Текст книги "Трудно быть феей. Адская крёстная (СИ)"

Автор книги: Ея Россо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 25. Зеркальное сердце

– Тебе предыдущие двадцать глав рассказать или сам догадаешься? – нарушил тишину ироничный мужской голос.

Ждан вспыхнул спичкой, но тут его взгляд наткнулся на знакомую фигуру, шагнувшую в его сторону.

– Волк! Волчара! Ах ты, друг замшелый! Пенёк скрипучий! – радостно кинулся навстречу Сириусу царь.

Мужчины крепко обнялись, облапив друг друга мощными хлопками по спине и плечам, и замерли, разглядывая изменения, временем в лица привнесенные. Ягиня улыбнулась, стирая с лица напряженность и скрытый гнев. Февронию перекосило от ярости и удивления.

– Как?! – раненным зверем взвыла двоедушница и вдруг задрожала и стала истончаться.

– Как – хорош вопрос, – сдержанно рыкнул в ответ волк, делая шаг вперед, прикрывая собой Ягу и вытаскивая кинжал.

– Нет! – воскликнула царевна, останавливая обоих мужчин: безоружный Ждан подхватил с пола дубовую ножку от стола, не отставая от Сириуса в желание защитить. – Остановитесь!

Серый и царь замерли, повинуясь. Руки царевны взметнулись птицами белыми вверх, из левого рукава Ягиня вынула плат тонкий, полупрозрачный прошептала что-то и резко в сторону Февронии бросила. Ткань исчезла, будто её и не было, темная фея. Не переставая утробно выть, продолжала вверх тянуться и таять на глазах. В какой-то момент в комнате сдержано ахнули: женское тело начало раздваиваться, серый силуэт – без лица и рта – выбирался наружу из бывшей императрицы.

Волк вопросительно на царевну глянул, но не рискнул окликнуть. Ягиня напряженно замерла, не сводя глаз с Февронии, и в тот момент, когда серая тварь почти оторвалась от женской плоти, царевна руками взмахнула и на голову двоедушницы упала призрачная сеть. Существо заверещало отчаянно, пытаясь разорвать путы. От этого крика беззвучного волк и царь на колени пали, а Яга пополам согнулась, губу закусив до крови, контакт зрительный не разрывая.

Недолгая борьба завершилась полным пленением. Скованная тварь застыла в коконе, Феврония застыла рядом куклой бездушной. Ягиня громко выдохнула и осторожно руки опустила, не сводя глаз с сестрицы младшей. Но темная фея не шевелилась, лишь едва заметное колыхание ткани на груди указывало на то, что она жива.

– Что это было? – просипел Ждан, изумленно кокон разглядывая. – Кто… Что в ней… Что она такое?!

– Двоедушница, – рыкнул волк и сплюнул, будто черных жуков помойных наглотался.

– Моя оплошность… – сокрушенно покачала головой Ягиня. – Позабыла я совсем про особенности сестрицы младшей. В детстве-то батюшка с… маменькой под контролем вторую душу держали, отварами поили на полную луну, аккурат на месяц хватало… А…

– А тут сестрица выросла и силу сдерживать перестала, – хмуро закончил Сириус. – Спасибо! – мимолетная улыбка нежности озарила суровое мужское лицо. – Если бы не ты, неизвестно, чем закончилось бы.

Ягиня ласку вернула, легонько до руки волчьей дотронувшись и вздохнула тихонько, глаза отводя. Затем в ладоши хлопнула, и вспыхнули искры золотистые вокруг Февронии и существа плененного, плотнее обоих в окутывая в яйцо золотое.

– Теперь главное от мыши подальше яичко держать, – Ждан не удержался и хихикнул.

Мышь на его плече обиженно запищал и лапкой по царскому плечу топнул. Сириус закашлялся, разглядев грызуна, вольготно восседавшего на государевом кафтане, а Ягиня в голос расхохоталась. Мужчины не выдержали и тоже смехом грохнули. Денёк напряженный так весельем и вышел весь, оставив после себя послевкусие озадаченности и кучу вопросов: что делать и как быть. И один ответ: сердце необходимо вернуть той, что овладела нынче телом и разумом Амбреллы.

Волк смехом захлебнулся, как только мысль уловил: Ждан-то и не в курсе, кто стоит с войском заколдованным под стенами столицы. И что возлюбленная его нынче кукла бездушная без сердца – тоже не ведает. Вспомнил волк, что жена-то бывшая, и как бы после всего прочего еще и с королевой Вечного леса разбираться не пришлось. Кто его знает, каким колдовством её столько лет травили, что внушали, на что настраивали.

– А не выпить ли нам чаю, государь? – видимо, о том же и Ягиня подумала, потому решила, что за самоваром легче новости Ждан воспримет. – Только… без государыни и придворных, – вопросительно глянув на царя, уточнила царевна. – Пускай пока никто не ведает, что царь в себя пришел.

При упоминании жены вероломной Ждана всего передернуло, лицо кровью налилось от гнева, в глазах молнии засверкали. Мышь на плече крепче за воротник ухватился: заходили плечи царские ходуном от бешенства.

– Охолони! – глядя в глаза другу, твердо молвил Сириус. – В семейных дрязгах всегда оба виноваты. Предателями на пустом месте не рождаются. Сейчас главное государство твоё спасти и… Амбреллу из беды выручить.

– А… Амбреллу? – Ждан побледнел и кулаки сжал. – Она… Что с ней? Кузьмич сказал, что это… она… войной угрожает… Но феи никогда не покидали Вечного леса… Да и не воины они… Как такое возможно?

– От разбитой любви и сердца растоптанного и не такие беды приключаются, – вздохнула Ягиня. – Коргоруша, будь ласков, посторожи сестрицу младшую. Если понадоблюсь, напрямую зови, тенями приду. А мы пока обсудим дела насущные, и чаю попьем с травками.

– От травок увольте, – скривился Ждан. – На век оставшийся напился сборов лечебных из чужих рук, – тут царь смутился и уточнить поспешил. – Не о тебе, царевна, речь веду…

– Не печалься государь, – Ягиня, утешая государя хмурого, коснулась его плеча и не приметила, как скрипнул зубами Сириус, ревнивым взором картину оглядывая. – Впредь урок тебе: нашёл любовь – береги её вопреки всему, не разбрасывайся чувствами, не прогибайся под мир – хуже будет.

– Так я же… – вскинулся Ждан, но волк его опередил.

– Ага, ни в чем не виноват. Она сама пришла. Веди в укромное место, мученик, где разговор не подслушают, – хмыкнул серый, в себя приходя. – Да по дороге на кухню заглянуть не помешает, самовар прихватим с чашками.

– Я слуг кликну, стол накроют, – обронил Ждан, приглашая за собой следовать. – А с ней что делать?

– Нету у тебя нынче слуг, – буркнул Сириус, друга огибая, к двери подходя. – сам справимся.

– Февронию коргоруша стеречь остается, надежней стража в твоем дворец не придумать, – Ягиня потрепала довольного кота за ухом, на мгновение задержалась перед коконом золотым, глаза закрыв и к чему-то прислушиваясь, и вслед за волком к выходу пошла.

– Как это нет? – удивился Ждан, за гостями направившись. – Куда ж они подевались все?

Мышь на плече отчаянно заверещал, царь поморщился и накрыл его осторожно ладонью:

– Тише, Кузьмич, я все равно писк твой не понимаю. Царевна… Нельзя ли домового моего в себя вернуть? Заколдовала его ведьма темная. Меня вот спас, а сам в шкуре чужой сидит.

– Не печалься, выручим мы твоего хранителя. Дай только время, – утешила Ягиня, опочивальню сестры покидая. – Дальше-то куда?

Ждан возглавил процессию и двинулся по дворцу, головой вертя по сторонам, разглядывая разрушения, спотыкаясь о мебель поломанную.

– Дружочек! Принеси-ка нам чаю в кабинет государев, – увидев домовёнка, замершего у стены, обрадованно велел царь.

Юный батанушка с места сдвинулся и в сторону кухни побрел, едва ноги волоча.

– Нет! – остановила Ягиня. – Нет, сами справимся. Заколдованные они. Хуже магии зеркальной для домовых не придумать. Оболванивает, в кукол превращает. После обращения они глазами-ушами-слугами становятся того, кто волшбу сотворил. Не след Февронии даже каплю силы давать. Сильна сестрица. Хоть магию её и закупорила я, да возможностей её до конца не ведаю. Потому остережемся.

– Я… понял, – выдавил из себя Ждан, велел домовёнку у окошка стать и на небеса глядеть.

На кухне компания дружно от чая отказалась. Прихватили жбан квасу, связку баранок и в кабинет к Ждану почти бегом отправились. За напитком Ягиня с Сириусом быстро царя в курс дела ввели, обо всем, что сами знали да выведать успели, рассказали. В ответ государь выложил, что с ним за последние годы приключилось после смерти отца. Про свадьбу-женитьбу. Про Зинаиду и крёстную жены, в которой он младшую дочь царя Берендея признал, которую они с волком ля императора в супружницы добывали. Про то, как она в гости пожаловала. А вот что после происходило царь плохо помнил.

Пока разговоры велись, вопросы обсуждались, планы строились, Ягиня мыша на ладони держала и пальцами аккуратно по шёрстке гладила, пытаясь понять, что за волшба на Бабая Кузьмича наложена, где та сердцевинка магии, в которой вся сила заклятия.

– Нашла! – воскликнула царевна радостно, и мужчины замерли, на полуслове разговор оборвав.

– Что нашла, царевна? – поинтересовался Ждан, с надеждой глядя на Ягиню.

– Сейчас возвращать будем домового твоего, царь-батюшка, – ласково ссаживая на подлокотник кресла мыша, глазёнки вытаращившего, улыбнулась царевна. – Увидела я червоточинку. Вынимать буду, – пояснила Яга – Мне бы щипчики для бровей, воды живой да ткани чистой кусок.

Мужчины от перечисленного набора для снятия порчи растерялись. Спустя мгновение отмерли и начали действовать. Волк достал из поясного кармашка бутылёк небольшой из стекла синего, протянул царевне. Ждан поднялся и исчез за потерой. Как высяниосьза ней пряталась умывальня малая. Иногда царь ночевал в своем кабинете, потому все удобства располагались тут же, чтобы далеко не ходить. Смущенно улыбаясь, вышел к гостям и подал Ягине щипчики позолоченные. Сириус отвернулся, чтобы не рассмеяться. Но Ждан все равно понял и шутливо ткнул друга в плечо.

Самым сложным оказалась ткань, как ни странно. Все одежду, что Ждан из шкафа доставал, Яга браковала. Наконец, государь догадался заглянуть в отделение, где рубахи тончайшего полотна висели изо льна, хлопка, шелка нежнейшего, что сквозь игольное ушко проходили легко. Царевна поблагодарила за щедрость, но попросила платок чистый: много материи её не радовалось.

Раздобыв все необходимое, Ягиня подошла к мышу, напряженно на подлокотнике восседавшему. Домовой встревоженно подрагивал усами и смешно морщил нос. Царевна погладила грызуна по спинке и опустилась подле него на колени. Сириус тотчас подскочил и, стащив с дивана подушку, заботливо подал ведуне. Яга улыбнулась, стала на неё коленями и застыла, глаза прикрыв. Мужчины дышать перестали, боясь помешать. Тишина зазвенела суками железа а окном и гомоном людским со двора: дворцовый люд налаживал быт после снежной бури.

Голос женский полился ручейком весенним над головой мыша. Руки птицами вспорхнули и погрузили Кузьмича в транс, не дав упасть. Так и стоял домовой столбиком на подставке, глаза в никуда вытаращив, с хвостом в струнку вытянутым. Ягиня же близко-близко к нему наклонилась и, не переставая приговаривать, поднесла щипчики к загривку, что-то высматривая.

«Ты вода моя живая,

Лента силы голубая,

Порчу изнутри прими,

Домовому помоги.

Нитку черную найди,

Своей волей облеки,

Чары зла разрушь сбой,

Разуму окно открой,

Навья оберни скорей

Тем, кем был до черных дней.

Мышеловку отвори,

Душу с телом помири.

Порчу же тому верни,

Кто завязан на крови

С темным колдовством чужим,

Пусть развеется, как дым,

Дедушко вернёт живым.

Узелок я развяжу,

Вытащу назад иглу,

Разрушаю чары злые,

Отвожу слова лихие.

Возвращаясь, стань былым,

Старым добрым домовым!»

Ждан нетерпеливо подался вперед, не сводя глаз с мыша, все еще столбиком на подлокотнике стоящем. Сириус боялся выдохнуть, чтобы не разрушить невзначай магию. И оба ждали чего-то необычного. Но грызун без громов и молний вдруг качнулся и на пол упал. Ягиня едва успела подхватить маленькое тельце. А в следующую секунду серая тушка начала стремительно расти, теряя клочья шерсти. Ягиня охнула и руки разжала. Бабай Кузьмич собственной дородной персоной с глухим стуком рухнул на ковер и замер бездыханным телом.

Ждан вскочил на ноги и кинулся другу верному, но Сириус успел его перехватить, звериным чутьем понимая, что мешать Ягине не стоит и снятие порчи еще не закончено. Друг, как ни странно, быстро ошибку свою осознал и вырываться перестал. Так и затихли мужчины за спиной царевны, плечом к плечу в молчание.

Тем временем Яга, в одной руке держа иголку чёрную, другой платок аккуратно развернула и осторожно накрыла им голову и шею домового. Затем ладошкой провела над тканью и что-то едва прошептала: «Прими в себя тьму ядовитую, иглу перевитую, порчу смертную, сохрани для огня, для навьего алтаря». Едва шёпот закончился, как хлынула из раны кровь тёмная, булавка в руках ведуньи живым черыём задергалась, пытаясь вырваться. Но царевна крепко держала поперек туловища, еще и рану рукой зажала.

Мужчины дёрнулись было на поиски тряпицы другой, увидев, как кровушка толчками выходит, но, сделав шагу в разные стороны, удивлялись и остановились: платок тьмой насыщался, не капли на пол не уронив, на тело домового не пролив. И вновь в оглушающую тишину, накрывшую комнату, ворвались уличные звуки глотком свежего воздуха. Сириус и Ждан глаз с Ягини не сводили, время от времени приглядываясь: задышал домовой или нет.

Кузьмич оживать не торопился, нервируя и без того злого царя. Государь, видя, как гибнет друг старинный что ему за второго отца был, начал закипать, гнев в себе вызывая. Кулаки сжались и мысленно молодой муж уже дважды жену свою ненаглядную выпорол, а Февронию на кол посадил. Откуда в нем столько кровожадности, Ждан и сам не понимал. Но желание действовать и невозможность вмешаться в процесс и повернуть время вспять, породили в душе мысли тёмные.

– Не корми силу тёмную чувствами своими недобрыми, – прошелестел тихий голос Ягини. – Иначе долго провозимся.

Сириус не дал царю н ответить, не возразить, схватил за рукав и за дверь вытащил. Там друзья и остались, напряженно вслушиваясь с стуки и шорохи за стеной. Сколько времени прошло с мометаЮ как вышли и до возгласа царевны, разрешающего войти, никто из них ответить не сумел бы. Минуты казались вечностью, пропитанной страхом: Ждан за Кузьмича молитву Роду возносил мысленно, волк – за царевну своего бога просил, чтобы сил достало Яге, и чтобы не пострадала она, тьмой не отравилась.

Но все когда-нибудь заканчивается и, столкнувшись в дверях плечами широкими, мужчины ворвались в кабинет царский, приготовившись к худшему.

Домовой все также ничком на ковре лежал, не шевелился. А вот Ягиня сидела, тяжело привалившись к креслу, с которого мышь недавно свалился. Не раздумывая, кинулся Сириус к царевне, рухнул перед ней на колени, осторожно за руку взял, и только услышав, как жилка бьётся по кожей, выдохнул, дышать начал.

Глубоко опечаленный Ждан опустился на пол рядом с Бабаем Кузьмичём, едва слёзы сдерживая. Пока волк с ведуньей возился, царь решил друга старинного на спину перевернуть: негоже отцу названному, соратнику верному, хранителю дворцовых тайн и порядка лицом вниз лежать. Не достойно.

Государь на ноги поднялся, наклонился, одной рукой за плечо домового прихватил, дугой за пояс взялся и чуть не рухнул на кряжистое тело когда «труп» Кузьмича закашлялся, закряхтел, заворочался на полу.

– Кузьмич! Родненький! – обрадовался Ждан и стал помогать на ноги подниматься, но от радости только мешал больше.

В конце концов хранитель с трудом великим, но сумел перевернуться и рядом с Ягиней уселся, на кресло облокотившись. Сама же ведунья к тому моменту в себя почти пришла и, полулёжа на груди волчьей, чему-то светло улыбалась. Сириус же, придерживая царевну, дышать боялся, чтобы счастье своё не спугнуть. Лишь изредка глаза прикрывал и вдыхал тонкий аромат трав лесных, коими волосы девичьи пахли.

– Х-р-зыр-ло-мы-кра-и-и-х-р-ры! – раздалось в комнате. – З-р-к-о-ра-и-ы-и-ы! – в голосе домового прорезались сердитые нотки.

Царевна встрепенулась и встревожено приподнялась, вглядываясь в лиц Бабая Кузьмича.

– Что, миленкий? Что?

– Хы-р – р-р-ы-ы-ы! Украли! – громко рявкнул Кузьмич на весь кабинет и захохотал облегченно: показалось старому, что речь у него пропала – вместе с мышиным писком ушла.

– Жив-здоров! И речь вернулась! – радостно вымолвила Ягиня, на секунду малую к волку вновь прижимаясь.

Затем девушка решительно поднялась, велев домового в кресло усадить. Осмотрела его со спины, довольно хмыкнула. Только теперь мужчины заметили: ни платка, ни иглы, ни крови чёрной в руках у спасительницы не наблюдалось. Спрашивать, куда вещи делись, не стали, решив захочет царевна – сама расскажет, что тут без них творилось.

Сириус подтащил стул со спинкой поближе к Ягине. Ждан воды домовому принёс. Кузьмич зубами о край стакана клацнул, смутился от собственной неловкости: пальцы как-то удивительно быстро отвыкли от к человеческих размеров и не хотели восстанавливаться. Но гордый хранитель отказался от помощи и теперь, держа кружку обеими руками, медленно пил. Трое спасателей деликатно отвернулись, чтобы не смущать Бабая Кузьмича. И обернулись одновременно, когда услышали хриплое:

– Это мы с коргорушей зеркало умыкнули-то. У нас оно, Ягиня Берендеевна.

Ответить Яга не успела. Во дворе завыло, засвистало, заскрежетало. Вихрь снежный в окна ударил, створки ставен с корнями из стен вырывая. Бешено мельтешащие снежинки завертелись еще сильнее, в образ складываясь. Белый женский лик с пустыми глазницами завис над дворцом. Темные провалы очей, без зрачков и радужки, обвели людей равнодушным взглядом, дрогнули уста белые и молвило чудовище.

– Верни моё!

В тот же миг Ягиня исчезла из комнаты, а стены содрогнулись от удара сильного.

У всех живых сердца одновременно оборвались в груди и в пятки рухнули. В ушах кровь застучала, вторя ритму неведанному. Детишки малые попадали, за головы хватаясь. У девиц и женщин постарше руда носом пошла. У мужиков всех возрастов из ушей закапала.

Бабай Кузьмич застонал и на бок завалился, зажимая ладонями виски. Волк завыл утробно, зубами заскрежетал, бешено глазами по комнате шаря в поисках Ягини. Ждан, губу закусив, пытался домовому помочь.

– Фе-е-дьма-а-а-а, – похрипел хранитель и потерял сознание.

В тот же час Сириус волком обернулся и помчался из кабинета царского в опочивальню Ждановскую. Царь один остался, не зная, что делать, куда бежать кому помогать. Потом вспомнил: в шкафчике соли нюхательные дамские лежат на всякий случай пожарный. Мало ли кому поплохеть может от нагоняя государева. Вот и пригодились.

Вой не прекращался. Голос звенящий равнодушно вещал всё тоже самое. Ждан с трудом преодолел путь туда и обратно, но-таки добыл соль и сунул её под нос хранителю. Домовой захрипел, головой замотал, глаза разлепил. Признал царя-батюшку и, боль превозмогая, просипел:

– Сердце… бог… Царица… Вернуть…

И сколько бы Ждан не тыкал под нос флакончик розовый, Кузьмич больше в себя так и не пришёл. Царь злился от бессилия и выбора непростого: с одной стороны – как бросить друга старого в таком состояние? С другой – Ягиня исчезла, волк умчался на поиски. Инстинкты Ждана вопили: бежать надобно в опочивальню, не зря, ох, не зря морда страшная за окном нудила.

Сунув еще разок баночку в усы бабаевские и не добившись результата, Ждан, решившись, сорвался с места и побежал в спальню свою, на всякий случай на ходу меч со стены сорвав. В комнату царь ворвался, готовый в капусту покрушить всех врагов, и едва успел затормозить перед волчьим задом. Отступил назад и огляделся.

Феврония в коконе золотом все также в дальнем углу находилась. Прикрывая её, коргоруша в размерах увеличился, когти железные выпустил хвост воинственно задрал, и ушами нервно дёргал. К плененной ведьме не подобраться без боя смертного.

Сириус, оскалившись, глаз не сводил с Ягини. Ведунья стояла, оцепенев, раскинув руки в стороны, в центре разгромленной спальни. Из её ладоней вырывались плети зелёные, живые, формируя круг, в котором застыла бледная… Зинаида, с трудом удерживая в пальцах дрожащих сердце чужое пульсирующее, с оборванными нитями.

ГЛАВА 26. Третий волчий сон

– Государь, – не оборачиваясь, сквозь зубы процедила Ягиня. – Спасать людей надобно! Зеркалица долго ждать теперь не будет, сама за сердцем своим пожалует. Собирай богатырей и стражей, вели всем уходить из города!

Видно было, что Яга с трудом круг защитный держит: умирающее сердце пульсировало сильнее, затем замирало и в следующую секунду испускало стон. Звук этот – глухой и болезненный – отражался от ограждения, продавливая так далеко, что края купола едва не касались женских рук. Царевна на полшага отступала, пережидая, чтобы не дотронуться. И вновь возвращалась на место, как только сердечный ритм успокаивался.

По щекам Зинаиды текли слёзы, в глазах страх плескался, руки всё сильней дрожали, опускаясь.

– Держи! – повысила голос Ягиня. – Не смей отпускать, погибнем все!

– Н-не мо-о-гу-у-у! Тяжеле-е-е-ет! – простонала царица, подтягивая ношу к груди и укладывая на изиб локтя, словно ребенка.

– За каким лешим ты его из шкафа достала?! – рявкнул Ждан, оценив обстановку.

Ответить молодая жена не успела, Яга перебила:

– Государь! Люди! Поспешите! Не смогут уйти, пусть прячутся в погреба и подвалы.

Секунду поколебавшись, Ждан с места сорвался и понесся во двор. Вскоре в окна ворвался его зычный командный голос, который перекрыл гомон людской от радости, что царь жив и от ужаса надвигающейся беды неведомой.

– Помочь чем? – Сириус в тело человеческое вернулся, за спиной Ягини стал.

– Зеркало найди… – царевна в очередной раз отодвинулась от круга защитного и уперлась спиной в мужскую грудь.

В тот же миг стены сдерживающие сильней засияли, будто кто-то неведомый в них силу влил. Яга удивилась и, дождавшись, когда сердце успокоится, отошла от волка. Свет мигнул и стал приглушённей. Волк приблизился и снова прикоснулся к царевне, положив руки на плечи. И опять наполнился круг мощью. Если Ягиня и удивилась, то ничего не сказала, приняла помощь мучительно размышляя, как остановить процесс распада, при этом Зинаиду в клетке с сердцем заперев, чтобы руки освободить.

То, что хозяйка всякое пожалует за своим, сомнений у Берендеевны не вызывало: связь у артефакта и его владелицы крепче не придумаешь. Нет у них теперь трёх дней обещанных. Все решится здесь и сейчас.

– Ты зачем сюда полезла? Велено было нос не высовывать! – Сириус озвучил вслух вопрос, который царевна так и не успела задать перепуганной Зинаиде.

– Позвала-а-а-а-а! – царица зарыдала пуще прежнего.

– Кто? – синхронно выдохнули и вместе отступили от круга Ягиня и Сириус.

– Крё-о-о-стна-а-а-я-а-а!

– Как прошла мимо коргоруши? Не мог он тебя пустить!

Огромный кот из угла утробно мяукнул, но с места не двинулся. Обняв собой «яйцо» золотое, опоясал его чёрным пушистым поясом из собственного тела. Коргоруша настолько увеличился в размерах, что сквозь прозрачную золотую вуаль Феврония вина была только наполовину.

– Теня-а-а-а-ами-и-и-и! – прохныкала Зинаида.

– Как?! – воскликнула Ягиня: не бывало такого, чтоба она теневика не учуяла, тем более когда он – человек!

– Амуле-е-е-ет! – взвыла царица, едва сердце из рук не выпустив, когда стон очередной раздался.

– Держи! – рявкнул волк, а Яг, воспользовавшись неожиданной поддержкой, что-то торопливо зашептала.

Слова маленькими искорками полетели к Зинаиде и в впились в её руки, наполняя дополнительно силушкой физической. Царица всхлипнула благодарно и продолжила сердце баюкать.

– Зеркало добыл государь? – услышав шаги за спиной, напряженно молвила Ягиня.

– Принёс, царева, как же не принести! – проскрипел Бабай Кузьмич, появляясь в поле зрения. – Вот туточки положу. А ты давай-ка мне уздечку передавай! Силушка тебе для другого пригодится, – домовой уверенно шагнул к Ягине, руки раскидывая, готовясь концы круга защитного перехватить.

– Удержишь? – засомневалась было Яга, помятуя, сколько времени хранитель без полного источника мышью серой бегал.

– Будь уверена, Берендеевна, не подведу!

– Сириус, пусти! – велела царевна, и, после секундного сомнения, волк отступил, пропуская за спину девичью домового.

Кузьмич чутка в росте увеличился, правой ладонью до запястья девичьего прикоснулся. Руки обоих вспыхнули и те же искорки малые впились в в пальцы мужские крупные, пробежались вверх, запястья, понеслись дальше к локтю. Где останавливались, узелок невидимый вязали. Как только звездочки потухли, Кузьмич сжал ладонь в кулак, веревки невидимые крепко зажав. В тот же миг дотронулся и другой дланью к Ягине.

Спустя несколько минут царевна стекла вниз и вынырнула из «объятий» домового, отступила на шаг, прищурилась вглядываясь в круг и домового и кивнула сама себе, оценив силушку хранителя, что зелеными… мышами побежала по кругу, соединяя и латая проплешины, при разрыве двух сил проявившиеся.

– Прочесть не могу, кто она, – сокрушенно головой покачала царевна и уточнила, видя непонимание в глазах волка. – Та, что в зеркале заперта, у которой сердце отобрано.

Волк задумался, лоб хмуря, вспомнилось вдруг, что так и не договорили в прошлый раз – буря помешала, и он так и не рассказал ведунье сон свой третий. Не с того, не с сего вдруг по спине холодной змеей страх прополз. Оглянулся Сириус и вздрогнул: сквозь золотую пелену глядели на него глаза черные, ненавистью полыхая. Спелёнутая, лишенная сил и магия, темная фея умудрилась не только Зинаиду на помощь призвать, но и по крупице «прутья» кокона расшатывать начала. Ужас животный волнами от пленницы отходил, натыкался на преграду, и ядом ненависти плавил золотую клеть.

– Думаю, это сердце богини, – выпалил Сириус на одном дыхании.

– Откуда знаешь? – вскинула брови Ягиня, а сама тут же нахмурилась, размышляя, сопоставляя, прикидывая. – Возможно, ты прав, Сириус, – ведунья по солнцу ловушку с Зинаидой обошла, принюхиваясь и приглядываясь.

Волк заворожено наблюдал, как изменились глаза царевны, только вот глядела из-под ресниц зеленью человечьей, а теперь сверкают очи изумрудами, а зрачок сузился до игольного ушка, будто и вовсе его нет.

– Что вы тянете! Спасайте меня-а-а-а-а-а! – заверещела Зинаида, понимая, что про нее если и не забыли, то наплевали на мучения её, вопросы какие-то глупые решая, вместо того, чтобы царицу спасать.

– А ну, цыц! – рыкнул волк и так глянул, что у государыни едва сердце рубцами не покрылось от ужаса.

– Сириус! Уронит ведь, окаянная! Потише! – царевна укоряюще головой покачала. – А ведь ты прав, добрый молодец. Задержись мы на седьмицу в избушке, учуяла бы кровь нездешнюю. Да после плена без воды да с родничком перекрытым не хватает мне своей магии. Силы едва наполовину восстановились. Кто она, знаешь? – резко безе перехода печаль свою оборвала Ягиня, искоса на сестрицу младшую глянув.

Феврония, услыхав, что у старшенькой источник наполовину пуст, забилась, задергалась в яйце. Да с такой силой, что коргоруша, до этого спокойно лежащий, на лапы поднялся, по кругу клетку обошел, принюхиваясь к защитным слоям. Убедившись, что прорывов нет, и путы крепко держат фею-крёстную, черный кот на место вернулся, рыкнул на двоедушницу, оскалив клыки и глазами сверкнув. Затем глубоко вздохнул и осторожно на полог дыхнул, за которым младшая Берендеевна бесилась от злости и бессилия.

Странное зеленоватое облачко скользнуло из пасти звериной и прошло, как нож сквозь масло, внутрь. Темная фея дёрнулась, да бежать некуда. Облако лба женского коснулось и растаяло. Феврония глаза закрыла и застыла, словно уснула. Коргоруша довольно муркнул и улёгся, плотнее кокон телом со всех сторон обжимая.

– Благодарствую, – молвила Ягиня, по-прежнему глаз с сердца не сводя. – Но больше не повторяй – не выдюжишь.

В ответ котяра, не открывая глаз, только кончиком хвоста и дёрнул.

– Ясуни Святогоровы сердце это, – отвечая на вопрос заданный, с сомнением произнес волк. – Третий сон я так тебе и не рассказал, не до того было.

Ягиня руки к груди прижала, охнув, затем, не говоря ни слова, вперед шагнула и всем телом к стенам прозрачным прижалась, что Зинаиду внутри с артефактом удерживали. Сириус дёрнулся было спасать, да так и замер на месте, зубами скрипя, умом осознавая – так надо, и не по глупости ведунья такое сотворило. А зверь слышать ничего не хотел, требовал спасти, в нору унести и спрятать ото всех бед и напастий. Вечный спор зверя и человека за право выбора закончился тем, что волк, скуля и подвывая, за каждым движением пристально наблюдал, готовый тут же на помощь кинуться. Человек же, зубы стиснув, приготовился к худшему на всякий случай, и тоже глаз не сводил с ведуньи.

А царевна, растворившись в потокох и путях, слушала историю сердца девичьего, своё крепко в кулаке зажав, чтобы от сочувствия не разорвалось.

* * *

Упокоив сердце своё в реке глубокой, Ясуня Святогоровна русалкой неприкаянной пошла по свету бродить. Тело её люди добрые на костре сожгли да прах по ветру развеяли. Осталась от богини лишь тень призрачная да капля света от любви вечной сохранилась в душе пустой.

Старые люди говоривали, тех, кто возлюбленных обижал, бросал, обманывал или предавал, странница жестоко наказывала: проклятьем вечной жизни одаряла. И становился человек изгоем: солнечный свет его убивал, люди боялись. Спасти могла только любовь чистая. Да кто ж упыря страшного полюбит от всего сердца, когда он родных твоих сгубил?

Счастливым и влюбленным при встрече нечаянной старики советовали ничего не просить. Богиня просьбы благосклонно выслушивала о любви вечной, о счастье неземном, а потом по своему награждала возлюбленных: испытаниями да тяготами, в которых истинная любовь и проявлялась. Не все выдерживали, многие от слабости духа и чувств предавали да обманывали половинок своих.

Время от времени Ясуня будто просыпалась ото сна глубокого и вспоминала о сердце своем потерянном, искать его начинала. Но старшие боги наказали неразумную дочь свою за отчаянье, закрыли путь к сундучку заветному. Только Велес сумел бы отыскать драгоценный клад, кабы признал в возрожденной душе любимую свою.

Да только без сердца не возродиться Ясуне. Так и ходит по кругу, тоской неизбывной мается. Ищет и не найдет. Тут-то и подвернулась Феврония с улыбкой ласковой да с помощью желанной. Поверила ей богиня и оказалась пленницей в коварных руках.

* * *

День сменяется ночью, зима – весною. Радуется Страж и покровитель междумирья, охраняя границу, глядя на правильность мира. Силой его три мира наполняются. Познал Вещий свет Прави и тьму Нави, оттого ведомы ему все тайны мироздания и Явные пути.

Волхвы приходят к нему за откровением, за духовной истиной. Кудесники, маги и колдуны взывают к нему, как к богу Нави, в поисках знаний о волшбе. Души, переход между мирами совершающие, стучатся в двери с просьбой проводить, путь указать. Много ипостасей несет в себе Страж волею отца своего Рода. Случается и вестником богов быть, и в подземное царство спускаться.