удовольствие.

Барон молча забрался в седло и поехал вперёд. Догнали его только через три четверти часа, хотя тот, вроде бы, не собирался бросать их и нестись с донесением в замок. А ещё через час вдалеке мелькнули красно-белые шпили пограничной заставы.

44

– Я тебя прекрасно вижу. Уходи, – Рона нарочно выбрала вершину именно этого холма, откуда был отлично виден и лагерь, и обособленное молчаливое становище под серым флагом. С одной стороны, ей было просто наплевать: можно или нельзя, и что случится, когда её обнаружат и когда Эйлас узнает. А ещё её снедало бесконечное чувство противоречия, которое, наконец, вырвалось наружу: мне нет дела, что вы все об этом думаете; эта земля ничья, и я буду сидеть там, где считаю нужным. И хоть перевешайтесь там все от счастья.

Лейральд, у которого и в мыслях не было скрываться, напротив, ускорил шаг. Она рассматривала его изподлобья, недобрыми серыми глазами, очень усталыми и не детскими. Подъём, наконец, закончился, и он намеренно остановился шагах в семи, чтобы ей не приходилось слишком уж задирать голову для разговора.

– Зря сидишь здесь одна, – по возможности миролюбиво, сообщил он, – мало ли, кто тебя увидит.

– Ну, вы увидели, – она оценивающе рассматривала его, как-то сразу перейдя на более уважительное обращение. Лейральд был высок, хорошо сложен и гибок, как лесные звери. Лицо его можно было бы назвать красивым: высокий лоб и скулы, хищный нос, очень тонкие, жестко очерченные губы. Впечатление портили только тёмные глаза, на бледной коже казавшиеся глубокими провалами – безрадостными и бесстрастными. А так же полное отсутствие каких бы то ни было эмоций. Иногда люди пугались, глядя ему в лицо. Однако юная лэсса даже не соблаговолила сменить тон, оставшийся откровенно наглым, – хоть вы, хоть ваш немертвый барон Ангерн, – сообщило это хрупкое создание.

– Услышит, – равнодушно сообщил Лейральд, уповая на одну из самых известных легенд об их Бессмертном командире, который, якобы, должен являться за спиной говорящего каждый раз, как кто-то неосторожно упомянет его имя.

– Так я ему ещё чего умного скажу, – девушка откровенно нарывалась.

Лейральд помедлил, потом приблизился и сел рядом.

– Скажи, ну вот зачем тебе это? Проблем что ли мало, или в Бессмертный полк думаешь вступить?

Это сошло бы за шутку; лэсса недоверчиво воззрилась на немертвого. Всё те же белые волосы, бесстрастные чёрные глаза, не дрогнувшие в усмешке тонкие губы.

– Да вот мы с ребятами из единорожного полка поспорили, – она, не отрываясь, следила за его лицом, сама сохраняя безмятежный, простодушный тон, – дескать, я пройдусь под ручку с этим самым бароном. Вот сижу – его жду, а тут вы, как назло – так некстати…

– Не сомневаюсь, что тебе хватило бы духу, – согласился Лейральд, – но очень сомневаюсь в том, что хоть один из воинов Королевской армии стал бы с тобой на это спорить.

– А я знаю, кто стал бы.

– Этот сотник – Ариверн?

– Не упоминайте при мне его имени, а то получите в глаз, – равнодушно сказала Рона.

Он замолчал, не зная, как ответить на очередное хамство, и зачем он выслушивает этот бред…

– Ну а вы, – спустя минуту благословенного молчания (в которую он просто любовался её смешной решительностью и совсем не девическим гневом) снова заговорила девушка; всё это время она не переставала его пристально рассматривать, – чем я вам помешала?

Лейральд всё-таки не удержался, и левая бровь медленно, но верно, поползла к переносице, бросив на лицо тень озадаченности. Дело в том, что он никак не мог уловить её логику.

– Что заставило тебя так подумать?