Текст книги "Дело Рихарда Зорге"

Автор книги: Ф. Дикин

Соавторы: Г. Стори
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Суть обвинений против Зорге, кроме общего заговора с Одзаки, Клаузеном, Вукеличем и Мияги с целью сбора информации в Токио и других районах и снабжения ею иностранной державы, «зная, что эта информация могла быть использована против интересов национальной обороны», состояла также в передаче государственных секретов, что представляло собой «серьезнейшее из преступлений, совершенных обвиняемым».

Суд сосредоточился на двух секретах, которые Одзаки передал Зорге: решениях Имперского совещания от 2 июля 1941 года и японских «Предварительных предложениях Соединенным Штатам». Согласно Закону о национальной безопасности, подобные действия караются смертной казнью.

В суде ни разу не упоминалось о связях Зорге с 4-м Управлением Красной Армии и лишь кратко говорилось, что он получил некие документы военного значения от генерала Матски – военного атташе германского посольства в Токио. Таким образом, суть дела свелась к деятельности группы Зорге летом и осенью 1941 года и рассматривалась в прямой связи с историческим решением правительства Тодзио нанести удар на юг, в Тихом океане и против Соединенных Штатов, а не в Сибири, против Советского Союза.

Расследование этого выдающегося достижения Зорге и Одзаки открыло японским властям и правительству, к их великой тревоге, опасную возможность воздействия этого дела на японскую политику и привело не только к аресту Сайондзи и Инукаи, но и к приостановлению действия гражданских прав самих Зорге и Одзаки.

Оба обвиняемых надеялись, что их, как членов международной коммунистической организации, будут судить по Закону о сохранении мира, поскольку это обвинение не влекло за собой смертной казни. Но как только дело оказалось в суде, сразу проявились зловещие изменения в тактике министра юстиции. Зорге, в частности, сделал последнюю попытку защиты в своем заявлении: «Следует напомнить, что переговоры между японцами и американцами н6 были секретными. Вопрос этот дискутировался как в японских, так и в американских газетах. Было хорошо известно, что американский посол Грю активно действовал за кулисами… Я сам получил указания из «Франк-фуртер Цайтунг» предоставить полный отчет о переговоpax, особо обратив внимание на американское посредничество между Японией и Китаем. Я отправлял длинные телеграммы, и ни одна из них не цензурировалась».

Такая же информация, которую Зорге отправлял в Советский Союз, собиралась добровольно и более или менее открыто. Зорге так подвел итог своей защите:

«Японские законы – объект для интерпретации, и интерпретировать их можно или широко, или строго следуя их букве. И хотя, строго говоря, утечки информации и могут наказываться по закону, на практике японская общественная система не подразумевает ответственности за хранение секретов, и потому я считаю, что при составлении обвинительного заключения недостаточное внимание было уделено нашей деятельности и природе той информации, которую мы получали. Данные, которыми снабжал нас Вукелич, не были ни важными, ни секретными; он приносил лишь те новости, что хорошо известны любому корреспонденту. То же можно сказать и о Мияги, который по своему положению не мог иметь доступа к государственным секретам. То, что можно назвать информацией политического характера, обеспечивалось Одзаки и мною».

«Я добывал информацию в германском посольстве, но я еще раз хочу подчеркнуть, что вряд ли ее можно отнести к разряду «государственных секретов». Ее давали мне добровольно. Для ее получения я не прибегал ни к какой стратегии, за которую меня следовало бы наказать. Я никогда не применял силу или обман. Посол Отт и полковник Шолль просили меня помочь им в написании отчетов, особенно Шолль, который мне очень доверял и просил меня прочитывать его собственные отчеты, прежде чем отослать и в Германию. Что до меня, я очень доверял этой информации, поскольку ее составляли и оценивали компетентные люди – военный и военно-морской атташе – для использования в германском генеральном штабе. И я уверен, что японское правительство, сообщая какую-либо информацию германскому посольству, предполагало возможность ее утечки».

«Большую часть информации Одзаки получал в «Клубе завтраков». Однако клуб этот – не официальная организация. Информация, какой обменивались в клубе, могла обсуждаться и в других компаниях, каких много было в Токио в те дни. И даже те данные, которые Одзаки считал важными и секретными, на самом деле таковыми уже не были, поскольку он получал их косвенно, после того как они уже покинули свой секретный источник».

Но тщетны были подобные обращения. 29 сентября 1943 года Токийский окружной суд вынес смертный приговор Рихарду Зорге. Некоторые вещи, принадлежавшие ему на момент ареста, были конфискованы как непосредственно относящиеся к его деятельности: два наброска разведывательных отчетов, написанных по-английски, еще семь подобных документов, три фотоаппарата и принадлежности к ним, а также 1782 доллара наличными.

Так же прошел и суд над Одзаки.

Оба – и Зорге, и Одзаки, обратились с апелляциями в Верховный суд Японии, однако прошение Зорге было отклонено 29 января 1944 года на том основании, что он не успел сделать этого «в установленный законом срок». Одзаки по настоятельному совету адвоката обратился в Верховный суд с апелляцией и итоговым заявлением. После долгого обсуждения его обращения также были отвергнуты судом 5 апреля, и смертный приговор остался без изменения.

Два других обвиняемых, Клаузен и Вукелич, были приговорены в пожизненному заключению, а Анна Клаузен получила три года.

Утром 7 ноября 1944 года Одзаки был занят тем, что писал открытку своей жене. Он очень беспокоился о своем отце, который, удрученный судом и приговором, вынесенным его сыну, собирался оставить свой загородный дом и вернуться на Формозу. Одзаки, погруженный в холодное однообразие своей камеры, не знал, что через несколько минут к нему придет посетитель. Открылась дверь, и в камеру вошел начальник тюрьмы Сугамо. Холодно, с обычной формальностью он спросил имя, возраст и местожительство приговоренного и после идентификации личности объявил, что согласно распоряжению министра юстиции сегодня утром Одзаки должен быть казнен.

Одзаки выслушал новость внешне спокойно и официально поклонился начальнику. Он переоделся в чистую одежду, отложенную ради этого случая, и занял место в процессии судебных чиновников и свидетеля. Руки его были в наручниках, на голове – соломенная шляпа. Небольшая группа пересекла тюремный двор и вошла в бетонное здание с высокими стенами. Здесь, в прихожей, освещенной слабым светом свечей, горевших у буддийского алтаря, Одзаки встретил тюремный священник, который спросил у осужденного, каковы будут его последняя воля и желание, и предложил ему чая и саке. После ритуальных молитв Одзаки вошел в комнату за алтарем, пустую и без окон, с воздвигнутой посередине виселицей. Он встал на помост, на шею ему накинули петлю, и едва он успел прочитать буддийскую молитву об успокоении, доски были выбиты у него из-под ног. Часы показывали 9:33. Через восемнадцать минут тюремный врач официально подтвердил, что Одзаки Хоцуми, сорока трех лет, мертв.

Через несколько минут после выноса тела Одзаки начальник тюрьмы со своей свитой вошел в камеру Рихарда Зорге, который тоже не ожидал такого визита в этот день. Повторились те же формальности, и Зорге спросили, не хочет ли он сказать что-нибудь. Зорге ответил: «Нет, больше ничего», и поблагодарил священника и персонал тюрьмы за любезность.

Согласно скупому описанию протокола, «Зорге хладнокровно прошел к месту казни». Через прихожую, не останавливаясь у буддийского алтаря, он прошел к виселице.

Он не сказал ни слова[143]143
  Японские источники не упоминают о том, что он крикнул: «Да здравствует Коммунистическая партия Советского Союза и Красная Армия!», как утверждалось в советской прессе.


[Закрыть].

Трап был выбит у него из-под ног в 10:20, и через шестнадцать минут он был объявлен мертвым. Ему было сорок девять лет.

Позже возникла легенда, что Зорге не был повешен, а был тайно обменен и выслан в Советский Союз. Однако отчет палача звучит мрачно убедительно. «Я наблюдал Рихарда Зорге все время, пока он был в тюрьме и до самой его казни. И потому могу поклясться, что это был он и никто другой».

На следующий день жена Одзаки и его адвокаты явились в тюрьму, чтобы забрать тело. Они нашли его, а рядом о гробом Одзаки стоял еще один, ожидающий погребения.

7 ноября 1944 года был день двадцать седьмой годовщины русской революции.

На следующий день короткая телеграмма германского посла в Токио, направленная в Берлин, подвела черту под делом Зорге.

«Немецкий журналист Рихард Зорге, который, как ранее сообщалось, был приговорен к смерти за шпионаж в пользу Советского Союза, повешен 7 ноября, согласно информации, полученной от Министерства иностранных дел. Ответы на перечень вопросов, поставленных посольством и касающихся ранней коммунистической деятельности Зорге против Германии, будут даны японским государственным обвинителем на основе имеющегося документального материала».

Однажды утром в своей камере в тюрьме Сутамо Клаузен услышал шаги в коридоре. Когда компания прошла мимо – в японских тюрьмах есть щель между полом и дверью – он узнал одну пару ног. Это был Зорге, которого вели на допрос. Так Клаузен последний раз видел своего руководителя. Позднее он узнал в бане от японских заключенных, что Зорге казнили.

Сам Клаузен едва не сгорел заживо во время американского воздушного налета на Токио. Горящие куски дерева падали в камеру сквозь разбитое стекло и продолжали гореть на циновках, и Клаузен едва не терял сознание от дыма. Вскоре его перевели в тюрьму Акита, откуда его и освободили американские войска 8 октября 1945 года. Он был так слаб физически, что сразу попал в местный американский армейский госпиталь. В момент своего ареста, в октябре 1941 года, Клаузен весил 176 фунтов, а когда его переводили в тюрьму Акита в нем было не более 99 фунтов.

После быстрого выздоровления Клаузена в сопровождении американского эскорта доставили на военном поезде в Токио. Как и в отношении других оставшихся в живых членов группы Зорге, американские власти, похоже, не замечали их существования[144]144
  Командование американских войск лишь зарегистрировало освобождение Клаузена из тюрьмы Акита 9 октября 1945 года.


[Закрыть]. Совсем не так было в советском посольстве в Токио. Сразу как только Клаузен с помощью адвоката-японца воссоединился с Анной, тоже к тому времени освобожденной из тюрьмы, – «мы были похожи на стариков», писал Клаузен – и забрал свое скромное личное имущество у бывшего слуги, сотрудники советского посольства в Токио, действуя стремительно, похитили в 1945 году Клаузенов из-под носа у американских властей. На советском военном самолете супруги Клаузен вылетели во Владивосток, где Макс, страдавший от печеночного недомогания, полученного из-за нестерильного укола, был помещен в военно-морской госпиталь.

Спустя некоторое время Макс и Анна отправились дальше по Транссибирской железнодорожной магистрали на том же поезде, на котором они ехали на восток навстречу своей судьбе, в Японию шестнадцать лет назад, и прибыли в Москву, «где были тепло приняты друзьями».

С этого времени все следы этой пары теряются до той поры, когда Верховный Совет, исходя из мотивов, наводящих на размышления, 6 ноября 1964 года посмертно присвоил Рихарду Зорге звание Героя Советского Союза, вскоре после опубликования подготовленной серии пресс-релизов по делу Зорге.

Правительство Восточной Германии не позволило обойти себя и ни на шаг не отстало от Москвы. После временного пребывания в Советском Союзе и, предположительно, изматывающих допросов в разведке Клаузены уехали в Восточный Берлин, где им позволили вести жизнь «тихую и скромную». Они сменили имена и вступили в Восточно-германскую коммунистическую партию. В 1953 году Макс работал на стройплощадке на Модерсон-штрассе в Восточном Берлине, «помогая в восстановлении новой демократической Германии». Его фотографии иногда появлялись в газетах. Он стал партинструктором на верфи Копеник и в Восточногерманской судостроительной компании.

Таким образом, после напряженных лет подпольной работы, начавшейся со вступления в 1927 году в молодую Германскую коммунистическую партию, Макс вернулся к братству моряков. Однако привычная тусклость этих послевоенных лет неожиданно была нарушена. В начале октября 1964 года генерал Эрих Мильке, министр государственной безопасности Германской Демократической Республики, на публичной церемонии наградил Макса и Адшу Клаузен Золотой медалью за заслуги.

После многих лет нелегальной работы и тюрьмы и двух десятилетий забвения Клаузены получили всеобщее признание за их особые заслуги в качестве агентов одной из самых успешных групп, когда-либо созданных советской военной разведкой. И теперь они могли занять свое законное, принадлежавшее им по праву место в истории дела Зорге.

Что касается Мияги, самого смелого из членов группы, он умер в тюрьме, не дождавшись даже приговора, в августе 1943 года.

Судьба Бранко Вукелича закончилась трагически. Все члены группы в тюрьме содержались в отдельных камерах. В сентябре 1943 года Вукелич, как и Клаузен, был приговорен к пожизненному заключению. Некоторое время он оставался в тюрьме Сугамо, где его могла посещать его жена-японка Ямасаки Йосико и приносить одежду, книги и деньги на покупку продуктов. В апреле 1944 года, после того как Верховный Суд отклонил все апелляции обвиняемых, тюремный режим стал разрешать лишь одно посещение в месяц.

В июле 1944 года Вукелича перевели в мрачную тюрьму Абашири на Хоккайдо, расположенную на севере Японии, в местности с резким и страшным климатом. Иосико получила разрешение принести маленького сына на последнюю короткую встречу с мужем за тридцать минут до его отъезда. Он выглядел худым и изможденным после более чем трех лет тюремного заключения и суровых допросов и страдал хронической дизентерией. Вукелич не позволил жене ехать за ним на Хоккайдо зимой с маленьким сыном. «Он улыбался своей оптимистичной улыбкой и, как всегда, утешал меня». Возможно, она сможет присоединиться к нему весной.

15 января 1945 года Йосико получила телеграмму, подписанную тюремными властями. Текст гласил: «Заберете ли вы тело, или мы предпримем необходимые шаги?» Вукелич не пережил сурового климата Хоккайдо и тюремных условий – он умер от пневмонии за два дня до того, как была отправлена телеграмма.

В письме, написанном свекрови Вильме Вукелич в Загреб, Йосико писала 15 декабря 1946 года: «Я нашла его уже в гробу, в тюрьме. Он был завернут во все белое, как принято по японским обычаям. Он был таким худым, замерзшим и закоченевшим. За ним прислали конный катафалк и его доставили в крематорий, где я присутствовала при кремации»[145]145
  Опубликовано в «Ревью» – югославском ежемесячном журнале, изда-вавшемся в Белграде. Югославская пресса, следуя примеру своих русских и восточногерманских коллег, отдала дань соотечественнику.


[Закрыть]. Закончилась одиссея молодого студента-марксиста из Загреба… В январе 1965 года Йосико и ее сын от Вукелича были приняты президентом Советского Союза Анастасом Микояном[146]146
  В 1965 г. А. И. Микоян – Председатель президиума Верховного Совета СССР. (Пріїмеч. ред.)


[Закрыть] и получили Орден Отечественной войны I степени, как посмертное признание заслуг их отца и мужа.

Вскоре после ареста Зорге Ханако-сан была допрошена в Токко, однако до прокурора дело не дошло. Зорге удалось убедить Йосикаву, что девушка ничего не знала о его секретной работе. «Она в конце концов выйдет замуж за школьного учителя, – сказал Зорге. – Прошу вас, не вмешивайте ее в это дело».

Однако в августе 1943 года ее вновь арестовали – на этот раз Кемпетай. Ее допрашивали, не церемонясь, с оскорбительной строгостью, называя шпионкой и врагом собственной страны. Через пять дней Ханако отпустили и больше уже ей не досаждали.

После войны Ханако-сан решила отыскать останки Зорге, поскольку прочла следующую заметку в журнале: «Тело Зорге было похоронено на кладбище Зосигайя тюремными властями Сугамо, поскольку не оказалось никого, кто мог бы взять на себя эту печальную обязанность. На могиле был поставлен скромный деревянный знак, но кто-то забрал его – возможно, из-за недостатка топлива. И теперь от могилы не осталось никаких следов».

Ханако встретилась с Асанумой Сумийо, адвокатом, защищавшим Зорге, и заручилась поддержкой молодого двоюродного брата Одзаки. В течение двух лет она надоедала тюремных властям, и тем, кто отвечал за захоронения на мрачном кладбище в Зосигайя, и, наконец, добилась успеха.

Гроб нашли в той части кладбища, где хоронили бездомных бродяг. Разложение зашло слишком далеко, и сохранился лишь скелет.

Ханако-сан была довольна, что поиск ее наконец-то закончен. Крупный череп и кости явно принадлежали иностранцу, имелись также следы повреждений на костях одной ноги – результат старого ранения Зорге. Ханако также опознала зубы по золотым пломбам на них.

Она так описывает свои чувства в тот день, в ноябре 1949 года, пять лет спустя после казни Зорге.

«Я взяла в руки две очень длинные и крепкие кости и внимательно осмотрела их. На одной из них была вертикальная трещина в центре и неровный шов. Та часть, где находился шов, была больше и крепче, чем остальная. Кость эта была на сантиметр короче другой.

– Он был ранен? – тихо спросил молодой человек, стоявший рядом со мной.

– Да, я слышала, что был. Я думаю, что эта рана осталась еще с Первой мировой войны».

Комментируя эту сцену, двоюродный брат Одзаки, а почти наверняка молодым человеком, стоявшим рядом с Ханако на кладбище, был он, писал: «Зорге, который вырос во время войны и умер во время войны, носил на своих костях, даже в месте своего последнего успокоения отметину с полей сражений». У Ханако-сан было золотое кольцо, сделанное из золотых пломб с его зубов, с которым она с тех пор никогда не расставалась.

Гроб перенесли на тихое кладбище Тама, что расположено сразу за городом, где и захоронили рядом с останками Одзаки Хоцуми и Мияги Йотоку[147]147
  В начале лета 1965 году Ханако-сан пригласили в Советский Союз. Согласно сообщениям японской прессы, русские газеты писали о ней, как о «ближайшем друге Зорге, делившим со смелым агентом все горести и радости». На черноморском курорте Сочи она посмотрела представление «Пресс-атташе в Токио» – русскую пьесу о карьере Зорге в Японии.


[Закрыть].

Эпилог. ЛЕГЕНДА И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Вечно чужой, незнакомый, бегущий от самого себя…

Из стихотворения Рихарда Зорге. Кельн, 1968

Спустя некоторое время после ареста Зорге потребовал у следователя, чтобы полиция обратилась в советское посольство, в надежде, что по дипломатическим каналам начнутся переговоры о его обмене. Все эти первые дни его заключения он пребывал в состоянии какой-то восторженной экзальтации и не мог спать по ночам среди кошмарного абсурда, каким представлялась ему его камера. Этот внезапный и неожиданный арест казался ему иронией судьбы высшей пробы на фоне полного завершения его японской миссии, когда всего за несколько дней до ареста он отправил в Центр сообщение, что Япония ударит на юг и что не будет никакой войны с Советским Союзом. Он изменил ход истории. Москва могла теперь спокойно месяцами вести переговоры с Токио. А учитывая его уникальное знание японской политической сцены и после столь выдающегося достижения в его разведдеятельности, начальство в Москве, конечно же, предпримет все шаги, чтобы добиться его немедленного освобождения или обмена. Зорге также знал, что его старый друг по российским дням Соломон Лозовский был вице-комиссаром по иностранным делам в Советском правительстве. Он высоко ценил Зорге, и вполне могло случиться такое, что Зорге смог бы сыграть ключевую роль в будущих советско-японских переговорах.

Однако скоро состояние эйфории миновало – японцы сказали Зорге, что ни на какой контакт с советским посольством они не пойдут, хотя в течение всех долгих месяцев заключения в тюрьме Сугамо Зорге снова и снова возвращался в этому призрачному миражу с обменом, объясняя следователям, что придет время, когда Японии тоже могут понадобиться его услуги в качестве посредника в переговорах с русскими, когда «неминуемое поражение Японии» будет не за горами.

Зорге упорно и надменно отрицал, что он обычный шпион. Как заявил он в своем последнем слове на суде, «обычный шпионаж означает поиск слабых мест в национальной структуре. Моя же цель состояла в том, чтобы сохранить мир между Японией и Советским Союзом, а потому я не считаю, что моя деятельность противоречила национальным интересам Японии».

Он по-прежнему верил советским властям. Иногда он возвращался к делу Ноуленса, которого знал как главу ко-минтерновского аппарата в Шанхае и которого благополучно обменяли в июне 1932 года, через год после ареста и развернувшейся по всему миру кампании протеста, организованной Москвой. Похоже, этот прецедент во многом напоминал ему его собственное дело, и потому Зорге упорно продолжал цепляться за него.

Арест Зорге вызвал осложнения во взаимоотношениях японских властей не только с нацистской партией, но и с Советским Союзом. Именно по этой причине почти на всех стадиях расследования с Зорге обращались исключительно как с агентом Коминтерна, не упоминая ни о его членстве в нацистской партии или положении, занимаемом им в германском посольстве, ни о каких-либо его связях с советской военной разведкой.

В ходе запутанных советско-японских переговоров, направленных на сохранение советского нейтралитета в Тихом океане и совпавших по времени с разоблачением Зорге и его сообщников, вполне вероятно, что на какой-то стадии японцы готовы были обменять Зорге на агентов Квантунской армии, пойманных в Сибири. О том, что такое намерение существовало, говорят не раз высказываемые намеки, особенно в кругах германского посольства в Токио и даже самим послом Стамером. И если подобные переговоры действительно имели место, они должны были вестись японским посольством в Москве. До сих пор, однако, отсутствуют какие-либо твердые свидетельства на этот счет.

И тем не менее к концу войны в Токио окончательно сложилась питаемая лихорадочными слухами и сплетнями устойчивая легенда о том, что обмен Зорге был произведен. Согласно этой версии, некий штаб-офицер Квантун-ской армии решил, что казнь Зорге, чья важность как агента Коминтерна всячески преувеличивалась им самим в надежде на окончательное освобождение, могла бы подвергнуть опасности советско-японские отношения, а потому 7 ноября 1944 года было объявлено, что генерал Доиха-ра забрал Зорге в Макао, где его и обменяли, согласно секретному соглашению с советскими представителями, на группу японских агентов из Квантунской армии[148]148
  Легенда эта изложена, в частности, в книге Ганса Отто Мейснера «Человек с тремя лицами».


[Закрыть].

Позднее несколько европейцев утверждали, что они видели живого Зорге в разных португальских колониях.

Однако обнаружение и идентификация тела Зорге, произведенные Ханако-сан, позволяют отбросить эту абсурдную выдумку.

Сам факт казни и выбранного для нее времени также дают основания для дальнейших предположений о том, что это было сделано в отместку за срыв японско-советских переговоров в Москве. Более вероятно, однако, что Зорге и Одзаки были отправлены на смерть совсем по другим причинам. Необходимо было пресечь слухи, ходившие по Токио, о неминуемых грядущих шагах к миру, когда именно Зорге мог бы выступить в качестве посредника между Москвой и Токио, а также лишить какой-либо поддержки приписываемые Одзаки планы социальных реформ в Японии. Дата казни, таким образом, была выбрано отнюдь не случайно, но имела мрачное и символическое значение – это был день годовщины русской революции 1917 года.

НЕМЦЫ И ЗОРГЕ

Расследование, проведенное германскими службами безопасности с целью установления личности и прошлой деятельности Зорге, вскрыло его продолжительное и успешное уклонение от официальных проверок и подозрений. Близкие личные отношения Зорге с высокопоставленными немецкими дипломатами и чиновниками на Дальнем Востоке прямо способствовали его назначению в

Японию в качестве корреспондента «Франкфуртер Цайтунг», вступлению в нацистскую партию и Германскую Ассоциацию прессы. Ни разу не проводилось никаких проверок с использованием архивов полиции, а на небрежном, поверхностном запросе о нем, направленном в партийные архивы, нет никаких отметок или замечаний.

Черта под расследованием дела в Германии была подведена личным письмом Гиммлера Риббентропу от 27 октября 1942 года, написанным в самодовольном тоне и с чувством превосходства. После краткого описания результатов полицейского расследования, «которое ныне было проведено впервые, но которое, будь оно проведено ранее, дало бы те же самые результаты», Гиммлер пишет: «Поскольку Зорге постоянно получал информацию о политике «оси» и ее планах из самых достоверных германских источников, дело о шпионе Зорге представляет собой огромную политическую опасность».

Таким образом, в германском отчете был признан общий тезис о том, что германский посол в Токио генерал Отт и старшие сотрудники посольства продемонстрировали неосмотрительность в своих отношениях с Зорге.

23 ноября 1942 года Риббентроп, обдумав письмо Гиммлера, телеграфировал Отту, что «различные признаки указывают на тот факт, что дело Зорге оставило у японских властей впечатление, которое неблагоприятно отражается на вашем личном положении и на отношениях с этими властями. После долгого обдумывания фюрер решил поступить так, как я предложил ему: сменить вас на посту главы посольства и отозвать вас для другой работы в Министерстве иностранных дел».

Однако из-за трудностей с обеспечением безопасного проезда в Германию Отту было велено в течение некоторого времени оставаться на Дальнем Востоке в качестве частного лица. Отт отправил запрос, настаивая на своем желании вернуться в Европу на одном из германских кораблей, прорывающих блокаду, чтобы вступить в армию. Гитлер, однако, отклонил его просьбу – и Отт с семьей отбыл в Пекин, где в конце концов был арестован американскими войсками в самом конце войны.

Разоблачение Зорге оказало разрушительное влияние на карьеру Отта, причем показания против него были даны исключительно самим Зорге в его «признании» в ходе допросов и в некоторых перехваченных сообщениях, отправленных им в Москву. Зорге привел впечатляющие подробности, описывая степень своего проникновения в германское посольство и свои близкие отношения с его сотрудниками, и эти «признания»-то и породили дело, «кажущееся достоверным при отсутствии доказательств в пользу противного», включая и вопрос свободы действий и суждений Отта по проблемам безопасности.

Расследование, проведенное германским МИДом, лишь весьма поверхностно осветило допрос бывших сотрудников посольства в Токио во время проверки. Сообщения о разоблачении Зорге были восприняты в МИДе в Берлине в атмосфере молчаливого интереса и желания замять дело. Те из дипломатов, кто был в Китае или Японии, чувствовали опасность личной компрометации, и потому эти сотрудники и их коллеги, естественно, стремились «заиграть» дело в ходе его расследования. Однако обвинения, выдвинутые Лисснером против Отта в апреле 1942 года, вызвали специальное официальное расследование среди бывших сотрудников германской дипломатической службы в Японии. Некоторые из них отказывались от любых воспоминаний о Зорге, другие отваживались как-то прокомментировать его отношения с германским послом. Один из сотрудников посольства так описывает Зорге: «Одаренный человек, общительный и с хорошими связями среди японцев, перенесший нечто вроде аварии на мотоцикле. Он поддерживал хорошие отношения с персоналом посольства и получал много предложений. Отт, еще не будучи послом, проявил большой интерес к Зорге и часто общался с ним, как это принято между сотрудником посольства и полезным, хорошо информированным немецким журналистом».

Однако тот же очевидец считает, что Отт «обхаживал Зорге исключительно ради того, чтобы использовать его доклады и знания… Совершенно точно, что любой конфиденциальный или секретный материал попадал к Зорге через посла Отта».

Другой свидетель утверждал, что «посольство не раз обращалось к Зорге с просьбой подготовить политический доклад, в основном, по внутренним вопросам» и что помощник военного атташе майор Шолль обменивался с. Зорге многими идеями.

Сам Отт никогда не делал никаких публичных заявлений о своих отношениях с Зорге и всегда решительно отрицал какую-либо свою ответственность за утечки секретных данных к Зорге или обвинения в неосторожных беседах, и таковым же за некоторыми исключениями было общее мнение всех его дипломатических подчиненных и коллег того времени.

Преемники военного, военно-морского и воздушного атташе никогда открыто не высказывали никаких комментариев к заявлениям Зорге. Существуют подробные отчеты Зорге о его отношениях с посольством и его деятельности. По мнению Зорге, именно в посольстве он получал до шестидесяти процентов информации, составившей ему славу выдающегося советского разведчика. Это было существенно для подтверждения его личной легенды, призванной убедить японских следователей в том, что он на всю катушку использовал свои отношения с Оттом в токийском посольстве.

Из перехваченных телеграмм, отправленных им в Москву, видно, что у него было много приватных бесед с Оттом по текущим вопросам, касающимся германо-японских отношений, особенно по мере развертывания войны в Европе, и, как земляк-немец и ответственный журналист, Зорге обменивался с Оттом мыслями и информацией общего характера по вопросам японской политики, китайского инцидента и связанных с ними проблем. С началом войны в Европе, в 1939 году, похоже, имели место более тесные и доверительные серии консультаций по военным вопросам, таким, как мощь японских вооруженных сил, а рассуждения о стратегических целях Японии могли показаться вполне естественными между соотечественниками, живущими за рубежом. В тепличной атмосфере посольства военного времени профессиональное искусство Зорге как журналиста могло давать ему неплохую возможность выявить интересующие его, как шпиона, подробности, которые в других обстоятельствах были бы скрыты от него.

Самые значительные из имевших место утечек связаны с именем помощника военного атташе майора Шолля. Нет сомнений, что Зорге получил от него отчеты о допросах советского перебежчика Лушкова, а также жизненно важную информацию, касавшуюся планов Германии напасть на Советский Союз весной 1941 года. Ясно также, что Зорге получал и микрофильмировал документы разной степени секретности, касающиеся японской экономики и военной промышленности, попадавшие к нему в руки из разных источников в посольстве. Некоторые из этих бумаг были обнаружены у него дома во время ареста и стали особо важными доказательствами его вины. Этот материал Зорге использовал в своей типичной оригинальной манере – составлял отчеты для германского посольства, дополняя их тщательно отобранным материалом, полученным из японских источников, причем делая это открыто, под видом патриотической обязанности; затем отправлял подробности, прежде неизвестные ему, в московский Центр и формировал основу своих статей, посылаемых им в газету «Франкфуртер Цайтунг» и «Геополитику».

Зорге, без сомнения, стал личным другом и в пределах, которые трудно установить, доверенным лицом Отта и злоупотребил своими особыми отношениями, максимально используя свои выдающиеся способности в интересах секретной работы в качестве советского агента.