Текст книги "Заложники (СИ)"
Автор книги: Фанни Фомина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
21
– Доброе утро, – на редкость жизнерадостно прозвучал прямо в ухо его голос. Если б у неё был выбор – она предпочла бы устроиться сзади седла, а не ёрзать смущенно на коленках у храброго спасителя; но, во-первых, она не знала, как воспримет это единорог, во-вторых, выбора ей не предоставили.
– Доброе, – с облегчением отозвалась Рона.
– Я смотрю, ты отчаянная девчонка! – сказал он, не разобрать – весело, восторженно, или напротив – предостерегая? Но внезапно голос упал на два тона, и стал очень серьёзным, – Больше никогда так не делай, ладно?
Она обернулась, чтобы заглянуть в лицо. Оно было бледным. Ариверн был не просто взволнован – напуган, и она, кажется, догадывалась, почему. А в предчувствии этой самой, неприятно щекотнувшей, догадки – испугалась сама.
– Верн, скажи, – она облизнула разом пересохшие губы, – почему мне нельзя было сюда приходить?
Он натянул поводья, единорог перешел сначала на гладкую рысь, а потом, ступив на узкую мощёную дорогу, и на шаг.
– Видишь ли, – к нему стремительно возвращались уверенность и несколько беззаботная манера изложения фактов, что в данном случае никак не повлияло на смысл сказанного, – существуют легенды, в которые каждый не очень-то верит, но по какой-то необъяснимой случайности, все соблюдают навязанные этими легендами традиции.
– В какую легенду по самое… вляпалась я?
– Бессмертный Полк. Все доподлинно знают: солдаты – немертвая рать, командиры – некроманты со стажем. А вот что касается барона Ангерна… почти триста лет – куда как не маленький срок, ты согласна? Ну вот. Очень мало кому из мощнейших по уровню магов удавалось продлить свой земной век хотя бы до полутора сотен. Это – считая те годы, что прожиты в человеческом облике. В целом, личи своим становлением покупают себе пять… ну, семь десятков – потом либо стрелы в пять жизненно важных точек, либо увечье, либо и вовсе какой-то шальной монах сносит голову лезвием алебарды. Не существует абсолютного бессмертия. Тем не менее, я сам видел, как барон поймал не пять – девять стрел, три из которых пробили (по моим представлениям) сердце, печень и правое лёгкое. Так же были покалечены необходимые для магии руки – и всё же, он уцелел. Зависть виной тому, или безграмотность, в коей и я, как несведущий в магии человек, сознаюсь – барона считают Бессмертным. А как можно добиться столь блестящих результатов? Самые смелые теоретики утверждают, что можно – лишь принося кровавые ежемесячные жертвы. Ты как – очень похожа на жертвенную овцу?
– Нет, не очень, – буркнула Рона, маясь непонятным самой ей смущением. Собеседник покровительственно улыбнулся:
– Тут не при чём твоя девственность. Споры, легенды – всё шелуха; налицо лишь тот неприглядный факт, что только за десять лет моей службы там, где стоял лагерем Бессмертный Полк, сгинули девять девушек. Не много. И можно списать на совпадение, всё же… мне не хотелось бы, чтобы десятой была ты.
22
Они въехали под арку внешней стены замка. Суеверный страх отступил далеко за грань сознания, забываясь с каждым приветствием знакомого или просто мяуканьем дворовой кошки.
– А как ты узнал, где меня нужно икать? – запоздало спохватилась Рона.
– Лейральд сказал, – пожал плечами Верн, – он заметил тебя во время утреннего обхода.
– Такой высокий, с гривой, как у снежного льва?
– Ты его заметила? Поздравляю. Это немногим удаётся, – Рона уже хотела было объяснить, что незнакомец сам с ней заговорил, но Верн продолжил, – он, между прочим, Первый Рыцарь их полка. Как всегда, возник у меня за спиной и попросил убрать тебя подальше.
– Почему именно тебя?
– Наверное, вчера видел нас вместе, – он покачал головой, чуть ли не с восхищением, – шут разберешь с этими немертвыми… но, честное слово, мне показалось, что ещё чуть-чуть – и он рассердится. Эксперимента ради можешь попробовать довести его до белого каления. Как только тебе это удастся – станешь живой легендой, и все воины нашей славной армии будут готовы, не задумываясь, отдать за тебя свою жизнь, – он уже откровенно потешался, и Рона решила его поддержать:
– Ну да. А Его Величество останется со своим Бессмертным Полком в меньшинстве. Всё это ради того, чтобы увидеть, как какой-то зарвавшийся мертвяк на меня рявкнет?
Ариверн хохотал, как ребенок, увидевший клоунов.
– Рона, – он даже правый повод отпустил, делая вид, что вытирает навернувшиеся слёзы, – таким образом мы убьём сразу двух кроликов: во-первых, выясним наконец что у этих засранцев не такие уж стальные… нервы, как все говорят, ну, а во-вторых, уж хоть кто-то, в конце концов, тебя призовёт к порядку.
– Так я и послушалась, – пробормотала лэсса, опираясь на руку слуги, который подскочил, чтобы помочь ей спешиться.
23
Жизнь в Тауэр Мерелль постепенно входила в привычную колею. Сильные мира сего принимали судьбоносные решения, мудрые – следили, чтобы чего-нибудь не напутали сильные.
В Руад-Исс было отправлено письмо с трясущимся гонцом, на столь же трясущейся лошади: парень боялся, кажется, всего вообще, а особенно – предстоящего путешествия и выданной ему специально для оного яростной скотины. Лошадь дрожала по другим соображениям – в основном он невысказанного негодования: как это на неё, чистопородную скакунью, умудрились посадить это недоразумение?! В ожидании отправления гонец и лошадь довели друг друга до предобморочного состояния – поэтому (а так же, во избежание досадных инцидентов в пути) им был выдан кортеж из четырёх конных лучников и четырёх боевых единорогов.
Рассмотрели жалобу начальника пограничного форта – дескать, выделите средства, а то дозорные каланчи уже по шпили в землю вросли так, что их издалека и не заметишь. Какой-то умник присоветовал губернатору велеть покрасить шпили краской – чтоб видно было получше, а тот, не глядя, бумагу подписал. Эйлас еле успел подсунуть под этот листок – ещё один, прежде чем Его Величество лично поинтересовался принятыми по вопросу мерами. В результате с башен замка стало прекрасно видно, как подновляют, загородив лесами, обе вышки, но шпили всё-таки покрасили в широкие красно-белые полосы.
Ученики магов сдали экзамен по телекинезу. В ходе него разбили несколько стаканов, продырявили гобелен серебряной ложкой и погнули пику старинной алебарды, которую держал в латных перчатках бутафорский тяжелый доспех, украшавший зал, где проводилось испытание. Так же был утерян в суматохе золотой зуб учителя Содиса, когда вместо того, чтобы открыться по команде ученика, пудовый столетний фолиант с окованными медью углами отвесил учителю ощутимый хук справа.
Прочие обитатели замка и окрестностей оказались предоставлены сами себе и обычной каждодневной рутине. Ингара это радовало несказанно. За прошедшие трое суток после приснопамятного безумия с единорогами, псами и развратным кавалеристом – последний ему на глаза не попался ни разу. И менестрель опрометчиво решил, что всё это было дурацкой шуткой, к которой шутник утратил интерес, и слава богам.
Поэтому неприятный сюрприз подстерегал его там, где наивный Ингар меньше всего ожидал его встретить – а именно – в спальне.
24
Личное пространство – в соответствии с творческими вкусами обитателя – напрочь лишено было перегородок. Кабинет, спальня и эркер, где помещался низкий журнальный столик, представляли собой единую комнату, не выдержанную в каком бы то ни было определенном стиле. Скорее, стили перетекали один в другой, сообразно тому, что лучше подходило тому или иному фрагменту. Ингару это нравилось – не отягощало восприятие. Утомившись от полумрака библиотеки – стоило лишь сделать пару шагов, и эркер открывал прекрасный вид на внутренний двор, давая ощущение лёгкости. Если же солнце уже село, и сторожевые ашерры затаились, неразличимые в тени – свечи, зажженные у кровати, наполнят комнату уютом… на слове «уют» Ингар в размышлениях споткнулся.
– Симпатично, мне нравится, – сообщил Ариверн, широкой ладонью оглаживая край мехового одеяла, на котором он с комфортом расположился.
– Кто тебя впустил?! – начал тихо злиться Ингар, чувствуя себя как в бредовом сне… нет! В бредовом кошмаре – муторном, тошнотворном…
– Как это кто? Рона, конечно, – белозубо ухмыльнулся захватчик, – я сказал, что мне надо с тобой поговорить, она объяснила, что вернее всего тебя прямо здесь и дождаться, а сама куда-то упорхнула… такая шустрая девушка! И как ты с ней справляешься?..
– Вон отсюда! – озверел менестрель. На обычные приступы его плохого настроения это никак не походило; тяжелая жаркая волна гнева грозила смести на своём пути всё живое – и начать прямо с этой бесцеремонной скотины.
– Как грубо, – Верн поднялся, оказавшись почти на голову выше Ингара, но ничуть не поубавив тому решимости, – в чём дело? Чем я успел так досадить?
– Выметайся вон! И не смей вертеться возле Роны!
– Не ревнуй, – покровительственно улыбнулся тот, – я же говорил тебе, что не буду уводить у тебя девушку. Мы с ней просто друзья, лэсса показывала мне замок.
– Тогда зачем ты пришел?
– А вот это вопрос хороший.
Ингар с удивлением понял, что вместо того чтобы выставить незваного гостя, он оказался втянут в оживленную перепалку, при чём оппонент над ним откровенно издевается. Чувствовал он себя так, что готов был подраться – с опытным воином в полтора раза тяжелее себя, и сильнее вдвое. Он собирался привести в чувства зарвавшегося хама, сказать, что о нём думает, и отправить за дверь. И сделал то, чего делать определенно не следовало: схватил Ариверна за лацканы. Он намеревался тряхнуть его, вывести из этого ленивого издевательского настроения… но тот подался вперёд неожиданно без сопротивления, тёплая ладонь безошибочно скользнула под гладкий шелк волос, согревая шею. А другая рука легла Ингару на талию, словно собираясь оттолкнуть, но не отталкивая.
– Ты скучал без меня? – и опять этот голос. Низкий, хрипловатый, бесстыдный… от одного этого голоса мысли путаются, уходя далеко за грань приличного. Если бы слышать его, когда бешеным ритмом заходится сердце, и все мышцы сводит долгая сладостная судорога…
Ингар разжал ставшие ватными пальцы.
25
– Пожалуйста, – он пытался отвести взгляд, и не мог. Тёмные глаза завораживали, он тонул в них, подчиняясь их власти и силе, – пожалуйста, отпусти, – выговорил он с трудом.
– Хорошо, – проговорил Ариверн, медленно убирая руку от его шеи. Большой палец задел мягкую мочку уха, вернулся, легко коснувшись чувствительной кожи за ней. А его левая рука так же неспешно поползла с талии вниз, ослабив нажим, так, что касание почти не ощущалось – и Ингар вздрогнул от желания немедленно вернуть это обжигающее даже сквозь ткань прикосновение, прижимаясь к открытой, ждущей ладони.
Ариверн улыбнулся – не издевательски, мягко, расслабленно; пальцы легко коснулись Ингаровой щеки, провели дорожку от скулы к подбородку, словно подзывая его ближе, ещё ближе. Ингар, напряженный, как тетива, от ощущения жаркой пульсации в паху, сделал рваный выдох, как будто сдерживал душившие его слёзы, и медленно подался вперёд, словно преодолевая всё увеличивающееся сопротивление. Поощрение последовало незамедлительно – тёплая ладонь прижалась плотнее, безошибочно накрыв возбуждение, двинулась чуть выше, вернулась обратно. Ингар грудью прижался к груди своего мучителя, чувствуя бескомпромиссную необходимость соприкоснуться – в надежде, что комок вожделения, свернувшийся внизу живота, потеряет плотность…
– Ну же, обними меня. Тебе же хочется, – прозвучал у самого уха хриплый шепот. И Ингар, не соображая, что делает, скользнул неуверенными руками по его кожаной куртке, прижимая Верна к себе ещё плотнее. Верн скользнул губами от уха к ключице, и снова вверх, к другому уху, – закрой глаза.
Глаза закрылись, будто сами собой, погрузив юношу в головокружительную темноту, разбавленную бесформенными цветными пятнами, исчезающими, как только успеваешь их осознать. Ощутив прикосновение твёрдых, уверенных губ к своим, Ингар уже почти готов был потерять сознание, и только поцелуй помешал ему это сделать. Он забывал дышать. Плавные, сначала лёгкие касания подвержены были изменчивому темпу, дразня, заставляя его тянуться к ним, возбуждая, обязывая хотеть большего. Первый глубокий поцелуй вызвал стон, и такую ответную реакцию, что Верн, кажется, удивился. Ингар целовал его сам, ловя кончик его языка своим, затем обводя его губы по контуру, и только потом позволяя перехватить первенство.
26
Уверенные пальцы снова зарылись в золотистые волосы, властно и нежно запрокинули его голову сильнее, заставляя его выгибаться навстречу и открывая для поцелуев шею. Верн даже задержался, стряхивая забывшую упасть назад прядь, а потом нашел губами бьющуюся жилку, не торопясь, нарочито медленно, игнорируя то, что юноша возбужден – дальше некуда и, сам того не сознавая, трётся бедрами о его бедро и руку, требуя внимания, и его не получая.
Поцелуи дошли до края кружевной сорочки, застегнутой под горло.
– Ну? Ещё? – дыхание его билось в чувствительную кожу, вызвав очередной тихий, невнятный стон, – ответь мне. Ещё?
– Да… – прозвучало еле слышно, но не смущение было тому виной, точнее – далеко не только оно.
Ариверн средним пальцем поддел аккуратную пуговицу, и тут же припал губами к открывшемуся участку кожи. С оттяжкой провёл языком, задел зубами ключицу и отстранился, даже руку с паха убрал, пристроив на поясе, выслушав капризный всхлип.
– А девочка у тебя, оказывается, огонь, – он отметил ещё не сошедший след на ключице яростным поцелуем, – ещё?
– А!..
– Да?
– Да. Да!!
Вторая пуговица – и поцелуи. Наглый язык, скользящий по коже вверх и вниз, и рука, замершая на его бедре, совершенно спокойная, хотя можно было бы…
– Ещё, – выдохнул Ингар в короткие растрепанные волосы. Сам, без провокационных просьб и уговоров – он хотел этого…
Реакция была незамедлительной. Оторвавшись от него, Верн сорвал куртку – свою, затем его. Пробежал пальцами по ряду пуговиц, и сорочка распахнулась, явив беззащитное тело. Вот так просто, без вырванных клоков одежды.
Ингар положил ладони Верну на грудь. Кожа даже под прохладным шелком казалась тёплой. Верн, осмотрел его с ног до головы, наслаждаясь видом встрёпанного, возбужденного парня – и точным движением уронил его на постель. Сам расстегнул несколько пуговиц на собственной рубашке, и неспешно растёкся рядом. Ладонь его скользнула по поджарому Ингарову животу, щекотно перебрав пальцами возле ремня штанов, нашарила пряжку, быстро расстегнула…
27
Верн с удовольствием отметил, как парень выгнулся к нему. Чуткий, чувствительный, талантливый мальчик. Определенно, это лучшее, что было с ним за многие годы! Он снова поцеловал его губы, уже припухшие, такие сладкие, и такие невинные. Голову можно было потерять от одной только мысли, чему можно эти губы научить.
Он перелег поудобнее, чтоб собственное возбуждение не так мешало тонкому процессу совращения, хотя безумно хотелось повернуть сейчас это податливое тело, вздёрнуть повыше, и взять стремительно, с оттенком грубости… но нет! Потом он сам для него это сделает, а пока…
Ингар потянулся за поцелуем, и не ответить ему мог бы только евнух, или святой (на счёт последнего, кстати, у Верна были подозрения). Он растянул на штанах юноши шнуровку и наконец-то в первый раз огладил не скрытую одеждой, влажную, шелковистую плоть, усиливая касание каждый раз, как тот подавался ему навстречу.
Краем сознания Ариверн ещё успел отметить, что ни один живописец до сих пор не додумался запечатлеть такое на холсте. А жаль! Видеть распаленного Ингара, неопытного с мужчинами, ждущего и зовущего, было удовольствием, которое встретишь раз, ну, может, считанные разы в жизни.
– Мальчик мой, – ласково выдохнул он, совершенно не надеясь, что тот его услышит и не заботясь, чтобы голос звучал ровно.
Ингар выгнулся дугой. Одна рука впилась Верну в плечо, другая, с не меньшей яростью, скомкала покрывало. Голова метнулась по постели, не ища поцелуев – он уже себя не помнил – и комок похоти наконец выплеснулся, вырвался, оросив его живот, покрывало, и рубашку Ариверна, нависшего над ним.
Верн встал, лениво проведя двумя пальцами по животу распластанного на кровати Ингара. Теми же пальцами обвёл свои губы. Облизнулся, набрасывая на плечи куртку…
Ингар слышал, как выйдя за боковую дверь, ведущую в узкий, неохраняемый коридор, Верн прислонился к прохладной створке спиной, распустил пряжку, и кончил, кажется, едва коснувшись себя рукой. Конечно, он сделал это нарочно – чтобы он слышал судорожное дыхание, чувствуя запах порока вокруг – и, не видя, хотел посмотреть…
Каждое биение сердца отдавалось в висках. Он позже подумает о том, что случилось. Сейчас осталось лишь закрыть глаза и забыться, чувствуя себя опустошенным и счастливым.
28
Раздался стук в дверь. Ингар, вытащенной из воды ракушкой безвольно распластанный на кровати, только успел начать обдумывать, в чём в первую очередь винить себя, и какими проклятьями посыпать грязного извращенца (хотя втайне подозревал, что рогатому демону о тёх хвостах, который вселился в милого с виду Ариверна – его проклятия до одного места). Перейти собственно к раскаянью и проклятьям соответственно, он не успел. Расплата настигла его раньше.
– Ингар? Открой, это я, – донесся из-за двери жизнерадостный голос Роны.
Ингар беззвучно застонал. Потом, наплевав на всё ещё ватные ноги, подхватился с кровати, возблагодарив богов за лежащий на полу ковёр – половицы не скрипнут. Звякнула пряжка ремня, он незамедлительно поймал её в кулак. Как был – со спущенными штанами проковылял к двери и, закусив губу, стараясь даже дышать потише, медленно двинул щеколду в пазы. Магический замок пришел в действие, щеколда словно вплавилась в петли косяка. Как раз вовремя: дверь с той стороны толкнула уверенная рука.
Стоявшая в коридоре девушка хмыкнула. Сдёрнула берет, задумчиво взлохматив волосы. Что за бред? За стеной происходило какое-то сдавленное копошение, что-то звякнуло, кажется, прошуршала, скользнув в пазы, щеколда… На всякий случай она попробовала открыть дверь – заперто. Магические засовы, которыми оснащены были все личные комнаты, не выдержали бы разве что тарана. А те, что стояли на дверях темницы, чердака с магическими ингредиентами и ещё нескольких стратегически важных комнат, не преминули бы полыхнуть из щели огнём – сжигая дотла таран, а так же шаловливые ручонки, тянущиеся открыть запретную дверь без спросу.
В комнате без сомнения кто-то был. Кто-то стоял сейчас, затаившись, а минуту назад – прокрался, чтобы запереть дверь. Можно подойти из другого коридора – узкого и тёмного – дверь, выводящая туда, намного тоньше – и послушать, что происходит внутри. Рона брезгливо скривилась и передернула плечами. Пропади всё пропадом – шпионить по родному замку она не будет. Тем более и так понятно, что такого может происходить внутри, чтобы владелец даже не откликался, когда его зовут. Очевидно, Ингар завёл себе любовницу. Случайную, или постоянную – это ещё предстояло выяснить. А пока Рона развернулась, намеренно чётко притопнув каблуком, и пошла прочь, немелодично насвистывая.
Ингар перевёл дух. Потом оглядел комнату, удостоверившись, что решение просто не открывать дверь было правильным. О, да. Догоревшие почти до пеньков свечи у кровати ещё можно было списать на собственную забывчивость. Но вот смятый мех покрывала – явно нуждался в чистке. Смятая куртка валялась на полу, рубашка – в кресле…
29
Застегнув ремень, Ингар сгрёб с постели плотное покрывало (тяжелое! И как горничные умудряются его каждый раз так ровненько заправлять?) и потащил в ванну. Высокое, в полный рост, зеркало добросовестно отразила его внешний вид, и Ингар удостоверился, что даже будь комната в идеальном порядке – открывать возлюбленной дверь не следовало.
Волосы смяты и торчат во все стороны, штаны набекрень, глаза горят, губы зацелованы… хорошо, Верн хоть следов нигде не оставил – а ведь мог же. Но нет – на ключице виднелся синяк, пожалованный увлекшейся Роной – единственный и неповторимый. Нечего было и надеяться успеть привести себя в порядок, и прямо сегодня бежать доказывать любимой свою верность.
Ингар пригладил ладонью волосы, поудобнее перехватил плед, и стал отмывать длинную, мягкую шерсть, имея весьма отдаленное представление, как это следует делать.
Ей срочно надо было отвлечься. Конечно, час уже не ранний, но где вы видели, чтобы жизнь с заходом солнца вымирала? Тем более, село оно только что. Рона немного побродила по замку, вроде бы без конкретной цели, но в глубине души рассчитывая на конкретную встречу. Ариверна не оказалось ни в одном из ожидаемых мест. Впрочем, мало ли, чем занят сегодня серьёзный лэрд? Жаль – можно было бы напомнить ему про обещание запрячь арлекина, или подбить на ещё какую-нибудь безвредную шалость.
Подумав, она спустилась в конюшню. Сдёрнула с крючка узду, потом охнула под тяжестью седла, в который раз удивившись, как Эшта это носит.
Эшта – некрупная изящная кобыла, возбужденно взрывала копытами солому подстилки, заслышав хозяйку. Огненно-рыжая, с зачерненными хвостом и гривой, она оказалась настоящим испытанием – для навыков Роны, и нервов дядюшки Эйласа. Ингар подарил её Роне, когда ей исполнилось пятнадцать – выбрав по принципу «самая подходящая под цвет волос». Сам менестрель был невеликим знатоком лошадей, поэтому забыл спросить, объезжена ли кобыла, и справится ли с ней девушка. Рона пришла в восторг – не смотря на обидный намёк касательно цвета, и немедленно полезла в седло. Её искали в полях часа полтора, пока счастливая владелица не вернулась в замок на взмыленной кобылице, объявив, что «они договорились». Ещё полтора часа она носилась по тем же полям, собирая всех, кто отправился её спасать.
Теперь же из склочной однолетки Эшта выросла в гордую строгую лошадь, которая кроме хозяйки подпускала к себе только конюха – и то, если хорошо попросит.