Текст книги "Смерть берет тайм-аут"

Автор книги: Эйлет Уолдман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 20

После целого дня, проведенного в кровати, я вернулась к расследованию, решив заняться Хло. Я начала с человека, знавшего о Хло практически все. Человека, не закрывающего глаза на ее недостатки, если можно судить по мне, и чрезмерно преувеличивающего ее достоинства – матери. Она жила в Лагуна Бич, маленьком городке в округе Оранж, около часа езды к югу от центра. Я не знала, чего ожидать от матери такого отталкивающего субъекта. Но опасения не подтвердились. На пороге маленького голубого коттеджа, укрытого бугенвиллиями и тенью большого дерева авокадо меня встретила приятная женщина со светлыми седеющими волосами.

Ванда Пакульски была красавицей с пухлыми губами и большими голубыми глазами, без следа косметики на лице. У рта я заметила несколько морщинок, но с трудом верилось, что у нее дочь двадцати с лишним лет. Крупные сильные кисти рук, ногти коротко подстрижены. Волосы убраны с широкого лба и перехвачены бирюзовой заколкой, которые продаются в сувенирных лавках в индейских резервациях. Ванда была босиком, в потертых джинсах, и я с трудом оторвала взгляд от ошеломляюще большой груди, выпирающей под оксфордской рубашкой. Я заставила себя оглядеть комнату, оформленную в юго-западном стиле. На стенах висели маленькие цветочные натюрморты. Автор писал эти работы определенно под влиянием Джорджии О'Киф.

– Это ваши картины? – я указала на стены.

– Да. У меня сейчас цветочная стадия.

– Они прелестны, – искренне похвалила я.

Чудесные картинки, мягкие приятные оттенки, все цветы четко прорисованы.

– Слишком прелестны, – заметила она, критически оглядывая холсты. – Вам не кажется, что они немного похожи на открытки? Хотя людям нравится. Скупают их как сумасшедшие. Пойдемте на кухню. Я сварила кофе.

– Что вы, не стоит беспокоиться, – я последовала за ней через гостиную в маленькую светлую кухню.

Она засуетилась, наливая кофе и выкладывая на тарелку несколько кексов:

– Никакого беспокойства.

– Я благодарна, что вы согласились пообщаться со мной. Это очень великодушно с вашей стороны, учитывая, что я представляю интересы Юпитера.

Ванда остановилась и взглянула на меня. В голубых глазах не было слез, но она казалась невероятно печальной.

– Вы наверно сочтете меня ненормальной, учитывая то, что случилось с дочерью, но я всегда любила Юпитера. Он очень хорошо относился к Хло. Я так его жалела, когда Хло вышла замуж за Полариса.

– Но сейчас вы скорее всего разгневаны.

– Да, конечно. Но при этом мне его жаль, ничего не могу поделать. Он сказал что-нибудь? Объяснил, зачем поступил так?

Я прикинула, что из конфиденциальной информации можно ей рассказать. Юпитер публично отрицал свою вину. Это подойдет.

– Юпитер говорит, что он невиновен в убийстве Хло.

Она вздохнула:

– Да. Я читала об этом в газетах. Как вы думаете, это правда? Он невиновен?

– Я думаю, да, – ответила я. – И потом, он мой клиент.

Она кивнула:

– Мне было очень трудно поверить в то, что он убийца. У меня и мысли нет, что он мог причинить ей вред. Он всегда любил ее. Всегда.

Я не стала говорить, что думаю по этому поводу. От любви до ненависти один шаг.

– Если это не он, значит, убийца моей дочери все еще на свободе, – голос Ванды задрожал.

– Да, – ответила я тихо.

– Но полиция его не ищет.

– Нет.

– А вы?

Я замолчала. Ищу ли я убийцу Хло? Если Юпитер утверждает, что невиновен, тогда наилучшим доказательством было бы найти настоящего убийцу Хло. Я выкинула из головы мысль о том, что Лили моя подруга.

– Я пытаюсь помочь Юпитеру. Всем, чем могу.

Ванда кивнула:

– Давайте выйдем в сад.

Она поставила на поднос чашки и тарелки и провела меня через заднюю дверь в чудесный крошечный садик. Опустила поднос на стальной столик и пригласила меня сесть на один из стульчиков. Повсюду были цветы. Мы сидели в тени беседки, окруженной розами. Сладкий запах жимолости наполнял воздух. Кирпичные дорожки были усыпаны лепестками глицинии, словно пурпурным конфетти. Клумбы вдоль дома представляли собой мешанину розового и фиолетового: фуксий и фиалок, будто кто-то бросил горсть семян диких цветов. Все выглядело очаровательно.

– Хло выросла в этом доме? – спросила я, удивляясь, как человек, родившийся в таком чудесном месте, смог пойти по кривой дорожке.

– Вовсе нет, – печально улыбнувшись, ответила Ванда. – Когда Хло была маленькой, я едва ли могла позволить себе подобное. И сейчас, в общем-то, не могу. Дочь помогла мне купить этот дом. Вернее, Поларис помог. Он был очень щедр ко мне.

– Это он купил вам дом?

– Когда они с Хло только поженились, он дал мне денег под проценты. Вернее, передал их с ней.

– Вы с Поларисом в дружеских отношениях?

Она отрицательно покачала головой, и что-то в ее лице заставило меня подумать, что мой следующий вопрос не будет для нее большим потрясением.

– Бывали случаи, чтобы Поларис… ну… плохо обращался с Хло? Он когда-нибудь бил ее?

Ванда нахмурилась:

– Нет. Нет, вряд ли. Хло никогда не рассказывала о таком. Хотя, знаете, могла и скрыть это. Хло старалась не рассказывать о своих проблемах, чтобы не расстраивать меня. Вы что-то обнаружили? Он бил ее?

– Юпитер сказал, что да.

Ванда печально улыбнулась:

– Но ведь он может лгать, не так ли? Чтобы спасти себя.

Я кивнула, удивляясь про себя, вдруг это правда.

Ванда придвинула тарелку с кексами поближе ко мне. Я взяла один. Под зубами захрустела сладкая румяная корочка и аромат ежевики наполнил мой рот.

– О боже, потрясающе вкусно.

– У меня много талантов, – на ее лице заиграла саркастически-гордая улыбка. – Вот, съешьте еще.

Взяв еще кекс, я спросила:

– Где вы жили, когда Хло была маленькой?

– Везде понемногу, по большей части в Лос-Анджелесе. Из-за работы я много путешествовала. Когда Хло была маленькой, то ездила со мной. Когда она пошла в школу, мне приходилось ee оставлять. Она жила в Лос-Анджелесе, пока я находилась в дороге.

– Чем вы занимались?

– Я танцевала экзотические танцы в стриптизе. Выступала под псевдонимом Сладкая Вишня.

Ванда рассказывала это таким бесстрастным голосом, как будто зарабатывать на жизнь, раздеваясь, столь же обычное дело, как работать стюардессой или водителем. А может, показалось. Не мне об этом судить. Во всяком случае, это объясняло размер ее груди.

– Вы достаточно молодо выглядите для мамы Хло.

– Потому что я родила ее в шестнадцать. Мы как бы росли вместе.

Она проглотила комок в горле и отвернулась от меня. Мы посидели в тишине, пока она собиралась с силами. Мне нравилась Ванда Пакульски. Открытая, дружелюбная и ничуть не озлобленная, несмотря на то, что умерла ее единственная дочь. Просто хорошая женщина. Не хотелось заставлять ее рассказывать. Не хотелось ее печалить, задавать неприятные вопросы, которые я была вынуждена задать, чтобы выяснить, кого еще шантажировала Хло.

– Я слишком рано родила ее. Наверно поэтому она выросла таким сложным человеком.

– Сложным?

– С Хло было тяжело ладить. Причиной всему то, что все детство она моталась со мной из клуба в клуб или жила с родственниками, пока я была в отъезде. Моя бедная крошка. Она никогда не ходила в одну и ту же школу больше года, а потом вообще бросила учебу.

– Трудно вам приходилось.

– Да, но ведь я должна была позаботиться о ней. Уберечь ее. Все это произошло по моей вине.

Ванда отчеканила эти слова так твердо, будто ставила меня перед фактом, не давая заглянуть ей в душу. Но ее выдавали влажные глаза и дрожащие губы.

– В чем ваша вина?

– Во всем, что с ней случилось. Что она бросила школу. Наркотики. И ее смерть. Я знаю, это не оправдание, но когда Хло была маленькой, мне честно казалось, что я все делаю для нее. Я старалась. Когда она родилась, я жила на пособие. Это было ужасно. Когда я начала танцевать, я стала получать столько денег, сколько мне не платили ни на одной другой работе. Я не могла остановиться и бросить это занятие. Поймите правильно, я не вижу ничего аморального в этой работе. Я никогда не делала того, за что мне было бы стыдно. Просто поездки. Приходилось оставлять ее надолго. Я обещала себе, что потанцую еще год, но мне все время предлагали хорошие деньги. Я начала сниматься в кино, потом уже невозможно было уйти из шоу-бизнеса. Ничем другим я заниматься не умела, – она покачала головой, явно осуждая себя. – Большую часть денег я тратила на кокаин. Бедняжка Хло пристрастилась из-за меня.

Я не знаю, была ли Ванда в ответе за недостатки Хло. Будь у девочки нормальная семья, уютный дом в тихом городке, Хло могла бы вырасти совершенно другим человеком. Окончить школу, поступить в колледж, стать членом «Врачи за Мир» и сделать карьеру нейрохирурга. Или же могла скатиться, вылетев из школы и став наркоманкой. Множество детей из разных семей заканчивают так. Невозможно узнать, всему ли виной детство или что-то в ней самой. Одно можно сказать с уверенностью: всю жизнь Ванда будет чувствовать свою вину. Таковы матери.

– У вас есть дети, миссис Эпплбаум? – спросила Ванда.

– Зовите меня просто Джулиет. Да, у меня двое.

– У вас есть их фотографии?

Я подняла брови:

– Вы действительно хотите на них посмотреть?

– С удовольствием.

Я вытащила из сумочки парочку снимков Руби и Исаака:

– Годовалой давности. Все время забываю положить в сумку более свежие снимки.

Она разглядывала Руби, сидящую верхом на пони, и Исаака, который выглядывал из-под мыльной шапки пузырей в ванной. Потом нежно провела пальцем по личикам детей.

– Какое чудо, – ее голос слегка дрогнул.

– Спасибо.

Она проглотила комок, сморгнула слезы и спросила ясным голосом:

– А больше вы не планируете?

– Одного уже точно да, – я положила руку на живот.

– Вы беременны! Поздравляю!

– Спасибо. Спасибо большое.

Ванда вернула мне фотографии:

– Что еще рассказать вам о Хло?

– Самое важное, – это узнать, кто, кроме Юпитера, мог желать вреда вашей дочери. Упоминала ли она о своих врагах?

Ванда на мгновение закрыла глаза. Затем произнесла:

– Вероятно, были женщины, жены, которые недолюбливали Хло.

– Жены?

– Жены мужчин, с которыми Хло встречалась. У дочери было много мужчин, прежде чем она встретила Полариса. Большинство из них старше нее. Повзрослев, она начала танцевать стриптиз. Знала менеджеров лучших клубов через меня, поэтому ей было несложно туда попасть. Она назвала себя Вишенка.

Итак, жена священника оказалась стриптизершей. Почему я не слышала об этом раньше? Поларис должен это знать. Он был в достаточно хороших отношениях с Вандой. Настолько, что даже купил ей дом. И она, в общем-то, не скрывала своего прошлого.

– Знал ли Поларис о том, что Хло была… танцовщицей?

С моего языка чуть не сорвалось слово «стриптизерша». Я вовремя остановилась.

– Конечно. Они все знали. Это было частью чудесного исцеления. Ну, вы понимаете, блудница, спасенная Богом и Церковью от наркотиков и сексуальных извращений. Им нравилась вся эта чушь.

– А что насчет вас? Они пытались спасти вас?

Ванда рассмеялась:

– К тому времени я уже перестала танцевать. Хотя, скорее всего, они бы попытались.

– Когда вы бросили танцевать?

– Незадолго до того, как начала Хло. Однажды мы выступали с ней в одном и том же клубе, и я поняла, что для меня все кончилось. Увидев ее на сцене, я задумалась о своей жизни. Не то, чтобы я считаю экзотические танцы чем-то аморальным, – добавила Ванда торопливо. – Что здесь такого? Для девушки это отличный способ зарабатывать на жизнь. Деньги большие, ты сама хозяйка своей жизни. Так и есть, – заметила она, увидев, что я нахмурилась. – Ты танцуешь тогда, когда сама хочешь, и там, где хочешь. Сама решаешь, на что можно пойти. Даже в приватных танцах все решает девушка. Мужчинам запрещается даже трогать нас.

Ванда указала на тарелку с кексами, я замотала головой. Потом, подумав, взяла еще один. Она чуть улыбнулась.

С набитым ртом я спросила:

– Если вам нравилось танцевать, и если вы считали это отличным способом заработать, тогда почему танец Хло заставил вас все бросить?

– Я почувствовала себя неловко. Если моя дочь уже настолько взрослая, что сама танцует, значит, мне пора уходить. Да и вообще, я уже достаточно повидала в жизни. Я собиралась бросить свои гастроли. Это очень выматывает. А когда я порвала с этой работой, мне не составило труда отказаться от наркотиков. Словно они перестали быть нужны. С тех пор как я ушла из стриптиза, я иногда лишь выпиваю стаканчик вина.

– Хло нравилось танцевать? Она была счастлива?

Легкая печальная улыбка тронула губы Ванды.

– Моей дочери было трудно стать счастливой. Она любила деньги, это я могу точно сказать. А еще ей нравилось внимание. Она была красива, и ей льстило, что люди восхищаются ее красотой. Что мужчины ее любят. Я уверена, ей нравилась власть.

– Власть?

– Власть над мужчинами. Чтобы они хотели ее, шли бы на все ради того, чтобы заполучить ее. Даже оставляли своих жен.

– И действительно ради нее бросали жен?

– Я не знаю. Наверное, некоторые да. Даже если не бросали, они им изменяли.

– Почему Хло перестала танцевать? Из-за Полариса?

Ванда пожала плечами:

– Полагаю, да. Один из поклонников устроил ее в этот модный реабилитационный центр в Оджай. Там она познакомилась с Юпитером. Тот представил ее Поларису. Не знаю, вернулась бы она в стриптиз, если бы не вышла за него замуж. Скорее всего, да. Это тяжело бросить. Как еще необразованная девушка может заработать пару тысяч баксов за ночь?

– Вы знаете, кто из ее клиентов оплачивал пребывание в реабилитационном центре?

– Никто не оплачивал. Доктор, заведующий центром, принял ее бесплатно.

– Доктор Риз Блэкмор оформил Хло на бесплатное лечение? Почему?

– Я уже сказала. Он был одним из ее клиентов. Может, влюбился. Все они влюблялись.

Я обомлела и уставилась на Ванду, не донеся до рта чашку с кофе. Блэкмор спал с Хло! Тут можно предположить и другой ход событий. Будучи в клинике, Хло начала отношения с Юпитером. Может, ее измена настолько взбесила Риза, что он убил ее? Но тогда зачем так долго ждал, чтобы осуществить возмездие? Определенно следует копнуть поглубже в этой истории с реабилитационным центром. А пока необходимо извлечь максимум пользы из Ванды.

– Вы могли бы немного рассказать об отношениях Хло с мужем? Поларис был щедр? Он не отказывал ей в деньгах?

Ванда отпила кофе:

– Ей хорошо жилось с ним. Он покупал все, что она хотела. Дорогую одежду, драгоценности, машину. И все в этом роде. Стоило лишь попросить. В самом начале, как я уже говорила, он дал денег для меня.

– А у нее были свои деньги? Постоянный источник дохода? Например, пособие? Или всегда приходилось просить, когда ей что-то было нужно?

– Именно это угнетало Хло. Вряд ли она стеснялась просить у него деньги. Хло просила бы о подарках независимо от того, сколько денег у нее самой. Но она хотела иметь свои деньги. Рассказывала мне, как ее бесит, что он знает, на что она потратила каждый цент. Иногда, когда они ссорились, ей было сложнее получить то, чего она хотела.

– Что вы имеете в виду? – я наклонилась вперед.

Ванда покраснела, сожалея о сказанном:

– Ничего. Зря я это сказала.

– Пожалуйста, Ванда, – я протянула руку. – Мне нужно знать правду, какой бы незначительной она вам ни казалась. Это поможет понять, что же на самом деле произошло с вашей дочерью.

Ванда нахмурилась, затем кивнула:

– Я расскажу. Только, пожалуйста, не поймите меня превратно. У Хло и Полариса был тяжелый период в отношениях. Все люди проходят через это. Особенно, когда между ними большая разница в возрасте. Я думаю, это естественно.

– Конечно, – сказала я ободряюще.

– В эти периоды Поларис переставал давать денег. Хло чувствовала себя… нищей. Ну, вы понимаете. У нее ведь не было работы. Ей было тяжело.

– Как вы думаете, Хло пыталась заполучить деньги другим способом?

– Например?

Я замолчала. Не хотелось ранить чувства Ванды, оскорбляя память ее дочери. Но это единственный способ добыть нужную информацию.

– Шантаж. Как вы думаете, возможно ли, чтобы Хло пыталась шантажировать людей?

Ванда не рассердилась. Просто откинулась на спинку стула и посмотрела на розы над головой, обдумывая вопрос:

– Возможно. Я точно не знаю. А она что, шантажировала кого-то? Именно поэтому вы спросили?

Я не ответила ей прямо:

– Она была способна на такое?

Ванда поставила чашку на блюдце и вздохнула:

– Может быть. Как я уже сказала, моя дочь была сложным человеком.

– Перед ее смертью вам не показалось, что у нее больше денег, чем обычно?

Ванда нахмурилась:

– По правде говоря, да. Я знаю, потому что она давала их мне. Хотя я и не просила. Она была в курсе, что я коплю деньги на место в галерее в центре города. Однажды, за три месяца до смерти, она объявилась, не позвонив. Застала меня врасплох. Я приготовила ей ланч. Она дала мне чек на сумму в 25 тысяч долларов. Заявила, что на эти деньги я смогу купить часть галереи. А потом, неделю спустя, позвонила и сказала, чтобы я не беспокоилась о своей закладной. Она сама все заплатит за меня.

Впервые за то время, пока я сидела в гостях у Ванды, она расплакалась:

– Я-то решила, что она получила деньги от Полариса. Оказывается, она шантажировала кого-то? Ох, в этом вся Хло. Сделала такую гадость, а потом одарила меня деньгами. Такая жестокая и заботливая одновременно.

Глава 21

На следующее утро я собиралась отправиться в Оджай и расспросить Блэкмора о его отношениях с Хло. Но вместо этого пришлось поехать к Лили. Один из ее помощников позвонил на рассвете и сообщил, что Лили вернулась из Японии и сможет втиснуть меня в свой график, если мне удастся приехать к десяти утра. Я завезла детей в школу и приехала раньше. Помощник Лили провел меня в комнату для завтрака. Стол был накрыт на четверых. На столе стоял нежно-голубой фаянсовый сервиз, и были разложены хрустящие белые салфетки. В вазе того же цвета торчал огромный букет благоухающих роз персикового цвета. Стеклянный кувшин со свежевыжатым апельсиновым соком влажно поблескивал в середине стола. Из кофейника шел пар.

– Наливайте себе сок и кофе. Повар подаст завтрак через минуту, – сказал помощник. – Как только Лили с матерью закончат занятия йогой.

В этом расследовании меня хорошо кормили. Это делало беременность в некотором роде приятным состоянием.

– Беверли здесь?

– Они с мистером Грином приехали из Сакраменто пару дней назад. Их дом в Лос-Анджелесе ремонтируют, поэтому они остановились здесь.

Я прочла уже почти половину «Лос-Анджелес Таймс», когда появился отец Лили. Он неуклюже ввалился в комнату в велосипедных ботинках, держа под мышкой шлем. Черные велосипедные лосины обтягивали его мускулистые ноги, а лайкровая футболка с французскими логотипами плотно облегала грудь и плечи, оставляя обнаженными рельефные бицепсы и загорелые руки. Его волосы были так коротко подстрижены, что невозможно определить их цвет, а в одно ухо он вдел маленькую золотую сережку. Разгоряченный и взмокший, он выглядел моложе своих лет, но его лицо было каким-то натянутым, будто разглаженным, и я не могла не усомниться, натуральна ли его молодость.

Улыбнувшись, он поприветствовал меня:

– Доброе утро.

– Здравствуйте.

– Пить хочется, – он выпил залпом полный стакан апельсинового сока и вытер рот тыльной стороной ладони. – Я помню вас. Мы встречались на вечеринке после развода Лили.

Когда развод окончательно завершился, Лили закатила большую вечеринку, где щеголяла в перекрашенном в черный цвет свадебном платье от Веры Вонг за девятнадцать тысяч долларов. Интересно, что она собирается делать с теми фотографиями, если всерьез хочет возобновить отношения с Артуром.

– Как дела в Сакраменто? Штат Калифорния все еще платежеспособен?

– Боюсь, вам придется спросить об этом мою жену. Я в основном слежу за политикой и наукой.

– Получается, что вы сейчас отошли от дел?

– Да, – кивнул он.

– А чем вы занимались? – Я смутно помнила, как пару лет назад Лили рассказывала, что ее отец ушел из политики. Учитывая, что в прошлом он жил в коммунах и выращивал марихуану, я представляла себе, чем он мог заниматься.

– Я был лоббистом в нескольких компаниях по защите окружающей среды. В основном это были общественные группы по борьбе с экорасизмом.

– Ах да.

Теперь я вспомнила, что читала о кампании, развернутой Рэймондом против правительства. Он хотел добиться выделения финансов для очистки общественных учреждений от вредного грибка.

Рэймонд выдвинул стул из-за стола и сел:

– Выборы Беверли положили конец моей карьере. Тяжело быть лоббистом и одновременно мужем спикера Ассамблеи.

Мне показалось, или в его голосе действительно прозвучала горечь?

– Мой последний проект был связан с заводом по утилизации отходов в Ричмонде. Мы оставили в дураках богатеньких белых юристов и докторов из Уолнат-Крик. И богатых белых либералов из Беркли тоже.

Мне вдруг стало неловко. В конце концов, я и сама белый юрист, и по сравнению с рабочим классом, то есть большинством населения Ричмонда, мрачного городка севернее Окленда, я считаюсь богатой. Хотя, с другой стороны, Рэймонда тоже нельзя назвать бедным.

Лили с мачехой спасли меня от подписания внушительного чека на пожертвования, дабы смягчить вину перед обществом. Они вошли в комнату, обе в черной одежде, в полуботинках и лайкровых штанах для занятий йогой. На Лили был топ с изображением Ганеши, индийского бога с головой слона. Наряд Беверли был проще – черный топ с вышитым санскритским символом «Ом».

– Как Япония? – спросила я Лили, когда она обняла меня, а мать сдержанно пожала мне руку.

– Хорошо, что выбрались из Лос-Анджелеса. Хотя и устали. В следующий раз я возьму с собой Сарасвати. В Токио нет ни одного учителя йоги.

– Сарасвати замечательная, – Беверли потянулась. – Не помню, когда я последний раз так уставала на тренировке. Честно говоря, впервые не болит шея.

Беверли была небольшого роста и крепкого телосложения, с копной равномерно окрашенных коричневых волос. Несколько широкоплеча для своей фигуры и полновата в талии. Но полнота не портила ее. Вероятно, в детстве она была коротенькой и толстой, но в зрелом возрасте приобрела определенную привлекательность. Казалась сильной и решительной. И была именно такой.

Рэймонд поднялся со стула и ухватил жену за плечи.

– Все ее напряжение накапливается здесь, – сказал он.

Беверли резко сбросила его руки. Я с удивлением заметила, что у нее ходят желваки. Она скрежетала зубами. Рэймонд тяжело сел обратно, чуть заметно покраснев. Очевидно, не все так гладко в этом браке. Это просто ссора, или же между ними назревает нечто более серьезное? Я вспомнила, как в газетах писали об интрижке Рэймонда с одной актрисой. Может быть, он теперь расплачивается?

Горничная, одетая в форменную рубашку, внесла на плече огромный поднос с едой. Она поставила на стол тарелки с разрезанными фруктами, корзиночки с лепешками и кексами и накрытое крышкой блюдо. Лили подняла крышку и объявила:

– Белая фритатта с яйцами.

Мы подождали, пока Лили наполнит свою тарелку. Затем все остальные положили себе. Было любопытно наблюдать, что даже родители Лили обращаются с ней как с кинозвездой. Сомневаюсь, что ей бы оказывали подобное почтение, будь она косметологом.

Я потягивала кофе, жевала манго и ореховые лепешки с клюквой и почти забыла, что мои подозрения насчет виновности Лили возросли. Она была такой непосредственной, постоянно шутила, монотонно гудела, пародируя своего инструктора по йоге, подтрунивала над родителями за поддержку идей «левых». Я просто не могла себе представить, как она могла хладнокровно застрелить Хло или заказать ее убийство. Но я также не могла представить, как маленькая девочка стреляет в свою мать, так что, может быть, все дело в моем скудном воображении.

Через какое-то время Рэймонд спросил:

– Ну что, Лили, появились еще какие-то соображения насчет того бизнес-плана, который я показывал тебе? Этот общественно-юридический денежный фонд – хорошая идея.

– Извини, пап. Мои финансовые агенты его забраковали.

– Но…

– Она сказала «нет», Рэймонд, – оборвала Беверли. – Оставь ее в покое.

Ее резкий тон разрушил нашу дружескую беседу. Все замолчали. В конце концов, Лили сняла напряжение, рассказав о попытке Эмбер и Джейд приручить змею. С радостью отвлекшись, мы веселились гораздо больше, чем заслуживала история.

Когда от завтрака осталась кучка крошек и скомканных салфеток, я собралась с силами, чтобы рассказать о расследовании. Меня вынудила Беверли.

– Лили призналась нам, что вы помогаете Юпитеру. Что именно вы делаете?

В политической среде Сакраменто Беверли имела репутацию прямолинейного политика, ей верили, потому что она действительно говорила правду. Именно поэтому, даже несмотря на «левые» политические взгляды, по правде говоря, крайне «левые», у нее было много друзей и союзников по обе стороны баррикад. Даже республиканцы знали, что у Беверли Грин слова не расходятся с делом. Если она дала обещание, то не нарушит его. Если пересматривает свою позицию, то честно и официально заявляет, что заблуждалась. Лили переняла чувство юмора у своей мачехи. Беверли была известна своим колким остроумием, смягченным настоящей теплотой и заботой равно к друзьям и к незнакомцам.

Я вкратце описала процесс смягчения следствия.

– Несмотря на то, что репутация жертвы не имеет прямого отношения к делу, при определенных обстоятельствах… – я запнулась.

Я не знала, что им известно.

– Вы можете говорить свободно, Джулиет, – подбодрила Беверли. – Лили нам все рассказала.

Я взглянула на Лили, та кивнула. Я продолжила:

– Я думаю, тот факт, что Хло шантажировала Лили, может быть полезен защите.

Лили застыла, не успев поднести чашку с кофе к губам.

– Ты рассказала Вассерману? – прошептала она.

– Прости, Лили. Я должна была это сделать.

Беверли обняла падчерицу:

– Он собирается сказать присяжным о Лили? О том, что произошло в Мексике?

Трясущимися руками Лили поставила чашку обратно на стол, звякнув блюдцем. Отец обнял ее с другой стороны. Так они сидели втроем напротив меня, обнявшись.

– Это просто недопустимо, – произнес Рэймонд.

– Они могут и не возбудить процесс, – я сама с трудом в это верила. – Возможно, что обвинение, услышав версию о шантаже, решит смягчить приговор Юпитера.

В это я тоже не верила. В этом случае, вероятно, рассмотрят шантаж как очевидный мотив для предумышленного убийства. От защиты будет зависеть доказательство того, что Юпитер либо невиновен, либо не хотел убивать, но сделал это в состоянии аффекта.

– Ты ведь сама не веришь в это, так ведь? Ты думаешь, что они возбудят процесс, – сказала Лили тихим упавшим голосом. Ее глаза утратили блеск, лицо потускнело, и выступили скулы. Впервые я подумала, что она, так же как и отец, пользовалась пластической хирургией, дабы сохранить молодость.

– Я не знаю, Лили. Может быть, процесс будет, может, нет.

– А если да, тогда вся история всплывет. В суде. И в газетах.

– Возможно.

– Это просто недопустимо, – повторил Рэймонд, крепче обнимая дочь. – Вы не понимаете, через что пришлось пройти Лили, как тяжело ей было пережить кошмар после смерти матери. Это просто… просто опустошит ее.

Беверли повернулась ко мне:

– Джулиет, вы подруга Лили. Я надеюсь, что вы сделаете все возможное, чтобы предотвратить ее разоблачение в газетах. Вам ведь можно доверять, не так ли?

Я хотела ответить «да». Доказать им свою верность и преданность. Но не могла.

– Я вхожу в состав защиты Юпитера. У меня есть определенные моральные обязательства перед ним. Несмотря на это, я постараюсь сделать все, чтобы защитить Лили.

Беверли кратко кивнула. Она знала – большего я не могу предложить. Повернулась к Лили:

– Детка, я тоже очень не хочу, чтобы эта история получила огласку. Мы все эти годы так старались защитить твою репутацию. Но ты не должна позволить сломать себя. Придется нелегко. Твоя карьера, бесспорно, пострадает. Но ты сильная женщина. Ты достигла прекрасных результатов в терапии. Если по какой-либо причине мы не сможем сохранить все в тайне от прессы, ты справишься. Мы будем с тобой, и ты справишься.

– Да, мама, – прошептала Лили.

– Юпитер говорит, что он невиновен, – произнесла я. – Если кто-то другой убил Хло, тогда все это не будет иметь отношения к делу.

Я не стала договаривать мысль, которую они наверняка поняли. Если Юпитер не убивал, а у Лили был мотив, она неизбежно попадала под подозрение.

– Если не он, тогда кто же? – спросил Рэймонд. – Кто по-вашему мог убить ее?

– Может быть, Лили не единственная, кого шантажировала Хло. Возможно, у нее был целый список жертв. Я делаю все возможное, чтобы получить больше информации. Беседовала с ее матерью. Я планирую разыскать ее друзей и знакомых. Если убийца кто-то из них, я найду его.

На самом деле, настолько уверенной я не была, но Лили выглядела такой несчастной, такой потерянной. Захотелось утешить ее.

Беверли еще раз ободряюще сжала плечи Лили, потом отпустила. Налила себе кофе и посмотрела на меня.

– Итак, Джулиет. Скажите, чем мы можем помочь?

Я смущенно улыбнулась:

– Давайте расставим все точки. Не могли бы вы рассказать, где были в день убийства Хло?

Рэймонд злобно зашипел.

Беверли прервала всплеск его эмоций:

– Какое это было число?

Я назвала дату.

– Минуту, – она встала из-за стола и тут же вернулась, держа в руках электронный ежедневник. Просмотрела свои записи, потыкав в меню маленькой указкой.

– С полудня до двух я была в отеле «Фермонт» в Сан-Франциско на официальном обеде Демократической Женской Ассоциации Северной Калифорнии. Мы выехали из Сакраменто около половины одиннадцатого, насколько я помню. После обеда встречи тет-а-тет со спонсорами мероприятия. Они закончились около семи, и мы вернулись в Сакраменто к половине девятого. Пообедали в машине.

– Кто – мы? – спросила я.

– Я и мои помощники. Они всегда со мной. Кроме тех моментов, когда мне нужно в туалет или ванную. Даже если бы я очень хотела избавиться от этой ужасной девчонки, я бы физически не смогла слетать из Сан-Франциско в Лос-Анджелес, убить Хло, и вернуться, выдав все это за поход в туалет.

Я записала информацию и посмотрела на Рэймонда. Тот пожал плечами:

– У меня нет ни малейшего представления, где я был в тот день. То есть, я находился в доме в Сакраменто. Возможно, уехал кататься на велосипеде. Я обычно этим занимаюсь.

– Вы ведете календарь, чтобы мне проверить эту информацию?

Он покачал головой:

– Я не очень забочусь об этом. Беверли ведет календарь, а у меня сейчас настолько мало встреч, что мне не составляет труда их запомнить, и нет нужды записывать.

Мы неловко посмотрели друг на друга. Они все, так же как и я, хотели, чтобы у Рэймонда на тот день было алиби. Я решила продолжить:

– Важно знать, каким образом Хло узнала о несчастном случае в Сан-Мигеле. Мне кажется, Поларис был источником информации.