Текст книги "Трудно быть феей. Адская крёстная (СИ)"

Автор книги: Ея Россо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Каждому отмерено будет по поступкам его. Оттого поставлен Велес охранителем на Калиновом мосту на берегу реки Забвения, известной средь человеков под именем Смородины. Суждено ему вечно встречать на перепутье междумирья души, что путь свой земной закончили, и вести их к новому рождению. Через Велесовы пастбища идут все: и те, кто жил правильно и держат путь к светлому Ирию. И те, чья жизнь ложными заветами изобиловала, и ждет их обитель Навья.

Но случаются дни, когда мимо моста Калинова проходит душа призрачная, не оглядываясь и в мир иной не сворачивая. И тогда отчего-то тоскою душа и сердце Велеса полнятся, и покидает он свой пост, оставляя вместо себя помощников, уходит в миры другие, откликаясь на чей-то зов. Да только отгадать не может, кто его зовет с тоскою в голосе и для чего.

В одном из таких путешествий встретил Велес девицу странную. Подле него в ступе промчалась, не заметила. Будто и не мимо бога пролетала, а рядом с пустым местом прошла. Запала ему красота девичья в душу. Отправился Велес искать чудо чудное, рыжеволосое.

Долго искал неуловимую путешественницу, что между мирами, как по дому собственному расхаживала, из комнаты в комнату переходя. В странствиях своих летунья нравы и науки чужие изучала, знания искала, беды от живых отводила, помощь нуждавшимся оказывала. Удивлялся Велес: как так – столько видеть зрением истинным (и правду, и кривду), ошибаться и обжигаться о тьму навью, и умудриться душу наивную сохранить, светом и чистотой наполненную. Зла ни в ком не видеть, сердце открытым держать.

Наконец, настиг красавицу Велес в Храме всех богов. Зашел в него без спросу и сразу на взгляд возмущенный наткнулся: только невежи без разрешения Хранителей времен в капище суются. Стоит Страж междумирья и глаз отвести не может, молнии зеленые из очей девичьих за награду принимает. Дрогнули ресницы, поймала девица взгляд мужской и отвести не сумела. Так и стояли, на друг дружку пялясь, обо всем позабыв, сплетая судьбы свои в единую ниточку, любовью сердца наполняя.

Но только руки их соприкоснусь, как застонало сердце ретивое: «Не она!» И красавица вмиг отпрянула, будто наваждение прошло. Опечалился Велес, хотел было дальше идти, на поиски голоса, да ведунья остановила. Вновь за руку взяла, ладошку к мужской груди прижала и молвила: «Мимо тебя ходит каждый год, да не признаёшь ты её. И пока сердце своё не вернет, не признаешь. Возвращайся домой. Где началось всё, там и продолжится. Береги то, что от леса осталось.

Когда снег кровавый выпадет, мертвое умрёт, поднимется волна стоячая перед зарей цветной – вернётся любимая твоя. Успеешь жизнь в уста вдохнуть – замкнётся круг, спадёт проклятье. А не успеешь… Любовь ваша неизбывна, как сама жизнь. Покуда не вспомните друг дружку, не обрести вам покоя».

С последним сказанным словом Велеса из Храма выкинуло, и как не бился, не стучался бог, не смог более переступит порог и рыжеволосую предсказательницу увидеть. Ночь переночевал тогда богатырь возле неприветливых стен и отправился восвояси задумчивым, так и эдак пророчество в голове перебирая, пытаясь разгадать суть, заглянуть за изнанку.

И потекли годы службы Велесовой. Но замечать стали близкие друзья: не сходит печаль с лица Стража, залегла складка глубокая меж бровей, будто дума тяжёлая не даёт спокойно жить и службу нести.

* * *

С тонким стоном и вскриком болезненным вынырнула Ягиня из потоков времени и упала бы, кабы не Сириус. Подхватил на руки бережно царевну, на постель уложил, воды поднёс. Ведунья глаза затуманенные с трудом распахнула, чашку дрожащими руками приняла, старательно делая вид, что все в порядке.

– Благодарствую… как… Кузьмич?

– Держится, – коротко рыкнул волк изо всех сил инстинкты сдерживая, помогла Яге подняться на ноги, вместо того, чтобы на плечо забросить и в избушку унести подальше от всех бед.

– Хорошо… Ты вот что, миленький мой, – набравшись смелости, забрала Ягиня в ладони свои руку мужскую крепкую. – Ты сейчас не бойся ничего… За меня не бойся… Веришь мне? – заглядывая в глаза потемневшие, шепнула ведунья прямо в губы обветренные, сурово сжатые.

– Верю, – выдохнул волк, обжигая душу девичью.

– Слушай меня и запоминай! – Ягиня оглянулась в поисках зеркала, что Бабай Кузьмич принес, увидела его тут же, на кровати.

Царевна потянулась было за стеклом, но волк опередил, руку свою из нежных дланей не вынимая, другой потняуся за дамской безделицей, удивлено её разглядывая: как такая малость может столько бед натворить.

– Не смотри что мало, его и увеличить можно, – вздохнула Ягиня, зеркало принимая, с сожалением руки расцепляя. – Мне… связать надобно сердце с зеркалом. Зинаида связь разрушила, нити живые оборвала. Чтобы невредимым к Ясуне-Азовушке донести и её из беды вызволить, я сама стану… зеркалом…

– Нет! – ярость в голосе Сириуса хлобыснула посильней плети по разуму.

Ягиня вздрогнула всем телом, глаза прикрыла, слёзы сдерживая, вновь к мужчине потянулась, желая успокоить, но волк отпрянул, не желая слушать и понимать.

– Не бойся! Нити привяжу и обратно вернусь! Царицу высвободим из ловушки и пойдем к богине на поклон.

– Да-а-а-а-а! У меня-а-а-а ру-ки-и-и-и затек-ли-и-и-и! – раздались рыдания Зинаиды, о которой в круговерти событий все позабыли, воспринимая её как приложение к артефакту. – Я… – хотела было продолжить Зина возмущение свое, да красноречивое желание в глазах волка убить на месте девицу глупую отбило охоту дальше на спасении своем настаивать.

– Не пущу! – сквозь зубы прорычал Сириус, и плечи опустил, принимая как данность: не удержит – уйдет Ягиня туда, куда считает правильным. – Я тебя вытащу! – упрямо мотнув головой, процедил мужчина. – Не вздумай умереть! С того света достану!

Царева вдруг стремительно поднялась с места, к губам мужским прильнула в поцелуе. Волк и понять ничего не успел, только и услышал на выдохе: «Где ты раньше был!»

– Когда нити к зеркалу привяжу, круг защитный падёт. Зинаида без памяти рухнет. Ты её покрепче свяжи, чтобы дел не натворила, не до неё будет! – не обращая внимания на возмущенные крики царицы, глаз не сводя с Сириуса, торопливо продолжила Ягиня. – Кузьмич в себя придёт, запрёт в тенях, чтобы не бродила. Коргоруша, сил достанет ли удержать? Отдача сильная будет!

Кот один глаз приоткрыл, муркнул утвердительно и снова спящим притворился.

– Дальше что? – прорычал волк.

– А дальше отнесешь меня за ворота городские, сама не дойду. Ноша тяжела будет. Коловерша Февронию доставит. Там мы с Ясуней-Зеркалицей и встретимся для обмена.

– Но…

– Не встревай ни во что. Ждану скажи, чтобы приказал люду из потайных мест не высовываться, под ноги не лезть, за ворота не выходить, на стенах не торчать. За воротами костёр большой запалите, выше роста человеческого. И ждите…

– Чего ждать? – Сириус чуял подвох в словах царевны, да понять не мог в чем его суть.

– Как Феврония с Ясуней в одно соединятся, зеркала трещинами пойдут. Вот тут сердце хватай да в костер бросай. Помни, чтобы не привиделось, кто бы не звал из огня – всё обман! Шагнешь в пламя, сама погибнешь и людей не спасёшь! И Ждану накажаи! – тут ладошка девичья вспорхнула птицей белою и нежно до щеки волчьей дотронулась, будто прощаясь навсегда. – Не печалься, милый друг! Прими благодарность за всё!

С этими словами царевна отвесила Сириусу лёгкий поклон и так стремительно в круг вошла, что домовой едва путы из рук не выпустил. Серый кинулся следом, взвыв от бессилия, и упал на колени, глаз не сводя с Ягини и Зинаиды, вокруг которых началось светопреставление.

Капли крови, что с нитей на пол накапали, завертелись вихрем черно-красным вокруг ног царевны, поднимаясь все выше, охватывая женский стан, стремясь к зеркальцу. Сердце сильней запульсировало, из рук царицы вырываясь. Ведунья сама ладони протянула к артефакту вместе со стеклом и ждала, когда жадные полоски стекло обнимут, внутрь проникая за силой, за жизнью, за остатками памяти.

Когда последняя ниточка исчезла без следа в отражениях, Ягиня за ободок потянула, словно желая зеркало раздвинуть. Волк замер, во все газа на чудо дивясь: рама и вправду за ладонями девичьими потянулась, в чашу глубокую превращаясь. Как только ведунье размер подходящим показался, царевна кивнула Зинаиде, велев ей сердце в углубление положить. Царица торопливо ношу страшную в плошку скинула и кинулась прочь из круга.

Но едва оказалась за пределами защитных линий, как пала без памяти. Сириус не стал её ловить, но помня слова царевны, разодрал простыни шёлковые на ленты широкие и спеленал девицу крепко-накрепко, так и оставив на полу кулем лежать.

Ягиня чашу с артефактом к груди прижала, как дитя родное крепко обхватила, и глаза закрыла. Кузьмич всё это время почти не дышал, наблюдая за царевной, знак ожидая, сквозь метель кровавую вглядываясь в каждое движение. Капли по спирали плясали в ритме бешеном вокруг ведуньи, не давая разглядеть происходящее. Но едва Яга поймала биение сердца чужого, как стихло всё вокруг. Умолк голос, всё это время не смолкающий. Исчезло лицо мертвое за окнами. Стихла пурга в округе.

Осыпались листвой зелёной стены защитные. Покачнулся и едва не рухнул на спину домовой. Сириус его подхватил и на ложе царское уложил осторожно. Затем еще раз проверил путы на Зинаиде, убедился в их крепости и оглянулся на коловершу. Кот поднялся, хвостом на хребет кокон с Февронией закинул. Черная шерсть заискрила золотом, когда ленты защитные соприкоснулись с коргорушей, туловище зверя оплетая. Темня фея дёрнулась было, но снова погрузилась в сон.

Тогда подхватил Сириус Ягиню нежно на руки вместе с сосудом и понёс, куда царевна велела. На крыльце встретились с государем. Ждан, в окружении воеводы и сотников как раз в опочивальню шёл, дела завершив, распоряжения раздав. Волк ему наказ ведуньи передал и дальше двинулся. За спиной царь и друг приказы отдавать начал: кого-то оповещать народ отправил, кто-то побежал стражей со стен отзывать, другие помчались дрова собирать и к воротом сносить.

Сириус шёл и дороги не видел, ругая себя за то, что не увидел: попрощалась с ним Ягиня, не веря в то, что живой вернётся. С каждым шагом сердце волчье стучало тише, кровь бежала тише, вскоре и зверь завыл внутри от тоски и горя. И взмолился волк неистово, умоляя богов не дать погибнуть царевне. А если понадобиться – его забрать, а её оставить на свете белом.

Но молчали создатели, а в голове звенело от страха за любимую. Хотелось бросить всё и бежать, хвостом следы затирая, подальше от чужой беды. Сберечь, сохранить, спрятать. Но знал Сириус: от совести не убежать. Не простит ему Ягиня спасения своего. А потому оставалось одно: выполнить все наказы её в точности. Превозмочь тоску, собраться с силами и не дать погибнуть царевне и человекам тридцать пятого королевства сто сорок первого царства семьдесят второго государства.

ГЛАВА 27. Отражение

За городскими стенами куда не глянь, раскинулась пустыня снежная. В сотне шагов замерла армия ледяная, окружая сани высокие, в которых восседала королева Вечного леса. На козлах сидел, сгорбившись, старый леший Дубовод Семидневич., не себя совсем непохожий. В белой шубе с длинной синеватой бородой, мохнатые брови на глаза нависают, усы сосульками, глаза пустые льдистые.

Вот Амбрелла шевельнулась, и леший ожил, голову поднял, рукой в рукавице взмахнул и ряды стройные человеков зачарованных расступились, пропуская волка с его ношей ближе к госпоже. Сириус шёл ка на казнь, каждый шаг с трудом давался. А в голове билась мухой назойливой мысль нежданная: «Как же до костра теперь добежать? А ну как не успею? Что тогда? Как Ягиню уносить?»

След в след за волком ступал со своей ношей коргоруша, настороженно по сторонам косясь. Зверь чуял опасность, оттого шерсть на загривке дыбом поднималась. Но тревожился он не за армию застывшую, а за груз свой опасный. Видеть не видел, но нутром ощущал: Феврония пробудилась и колдовство прямо на нём творить пыталась. Спинным мозгом чувствовал, как трещит кокон, сопротивляясь взлому чёрному.

Сильна магия Ягинина, но и сестрица младшая не все секреты раскрыла. Кое-что видать про запас оставила. Без ведуньи и домового неуютно коргоруше, но слову своему кот хозяин, потому упрямо шёл за волком, время от времени через плечо оглядываясь и выдыхая облачко пара на ловушку. Феврония дёргалась от чужеродной волшбы, но попыток своих на свободу вырваться, не дожидаясь расплаты, не оставляла.

Пока Сириус сквозь строй проходил, армия вокруг него расступалась, образовывая круг широкий. В центре его, как на троне, восседала Амбрелла. Волосы её, цвета крыла вороного, рассыпалась по плечам плащом шёлковым блестящим. Платье на солнце сверкало каменьями прозрачными, изморозью по подолу и рукавам узоры причудливые заледенели. Капли росы в короне застыли льдинками синими, цветы превратились в снежинки витиеватые. Сбоку от саней королевы в раме изящной покоилось зеркало выше роста человеческого. И в полотне его молочном не отражалось ничего.

Амбрелла равнодушно на мир глядела, неживой куклой над армией своей возвышаясь. Встрепенулась едва, когда волк в круг вступил и Ягиню бережно на ноги поставил. Ведунья подарила Сириусу улыбку прощальную, кивнула головой, велев подальше отойти. Упрямый волк хотел было воспротивиться, но молнии зеленый в глазах царевны вынудили подчиниться и отступить.

Оглушающая тишина периной тяжёлой легла на плечи живых. Коргоруша обогнул мужчину, дошёл до Ягини и аккуратно опустил свою ношу на снег. Золото вспыхнуло, обжигая снежный пласт, и стенки прозрачные почти исчезли, Февронию показывая. Темная фея застыла в ужасе, разглядывая Амбреллу и старательно взор от зеркала отводя.

– Государыня Ясуня Святогоровна, – звонким голосом, не сводя глаз с полотна ледяного, начала Ягиня. – Пришла я на зов твой, принесла то, что надобно. Прими со всем уважением, помилуй людей неразумных. Накажи ту, что тебя обманула, пленила, свободы лишила. Не навреди невинным, опусти души чистые. Одари жизнью и красками. Забери сердце своё горячее, – закончила Ягиня и потянула вперед руки с артефактом.

Зеркало хрустальные изморозью покрылась в тот же миг, а затем осколками льда осыпалось и вышла из него дева призрачная, лицом бледная с косами золотыми. Не пошла – облаком лёгким поплыла к ведунье.

Ягиня стояла не шелохнувшись, едва Зеркалица от стекла отошла на десять шагов, плавно переместилась чуть в сторону, собой прикрывая Февронию.

Волк и коргоруша замерли, насторожено за каждым жестом и шагом богини наблюдая. Ведунья стояла спокойно, почти расслабленно, слегка улыбаясь. Феврония, напротив, сильнее в путах своих биться стала, пытаясь руки освободить и губы разжать, чтобы слово колдовское вымолвить. Но золотые нити крепко держали, печать на устах даже не дрогнула.

Сириус забыл, как дышать, боясь момент упустить. Какой – он и сам не понимал. Хотелось одного: спасать и прятать. От коловерши волны спокойствия исходили, и это хоть как-то удерживало зверя на грани. Но чуйка человеческая криком кричала: быть беде!

Зеркалица доплыла до Ягини и остановилась в трёх шагах, склонив голову к плечу и царевну разглядывая.

– Хорошая… – прошелестел ветер морозный, тронув волосы ведуньи. – Любимая… – прозвенело в воздухе морозном. – Дай!

Яга шагнула навстречу рукам протянутым, но сердце в ладони ледяные не вложила, с поклоном на снег опустила и плавно в сторону скользнула. Зеркалица замерла, с легким удивлением в кусок плоти алой вглядываясь, раздумывая нал чем-то. Снежные вихри щенками послушными возле подола богини призрачной замерли и затихли. Сириус вперед подался, приготовившись. Коргоруша с лапы на лапу нетерпеливо перешагнул, не отрывая глаз от Ягини.

Царевна напротив стояла, не шелохнувшись, все также с улыбкой на устах на Зеркалицу глядя. А вот Феврония пуще прежнего в путах забилась, стремясь руки выпростать. И ей это почти удалось в тот самый миг, когда ледяная дева легонько пальцами пошевелила, и сердце само к ней в руке поплыло.

Артефакт, роняя капли рубиновые, медленно опустился в ладони Зеркалицы. Богиня губы в улыбке мечтательной растянула, глаза прикрыла и застыла изваянием. Из солнечного сплетения вырвался вихрь шальной, облетел вокруг сердца, и снова в плоть ледяную вернулся. В том месте, куда он вошёл, вдруг морозные узоры побежали, плоть зеркальную раскрывая, обнажая пустоту пронзительно-голубую.

Краем глаза Сириус видел, как Феврония яростно веревки магические рвет и почти освободила правую руку. Коргоруша тоже это заметил и сильно занервничал, но отчего-то не стал облачко своё выдыхать, лишь хвостом бешено задёргал и муркнул негромко, Ягиню предупреждая. Волк так и не понял, услыхала царевна сообщение или нет, потому как даже плечом не шевельнула, головой не кивнула.

А дальше события снежным комом понеслись, и Сириусу ничего не оставалось, как зубами скрежетать и, едва удерживая зверя на железном поводке, выполнять последнюю волю Ягини.

Дыра в груди Зеркалицы расширилась, чтобы сердце в себя принять, и в тот же миг коргоруша хвостом толкнул кокон с феей темной, отправив его в сторону богини с ведунье. Яйцо стремительно к царевне заскользило, едва в спину ей не впечатавшись. В последний момент Яга шагнула в сторону и отпрянула назад, оказавшись четко за сестрицей младшей.

В ту же секунду Феврония руку, наконец, вырвала из веревок магических, пальцами щёлкнула и послала в спину сестре молнию черную. Только Сириус и заметил, как вошла она змей ядовитой аккурат между лопаток девичьих. Зверь завыл-заметался внутри, разрывая сердце на части. Человек, кулаки сжав и губу до крови прикусив, стоял, не шевелясь, взор с любимой не сводя, помня слова её прощальные.

Оказавшись за Февронией, Яга руками взмахнула и сильным движением ловушку с двоедушницей вперед подтолкнула, ни на шаг от неё не отходя. Фея тёмная завизжала отчаянно, рукой свободной судорожно нити вместе с кожей с себя сдирая.

Зеркалица распахнула глаза белёсые, раскрыла ладони навстречу сердцу парящему, собираясь его в руки взять.

И тут случилось то, чего волк никак не ожидал. Ягиня одновременно взмахом одним сняла с сестры младшей путы удерживающие. Обняла её со спины, вцепилась в запястья, и вместе с ней шагнула близко-близко к Зеркалице. Тут же ладони Февронии под ладони призрачные подставила и прижала друг к другу, на полшага назад отступив. Волк вырвался на свободу и волчьй вой вспорол всю округу, пугая живых своей болью и яростью. За спиной темной феи вместо Ягини стояло живое зеркало.

Как только девичьи руки соприкоснулись, уронила ведунья на снежный наст зеркало зачарованное и со всей силы каблуком на него наступила, принимая в себя проклятье зеркальное. И оказались Феврония с Ясуньей Святогоровной меж двух зеркал, кровью артефакта связанные.

Полыхнуло зеркало ледяное пламенем ледяным, отражая пленниц. Скользнула прозрачная Ягиня, принимая отражение в себя, к сестрице младшей, обняла её руками стеклянными. Завизжала Феврония, голос срывая, руки пытаясь из сердца чужого вытащить, задёргалась в объятьях сестриных. Но ведунья только крепче вцепилась когтями в запястья, кожу до крови вспарывая.

Смешалась кровь ледяная с кровью Зеркалицы. Жадно впитал её в себя артефакт и запульсировал сильней. Ягиня резко ладони Февронии от дланей Зеркалице отняла, поверх сердца живого наложила, и громко молвила:

«Твоё возвращаю, тебя отпускаю,

Три души местами меняю».

Вспыхнули ниточки оборванные силой напитываясь, потянулись к двоедушнице, стремясь в солнечное сплетение попасть. Яга назад отступила и замерла напротив девиц сцепленных. Рубиновые капли с земли заснеженной вверх взмыли и затанцевали хороводом вокруг обеих.

Феврония визжала, пытаясь вырваться. Но крепко артефакт добычу в путах своих держал. Зеркалица равнодушно глядела на фею темную взглядом пустым белёсым, ладоней не вырывая, от алых лент не отстраняясь. Прожилки на теле Ясуни вдруг засияли, кровью живой наполняясь. На щеках бледных румянце выступил. Темная фея, напротив, с каждым новым толчком сердца бледнела, жизненные силы теряя.

Когда сфера последнюю каплю из тела двоедушницы выпила, за спиной богини огромное зеркало вдруг трещинами пошло и осколками сверкающими на снег осыпалось.

Ясуня Святогоровна легко вздохнула, руки разжала, отпуская сердце своё найденное, широко и радостно улыбнулась, и растаяла.

Феврония, последний раз вскрикнув, руки разжала, роняя артефакт на землю, вспыхнула пламенем черным и исчезла.

Ягиня-зеркало вздрогнула и, по сторонам не глядя, сердце пульсирующее обошла и к разбитому стеклу пошла.

Волк страшно завыл, метнулся за царевной, но воля её последняя требовала исполнения немедленного. Подхватил Сириус зубами артефакт, тоскливым взглядом проводил ведунью, развернулся и тяжело побежал в сторону стен городских. Залетел в ворота, яростно в поисках костра оглядываясь, и со всего размаха, человеком не оборачиваясь, зашвырнул артефакт в пламя.

Взметнулись лепестки оранжевые, добычу принимая. Люди назад так и отпрянули от жара сильного. А волк, не задерживаясь и призывы Ждана не слушая, обратно помчался, Ягиню выручать.

Не успел.

Полыхнул в руках Ягини осколок зеркала разбитого, поймав лучик солнечный, швырнула его ведунья в раму пустую, приговаривая:

«Две души запираю не навсегда,

Как себя осознают – отойдет беда.

Две души разделяю – навсегда.

Кровью родной окропляю одну тебя.

как забудешь обиды и месть свою,

Я тебя птицей вольною отпущу.

Две души запираю в одно стекло,

Кто бы в руки не взял – сотворит добро».

Стёклышко, кровью Ягини окраплённое, влетело в раму, враз потемневшую. И пала бездыханная царевна рядом с зеркалом почерневши, кровью своей заперев внутри зазеркалья сестрицу младшую. Мелькнули два лица, яростью искаженные, застучали кулаками изнутри, наружу вырваться пытаясь. Раззевались рты, проклятья посылая обидчикам. Но слова в гортани застывали стеклянными кусочками, и выплевывали их две новые зеркалицы под ноги себе хрустальными шариками. Вся сила двоедушницы Февронии осталась в сердце Ясуни Святогоровны.

Темной фее только и оставалось: принять волю сестрицы старшей и смириться с участью своей. Слово было сказано, старшими услышано. Покуда тьма полыхать будет в амальгаме зачарованной, не видать освобождения душам исковерканным.

Волк мчался по насту снежному, дороги не разбирая. Все, кто под лапы попадался, кеглями разлетались в разные стороны. Сириус видел, как падала Ягиня на снег, но добежать не сумел. Со всего размаху врезался в стен невидимую, отлетел на сто шагов, на спину опрокинулся. С трудом на лапы поднялся, головой лобастой потряс, в себя приходя, кинулся было снова к Ягине, да остановлен был рукой властной. Ждан успел добежать к другу серому, вцепился в холку, не пуская к царевне мертвой.

В один миг ожила армия снежная, что мертвыми куклами посреди поля стояла. Королева Вечного леса, до этого без движения в санях восседавшая, вдруг поднялась в полный рост, взглядом ледяным всех окинула, рукой взмахнула, и зашагали зачарованные селяне, феи, живность лесная, русалки и лешачки с феями прямиком к столице мимо Сириуса, Ждана и коргоруши. Отчего-то их, в самом центре войска стоявших, снеговые воины будто не замечали.

Государь, на секунду было растерявшись, изо всех сил заорал стражникам, за белыми спинами едва видимых: «Закрывай! Ворота закрывай!» – костеря себя на все лады за то, что кинулся за другом и не взял с собой переговорника. Толпа у входа в град стольный не слышала воплей царевых, тонули крики, словно ватой кто пространство вокруг обложил.

Наконец, опешившие сотники опомнились и кинулись огромные ворота закрывать. Ждан, Сириус и коргоруша, нервничая, наблюдали издалека за процессом. Мужчины всем богам известным молились про себя, чтобы успели засов накинуть и оборону занять. Коргоруша подрыкивал грозно, чуя опасность, и хвостом нервно себя охаживал по бокам.

– Что же ты, любый мой, али не рад видеть меня, жену свою законную? – от морозного голоса, что прокатился ледяной волной по полю белому, спины царя и волка пламенем жгучим обожгло.

Воины городские, на секунду запнувшись, сильнее ворота толкать принялись, услыхав возглас громогласный. Ждан I Неотразимый, в последний раз глянув в сторону столицы, выдохнул коротко, удостоверившись: заперли столицу, по стенам позиции заняли, – и медленно повернулся навстречу бывшей жене и возлюбленной.

Амбрелла в санях стояла равнодушно царя разглядывая, глаз не отводя. Стылый взгляд Эллочки, еще недавно огнем зеленым пылавший, отливал серебром и пугал до косточек. У Ждана пальцы на ногах заледенели и сердце будто кто в кулак зажал. Резкой болью окатило грудь, царь покачнулся и едва не упал. Но Сириус плечо подставил, друга поддерживая.

– И тебе по здорову, любушка, – прохрипел Ждан, выпрямляясь. – Давно не виделись, а приходил в гости – не пустила меня…

– В гости, говоришь? – едва Амбреллла из саней на землю ступила, колыхнулся наст белый, поднялись вихри у ног королевы.

Глянули Ждан с Сириусом, а то и не поземка вовсе, а морды змеиные квадратные. Языками острыми шарят вокруг себя, ищут и не находят. Погладила фея по загривкам белым тварей своих, и заскользили они, не торопясь, в сторону мужчин растерянных. Доползли и кинулись. Да не тут-то было: стена, что волка к царевне не пустила, никуда не делась. Тут симуран и осознал: не Амбрелла преграду поставила, к ведунье не пуская. А коргоруша защиту от заколдованной королевы сотворил.

Друзья дух перевели, переглянулись, и на Амбреллу уставились. Улыбка ярости исказила лицо Амбреллы, которая никак понять не могла: отчего слуги верные никак двоих человечков не сомнут, змеиной хваткой не сожмут, чтоб не дергались. Догадалась только когда вслед за змеями подняла из сугроба медведя белого. Встал косолапый, заревел и пошёл в атаку. Стену пробить не сумел, но следы от когтей оставил. Зарычал от злости голосом женским и осыпался снегом подле круга защитного.

Ждан и Сириус выдохнули было, да беда пришла, откуда не ждали. Содрогнулась земля позади, оглянулись воины и обнаружили коргорушу, едва дышащего. Силы кота верного иссякли. За всю свою жизнь не магичил столько верный друг и помощник домового. Тяжело дыша, прикрыв глаза, коловерша упрямо пытался подняться, последние остатки силы отдавая стене невидимой.

Змеи встрепенулись, атаки свои усилили. Но вдруг ни с того, ни сего отпрянули и улеглись поодаль, на жертв непойманных поглядывая. Мужчины оглянулись и поднялись с колен, оставив кота на снегу лежать. Амбрелла, прихватив Дубовода Семидневича, в руках которого плетками извивалась пурга с вьюгой, неторопливо двинулась в их сторону.

– Мур-ры-мр-яу, – раздалось за спинами.

– Что? – не оборачиваясь, переспросил волк.

– Пламау-у-ур-р, – повторил коргоруша, и до Ждана вдруг дошло.

– Огниво с собой? – прошептал он Сириусу.

Волк торопливо по карманам захлопал, достал кресало и растерянно оглянулся: вокруг не былинки, не травинки, не деревца – поджтгать нечего. Надежда, искрой вспыхнувшая в душах, погасла, не разгоревшись. Но упрямства друзьям было не занимать. Сириус скинул с плеч куртку зимнюю, кинул на снег, чиркнул, огонь добывая. Затлела шкура.

– Кр-ру-у-хы-х, – прохрипел кот укоризненное.

Ждан, не сводя глаз с королевы, медленно по полю в их сторону плывущую, стянул с плеч кафтан, а потом и рубаху, холода не замечая, искромсал ножом на лоскуты и принялся в узлы полоски связывать и сооружать преграду вокруг троих. Когда ткань закончилась, Сириус тоже сорочку снял, продолжая в дохе своей огонь раздувать.

Десятка два шагов оставалось до загнанных в ловушку защитников града стольного, когда вспыхнуло пламя робкое, царь закончил круг вязать, а волк осторожно огонек на связку перенес, оберег оживляя.

– Милый мой, иди ко мне, – протягивая руки к Ждану, позвала Амбрелла. – Я так соскучилась.