Текст книги "Смерть берет тайм-аут"

Автор книги: Эйлет Уолдман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Глава 29

Как я ни стремилась увидеть Лили, рассказать все, что узнала в Мексике, и выступить против ее родителей, я не могла оставить детей. Весь день и вечер они просидели на мне, как будто не могли жить иначе. Они мгновенно надели свои мексиканские наряды и выглядели, как знатные вельможи тех времен, когда Калифорния была частью Мексики. Потребовалось несколько часов, чтобы уложить их в постель, и мы смогли это сделать, только пообещав, что они не пойдут завтра в школу. Запросто. Ведь завтра воскресенье.

Несмотря на позднее время, я позвонила Элу и рассказала о своей поездке.

– Она не убивала, – сообщила я, зажав телефон щекой и одновременно выкладывая вещи из сумки, проверяя, нет ли на них пятен, и вешая в шкаф.

– Но она помнит, что сделала это, – возразил он.

– Ты меня слушал? Ложные воспоминания! Воспоминания, которые ей внушили!

– Хорошо, хорошо, может быть. Тогда кто это сделал? Отчим? Отец?

– Или мачеха.

– Ну не знаю. – В его голосе слышалось сомнение.

– Почему нет? – спросила я, нюхая подмышки блузки, про которую не помнила, надевала или нет. Поморщилась и бросила ее в корзину.

– Когда убивают из пистолета – это мужское преступление.

Я даже не спорила. Меня раздражала дискриминация по половому признаку, но не хотелось отстаивать право женщины на выстрел.

– Ты хочешь поехать со мной к Лили?

– Лучше не надо, – сказал он. – Но не предпринимай ничего против Полариса и ее родителей. Я не хочу, чтобы ты рисковала в своем положении.

Я вздохнула, но возражать не стала. Положив трубку, я поставила пустую сумку в шкаф.

– Как дела у Эла? – спросила мама.

Она лежала на моей кровати, опираясь на локоть, и наблюдала, как я распаковываю вещи. Моя мать принадлежит к тому типу маленьких худеньких женщин, которые с возрастом становятся все более и более миниатюрными. Когда ей исполнится девяносто лет, ее будет видно только в микроскоп. Эта ее особенность вызывала во мне некоторую обиду. Я набирала и сбрасывала одни и те же 10–15 фунтов несколько раз, а мама носила специальный корсет, чтобы придать себе немножко веса. Я всегда считала, что она сжигает свои калории чрезмерно активной деятельностью. Слово «многозадачность» изобрели специально для нее. Когда я была ребенком, она готовила обед, пылесосила дом, получала инструкции по телефону от своего босса и выпытывала у меня, где я была прошлой ночью. И все это одновременно. Возможно, сейчас я впервые видела ее в неподвижном состоянии. Общение с детьми оказалось для нее гораздо более трудным, чем она предполагала.

– Нормально. Он был бы довольнее, если бы наша работа лучше оплачивалась, – ответила я.

– Ты хочешь, чтобы я обменяла билет и улетела домой раньше?

– Что? Конечно, нет. Останься. Мне нравится, что ты у нас в гостях.

Я не лгала. Когда мы не ссорились, я ужасно по ней скучала. Я всегда по ней скучала. Я никогда раньше не могла представить, что буду жить в тысячах километров от родителей. И знала, что она очень скучает по внукам.

– Я навела порядок на твоем столе, пока тебя не было.

– Что?

– Такой был бардак.

– Мама! Это мои личные папки! Как ты можешь в них копаться?

– Что тут такого? Я навела порядок и у тебя в компьютере.

– Что? – пронзительно завопила я.

– Твой рабочий стол был в ужасном состоянии. Я его почистила. И разложила все твои письма в папки.

Я молча на нее смотрела.

– Ты читала мои электронные письма?

– Ровно настолько, чтобы понять, в какую папку их класть.

– Поразительно. У Питера на столе ты тоже прибралась?

– Конечно, нет. Хотя я просмотрела контракт, который он бросил на обеденном столе. Ты, может быть, захочешь сама на него взглянуть. По-моему, он хочет заключить мошенническую сделку.

У меня отвисла челюсть.

– А что? – спросила она. – Я сорок лет была секретарем юриста. Думаешь, я ничего не понимаю в контрактах?

– Мам, от тебя с ума сойти можно.

Она посмотрела на меня поверх очков:

– А от кого же у тебя живой характер, детка?

Глава 30

На следующее утро, когда я сообщила детям, что мне нужно уехать, нижняя губа Исаака задрожала. Со страдальческим завыванием он перелез через стол с завтраком и крепко схватил меня за талию, будто детеныш лемура.

– Я скоро, зайчик. Вернусь к обеду, – я скрестила пальцы, надеясь, что не лгу.

Ответом были приглушенные рыдания и подрагивающие плечи.

– У тебя же есть папа, малыш, – сказал Питер. – Давай, мы с тобой и Руби поедем на пирс Санта-Моники?

Ответа не последовало.

Я посмотрела на Питера. Он пожал плечами.

– О господи, – вздохнула мама. – Вы их разбаловали, – она обошла меня и посмотрела на Исаака. – Хватит капризничать, Исаак. Маме нужно работать.

– Мама все время работает! – завопил сын и вцепился в меня еще более неистово. – Она уходит на работу и не хочет побыть со мной!

Я знала, что он манипулирует. И что по сравнению с матерями, работающими по-настоящему, я провожу огромное количество времени со своими детьми. Знала, что он не верит, будто я люблю свою работу больше, чем его. И я также знала, что не выдержу.

– Ладно, Исаак. Поедешь со мной. Поиграешь с Эмбер и Джейд, пока я разговариваю с их мамой.

Руби подняла голову от тарелки с кашей:

– Ты едешь в гости к Эмбер и Джейд? Я тоже хочу!

– Минуточку, – вмешался Питер. – Что, никто не хочет поиграть со мной?

Мама, негодуя от нашей слабости перед детьми, топнула ногой, пробормотав что-то невнятное об отпрысках, садящихся на шею родителям, о чем те потом горько сожалеют. С помощью большого количества уловок, начиная от пирса Санта-Моники и заканчивая покупкой нарядов, Питер сумел уговорить Руби остаться с ним.

Когда мы закончили переговоры и добрались до дома Лили, то увидели, что Эмбер и Джейд катаются на самокатах под присмотром не одной, а двух нянь. Я оставила Исаака на их попечение, велев надеть шлем, прежде чем он сядет на какое-нибудь колесное средство. Мои дети унаследовали от меня природную грацию, и к третьему дню рождения Исаака мы уже получили перелом руки, переломы двух пальцев и расщепление кости в подбородке. Не хотелось опять ехать в больницу.

Я вошла через парадную дверь и позвала Лили.

– Она за домом, возле бассейна, – ответил чей-то голос. Я поблагодарила невидимого слугу и пошла через дом к задней двери. Лили лежала в шезлонге у бассейна, накрывшись кашемировой шалью. От нагретой воды поднимался пар и окутывал ее прозрачной дымкой. Я настроила себя на разговор, ради которого пришла, и приблизилась к ней по дорожке из бледно-голубых камней.

– Джулиет! – воскликнула она, увидев меня. – Ты вернулась? Что-нибудь выяснила? Расскажи мне.

Я присела на край шезлонга и взяла ее за руку:

– Я многое узнала, Лили. Отыскала Хуану, женщину, которая за тобой присматривала в детстве.

– Хуана, – мягко сказала Лили, и ее глаза затуманились. – Кажется, я помню ее. Она завязывала мне волосы ленточкой. И у нее были очень грубые руки, красные и обветренные.

– Она рассказала про день, когда умерла твоя мать.

Лили посмотрела мне в глаза с ожиданием и страхом:

– Что? Она рассказала, что случилось?

– Она не видела, кто выстрелил.

– Жаль, – Лили разочарованно вздохнула.

– Но она все слышала. Она стирала на крыше и слышала, как ты играла с Юпитером у фонтана. Она слышала вас, когда раздался выстрел. Вы все еще играли у фонтана в саду.

Лили посмотрела на меня:

– Я играла у фонтана.

Это был не вопрос.

– Хуана прибежала в комнату твоей матери, но ты попала туда раньше. Она увидела там тебя с Поларисом. Ты подбежала к матери и пыталась поднять ее. Поэтому твои руки были в крови. Ты трясла ее, или схватила, или что-то в этом роде. Хуана видела, как Поларис пытался оттащить тебя от матери.

– Поларис? Он пытался оттащить меня? Он убил мою мать? – Лили глотала воздух широко открытым ртом.

Я продолжала:

– Я выяснила не только это, Лили. Мне очень жаль, что я должна тебе это сказать. Рэймонд и Беверли были в комнате, когда Хуана туда вошла.

У нее на лице отразилось непонимание:

– Что? Что? Они были в Сан-Мигеле? В комнате моей матери?

– Да, – произнес голос у меня за спиной. Я повернулась и увидела Беверли. С нее стекала вода, от кожи валил пар. Голос ее был жестким, но ноги дрожали. Она взяла полотенце из кучи на краю шезлонга, где я сидела, и завернулась в него. Вторым полотенцем Беверли обернула голову, а третье набросила на плечи, и только после этого продолжила.

– Да, мы действительно были там. Мы были в Сан-Мигеле, когда убили Труди-Энн.

Она присела на край шезлонга Лили и положила руку ей на колено. Лили отшатнулась, и Беверли спрятала руку под свое полотенце.

– Я позову Рэймонда, – сказала она. – И мы тебе все расскажем.

Она встала и пошла в дом. Лили зажмурилась и закрыла руками лицо.

– Мне очень жаль… – и тут мне пришло в голову, что Беверли отправилась на поиски Рэймонда, чтобы согласовать их версии случившегося. – Сейчас вернусь.

Я побежала к дому, прошла через кухню, промчалась к задней лестнице, и чуть не упала на Исаака. Он сидел на нижней ступеньке и плакал, а одна из нянь пыталась смазать ему коленку перекисью водорода.

– Мама! – закричал он. – Я ударился!

Я посмотрела на него и поняла, что не смогу перехватить Беверли прежде, чем она поговорит с Рэймондом. Застонав про себя, я присела на ступеньку.

– Давай посмотрим наше бо-бо, дорогой.

– Он очень сильно ободрал колено, – сказала няня.

– Я вижу. – Я взяла у нее ватный тампон, обработала ссадину, потом тщательно залепила ее пластырем, который мне подала няня.

– Теперь все в порядке, – я поцеловала Исаака в щеку. – Ты уже готов опять пойти в сад играть с близнецами?

Он кивнул:

– Но я буду кататься на скутере, потому что я ранен.

Я посмотрела на няню, она кивнула.

– Хорошо, катайся на скутере, детка, только осторожно. Хорошо?

Мое внимание привлекли голоса на кухне. Я закончила разговаривать с сыном как раз в тот момент, когда Беверли и Рэймонд уже выходили через заднюю дверь, и пошла с ними к бассейну. Беверли снова села на шезлонг Лили, а Рэймонд передвинул второй шезлонг и устроился на нем. Я встала с другой стороны от Лили, оказавшись в их маленьком кольце.

– Мне жаль, что ты узнаешь об этом таким образом, – сказал Рэймонд.

– Что вы делали в Мексике? – мой голос звучал так грубо и резко, что я сама удивилась.

Рэймонд проигнорировал мой вопрос:

– Лили, дорогая…

– Отвечай, папа, – Лили резко отодвинулась от мачехи. – Уйди с моего шезлонга.

Беверли быстро встала.

– Может, сядем там? – я показала на стол с четырьмя стульями на другой стороне бассейна.

– Очень хорошо, – Лили поднялась с шезлонга, быстро пошла к столу, убрала закрытый зонт из центра стола и бросила его на землю, как раз в тот момент, когда к столу подошли мы с Рэймондом и Беверли. Раздался резкий металлический звук.

Мы расселись на металлических стульях, и я снова задала свой вопрос, стараясь говорить тихо и спокойно.

– Что вы делали в Мексике?

– Мы приехали за несколько месяцев до этого, когда община Топанги неожиданно развалилась, – ответил Рэймонд. – Нам больше некуда было податься, а несколько знакомых уже переехали в Сан-Мигель. Не только Труди-Энн и Арти. Многие.

– Почему вы не сказали Лили, что были там, когда убили ее мать?

– Мы никому никогда этого не говорили. Мы сразу же вернулись в Соединенные Штаты.

– Почему? – спросила я.

– Почти все вернулись, – сказал он.

– Мы боялись, – прошептала Беверли. – Никто из нас не знал, на что способна мексиканская полиция. А вдруг нас обвинили бы в том, что мы держали в доме оружие? Мы боялись, что нас арестуют.

– Рэймонд, почему вы привезли Труди-Энн пистолет? – поинтересовалась я.

Он открыл рот и уставился на меня.

– Это был подарок ее отца, – резко сказала Беверли.

– Подарок? – переспросила я.

– Рэймонд и Труди-Энн приехали из Техаса. Техасцы любят оружие, – решительно проговорила она.

– Что произошло? – вмешалась Лили. – Что случилось с моей матерью?

Беверли перегнулась через стол и накрыла руку Лили своей. Теперь Лили ей это позволила.

– Мы с Рэймондом были у себя, напротив комнаты твоей матери, когда услышали выстрел. Мы вбежали и увидели ее. Поларис вынимал пистолет из твоей руки и пытался оттащить тебя от нее.

– Другие свидетели рассказывают не так, – жестко сказала я.

– Какие свидетели? – спросил Рэймонд.

– Хуана, – прошептала Лили. – Хуана говорит, что я была в саду с Юпитером.

– Ты была, дорогая, – ответила Беверли, сжимая пальцы Лили. – А затем ты, должно быть, вошла в дом. Ты держала пистолет, когда мы вошли.

Я прикусила губу. Я знала, что она лжет, но все, что у меня имелось – это слова Хуаны. Не так уж много.

– Но вы не видели, что я это сделала, – сказала Лили. – Может, это сделал Поларис. Может, он это сделал. Он был там, когда вы вбежали, так? Вы сказали, что она был там.

Беверли мягко покачала головой:

– Мне очень жаль. Я бы хотела, чтобы это было правдой. Чтобы это был кто угодно, только не ты. Поларис забирал у тебя из рук пистолет, когда мы туда вбежали. А ты была… ты была…

– Ты вся была в ее крови. – сказал Рэймонд, мягкость его голоса не соответствовала жестокости слов. – Это был несчастный случай, Лили. Ты не хотела этого делать, но ты застрелила свою мать. Все было так, как ты это помнишь.

Лили заплакала.

– Даже если все правда, это не объясняет, почему вы солгали, будто вас там не было, – вставила я.

– Я тебе сказала, – Беверли обращалась не ко мне, а к Лили. – Мы боялись. Мы вернулись в Лос-Анджелес и все для тебя подготовили. Поларис прислал тебя немного позднее. Ты не разговаривала, а потом, после того, как с тобой позанимался Риз, стало ясно, что ты ничего не помнишь об этом случае. Ты даже не помнила, что мы там были. И Риз почему-то не знал, что мы были в Мексике. Он уехал из коммуны до нас и, скорее всего, считал, что мы все это время находились в Лос-Анджелесе. Мы не стали вас в этом разубеждать. И всех остальных тоже. Только два человека знали правду – Арти и Зет. И мы знали, что они нас не выдадут. Мы боялись. Мне очень жаль, дорогая. Но мы очень боялись.

Я не поверила ни одному ее слову. Я не верила, что Лили убила свою мать. И не верила, что Беверли и Рэймонд столько лет скрывали правду только из страха быть арестованными за преступление, которого не совершали. А Лили им явно поверила. Может, она слишком их любила, чтобы думать иначе. Может, она тоже боялась. Неважно почему, вопреки всем подозрительным обстоятельствам, но Лили поверила в их невиновность. Я смотрела, как она сжимает одной рукой руку мачехи, а другой – руку отца.

– А Хло знала о вас? – спросила Лили.

– Что? – Рэймонд наклонился вперед.

Лили сильнее сжала его руку:

– Она что-нибудь сказала, когда вы дали ей деньги? Она знала, что вы были в Мексике, когда это случилось?

– О чем ты? – кровь отхлынула от моего лица.

Лили повернулась ко мне:

– Папа передавал ей деньги за меня. Я не хотела с ней встречаться. И я не хотела посылать никого из своих подчиненных. Папа вызвался сделать это.

– Почему ты ничего не сказала мне о том, что Рэймонд передал деньги? – спросила я в ярости.

Лили покачала головой.

– Я боялась, что если вся история всплывет, полиция захочет допросить папу или еще что-нибудь случится. Я беспокоилась за мамины выборы. За ней охотились республиканцы. Кто знает, как бы они использовали эту информацию, – она умоляюще посмотрела на меня. – Даже если ты должна будешь рассказать все адвокатам Юпитера, ты ведь ничего им не скажешь про Беверли и Рэймонда, правда? Мы не можем объявить людям, что они к этому причастны. То, что все знают про меня, уже плохо. Если они узнают, что Беверли была там, если они подумают, что она это скрывала, ее выборы провалятся. Точно провалятся.

Этого я не собиралась обещать. Во что бы ни поверила Лили, я знала, что она не убивала свою мать. И знала, что существует вероятность, что это сделал кто-то из ее родителей. Я только покачала головой.

Лили побледнела.

Я повернулась к Рэймонду:

– Хло знала, что вы были в Мексике, когда убили Труди-Энн?

– Да, – ответила за него Беверли. – Нас она тоже шантажировала.

– Что? – воскликнули мы с Лили одновременно. Я была потрясена. Голос Лили выдавал, что она поняла, что люди, которых она любила больше всего на свете, ее предали. И они действительно ее предали.

– После того как Рэймонд дал ей денег, она ему позвонила. И сказала, что узнала, что мы… мы… – Беверли запнулась, это было для нее нетипично. Она сглотнула и, кажется, взяла себя в руки. – Что мы были там, когда Труди-Энн умерла. Сказала, что выдаст нас, если мы ей не заплатим.

– И вы заплатили? Вы ей заплатили? – спросила я.

Лицо Беверли посерело. Мокрая прядь выбилась из-под полотенца и упала ей на глаз.

– Да. Один раз. Как и Лили.

– Сколько?

– Она запросила сто тысяч, но мне, конечно, негде было взять столько денег, – Беверли поморщилась. – Рэймонд отдал ей около пяти тысяч и сказал, что нужно время, чтобы собрать остальную сумму, – рот Беверли скривился. – Она сказала, что пять тысяч – ничто. Что это не деньги, и лучше нам заплатить остальное как можно скорее. Мы хотели продать дом. Только так мы могли собрать деньги.

– О мама, – Лили обняла Беверли.

Мачеха обняла ее в ответ, похлопывая по спине.

– Все хорошо, Лили. Все хорошо, – жестко сказала Беверли.

Что-то в ее голосе навело меня на мысль, что она часто повторяла эту фразу на протяжении их совместной жизни.

Я молча сидела, размышляя над рассказом Беверли. Меня беспокоила какая-то нестыковка во времени. Хло не пыталась шантажировать Беверли и Рэймонда, пока не получила первую сумму от Лили. Почему она столько ждала? Что случилось после успешной передачи денег, после которой она решила увеличить количество своих жертв? Была ли это эйфория от успеха? Или она узнала о них что-то, только начав шантажировать Лили?

Я посмотрела через стол на Рэймонда. Он сидел, подперев голову руками. Хло угрожала рассказать, какую роль сыграла Лили в смерти своей матери. Потом Лили послала Рэймонда передать ей деньги. И вдруг Хло решила шантажировать не только ее. Есть ли здесь связь? Или Рэймонд невольно поспособствовал продолжению шантажа? Теперь я вспомнила, что Хло сказала своей матери. Она знала о ком-то что-то, чего этот человек сам не знал. Думаю, она говорила о частичных воспоминаниях Лили об убийстве. А если, выясняя обстоятельства, Хло узнала не то, что Лили убила свою мать, а что она этого не делала? Я посмотрела на Рэймонда, жалея, что не могу прочитать правду по его лицу, потом на Беверли. Ее лицо выражало беспокойство за дочь. Она прижимала к груди руку Лили. Интересно, говорила ли Беверли правду? Что Хло узнала о ней? На самом ли деле она угрожала рассказать, что они были в Мексике? Или что-то еще? Я переводила взгляд с Рэймонда на Беверли и обратно. Был ли кто-то из них убийцей?

Глава 31

В этом тесном семейном кругу не было места ни мне, ни моим подозрениям. Поэтому я забрала Исаака и ушла. Из машины я позвонила Элу, оставила ему сообщение на голосовой почте, высказав свои подозрения, и попросила перезвонить мне при первой же возможности. А потом поехала к Вассерману. Я не смогла убедить Лили, что ее родители в этом замешаны. Может, я смогу убедить адвокатов, чтобы они строили защиту, не впутывая Лили. В приемной меня поприветствовала Валери. На ней был самый великолепный наряд для беременных – черные брюки до колен открывали длинные стройные ноги, совершенно не изменившиеся от гормональной перестройки организма, черный жакет, немного расклешенный книзу, и тонкая, будто сотканная из паутины, голубая блузка. Она прекрасно облегала ее полную грудь и уже довольно заметный живот. Я засмотрелась на черные ботинки Валери, затем перевела взгляд на свои широкие штаны и футболку. Штаны по бокам уже не застегивались, а футболка задиралась на выпуклом животе. Заметив, что там, где штаны расходятся, проглядывает голое тело, я надела фланелевую рубашку Питера, и носила ее, не застегивая, как жакет. Да, кажется, мне следует пройтись по магазинам.

Валери одарила меня жалостливой улыбкой, что намного лучше того презрительного взгляда, которым она наградила меня, когда увидела впервые. Она подождала, пока я усажу Исаака за стол и дам ему карандаши и бумагу, и провела меня в свой кабинет, где выслушала меня с открытым ртом.

– Черт побери! – воскликнула Валери, когда я закончила рассказ.

Я улыбнулась. Однозначно, я завоевала ее расположение.

– Да.

– Мне нужно поговорить с Вассерманом.

Выяснилось, что босс уехал на лыжный курорт, но взял с собой мобильный телефон. Во время разговора я представляла, как он съезжает с горы, одновременно задавая вопросы.

– Все это может не иметь никакого отношения к убийству Хло, – заметил он, когда мы сообщили обо всем.

– Я не верю в совпадения, – я изложила ему теорию Эла. Эл всегда считал, если кажется, что между двумя событиями есть связь, значит, она действительно есть. В расследовании уголовных преступлений не бывает совпадений. И я начала в это верить. – Я имею в виду, что об этом стоит задуматься. Хло убили, когда она шантажировала двух или трех людей. Это должно быть как-то связано между собой.

– Справа! – вскричал он неожиданно.

– Что? – спросила я.

– Ничего. Слушайте, ничто здесь не доказывает, что ваша подруга не совершала убийства. Или ваш клиент, как будет угодно.

Я растерянно покачала головой:

– Может, и нет, но это усложняет дело, так?

– Слева!

– Что?

– Ничего, – сказал он. – Вот что. Вы опять на окладе. Дайте мне всю необходимую информация для продолжения дела.

– Разве этого недостаточно?

Я знала, что ему ответить. Я выяснила только, что за Хло водилось много грехов, и что ее убийство может быть, а может и не быть связано с убийством тридцатилетней давности, совершенным в Мексике. И что та смерть могла быть, а могла и не быть несчастным случаем. У меня имелось множество предположений и ни одного конкретного доказательства, чтобы убедить прокурора заменить синицу в руке на журавля в небе.

Вассерман хмыкнул:

– Хорошо. А вот и подъемник. Знаете, что я думаю… Это мог сделать Высокопреподобный.

– Точно, Рауль. Я как раз тоже об этом подумала, – вмешалась Валери, наклоняясь к микрофону.

Она посмотрела на меня, чтобы увидеть мою реакцию, и покраснела.

– Возможно, это и Поларис, – кивнула я. – Но Беверли и Рэймонд слишком много лгали. Почему мы должны верить, что они не убивали Труди-Энн?

– Я ставлю на Преподобного, – сказал Вассерман. – Попробуйте добыть еще сведений. Посмотрим, что вы еще узнаете о ЦКЕ. Я вернусь через два дня. К этому времени соберите мне все необходимое для продолжения следствия. И следите за временем, теперь я плачу вам из своего кармана. Эй, Майк! Как это смотрится на черном?

Он отключился.

– Да, сэр, – пробормотала я в замолкшую трубку.